Берегите народные сокровища!
Берегите народные сокровища!
Митрополит Антоний.
(‘Новое Время’ (Белград, Сербия). 1925. No 1305 (5 сентября). С. 2 — 3).
Берегите народные сокровища!, Храповицкий Алексей Павлович, Год: 1925
Время на прочтение: 4 минут(ы)
На сих днях я получил печальную весть о том, будто наши гениальные живописцы — Васнецов и Нестеров чуть ли не умирают с голоду. Неужели ко многим причинам позора русского народа суждено присоединиться еще одной причине тяжкого позора, если действительно окажется, что эти оба светила благороднейшего искусства умерли от голода! Да не будет этого!
Русская живопись, по общему признанию, — первая в современном мире, а названные два мастера — первые среди русских талантов. Оба они — восстановители православного, т.е. византийско-русского, стиля живописи. Ими совершен поворот от итальянско-немецкого искусства, чувственного и горделивого, к православному, одухотворенному и смиренному.
Это громадная, вековая, многовековая заслуга пред искусством, пред православным христианством, пред Россией, пред человечеством, пред Богом, a Киевско-Владимирский собор, как главная сокровищница их вдохновений, должно призвать восьмым чудом в свете. Прибавим к сказанному, что наши живописцы не только восстановили, но и усовершенствовали византийско-русский стиль. Они несколько разнятся и друг от друга и от прежних, тоже истинно православных, иконописцев. Разумею, конечно, не только технику живописи, которая у последних была совершенно патриархальной, но и художественные идеи, вложенные нашими гениями в изображения Спасителя, Богоматери, ангелов и святых.
Христос-Спаситель у византийских художников — всеведущий и всеправедный Судия, взирающий в будущее сквозь мрак веков, и в сердце грешных людей, обличая их лукавство. У древних русских живописцев Он — кроткий Утешитель скорбящих, а Богоматерь и святые — не только образны целомудрия и носители восторженного вдохновения, как у византийцев (например, у гениального Мануила Панселина, афонца 13-го века), но прежде всего умиленные сердцем и душой образцы глубокого смиренномудрия и печали о мировом зле и о собственных согрешениях.
Васнецов и Нестеров разнятся и между собой, первый, как богослов по образованию, является более отрешенным от наличной жизни, второй — более национальным, русским, даже деревенским созерцателем. Конечно, при всем том оба остаются чисто православными и национальными мастерами и совершенными в области научной техники. Восторженное вдохновение, духовность и чистота сердца — творчество Васнецова, тихая грусть, нежное умиление и преданность воле Божией — творчество Нестерова. Первый отрешает созерцателя своих картин от будничной жизни и увлекает к небу, второй — низводит небо на землю и раскрывать его влияние на жизнь народную, в частности — русскую. Васнецов берет идеи Иоанна Богослова и любит апокалипсис, Нестеров воспринимает дух евангелиста Луки и постоянно воспроизводит идею притчи о блудном сыне, возвратившемся с раскаянием к своему милосердному отцу.
В 1917-1918 годах я беседовал с обоими. Тогда Васнецов читал в частном собрании 400 человек членов Всероссийского Церковного Собора полуторачасовую лекцию ‘О превосходстве византийско-русской живописи над западно-европейской’, в частности итальянской. Аудитория пришла в восторг от лекции и поручила мне приветствовать великого мастера, я говорил, что, если и погибнет Россия, как государство, то не погибнет русский гений и не пропадут картины Васнецова до Второго Пришествия, если не в подлинниках, то в копиях. Вид его картин среди нашей современной Вальпургиевой ночи является тихим светом и настойчивым призывом к покаянию и просвещению духовному, как в известном стихотворении А. Толстого о мелодии, силящейся вразумить своего же глубоко падшего композитора:
‘И в туманной дали рисовались
Берега позабытой отчизны,
Неземные слова раздавались
И манили назад с укоризной’.
Убеждение Васнецова о задачах церковной живописи сводится к тому, чтобы искусство, сохраняя современную технику, возвратилось всецело к заветам XVII века, когда русская народная жизнь, достигши своего высшего расцвета, до которого нам пришлось и еще придется с усилием подниматься в области иконописания.
Его последняя грандиозная картина — Страшный Суд, где с особенным гениальным подъемом изображена Пресвятая Богородица, предстоящая Вечному Судии, как ходатайница за людей (село Гусь, Владимирской губ).
Нестеров — чисто русский, с самым скромным мнением о себе философ и художник. В захолустной, родной ему, Уфе, я всматривался в его иконы, которые сияли, как светлая радуга, в скромной церкви учительской школы села Благовещенского, в 25 верстах от города. В последнее время он пришел к убеждению, что он не призванный иконописец, ибо на этой специальности художник должен не столько творить, сколько воспоминать и переносить на полотно опыты и переживание не свое, a общецерковное. Его более притягивает та область религиозного искусства, где он может творить и воспроизводить преимущественно новые переживания людей, конечно, в области религиозной. Его картина ‘Святая Русь’ облетела в копиях и гравюрах весь мир. Другая — ‘На пути ко Христу’ воспроизводит ту же идею, как и первая: стоит Христос Спаситель посреди русского пейзажа, а к нему идут, спотыкаясь и отклоняясь подчас от прямого пути, не только восторженные праведники, не только кающиеся, как на первой картине, но и колеблющиеся, и даже сошедший в сторону от спасительной тропинки Лев Толстой. Художнику более всего удаются типы русских благостных старцев-отшельников и смиренных богомолок, примиренных с жизнью и со своими страданиями и лишениями. За последние 10 лет Нестеров стал писать портреты современных писателей, выразителей русских идей.
Великая слава этих гениев кисти, но современность наша при всех своих симпатиях к обоим еще не доросла до достойной их оценки. Эти два гения — дар неба погибающей Руси и всему цивилизованному миру. Вот им приличествует этот ромб Некрасова:
‘Становись народ перед ним на колена,
Увенчай его кудри венком’.
Достойно оценит их потомство, как оно только оценило Пушкина и Достоевского.
И эти два человека умирают от нужды, чуть не от голода.
Не умею я организовывать сборы пожертвований, сам, конечно, дам, сколько могу, и более того, ибо я сам полунищий, но я призываю общество, то есть всех русских эмигрантов, образовать во всех центрах комитеты и собирать суммы, 1) для поддержки их физической жизни и 2) для обеспечения обоим выезда заграницу или, если они не пожелают, то для устройства им благоприятных условий для продолжения их гениального труда. Двоим не очень много надо. Васнецову уже более 70 лет, Нестерову более 60: это светлые лучи заходящего солнца. Стыдно будет русским, если такую задачу примут на себе иностранцы или иностранные государства, а последнее весьма возможно, ибо искусство торжествует над разделениями национальными, даже над конфессиональными. Я прошу и сербских и иностранных публицистов перепечатать приведенные сведения о великих художниках, целиком или хотя бы в выдержках.