НАШЕ ОБЩЕСТВО
(1820 — 1870)
ВЪ ГЕРОЯХЪ И ГЕРОИНЯХЪ
ЛИТЕРАТУРЫ.
М. В. Авдева.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1874.
ЧАСТЬ I.
VII.
БАЗАРОВЪ.
VII.
БАЗАРОВЪ.
Базаров, Авдеев Михаил Васильевич, Год: 1874
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Время длало свое дло, прошелъ рядъ событій, разсмотрніе которыхъ не входитъ въ планъ нашихъ статей, — наступилъ кризисъ, старыя понятія, воззрнія, старые люди оказывались несостоятельными, разваливаясь и. ломались, чувствовалось, что нужны не только новые порядки, но и новые для нихъ люди — и новый человкъ явился. Тургеневъ и тутъ, со свойственнымъ ему талантомъ и честностью, сослужилъ взятую на себя службу — онъ тотчасъ показалъ этого человка въ лиц Базарова.
Новый человкъ! Да дйствительно ли онъ новый? И бываютъ ли вообще новые люди? На это мы съ увренностью можемъ отвчать положительно. Да, Базаровъ дйствительно былъ новымъ человкомъ, новый человкъ не только бываетъ, но и бываетъ очень часто. Всякое новое движеніе, новая мысль, новый кризисъ выводятъ непремнно новыхъ людей и новые люди — вовсе не новость. Еслибы мы вздумали исчислять, начиная хоть съ первыхъ христіанъ,— перечень древнихъ, среднихъ и новыхъ новыхъ людей, мы долго бы его не кончили. Вс эти такъ называемые новые люди имютъ, между прочимъ, ту общую черту, что непосредственно происходя отъ старыхъ людей, и будучи кровно съ ними связаны, вмст съ тмъ постоянно враждуютъ съ ними и совершенно отрицаютъ ихъ значеніе.
Посмотримъ же на отличительныя черты нашихъ новыхъ людей того времени ибо, увы, надо правду сказать — тогдашніе новые люди стали уже теперь старыми: что другое, а люди и идеи мняются и линяютъ у насъ необыкновенно скоро?
Базаровъ — внукъ дьячка и сынъ отставнаго штабъ-лекаря. Это происхожденіе — одна изъ самыхъ существенныхъ чертъ новаго человка, она обозначаетъ ту экономическую почву, на которой человкъ появился и безъ которой онъ непонятенъ. Эта почва въ старину давала неизсякаемый источникъ мелкихъ чиновниковъ наполнявшихъ старые суды и извстныхъ подъ именемъ крапивнаго смени и мелкаго духовнаго причта, извстнаго подъ другимъ, не мене характеристичнымъ прозвищемъ. Но времена измнились, лучъ науки и голосъ честнаго отношенія къ жизни забрались въ эти трущобы и изъ нихъ стали появляться люди, взросшіе въ нужд, пріученные къ труду, неизбалованные холей барства и съ перваго шага поставленные въ необходимость въ пот лица зарабатывать свой хлбъ. ‘Мн не въ диво работать’, говоритъ молодому Кирсанову старикъ Базаровъ, ‘я вдь плебей ‘homo novus’ — не изъ столбовыхъ’. Слышите? Старикъ Базаровъ въ качеств трудящагося уже называетъ себя новымъ человкомъ: но онъ не правъ, — новые люди не тмъ только новы, что они трудомъ заработываютъ свой хлбъ, но тмъ, что они заработываютъ его иначе, нежели заработывали отцы и дды. Новая идея,— идея справедливости — не позволяла имъ уже кормиться тми средствами, которыми кормились отцы, барство пошатнулось и оторвалось отъ своего крпостного корня, крестьянину дана возможность выкупить, или выработать кусокъ земли, вс старыя основы русской жизни пошевелились: въ это-ли время жить получиновному, полудуховному, пролетаріату, какъ оно жило прежде — на счетъ крестьянства и барства? Духъ новой жизни коснулся и его, въ то же положеніе стали и къ нему примкнули небогатые, сами заработывающіе хлібъ и сознательно сошедшіе съ барской ступеньки молодые помщики — и явились новые люди и въ этомъ-то экономическомъ положеніи новыхъ людей кроется зерно ихъ достоинствъ и недостатковъ!
