БЕЗЪ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ
БЕЗЪ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ
(‘Незаконнорожденныя по саксонскому и французскому гражданскимъ кодексамъ’.— Приватъ-доцента Загоровскаго.— Кіевскія Университетскія извстія, 1879, NoNo 1—5).
‘Отечественныя Записки’, No 7, 1879
Без вины виноватые, Михайловский Николай Константинович, Год: 1879
Время на прочтение: 21 минут(ы)
‘Если есть вопросъ, вполн нетронутый русской цивилистикой, говоритъ г. Загоровскій въ предисловіи: — то такимъ по справедливости надо назвать вопросъ о незаконнорожденныхъ. Но если въ цивилистик онъ не тронутъ, то о законодательств надо сказать даже боле того — онъ совсмъ имъ отвергнутъ. Но, конечно, отрицаніе не есть ршеніе вопроса. Никакая статья не можетъ изгладить того, что начертала жизнь. Уже давно, а въ особенности въ послднее время, стали носиться благіе слухи, что реформа постановленій X т. о незаконнорожденныхъ поставлена на очередь. Нельзя не пожелать, чтобы слухи эти оправдались и чтобы слово стало наконецъ дломъ. Настоящая работа была предпринята тоже подъ вліяніемъ мысли о реформ. Мы думали, что именно теперь, когда возникло сознаніе необходимости пересмотра нашихъ законовъ о незаконнорожденныхъ, кстати повести рчь о томъ, какъ ршается этотъ вопросъ западно-европейскими законодательствами и каково вообще можетъ быть принципіальное ршеніе вопроса о незаконнорожденныхъ’.
Все это, конечно, очень справедливо и хорошо, но надо пожалть, что непосредственно русскимъ законодательствомъ авторъ теперь не пожелалъ заняться. Имъ онъ ‘думаетъ заняться въ будущемъ’, а теперь довольствуется лишь нсколькими бглыми замчаніями. Это жаль, потому что положеніе незаконнорожденныхъ въ Россіи, какъ мы сейчасъ увидимъ, отличается такими рзкими особенностями, которыя ставятъ вопросъ совершенно своеобразно и вопіютъ о реформ не столько ради самихъ незаконнорожденныхъ, сколько ради самого общества.
Но обратимся къ нашему автору.
Онъ выбралъ саксонское и французское законодательства, какъ дв типическія и притомъ противоположныя формы практическаго ршенія вопроса о незаконнорожденныхъ. Саксонское законодательство придерживается принципа такъ: называемаго Paternitt’а, французское цликомъ построено на противоположномъ начал — Maternitt’а. Саксонскій кодексъ даетъ незаконнорожденному или его матери право розыскивать судебнымъ порядкомъ отца и получать отъ него, при извстныхъ условіяхъ и съ извстными ограниченіями, матерьяльное обезпеченіе. Французскій кодексъ, напротивъ, ршительно отрицаетъ право розыска отца, только добровольное признаніе отца создаетъ для незаконнорожденнаго извстныя наслдственныя права, а для самого отца — извстныя алиментарныя обязанности.
Г. Загоровскій съ большимъ тщаніемъ слдитъ за подробностями того и другого принципа, какъ они отразились въ саксонскомъ и французскомъ кодексахъ и въ конц концовъ ршительно высказывается въ пользу принципа ‘Paternitt»а.
Вотъ его аргументы.
Отрицаніе связи между незаконнорожденнымъ и его отцомъ и отказъ первому въ алиментахъ отъ послдняго есть величайшая, ничмъ не оправдываемая несправедливость. Связь родителей съ дтьми устанавливается самою природою, и дло законодателя — не отрицать эту связь, а упрочивать ее. Устраняя отца отъ обязанности прокармливать незаконнорожденнаго, законъ совершаетъ несправедливость и по отношенію къ ребенку, и по отношенію къ матери: оба родителя — виновники рожденія незаконнаго дитяти, оба и должны участвовать въ прокормленіи ребенка, а не одна мать, которая есть, во-первыхъ, только одна сторона, а во-вторыхъ сторона, экономически слабйшая. Говорятъ, что опредлить отчество незаконнорожденнаго невозможно, такъ какъ оно предполагаетъ доказательство не только сожительства привлекаемаго ко взысканію мужчины съ матерью незаконнаго дитяти въ концепціонный срокъ, но еще и исключительность этого сожительства, то есть, что никто другой, кром него, въ разсматриваемый срокъ съ матерью не сожительствовалъ, а этого доказать нельзя. Но это — аргументъ только съ виду правильный. Если привлекаемый мужчина не докажетъ, что указывающая на него женщина имла въ извстный срокъ сношенія съ другими мужчинами, то этого достаточно, чтобы признать его отцомъ. Правда, это все-таки будетъ только возможность отчества, а не дйствительное отчество, но совершенно такою же возможностью довольствуется законъ при рожденіи въ брак. Всякій нашелъ бы страннымъ, что законнорожденность дитяти, прижитаго въ брак, надо считать несомннной только тогда, когда будетъ доказано, что жена не только сожительствовала съ мужемъ въ концепціонный срокъ, но что и никто другой въ этотъ срокъ съ ней не сожительствовалъ. Положимъ, что законъ долженъ оказывать безусловное довріе къ женщинамъ, живущимъ въ брак, но почему онъ долженъ оказывать, столь-же безусловное недовріе незамужнимъ женщинамъ? Вообще возраженія о недостаточности процессуальныхъ основаній въ иск объ отчеств почти въ такой же мр приложимы и ко всякому другому процессу, гражданскому и уголовному. Судебное ршеніе, какъ дло рукъ человческихъ, никогда не можетъ претендовать на непогршимость. Суду почти во всякомъ процесс приходится многое брать на свою совсть, а между тмъ никто не скажетъ, что судъ долженъ отказаться отъ разсмотрнія дла объ убійств, совершенномъ хитро, съ сокрытіемъ слдовъ преступленія, только потому, что оно трудно доказывается, никто не скажетъ, что судъ долженъ отказаться распутать самое противорчивое духовное завщаніе, гд часто отъ такого или иного толкованія одни претенденты наживаютъ десятки тысячъ, а другіе идутъ по міру, никто не скажетъ, что судъ долженъ отказаться только потому, что распутать завщаніе трудно. Надо еще имть въ виду, что, хотя и вполн возможны случаи затруднительнаго опредленія отчества, то сколько за то бываетъ и такихъ случаевъ, когда мужчина съ женщиной живутъ, что называется, au grand jour, ни передъ кмъ не скрываясь, и потомъ вдругъ расходятся, причемъ боле или мене терпятъ дти! Неужели и здсь надо руководствоваться все той же неумолимой формулой — pater est quern nuptiae demonstrant?
