Георгий Яблочков
Георгий Яблочков
Баррикада
Баррикада
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
—————————————————-
Баррикада, Яблочков Георгий Алексеевич, Год: 1913
Время на прочтение: 16 минут(ы)
В это туманное октябрьское утро гимназистка седьмого класса Соня Горшкова, которой подруги за общественные ее добродетели дали прозвище ‘Гражданин’, сидела на постели возмущенная до глубины души. Подобной низости она не могла даже предположить.
Ее ботинки, юбка и сак исчезли. Было очевидно, что их спрятала мать. А она должна была идти. Вчера на митинге, после речи последнего оратора, Наташа, Головастик и она — втроем они дали торжественную клятву прийти, во что бы то ни стало. Она не могла не прийти.
Оратором был Володя, а митинги были в университете.
Жизнь давно уже перевернулась вверх дном. Старый мир умирал. Вся Россия клокотала. Летом приходил броненосец Потемкин и пытался объявить южно-русскую республику. На улицах бросали бомбы и дрались. В гимназиях не учились. Каждый день могло прийти что-то небывалое. Вот уже две недели, как в университете открылись митинги. Там собирался и обсуждал свои нужды весь народ. Соня-Гражданин и ее подруги проводили там целые дня. Вечером, возвращаясь домой, они были пьяны, как от самого крепкого вина, и хотели только одного, — взлететь высоко, так, чтобы захватило дух, к прекрасному и страшному, что заревом вставало впереди, — и умереть.
Часы в столовой пробили восемь. В девять надо было явиться на место. В последний раз обыскав все места, Соня установила только одно: большой шкаф в прихожей был заперт, и ключа в нем не было. Несомненно, вещи были там, ключ мать взяла с собой, а сама ушла на базар.
От негодования Соня горько всхлипнула несколько раз. Выход, конечно, имелся. Все нужное можно было достать у кухарки Даши. Но она не ожидала этого от своей матери.
Поплескав второпях на лицо водой, Соня взглянула в зеркало, почувствовала, по обыкновению, укол, увидев там широкое, с толстыми губами и вздернутым носом лицо, но немедленно подавила личные чувства и тихо, чтобы не разбудить мирно спящей старшей сестры, скользнула через коридор в маленькую кухню.
Конечно, дело устроилось в две минуты. При неистовом хохоте Даши. Соня надела ее кофту и туфли-лодочки, набив в них бумаги, чтобы они не сваливались с ног, крепко поцеловала свою избавительницу и вырвалась через черный ход на лестницу.
Все происшедшее сразу представилось ей в смешном виде и, заметив на следующем углу поджидающих подруг, она еще издали с хохотом закричала:
— Ну! Думала, что уж не вырвусь! Вчера была целая битва. Мама спрятала мой сак и башмаки. Смотрите, как пришлось нарядиться!
Схватившись за руки, они быстро пошли. С неба сыпался мелкий дождь. Даль была задернута туманом, но чувствовалось, что солнце работает за тучами наверху.
По дороге Головастик — так звали одну из подруг за большую, с выпуклыми глазами голову, качавшуюся на тоненьком, как стебелек, туловище, — не пропускала ни одного городового без того, чтобы не крикнуть со свирепым видом: — Долой полицию! — И когда чопорная Наташа поворачивала к ней красивое лицо и говорила: — Головастик, это вульгарно! — она вызывающе отвечала:
— Я не переношу вида этих палачей!
— Погоди, погоди! — широко шагая, говорила Соня. — Скоро их не будет совсем. Народ победит и вместо них устроят милицию.
— Все равно, женщин не пустят туда! — с сожалением вздохнула Головастик.
— Во-первых, это неизвестно. Может быть, и пустят. Разве мы, женщины, не умеем защищаться? Ого-го-го!..
— У женщин совсем другие задачи, — презрительно заметила Наташа. Она была очень развитая девушка и настоящая социалистка, но вечно задирала нос, ни с чем не желала соглашаться и на все отвечала: — Старо! — или: — Неинтересно! — или: — Вульгарно! — что всегда сильно возмущало Соню. И теперь, переходя через улицу и шлепая слишком большой туфлей, Соня сверкнула глазами, хотела разразиться речью, но оказалось поздно. Они были у цели и врезались в густую толпу, которая черными волнами заливала переулок, ведущий к университету.
