ГЛАВНОЕ АРХИВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ МВД СССР ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ВОЕННО—ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ АКАДЕМИИ НАУК СОЮЗА ССР
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ИСТОРИИ РУССКОЙ АРМИИ
СБОРНИКИ ДОКУМЕНТОВ ПОД ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ:
генерал—лейтенанта А. В. СУХОМЛИНА,
генерал—майора В. Д. СТЫРОВА
ПОД РЕДАКЦИЕЙ полковника Г. П. МЕЩЕРЯКОВА
ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СОЮЗА ССР
1790 г. октября 28. — Автобиография А. В. Суворова1
1 Автобиографий Суворова две. Первая относится к 1786 г. и является прошением, поданным Суворовым в Московское дворянское депутатское собрание о внесении его в родословную книгу дворян Московской губернии. (Место хранения подлинника не установлено.) Опубликована впервые в ‘Чтениях в императорском обществе истории и древностей российских’ за 1848 г., No 9, стр. 534—552 и отдельной книгой под заглавием ‘Биография А. В. Суворова, им самим написанная в 1786 г.’
Вторая, от 28 октября 1790 г., была представлена Суворовым в Военную коллегию вместе со сведениями о службе и чинах, при возведении его в графское достоинство, для передачи в Герольдмейстерскую контору. Подлинник хранится в Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде, а копия в рукописном отделе Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова—Щедрина в Ленинграде. Впервые опубликована В. Алексеевым в книге ‘Письма и бумаги Суворова’, СПБ., 1901.
Местечко Максимени в Молдавии
Ко изготовлению повеленного диплома и герба на пожалование меня в графское Российской империи достоинство, с наименованием граф Суворов—Рымникский, по востребованию от меня о употребляемом мною гербе и отличностях предков моих и собственно моих заслугах имею сообщить следующее.
В 1622 году, при жизни царя Михаила Феодоровича, выехали из Швеции Наум и Сувор и, по их челобитью, приняты в российское подданство, именуемы ‘честные мужи’, разделились на разные поколения и, по Сувору, стали называться Суворовы {Фамилия Суворов значительно древнее, чем указывает А. В. Суворов. В новгородских Писцовых книгах Шелонской пятины под 1498 годом записан помещик Суворов. Встречается эта фамилия и в других местах Руси, например, среди тверских помещиков под 1570 годом. В. Алексеев допускает возможность переселения далеких предков А. В. Суворова из Швеции, но относит это к первой четверти XIV в. Действительно, после Орешковского договора (1323 г.) из отошедшей к Швеции части Карелии происходило массовое переселение из новгородских владений, но это были не шведы, а новгородцы, оказавшиеся на захваченной шведами земле.}. Сим и других их поколениев, за крымские и иные походы, жалованы были поместья, до государствования императора Петра первого. Его величество отцу моему, Василью Ивановичу, был восприемником. При сем государе он начал службу в должности денщика {Денщик в то время выполнял обязанности адъютантов.} и переводчика и, по кончине его, императрицею Екатериною первою выпущен был лейб—гвардии от бомбардир—сержантом и вскоре пожалован прапорщиком в Преображенской полк, где он службу продолжал до капитана и потом в разных званиях, а при императрице Елисавете Петровне употреблен был бригадиром и генерал—майором по Военной коллегии, генерал—порутчиком и кавалером св. Анны и св. Александра, в войне с прусским королем — в армии главным при Провиантском департаменте и губернатором прусского королевства. Ныне в потомственные роды славно державствующею мудрою и великою императрицею произведен он был лейб—гвардии в Преображенской полк премьер—майором, лейб—гвардии в Измайловской подполковником, генерал—аншефом и сенатором и употребляем был в разных важных препорученностях, которые до моего сведения не доходили.
В службу я вступил 15 лет {Здесь неточность. Согласно этим данным, получается, что Суворов родился в 1727 году. В своей автобиографической короткой записке, написанной на итальянском языке (хранится в Государственной публичной библиотеке им. Салтыкова—Щедрина в Ленинграде), Суворов пишет: ‘Я родился 1730 г. 13 ноября’.