Говорятъ, что искъ объ отчеств деморализуетъ женщинъ и ведетъ ко всевозможнымъ скандаламъ, дескать, добропорядочныя женщины рдко прибгаютъ къ этому иску, предпочитая лучше самимъ нести тяготу заботы о ребенк, чмъ предавать дло гласности, а женщины распутныя готовы пользоваться скандаломъ. Если бы даже это и было фактически врно, то это еще не значило бы, чтобы женщины безукоризненной нравственности не пользовались покровительствомъ принципа Paternitt’а: он могутъ не заводить иска въ суд, но одной угрозой начать его заставитъ мужчину обезпечить существованіе ребенка, и, конечно, видя основательный искъ впереди, всякій предпочтетъ полюбовную сдлку принудительному ршенію, такъ и бываетъ въ дйствительности тамъ, гд допускается розыскъ отца. Надо еще имть въ виду, что стремленіе закона оградить женскую нравственность въ настоящемъ случа довольно двусмысленнно. Одинъ нмецкій юристъ справедливо замчаетъ: ‘Правда, что если пастухъ и стадо знаютъ, что волкъ бродитъ около нихъ, то стадо становится боязливе, а пастухъ осторожне. Однако, я никогда еще не слыхалъ, чтобы владльцы большихъ стадъ пригоняли стаи волковъ къ стадамъ, дабы тмъ усилить бдительность пастуховъ, и если собственность заботливе оберегается, когда ей угрожаютъ хищническія нападенія, то никто все таки не предлагаетъ выпускать воровъ гулять свободно и безнаказанно, чтобы собственность заботливе охранялась. Мы же, отрицая искъ объ отчеств, освобождаемъ мужской полъ отъ всякихъ стсненій и въ оправданіе говоримъ: это для того, чтобы женская половина была осторожне и нравственне’.
Ясно, что право розыска отца нетолько не можетъ ввести въ общество новый притокъ распущенности, а напротивъ, должно сдерживающимъ образомъ повліять на легкость нравовъ. Оно должно также благопріятно повліять на уменьшеніе нкоторыхъ преступленій. Законъ, запрещающій розыскъ, взваливаетъ всю тяжесть содержанія незаконнорожденнаго на мать, а такъ какъ, въ большинств случаевъ, мать представляетъ слабую экономическую единицу, то немудрено, что она ищетъ исхода въ подкидыванія дтей, въ вытравленіи плода, въ дтоубійств. На сколько эти преступленія могутъ участиться при господств принципа, запрещающаго розыскъ, показываетъ Франція. По свидтельству одного французскаго ученаго, нкоторые съ ужасомъ спрашиваютъ: составляютъ ли изгнаніе плода и дтоубійство преступленія для извстной части населенія и не обратились ли они просто въ общественныя привычки? Другой спеціалистъ по вопросу о незаконнорожденныхъ прямо относитъ учащенность случаевъ дтоубійства къ недостатку системы кодекса, говоря, что въ Швейцаріи и въ Германіи, гд мать иметъ право звать обольстителя къ суду, требуя отъ него содержанія для себя и ребенка, они гораздо рже.
Наконецъ, количество незаконнорожденныхъ во всхъ европейскихъ странахъ столь значительно, что эта масса народу сама по себ заслуживаетъ вниманія и участія законодателя. Въ большихъ городахъ число незаконнорожденныхъ достигаетъ огромныхъ цифръ. Такъ въ Париж приходилось въ 1816—1835 году одно незаконное дитя на троихъ родившихся въ Берлин 1 на 6, въ Книгсберг 1 на 5,2, въ Бреславл 1 на 4,8, въ Линц 1 на 3, въ Праг 1 на 2,8, въ Вн 1 на 2,6. Въ цлой стран этотъ огромный процентъ, конечно, нсколько распускается, но онъ все таки очень великъ. Напримръ, въ Пруссіи по Кольбу приходилось въ 1867 г. на 921,798 всхъ родившихся — 75,962 незаконнорожденныхъ, въ 1868 г. на 925,529 — 76,169, въ 1871 г. на 867,056 — 78,746, въ 1872 на 1,023,005 — 73,527. Въ Саксоніи съ 1859 по 1867 г. процентъ незаконнорожденныхъ среднимъ числомъ равнялся 15. Въ великомъ герцогств Баденскомъ было въ 1843—53 больше 15%, а въ 1853—55 ‘больше 18% незаконнорожденныхъ и т. д. Такая крупная доля населенія, ни въ чемъ неповинная и все таки боле или мене тяжело обставленная, конечно, заслуживаетъ вниманія…
Таковы аргументы г. Загоровскаго. Вс они склоняются въ пользу принципа Paternitt’а, какъ и вообще мннія лучшихъ современныхъ юристовъ. ‘Въ силу всего этого, говоритъ нашъ авторъ:— мы думаемъ, что при реформ русскаго законодательства очи нашихъ законодателей должны быть направлены въ нмецкія земли, а не во Францію, мы думаемъ, что въ этомъ смысл нетолько принципъ саксонскаго законодательства, но и текстъ его, за указанными недостатками, достоинъ вниманія нашихъ законодателей. Можетъ быть, скажутъ, что странно совтовать реформу по чужому законодательству, не изучивши своего, что такое ршеніе вопроса будетъ слишкомъ космополитическимъ. На это мы отвтимъ, во-первыхъ, что нашъ сводъ въ вопрос о незаконнорожденныхъ есть тотъ же кодексъ Наполеона, только въ еще боле печальномъ вид, слдовательно, все то, что говорено было о недостаткахъ французскаго законодательства, прямо приложимо, за немногими исключеніями, и къ русскому, во-вторыхъ, объ изученіи нашего дйствующаго законодательства о незаконнорожденныхъ, строго говоря, не можетъ быть и рчи по простой причин: потому что его нтъ, такъ какъ одна статья, да пять, шесть фискальныхъ постановленій не составляютъ еще законовъ. Рчь, слдовательно, можетъ быть только о реформ законодательства, а въ дл реформы важно не то, что національно и что не національно, а то, что справедливо и разумно’
Въ конц концовъ, г. Загоровскій приходитъ къ заключенію, что реформа нашего законодательства о незаконнорожденныхъ должна быть совершена:
1) По принципу Paternitt’а и алиментарной обязанности, какъ самому справедливому и самому раціональному. На этотъ путь тмъ легче стать нашему законодательству, что оно уже слдуетъ ему, но только въ порядк уголовномъ, при наказаніи за незаконное сожительство. Необходимо ввести, напротивъ, гражданскій искъ, а уголовное преслдованіе за незаконное сожительство совсмъ отмнить, какъ постановленіе устарлое.
