Автобиографические записи, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1877

Время на прочтение: 58 минут(ы)
Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Том тринадцатый. Книга вторая. Материалы редакционно-издательской и общественной деятельности. Открытые письма. Автобиографические записи. Семейно-имущественные документы и прочее
С.-Пб, ‘Наука’, 1997

АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАПИСИ

СОДЕРЖАНИЕ

Автобиографические записи

1872

1. <'Я родился в 1822 году...'>

1877

2. <'Я родился в 1821 г. ...'>
3. Мой отец
4. <'Имение деда разделено было...'>
5. <'Если переехать в Ярославле Волгу...'>
6. О моих стихах
7. <'Я помню себя с трех лет...'>
8. <'Прозы моей надо касаться осторожно...'>
9. Анекдот о директоре театра Сабурове
10. <'Великая моя благодарность графу А. В. Адлербергу...'>
11. <'Нет, скажу еще об Абазе...'>
12. <'Казус со стих<отворением> ‘В деревне’…’>
13. <План автобиографических заметок>
14. Автобиблиографические заметки
15. <Из дневника. 1877>

1872

1. <‘Я РОДИЛСЯ В 1822 ГОДУ…’>

Я родился в 1822 году в Ярославской губернии. Мой отец, старый адъютант князя Витгенштейна, был капитан в отставке. Вышел я из 4-го класса гимназии. Уверил старшего брата, что мне нужно ехать в Петербург и там продолжать учение. Прокурор Полозов дал рекомендательное письмо жандармскому генералу Полозову об определении в Дворянский полк. Прибыл в Петербург в 1838 г. В кармане 150 рублей ассигнациями. Отказ мой Полозову от Дворянского полку. Генерал написал брату, брат пожаловался отцу. Грубое письмо отца. Грубый мой ответ отцу, заключение его (‘Если вы, батюшка, намерены писать ко мне бранные письма, то не трудитесь продолжать, я, не читая, буду возвращать вам письма’).
Со мной была тетрадка стихотворений, на нее возлагал я большие надежды. Перебиваясь изо дня в день, я насилу добыл место гувернера у офицера Бенецко-го — содержателя пансиона для поступления в Инженерное училище. За сто рублей ассигнациями в месяц я обучал с десяток мальчиков с утра до позднего вечера.
В начале 40-го года я приступил к изданию привезенных стишков отдельной книжечкой. Имея ее еще в листах, пошел к Жуковскому в Шепелевский двор, близ Зимнего дворца. Он жил очень высоко. Вышел благообразный старик, весьма чисто одетый, с наклоненной вперед головой. Отдавая листы, просил его мнения. Сказано — прийти чрез три дня. Явился. Указано мне два стихотворения из всех, как порядочные, о прочих сказано: ‘Если хотите печатать, то издавайте без имени, впоследствии вы напишете лучше, и вам будет стыдно за эти стихи’.
Не напечатать было нельзя, около сотни экземпляров Бенецким было запродано, и деньги я получил вперед. Книжечка вышла, автор скрылся под буквами Н. Н. Роздал книгу на комиссию, прихожу в магазин чрез неделю — ни одного экземпляра не продано, чрез другую — то же, чрез два месяца — то же. В огорчении отобрал все экземпляры и большую часть уничтожил. Отказался писать лирические и вообще нежные произведения в стихах.
Н. Полевой издавал ‘Сын отечества’. Он поместил одно стихотворение. Дал мне работу, <я> переводил с французского, писал отзывы о театральных пьесах, о книгах. Ничего о них не зная, ходил в Смирдинскую библиотеку-кабинет, бирал кое-какие материалы, и заметки <с>оставлялись. Так я писал и сам учился.
Желание поступить в университет меня не покидало. Пугала латынь. На Итальянской встретил в увеселительном заведении Успенского — профессора духовной академии. Оба пьяные. Ученый переводчик классиков для академии. С откровенностью молодости рассказал свои нужды. ‘Я вас выучу латыни, приходите жить ко мне’.
Поселился у него на Охте. Подле столовой за перегородкой темный чулан был моей квартирой. Успенский в полосатом халате пил запоем по нескольку недель, очнется: ‘Давай буду тебя учить’. Две, три недели учит очень хорошо, там опять запьет. Ходил с ним к дьякону Прохорову. То была правая рука у митрополита бывшего Серафима, все духовенство валялось у его ног. У отца дьякона вечный картеж. Тут я выучился играть в преферанс.