— В чем дело? Что случилось? Отчего все стоят тут?
Через несколько секунд выяснилось невероятное: — университет был занят полицией, митинги были закрыты.
Соня была потрясена. Она не могла даже вообразить, чтобы что-нибудь подобное было возможно теперь. Как посмели сделать это? Надо протестовать!
Кипя негодованием, она тащила своих подруг. Крепко сцепившись, они вмешались в толпу, клокочущую, как котелок на огне. Она вся состояла из маленьких кучек, которые, сбившись друг к другу носами, размахивали руками и говорили все разом. То там, то здесь вспыхивали крики: — Долой полицию! — быстро сливаясь в общий рев. Потом слышалось: — Надо бороться! Надо дать ответ! — Задавались вопросы: — А что рабочие? Как они? — Ответ был: — Рабочие еще не пришли. Здесь одна учащаяся молодежь.
С большим неудовольствием Соня видела, что толпа состояла почти исключительно из учеников и подростков, которые не внушали ей никакого уважения. И что было противнее всего, — в ней так и кишели маленькие мальчики и девочки, которые шныряли, волновались и кричали больше всех.
В одном месте Соня не выдержала и вмешалась в спор.
— Товарищи! — воскликнула она, покрыв своим зычным голосом окружающий шум. — Надо обсудить положение! — и горохом посыпала, что учащаяся молодежь не может предпринять ничего. Она готова на жертвы, но бессильна. Нужна поддержка всего народа.
Мгновенно выскочил черномазый мальчик, так же звонко крикнул: — Товарищи!.. — и в один миг очутился на плечах таких же мальчишек, как он.
— Во время крестовых походов дети первые двинулись на войну, а уже за ними пошло настоящее войско. — Товарищи! — взвизгнул он. — На баррикады!..
— Ура! — подхватила кучка и принялась его качать.
— Негодный выскочка!.. — с негодованием подумала Соня и снова покрыла все своим голосом:
— Ну, хорошо!.. И что же случилось с этими детьми? Их всех взяли в плен!..
Но, опять взлетев на плечи, мальчишка кричал: — Товарищи!.. — и все кругом визжали:
— На баррикады! На баррикады!..
— Пойдемте! Пойдемте!.. — тащила своих подруг возмущенная Соня: — Здесь просто сумасшедший дом. Я бы высекла их всех!.. — У нее была, впрочем, определенная цель. Она искала Володю. Он был в комитете, он должен был все знать и, кроме того, она хитрила сама с собой. Его, недоступного и сурового, она тайно и мучительно любила, готовая пасть пред ним на колени, счастливая одним тем, что могла его видеть. И у ней подкосились ноги, когда, толкнув ее слегка, Наташа сказала презрительно:
— Вон твой Володя!..
Он стоял в кучке, на тротуаре, и было сразу видно, что здесь настоящий центр. На нем была папаха. Из-под студенческой шинели виднелись высокие сапоги. Один карман был сильно оттопырен: там был револьвер. Он стоял, сдвинув брови и заложив за спину руки. Сурово поздоровался и сейчас же отвернулся к черненькому господину, который вертелся около него, как вьюн.
— Володя, — говорила Соня, робко заглядывая ему в глаза. — Скажите, что же решено предпринять?
Угрюмо взглянув, Володя с жестокой насмешкой ответил:
— Во всяком случае, женщинам было бы лучше идти по домам…
Соня вспыхнула от обиды. Этого она не могла перенести.
— Вы не имеете права так говорить, Володя! Женщины могут сделать все, что и мужчины! Мы не заслужили такого отношения. Мы всегда шли наравне с вами!..
Но толпа хлынула вдруг назад. Поднялся отчаянный крик и визг. Кругом завертелся водоворот. Над головой Сони фыркнула, скаля зубы, лошадиная морда, и над самым ухом оглушительно хлопнул выстрел. Соня присела, решив, что ее убило, но ее подхватили под мышки и с гордостью говорили: — Это Володя стрелял! — Толпа не бежала больше, лошадиные морды исчезли. Кругом радостно кричали:
— Удрали! Удрали! Опричники!.. Палачи!..
— Мерзавцы! Убийцы! — надрывалась Головастик, и ее шляпка, сбившись на бок, прыгала па прямых, как нитки, волосах. Наташа чопорно поправляла шляпку. Они начали пробиваться чрез ревущую толпу, но на встречу им кинулись люди с пылающими лицами и, махая красными флагами, закричали:
— Товарищи! На баррикады! Пять тысяч рабочих идут сюда!
Точно факелы побежали по толпе, зажигая ее, как сухую солому. Всколыхнувшись, она дрогнула, покатилась и загремела:
— На баррикады! Рабочие идут.
Соня не слышала, а видела эти слова. Они сразу зажгли ее мозг. Вот оно! Легкая, как перо, она плыла высоко над землей. Огненные люди летели впереди Пять тысяч рабочих, с суровыми лицами, сомкнутыми рядами шли сзади и их шаги отдавались, как гром.
На одной улице толпа остановилась, сперлась и закружилась, как наткнувшаяся на плотину река. Впереди кто-то говорил. Одно за другим слова напряженно рождались в воздухе. Разобрать их было нельзя. Оттого они казались еще громаднее.
— Пойдемте, пойдемте! — порывалась вперед Головастик. — Надо узнать, что там говорят.
Но волной прокатился радостный крик и, всколыхнувшись, толпа подхватила их за собой. Прохожие на тротуарах останавливались, прижимаясь к стенам. Извозчики сворачивали и скакали прочь. Некоторые, попав в толпу, оглушенные ревом и свистом, изо всех сил хлестали лошадей.
— Соня! — придерживая рукой шляпку, говорила Наташа: — как сделают баррикаду? Из чего? — и Соня увидела неожиданно, что она сама этого не знает. Но думать было некогда. В толпу попал разносчик с охапкой разноцветных афиш. Длинный юноша в жокейке на самой макушке головы схватил его похожей на граблю рукой.
В один миг расхватали все. Маленькие мальчики и девочки с остервенением рвали и топтали ногами желтые и синие листки, а красные пошли по толпе. Откуда-то сзади появился длинный шест, двинулся по рукам вперед, ударил по дороге Наташу по шляпке, расцветился красными листами и, покачиваясь в воздухе, побежал над толпой.
Дальше был участок. У ворот его всегда стояло несколько городовых — теперь не было никого. Несколько испуганных физиономий выглянуло из окон и — получай! Дзынь! — зазвенело стекло. На бегу приседая на корточки Головастик царапала ногтями мостовую, но увы! — камни лежали твердо и вырвать их было невозможно.
— Стой! — Задние ряды наскочили на передние. Образовалась каша.
— Товарищи! Наша баррикада здесь!
Длинный юноша, отнявший афиши, ловко перекувыркнулся на руках, крикнул: — Ура, баррикада! — и, широко шагая на тонких, как жерди, ногах, бросился вперед.
Испуганно звеня, в густой толпе медленно пробиралась конка. Быстро шагнув на площадку, длинный закричат:
— Джентльмены! Остановка по случаю народных волнений.
Пассажиры запрыгали, как лягушки с берега. Над толпой закивали серьезные морды лошадей. Пустой вагон при неистовом реве, от которого Наташа невольно заткнула пальцами уши, поехал сам собой, встал на дыбы и, оглушительно громыхнув, опрокинулся на бок. Все покрыл радостный вой, и Соня сконфузилась, захватив себя на том, что она тоже прыгала, била в ладоши и визжала изо всех сил.
Точно любопытствуя, в чем тут дело, солнце выглянуло из туч. Все кругом радостно улыбнулось и просияло. Сам собой прикатился откуда-то второй вагон, тоже смешно встал на дыбы и, перевернувшись, громыхнулся рядом с первым. За ним плыл третий, четвертый, пятый, и Соня начинала понимать, как строятся баррикады.
Целая туча мальчишек облепила вагоны и с визгом плясала на них. Солнце совсем разогнало тучи и светило так, что хотелось танцевать. Володя в надвинутой на затылок папахе, вспотевший и красный, очутился вдруг рядом с Соней, крикнул, чтобы несли скамейки, — те, что перед магазинами, и поглядел при этом так, как будто хотел сказать, что надеется на нее.
Соня кинулась работать. Десятки рук волокли скамейки и громоздили их друг на друга. Откуда-то тащили доски, колья, веревки. В другом конце вставали на дыбы и рушились вагоны, и вдруг вблизи, откуда-то сверху, зазвенел отчаянный крик:
— Казаки!..
Все закружилось и замелькало. Кто-то изо всех сил вцепился в Соню. Как щепку, поток понес ее по тротуару, потом по мостовой. Поднялся неистовый женский визг. Соня чуть не перекувырнулась через маленькую девочку, попавшую ей под ноги. Одна туфля сваливалась с ног. С ужасом слышала она за спиной настигающий, частый топот копыт.
Она прыгнула за угол переулка и мимо нее, по мостовой, вихрем пронесся один казак, сам бледный от ужаса, должно быть, по ошибке заскакавший в толпу.
— Фью-ю-ю-ю! Бей его! — засвистело и загремело со всех сторон, и казак, доскакав до другого угла, повернулся и бешено загрозил нагайкой. — Бей его, — неслись смелые крики — Назад! Все наврали! Никаких казаков нет: — Все с хохотом бежали к баррикаде.
Весь красный, облитый потом, Володя кричал с опрокинутого вагона, и Соня разобрала, что войско за них, что сейчас придут рабочие, что такая трусость позорна. Кто боится, пусть сейчас же идет домой.
Ей было мучительно стыдно. Разыскав Наташу, она с негодованием накинулась на нее:
— Зачем ты меня тащила? Если ты боишься, то можешь бежать одна, а незачем тащить других! Это подло.
Но пререкаться не было времени.
— Товарищи! — кричал, появляясь рядом с ними, член комитета: — Передвиньте этот вагон вправо.
— Товарищи! — коротко командовал Володя. — Сюда надо досок.
— Товарищи! — приставив ко рту рупором руки, кричал чернобородый грузин. — За оружием! Вон в тот магазин.
— Ура! — крикнул длинный в жокейке, махнул, как циркулем ногой, перекинул ее через голову маленького гимназиста и бросился вперед, крича:
— Граждане! За оружием!..
Вместе с толпой Соня ломилась в магазин и, протиснувшись внутрь, таскала тяжелые коробки, которые ей подавали. Ежеминутно то одна, то другая туфля сваливалась у ней с ног. Иногда ей казалось, что бегает и носит патроны не она, а кто-то другой. Иногда она останавливалась, закрывала глаза, и тогда перед ней вставала картина:
С суровыми лицами, на которых видна еще сажа, идут пять тысяч рабочих и шаги их отдаются, как гром. Все, что было теперь — все это пока только так, ничтожное начало, потому что что же в самом деле из того, что студенты, гимназисты и гимназистки построили баррикаду?.. Вот когда придут рабочие!.. Ах, если бы скорее!..
Красивый грузин давал ей кружок проволоки и говорил:
— Товарищ, вы энергичная девушка. Вот отсюда до сюда… Устроим колючее заграждение.
Вместе с Головастиком и Наташей, царапая до крови пальцы, Соня развертывала, тянула и передавала другим проволоку. Стучали топоры, пилили пилы. То здесь, то там с треском падали телефонные столбы и корявые акации. Облепленные черными фигурками, они ползли и ложились вокруг баррикады, и она росла, поднималась все выше и загораживала весь остальной мир.
Наконец, все было готово. Почти сразу, в одно время всем стало нечего делать.
Вместе с Головастиком и Наташей Соня, смертельно усталая, уселась на груду досок в углу баррикады и отдыхала, тяжело дыша. Она устраивала свои туфли и для крепости привязывала их веревочкой к ногам. У разносчика, бойко торговавшего среди толпы, она купила себе булку и, кусая ее, осматривалась кругом своими зоркими глазами, стараясь понять, что же вышло из их баррикады.
Баррикада была расположена очень искусно — как раз на скрещении двух больших улиц. С трех сторон улицы эти были перегорожены сваленными вагонами, пред которыми, кроме того, громоздилась кучка телефонных столбов, досок и — что всего лучше — спиленных акаций. Ветки их торчали, как рога.
С четвертой стороны, с переулка, было хуже: вагонов не хватило, и там были навалены доски, столбы и от одного угла до другого тянулась колючая проволока.
Тротуары были перегорожены чугунными скамейками и досками, тоже перевитыми проволокой, а в самом углу, прямо внутрь баррикады смотрела дверь аптеки и оттуда выглядывали санитары и санитарки, с крестами на рукавах. Четыре красных знамени гордо развевались, по одному с каждой стороны.