2) Необходимо допустить признаніе, какъ нетолько справедливйшій, но и разумнйшій способъ констатированія незаконнаго сыновства.
3) Необходимо ввести узаконеніе черезъ послдующій бракъ, этотъ гуманнйшій институтъ, который нашло необходимымъ ввести еще жестокое къ незаконнорожденнымъ римское право и который съ тхъ поръ живетъ во всхъ законодательствахъ Европы безъ различія ихъ принциповъ. Такое нововведеніе было бы тмъ исполниме, что оно заключало бы въ себ лишь возвращеніе къ старин — къ такъ называемому привнчиванію незаконныхъ дтей.
4) Необходимо установить обязательную опеку и тмъ поставить безпристрастнаго посредника между матерью незаконнорожденнаго и его отцомъ.
5) Необходимо дать незаконнорожденному нкоторое право участія въ наслдованіи посл своихъ родителей, такъ какъ лишеніе наслдственныхъ правъ есть уголовная кара, а незаконнорожденный никакого преступленія не совершилъ. Здсь новый законъ могъ бы опереться на обычай нашего простаго народа, который видитъ въ незаконнорожденномъ такого же законнаго претендента на наслдство, какъ и во всякомъ годномъ къ работ член семьи. Кром того, само собою разумется, должны быть отмнены и т ограниченія въ публичныхъ правахъ незаконнорожденныхъ, которыя еще живутъ, какъ обломокъ старины въ нашемъ законодательств, какъ-то: приписка незаконнорожденныхъ привилегированныхъ сословій въ податнымъ и лишеніе ихъ, по крайней мр de jure, служебныхъ правъ.
Мы бы ничего не имли ни противъ этого проэкта реформы, ни противъ аргументаціи г. Загоровскаго, еслибы стояли на его точк зрнія. Съ этой точки зрнія аргументація автора очень полна (мы ее значительно сократили), а проэктъ реформы законченъ. Но намъ кажется, что вопросъ можетъ и долженъ быть и поставленъ, и разршенъ гораздо шире. Г. Заборовскій сосредоточиваетъ почти все свое вниманіе на борьб принциповъ Paternitt’а и Maternitt’а и, главнымъ образомъ, на прав розыска отца. Эта подробность, конечно, очень важная, но все-таки только подробность, а, между тмъ, занятый тщательною ея разработкою авторъ не представилъ никакихъ оправданій или объясненій нкоторымъ своимъ взглядамъ, затрогивающимъ вопросъ о незаконнорожденныхъ гораздо глубже. Такъ, въ изслдованіи его встрчаются чуть не въ вид голыхъ афоризмовъ такого рода положенія: ‘Тогда какъ въ старину почти, иногда и совсмъ, не было различія между законными и незаконными дтьми, съ того времени, какъ успхи человчества на пути цивилизаціи обозначались явственно, это различіе не переставало и не перестаетъ существовать. Этотъ фактъ — не случайный. Онъ иметъ глубокій смыслъ и крпкія основы’. Глубокій же смыслъ и крпкія основы состоятъ, по мннію автора, въ томъ, что законодательства цивилизованныхъ странъ стремятся поддержать моногамическій бракъ, стоящій ‘во глав угла соціальной жизни’. Бракъ, безъ сомннія, иметъ огромное значеніе въ соціальной жизни цивилизованныхъ странъ, хотя можно сомнваться, чтобы онъ стоялъ именно ‘во глав угла’. Но надо или очень плохо понимать исторію, или очень небрежно отнестись къ вопросу, чтобы свести весь историческій смыслъ различія между законными и незаконными дтьми на одинъ мотивъ уваженія къ браку, да еще именно въ моногамическому браку. Достаточно указать на мусульманское право, признающее полигамію и все-таки различающее законно- и незаконнорожденныхъ. На самомъ дл, въ установленіи этого различія везд играли роль весьма разнообразные сословные и экономическіе мотивы. Не изъ уваженія же, въ самомъ дл, къ браку возникло средневковое droit de btardise, по которому незаконнорожденному наслдовали не дти его, а сеньйоры или король. Не уваженіемъ къ браку руководствовались средневковые цехи, закрывая доступъ въ свою среду незаконнорожденнымъ. Не одинъ, по крайней мр, этотъ мотивъ тутъ дйствовалъ, а и та боязнь конкуренціи, та цеховая исключительность, которая придиралась къ каждому удобному и неудобному случаю и (въ нкоторыхъ нмецкихъ цехахъ) отстраняла рядомъ съ незаконнорожденными, напримръ, лицъ славянскаго происхожденія. Самъ г. Загоровскій въ бгломъ историческомъ введеніи къ своему труду, говоря о старыхъ нмецкихъ порядкахъ, замчаетъ: ‘Упорне всхъ отстаивалъ эти жестокія правила благородный классъ, надясь этимъ предохранить себя отъ неравныхъ браковъ и сберечь такимъ образомъ чистоту крови’. При чемъ же тутъ уваженіе къ браку? Тотъ же г. Загоровскій, говоря о законахъ варваровъ, ссылается на Тацитово описаніе чистоты германскихъ нравовъ и именно изъ этой чистоты выводитъ жестокое отношеніе древнихъ германцевъ къ незаконнорожденнымъ: дескать, они уважали бракъ и именно потому преслдовали плоды внбрачныхъ связей. Но на слдующей же страниц авторъ сообщаетъ, что древніе германцы признавали незаконнорожденными и такихъ, которые рождались отъ брачнаго союза, если въ союзъ этотъ вступали лица различныхъ классовъ. Дти свободной женщины, состоявшей въ чистйшемъ моногамическомъ брак съ рабомъ, считались незаконнорожденными и не имли права наслдовать своимъ родителямъ. Значитъ, не въ брак тутъ дло. Дале, весьма многія законодательства, начиная съ древняго индусскаго и кончая современнымъ русскимъ, боле или мене жестоко караютъ незаконныхъ дтей лицъ высшихъ сословій, предоставляя въ этотъ отношеніи низшимъ классамъ полную свободу отъ всякой отвтственности за незаконное происхожденіе. Если бы законодательства эти руководились исключительно уваженіемъ къ браку, такъ они различали бы только законнорожденныхъ и незаконнорожденныхъ, а не осложняли бы дла различіями между кастами и сословіями. Ясно, что законодатели имютъ въ этомъ случа въ виду совсмъ иные мотивы — политическіе, сословные, экономическіе.
