Давно это было, в незапамятные времена. Жил на белом свете один мельник. Был он сначала мужик зажиточный, а потом стал всё беднеть да беднеть, и до того дошел, что всего-то добра у него осталось — мельница, да позади мельницы большая яблоня. Раз как-то собрался мельник в лес за дровами. Идет он, а навстречу ему старик. ‘За дровами собрался?’ — спрашивает его старик. — ‘За дровами,’ — говорит мельник. — ‘А хочешь быть богатым по-прежнему?’ Удивился мельник и смотрит на старика. ‘Как не хотеть?’ — ‘Я тебя обогачу, а ты мне отдай то, что стоит у тебя за мельницей. Согласен?’ Мельник подумал и говорит: ‘Согласен.’ — ‘Ну, смотри же, — говорит старик, а сам смеется, да таково злобно, — уговор лучше денег. Через три года я приду и возьму свое.’
Нарубил мельник дров, вернулся домой и говорит жене: ‘Ну, старуха, опять нам с тобой жить богато. Попался мне на дороге какой-то старик, и сказал: ‘Я тебя обогачу, а ты мне отдай то, что стоит у тебя за мельницей.’ Я подумал, что бы это могло быть? У нас за мельницей ничего нет, кроме большой яблони. Я и согласился. Авось не прогадал?’ — ‘Ах, муженек, что ты наделал! — в испуге сказала мельничиха. — Это нечистый тебя обошел. Не яблоня была у него на уме, а наша дочка. Ведь она в ту нору была за мельницей и мела двор.’ Крепко закручинился мельник, что отдал дочь дьяволу. А Мельникова дочь была девушка собой красивая, умная и богобоязненная.
Время всё шло да шло, и стал мельник богатеть. Во всем была ему удача, и разбогател он пуще прежнего. Но не радовало его богатство. Когда стал подходить срок расплаты с нечистым, мельник обо всем рассказал дочери. Вот и третий год прошел. День в день и час в час явился нечистый за Мельниковой дочерью, ни минуточки не пропустил. А она умылась чистехонько и очертила мелом кругом себя: нечистому и нельзя подступиться. ‘Убери у неё воду,’ — закричал он на мельника. Мельник испугался и убрал. Пришел нечистый на другой день, а Мельникова дочь так плакала всё утро, что слезами и руки и лицо вымыла, ‘Отруби ей руки!’ — закричал нечистый на мельника. Еще пуще испугался мельник, да и жаль ему родного детища. А нечистый сердится: ‘Слушайся, когда я говорю! Вот унесу тебя самого, так будешь у меня знать.’ Нечего делать, подошел мельник к дочери и говорит: ‘Дочка моя милая! Видно пришел мой последний час. Пожалей ты меня!’ — ‘Милый батюшка, — говорит дочь мельнику, — делай со мною, как знаешь.’ — И протянула ему руки. Мельник отрубил их, и стала его дочь безрукой. Пришел нечистый на третий день, а Мельникова дочь так плакала целую ночь и утро, что отрубленные руки слезами вымыла. Отступился тогда нечистый до времени.
— Дочка моя милая! — говорит мельник. — Погубил я тебя. Авось хоть тем отмолю свой грех, что вечно буду тебя кормить и покоить. Живи ты с нами без забот. Через тебя у меня всего вволю, — ‘Нет, батюшка, — отвечает Безручка, — теперь я с тобой не останусь. Мне не нужно твоего богатства, добрые люди меня прокормят.’ Велела она привязать себе отрубленные руки за спину, простилась с отцом и матерью и рано утром ушла из дому. Шла она целый день, и к вечеру дошла до царского сада. Там росло много больших и красивых плодовых деревьев, а вокруг сада шел глубокий ров, наполненный водой, так что нельзя было перейти на ту сторону. Целый день шла Безручка, и ни маковой росинки у неё во рту не было, голод и жажда ее мучили. Стала она молиться Богу: ‘Господи, не допусти меня умереть с голоду.’ Услышал Бог её молитву и послал ангела, явился Божий ангел, дунул на воду, — ров, кругом сада обсох, и Безручка перешла на ту сторону. Увидала она в саду грушевое дерево, подошла и съела одну грушу, не срывая. А груши были считаны. Всё это видел садовник. Он хотел было окликнуть: ‘Кто это ходит по саду?’ да увидал ангела, побоялся и промолчал. Съела Безручка грушу и укрылась в кустах. На утро пришел в сад царь, стал считать, все ли груши целы, и одной не досчитался. ‘Одной нет,’ — сказал он садовнику. Стали искать под деревом, не упала ли, — и под деревом не видать. Тогда садовник сказал: ‘В эту ночь приходили двое в сад, один высушил во рву воду, а другой перешел через ров и съел одну грушу, не срывая, прямо с дерева, потом оба ушли?’ — ‘Что ж ты их не окликнул?’ — спросил царь. — ‘Первый был такой светлый, точно ангел, — отвечал садовник, — я и побоялся.’ Усомнился царь и сказал: ‘Нынешнюю ночь я приду сам стеречь сад.’
Вернулся царь домой и рассказал обо всем священнику. Вечером оба они пошли в сад, сели под деревом и стали ждать. Когда совсем стемнело, вышла Безручка из кустов, подошла к дереву и опять съела одну грушу. Тогда священник спросил: ‘Кто ты, дух, или человек?’ — ‘Я не дух, — отвечала Безручка, — я несчастная, все меня покинули, кроме Бога.’ Жаль стало ее царю, и говорит он: ‘Пусть все тебя покинули, да я не покину.’ Взял ее за руку и повел к себе во дворец. И так полюбилась Безручка царю за красоту и кротость, что он взял ее себе в жены. Тогда же велел он приделать ей серебряные руки.
