К. М. Азадовский
Бальмонт К. Д.: биобиблиографическая справка, Бальмонт Константин Дмитриевич, Год: 1990
Время на прочтение: 10 минут(ы)
БАЛЬМОНТ, Константин Дмитриевич [3(15).VI, 1867, дер. Гумнищи Шуйского у. Владимирской губ. — 23.XII.1942, Нуази-ле-Гран, близ Парижа] — поэт, критик, эссеист, переводчик. Родился и вырос в помещичьей семье. Отец Дмитрий Константинович Б.— земский деятель. Мать Вера Николаевна Лебедева — высококультурная женщина, оказала глубокое влияние на юного Б. Детские и юношеские годы Б., проведенные в родной усадьбе, описаны в автобиографическом романе ‘Под новым серпом’ (Берлин, 1923). В 1876—1884 гг. Б. учился в классической Гимназии г. Шуи, был исключен из класса за Принадлежность к ‘революционному’ кружку. Продолжал учение во Владимирской гимназии, Которую закончил в 1886 г. Для Б. этой поры характерны народолюбивые настроения, увлечение общественными и нравственными вопросами. В 1886 г. Б. поступает на юридический факультет Московского университета, сближается с П. Ф. Николаевым, революционером-шестидесятником. В 1887 г. исключен из университета как один из организаторов студенческих беспорядков и выслан в г. Шую под негласный надзор полиции. В сентябре 1888 г. вновь принят в Московский университет, однако через несколько месяцев бросает занятия. Осенью 1889 г. поступает в Демидовский юридический лицей г. Ярославля, но в том же году окончательно отказывается от ‘казенного’ образования. ‘…Я не смог себя принудить (Заниматься юридическими ‘науками’ зато жил истинно и напряженно жизнью своего сердца, а также пребывал в великом увлечении немецкой литературой’ (Утро России.— 1911.— 23 дек.). В марте 1890 г. происходит попытка самоубийства на почве нервного расстройства, затем — длительное, около года, лечение (см. автобиографический рассказ ‘Воздушный путь’ (Русская мысль.— 1908.— No 11).
Первое выступление Б. в печати относится к 1885 г., три стихотворения в петербургском журнале ‘Живописное обозрение’ (No 48 от 1 дек.). В том же году знакомится с В. Г. Короленко, который принял деятельное участие в судьбе молодого поэта. В 1887—1889 гг. Б. занимается в основном переводами (Гейне, Ленау, Мюссе, Сюлли-Прюдом и др.). В 1890 г. в Ярославле выходит первая книга Б.— ‘Сборник стихотворений’ (издание автора), включавший в себя наряду с переводами около 20 оригинальных стихотворений. Проникнутая тоскливыми мотивами, книга не встретила отклика, и весь тираж ее, по утверждению Б., был им уничтожен.
В 1891—1892 гг. Б. систематически занимается литературной деятельностью. Увлеченный современной скандинавской литературой, Б. переводит в этот период произведения Брандеса, Ибсена, Бьернсона, пишет статьи о них и рецензии (в основном для журнала ‘Артист’ и газеты ‘Русские ведомости’), переводит книгу норвежского писателя Г. Иегера об Ибсене (русское издание запрещено цензурой). Знакомству Б. с новейшей философией и литературой способствует также его сближение с князем А. И. Урусовым (с 1892 г.), поклонником и знатоком современной западноевропейской культуры. ‘Урусов помог моей душе освободиться, помог мне найти самого себя’ (‘Горные вершины’.— М., 1904.— С. 105). С 1893 г. Б. работает над переводами Шелли, сочинения которого издает затем в семи выпусках с собственными вступительными статьями. Кроме того, в 1895 г. Б. выпускает на средства А. И. Урусова две книги переводов из Э. По (‘Баллады и фантазии’, ‘Таинственные рассказы’).
В 1894 г. появляется стихотворный сборник Б. ‘Под северным небом’. Во многом подражательный, сборник содержал характерные для ‘усталого’ поколения 80 гг. жалобы на серую бесприютную жизнь. Однако гражданские в своей основе мотивы получают у Б. символистско-романтическую окраску, неприятие мира, меланхолия и скорбь, томление по смерти. Заметно повышенное внимание автора к звуковой стороне стиха, тяготение к музыкальности, увлечение аллитерациями (‘Челн томленья’, ‘Песня без слов’) и т. д.
Об углублении пессимистических мотивов свидетельствует следующий сборник стихов ‘В безбрежности’ (1895). Реальность мечты, сновидения полностью торжествует здесь призрачностью действительного бытия. Субъективизм, культ мимолетности, прихотливая изменчивость настроений — таковы отличительные черты бальмонтовской поэзии 90 гг. Утверждается культ мимолетности, мгновения, мига. Поэтическая манера Б. этого периода ближе всего к импрессионизму, язык поэта — условно-символический, состоящий из загадочных намеков и расплывчатых определений. Зависимость Б. от ‘декадентских’ настроений ощущается и в сборнике ‘Тишина’ (Спб., 1898), в нем отразились также впечатления Б. от его путешествий по странам Западной Европы в 1896—1897 гг. (Франция, Испания, Голландия, Англия, Италия).
Особенно плодотворным для Б.-поэта оказалось его знакомство с Испанией. Б. выделял испанцев за то, что они, по его мнению, не похожи на других ‘европейцев’, не раз писал об испанском национальном характере, о крупнейших испанских художниках — Гойе, Кальдероне, переводил также Лопе де Вега, Тирсо де Молина и многих других. Наряду с испанской поэзией Б. высоко ценил английскую, переводил Блейка, Байрона, Теннисона, особенно увлекался Уайльдом.
В 1894 г. состоялось знакомство Б. с Брюсовым. ‘Мы три года были друзьями-братьями’,— вспоминал Б. в автобиографическом очерке ‘На заре’. (Впоследствии их отношения осложнились, возникла литературная полемика.)
В 1898—1901 гг. Б. подолгу живет а Петербурге, где общается с кругом столичных символистов (Мережковский, Минский, Сологуб и др.). К 1900 г. Б.— одна из центральных фигур ‘старшего’ русского символизма. Вокруг него складывается кружок, к которому принадлежат Брюсов, Балтрушайтис, владелец московского символистского издательства ‘Скорпион’ С. А. Поляков и другие приверженцы ‘нового искусства’. Читатели и критики, дружественные к символизму, воспринимают в эти годы Б. прежде всего как поэта-новатора, открывшего в русском стихе новые возможности, обогатившего его в лексическом, интонационном, музыкальном отношении.
Новым этапом в развитии Б. был поэтический сборник ‘Горящие здания’ (М., 1900). На смену уныло-сумрачному настроению первых книг приходит радостное, жизнеутверждающее мироощущение, на смену тоскливой жалобе — гимн бытию. Неподвижность сменяется движением, полутона — яркими слепящими красками. ‘Книга Жизни и Страсти’, ‘моя первая книга, полная оргийного торжества’ — так отзывался о ней сам Б. (сб. статей ‘Морское свечение’.— Спб., М., <1910>.— С. 195—196). ‘Усталый’ герой Б. перерождается в цельную вольнолюбивую личность, устремленную к ‘свету’, ‘огню’, ‘Солнцу’ (основные слова-символы в поэзии зрелого Б.). Современники видели в этих иносказаниях бунтарский и даже революционный смысл, наделяли некоторые стихотворения Б. актуальным общественным содержанием. Не случайно излюбленный у Б. образ — сильный, гордый и ‘вечно свободный’ альбатрос сродни горьковскому буревестнику.
В мае 1901 г. за публичное чтение и распространение антиправительственного стихотворения ‘Маленький султан’ (отклик Б. на разгон студенческой демонстрации в Петербурге 4 марта 1901 г.) поэт лишается права проживания в столичных и университетских городах сроком на два года. С июня 1901 по март 1902 г. Б. живет в основном в усадьбе Сабынино (Курская губ.), где работает над новым сборником стихотворений ‘Будем как Солнце’. Эта книга (М., 1903) — попытка построить космогоническую картину мира, в центре которой находится верховное божество, Солнце. Как бы уподобляя себя первобытному человеку, Б. слагает гимны стихийным силам, звездам, Луне и т. д. Главная из жизненных стихий для Б.— Огонь. Космогония Б. определяет и новый облик его героя, состояние ‘современной души’, по Б., — это горение, пожар чувств, любовный экстаз. Поэт славит желание, сладострастие, ‘безумства несытой души’. Встречаются, впрочем, и социально окрашенные стихотворения (напр., стихотворение ‘В домах’, посвященное М. Горькому), но темы сострадания, свободы и т. д. решаются Б. с позиций анархического индивидуализма. Этими же мотивами проникнут и поэтический сборник ‘Только Любовь. Семицветик’ (М., 1903), образующий вместе с двумя предыдущими книгами вершину творчества Б.
В марте 1902 г. Б. уезжает за границу и живет преимущественно в Париже, совершая поездки в Англию, Бельгию, Германию, Швейцарию и Испанию. В январе 1905 г. он отправляется (из Москвы) в Мексику и Калифорнию. Очерки Б. о Мексике, наряду с выполненными им вольными переложениями индейских космогонических мифов и преданий, составили позже книгу ‘Змеиные цветы’ (М., 1910).
Этот период творчества Б. завершается сборником ‘Литургия красоты. Стихийные гимны’ (М., 1905). Основной пафос книги — вызов и упрек современности, ‘проклятие человекам’, отпавшим, по убеждению Б., от первооснов Бытия, от Природы и Солнца, утратившим свою изначальную цельность (‘Мы разорвали, расщепили живую слитность всех стихий’, ‘Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть’ и т. п.). Отдельные стихотворения книги навеяны русско-японской войной.
Самым непосредственным образом откликнулся Б. на события первой русской революции 1905—1907 гг. Он пишет цикл политических стихотворений, обличая ‘зверя самодержавия’ и прославляя ‘сознательных смелых рабочих’. Настроения Б. того времени отличаются крайним радикализмом. Его стихи проникнуты гневом и ненавистью к царю, к ‘облыжно-культурным’ мещанам. Сблизившись с Горьким, Б. сотрудничает в большевистской газете ‘Новая жизнь’ и издаваемом А. В. Амфитеатровым парижском журнале ‘Красное знамя’. Революционная поэзия Б. представлена в двух его книгах: ‘Стихотворения’ (Спб., 1906, выпущена издательством ‘Знание’ и конфискована полицией) и ‘Песни мстителя’ (Париж, 1907, запрещена к распространению в России). 31 декабря 1905 г., опасаясь расправы со стороны властей, Б. нелегально покидает Россию.
В годы первой русской революции в творчестве Б. обостряется также национальная тема. Однако Россия, открывающаяся в книгах Б., это прежде всего древняя ‘былинная’ Русь, предания и сказы которой поэт стремился переложить на собственный (современный, как ему казалось) лад. Увлечение Б. русской и славянской стариной впервые нашло отражение в поэтическом сборнике ‘Злые чары’ (М., 1906, книга арестована цензурой из-за ‘богохульных’ стихотворений). Обработанные Б. фольклорные сюжеты и тексты, в том числе — сектантские песни, составили сборники ‘Жар-птица. Свирель славянина’ (М., 1907) и ‘Зеленый вертоград. Слова поцелуйные’ (Спб., 1909). К этим книгам примыкает и сборник ‘Зовы древности’, в котором представлено ‘первотворчество’ различных (не славянских) народов, образцы ритуально-магической и жреческой поэзии.
Россию Б. всегда воспринимал как неотъемлемую часть общеславянского мира. ‘Есмь славянин и пребуду им’ (из письма Б. к Д. Н. Анучину, 1912 г.) (Одесские новости.— 1913.— 5/18 марта). С особой любовью Б. относился к Польше, переводил на русский язык польских поэтов (Выспянского, Каспровича, Лесмьяна, Мицкевича, Словацкого и др.), много писал о Польше и польской поэзии. Позднее, особенно в 20 гг., Б. переводил поэзию других славянских народов: чехов (Я. Врхлицкий. ‘Избранные стихи’.— Прага, 1928), болгар (Золотой сноп болгарской поэзии. Народные песни.— София, 1930), сербов, хорватов, словаков. Родственной славянскому миру Б. считал и Литву: первые выполненные им переводы литовских дайн относятся еще к 1908 г. Тесная дружба связывала Б. с литовским поэтом Людасом Гира (Северное сияние. Стихи о Литве и Руси.— Париж, 1931).
С 1906 г. поэт живет в Париже, путешествуя оттуда в разные страны. Весной 1907 г. Б. посещает Балеарские острова, в конце 1909 — начале 1910 г.— Египет. Многочисленные очерки Б. о Египте составили впоследствии книгу ‘Край Озириса’ (М., 1914). В 1912 г. поэт совершил путешествие по южным странам, длившееся 11 месяцев, посетил Канарские острова, Южную Африку, Австралию, Новую Зеландию, Полинезию, Цейлон, Индию. Особенно глубокое впечатление произвело на него посещение Океании и
знакомство с обитателями островов Новая Гвинея, Самоа, Тонга и др. Б. казалось, что в тех экзотических краях он нашел действительно ‘счастливых’ людей, еще не утративших непосредственности и ‘чистоты’. Устные предания, сказки и легенды народов Океании Б. популяризировал в течение долгого времени на русском языке. Это путешествие Б. отразилось также в его стихотворном сборнике ‘Белый зодчий. Таинство четырех светильников’ (СПб., 1914).
В творчестве Б. после 1905 г. намечается явный спад. Его поэзия постепенно утрачивает то значение, которое она имела в начале века. Замкнувшись в кругу созданной им поэтической системы, Б. как бы застывает в своем развитии. Блок уже в 1905 г. писал о ‘чрезмерной пряности’ стихотворений Б. из сборника ‘Литургия красоты’, о ‘переломе’, наступившем в творчестве Б. (Блок А. Собр. соч.— М., Л., 1962.— Т. 5.— С. 547). Этот перелом еще более очевиден в сборниках ‘Птицы в воздухе. Строки напевные’ (СПб., 1908) и ‘Хоровод времен. Всегласность’ (М., 1909). В них варьируются одни и те же темы, образы и приемы, повторяются характерные элементы ‘бальмонтовского’ стиля. Символизм давно уже был преодолен как литературное движение, Б. же все еще оставался в плену своих неоромантических и декадентских представлений. Естественно, что его ‘стозвонности’ и ‘мимолетности’, эпитеты типа ‘солнцеликий’, ‘поцелуйный’, ‘пышноцветный’ и прочие ‘бальмонтизмы’ вызывали в новых условиях непонимание и даже раздражение. Большей цельностью и несомненным профессионализмом отличаются сборники ‘Зарево зорь’ (М., 1912) и ‘Ясень. Видение древа’ (М., 1916), хотя и в них налицо утомительное однообразие, вялость, банальные ‘красивости’ (признак всей поздней лирики Б.).
Вернувшись в Россию в мае 1913 г. (после объявления амнистии для политэмигрантов), Б. много ездит по стране с лекциями на темы ‘Океания’, ‘Поэзия как волшебство’ и др. К апрелю 1914 г. относится первая поездка Б. в Грузию, которая занимает в те годы видное место в его жизни: Б. изучает грузинский язык и принимается за перевод известной поэмы Руставели. В ряду других крупных переводческих работ Б. этого времени — переложение древнеиндийских памятников (‘Упанишады’, драмы Калидасы, поэма Асвагоши ‘Жизнь Будды’ и др.).
Особое место в творчестве Б. занимают его литературно-критические статьи, эссе, посвященные русским и западноевропейским поэтам, путевые очерки и т. д.: ‘Горные вершины’ (М., 1904), ‘Белые зарницы’ (М., 1908), ‘Морское свечение’ (М., 1910). Не раз обращался Б. и к проблемам языка и искусства. Проза Б. лирична и выдержана, как правило, в импрессионистическом ключе.
Летом 1914 г. в местечке Сулак на берегу Атлантического океана Б. узнает о начале войны, которую) воспринимает как ‘злое колдовство’ (письма к жене Е. А. Андреевой от 15/28 января 1915 г.— ЦГАЛИ). В июне 1915 г. через Англию, Норвегию и Швецию Б. возвращается в Россию. В конце 1915 г. выходит его книга ‘Поэзия как волшебство’ — трактат о сущности и назначении лирической поэзии. Основной вопрос книги решается в романтическом ключе: ‘Поэзия есть внутренняя Музыка, выраженная размеренной речью’. Наподобие древних, Б. наделяет поэзию волшебно-магическим, заклинательным смыслом. На примере народных сказаний и мифов утверждается ‘первичность и самобытность’ древней поэзии (‘Первичный человек всегда Поэт’). Особый интерес представляет попытка Б. установить семантику отдельных звуковых элементов русской речи.
В конце 1915 и весной 1916 г. Б. совершает большие лекционные поездки по волжским, уральским и сибирским городам. Сильнейшее впечатление произвело на поэта путешествие в Японию в мае 1916 г. (‘Японией пленен безмерно…’ — письмо к Е. А. Андреевой от 14 марта 1916 г. из Владивостока.— ЦГАЛИ). Его лирика этого времени тяготеет к жанру сонета, который в 1916—1917 гг. становится в его творчестве доминирующим. 255 сонетов, написанных им за годы войны, составили сборник ‘Сонеты Солнца, Неба и Луны’ (М., 1917).
Февральскую революцию Б. встретил с воодушевлением, прославляя ее восторженными стихами. Однако по мере обострения политической ситуации в России, Б. теряет свою ‘революционность’, оплакивает ‘хаос’ и ‘ураган сумасшествия’, требует во имя ‘народной свободы’ продолжения войны с Германией. В эти месяцы Б. активно сотрудничает в левобуржуазных газетах ‘Русская воля’ и ‘Республика’.
Об отношении Б. к Октябрьской революции и пролетарской диктатуре полнее всего свидетельствует его книга ‘Революционер я или нет’. (М., 1918), где в полной мере сказалось его анархо-индивидуалистическое понимание, свободы. Б. изображает большевиков как носителей разрушительного начала, подавляющих ‘личность’ и т. п. Однако никакой общественно значимой деятельности Б. в 1918—1920 гг. не вел, считая себя человеком, чуждым политике. Живя в Москве (или в подмосковном поселке Новогиреево), он продолжал заниматься литературным трудом, готовил к печати сборники своих произведений (стихи и переводы), по-прежнему выступал с публичными лекциями. В апреле 1920 г. Б. получает разрешение временно выехать за границу в командировку (А. В. Луначарский поручил Б. составить сборник песен европейских народов для Госиздата). 25 июня 1920 г. Б. вместе с близкими выезжает из Москвы в Ревель и навсегда покидает Россию.
Оказавшись в эмиграции, Б. жил в основном в Париже либо в небольших поселках на берегу Атлантического океана. Его литературная деятельность в 20 гг. была весьма интенсивной: он активно сотрудничает до середины 30 гг. в ежедневной парижской газете ‘Последние новости’, в журнале ‘Современные записки’, в ряде прибалтийских изданий. Свою разлуку с родиной поэт переживал болезненно, внимательно следил за происходящим в СССР. ‘Мне кажется, что мы за рубежом не чувствуем и не понимаем ничего из того, что сейчас происходит в России’ (письмо к Е. А. Андреевой от 28 июня 1929 г.— ЦГАЛИ). С середины 30 гг. у Б. прогрессирует психическое заболевание, усугубленное трудными бытовыми условиями, в которых он находился (приют ‘Русский дом’ в Нуази-ле-Гран). В творческом отношении этот последний период (1937—1942) был для Б. почти бесплодным.
В истории русской литературы Б. остался как один из зачинателей ‘нового искусства’ в России, как виднейший представитель ‘старшего’ символизма. Индивидуалистический бунт, крайний субъективизм, эстетство — эти и другие черты определяет собой поэтический облик Б., сложившийся на грани веков. В литературной и особенно переводческой деятельности Б. сказалось характерное для русского символизма тяготение к ‘культуре’, к ее охвату в самом широком масштабе.
Однако все творчество Б. нельзя признать чисто символистским. Запечатленные в лучших стихах Б. оттенки любовного чувства, непосредственное восприятие природы, способность глубоко ощущать мгновение придают многим его произведениям, особенно ранним, импрессионистический характер. В своих лирических вещах Б. несомненно больше импрессионист, нежели символист. С другой стороны, все творчество зрелого Б. проникнуто и озарено мечтой о Солнце, о Красоте. Серой, будничной современности, обездушенной цивилизации железного века поэт стремился противопоставить первозданно целостное, совершенное и прекрасное солнечное начало. И хотя свой идеал поэт неизменно искал в глубокой древности, в укладе жизни и поэзии первобытных народов, но поиски эти основывались на его представлении об идеальном человеке будущего. Это позволяет говорить о Б. как о поэте-романтике, как о художнике неоромантического направления в искусстве конца XIX — нач. XX в.
Соч.: Светлый час.— Париж. 1921, Революционная поэзия Европы и Америки Уитман.— М., 1922, Воздушный путь.— Берлин, 1923, Мое — Ей.— Прага, 1924, В раздвинутой дали.— Белград, 1929, Светослужение.— Харбин, 1937, Стихотворения.— Л., 1969, Избранное. Переводы. Статьи.— М., 1980.
Лит.: Белый А. Бальмонт // Белый А. Луг зеленый.— М., 1910, Львов-Рогачевский В. Лирика современной души (К. Бальмонт) // Современный мир.— 1910.— No 4, Иванов Вяч. С лиризме Бальмонта // Аполлон.— 1912.— No 3—4, Записки Неофилологического общества при Петербургском университете.— Спб.,— 1914.— Вып. 7, Аничков Е. В. Бальмонт // Русская литература XX века, В 2 т. / Под ред. С. А. Венгерова.— М., 1914, Анненский И. Бальмонт — лирик // Анненский И. Книга отражений.— М., 1979. Нинов А. Так жили поэты // Нева.— 1978.— No 6 и 7. 1984.— No 10, Нинов А. Чехов и Бальмонт // Вопросы литературы.— 1980.— No 1, Цветаева М. Слово о Бальмонте // Соч. В 2 т.— М., 1984.— Т. 2, Шифман А. Л. Толстой и К. Бальмонт // Русская литература.— 1970.— No 3, Орлов В. Н. Бальмонт. Жизнь и поэзия // Орлов В. Н. Перепутья.— М., 1976, Рождественская И. С. Фольклор Океании в сказках К. Д. Бальмонта // Русский фольклор. Исследования и материалы.— Л., 1978.— XVIII.
Источник: ‘Русские писатели’. Биобиблиографический словарь.
Том 1. А—Л. Под редакцией П. А. Николаева.
М., ‘Просвещение’, 1990