Молодой Базаровъ съ молодымъ Кирсановымъ прізжаютъ въ деревню къ отцу послдняго. Аркадій Кирсановъ-сынъ — это молодой помщикъ, весь подъ вліяніемъ новаго человка и новыхъ идей, вносимыхъ имъ въ жизнь: мы скоро увидимъ долго-ли удержались въ немъ эти прививныя вліяніе и идеи. Николай Петровичъ Кирсановъ-отецъ — это помщикъ, сознавшій новыя жизненныя и экономическія требованія и въ качеств мягкаго, честнаго и неглупаго человка, старающійся приноровиться къ нимъ. И отецъ, и сынъ — это два переходныя звна, связывающія новыхъ людей со старыми, столкновеніе между ними и первыми должно быть мягкое — оно таково и есть. ‘Отецъ у тебя славный малый’, говоритъ Базаровъ Аркадію Кирсанову, ‘стихи онъ напрасно читаетъ и въ хозяйств врядъ-ли смыслитъ, но онъ добрякъ’.— Не таково должно быть столкновеніе двухъ совершенно разныхъ людей, барина — аристократа англійскаго закала, со всми барскими идеями и привычками, какимъ является въ роман Павелъ Кирсановъ, и. молодого новаго плебея.
Молодого Базарова сперва поражаютъ аристократическія привычки Павла Кирсанова, его чопорность и щепетильность въ одежд.— ‘А чудоковатъ у тебя дядя’, говоритъ онъ Аркадію, сидя въ халат, на его постели и насасывая коротенькую трубку. ‘Щегольство какое въ деревн, подумаешь! Ногти-то, ногти — хоть на выставку посылай!.. Я все смотрлъ: этакіе у него удивительные воротнички, точно каменные и подбородокъ такъ аккуратно выбритъ!.. Архаическое явленіе!’ заключаетъ онъ. Но едва Базаровъ познакомился съ идеями этого архаическаго явленія, — тонъ его измняется: онъ сцпляется съ нимъ зубъ за зубъ, становится грубъ, дерзокъ и когда Аркадій замчаетъ ему, что онъ уже слишкомъ рзко обошелся съ дядей,— Базаровъ отвчаетъ:
— ‘Да, стану я ихъ баловать, этихъ уздныхъ аристократовъ! Вдь это все самолюбіе, львиныя привычки, фатство! Ну, продолжалъ бы свое поприще въ Петербург, коли ужъ такой у него складъ…’
Еще боле озлобленія возбуждаетъ Базаровъ въ Павл Кирсанов. Въ этомъ плебе все, начиная отъ небрежности въ одежд до способа выраженія — возмущаетъ и оскорбляетъ чопорнаго и воспитаннаго на иностранныхъ преданіяхъ русскаго джентльмена (употребляемъ это слово, такъ какъ соотвтствующаго ему русская жизнь не выработала). Особенно возмущаютъ его новыя идеи Базарова. Какія же это идеи?
На вопросъ дяди, что такое Базаровъ, Аркадій отвчаетъ словомъ, ставшимъ впослдствіи равнозначущимъ партіи:
— ‘Онъ нигилистъ!’
— ‘Человкъ, который ничего не признаетъ’! говоритъ Николай Кирсановъ.
— ‘Скажи, который ничего не уважаетъ’! подхватываетъ братъ Павелъ.
— ‘Который ко всему относится съ критической точки зрнія, поправляетъ ихъ Аркадій. Нигилистъ — это человкъ, который не склоняется ни передъ какими авторитетами, который не принимаетъ ни одного принципа на вру, какимъ бы уваженіемъ не былъ окруженъ этотъ принципъ, добавляетъ онъ.