Вс эти моменты законовъ о незаконнорожденныхъ оставлены г. Загоровскимъ безъ всякой оцнки. Сдлай онъ эту оцнку, онъ, безъ сомннія, не сказалъ бы съ такою безповоротною ршительностью, что различіе между законно- и незаконнорожденными ‘иметъ глубокій смыслъ и крпкія основы’. При ближайшемъ разсмотрніи, смыслъ, можетъ быть, оказался бы очень мелкимъ, а основы очень шаткими, и г. Загоровскій не ршился бы положить слдующую краткую, энергическую, но мало осмотрительную резолюцію: ‘Существовавшее во время французской революціи приравненіе незаконнорожденныхъ къ законнорожденнымъ было однимъ изъ фантастическихъ проявленій этого во многихъ другихъ отношеніяхъ благодтельнаго для человчества, переворота’. Можетъ быть, это и въ самомъ дл ‘фантастическое проявленіе’, но это надо доказать, а въ дл доказательствъ недалеко удешь съ афоризмами насчетъ глубокаго смысла и крпкихъ основъ.
Въ связи съ ‘фантастическимъ проявленіемъ’ любопытно также слдующее разсужденіе (?) г. Загоровскаго: ‘Во Франціи незаконныя дти вначал были лишены всякихъ наслдственныхъ правъ. Общимъ правиломъ было: enfants bastards ne succè,dent. Законы французской революціи круто повернули отъ этого принципа въ противоположную сторону. Незаконныя дти наслдуютъ на тхъ же основаніяхъ, какъ и законныя, говорятъ постановленія этого времени. Такимъ образомъ, дореволюціонное законодательство интересы дитяти приносило въ жертву интересамъ общественнаго порядка, законы революціонные, напротивъ, жертвовали интересами общественными изъ-за интересовъ дитяти’. Что сей сонъ значитъ? Это — изреченіе мага, въ таинственный смыслъ котораго нтъ возможности проникнуть, а не логическое разсужденіе ученаго. Спрашивается: почему же страдаютъ ‘общественные интересы’, когда незаконный сынъ наслдуетъ наряду съ законнымъ? и почему ‘интересы общественнаго порядка’ выигрываютъ, когда незаконныя дти устраняются отъ наслдства? Г. Загоровскій не развиваетъ дале этой тэмы, онъ довольствуется афоризмами.
Мы не сомнваемся въ гуманномъ отношеніи г. Загоровскаго къ безъ вины виноватымъ незаконнорожденнымъ, въ его желаніи внести свточъ истины и справедливости въ эту мрачную область русскаго законодательства, равно какъ и въ его добрыхъ намреніяхъ вообще. Но занятый тщательнымъ разборомъ преимуществъ принципа Paternitt’а, онъ, къ сожалнію, удлилъ слишкомъ мало вниманія другимъ сторонамъ вопроса. Вглядываясь въ его проэктъ реформы русскихъ законовъ о незаконнорожденныхъ, мы видимъ, что онъ требуетъ почти полнаго уравненія правъ законныхъ и незаконныхъ дтей, почти полнаго, ибо онъ находитъ нужнымъ дать незаконнорожденному лишь нкоторое право участія въ наслдованіи. Онъ очень хорошо понимаетъ, что ‘лишеніе наслдственныхъ правъ есть уголовная кара, а незаконнорожденный никакого преступленія не совершилъ’. Но все-таки нкоторую долю наслдственныхъ правъ незаконнорожденнаго онъ предполагаетъ урзать и, слдовательно, нкоторое наказаніе наложить. Это напоминаетъ анекдотъ о томъ находчивомъ ученик, которой, не зная наврное, слдуетъ ли поставить въ диктант запятую, поставилъ на всякій случай, но маленькую, Г. Загоровскій — не ученикъ, а учитель. По всей вроятности, онъ знаетъ, почему безъ вины виноватые все-таки должны нести нкоторое наказаніе, но читателямъ онъ этой тайны не сообщилъ, и аргументовъ его въ этомъ случа мы совершенно не знаемъ. Правда, вс европейскія законодательства боле или мене урзываютъ наслдственныя права незаконнорожденныхъ, но изъ этого слдуетъ, можетъ быть, только то, что ‘очи нашихъ законодателей’ должны быть направлены нетолько въ нмецкія земли, а и въ область теоретической истины и справедливости, и въ глубь родной страны.
Обратимъ и мы туда свои ‘очи’.
Тамъ, въ этой родной стран, существуетъ весьма многочисленная группа лицъ (не мене полумилліона), самымъ фактомъ своего рожденія совершившихъ нчто постыдное, незаконное, даже преступное, и жестоко караемыхъ за это странное преступленіе. Правда, такіе безъ вины виноватые люди существуютъ везд, но нигд, по закону, преступленіе ихъ не цнится такъ высоко, какъ у насъ, нигд не несутъ они столь тяжкихъ наказаній, нигд не загороженъ имъ такъ плотно доступъ въ общество людей, по рожденію признаваемыхъ честными, законными, не преступными людьми.
Русскій незаконнорожденный носитъ, de jure, позорное клеймо до конца дней своихъ и узаконенъ быть не можетъ ни при какихъ обстоятельствахъ. Юридическая наука и практика на запад выработали два вида узаконенія — legitimate per subsequens matrimonium, узаконеніе послдующимъ бракомъ, и legitimate per rescriptum principis, узаконеніе рескриптомъ государя. Первый видъ узаконенія у насъ категорически не допускается: послдующій бракъ не иметъ обратной силы и дтей, прижитыхъ до брака, не узакониваетъ. Что же касается второго вида, то хотя ст. 144 X тома и гласитъ, что возможно узаконеніе незаконнорожденныхъ дтей лицъ привилегированныхъ сословій по особымъ Высочайшимъ указамъ, но въ примчаніи къ той стать поясняется, что вс прошенія этого рода оставляются безъ движенія. Ст. 152—154, трактующія объ усыновленіи купцами, обязываютъ, между прочимъ, надлежащія власти удостовриться — не есть ли усыновляемый незаконное дитя усыновляющаго, и, въ случа утвердительнаго отвта, усыновленіе не допускается: можно усыновить чужого, но узаконить своего нельзя. Относительно порядка усыновленія мщанами, крестьянами и солдатами такой оговорки нтъ.