Кроме этого, в книге ‘Из прошлого’ (Исторические материалы л.—гв. Семеновского полка, СПБ. 1911, стр. 154—155) есть два литографированных автографа — один с обязательства отца Суворова, Василия Ивановича, данного им в 1 742 г. в Семеновский полк, которым он принимает на себя содержание и обучение своего двенадцатилетнего сына на время его отпуска, и второй — с записи, ‘сказки’, со слов самого Суворова от 25 октября 1742 г. в том же полку, где записан его возраст (‘от роду ему 12 лет’), науки, которым он обучался, и имущественное положение отца. Оба документа подтверждают 1730 год рождения А. В. Суворова.}, в 1742 году, лейб—гвардии Семеновского полку мушкетером, произведен был капралом и состоял в унтер—офицерских чинах, с исправлением разных должностей и трудных посылок {7—месячная командировка в Дрезден и в Вену.}, а в 1754 г. выпущен был из сержантов в полевые полки порутчиком, в 1756 году произведен был обер—провиантмейстером, генерал—аудитор—лейтенантом, а потом переименован в премьер—майоры, в котором звании в 1758 году был при формировании третьих батальонов в Лифляндии и Курляндии и имел оных в своей команде семнадцать, которые препроводил в Пруссию, и был комендантом в Мемеле, в том же году пожалован подполковником, был при занятии Кроссена, в Силезии, под командою генерала князь Михаила Никитича Волконского, отправлял должность генерального и дивизионного дежурного при генерале графе Вилиме Вилимовиче Ферморе, был на франкфуртской баталии {В Кунерсдорфском сражении 1 августа 1759 г.} и в разных партиях, в 1761 состоял в легком корпусе при генерале Берге и был под Бригом, при сражении бреславльском с генералом Кноблохом и разных шармицелях, на сражении близ Штригау, при Грос и Клейн—Вандриссе, где предводил крылом и две тысячи российского войска. Четыре силезских миль противоборствовали армии под королем прусским целой день, а к ночи сбили их форпосты и одержали {Заняли.} место своими, на другой день сими войсками чинено было сильное нападение на левое прусское крыло, против монастыря Вальдштатт, потом был в разных неважных акциях и шармицелях.
Приближаясь к Швейдницу и окопу тамо прусского короля, атаковал в деревне N прусскую заставу с малым числом казаков и за нею, на высоте, сильной прусской пикет, которым местом по троекратном нападении овладел и держал оное несколько часов, доколе от генерала Берга прислано было два полка казачьих, которые стоящих близ подошвы высоты прусских два полка гусарских, с подкреплением двух полков драгунских, сбили с места в лагерь, отсюда весь прусской лагерь был вскрыт, и тут утверждена легкого корпуса главная квартира, соединением форпостов, вправо — к российской, влево — к австрийским армиям, происходили потом здесь непрестанные шармицели, и, сверх разных примечательных, единожды под королевскими шатрами разбиты были драгунские полки, при моем нахождении, — Финкенштейнов и Голштейн, гусарские — Лосов и Малаховский, с великим их уроном. Когда генерал Платен пошел чрез Польшу к Кольбергу, легкой корпус вскоре последовал за ним, достигши оный, часто с ним сражался, с фланков, и, при Костянах, напал на его лагерь, сквозь лес, сзади, ночью, причинил знатной урон [и] принудил к маршу, а я был впереди, при всем происшествии, как дни два после того почти подобное сему в день случилось. Платен, следуя против Ландсберга, взял я с собою слабый, во сте конех, Туроверова казачей полк, переплыли чрез Нец и в той же ночи, шесть миль от Дризена, поспели к Ландсбергу, противным берегом Варты, немедля чрез ров вломились в городовые вороты, и передовыми казаками супренированы и пленены две прусские команды с их офицерами, потом с помощию обывателей сожжен ландсбергской большой мост. Прибывшее противное войско на другом берегу остановилось, но, за нескорым прибытием нашего легкого корпуса, переправилось потом на понтонах и держа свой путь к Кольбергу, отряжен я был от генерала Берга с казачьими полками и несколькими гусарскими для подкрепления, встретился я с противным корпусом под Фридебергом. Оной, маршируя на высоте, отозвался против меня всею своею артиллериею, под которою я разбил его фланковые эскадроны, и забрано было в полон от оных знатное число. Остановлял я Платена в марше елико возможно, доколе пришел в черту генерала князь Василья Михайловича Долгорукова, которой потом прежде его прибыл к Кольбергу, наш легкой корпус под Штаргардом остановился, по некотором времени выступил оный к Регенвальду, в которой стороне было нападение на майора Подчарли, где я предводил часть