И. Накатов
И. Накатов
БАЛАГАНЧИК
БАЛАГАНЧИК
ПЕРЕДУНЧИКИ
Балаганчик, Василевский Илья Маркович, Год: 1913
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Акмеизм в критике. 1913—1917
СПб.: Изд-во Тимофея Маркова, 2014.
Чуть ли не до хрипоты кричат о себе эго-футуристы, нео-футуристы, сциентисты, адамисты-акмеисты и пр., они кувыркаются на все лады, до неприличия перед ‘почтеннейшею публикой’, изощряются в изобретении нелепостей — одна другой грандиозней, — а читатель равнодушен, как стена. Никакими калачиками не заманишь его в пеструю и разухабистую футуристскую лавочку.
Многие ли знают, напр<,имер>,, такие альманахи и сборники, как ‘Стеклянные цепи’, ‘Аллилуйя’, ‘Оранжевая урна’, ‘Дикая порфира’, ‘Гостинец сентиментам’, ‘Камень’, ‘Смерть искусству’ и др.?
Нет сомнения, что все эти: Василиск Гнедов, Хлебников, Маяковский, Крученых, Широков, Бурлюк, Нарбут, Коневской, Мандельштам, Зенкевич остались бы совершенно неизвестными широкой читательской массе, если бы газеты от времени до времени не напоминали обществу о существовании в его среде этой беспокойной человеческой породы.
А не напоминать — невозможно, ибо невозможно пройти равнодушно мимо этих бесстыдных извращений, мимо этого насилия над чистым русским словом и над здравым смыслом.
Только недавно всю печать обошел торжественный и воинственный футуристский манифест, данный в лето 1913-е в дачном поселке Усикирках.
Помимо беспощадного похода на ‘чистый’ русский язык, на симметрическую логику, на ‘дешевых публичных художников и писателей’, на театр, — футуристы на своем финляндском съезде объявили активную театральную программу на предстоящий год. Они решили ‘всколыхнуть’.
Крайне любопытно, как осуществляется это ‘колыхание’ и какими средствами новаторы надеются завладеть общественным вниманием.
До сих пор они действовали ‘словотворчеством’:
Дыр булл щыл.
Мы помним такие неувядаемые рифмы:
Петр Великий о
Поехал в Москву
великий град
Кушать виноград.
Мы слышим теперь козьи вдохновения:
Козой вы мной молочки
Даровали козяям луга
Луга-га!
Луга-га!
Но это уж не может тронуть. Хоть выйди на широкую площадь и начни всенародно выть нечленораздельными звуками.
Не удивятся: приобвыкли и всего ждут.
Это малоутешительное обстоятельство прекрасно учли и сами футуристы. Прежний стратегический план, по-видимому, не годится. П. Широков меланхолически повествует:
В победный век великих откровений
Стал слишком стар былых творений план,
И мы желаем лучших совершений
Затем, что есть теперь аэроплан.
Сказано — сделано. Не такой футуристы народ, чтобы откладывать в долгий ящик. И тут же они уже стремительно начинают, согласно манифесту, ‘колыхать’, и тут же демонстрируют ‘лучшие совершения’.
И, как бы вы ни были предупреждены, но тут вы воочию убеждаетесь, что ‘пульс’ у футуристов действительно претерпел различные изменения.
Вы раскрываете сборник ‘Смерть искусству’ Василиска Гнедова. Всего в этом сборнике 15 поэм.
Поэма И. С.
— Пепелье Душу.
Поэма конца (15).
Естественно, под заглавием вы ищете самоё поэму. Тщетно! На странице — пустота. Ваше глубокое недоуменье по сему поводу рассеивает в предисловии редактор-издатель ‘Петербургского глашатая’ Иван Игнатьев:
‘Нарочито, — глубокомысленно поясняет он, — ускоряя будущие возможности, некоторые передунчики нашей литературы торопились свести предложения к словам, слогам и даже буквам.
— Дальше нас идти нельзя, — говорили они.
А оказалось — льзя.
В последней поэме этой книги Василиск Гнедов ничем говорит:
‘Что и говорить! Передунчики показали, что действительно ‘стар былых творений план’. Патент на ‘последнее слово без слов’ принадлежит по справедливости им».
Свое открытие они философски обосновывают: ‘Пока мы коллективцы, общежители, — слово нам необходимо, когда же каждая особь преобразится в объединенное ‘Эго’ — я, — слова отбросятся сами собой’.
СВОЯ СВОИХ НЕ ПОЗНАША
Трудно даже понять, как могла возгореться такая жестокая и кровопролитная война между родственными ‘союзниками’. Но катятся ядра, свищут пули, — бой в разгаре… Передунчиков бьют беспощадно и без зазрения совести адамисты-акмеисты, предводительствуемые заслуженными полководцами — Сергеем Городецким и Н. Гумилевым.
Последний вонзает в них отравленную стрелу:
‘Появились футуристы, эгофутуристы и прочие гиены, всегда следующие за львом’.
Но откуда этот великий гнев и эта бурная ненависть адамистов-акмеистов к футуристам? Из-за чего, собственно, спор?
Адамисты рекомендуют себя ‘вегцелюбами’ и ‘фетишистами’. ‘После всяких неприятий — мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий’. Эгофутуристская ‘утерянная горнесть’ слов им не нужна, ибо они всеми помыслами на грешной земле и хотят вернуть словам их смысл и значение. Стих — это ‘мрамор и бронза’. Стих ‘надменный властительней, чем мед’. Слова ‘должны гордиться своим весом’ и ‘подобно камням‘ должны соединяться в здание.
