Время на прочтение: 3 минут(ы)
Литература русского зарубежья. Антология в шести томах. Том первый. Книга первая 1920-1925.
М., ‘Книга’, 1990
Большевики, как известно, очень горячо и ревностно принялись за искоренение предрассудков.
Присяжный поверенный Шпицберг нанимал зал Тенишевского училища и надрывался — доказывал, что Бога нет.
— Товарищи! — взывал он.— Скажите откровенно — кто из вас персонально видел Бога? Так как же вы можете верить в его существование?
— А ты Америку видел? — гудит басок из задних рядов.— Видал? Не видал! А небось веришь, что есть!
Шпицберг принимался за определение разницы между Богом и Америкой, и горячий диспут затягивается, пока электричество позволит.
На диспуты ходили солдаты, рабочие и даже интеллигенты, последние, впрочем, больше для того, чтобы погреться.
И удивляться этому последнему обстоятельству нечего, так как в Советской России видимое стремление граждан к усладам духа часто объяснялось очень грубыми материальными причинами.
Так, например, дети и учителя бегали в школу исключительно за пайком, а усиленный наплыв публики в 1918 году в Мариинский театр, когда и оперы ставились скверные и состав исполнителей был неважный, объяснился совсем уже забавно: в театральном буфете продавали бутерброды с ветчиной!
Итак, Шпицберг богоборствовал в Тенишевском училище.
А по монастырям товарищи вскрывали мощи и снятые с них фотографии демонстрировали в кинематографах, под звуки ‘Мадам Л юлю, я вас люблю’.
Устои были расшатаны, и предрассудки рассеяны.
В газетах писали:
‘По праздникам бывший царь со своими бывшими детьми бывал в бывшей церкви’.
В кухне кухарка Потаповна сдобно рассказывала:
— А солдатье погреб разбило, перепилось, одного, который, значит, совсем напивши, догола раздели, в часовню положили и вокруг него ‘Христос воскрес’ поют. Я мимо иду, говорю: ‘И как вы, ироды, Бога не боитесь?’ А они как загалдят: ‘У нас, слава Богу, Бога больше нету’. А я им говорю: ‘Хорошо, как нету, а как, не дай Бог, Бог есть, тогда что? ‘…
Праздники отменили быстро и просто. Только школьники поплакали, но им обещали рождение ленинской жены. Троцкого сына и смерть Карла Маркса — они и успокоились.
Часть наиболее прилежных и коммунистически настроенных рабочих внесла проект о сохранении празднования царских дней, якобы для того, чтобы, так сказать, отметить позорное прошлое и на свободе надругаться, но дело было слишком шито белыми нитками. Надругиваться им разрешили, но от работы не отрешили, на том дело и покончилось.
Борьба с предрассудками кипела. Ни один порядочный коммунист не позволял себе сомневаться в небытии того, кого красная пресса называла экс-Бог.
‘Красный Урал’ гордо заявлял:
‘В нашей среде не должно быть таких, которые все еще сомневаются: ‘А вдруг Бог-то и есть».
И в их среде таких не бывало.
Со всяческими предрассудками было покончено.
И вдруг — трах! Гром с безоблачного неба!
Самая красная газета ‘Пламя’ печатает научную статью:
‘Говорят, будто в городе Тихвин от коммуниста с коммунисткой родился ребенок с собачьей головой и пятью ногами. Ему только восемь дней, а на вид он как семилетний, и все никак не наестся’.
Поздравляю!
Пред этим пятиногим объедалой окончательно померк знаменитый мужик Тихон, который в начале большевизма ‘кричал на селе окунем’ и которого чуть было не повесили, потому что неясно кричал. Не то за Советы, не то по старому режиму.
А в красной Вологде, давно покончившей при помощи товарищей Шпицбергов с экс-Богом, страшно интересуются — чертом и ломятся в местный музей, требуя, чтобы им показали привезенного из Ярославля черта в банке!
Перепуганный директор музея, не уяснивший себе в точности отношения между чертом и советской властью, и обратился ли черт в экс-черта или, наоборот, утвержден в прежних, отнятых от него духовенством, средневековых правах,— просил ‘Вологодскую правду’ довести до сведения публики, ‘что никаких новых экспонатов, а тем более необыкновенных, в музей не поступало’.
Вот как обстоит дело отрешения от предрассудков.
С нетерпением ожидаю статьи в ‘Московской правде’:
‘Слухи о том, будто товарищ Троцкий, обернувшись курицей, выдаивает по ночам молоко у советских коров (совкор.), конечно, оказались вздорными. Коммунистической наукой давно дознано, что обращаться курицей могут только вредные элементы из гидры реакции’.
А может быть, поднесут нам что-нибудь еще погуще.
Человеческое воображение ничто перед коммунистической действительностью.
Прочитали? Поделиться с друзьями: