Одинъ истинный и скромный мудрецъ жилъ — не скажемъ, гд и когда — въ пріятномъ уединеніи. Онъ назывался еофиломъ, никого странствовалъ и наконецъ поселился въ маленькомъ, смиренномъ домик. еофилъ не любилъ пышности, имлъ чувствительное сердце, былъ философомъ и набожнымъ. Противъ воли своей онъ сдлался извстнымъ въ сосдств, ибо часто помогалъ бднымъ. Хотли видть его. Мудрецъ не искалъ знакомства, однакожь, будучи добродушенъ и вжливъ, не могъ грубымъ образомъ выгонять людей изъ своего домика. Сосди полюбили его и часто совтовались съ нимъ о длахъ своихъ. Зная свтъ и сердце человческое, онъ съ удивительною врностію предсказывалъ имъ слдствіе ихъ благоразумныхъ или дерзкихъ намреній, такъ, что люди прославили его наконецъ волшебникомъ… Слдственно это было не въ наше время: мы уже не вримъ чародйству, и вообще не любимъ врить.... Слава еофилова дошла наконецъ до самаго Двора, и молодая Королева, постивъ мнимаго волшебника, требовала отъ него талисмана, который далъ бы ей неограниченную власть надъ Королемъ и Королевствомъ. Напрасно философъ клялся, что онъ не волшебникъ и не Астрологъ: женщинъ трудно разуврить, когда он что-нибудь возьмутъ себ въ голову. Королева начала сердиться, грозить — и еофилъ, подумавъ, сказалъ ей наконецъ: ‘Исполню желаніе Вашего Величества исоставлю талисманъ, котораго требуете, но для того, чтобы онъ имлъ симпатическое дйствіе на Короля, мн надобно получить отъ васъ волосы человка, душевно и безкорыстно къ вамъ привязаннаго: мущины или женщины — все одно.’ Королева нашла сіе условіе весьма незатруднительнымъ: молодость легковрна, особливо на трон. ‘Я могу, отвчала она, дать вамъ волосы пяти человкъ,которые меня равно обожаютъ.’ — ‘Довольно одного, сказалъ еофилъ: только надобно, чтобы онъ не требовалъ отъ васъ никогда и никакой длясебя милости, и не говорилъ вамъ дурнаго о своихъ не пріятеляхъ или совмстникахъ: это обстоятельство необходимо для дйствія талисмана.’ — Тутъ облакомъ печали затмилось лицо Королевы. ‘Какъ! сказала она: вы не удовольствуетесь моимъ словомъ, когда япоручусь вамъ за искренность и безкорыстіе привязанности?’… Нтъ, Ваше Величество! отвчалъ мудрый еофилъ: вамъ должно непремнно исполнить мое требованіе. — ‘Между людьми, меня окружающими (сказала Королева), нтъ такого человка, но я буду искать новыхъ друзей, ипріду къ вамъ, когда найду въ нихъ то, чего вы хотите.’
Мудрецъ былъ доволенъ симъ общаніемъ, въ надежд избавиться навсегда отъ подобныхъ докукъ, но онъ ошибся. Придворные, узнавъ, что Королева тайно была y философа, вс захотли видть его и съ нимъ совтоваться. еофилъ, не имя возможности уврить сихъ господъ въ истин, старался обратить имъ въ пользу самое ихъ заблужденіе. Молодая придворная дама, вышедшая недавно за мужъ, требовала отъ него элексиру для постоянной любви супруга. Философъ далъ ей хрустальное сердце съ красною ароматическою жидкостію, сказавъ: ‘Вотъ элексиръ, который произведетъ желаемое вами дйствіе, естьли вы исполните мое предписаніе. Носите это сердце на груди своей три мсяца, и старайтесь быть всегда въ самомъ мирномъ и кроткомъ расположеніи души, избгайте неудовольствія, ссоры и всего волнующаго кровь, чтобы элексиръ мой принималъ отъ васъ только бальзамическія изліянія..… ‘Какъ! естьли я разсержусь, буду въ досад, въ дурномъ нрав, — приревную?’…. Элексиръ испортится. — ‘Можно ли? какая странность!’ — Разв вы не знаете, сударыня, что отъ присутствія людей нездоровыхъ свертывается молоко? — ‘Знаю, но тутъ одно физическое дйствіе.’ — Нравственность иметъ большое вліяніе на физику. Нтъ сомннія, что всегдашнія досады и прихоти измняютъ чистоту крови. — ‘Правда, что ябоюсь взглянуть на себя въ зеркало, когда сержусь или досадую, глаза сдлаются такіе мутные, лицо такое грубое, такое красное’… A талисманъ утратитъ всю цлебную силу свою. — ‘Хорошо, такъ и быть! Я буду терплива, кротка,весела и спокойна. Для такого важнаго предмета можно все изъ себя сдлать. Подумаю о своемъ элексир, и ничто не выведетъ меня изъ терпнія.’— Онъ сдлаетъ чудеса, естьли исполните предписаніе. — ‘Какъ же употреблять его?’ — Черезъ три мсяца положите одну каплю въ обыкновенное питье вашего супруга, и такимъ образомъ давайте ему по капл всякіе шесть мсяцевъ. Въ хрустальномъ сердц шестьдесятъ капель. — ‘Слдственно ихъ будетъ на тридцать лтъ? довольно! Черезъ такое время мужъ мой не захочетъ уже порхать бабочкою!’ — — Красавица ухала съ элексиромъ, начала въ точности исполнять предписаніе философа и разсказывала по всему городу, что еофилъ есть великій чудотворецъ.