И эта программа привела акмеистов к ‘Новому Адаму’.
Сергей Городецкий начертил следующий основной пункт программы:
Просторен мир и многозвучен
И многоцветней радуг он,
И вот Адаму он поручен,
Изобретателю имен.
И во вновь обретенном рае адамистской поэзии появились гумилевские львы, леопарды, слоны, гиппопотамы, обезьяны и попугаи…
Н. Гумилев провозглашает:
— ‘Как адамисты мы немного лесные звери и во всяком случае не отдадим того, что в нас есть звериного в обмен на неврастению’.
Но ведь в таком случае война с передунчиками — явное недоразумение.
‘Своя своих не познаша’. Еще прославленный ‘гений’ —
Игорь Северянин в ‘Громокипящем кубке’ яростно заявлял, что его душа ‘влечется в примитив’ и что он ‘с первобытным не разлучен’. Северянинская путешественница, если вы помните, вопила: ‘Задушите меня, зацарапайте, предпочтенье отдам дикарю!’ Изысканная героиня поэтического повествования ‘Юг на Север’ питала непреодолимое влечение к тем краям, где ‘гибельно, тундрово и северно’, и, если ей верить, собственноручно остановила оленя у эскимосской юрты, захохотав при этом ‘жемчужно’ и ‘наводя на эскимоса свой лорнет’. Даже вся эта северянинская сиятельная знать — виконты и виконтессы, жены градоначальников, гурманки, грезерки и ‘эксцессерки’ отшвыривали прочь культуру и предпочитали ржаной хлеб…
Допустим, Игорь Северянин отряхнул теперь футуристский прах. Но ведь своих Зизи и Нелли он выводил из небытия, когда был правоверным футуристом. А разве правовернейший из правоверных футуристов В. Хлебников не дарит нас повестями даже из периода Каменного века, воскрешает дикарей и первобытные народы?
Ясное дело, что casus belli {Оснований для распри (лат.) — юридический термин времен римского права: формальный повод для объявления войны.} почти отсутствует в основных принципах. Разошлись и разветвились только в последующем пути. Футуристы ушли в ‘самовитость’ и аэропланное ‘словотворчество’, а адамисты-акмеисты начали ударять нас своими ‘тяжелыми словами’, ‘подобно камням‘, по голове иногда до бесчувствия.
‘Новый Адам’, по-видимому, даже краешком уха не слышал нежных звуков райских песен и молитв и гласа архангельской трубы. Он изрядно груб, пошл и неотесан. Его слова не только тяжелы весом, но и духом: от них ‘дух чижолый’. Желание быть как можно ярче земными дает им основание проявлять необычайное усердие в отыскании реалистических тонов. И мы находим у них такие ‘райские напевности’: ‘рудая домовиха роется за пазухой, скребет чесало жесткий волос: вошь бы вынуть’, у нарбутовского лесовика ‘от онуч старых воняет’. В рифмах воспеваются такие вечные моменты, запечатленные адамистской кистью: ‘ржаво-желтой, волокнистого, как сопли, сукровицево обтюпасть, а он высмыкнется’.
И те и другие — и футуристы, и акмеисты — мечтают о будущем, мнят себя преемниками родной литературы. И как будто совершенно не замечают, что на носу у них красная шишка, а на голове — клоунский колпак.
— Пускай изощряются, потешают себя и других кривляньями и выкрутасами. Смертельная-то ведь подчас скука, а зрелище все же занятное. А главное — безвредное. От футуризма и адамизма к русской литературе ничего скверного не пристанет. Придет время — и эти клоунские побрякушки будут выброшены в сорный ящик, как отслужившая негодная ветошь.
Печатается по: И. Накатов. Балаганчик // Столичная молва. 1913. No 320 (7 августа). С. 2. И. Накатов — один из псевдонимов Ильи Марковича Василевского (1882—1938), литературного критика и публициста. Определение ‘передунчики’ критик взял из предисловия И. Игнатьева к книге стихов Василиска Гнедова ‘Смерть искусству’ (СПб., 1913). У Игнатьева это определение восходит к фамилии главного героя ‘Мелкого беса’ Ф. Сологуба — Передонова. Сциентизм (от лат. scientia наука, знания) — система убеждений, утверждающая основополагающую роль науки как источника знаний и суждений о мире.
‘Стеклянные цепи’ (1912) и ‘Оранжевая урна’ (1912) — альманахи эгофутуристического издательства ‘Петербургский глашатай’, ‘Аллилуйя’ (1912) — книга стихов В. Нарбута, ‘Дикая порфира’ — книга стихов М. Зенкевича, ‘Гостинец сантиментам’ — книга стихов В. Гнедова, ‘Камень’ (1913) — первая книга стихов О. Мандельштама. Широков Павел Дмитриевич (1893—1963), поэт-эгофутурист, Коневской (наст. фамилия Ореус) Иван Иванович (1877—1901), поэт-символист.
20 июля 1913 г. в дачном поселке под Петербургом Уусикирко М. Матюшин, А. Крученых и К. Малевич выработали декларацию ‘Первого всероссийского съезда баячей будущего’, а затем опубликовали ее в 28 No журнала ‘За 7 дней’ за 1913 г. Строки о Петре I представляют собой анонимную пародию на ранние классицистические оды. Автором строк о козе был Василиск Гнедов.
Во второй половине своей заметки критик цитирует стихотворение С. Городецкого ‘Адам’. Далее приводятся строки из стихотворений Нарбута.