Все было готово. Не было только самого главного — рабочих. Их ждали с лихорадочным нетерпением. Каждую минуту кто-нибудь влезал на вагон, и ему кричали снизу:
— Ну, что? Идут?
Но они не шли. По разным сторонам направились кучки, чтобы скорее встретиться с ними. Пошел слух, что кто-то из комитета поехал сказать им, что все готово. Как огонь по пороховой нитке, побежало известие: на других улицах выстроено еще пять баррикад и, как только придут рабочие, везде начнется бой. Это сказал черненький с бородкой, который был рядом с Володей около университета. Он пропадал куда-то, потом появился опять, вертлявый, как вьюн, вскочил на бочонок, поставленный посредине в виде трибуны, и звонким голосом отбарабанил это известие, после чего разразилось радостное ура.
На тротуарах теснилась густая толпа. Окна и балконы соседних домов тоже чернели от любопытных. Сытыми глазами буржуи глазели на невиданное зрелище. Конечно, страшно трусили в душе, но уже протягивали жирные лапы, чтобы захватить то, что добудет народ. — Ошибаетесь, милые! Народ поумнел и его не так-то легко будет надуть! — Сидя рядом с Соней, Головастик с язвительной насмешкой показывала им шиш.
С тротуаров любопытные пролезали на баррикаду, осматривали ее и вступали в разговоры. Один господин, стоявший за проволокой, присел, пролез под ней и начал тоже ходить. Он понравился Соне: был бедно одет, очень тощ и носил маленький картузик с пуговкой, отчего голова его была похожа на шарик. Его сейчас же окружила куча детей. Он долго рассматривал и расспрашивал и, остановившись недалеко от Сони, сказал:
— Господа! Да что же это такое? У вас и оружия настоящего нет, и стрелять вы не умеете. Да и какие же вы воины, мальчики и девочки? Зачем вам баррикада?
— Да мы же вам говорим! — отвечали ему хором. — Мы построили баррикаду не для себя. Сейчас придут сюда пять тысяч рабочих. Они будут сражаться.
— Войско за нас! — кричали другие. — Солдаты обещали, что не будут стрелять в народ. А рабочие придут с оружием.
— Да когда же они придут? — говорил господин. — Я знаю рабочих. Они, кажется, и не думают об этом.
Все хохотали:
— Как не думают! Да они сами обещали это на митинге, вчера.
— Мы послали к ним члена комитета, — горячо наскакивал тот самый мальчик, с которым Соня имела схватку около университета. — Рабочие ждут от нас известий. Они сейчас будут.
Господин с пуговкой качал головой и говорил:
— Ну, ну!.. А все-таки я вам скажу: бросьте вы вашу баррикаду, пока еще не поздно. А то придут казаки и будет плохо.
— Да казаки не пройдут сюда! — звонким голосом кричала черненькая девочка в веснушках и с острым носиком. — Как они пройдут, когда у нас баррикада и колючая проволока!..
— Сейчас придут рабочие, солдаты перейдут на сторону народа и произойдет переворот! — выскочил, сверкая глазами, реалист. — Да здравствует пролетариат! — вдруг крикнул он острым, как иголка, голосом, и господин с пуговкой, упав духом, покачал головой и пошел в сторону.
— Жирный буржуй! — крикнул кто-то ему вслед. — Сам трусит и других отговаривает!..
Возмущенная Соня хотела уже вмешаться в разговор, но вдруг раздался громкий крик:
— Идут! Рабочие идут!
Не помня себя, она кинулась по доскам на вагон. Кругом поднялся радостный гвалт. Вцепившись в Сонину юбку, за ней лезла востроносая девочка и пронзительно кричала
— Рабочие! Рабочие! Наши миленькие, хорошие рабочие!
Жадными глазами Соня взглянула вперед. Улица была пуста. Вдали, за четыре переулка прошла, правда, кучка неизвестных людей, но они свернули в сторону и исчезли. Еще дальше проехал отряд казаков.
— Солдаты! — вдруг упал с другой стороны испуганный крик.
— Солдаты! — подхватило еще несколько голосов, и все стало останавливаться и стихать, пока не настала жуткая тишина. Кто-то вцепился в Сонину руку. Это была совсем бледная Наташа
— Соня! — дрожащим голосом говорила она. — Пожалуйста, уйдем скорей…
Но, резко вырвав руку, Соня крикнула:
— Уходи и оставь меня в покое!
Она увидела Головастика и невольно почувствовала уважение к ней. Шляпка ее сдвинулась на бок, волосы торчали вихрами, глаза горели вдохновенным огнем. В руках она держала уродливый пистолет. Кругом суетились, кидались из стороны в сторону и баррикада пустела, точно из нее ветром выдувало сор. Знакомый голос громко кричал:
— Товарищи! Успокойтесь!
Это был Володя. Он стоял на бочке, вытянув руки и нагнувшись вперед, точно собираясь лететь. Острый восторг пронзил Сонину душу.
— С тобой! — сказала она себе и, зажмурившись, полезла на вагон, чтобы принять первый удар.
Как черная змея, публика быстро катилась, очищая тротуары, а по мостовой, совсем близко, подходили к баррикаде солдаты.
Их было немного, всего человек восемь, и они шли спокойно, опираясь на ружья, как на простые палки. Подойдя шагов на десять, они остановились. Соня затрепетала, как лист: рядом с ней на вагоне стоял Володя.
— Товарищи-солдаты! — кричал он. — Мы знаем, что вы не будете стрелять. Присоединяйтесь к народу. Входите к нам на баррикаду!
Переглянувшись, солдаты начали говорить между собой. Один из них крикнул:
— А много вас тут?
— Много! — ответил Володя.
— Нас много! Много! — закричал хор голосов и вагоны почернели от высунувшихся голов. — Солдаты, идите к нам!
— Идите, солдатики! — пронзительно кричала востроносая девочка, карабкаясь на вагон, и Соня, оглянувшись на нее, подумала невольно: — Поганая егоза!..
Скамейка, загораживавшая промежуток между вагоном и стеной дома, легко отодвинулась, и из-под нависших досок показалась голова солдата с рыжими усами и острыми, как буравчики, глазами. За ним пролезли остальные. Они вошли, боязливо озираясь, сбились в тесную кучу и их окружила толпа.
— Мы вас, солдаты, не боимся! — кричала им востроносая девочка, Сонин враг, — Мы знаем, что вы за народ!
— Вы крестьяне! — говорили другие. — У вас мало земли. Мы отберем у помещиков землю и отдадим ее вам. А казаки негодяи!..
— Ну, что казаки! — соглашался солдат, влезший первым. — Известно, дикие люди! — и, сказав что-то остальным, потихоньку пошел по баррикаде.
Его облепили, как мухи сахар, и повели по всем углам. Ему показывали револьверы, патроны, колючее заграждение, перевязочный пункт, опять объясняли, что сейчас придут рабочие и что они-то и будут сражаться. А он зорко поглядывал кругом, расспрашивал, повторял: так, так! Ловко!.. — и, незаметно дойдя до своих, сказал: — Ну, до свиданья. Покорно вам благодарим!
Кивнув товарищам, он полез головой в ту же дыру, через которую влез, и остальные поспешно тронулись за ним. Все были поражены.
— Солдаты! — кричали им со всех сторон. — Куда же вы? Оставайтесь с нами!
— Нельзя! — отвечали солдаты, ловко увертываясь от цеплявшихся рук и один за другим ныряли в дыру. Последнего, толстого, с квадратной головой, востроносая девочка, ухватила было за ружье, но он побагровел, отмахнулся прикладом и, переваливаясь, побежал догонять своих.
— Товарищи! — зловеще крикнул чей-то голос. — Я думаю, эти солдаты были шпионы. Они приходили на разведку!..
Стало совсем плохо. Все шатались по баррикаде, влезали на вагоны, осаждали вопросами комитет. Прошло полчаса. Солнцу тоже точно надоело ждать. Оно спряталось за тучи, с неба начал моросить незаметный дождь.
Снова приехал черненький с бородкой, быстро пролез под досками, побежал к остальному комитету и они стали взволнованно говорить. Потом, отделился другой, белокурый, без бороды, тоже пролез под досками и куда-то исчез. Кругом волновались и спрашивали, что же рабочие. Черненький вертелся, вскочил на бочку и начал кричать, что у рабочих не все еще готово. — Что же не готово? — Он отвечал, объяснял, но Соне показалось, что он увиливает и чего-то не хочет сказать. И вдруг у нее мелькнула страшная мысль, от которой потемнело в глазах:
— А что, если рабочие не придут совсем?
