Бейрейс
Бейрейс
С нем.
——
Бейрейс, Немецкая_литература, Год: 1806
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В числе достопамятностей в истории природы и человечества заслуживает быть упомянутым надворный советник и профессор Бейрейс, живущий в Гельмштедте. Он родился в 1730 году в Мильтузене, и теперь, на 76 году жизни своей, наслаждается совершенным здоровьем, притом так свеж, так весел и говорлив, как только можно быть молодому человеку. Он занимает особливый дом, недалеко от ворот, которые назвал Бейрейсовыми. Этот человек есть сущая загадка для самых жителей и профессоров гельмштедских. Иные смеются над ним, другие почитают его за чудака, но все отдают справедливость его обширной учености. Бейрейс не написал ни одной книги, несмотря на то успел прославиться. Имея чрезвычайную память, он научился многим языкам. Говорит о себе, что ведет переписку даже с китайцами и японцами, и что один только знает языки сих народов. Он уверяет, что Мурр, живущий в Нюрнберге, знанием китайского языка обязан ему, хотя и тот равным образом мог бы утверждать, что Бейрейс по-китайски у него учился. Часто случалось, что в один день давал он по девяти лекций, коих предметами были — математика, история философии, анатомия, натуральная история, физика, география, изящные искусства и проч., и проч. Он читает самое мелкое письмо без очков, ходит по большей части без парика и говорит так скоро, что другой не вдруг пристанет к его речи. В платье любит простоту, и носит обыкновенно серое. По всему видно, что этот человек в молодых летах многому учился, и имеет прекрасные способности. Он не замечал людей, с которыми обращался, оттого слишком много думает о себе и о всем ему принадлежащем. Его важничанье, от часу увеличиваясь, наконец до того дошло, что он сделался чудом во мнении других и в своем собственном. Вы подумаете, что он сам верит бредням, которые без всякого стыда выдает за сущую истину. Он с таким чистосердечием говорит о своих путешествиях в дальние страны в которых однако от роду не бывал, что всякий, слушая рассказы его, в состоянии божиться, что Бейрейс не шутит. Вообще, собиратели редкостей по большей части бывают слишком привязаны к своим коллекциям, и приписывают им чрезвычайную важность. Пример сему видим в Бейрейсе. Он собрал много вещей, ценит их выше всего, и называет единственными во вселенной. Впрочем, его редкости не стоят так много денег, как он объявляет. Тайна делать прекрасный кармин, долговременная медицинская практика (Бейрейс с успехом отправляет должность врача, а особливо окулиста) и многие лекции объясняют, каким образом одинокий человек в продолжение нескольких лет мог собрать такие редкости, притом надобно заметить, что он всегда жил умеренно. Отец ничего не оставил ему в наследство, однако Бейрейс накопил знатный достаток, и тем подал причину думать о себе, будто умеет делать золото, от чего он и сам не отпирается.
Бейрейс ест очень много сахара. Он однажды говорил мне, что это есть самое здоровое кушанье. Наливая для меня чай, наклал полную чашку сахара, и убедительно советовал всегда следовать его примеру. Он признался мне, что многие, одержимые болезнями, из отдаленнейших стран света приезжают к нему просить помощи или наставлений. Всех бедных лечит он безденежно, и в самом деле оказывает им великие благодеяния человеколюбивым своим участием.
Во всех комнатах дома, в котором он живет один, и который завален разными вещами, виден чрезвычайный беспорядок. Здесь лежат огромные книги, там рукописи, в одном месте на полу разбросаны сочинения китайские и японские, в другом гравированные и живописные картины, здесь мраморные и алебастровые бюсты, там медали, ботанические собрания, набитые чучела, птицы и земноводные в спирте, насекомые и бабочки в стеклянных ящиках, анатомические препараты, редкие минералы, антики и руды, все вместе. Никак нельзя пройти по комнате, потому что весь пол уставлен разными вещами, не на чем сесть, потому что все стулья завалены.
Однажды спросил он некоторого чужестранца, каких трех мужей почитает величайшими в свете, но как сей не мог скоро собраться с мыслями, то Бейрейс сам отвечал на свой вопрос: ‘Первый был Аристотель, второй Невтон, третьего — скромность назвать мне не позволяет’. Нужно ли сказывать, кто этот великий муж, которого Бейрейс не хотел назвать по имени?