легких войск, взят сей майор с его деташементом в полон, но, как г. Курбьер с сильным войском при нашем обратном походе спешил ударить в наш зад, где я обретался, принужден я был его передовые пять эскадронов с пушками брускировать с имеющимися у меня в виду меньше ста гусар и казаков, которыми действительно сии эскадроны опровержены были и оставили нам много пленных, успех от того был, что Курбьер ретировался. Под Наугартом, предводя одну колонну легкого корпуса, деревню N атаковал я — команды моей Тверским драгунским полком слабой драгунской полк Гольштейн, что после Помен—ского, баталион гренадерской Арним и два баталиона принца Фердинанда, Тверской полк, около двухсот пятидесяти человек, врубился в пехоту на неровном месте и сбил драгун, урон прусской в убитых и пленных был велик, и взята часть артиллерии, подо мною расстреляна лошадь и другая ранена. Знатная часть прусского войска выступила от Кольберга, по военным потребностям, к стороне Штетина, к нашему легкому корпусу на походе соединился генерал князь Михайло Никитич Волконской с кирасирскими полками, передовые наши отряды к стороне Регенвальда встретились с прусским авангардом, при моем нахождении четыре эскадрона конных гренадер атаковали пехоту на палашах, гусары сразились с гусарами, весь сей сильный авангард под полковником Курбьером взят был в плен, и его артиллерия досталась в наши руки, впоследи я напал с ближним легким отрядом, в расстоянии малой мили, на прусских фуражиров, под самым их корпусом, где також, сверх убитых, много взято в плен, в ночи прусский корпус стал за Гольнов, оставя в городе гарнизон. Генерал граф Петр Иванович Панин прибыл к нам с некоторою пехотою, я одним гренадерским баталионом атаковал вороты, и, по сильном сопротивлении, вломились мы в калитку, гнали прусской отряд штыками чрез весь город за противные вороты и мост до их лагеря, где побито и взято было много в плен, я поврежден был контузиею — в ногу и в грудь — картечами, одна лошадь ранена подо мной. В поле, под {В изд. Алексеева 1916 г. — пред.} взятьем Кольберга, при действиях принца Виртембергского, находился я при легком корпусе с Тверским драгунским полком. При возвратном походе оттуда прусского войска к Штетину имел я, с Тверским драгунским полком, сильное сражение с одним от оного деташементом из пехоты и конницы, под Штетином, при Деревне Визенштейн, в которой стороне прусской корпус несколько дней отдыхал, последствие сего было то, что в ту же ночь весь реченной корпус к Штетину поспешно рет.ировался. Осенью, в мокрое время, около Регенвальда, генерал Берг с корпусом выступил в поход, регулярная конница его просила идти окружною, гладкою, дорогою, он взял при себе эскадрона три гусар и два полка казаков и закрывал корпус одаль справа, выходя из лесу, вдруг увидели мы на нескольких шагах весь прусской корпус, стоящий в его линиях, мы фланкировали его влево, возвратившийся офицер донес, что впереди, в большой версте, незанятая болотная переправа мелка, мы стремились на нее, погнались за нами первее прусские драгуны на палашах, за ними — гусары, достигши до переправы, приятель и неприятель, смешавшись, погрузли в ней почти по луку, нашим надлежало прежде насухо выйти, за ними вмиг — несколько прусских эскадронов, кои вмиг построились, генерал приказал их сломить, Ближний эскадрон был слабой желтой Свацеков, я его пустил, он опроверг все прусские эскадроны обратно, опять в болото, чрез оное, между тем, нашли они влеве от нас суше переправу, первой их полк перешел драгунской Финкенштейнов, весьма комплектной, при ближних тут высотах было отверстие на эскадрон, против которого один Финкенштейнов стал, неможно было время тратить, я велел ударить стремглав на полк одному нашему сербскому эскадрону, оного капитан Жандр бросился в отверстие на саблях, Финкенштейновы дали залп из карабинов, ни один человек наших не упал, но Финкенштейновы пять эскадронов в мгновенье были опровержены, рублены, потоптаны и перебежали чрез переправу назад. Сербской эскадрон был подкрепляем одним венгерским, которой в деле не был, Финкенштейновы были подкрепляемы, кроме конницы, баталионами десятью пехоты, вся сия пехота — прекрасное зрелище — с противной черты, на полувыстреле, давала на нас ружейные залпы, мы почти ничего не потеряли, от них—же, сверх убитых, получили знатное число пленников, при сих действиях находились их лучшие партизаны, и Финкенштейновым полком командовал подполковник и кавалер Реценштейн, весьма храброй и отличной офицер, потом оставили они нас в покое.
В 1762 году отправлен я был к высочайшему двору с депешами от генерала графа Петра Ивановича Панина и ее императорским величеством произведен в полковники следующим собственноручным указом: ‘подполковника Александра Суворова жалуем мы в наши полковники в Астраханской пехотной полк’.
В 1768 году пожалован я бригадиром при Суздальском пехотном полку и, командуя бригадою, отряжен был с оным и двумя эскадронами командующим корпусом генералом Нумерсом от стороны Смоленска в Литву, к Орше, откуда, как корпус прибыл, выступил дале, к литовскому Минску, где корпус со мною соединился, оттуда с реченным отрядом войск предписано мне было следовать поспешно к Варшаве, разделя сей отряд на разные части и две колонны, во время разных волнованиев в Литве был мой марш на Брест—Литовской, где соединясь, прибыл я к жмудскому Минску, под Варшавою пять миль, — здесь примечу, что одна колонна была в пути до ста двадцати, другая, со мною, до ста тридцати тамошних миль, но марш был кончен ровно в две недели, без умерших и больных, с подмогою обывательских подвод, — и потом прибыл на Прагу, к Варшаве, оттуда разогнал я незнатную партию, под варшавским маршалком Котлубовским. Чрезвычайный посол, князь Михаила Никитич Волконской, отправил меня в Литву, для усмирения мятежей, я взял половину реченного деташемента и прибыл к Брест—Литовскому, где я услышал, что мятежники не в дальности и что близ их обращаются разные наши начальники с достаточными деташаментами. В сем пункте я оставил людей большое число, сам же взял с собою, не мешкая нимало, суздальских шестьдесят гренадеров, сто мушкетеров, более ста стрелков, при двух пушках, и тридцать шесть воронежских драгун, повстречался я с графом Кастелли при тридцати карабинерах и толиком числе казаков и взял его с собою. Маршировавши ночь, против полден, повстречались мы с мятежниками под Ореховым, их число возвышалось близ десяти тысяч, что была неправда, я их полагал от дву до трех тысяч, начальники их были маршалки и иные, — достойной Ксавиер Пулавской, который здесь убит, брат его Казимир, пинской — Орешко, Мальчевской, Заремба, числом девять. Я их ведал быть беспечными, в худой позиции, т. е. стесненными на лугу, в лесу, под деревней, как скоро мы франшировали три тесные дефилеи, где терпели малой урон, началась атака, но продолжалась от четырех до пяти часов, деревня позади их зажжена гранатою, кратко сказать, мы их побили, они стремительно бежали, урон их был знатен, в числе пленных обретался Пинской драгунской полк с его офицерами, но очень малосильной, потом с отрядом прибыл я в Люблин, где, по важности поста, учинил мой капиталь {Главную квартиру.}. Разбит был главной полковник N {Повидимому, Мощинский (см. док. No 101).} близ Климонтова, в сендо—мирском воеводстве, малым отрядом под моим предводительством и потерял несколько сот с пятью пушками, атаковали мы Ланцкорону, за Краковым, овладели городом, кроме замка, и разбили противного генерала N {А. В. Суворов имел в виду французского генерала Дюмурье. Франция, руководствуясь интересами своей внешней политики, оказывала широкую помощь польским повстанцам не только средствами, вооружением, но и офицерскими кадрами.}, пришедшего на выручку. В местечке Уржендове, на Висле, супренировал я ночью войски маршалков Пулавского и Саввы, тут, при великой потере, достались нам в руки драгуны сего последнего, и он был так ранен, что, по бессилию, скоро после погиб: их самих прогнали из—под Красника. Разбит был в лесах, к стороне Владимира, полковник Новицкий и той—же ночи в деревне N вовсе разрушен. По многим действиям, так называемою Главною конфедерацией) город Краков так был стеснен, что нашим тамо войскам недостаток в субсистенции наступал, я дал моим отрядам рандеву на реке Сане, отбил прежде преграду их на реке Дунайце и, по некоторых ночных и денных битвах, достиг до Кракова, откуда мятежников прогнал, в той же ночи, противу рассвету, напал неподалеку Кракова на их тыницкие {Тынецкие.