Незаконнорожденный, кто бы ни были его родителя, приписывается къ одному изъ податныхъ сословій.
Незаконнорожденный не наслдуетъ не только отцу, существованія котораго законодательство вообще не признаетъ, хотя бы онъ нисколько не скрывался и даже желалъ бы признать своихъ незаконныхъ дтей своими, но и матери, не говора уже о другихъ родственникахъ.
Незаконнорожденный, если онъ — воспитанникъ приказа общественнаго призрнія, не иметъ права на полученіе классныхъ чиновъ въ гражданской служб и не принимается въ учебныя заведенія, дающія служебныя права.
За что и для чего все это? Какою виной вызываются, какою цлью оправдываются эти драконовскіе законы?
Есть вопросы до такой степени ясные, есть темы до такой степени элементарныя, что ихъ стыдно и неловко развивать: рука не поднимается. Поневол позавидуешь XVIII вку съ его наивностью и величіемъ, съ его горячею врою въ могущество слова и въ непоколебимость ‘правъ человка’. Увы! Намъ уже не ‘новы вс впечатлнья бытія’. Насъ не поразишь картиной невиннаго младенца, въ голов котораго еще не шевелился ни одинъ дурной помыселъ и который вмст съ тмъ, однако, есть тяжкій преступникъ, уже въ моментъ рожденія лишенный правъ состоянія. Насъ не поразишь этою тяжкою отвтственностью невиннаго третьяго лица за чужую вину, если таковая есть. Всякій понимаетъ, что это — величайшая несправедливость, можно сказать, идеалъ несправедливости. Вопросъ, повидимому, упрощаемся и облегчается еще тмъ обстоятельствомъ, что въ данномъ случа возстановленіе справедливости не угрожаетъ сколько-нибудь серьзнымъ интересамъ какой бы то ни было общественной группы. Кучка негодяевъ-отцовъ, которыхъ реформа обяжетъ признать и содержать дтей, кучка наслдниковъ, которымъ придется потсниться для новыхъ сонаслдниковъ — это такіе пустяки, которые никто не задумается перехать колесомъ. Притомъ же, если извстная часть отцовъ окажется недовольною, то за то другая часть только порадуется возможности назвать своихъ дтей своими. Словомъ, вопросъ простъ и ясенъ до послдней степени. Но, можетъ быть, именно потому, что онъ весь какъ на ладони и не требуетъ ршительно никакого напряженія мысли для своего разршенія, можетъ быть, отчасти именно поэтому разршеніе и откладывается въ долгій ящикъ. Извстно, что къ вещамъ очень ужь простымъ и яснымъ люди склонны относиться спустя рукава. Понимая несправедливость существующаго порядка вещей, мы, однако, нисколько не шокируемся дикимъ названіемъ ‘незаконнорожденныхъ’ (прозвище незаконно-родившихъ, при всей своей нелпости, было бы все-таки логичне), и гуманный приватъ-доцентъ кіевскаго университета въ спеціальномъ труд, написанномъ въ виду вроятной реформы русскаго законодательства, находитъ нужнымъ ставить маленькую запятую тамъ, гд по здравому смыслу никакого знака препинанія не полагается. А г. Загоровскій — человкъ гуманный! А кіевскій университетъ называется университетомъ св. Владиміра, того самаго св. Владиміра, которому незаконное происхожденіе не помшало распространить свтъ христіанства въ Россіи и котораго даже надменная Рогнда попрекнула не тмъ, что онъ — незаконнорожденный, а тмъ, что онъ ‘рабичичъ’.
На русскомъ законодательств очевидне, чмъ на какомъ нибудь другомъ, неврность основнаго положенія г. Загорои юнаго насчетъ ‘глубокаго смысла и крпкихъ основъ’ различія между законными и незаконными дтьми. Говора объ отсутствіи у насъ узаконенія послдующимъ бракомъ, каковаго ограниченія не знаетъ ни протестантская, ни католическая Европа, онъ самъ замчаетъ, что это ограниченіе не истекаетъ изъ необходимости покровительствовать законному браку. ‘Если бракъ родителями заключенъ, говоритъ онъ:— то потребность въ такихъ ограниченіяхъ исчезаетъ’. Это справедливо, хотя слдовало бы прибавить, что отсутствіе узаконенія черезъ послдующій бракъ даже противорчитъ цли законодателя, если она дйствительно состояла въ покровительств законному браку: не трудно себ представить такія положенія, когда родители незаконныхъ дтей вступили бы въ законный бракъ главнымъ образомъ ради того, чтобы избавить дтей отъ незаконнорожденности со всми ея послдствіями. Но дло въ томъ, что и вообще законодательство наше, опредляя права незаконнорожденныхъ, едва ли руководилось однимъ желаніемъ покровительствовать законному браку. Еслибы это было такъ, то мы не видли бы прежде всего такого различія между незаконнорожденными разныхъ сословій. Если принципъ законнаго брака требуетъ кары незаконнорожденныхъ, такъ вдь онъ равно обязателенъ для всхъ сословій, а между тмъ, незаконный сынъ дворянина или купца не можетъ быть узаконенъ, тогда какъ такой же незаконный сынъ мщанина, крестьянина, нижняго воинскаго чина узаконяется простою припискою къ семейству. Дале, никоимъ образомъ нельзя объяснить принципомъ покровительства законному браку того лишенія публичныхъ правъ, на которое обречены воспитанники приказовъ общественнаго призрнія. Какъ ни тяжко по закону положеніе незаконнорожденныхъ вообще, но имъ не возбраняются ни служебное поприще, ни занятіе науками. Не получая отъ родителей паи наслдственныхъ правъ, ни наслдственнаго имущества, ни даже наслдственнаго имени, они лично могутъ пробивать себ любую жизненную дорогу, если у нихъ есть для того силы и способности. Исключеніе составляютъ почему-то воспитанники приказовъ общественнаго призрнія. Конечно, принципъ законнаго брака тутъ не причемъ.
Обстоятельство это станетъ еще очевидне, если мы припомнимъ нкоторые чрезвычайно любопытные эпизоды изъ исторія незаконнорожденныхъ въ Россіи.