Вотъ первое опредленіе нигилиста, нигилиста ‘чистой крови’, такъ, какъ оно высказано самимъ авторомъ, впервые познакомившимъ свтъ съ народившимся страшилищемъ и давшимъ ему имя.
Мы не имемъ намренія ни защищать, ни порицать новое явленіе: мы относимся къ нему съ полнымъ безпристрастіемъ, какъ къ факту, и теперь, по прошествіи десяти лтъ, когда и страсти и самое явленіе утратили всю свою дкость, — можемъ приступить къ его разсмотрнію съ полнымъ хладнокровіемъ. Мы были бы очень рады, еслибы и читатель нашъ,— къ которой бы сторон онъ ни принадлежалъ, — откинувъ личныя и прижитыя чувства, отнесся бы къ этому длу, также какъ и мы, безъ всякой предвзятой мысли.
Откинувъ вс. впослдствіи привитыя къ понятію о нигилизм свойства и качества, и взявъ его опредленіе въ самомъ источник, какъ онъ приведенъ выше, всякій безпристрастный человкъ долженъ сознаться, что въ немъ нтъ ничего страшнаго, ничего непонятнаго и ничего такого, съ чмъ бы не согласился всякій умный и безпристрастный человкъ. Нигилизмъ ничего не отвергаетъ слпо, точно также, какъ и ничего слпо не признаетъ: онъ только все повряетъ, ко всему относится критически. Со стороны людей, вызванныхъ къ жизни новыми экономическими условіями, изъ класса прозябавшаго досел въ самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ, людей впервые взглянувшихъ сознательно на свтъ и увидавшихъ иныхъ людей и иныя понятія, сложившіяся на совершенно чуждой экономической почв,— со стороны такихъ людей совершенно естественно и послдовательно было не доврять слпо прежнимъ и не принимать на вру, во многомъ имъ чуждыхъ понятій и убжденій. Такое отношеніе новыхъ людей прямо вытекаетъ изъ причинъ ихъ породившихъ и не могло быть иное: скажемъ боле — оно даже желательно, ибо гораздо прочне и плодотворне т понятія, т убжденія, которыя приняты посл поврки, приняты сознательно, — нежели надтыя на себя, какъ новое платье носимое людьми, выросшими въ иныхъ привычкахъ и иной обстановк! Нтъ! вина нигилизма предъ старымъ поколніемъ не въ новыхъ идеяхъ и не въ критической поврк понятій. Вина (или, лучше сказать, ошибка) послдующихъ нигилистовъ заключается именно въ томъ, что они измнили своему правилу и приняли на вру, безъ достаточной критической поврки, нкоторыя ученія и понятія, имъ нравившіяся, ихъ вина (если это можно назвать виною) заключалась въ ихъ экономическомъ положеніи: не имющій не только прочнаго экономическаго положенія, но и гражданскаго, человкъ, оторвавшійся отъ старыхъ корней и невидящій возможности привиться къ чему либо, витающій такъ сказать въ воздух, и въ очень душномъ и сыромъ воздух, встртился съ человкомъ, не только стоящимъ на земл, но и владющимъ большою ея частью… Но не будемъ забгать впередъ, а обратимся къ той примат нигилистовъ, которую, въ лиц Базарова, выставилъ намъ Тургеневъ и которая вовсе но страдала недостатками его послдователей.
