В письме г-жи О. К., предложившей основать фонд имени В.Ф. Коммиссаржевской для вспоможения учащейся молодежи, особенно останавливает на себе внимание то место, где она говорит о бесприютности молодых людей обоего пола, и главным образом тех, которые приезжают из провинции.
‘Некуда пойти’… ‘Некому рассказать’… ‘Не с кем посоветоваться’… Эти три формулы так жестоко стучат в молодом неопытном мозгу… И они-то более всего рождают отчаяние, а затем и связанную с нею гибель… Не только денег нет: нет указания, нет работодателя, нет советника. Не дай Бог свести ‘помощь’ к ‘даче металла’: плохая будет ‘память Коммиссаржевской’… Собственно молодежь нуждается в дружелюбии к ней, в привете себе, в связи с нею других классов и единичных людей, уже окрепших на ногах, служащих, работающих. В Петербурге и Москве есть такая масса учреждений и контор, такая масса всяческих ‘предприятий’, что гибель молодого образованного человека или девушки от нужды и даже прямого голода является чем-то совершенно диким, нелепым… Гибель, очевидно, происходит от неорганизованности всего дела, ненадуманности его… и, в последнем анализе, от лени и равнодушия… всех и каждого. Очевидно, что никогда никому не приходило на ум посвятить жизнь этому делу и во что бы то ни стало — разрешить вопрос, очевидно совершенно разрешимый при внимании к нему и настойчивости. ‘Помогать трудом’ всегда нравственнее, чем помогать деньгами. И ‘фонд имени Коммиссаржевской’ должен, думается, представить собою не просто денежный мешок, откуда ‘отсчитывается’ нуждающемуся студенту или курсистке, а организацию вообще в смысле материальной и духовной поддержки молодежи, поддержки бытовой и служебной.
Раз помощь пошла бы трудом, — ответно молодежь должна бы начать вырабатывать в себе, и вероятно начнет вырабатывать, качества трудоспособности, ответственности и гарантии. Никто, как сама молодежь, не сознает так ясно, до чего она слаба в этом отношении… Помню это из молодых своих годов: ‘Некуда пойти’, да и ‘к чему я способен‘. Тут-то вот и нужно подойти к ней с одобрением: ‘Ко всему способен, если немножко подучиться‘… Молодежь наша ужасно идейна и теоретична, и пропорционально — не практична и слабо-работна… Уж что греха таить — так. Но не по неспособности и не по нежеланию делать, — а по глубокому и чистосердечному неуменью. Неумелость же всякая застенчива, стыдлива: и вот молодой человек на краю отчаяния, вместо того чтобы идти к людям, — дальше и дальше от них уходит, хоронится от всех, пока его не найдут где-нибудь повесившимся или утопившимся… Из этого тупика нужно выброситься, выскочить, — разломать этот тупик. ‘Ничего не умеете: но через полгода будете все уметь, лучше другого. Давайте учиться’.
Тепла и света сюда: и мгла рассеется.
Студентам же нуждающимся, как равно курсисткам, давно следовало бы сорганизоваться в ответственные артели, в гарантирующие артели, с ручательством за своего члена при исполнении известных обязанностей и функций, от ‘репетиторства’ до занятий в департаменте, канцелярии, торговом предприятии или банке…
К практическому труду, молодежь, — к честному практическому труду, в помощь старшим.
И, гг. ‘старшие’: ни один молодой человек или девушка да не войдет в наши домы со смущением: ‘Куда я пришел? Зачем? Мне тут все чужие‘.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1910. 16 марта. No 12216.