При открытіи Екатериною II перваго воспитательнаго дома, питомцы получили поистин великія и богатыя милости. Не говоря о колоссальныхъ средствахъ и привилегіяхъ, предоставленныхъ воспитательному дому, какъ учрежденію, питомцы лично со всмъ потомствомъ были объявлены навсегда вольными и ни въ какомъ случа не подлежащими закрпощенію: нетолько питомица, выходя замужъ за крпостного, оставалась свободною, но питомецъ, женясь на крпостной, тмъ самымъ освобождалъ ее, дале, питомцамъ и ихъ дтямъ и потомкамъ разршалось покупать всякаго рода недвижимое имущество, устроивать фабрики, вступать въ купечество и избирать любое занятіе. То было время окончательнаго установленія крпостного права и колоссальной раздачи населенныхъ имній высокимъ лицамъ, отличившимся на разнообразныхъ поприщахъ. И въ такое-то время незаконнорожденные питомцы воспитательнаго дома были осыпаны такими дарами! Милліоны законнорожденныхъ могли пожалть, что они законнорожденные, а тысячи незаконнорожденныхъ — что матери пожелали ихъ оставить при себ, а не бросили въ воспитательный домъ, ибо незаконнорожденные вообще, вн стнъ воспитательныхъ домовъ, никакого облегченія своей участи не получили.
Императрица Марія еодоровна продолжала дло чрезвычайныхъ заботъ о питомцахъ воспитательныхъ домовъ. Лично входя во вс мельчайшія подробности обстановки ‘сиротъ при родителяхъ своихъ’ или ‘несчастно-рожденныхъ’, она выработала замчательный въ своемъ род планъ ихъ воспитанія. Въ планъ входили занятія ремеслами, рисованіемъ, музыкой, иностранными языками и науками. Наиболе способныхъ императрица опредлила готовить въ университеты, мене способныхъ — въ учителя, учительницы, фельдшера, повивальныя бабки. Но опять-таки вс эти благодянія не распространялись за ограду воспитательныхъ домовъ, что имло роковыя послдствія для самихъ питомцевъ.
Хотя смертность дтей въ воспитательныхъ домахъ, несмотря на вс заботы императрицы Маріи еодоровны, достигала громадной цифры, будущее тхъ, кто выживалъ, представлялось въ такомъ заманчивомъ вид, что многіе родители отдавали туда своихъ законныхъ дтей подъ видомъ незаконныхъ и найденышей. Императоръ Николай поэтому совершенно измнилъ планъ воспитанія ‘несчастно-рожденныхъ’. Нетолько питомцы лишились, со смертно императрицы Маріи, заботливйшей до баловства покровительницы, но въ 1837 году повелно было питомцевъ отдавать на воспитаніе крестьянамъ, кто постарше помщать рабочими на фабрикахъ, прислугой въ казенныхъ заведеніяхъ, приписывать къ казеннымъ селеніямъ и проч. Рогъ изобилія, великодушно, но не совсмъ справедливо осыпавшій благодяніями произвольно намченную часть незаконнорожденныхъ, былъ убранъ.
Приводя эти эпизоды изъ исторіи незаконнорожденныхъ въ Россіи въ связь съ нын дйствующимъ законодательствомъ’ мудрено подвести ихъ подъ какой-нибудь одинъ опредленный общій принципъ. Мы видимъ то совершенно исключительныя права, то полное безправіе незаконнорожденныхъ. Видимъ рядъ колебаній, вполн объясняемыхъ тми частными цлями, которыя имлись въ виду упомянутыми государями. Конечно, императрицы Екатерина и Марія и императоръ Николай равно чтили святость законнаго брака. И тмъ не мене, въ видахъ процвтанія воспитательнаго дома, Екатерина не стснилась, утверждая одною рукою крпостное право для законнорожденныхъ, срывать другою рукою иго рабства съ незаконнорожденныхъ. Императрица Марія еодоровна не стснилась даровать незаконнорожденнымъ способы достиженія разносторонняго и высшаго образованія, руководясь единственно добротою своего сердца. Императоръ Николай круто повернулъ дло въ другую сторону, руководясь простою справедливостью, фактомъ переполненія воспитательныхъ домовъ нетолько незаконными, но и законными дтьми и, можетъ быть, еще какими-нибудь государственными соображеніями. Ничего принципіальнаго, а тмъ боле принципіально враждебнаго незаконнорожденнымъ мы здсь не видимъ. А если прибавить, что и нын, несмотря на категорическую строгость, примчанія къ ст. 144, legitimatio per rescriptum principis у насъ фактически существуетъ, то ясно станетъ, что верховный источникъ русскаго законодательства неможетъ считаться принципіально жестокимъ къ незаконнорожденнымъ.
Но, можетъ быть, само общество русское или народъ русскій до такой степени нетерпимо относится къ незаконнорожденнымъ’ что законодательство поневол должно принять въ соображеніе этотъ негодующій голосъ и единственно въ угоду ему жестоко карать безъ вины виноватыхъ. Г. Загоровскій сообщаетъ, что нсколько лтъ тому назадъ, на первомъ създ русскихъ юристовъ въ Москв, было выражено мнніе, что принципъ Paternitt’а сиротиворчитъ понятіямъ нашего народа, относящагося презрительно и пренебрежительно къ незаконнорожденнымъ’. На это г. Загоровскій возражаетъ: ‘Но всегда ли надо законодателю сообразоваться въ своихъ реформахъ съ воззрніями народа, не служатъ ли нердко эти воззрнія лишь юридической патологіей, а не здравымъ правосознаніемъ? Защитникамъ народныхъ воззрній надо почаще припоминать такіе факты, какъ тотъ, что случился недавно въ одномъ изъ селъ Новгородской Губерніи, фактъ всенароднаго сожженія, по приговору сельскаго схода, несчастной женщины, обвиненной въ колдовств. Вообще ссылкой на нравы народа надо пользоваться съ осторожностью при вопрос о реформ. Ссылаясь на нравы, надо было воздержаться и отъ отмны крпостного права, потому что оно было въ натихъ нравахъ… Законодатель долженъ имть воззрнія народа всегда въ виду, но лишь изрдка ими руководствоваться, иначе законъ будетъ только всегда народнымъ, но не всегда справедливымъ’. Въ этомъ разсужденіи много врнаго. Если интересы народа должны служить путеводной звздой для всякаго общественнаго дятеля, то отнюдь нельзя того же сказать о воззрніяхъ народа.