} укрепления, где сверх многих побитых, в том числе штыками, забрали мы много в плен их лучшей пехоты из распущенных саксонцов с немецкими офицерами и артиллериею. На другой день было славное происшествие под Ланцкороною, где собранные множественные мятежники были в конец разбиты, погибли несколько французских офицеров с пехотою, на их образ учрежденною, убито два маршалка, пинской — Орешко и князь Сапега, при многих пленных мне достались в руки маршалки: краковской — Миончинской и варшавской — Лясоцкой. Едва сие кончено, как я извещен о сильной диверсии мятежников к стороне Замостья и Люблина, надлежало мне спешно туда обратиться. Побита была прежде их достаточно собравшаяся из рассеянных часть, при реке Сане, в числе пленных были некоторые иностранные офицеры, потом мятежники сильно были разбиты, рассеяны под Замостьем и из крепости деложированы. Сраженьев сих было много, но примечательных было девять, которых планы я отправил к генералу Веймарну. Французский бригадир Мезьер {Имеется в виду Дюмурье.}, обретавшийся при мятежниках поверенным в делах, но сей скоро отозван к своему двору, и на его место прибыл Виомениль, генерал и кавалер ордена св. Людовика Большого креста. Возмутилась вся Литва, регулярная ее из полков немецкого штата и компутовых хоронг армия, с достаточною артиллериею и всем к войне надлежащим снабденная, собралась, как и довольно из регулярных войск, под предводительством их великого гетмана, графа Огинского, который сперва и получил некоторые авантажи. Собрал я всего войска до семисот человек и две пушки, тут были и легионные, которые прежде нечто от г. Огинского пострадали, но имел я храбрых офицеров, привыкших часто {В изд. Алексеева 1916 г. — частно.} сражаться вблизи. Шли мы чрез Брест—Литовской и прямым трактом, но поспешным маршем, сближились с армиею г. Огинского, которой дневал под Столовичами, пойманы фуражировавшие уланы, принявши их ласково, сведал я от них нужное о их расположении, остерегал его генерал Беляк, но он не верил, в ту же ночь пошли мы на атаку, продолжали марш без малейшего шума, целя на его огни. Ночь была темная, и к утру пал туман, пехоту я поставил в первой линии, артиллерия в середине, вторая линия была вся из кавалерии, позади артиллерии был пехотной резерв, позади второй был особой резерв, из пехоты, и конницы, казаки были рассеяны с крыл и сзади, нападение наше на литовцов было с спины, мы к ним приближились нечто до рассвета, так тихо, что деташированные с г. Паткулем порубили несколько их часовых и, по данному сигналу, встречены были от них из местечка сильною стрельбою, ружейною и из артиллерии. Перед нами было болото и чрез оное — плотина, по которой майор Киселев с суздальскими гренадерами пошел на штыках, пробил и дал место нашей коннице, которой предводитель подполковник Рылеев все встречающееся в местечке порубил и потоптал. Между тем майор Киселев пошел прямо на квартиру г. Огинского, его подкрепила часть пехоты, прочая, под майором Фергиным с Нарвскими гренадерами, капитанами Шлисселем [и] Ганнибалом, управясь с засевшею в местечке противною пехотою, с ним соединилась, вся пехота и резервы выстроились и пошли атаковать линии г. Огинского в поле, с которыми наша конница уже в дело вступила, литовское войско оборонялось храбро: легионные, гренадеры себя весьма отличили, и когда дошло до штыков, то от рот мушкетерских г. Маслов с легионною первой ударил. Победа уже была в наших руках, как стоявший в пол—мили от места баталии генерал Беляк, правда, поопоздавши, с двумя сильными полками лучших уланов, своим и Карицкого, отрезал и окружил наших три эскадрона, те не один раз сквозь них прорубались, чем и кончено сражение. Вся артиллерия, обозы, канцелярия и клейноды великого гетмана достались нам в руки, то ж все драгунские лошади с убором, компутовые с уланами знатною частью спаслись, плен наш наше число превосходил, от драгунских и пехотных полков почти все, кроме убитых штаб и обер—офицеров {В изд. Алексесва 1916 г. — кроме убитых штаб— и обер—офицеры.