Базаровъ по отц дворянинъ и по матери самъ мелкій собственникъ, но онъ росъ и воспитывался какъ человкъ съ самыми ограниченными средствами и зналъ, что ему не на кого надяться, чтобы имть кусокъ хлба и выйти въ люди. Барство ему чуждо. Но барство, кром своихъ понятій, выработало нкоторыя привычки, дающія ему наружныя преимущества, которыя усвоить,— не имя барскихъ средствъ и воспитанія,— довольно трудно. Базаровъ человкъ въ высшей степени самолюбивый: онъ знаетъ свои недостатки и потому, какъ человкъ умный, не только не скрываетъ ихъ, но выставляетъ какъ достоинства и умышленно ихъ преувеличиваетъ. Онъ не обладаетъ мягкостью и изящностью манеръ и является умышленно грубымъ, онъ не иметъ красиваго платья и изобилія въ бль — и выказываетъ небрежность въ одежд. Изъ этихъ умышленныхъ небрежностей потомъ иные не очень проницательные его послдователи, сдлали себ мундиръ. Точно также умышленное, преувеличенное пренебреженіе выказываетъ онъ иногда и къ существующимъ понятіямъ,— не вслдствіе поврки ихъ, а какъ бы щеголяя своимъ отрицаніемъ. И потому надо осторожно относиться къ его словамъ и отдлять въ нихъ напускное отъ естественнаго, что при нкоторомъ вниманіи вовсе не трудно. Такъ напр. Павелъ Кирсановъ говоритъ объ аристократизм и Базаровъ возражаетъ:
— ‘Аристократизмъ, либерализмъ, прогрессъ, принципы! Подумаешь сколько иностранныхъ и безполезныхъ словъ! Русскому они даромъ не нужны’.
Кирсановъ замчаетъ что логика исторіи требуетъ:
— ‘Да на что намъ эта логика? прерываетъ Базаровъ. вы, я думаю, не нуждаетесь въ ней, чтобы положить себ кусокъ хлба въ ротъ, когда голодны… и пр.
Въ одномъ мст онъ говоритъ: ‘Мы дйствуемъ въ силу того, что мы признаемъ полезнымъ. Въ теперешнее время полезно отрицаніе — мы отрицаемъ’. А въ другомъ мст, желая доказать, что. все зависитъ отъ ощущеній, онъ говоритъ Аркадію: ‘Я придерживаюсь отрицательнаго направленія въ силу ощущеній. Мн пріятно отрицать, мой мозгъ такъ устроенъ — и баста!’
Тутъ сейчасъ видны противорчія, видно что говорится это не подумавши, подъ настроеніемъ минуты и вообще замтно, что Базаровъ еще молодъ, что проповдуемыя имъ идеи не вполн выработались въ немъ. Но надо отдать справедливость Базарову: — он не дйствуетъ и не разсуждаетъ по извстному образцу и не стсняется никакими доктринами, хотя бы самыми священными для либераловъ. Такъ онъ относится къ народу.
— ‘Стало быть, вы идете противъ народа?’ замчаетъ Кирсановъ-дядя, по случаю отрицанія патріархальныхъ воззрній.
— ‘А хоть бы и такъ? отвчаетъ Базаровъ. Народъ полагаетъ, что когда громъ гремитъ,— это Илья пророкъ въ колесниц по небу разъзжаетъ, чтожъ? мн соглашаться съ нимъ? Да и притомъ (весьма справедливо заключаетъ онъ) онъ русскій, — а разв я самъ не русскій?’
— ‘Вы его презираете, замчаетъ Павелъ Кирсановъ.
— ‘Чтожъ, коли онъ заслуживаетъ презрнія! Вы порицаете мое направленіе, кто вамъ сказалъ, что оно во мн случайно, что оно не вызвано тмъ самымъ народнымъ духомъ, во имя котораго вы такъ ратуете?
Мы видимъ, что Базаровъ гораздо шире понимаетъ народный духъ, чмъ многіе изъ его послдователей, и не смшиваетъ его съ простонароднымъ. Въ этомъ случа онъ сходится со старымъ республиканцемъ Кине, который смется и сердится, что ультра-либералы сдлали себ кумиръ (‘peuple-Dieux’, какъ онъ выразился) изъ простонародья.
— ‘Ты сказалъ, говоритъ Базаровъ Аркадію,— проходя мимо избы нашего старосты Филиппа, — она такая славная, блая,— вотъ сказалъ ты, Россія тогда достигнетъ совершенства, когда у послдняго мужика будетъ такое же помщеніе и всякій изъ насъ долженъ этому способствовать…. А я и возненавидилъ этого послдняго мужика Филиппа, или Сидора, для котораго я долженъ изъ кожи лзть и который мн даже спасибо не скажетъ… да и на что мн его спасибо? Ну, будетъ онъ жить въ блой изб, а изъ меня лопухъ расти будетъ, ну а дальше?