Дло однако въ томъ, что это разсужденіе г. Загоровскаго представляется нсколько излишнимъ, ибо мнніе, высказанное на създ юристовъ, кажется, совершенно неосновательно: ни народъ въ тсномъ смысл, ни общество наше отнюдь не характеризуются презрительнымъ и пренебрежительнымъ отношеніемъ къ незаконнорожденнымъ. На свидтельство личнаго опыта въ такомъ дл ссылаться, конечно, нельзя. Нечего и ожидать, чтобы по отношенію къ занимающему насъ вопросу господствовало полное согласіе мнній. Одному выпало счастіе вращаться въ сред людей высоко развитыхъ или простыхъ сердцемъ, другой иметъ несчастіе наталкиваться на легкомысленныхъ или дрянныхъ и грубыхъ людей, отъ всей своей низкой души надляющихъ безъ вины виноватыхъ позорными кличками. Но если въ данномъ случа личный опытъ ничего не говоритъ, то есть другіе, гораздо боле общіе и достоврные пробные камни отношенія общества и народа къ незаконнорожденнымъ.
Во-первыхъ, намъ ршительно ничего неизвстно о какомъ-нибудь протест, о какомъ-нибудь недовольств по поводу тхъ благодяній, которыя случайно и довольно безпорядочно сыпались на нкоторыхъ незаконнорожденныхъ. Законныя дти стали выдаваться за незаконныхъ, незаконнорожденные стали поддлываться — вотъ, повидимому, все, чмъ выразилось отношеніе общества къ великимъ и богатымъ милостямъ, которыми императрицы Екатерина и Марія еодоровна одарили питомцевъ воспитательныхъ домовъ. Положимъ, то — исторія, но вотъ и текущая дйствительность: давно ли десятки тысячъ незаконнорожденныхъ дтей раскольниковъ-безпоповцевъ были объявлены законнорождеными — и ничего, кром всеобщаго удовольствія, эта разумная и справедливая мра не вызвала. Достойно также вниманія, что русская беллетристика, вообще говоря, очень чутко относящаяся къ ранамъ русскаго сердца, не выставила ни одного выдающагося произведенія, въ которомъ незаконнорожденный, не говоримъ, предавался бы позору, это само собою разумется, но хотя бы изображался въ вид жертвы общественнаго презрнія. Единственное, быть можетъ, исключеніе составляетъ ‘Новь’ г. Тургенева, герой которой чрезмрно удручается незаконностью своего происхожденія, какъ чмъ-то позорнымъ и открытымъ для всякаго рода двусмысленностей и оскорбленій. Но уже при самомъ появленіи ‘Нови’ было замчено, что Неждановъ въ этомъ отношеніи — совсмъ не русская фигура и задуманъ цликомъ подъ вліяніемъ французскихъ литературныхъ и житейскихъ мелодрамъ.
Что касается собственно народа, то есть простонародья, то тутъ мы имемъ весьма солидный матерьялъ для сужденія объ его отношеніяхъ къ незаконнорожденнымъ. И матерьялъ этотъ ни мало не оправдываетъ мннія, высказаннаго на первомъ създ русскихъ юристовъ въ Москв о презрительномъ и пренебрежительномъ отношеніи нашего народа къ незаконнорожденнымъ. Совершенно напротивъ. Просматривая ‘Труды комиссіи по преобразованію волостныхъ судовъ’, мы найдемъ довольна разнообразныя, глядя по мстности, свднія о положеніи незаконныхъ дтей въ крестьянскомъ быту. Есть мстности, гд незаконнорожденнымъ живется лучше, и есть такія, гд имъ живется хуже. Но общій тонъ отношеній все-таки благопріятенъ и не иметъ никакого себ подобія въ нашемъ свод. Особенно замчательны два пункта обычнаго права, поскольку имъ регулируется положеніе незаконнорожденныхъ. Во первыхъ, крестьяне наши пользуются тмъ видомъ узаконенія, который введенъ во вс европейскія законодательства, кром нашего, узаконеніемъ черезъ послдующій бракъ. Во-вторыхъ, въ крестьянскомъ быту незаконныя дти наслдуютъ и матери, и отцу. Повторяемъ, не везд и въ народ практикуются эти два замчательные пункта’ столь безусловно чуждые нашему писаному закону, по крайней мр, не везд въ полномъ объем. Есть, напримръ, мстности, гд незаконнорожденный не наслдуетъ отцу, а разсчитывается за прожитое въ его дом время, какъ годовой работникъ, есть такія, гд наслдованіе незаконнорожденныхъ обусловлена извстными требованіями: требуется, напримръ, чтобы отецъ предварительно усыновилъ незаконнорожденнаго, чтобы отецъ вступилъ въ бракъ съ матерью своихъ дтей, чтобы незаконнорожденный боле или мене продолжительное время жилъ въ семь и работалъ на нее и т. п. Оставляя эти мстныя различія и уклоненія отъ общаго принципа въ сторон, мы найдемъ’ что общій тонъ этого отдла русскаго обычнаго права вполн благопріятенъ для незаконнорожденныхъ. Поэтому, коренная реформа нашего писанаго законодательства въ смысл полнаго уравненія правъ законныхъ и незаконныхъ дтей отнюдь не была бы ‘фантастическимъ проявленіемъ’. Она была бы не только справедлива, но и народна въ самомъ настоящемъ и строгомъ смысл слова.
Такимъ образомъ, ни въ высшихъ, ни въ среднихъ, ни въ низшихъ слояхъ русскаго общества мы не находимъ ни одного элемента, вопіющаго о кар, преслдованіи незаконнорожденныхъ. Напротивъ все, повидимому, складывается для нихъ чрезвычайно благопріятно. А между тмъ, жестокіе законы все-таки существуютъ. Не оправдывается ли ихъ наличность какими-нибудь, врными или неврными, ложными или истинными, государственными соображеніями?
Присматриваясь къ той многосложной и многовковой борьб, которую вели въ Европ духовная и свтская власти, короли и сеньры, сеньоры и городскія общины, общины и цехи, мы увидимъ въ этой борьб, поскольку ею опредлились, между прочимъ, и права и безправіе незаконнорожденныхъ, два, какъ говорятъ нмцы, Brennpunct’а: устраненіе экономической конкуренціи и сохраненіе ‘благородства’ крови замкнутаго аристократическаго сословія. Мы не будемъ обсуждать насколько справедливо давить изъ-за подобныхъ мотивовъ ни въ чемъ не повинныхъ людей. Не будемъ нетолько потому, что пришлось бы расплыться въ общихъ мстахъ и труизмахъ, но и потому еще, что Россія не знала ни цеховой системы, ни замкнутаго, истинно аристократическаго сословія, которое имло бы хотя кажущееся историческое право требовать жертвоприношеній на алтар его благородства. Но еслибы подобные, лишенные всякой исторической почвы мотивы и руководили когда-нибудь нашимъ законодательствомъ, то теперь несостоятельность ихъ уже слишкомъ очевидна. Со введеніемъ всеобщей воинской повинности и съ несомннно близкимъ уничтоженіемъ ‘податныхъ’ сословій, ‘съ предстоящее реформой системы налоговъ, фактически законныя и незаконныя дти значительно уравниваются въ правахъ. А разъ благородство крови не осложняется никакими привиллегіями, уединеніе этого благородства, обереганіе его отъ вторженія пришлыхъ элементовъ обращается въ своего рода искуство для искуства и теряетъ всякій реальный смыслъ.