Он чрезвычайно любит картины и утверждает, что его собрание картин есть самое лучшее из всех возможных, и что он имеет у себя превосходные произведения всех великих живописцев, однако известно, что многие из сих, так называемых, мастерских произведений суть ничто иное, как только простые копии, из которых многие впрочем довольно хорошо написаны. На обороте каждой картины находится по одному латинскому двустишию, на некоторых по два, в них описывается впечатление, которое картина произвела в Бейрейсе, и означается имя живописца и содержание. Он уверяет, что имеет одну картину, написанную на паутине, а другую на бархате, говорит еще, что изо всех своих книг пользуется только тремя, одна служит для его особы, другая для лекций, а третья приготовлена в запас, на случай если вторая совсем изорвется.
Бейрейс почитает себя единственным виновником смерти многих известных мужей. Испытатель природы Геце, по словам Бейрейса, умер оттого, что осмелился писать против него и опровергать сделанное им открытие червей в колодезной воде. Зандер умер, по его же старанию, в наказание за то, что брал слишком много денег с какого то книгопродавца. Он также выдает себя виновником смерти графа Орлова. О всех живых писателях отзывается весьма нехорошо, хотя ни почему не видно, чтобы он читал их сочинения. С профессорами, своими товарищами, почти совсем не имеет обращения.
Бейрейс в разговоре любит чрезвычайности, самые большие суммы для него — безделица. Он утверждает, что Линней много почерпнул знаний от одного молодого человека, который учился прежде у него Бейрейса. Что мыши любят музыку — это Линней также взял у него и проч., и проч. — Он говорит еще, что никто не имеет такой обширной практики, что каждый месяц прибывает у него 30 новых больных, и что следовательно нигде нельзя обогатиться такими знаниями, как учась у него. Нервных своих препаратов не показывает никому, извиняясь тем, что отдал их одному приятелю, от которого получит тотчас после его смерти.
Бейрейс показывает чрезвычайной величины алмаз, который будто бы сам сделал и который, по его словам, стоит несравненно дороже целой Европы, Бругман, живущий в Лейдене, почитает сию редкость за индийский дымчатый топаз. Когда он спросил однажды Бейрейса, в самом ли деле это алмаз, то сей насчитал ему более двадцати свойств алмаза, и между прочим, что он может уменьшаться от испарений… — Так вы конечно выгоняли из него летучие частицы? спросил Бругман. — ‘Да — отвечал Бейрейс, выгнал немного, правда, алмаз потерял чрез это в цене своей миллиона два, но ведь вы знаете, что два миллиона для меня — безделица!’ Он хочет камень сей сжечь на своей могиле и сделать себе такие похороны, каких еще не видано под солнцем. ‘Не думаете ли вы, спросил он — если б прусский король давал мне за алмаз все свои земли, что я согласился бы уступить его? Как бы не так! Я был бы сущий осел, когда бы это сделал’.
Достойны примечания находящиеся у Бейрейса три славные Вокансоновы автомата. Он говорит, что заплатил за них в Нюрнберге чрезвычайно великие суммы денег, теперь они стоят в беседке в саду позади дома. Первый и самый меньший из автоматов есть утка, составленная из множества колес, которые, действуя взаимно друг на друга, представляют чудеса, каких нигде найти не можно. Хотя сия единственная в свете утка еще не совсем устроена, однако это не препятствует ей шевелить носом, лишь только до нее дотронешься.
Когда же бывает она в хорошем состоянии, то обыкновенно клюет ячмень с тарелки, переваривает в желудке своем пищу и через несколько времени извергает нечистоту, которая имеет совершенное сходство с натуральною. Другой, достойный примечания автомат, есть игрок на флейте, сделанный в человеческий рост. Как скоро потянешь за шнурок, статуя начинает играть прекрасные арии. Наконец третий представляет барабанщика в человеческий рост, который бьет разные марши, как скоро его тронешь!!
Если б я захотел пространно описывать образ жизни г-на Бейрейса, то мог бы наполнить целую книгу подобными замечаниями.
Бейрейс: [Очерк о чудаке-профессоре, живущем в Гельмштадте]: С нем. // Вестн. Европы. — 1806. — Ч.30, N 23. — С.183-190.