Одна изъ ея пріятельницъ, именемъ еонія, явилась къ мудрецу съ прозьбою, чтобы онъ далъ ей талисманъ отъ гнва. Прежде всего она выхваляла ему сердце и характеръ свой: чмъ мы обыкновенно начинаемъ, когда хотимъ признаться въ слабости. ‘Я добродушна, сказала еонія, не злопамятна, не мстительна, чувствительна, искренна до крайности, имю единственно ту слабость, что бездлка выводитъ меня изъ терпнія, и что я за всякое противорчіе рада вцпиться въ волосы. Этотъ невольной порокъ удаляетъ отъ меня супруга,тихаго и кроткаго. Я люблю его, плачу и не могу удержать первыхъ своихъ движеній.’ — У меня есть врное лекарство, отвчалъ еофилъ: это самой рдкой талисманъ, ибо составлять его весьма трудно. Онъ былъ изобртенъ въ глубокой древности одною философкою. — ‘Жекщиною?’ — Да, женщиною, которая употребляла свою мудрость на благодянія вашему полу, вообще боле насъ склонному къ излишней вспыльчивости. Сей талисманъ достался мн въ наслдство, неимя въ немъ нужды, отдаю его вамъ съ удовольствіемъ. Это золотое кольцо, усянное финифтяными звздочками: вотъ оно. — ‘Надобно только носить его?’ — Слушайте, что вамъ наблюдать должно. Какъ скоро разсердитесь, то замолчите, не говорите ни слова и въ ту же секунду подите въ кабинетъ свой: тамъ, безъ свидтелей, опустите кольцо въ стаканъ холодной воды и девять разъ произнесите имя: евиладемирезпдарнезюлъмезидора. — ‘Боже мой! это имя?’ — И весьма почтенное: имя той мудрой женщины, которая изобрла талисманъ, употребивъ на его составленіе пятьдесятъ лтъ жизни своей. — ‘Не дивлюсь, что эта Философка не славна въ свт: такому имени трудно дойти до потомства, его никто не выговоритъ.’ — Я напишу для васъ. — ‘Постараюсь вытвердить наизусть. Вы говорите, что надобно его произнести девять разъ?’ — Непремнно, a посл выньте кольцо, выпейте воду, и будете спокойны. — ‘Это прекрасно!’ — Когда же случится вамъ быть въ гостяхъ, и слдственно не льзя будетъ уйти въ кабинетъ свой, тогда надобно хотя въ мысляхъ произнести магическое имя, но признаюсь, что дйствіе его ослабетъ. — ‘О!я не боюсь того: ко мн приходитъ сердце только дома, досадую и кричу на людей своихъ или на мужа, когда бываю съ нимъ одна, a въ свт я всегда учтива, кротка и снисходительна.’ — И такъ, наблюдая все сказанное, будете милы и тихи какъ Ангелъ.
Обрадованная еонія унесла кольцо съ именемъ евиладемирезидарнезюльмезидора, написанномъ рукою философа. Имя хорошую память она могла вътотъ же вечеръ испытать его чудесную силу, и не могла надивиться глубокой мудрости еофила. — Однакожь не вс были имъ такъ довольны. Онъ очень сухо принималъ тщеславныхъ и кокетокъ, и не давалъ имъ ничего. Однажды постила его молодая дама съ братомъ своимъ, любимцемъ Королевскимъ, который хотлъ имть талисманъ для успха во всхъ своихъ честолюбивыхъ намреніяхъ. Милостявый государь! отвчалъ еофилъ: разные Адепты находили средство длать золото и возобновлять молодость, но никогда не искали они средства удовольствовать честолюбивыхъ: это явная химера. — По крайней мр (сказала съ живостію молодая дама) дайте мн способъ быть вчно милою, то есть не старться, чтобы всегда плнять и кружить головы: одно истинное щастіе для насъ, женщинъ!’ — Философъ взглянулъ на нее съ усмшкою: ибо она, не смотря на свою молодость и нарядъ, совсмъ не могла быть опасною прелестницею. Милостивая государыня! отвчалъ еофилъ: зная врно будущее, предсказываю, что вамъ нтъ ни малой нужды въ талисман: ибо вы черезъ двадцать лтъ будете такъ же наряжаться, такъ же грозить мущинамъ, не оставляя ни плановъ, ни лестныхъ надеждъ своихъ. — ‘Боже мой! правду ли вы говорите?’ — Точную и совершенную. — ‘Какъ же я щастлива! какъ весело!’…