}, были в нашем плену, из наших офицеров старшие почти все были переранены, из нижних чинов убито было мало, но переранено около осьмой доли. Сражение продолжалось от трех до четырех часов, и вся Литва успокоилась, вся ж сия литовская армия состояла не более тогда в собрании, как до трех тысяч человек, кроме улан и нескольких иррегулярных. После сего последовало происшествие краковское. Я обращался в Литве, французские офицеры вошли в замок ночью чрез скважину в стене, где истекали нечистоты при мятежничьих войсках, сею сурпризою пленили тамошний гарнизон и ввели туда от стороны Тынца более тысячи человек особо лучшей, из распущенных саксонцов и уволенных австрийцов, при немецких офицерах, пехоты, от нашего стоящего в городе войска были разные тщетные покушения, чрез несколько дней я прибыл туда с отрядом, как, от своей стороны, польские королевские генералы — граф Браницкой и Грабовской, самой тот почти час учинили мятежники, на рассвете, из замка генеральную вылазку для овладения городом, конница их ударила прямо на гауптвахт, но была расстреляна и отрезана, пехота шла великою густотою, но скоро картечами обращена назад, наши, по диспозиции до меня и малочислию на месте, за нею не погнались. Тотчас мы облегли замок, — королевских войск квартира основалась за Вислою, — учредили коммуникации мостами и шанцами, по обеим сторонам Вислы заняли посты в приличных местах пехотою, на которые от противников чинены были разные вылазки’ особливо в полночь и полдни, всегда с их уроном, нашей всей пехоты было до семисот человек, мы ж почти сами в городе от разных деташементов мятежничьих блокированы, и, хотя я больше пяти тысяч человек по разным местам в дирекции имел, но их невозможно было опорожнить, кроме сендомирского воеводства. Г. майор Нагель покупал и провозил скрытыми маршами с его отрядом военную аммуницию, из Шлезского Козеля. Майор Михельсон более всех, по его искусству, отряжаем был противу мятежников в поле, и от успехов его получил себе великую славу. Мятежники в замке имели много провианта, недоставало им других съестных припасов, чего ради употребляли себе в пищу своих лошадей. Оказавшаяся литовская, давно по Польше странствующая, маршалка Коссаковского партия разбита была мною при Смерзонце, между Кракова и Тынца, и потоплена в Висле, от всех стран замок был стеснен, но один генеральной штурм нам не удался, хотя уже одни вороты одержаны были, в чем мятежничей урон наш превосходил и отчего потом у них скоро оказался недостаток в порохе и кремнях. Артиллерия наша была незнатна, но искусством г. Гакса в разных местах испортила коммуникации, часто в замке зажигала, и бреш в стене на шесть рядов был готов, две мины с обеих сторон Вислы, одна королевского офицера N, другая — инженер—капитана Потапова, приходили галлереями к концу пунктов, и уже ни один человек из замку прокрасться не мог, как вышел ко мне из замка ночью бригадир Галиберт и, по многим переговорам, капитулировал. Можно отдать честь французам, что они в замке королевских гробниц, ниже что из драгоценных клейнодов нимало не повредили, но свято польским чиновникам возвратили, гарнизон объявлен был пленным, — но титла ‘военнопленного’ не акордовано, сколько о том меня французские начальники ни просили, — вышел в восьмистах человеках здоровых, прочие — больные или погибли, пехоты его оставалось еще больше нашей, чего ради положили ружье дежурному при мне майору князю Сонцову, в замке при нем штаб и обер—офицеров разных наук было около пятидесяти человек, французские были: бригадиры и святого Людовика кавалеры — Шуази и Галиберт, капитаны: Виомениль, племянник генеральской, которой