Но насъ могутъ, повидимому, не безъ основанія уличить въ противорчіи. Намъ могутъ сказать, что мы начали за здравіе, я кончили за упокой или, пожалуй, наоборотъ — начали за упокой, а кончили за здравіе, начали картиной ужаснаго и вполн безправаго положенія незаконнорожденныхъ, а оказывается, что положеніе ихъ вовсе не такъ дурно: и общество-то къ нимъ относится, по крайней мр въ общемъ счет, безъ нетерпимости, и не сегодня — завтра уравненіе правъ законно- и незаконнорожденныхъ произойдетъ само собой, помимо всякой прямой реформы законодательства о незаконнорожденныхъ. Это не совсмъ такъ, конечно, но противорчіе все-таки дйствительно есть, противорчіе не наше, а житейское или, точне, противорчіе между жизнью и писанымъ закономъ. Жестокіе законы существуютъ, но ихъ отрицаетъ сама жизнь. А изъ этого противорчія проистекаютъ слдствія, чрезвычайно важныя не столько даже для самихъ незаконнорожденныхъ, сколько для всего общества въ цломъ.
Незаконнорожденный сынъ дворянина переходитъ въ податное состояніе, но, со введеніемъ всеобщей воинской повинности и податной реформой, реальная почва исчезаетъ изъ-подъ этого ограниченія правъ незаконнорожденнаго. Этого мало. Незаконнорожденный сынъ дворянина не можетъ быть узаконенъ, не мы упоминали уже, что фактически узаконеніе у насъ нердко практикуется? Незаконнорожденный сынъ купца также не можетъ быть узаконенъ, но онъ можетъ быть усыновленъ, если удастся скрыть, что онъ — сынъ усыновляющаго, а это вдь не такъ трудно. Незаконнорожденный не носитъ имени отца, но для него можетъ быть выбрана любая фамилія и въ томъ числ фамилія отца. Незаконнорожденный сынъ не наслдуетъ ни отцу, ни матери, но никому не возбраняется завщать имущество кому угодно и въ томъ числ своему незаконнорожденному сыну. Все это и практикуется, все это можно сдлать, но только можно, а не должно, и притомъ можно только при помощи разныхъ ухищреній и вопреки букв закона. Такимъ образомъ, выражаясь фигурально, дается полный просторъ плевеламъ и всячески затрудняется ростъ пшеницы. Протаптывается ‘тропинка бдствій’, по которой отецъ-негодяй можетъ гулять на всей своей вольной вол, ‘не предвидя отъ сего никакихъ послдствій’, а отецъ-порядочный человкъ долженъ изворачиваться между требованіями закона и желаніемъ оградить своихъ дтей отъ позорной клички и нищеты. Разсказываютъ анекдотъ объ испанскомъ путешественник, попавшемъ куда-то на сверъ: его атаковали собаки, и когда онъ хотлъ схватить камень, чтобы оборониться,— то оказалось, что камень примерзъ къ земл. Испанецъ обругалъ страну, въ которой ‘камень привязываютъ, а собакъ пускаютъ бгать’. Эти слова довольно точно изображаютъ положеніе вопроса о незаконнорожденныхъ въ Россіи. Страдаютъ незаконныя дти негодяевъ, страдаютъ отцы-порядочные люди, но больше всего страдаетъ то чувство законности, которымъ и безъ-того наше общество не богато, и не страдаютъ только т, кто хочетъ безданно и безпошлинно срывать цвты наслажденія. Къ этому еще присоединяются многія обветшалыя и въ настоящее, по крайней мр, время ничмъ необъяснимыя противорчія въ самомъ законодательств. Современный человкъ, смемъ сказать, слишкомъ многое понимаетъ, чтобы понимать рзкую разницу въ порядк узаконенія лицъ различныхъ сословій или ту не мене рзкую разницу, которую законъ установляетъ между воспитанниками приказовъ общественнаго призрнія и другими незаконнорожденными. Онъ можетъ, положа руку на сердце, съ совершенно чистою совстью сказать, что не понимаетъ этихъ юридическихъ явленій, что они для него — необъяснимая тайна, ключъ отъ которой заброшенъ въ бездонное море прошлаго. И было бы, кажется, напраснымъ трудомъ даже тамъ искать его, ибо едва-ли можно указать какой-нибудь общій принципъ, которымъ наше законодательство о незаконнорожденныхъ руководилось бы неуклонно, безъ шатаній изъ стороны въ сторону.
Мы чуть не каждый день слышимъ совершенно справедливыя жалобы на отсутствіе въ русскомъ человк чувства законности, стованія о томъ, что онъ всегда готовъ обойти законъ, даже безъ особенной нужды, изъ-за пустяковъ. И дйствительно, во всякомъ русскомъ человк есть нчто отъ контрабандиста. Онъ — контрабандистъ самый разносторонній, искусный и охочій, контрабандистъ нетолько по своему общественному воспитанію, по нужд, по привычк, но иногда и по обязанности, какъ именно въ своемъ отношеніи къ незаконнорожденнымъ дтямъ, ибо, хотя законъ и повелваетъ въ этомъ случа отцу не знать дтей, а дтямъ отца, но природа, мораль, общественное мнніе, сама, религія обязываютъ обойти законъ. Мы, разумется, далеки отъ мысли приписывать контрабандистскую натуру русскаго человка именно несостоятельности нашего законодательства о незаконнорожденныхъ. Но и его тутъ капля меду есть. И во всякомъ случа, оно можетъ служить хорошимъ примромъ пагубныхъ послдствій разъединенія закона и жизни. Мы думаемъ поэтому, что коренная реформа нашего законодательства въ смысл полнаго уравненія правъ законныхъ и незаконныхъ дтей была бы не только актомъ справедливости по отношенію къ. незаконнорожденнымъ, но и великимъ благодяніемъ для общества. Само собою разумется, что реформа эта не можетъ быть отдлена отъ пересмотра нашего семейнаго права вообще и прежде всего, отъ реформы законовъ о развод.