Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
БЕРЛОГА
(Фельетон)
Очень, очень давно, мне кажется, лет двести тому назад, еще в эпоху царствования низложенного, скорбного главою царя Додона, случилось вашему покорному слуге писать беглые очерки о Финляндии. Перечислив все положительные черты финнов, их крепкое здоровье, их уважение к детям, их огромную любовь к своим гранитам, соснам и озерам, их, подобную японской, легкую восприимчивость ко всему полезному в чужой культуре, я (конечно, попутно) намекал усердным обрусителям Финляндии, что насильственная задача их также щекотлива и бесполезна, как, например, покушение задавить голым сиденьем ежа.
Помню, какой-то самоуверенный фельетонист из официальной русской газеты остроумно заметил: ‘И придумал же Куприн странное занятие — садиться на ежей, раздевшись’.
Однако вчерашний день показал с жестокой наглядностью всю колючую справедливость моего грубого сравнения. А мы ли не хвалились уничтожить крошечную страну в один присест?
Мы много чего нахвастали перед лицом истории и мира. Так однажды мы воскликнули патетически: ‘Да. Мы подписали поистине похабный мир. Но это временная передышка, необходимая для устройства дел семейных. Однако, горе тебе, о Германия, если ты нарушишь хотя одну йоту Брестского договора. Священную войну объявим мы тебе, жестоковыйная!’
И Малороссию собирались мы вернуть к федеративно-республиканско-советскому порядку, встряхнуть ее могучей дланью, одетой в железную перчатку. Вышло ли из этой похвалы что-нибудь путное, кроме того, что мы лишены керосина, угля и пшеницы. Мне возразят: но за спинами Финляндии и Малороссии стояла Германия. И на это отвечу: везде, во всякой веревочке современного мирового театра красных марионеток, чувствуется дерганье германской лицемерной руки.. Всюду, за исключением Сибири. Но почему же не предположить, что и там за кулисами незримо орудует дюжая желтая рука?
Мой здравый смысл отказывается верить в возможность объявления войны Сибири. Это карательная авантюра, предпринятая вглубь суровой и богатой страны, с растянутой чуть ли не на четверть земного шара коммуникационной линией, при однорельсовой железной дороге, при давнишнем враждебном отношении к русским монгольских племен, при несомненном выступлении Японии, грозит новым позорным и кровавым крахом.
А, главное, бесцельным крахом. Спрашивается: ну, какая же в самом деле, серьезная причина для объявления войны Сибири? Оказывается, Сибирь, видите ли, свергла Советскую власть. Ну и Бог с нею, с этой далекой и глупой Сибирью. Почем знать, может быть, ей по этнографическим, климатическим и другим условиям власть Советов не с руки? Зачем же навязываться, проявляя ревность, чувствительность, нервозность и обидчивость? Тем более, что отказываясь от советских благодеяний, Сибирь вовсе не хочет порывать с западной Россией ни духовной, ни коммерческой связи.
Сибирь ясно и толково отвечает на воинственные ноты: ‘Лучше не будем драться. У нас, у чалдонов, есть такой обычай. Зимою, по ночам мы выставляем за окно на наружный подоконник такие хлебы, савостейки, нарочно для бродячих варнаков. Он пройдет своим каторжным, беглым путем, хлеб сунет в мешок, а жителей за то не тронет. Ну и житель его, конечно, не выдаст. Вот, как мы щедры. Не цепляйтесь к нам, тогда у нас и для вас савостеек хватит досыта. А надо еще и то припомнить, что Сибирь населена крепкими, кондовыми людьми, потомками неуживчивых, дерзновенных бунтарей, фанатиков старой веры, неутомимыми охотниками и стрельцами, не особенно высоко ставящими ценность человеческой жизни. И стремиться с ними к бою, это уже не покушение усесться на ежа в неудобной позиции, а нечто более рискованное. Это значит пойти в берлогу к матерой, только что проснувшейся медведице, ждущей гостя с пестуном и медвежатами…
Фельетон впервые напечатан в газете ‘Молва’. — 1918. — No 10.
— скорбный главою царь Додон — сказочный персонаж повести о Бове-королевиче, упоминается как несообразительный, неумный человек.
— савостейки — или савотейки, в Сибири небольшие круглые булки, серенькие на вид и дурные на вкус. Их выкладывают на окна для прохожих бродяг. Отсюда: стрелец савотейный — беглый сибирский бродяга.