первой в замок вошел, Салиньяк и других два, кавалеры военного ордена, из них были в походах в Индиях и действиях в Корсике еще некоторые французские обер и унтер—офицеры. Всем сим господам я подарил их шпаги, как мне бригадир Шуази свою вручал, и, по трактаменте, в ту же ночь, при возможных выгодах и учтивстве отправлены реченные господа с прочими и гарнизоном, при эскорте, на Люблин, оттуда ж нижние чины — в Россию, офицеры, прибывшие с генералом Виоменилем, — вс Львов, что прежде прибыли с бригадиром Мезьером — в литовскую крепость Бялу, польские — в Смоленск. Далее я о моих политических операциях к Тынцу, Ланцкороне и иные места не описываю, как о стоящих паки нового пространства. Г. Виомениль распрощался со мною учтивым благодарным письмом и отбыл во Францию с человеками тремя оставшихся своих офицеров и уволенным от меня N, знатного отца, который вверен был мне от г. Шуази из замка, для излечения его смертных ран, от которых получил свободу. Начиная от Радзивильцов, большая часть мятежничьих партиев мне — вооруженные — сдались и распущены, потом и кончились все польские возмущения.
Пожалован я в 1770 генерал—майором и в 1774—м годах генерал—порутчиком, в 1772 генерал Эльмпт и я, по переменившемуся правлению в Швеции, обращены с полками из Польши к Финляндии. По прибытии моем в Санкт—Петербург определен был я временно к тамошней дивизии, осматривал российский с Швециею рубеж, с примечанием политических обстоятельств, и имел иные препоручения.
Как обстоятельства с Швециею переменились, отправлен был я в первую армию, где от генерал—фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцова помещен был в стоящий в Валахии корпус. Командующий оным генерал граф Иван Петрович Салтыков поручил мне отряд войск на реке Аржише, против черты Туртукая, куда прибыв, нашел я близ двадцати переправ—ных косных лодок, от войска выбрал и приучил к ним надлежащих гребцов и сделал половинной скрытой марш, для приближения к Дунаю, на рассвете были мы окружены турецкою конницею, в конец ее разбили и прогнали за Дунай, с пленными был их командующий паша. Тем мы вскрылись {Открыли себя.} и в следующую ночь переправились за Дунай {Этот поиск на Туртукай (10.5), как и последующий (17.6), был произведен по приказанию главнокомандующего и имел важное значение.} благополучно, пятьсот человек пехоты Астраханского, сто карабинер, при полковнике князь Мещерском, Астраханского ж полков — лошади вплавь — и сто казаков. Турки на противном берегу, свыше пяти тысяч, почли нас за неважную партию, но сильно из их пушек по нас стреляли, как и в устье Аржиша, откуда выходили лодки, мы одержали под ними известную победу. Второе действие мое под Туртукаем, во время происшествия при Силистрии, тако ж частию из реляциев известно, объясню только, что, по слабости от болезни, я без помощи ходить не мог, что, по овладении нами турецким ретраншементом, ночью варвары, превосходством почти вдесятеро нас в нем сильно обступили, тут был и вышереченной князь Мещерской, которым, как [и] г. Шемякиным, прибывшим ко мне с конным отрядом и легкою пушкою, довольно нахвалиться не могу, и они всегда в моей памяти пребудут. Карабинеры ж Мещерского вооружены были ружьями с штыками, по недостатку пехоты, ночь и к полудням сражались мы непрестанно, и военная аммуниция знатно уменьшилась, поражен был пулею Фейзулла, командующий паша, предатель египетского Али—Бея {Али—бей был турецким наместником в Египте. Во время войны Турции с Россией он выступил против турок, войдя в сношения с графом Алексеем Орловым. В 1772 г. Магомет (бей Мекки, названный Суворовым Фейзуллой), подкупленный турками, двинулся с войсками в Египет, и Али—бей, поддержанный Россией, вступил в войну с Магометом. Завоевав Триполи, Антиохию, Иерусалим и Яффу, Али—бей двинулся к Каиру, но тут его солдаты изменнически перешли на сторону противника, и он, весь израненный, был взят в плен Магометом и через три дня умер.