Черезъ нсколько дней посл того пришелъ къ еофилу человкъ богатой, доброй и чувствительной, именемъ Алькипъ, и сказалъ ему: ‘Я родился въ изрядномъ состояніи, и въ послднія десять лтъ утроилъ свое богатство, единственно отъ того, что съ равнодушіемъ и безпечностію употреблялъ большія суммы денегъ на торговыя предпріятія, чрезмрно опасныя. Но мн все удавалось, и такое удивительное щастіе возбудило множество завистниковъ, я имлъ бы ихъ, думаю, гораздо мене, естьли бы разбогатлъ обманами и подлостію. Не имя возможности укорять меня средствами моей фортуны, они стараются вредить мн съ другихъ сторонъ. Длая всегда добро, я нажилъ непріятелей, и безпрестанно чувствую дйствіе ихъ злобы, досадую, огорчаюсь и страдаю. Говорятъ, что ты, мудрый еофилъ, составляешь талисманы для щастія людей: не можешь ли открыть мн способа восторжествовать надъ моими врагами?’ — Могу, отвчалъ еофилъ: я испыталъ на себ чудесное дйствіе сего талисмана, и могу сообщить его другому, не переставая имъ пользоваться. Но для того надобно принять васъ въ глубокія таинства священной науки, и нужны нкоторые опыты. — ‘Какъ! мн должно сдлаться Адептомъ?’ — Тмъ, что я самъ. — ‘Знаю, что отъ Адептовъ требуется великихъ жертвъ и строгой нравственности: я готовъ на все, чтобы получить желаемое, только не надюсь на свой разумъ’ — Требую единственно того, что зависитъ совершенно отъ вашей воли. — ‘И такъ говори, все исполню.’ — Прежде всего надобно отказаться отъ всякаго намренія и желанія мстить. — ‘Мн сдлали столько неудовольствія!… непріятели мои такъ злобны!.. особливо двое изъ нихъ ужаснымъ образомъ неблагодарны, ибо я нкогда осыпалъ ихъ благодяніями.’ — Какъ бы то ни было, надобно забыть все и снова искать случая обязать ихъ. — ‘Чего ты хочешь!’ — Необходимаго. Такъ должно поступать и съ другими непріятелями, но безъ гордости и хвастовства. — ‘Даю слово молчать, но могу ли внутренно не гордиться такимъ великодушіемъ? отъ меня ли зависитъ это чувство?’ — Одинъ разсудокъ предохранитъ васъ отъ гордости. Можете ли по справедливости хвалиться тмъ, что сдлаете только изъ повиновенія? — ‘Правда, соглашаюсь съ тобою. Я буду великодушенъ единственно для того, чтобы получить награду, которую мн общаешь, слдственно не долженъ ничмъ гордиться. Все ли теперь? — ‘Все, ибо вы имете доброе сердце и чистую совсть. Приходите черезъ шесть мсяцевъ. — ‘И ты общаешь мн дать безцнный талисманъ, посредствомъ котораго я восторжествую надъ своими врагами?’ — Да, y васъ будетъ это сокровище,въ самомъ дл безцнное для человка, который уметъ цнить его. Надйтесь на мое слово, оно врно.
Алькипъ простился съ еофиломъ, въ твердомъ намреніи исполнить его предписанія, сколь они ни казались ему строгими. Черезъ шесть мсяцевъ онъ возвратился и сказалъ: ‘О мудрый еофилъ! какою благодарностію обязано теб мое сердце! Слдуя твоимъ совтамъ, я нашелъ уже щастіе, и примирился со всми врагами, кром двухъ или трехъ, которые еще ненавидятъ меня, не смотря на мои одолженія, но цлый свтъ осуждаетъ ихъ несправедливость, и, не имя въ душ ни малйшей злобы, могу сказать, что я восторжествовалъ надъ своими непріятелями. Однакожь все еще желаю имть общанный талисманъ, по крайней мр для будущаго времени.’ — Я дамъ его вамъ, отвчалъ еофилъ: вотъ онъ!.. Алькипъ смотритъ, и видитъ только книгу… раскрываетъ ее и съ умиленіемъ читаетъ ея священное заглавіе… Слезы катятся изъ глазъ его. Онъ становится на колни, и прижимая божественную книгу къ своему сердцу, говоритъ: ‘Чувствую теперь святость закона прощать всхъ, и за, зло платить добромъ! Смертный не могъ его выдумать. Онъ есть законъ Неба, и человкъ долженъ повиноваться ему для собственнаго благоденствія!’
Мы описывали только успхи еофиловы, но слава его мало по малу затмилась. Начали говорить, что онъ требуетъ всегда нелпостей, и предпочли ему другихъ Астрологовъ. еофилъ снова могъ наслаждаться щастливою неизвстностію, и тми удовольствіями, которыя миле славы для сердца опытнаго и добраго: спокойными досугами, миромъ и свободою!