Баррикада — поваленные вагоны, флаги, проволока, фигурки, расхаживающие с заткнутыми за пояс пистолетами и шпагами, — все это показалось ей нелепым сном. Оглянувшись кругом, она увидела Володю, мрачно стоявшего в стороне. Преодолевая мучительную робость, она направилась к нему. Он должен был дать ей решительный ответ.
— Солдаты! — крикнул опять с противоположной стороны часовой. Обрадовавшись препятствию, Соня повернула и начала карабкаться на вагон.
Из соседнего переулка, шагов за сто, не больше, ровно и скучно выдвигались серые фигуры солдат, с ружьями в руках и с шинелями через плечо. Они становились поперек улицы, пока не перегородили ее всю. Толстый офицер, животом вперед, побежал по рядам.
Соня с недоумением смотрела на эти маневры. Оглянувшись, она увидела недалеко от себя Володю, который стоял, держась рукой за красный флаг.
— Господа! — проговорил кто-то сзади. — Эти солдаты странно ведут себя.
— Товарищи! — крикнул уверенный голос. — Я знаю этот полк. Он не будет стрелять.
— Товарищи! — неожиданно воскликнула, влезая на вагон, Головастик. Я предлагаю кричать солдатам ура.
— Ура! Солдаты, ура!.. — подхватили голоса кругом. Стоявшие внизу дружно поддержали крик и полезли вверх. Закачались красные флаги. Как белые птицы, порхали платки. Перекатывалось нескончаемое: — Ура-а-а!..
И вдруг звонко и резко с угла долетело: — Та-ра-та-та! — и беспощадным клином врезалось в кучу нестройных звуков. Трубила труба. Черневшие от любопытных балконы и окна домов стали пустеть и закрываться ставнями, делаясь белыми, точно от ужаса.
— Стреляют!.. — отчаянно крикнули рядом с Соней. Ее сбросило с вагона на доски и потом вниз. Она встала на четвереньки. Кто-то перекувыркнулся через нее и сбил с головы шляпу, которую она подхватила рукой. Она села и повернулась, чтобы найти Володю. Он махал, стоя на вагоне, красным флагом и отчаянно кричал:
— Солдаты! Не стреляйте! Мы ваши братья!..
Что-то ударило, с визгом сбив кучу щепок и пыли. Как во сне, Соня увидела, что Володя оступился, сел на доски и вместе с флагом поехал вниз.
В двух шагах от нее, длинный в жокейке, стоя одной ногой на бочке, а другой на вагоне, палил из револьвера, прищелкивая в такт рукой и весело кричал: — Ура, пролетарии! Долой тиранов!
Соня кинулась к Володе и вцепилась ему в плечи. Он не дышал и у него была кровь на шее и кровь во рту. Другое, страшно знакомое лицо смотрело на нее рядом широкими глазами. Соня очутилась в густой толпе, которая понесла все, как щепку. Опять ударило и завизжало. Ее сдавило, подняло на воздух и начало носить вперед и назад. Перед ней мелькнул свободный переулок и она почувствовала страшную боль.
Тогда она пришла в себя. Кругом кричали дикими голосами. Она тоже кричала изо всех сил, кидаясь назад, и что-то рвало и жгло ее руки. Она поняла, что это колючая проволока. На один миг образовалось пустое пространство. Соня легла, доползла на животе, вскочила и пустилась бежать.
Сзади обрушился новый треск. Баррикада отвечала маленькими ударами, которые звучали: — пах-пах-пах!.. Тянул пороховой дым.
Соня кинулась по переулку к первым воротам налево, пробежала по двору, поднялась зачем-то по лестнице на третий этаж и остановилась перед запертой дверью. Она вдруг поняла, что широкими глазами смотрела на нее, лежа на земле, Головастик. Стало быть, ее тоже убили. Сейчас же спустившись вниз. Соня бросилась назад, к воротам.
От баррикады бежали уже кучками. Около сваленной проволоки лежало несколько человек. Один полз и громко стонал: — А! А!..
Соня побежала туда. — Головастик! Наташа! — отчаянно звала она и, оглянувшись, увидела около аптеки, совсем близко от себя, солдат. Оглушительно ударил выстрел. С баррикады опять застучало: пах-пах-пах!