Вообще основная мысль всхъ сужденій и дйствій Базарова — не эгоизмъ, какъ многіе полагаютъ, а практичность и практическое отношеніе ко всмъ доктринамъ, милы он, или нтъ, либеральнаго он пошиба, или ретрограднаго.
— ‘А? что? не по вкусу? говоритъ онъ Аркадію, котораго покоробило отъ нкоторыхъ его сужденій. Нтъ, братъ, ршился все косить, валяй и себя по ногамъ’.
Въ Базаров нтъ слпой и ни къ чему не ведущей -нетерпимости. Отецъ боится не будетъ ли ему непріятно обдать съ священникомъ. ‘Вдь онъ моей порціи не състъ?’ спрашиваетъ Базаровъ.
— ‘Такъ ты задумалъ себ гнздо свить’, говоритъ онъ задумавшему жениться Аркадію, ‘чтожъ, дло хорошее!’
Аркадія это удивило и онъ думаетъ, что Базаровъ не искрененъ.
— ‘Эхъ! другъ любезный! заключаетъ тотъ. Видишь, что я длаю: въ чемодан оказалось пустое мсто, и я кладу туда сно, такъ и въ жизненномъ нашемъ чемодан, чмъ бы его ни набили, лишь бы не было пустоты… Ты поступилъ умно: для нашей горькой, терпкой, бобыльной жизни ты не созданъ…’
Изъ всего этого мы видимъ, что базаровскій нигилизмъ — вовсе ‘не отрицаніе ради отрицанія’, или отрицаніе, какъ онъ выразился, ‘въ силу ощущеній’, въ силу того, что это пріятно, или ‘что наше дло расчищать, а тамъ пусть строятъ другіе’. Нтъ, онъ отрицаетъ только то, въ чемъ не видитъ пользы, и не думаетъ оставлять посл ломки пустоту, а совтуетъ замстить ее чмъ удобне, что сподручне. Именно въ этомъ и заключается, къ сожалнію, малозамченная и оцненная особенность базаразскаго нигилизма, что онъ не отрицаетъ во имя какой нибудь предвзятой идеи, не думаетъ ломать, чтобы возвести на порожнемъ мст какое-нибудь на досуг придуманное зданіе. Отъ этого базаровскій нигилизмъ вовсе не гршитъ тмъ, въ чемъ упрекали потомъ его послдователей, онъ не ломаетъ ради ломки, не работаетъ для какого-то выдуманнаго и недостижимаго идеала. Базаровскому нигилизму справедливе было бы дать иное, впослдствіи появившееся и — какъ это ни странно — совершенно противузначащее ему названіе: названіе позитивизма, ученія положительности, а не отрицанія. И это названіе не противорчитъ ни поврк, ни ломк, потому что для того, чтобы воздвигнуть что-нибудь положительное и полезное, нужно поврить степень полезности существующихъ и занимающихъ мсто построекъ и если найдемъ ихъ негодными, то и разломать. Наши опредленія базаровскихъ идей могутъ, повидимому, опровергать нкоторыя, подъ вліяніемъ минутнаго расположенія, каприза, или раздраженія высказанныя Базаровымъ слова,— но такія слова приходится говорить всякому. Слишкомъ было-бы скучно жить на свт и говорить съ людьми, еслибы надо было взвшивать каждое слово, болтая съ пріятелемъ, или вовсе отказавшись отъ живой и легкой бесды говорить только какъ въ прописи. Нужно и поврять и взвшивать слова, которыя высказаны при столкновеніи съ самимъ дломъ. А при этомъ столкновеніи, слова и дйствія Базарова согласны между собою и подтверждаютъ то, что мы говорили о немъ. Такъ Базаровъ относится къ браку: самъ онъ не видитъ надобности жениться, но для такого человка, какъ Аркадій, онъ находитъ бракъ удобнымъ. Такъ, когда передъ смертью Базарова, старикъ-отецъ проситъ его исполнить христіанскіе обряды, сынъ не входитъ въ безполезный споръ, не отказываетъ отцу въ утшеніи — онъ только какъ будто откладываетъ исполненіе, говоря, что успетъ еще. Базаровъ не любезничаетъ и не заигрываетъ съ крестьяниномъ, не называетъ его до омерзительности глупымъ словомъ: ‘мужичекъ’. Базарову противно работать для благосостоянія какого нибудь будущаго Филиппа или Сидора, но онъ трудится, учится, подчиняется лишеніямъ, потому что находитъ наслажденіе работать въ настоящемъ, для нуждъ и для благосостоянія и этого мужика и ненавидимаго имъ барича: Базаровъ работаетъ для дла жизни,— жизни сложившейся, какъ она есть, а не сочиненной. Точно таковы же отношенія Базарова къ женщинамъ. Онъ не мягкій идилликъ: ему понравилась Одинцова, какъ красивая женщина и онъ это высказываетъ не церемонясь, т. е. высказываетъ то, что думаютъ девять десятыхъ мужчинъ, встрчаясь съ видной, красивой женщиной. Любовь, выросшая на счетъ матеріальной подкладки, дошла до такой силы, что чуть не завладла Базаровымъ,— но онъ замчаетъ, что изъ нея ничего путнаго не выйдетъ, что она мшаетъ его планамъ — и онъ съ кровью сердца вырываетъ эту любовь. Но взглядъ на женскій полъ и понятія о немъ не только у него не циничны, но замчательны тонкимъ пониманіемъ женщины. Такъ, Базаровъ, и въ самомъ начал и потомъ въ разгар любви къ Одинцовой, цнитъ по достоинству ея сестру и, увидавъ ее въ первый разъ, говоритъ Аркадію: ‘Чудо не она (Одинцова), а ея сестра. Это вотъ свжо и нетронуто, и молчаливо, и все что хочешь!’ И нтъ сомннія, что еслибы Базаровъ вздумалъ искать не минутнаго сближенія, или удовлетворенія страсти, а подругу себ на всю жизнь, то выбралъ бы не Одинцову, а Катю.
Таковъ образъ мнній этого новаго и въ высшей степени замчательнаго человка, котораго вывело намъ начало шестидесятыхъ годовъ. Взглянувъ на него безпристрастно и откинувъ все, что къ нему потомъ приросло и умышленно привязано его послдователями и его преслдователями, — повторяемъ, трудно найти въ немъ то пугало, которое видли одни и еще трудне — тотъ пасквиль на молодежь, который видли другіе. Стараясь представить въ настоящемъ свт мннія Базарова, какъ дятеля,— закончимъ очеркомъ его, какъ человка.
Въ этомъ отношеніи Базаровъ совсмъ не подходитъ къ слабосильной и нервной натур всего ряда героевъ, которыхъ выводила намъ до него литература. Только въ Инсаров есть подобная ему сухость и сила, но за то какъ шире и свободне взглядъ и отношенія Базарова!— хотя, быть можетъ, эта русская ширь затрудняетъ и усложняетъ успхъ дятеля. Базаровъ — человкъ упорнаго, неутомимаго труда и желзной воли.
— ‘Видишь ли, человку иногда полезно взять себя за хохолъ, да выдернуть какъ рдьку изъ гряды, это я совершилъ на-дняхъ, говоритъ Базаровъ,— и дйствительно онъ выдернулъ,— чего это ни стоило ему,— какъ негодную рдьку любовь, которая мшала ему длать дло.
Базаровъ не любитъ ничего нжащаго и усыпляющаго, хотя вовсе не пуританинъ и подчасъ поддается искушенію.
— ‘Мы вотъ съ тобой попали въ женское общество, говоритъ онъ Аркадію, и намъ было пріятно, но бросить подобное общество — все равно, что въ жаркій день холодной водой окатиться. Мущин нкогда заниматься подобными пустяками, мужчина долженъ быть свирпъ, гласитъ отличная испанская поговорка’.
И Базаровъ, дйствительно, если не свирпъ, то и не принадлежитъ къ мягкимъ людямъ.