}, и сколот Сенюткиными казаками. Против полден капитан Братцов учинил вылазку с шестишереножною колонною в вороты на янычар, холодным ружьем поразил и сам смертельно ранен, тогда все войско выступило из ретраншемента, и одержана была полная победа, вся турецкая артиллерия нижнего и верхнего лагеря с их флотилиею досталась в наши руки. Первой раз под Туртукаем перебита у меня нога, от разрыва пушки, о разных прежде мне неважных контузиях я не упоминаю, после того определен я был начальником гирсовского корпуса {Отряда, занимавшего Гирсово, единственный тогда пункт, занятый русскими на правом берегу Дуная. Его удержанию генерал—фельдмаршал придавал чрезвычайно большое значение.}. Сей задунайский пост надлежало соблюсти, я починил крепость, прибавил к ней земляные строения и сделал разные фельд—шанцы, перед наступлением турецким перевел я мой резерв из—за Дунаю — два полка пехоты на остров, в близости Гирсова, в закрытии за речкой N {Боруй.}, на которой были понтоны. Турки оказались рано днем, около одиннадцати тысяч, велел я делать разные притворные виды нашей слабости, но, с моей стороны, особливо из крепости, начали рано стрелять, вместо картечь ядрами. Они фланкировали наши шанцы, шармицирование продолжалось до полден и не имело конца, приказал я всем своим очистить поле. Приятно было видеть: варвары, при пяти пашах бунчужных, построились в три линии, в первых двух — пехота, в середине конницы, по флангам — пушки, в их местах, по европейскому, в третьей — что резерв — было разное войско и некоторые обозы, с довольною стройностию приблизились они к нашему московскому ретраншементу, где мы молчали, заняли высоту, начали бомбами и ядрами безответно и, впрочем, весьма храбро, под предводительством их байрактаров, бросились с разных стран на ретраншемент, наша стрельба открылась вблизи, ретраншемент был очень крепок. Из закрытия князь Мачабелов с Севским полком и барон Розен с тремя эскадронами гусар взошли на наши высоты, с превеликим их поражением, и князь Гагарин, другого полку, с кареем наступил на их левой фланг, из ретраншемента, они крайне пострадали. Недолго тут дело продолжалось, и едва от одного до дву часов, ударились они в бегство, претерпели великой урон, оставили на месте всю их артиллерию, победа была совершенная, мы их гнали тридцать верст, прочее известно по реляции. Последнюю баталию в турецкой войне выиграл я при Козлуджи, пред заключением мира. Резервной корпус команды моей соединился с Измаильским. Турецкая армия, около пятидесяти тысяч, была под командою Реззак—эфендия и главного янычарского аги, была на походе чрез лес и встречена нашею конницею, которая дохватила их квартирмейстеров, с генеральным, и принуждена была уступить силе, от моего авангарда три баталиона гренадер и егерей с их пушками, под командою гг. Трейдена, Ферзена, Река, остановили в лесу противной авангард, восемь тысяч албанцов, и сражение начали, скоро усилены были команды генерала Озерова кареем двуполковым, Суздальского и Севского, под Мачабеловым, но почти уже предуспели сломить албанцов, соблюдая весьма свой огонь. Сие поражение продолжалось близ двух часов около полден, люди наши шли во всю ночь и не успели принять пищу, как и строевые лошади напоены не были. Лес прочистился, мы вступили в марш вперед, на нашем тракте брошено несколько сот телег с турецким лучшим шанцовым инструментом, происходили неважные стычки в лесу, конница закрывала малосилие пехоты нашей, ее было до четырех тысяч, старший — генерал Левис, которого поступками я весьма одолжен, я оставляю прочее примечание. Шли мы лесом девять верст, и, по выходе из оного, упал сильной дождь, которой наше войско ободрил, противному ж мокротою причинил вред. При дебушировании в
Прочитали? Поделиться с друзьями:
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/s31.jpg)