Прошел год, и царю нужно было ехать на войну. А молодой царице подходило время родить. Царь и говорит своей матери: ‘Береги мою молодую жену и, когда она родит, напиши мне.’ Уехал царь. Родила молодая царица мальчика. Старая царица сейчас же написала царю: ‘У тебя родился сын’ и послала гонца с этим письмом. Дорога была не близкая, гонец устал и уснул в лесу. А нечистый тем временем не дремал: явился, как снег на голову, украл у гонца из сумки письмо и положил другое, где было написано: ‘У тебя родился какой-то урод.’ Гонец и привез это письмо царю. Опечалился царь, да и досадно ему стало, что первенец его явился на свет Божий уродом. Однако написал матери: ‘Что делать, — воля Божья. А жену береги и ухаживай за ней. Я скоро вернусь.’ Поехал гонец назад с царским письмом, и опять нечистый ухитрился подменить письмо другим, где было написано: ‘Жену и ребенка приказываю убить.’ Старая царица читает и глазам не верит. Послала еще раз гонца с письмом, и опять нечистый подменил письмо царя. Выходило, что царь писал: ‘Исполни скорей, что я приказывал, а в доказательство пришли мне глаза и язык жены, иначе я не поверю, что ее казнили.’
Что было тут делать старой царице? Крепко не хотелось ей, чтобы пролилась неповинная кровь. Она приказала привести к себе козу, отрезала ей язык, вынула глаза и спрятала. Потом позвала молодую царицу и сказала: ‘Сын мой велел убить тебя и твоего ребенка, но я не в силах этого сделать. Уходи отсюда, куда хочешь, и никогда не возвращайся.’ Она привязала ей ребенка за спину, и несчастная Безручка со слезами ушла из дворца. Шла она долго и пришла в дремучий лес. В том лесу стояла пустая избушка. Вошла Безручка в избушку и стала молиться Богу: ‘Господи, не допусти меня с ребенком умереть с голоду.’ А ребенок стал плакать. Услышал Бог её молитву и послал ангела, ангел отвязал ребенка со спины Безручки и приложил к её груди. Ребенок покормился и уснул. Потом ангел уложил его спать. Семь лет прожила Безручка с сыном в избушке, не зная нужды: ангел об них заботился. И Господь послал ей милость за её кротость: у неё заново выросли руки.
Тем временем вернулся царь, поздоровался с матерью и спросил: ‘Здоровы ли жена и сын?’ Заплакала старая царица и сказала: ‘Злой ты человек! Приказал убить их, а спрашиваешь о здоровье? Зачем ты велел загубить две души неповинные?’ — ‘Что ты говоришь? — закричал царь. — Когда же я это приказывал?’ Тогда царица подала ему его письма и козьи язык и глаза. Понял царь, чьих рук это дело, и горько заплакал. Сжалилась над ним мать и сказала: ‘Я тебя обманула: это — козьи язык и глаза. Может быть, жена твоя еще жива. Я привязала ей ребенка за спину и приказала идти, куда хочет, и никогда не возвращаться. А убить ее у меня не хватило духу.’ Тогда царь сказал: ‘Пойду искать ее. Не буду ни есть, ни пить, пока не найду жены с милым сыном. Авось Бог не допустил их умереть с голоду?’
И стал ходить царь по-своему царству, искать жену и сына. Долго искал он, наконец, сказал себе: ‘Должно быть, их уже нет в живых.’ И заплакал горько, почти потерявши надежду. Наконец, пришел он в тот лес, где в избушке жила его жена. Навстречу ему вышел ангел, который заботился о царице и её сыне. Царь принял его за человека и сказал: ‘Вот уже скоро семь лет, как я скитаюсь повсюду, ищу жену свою с ребенком и нигде не могу отыскать.’ — ‘Ты устал и проголодался, — сказал ангел, — выпей и съешь чего-нибудь,’ — и подал ему пищу и питье. Царь отказался и прилег на траву, а лицо себе прикрыл платком. Ангел вернулся в избушку и сказал царице: ‘Твой муж пришел, иди к нему и сына с собой возьми.’ Царица с сыном поспешила к тому месту, где лежал царь. Пришли и видят: царь спит, и платок упал у него с лица. Узнала царица мужа и говорит сыну: ‘Подними платок и прикрой отца.’ — ‘Милая матушка, — отвечал сын, — как же ты сама говорила мне, что отец у меня на небе, — Бог Милосердый? Ты же и научила меня Ему молиться: ‘Отче наш, иже еси на небесех.’ А этого чужого я не знаю.’ Пока они говорили, проснулся царь, поднялся и спросил: ‘Кто это здесь?’ Царица отвечала: ‘Я, твоя жена, а это наш сын.’ Обрадовался царь несказанно, но побоялся сразу поверить.’ У моей жены были руки серебряные, — говорит он, — а у тебя настоящие.’ — ‘Эти руки выросли у меня заново, по великой милости Божией.’ Между тем, ангел сходил в избушку, принес серебряные руки царицы и показал царю. Тогда царь поварил, обнял жену и сына и сказал, ‘Теперь словно тяжелый камень у меня с сердца свалился.’ Взял он жену и сына и пошел с ними домой, а ангел отлетел к Богу. Обрадовалась старая царица, как увидала и сына, и невестку, и внука живыми и здоровыми. Задал царь на радостях богатый пир, всего было вволю, и никому не было запрету прийти пить, есть и веселиться. Только мельнику с женой не пришлось порадоваться на дочку: в живых их уже не было. А в народе говорили: ‘Царь снова празднует свою свадьбу.’