— ‘Онъ хищный, говоритъ про него Катя Аркадію, а мы съ вами ручные’.
Но всего лучше Базаровъ обрисовываетъ самъ себя и людей его закала, говоря о разниц, которая существуетъ между нимъ и Аркадіемъ:
…. ‘Для нашей горькой, терпкой бобыльской жизни ты не созданъ, говоритъ онъ. Въ теб нтъ ни дерзости, ни злости, а есть молодая смлость, да молодой задоръ, для нашего дла это негодится. Вашъ братъ, дворянинъ, дальше благороднаго смиренія, или благороднаго кипнія дойти не можетъ, а это пустяки. Вы, напримръ, не деретесь, и ужъ воображаете себя молодцами,— а мы драться хотимъ. Да что! наша пыль теб глаза выстъ, наша грязь тебя замараетъ, да ты и не доросъ до насъ, ты невольно любуешься собою, теб пріятно самого себя бранить, а намъ это скучно — намъ другихъ подавай! намъ другихъ ломать надо!… Ты славный малый, но ты все-таки мякенькій либеральный баричъ’.
А между тмъ, этотъ суровый и, повидимому, безпощадный человкъ,— не только не чуждъ общечеловческихъ слабостей (онъ любитъ хорошо пость и выпить, любитъ женщинъ, несмотря на свою смлость, нсколько робетъ и смущается при встрч съ Одинцовой) — Базаровъ не мене чувствителенъ и нженъ, чмъ другіе, хотя не любитъ и считаетъ лишнимъ это выказывать. Такъ, когда въ отвтъ на горькую правду, которую мы привели выше: — ‘Ты навсегда прощаешься со мною, Евгеній, печально промолвилъ Аркадій, и у тебя нтъ другихъ словъ для меня?’ — то Базаровъ, почесавъ въ затылк, отвчаетъ: ‘Есть, Аркадій, есть у меня другія слова, только я ихъ не выскажу, потому что Это романтизмъ, это значитъ разспропиться’.
Такъ, когда онъ ршился, нсколько лтъ не видавшись съ родителями, ухать отъ нихъ черезъ три дня опять къ Кирсановымъ, гд ему удобне заниматься и Аркадій замчаетъ, что не легко будетъ сообщить старикамъ это извстіе, — Базаровъ говоритъ:
— Не легко! Чортъ меня дернулъ поддразнить отца онъ на-дняхъ веллъ высчь одного своего оброчнаго мужика,— и очень хорошо сдлалъ,— да, да, не гляди на меня съ такимъ ужасомъ,— очень хорошо сдлалъ, потому что воръ и пьяница онъ страшнйшій, только отецъ никакъ не ожидалъ, чтобы я объ этомъ, какъ говорится, извстенъ сталъ. Онъ очень сконфузился, а теперь мн придется въ добавокъ его огорчить!… Ничего, до свадьбы заживетъ, прибавляетъ онъ съ своимъ напускнымъ безстрастіемъ, а между тмъ, цлый день не ршается объ этомъ сказать, и только вечеромъ, разставаясь съ отцемъ, говоритъ ему о томъ торопливо и съ натянутымъ звкомъ и равнодушіемъ, сквозь которые видно все его смущеніе.,
Вся эта совстливость, скрытность, боязнь высказать нжные порывы сердца^ показываютъ, что передъ нами живой человкъ, а не автоматъ, заведенный механикомъ, это переливается горячая кровь и двигаются воспріимчивые первы, ихъ просвтъ сквозь кожу умлъ показать намъ художникъ-авторъ. Съ правдой и естественностью, встрчаемой только въ дйствительной жизни, художественно подмчено и изображено въ Базаров, какъ съ болзнью и упадкомъ нервъ слабютъ энергія и суровость человка и онъ длается нжне и впечатлительне. Такъ, когда Одинцовой, при отъзд отверженнаго и глухо страдающаго Базарова, стало жаль его и она съ участіемъ протянула руку,— гордый Базаровъ замтивъ это снисходительное состраданіе:
‘Нтъ, сказалъ онъ и отступилъ шагъ назадъ. Человкъ я бдный, но милостыни еще до сихъ поръ не принималъ’, — и узжаетъ, не пожавъ ея руки. Такъ говорилъ Базаровъ бодрый и здоровый. Между тмъ, этотъ же Базаровъ, увидвъ, что ему не долго остается жить, посылаетъ сказать о своей болзни Одинцовой. Онъ знаетъ, что пользы она никакой не принесетъ, спасенья отъ нея не будетъ, — но къ чему теперь гордость? къ чему суровость и лишенія?— можно, наконецъ, дать себ волю. И слабющая и умирающая мысль его обращается къ любимой женщин. Одинцова прізжаетъ и онъ не скрываетъ своей радости.