Стремглав Соня кинулась назад и опять заскочила в ворота.
— Детки мои, бедные детки!.. — сокрушалась толстая женщина. — Такие молоденькие и против солдат!..
Худой, как кощей, сапожник с ремешком на голове выскочил из-за ее спины и, размахивая руками, закричал:
— Кровопийцы!.. Детей бьете!.. В детей стреляете!..
— А они горохом палят? А они солдат не бьют? А? Ты чего тут крикун такой нашелся! — кинулся на него другой с налитыми глазами, в картузе. — Так их, жидовское отродье, и надо! Всех перебить, перевешать. Бунтовать вздумали!..
Со звоном брызнули осколки разбитого шальной пулей фонаря. Поднялся визг. Вцепившись в сапожника, толстая женщина тащила его назад.
— Не попал, мерзавец!.. — вопил он, прячась в ворота и, схватившись за голову, начал причитать:
— Дети! Зачем нас не позвали! Зачем нам не сказали!..
— Мы же ждали вас! — крикнула ему Соня. — Отчего рабочие не пришли?
— Ах! — воскликнул сапожник. — Барышня! Детка моя! — и, схватив ее руку, хотел поцеловать: — Господи! И вся ручка в крови…
Соня вырвала руку и начала неудержимо рыдать. Кто-то дернул ее за плечо. Это была бледная и дрожащая Наташа
— Соня! Бежим! Бежим! — твердила она.
Оглянувшись, Соня увидала черный отряд городовых которые, с револьверами в руках, бросились к соседним воротам.
— Стой! — ухватил ее неожиданно тот, который ругался с сапожником. — Полиция, сюда! Вот они, бунтовщики!..
Рванувшись, Соня пустилась вместе с Наташей бежать.
Они пробежали несколько кварталов, свернули вправо и бежали дальше. Наташа что-то говорила на бегу, но Соня не понимала ничего. Она всхлипывала и повторяла:
— Зачем рабочие не пришли! Зачем обманули! Все было так хорошо! А теперь! Володя убит, Головастик тоже! Остальных взяли в плен. А я?..
Заломив руки, она повернула назад. Наташа гналась за ней, крича:
— Соня! Соня! Куда?
Но Соня бежала, рыдая и чувствуя только одно, что она должна быть там же, где убили Володю и Головастика и где всех остальных поведут сейчас в тюрьму. Наташа отстала и она выбежала на улицу, где была баррикада. Солдаты длинными шестами поднимали опрокинутые вагоны, откатывали их по рельсам и сердито закричали на нее: — Проходи, проходи!..
Она наткнулась дальше на отряд городовых, которые с револьверами в руках выбежали из ворот. Она смело перерезала им дорогу, но они пробежали дальше, на следующий двор.
Два казака, нагнувшись с седел, стегали нагайками мальчика, который отчаянно кричал. Соня кинулась в середину:
— Палачи! Как вы смеете бить детей!
Один казак хлестнул еще раз мальчика и, повернув лошадей, оба они поскакали прочь.
А Соня бежала дальше. Где же те, которых взяли в плен? Она искала их, подбегая к каждой кучке, желая только одного — найти их скорее и дать себя тоже арестовать. Она увидела, наконец: из переулка, окруженная городовыми и солдатами, медленно двигалась толпа. Это были они. Соня кинулась к ним, крикнула: — Я тоже была на баррикаде! — и вскочила в ряды.
Это была глубокая радость, полное счастье, успокоение после мучительного пути. Она очутилась как раз рядом с востроносой девочкой, которая так сердила ее на баррикаде. Она горько рыдала теперь, вздрагивая всем своим худеньким тельцем.
Они подошли к участку, мимо которого бежали утром, вошли в ворота, во двор, потом в низкие двери. В длинном коридоре стояли городовые в два ряда.
Поднялся неистовый крик, вопль и визг. Задыхаясь от ударов, Соня летела вперед, падала, вскакивала и бежала опять. И когда от последнего толчка она скатилась по лестнице в темный подвал и легла там ничком, тяжело дыша — в ней был такой же острый восторг, как прежде, когда она вскочила на вагон, навстречу солдатам.
Источник текста: журнал ‘Русское богатство‘ No 1, 1913 г.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.