— ‘Ну, спасибо, говоритъ онъ съ своей обычной грубоватостью,— это по царски. Говорятъ, цари посщаютъ умирающихъ’. Онъ не только не отказывается отъ этой царской милости и принимаетъ ее, но въ послднюю минуту, когда мысли его начали мшаться — прикосновеніе ко лбу любимой руки пробуждаетъ ясность сознанія, весь остатокъ молодой погибающей жизни вспыхнулъ въ немъ, онъ приподнялся, схватилъ эту руку.
— ‘Прощайте, проговорилъ онъ съ внезапной силою, и глаза его блеснули послднимъ блескомъ. Прощайте… Послушайте… вдь я васъ не поцловалъ тогда. Дуньте на умирающую лампу и пусть она погаснетъ’…
И тотъ Базаровъ, который просилъ Аркадія не говорить красивыхъ словъ — выражается какъ поэтъ. За минуту до безпамятства, но еще владя мыслями, онъ говоритъ Одинцовой:
— ‘Вы посмотрите, что за безобразное зрлище: червякъ полураздавленный, а еще топорщится. И вдь тоже думалъ обломаю длъ много, не умру! Куда! задача есть, вдь я гигантъ, теперь вся задача гиганта, какъ бы умереть прилично, хотя никому до этого дла нтъ. Все равно: вилять хвостомъ не стану’.
И онъ не виляетъ хвостомъ. Но когда по желанію отца, надъ нимъ, лежащемъ въ безпамятств, совершаютъ соборованіе — одинъ глазъ его раскрылся ‘и казалось,— говоритъ авторъ, — при вид священника въ облаченіи, дымящагося кадила, свчъ передъ образомъ,— что-то похожее на содроганіе ужаса мгновенно отразилось на помертвломъ лиц’. Не знаемъ, врно-ли подмтилъ авторъ отразившееся впечатлніе, но возможно и естественно, что разслабленные нервы и погасающая мысль содрогнулись, увидавъ лицемъ къ лицу тьму развергшейся предъ ними бездны разрушенія, которая готовилась поглотить ихъ.
И потухающая лампа погасла, не успвъ еще и разгорться. Базаровъ умеръ, вслдствіе случайности, отъ отравы черезъ порзъ при разсченіи зараженнаго трупа. Эта случайность могла быть преднамренно придумана правдивымъ авторомъ, который сознавалъ невозможность описывать мощнаго общественнаго дятеля въ то время, когда этихъ дятелей не бываетъ и самая дятельность невозможна. Но и въ этой случайности мы видимъ правду. Это та естественная случайность, вслдствіе которой умерло у насъ столько молодыхъ и замчательнйшихъ людей, отъ которой гибнутъ, умираютъ вс сильныя натуры, появившіяся въ сред для нихъ неудобно,— та необходимая и непремнная случайность, которая точно по заказу является всегда, когда должна оправдать и подтвердить какой нибудь непреложный, но не всмъ еще понятный естественный законъ и такой же статистическій выводъ. Не будь этой случайности — эти люди все равно умерли бы рано, не довершивъ дла, умерли бы печально и трагически. Передовые бойцы, бросающіеся на твердыню, почти всегда гибнутъ: она сдается только упорнымъ послдователямъ.