Начал экзаменоваться в университете. Латинист Фрейтаг был очень строг, но и он с латыни поставил мне 5. Устрялов экзаменовал с русской истории, экзамены шли хорошо, но профессор всеобщей истории Касторский поставил единицу, говорят, любил взятки, а мне нечего было дать. Оставалось экзаменоваться с физики: в ней я ничего не знал, приготовиться не У кого, заплатить нечем, рассчитывал получить единицу с этого предмета. При одной единице тогда в университет принимали. Но, уже имея одну, пошел к ректору Плетневу, он посоветовал отложить физику до декабря, а обещал принять при одной единице из всеобщей истории. Успокоенный словом ректора, я загулял. Через две недели прихожу, узнаю, что не принят. Плетнев забыл обо мне заявить конференции. Иду к нему. С горечью выругал его. Мое положение было трагическое. На поступлении в университет я рассчитывал примириться с отцом. Плетнев принял вольнослушателем. Я ходил года полтора, но учиться и зарабатывать хлеб трудно, и я бросил.
Издавал Краевский ‘Литературную газету’ — прибавление к ‘Инвалиду’. Издатель был Иванов — книгопродавец. Сюда я писал очень много. Краевский по контракту взял на себя всю работу за 18 000 рублей ассигнациями, а сдал мне всю ее за 6000 рублей в год. В газете был отдел ‘Дагерротип’, весь он исписывался мною и в стихах, и в прозе. Я как-то недавно расчел, что мною исписано всего журнальной работы до 300 печатных листов.
Отзывы мои о книгах обратили внимание Белинского, мысли наши в отзывах отличались замечательным сходством, хотя мои заметки в газете по времени часто предшествовали отзывам Белинского в журнале. Я сблизился с Белинским. Принялся немного за стихи. Приношу к нему около 44 года стихотворение ‘Родина’, написано было только начало. Белинский пришел в восторг, ему понравились задатки отрицания и вообще зарождение тех мыслей, которые получили свое развитие в дальнейших моих стихах. Он убеждал продолжать.
Сижу дома, работаю. Прибегают от Белинского. Иду туда, впервые встречаю Тургенева, читаю ему ‘Родину’. Он в восторге: ‘Я много писал стихов, но так написать не могу, — сказал Тургенев, — мне нравятся и мысли, и стих’. В собрании моих стихотворений печается ‘Родина’ в начале издания.
С 44 года дела мои шли хорошо. Я без особого затруднения до 700 рублей ассигнациями выручал в месяц, в то время как Белинский, связанный по условию с Краевским, работая больше, получал 450 рублей в месяц. Я стал подымать его на дыбы, указывая на свой заработок. В 45 году издал я ‘Петербургский сборник’, в нем между прочим было начало романа Федора Достоевского ‘Бедные люди’. Сборник мне дал чистых 2000 рублей. Я был тогда молод, деньги отдал Белинскому на поездку в Малороссию со Щепкиным. Здоровье Белинского было сильно расстроено.
Летом 46 года я гостил в Казанской губернии у приятеля своего, помещика Григория Матвеевича Толстого, он бывал за границей, обладал некоторым либерализмом. Жили мы с ним в бане и, сидя на балконе, часто беседовали о литературе. В соседство приехал Панаев с семьей, у него было там имение. Я возбуждал вопрос об издании журнала. Дело останавливалось за деньгами. Панаев заявил, что у него есть 25 000 (рублей) свободного капитала. Толстой обещал ссудить также 25 000. Тогда я поспешил в Петербург. Журнал ‘Сын отечества’ умирал, издатель его Масальский был в это время в Ревеле. Я ездил к нему, но дело ни к чему не привело, тогда я пошел к Плетневу — издателю ‘Современника’, начатого Пушкиным в 36-м году. Плетнев легко согласился, уступил мне и Панаеву журнал, написал контракт: с каждого подписчика давать Плетневу рубль, а если журнал прекратится вследствие явного нарушения цензурных правил, то мы ему платим 30 000 рублей неустойки. Первый год, 47, успех блистательный. Было 2000 подписчиков, вместо прежней платы по рублю, мы, ввиду успеха журнала, обязались платить 3000 рублей Плетневу в год. В 48 году было более 2800 подписчиков, но тут начались страшные гонения цензуры. Затем наибольший успех ‘Современника’ в 1861 г.— было 6800. От Краевского я получил ‘Отечественные записки’ с 3000 подписчиков, а ныне до 6000.

1877

2. <'Я РОДИЛСЯ В 1821 г. ...'>

Я родился в 1821 г. 22 ноября в Подольской губернии в Винницком уезде в каком-то жидовском местечке, где отец мой стоял тогда со своим полком. Большую 5 часть своей службы отец состоял в адъютантских должностях при каком-нибудь генерале. Во время службы находился в разъездах. При рассказах, бывало, то и дело слышишь: ‘Я был тогда в Киеве на контрактах, в Одессе, в Варшаве’. Бывая особенно часто в Варшаве, он влюбился в дочь Закревского, о согласии родителей, игравших там видную роль, нечего было и думать. Армейский офицер, едва грамотный, и дочь богача — красавица, образованная (о ней речь впереди), отец увез ее прямо с бала, обвенчался по дороге в свой полк, и судьба его была решена. Он подал в отставку, дослужившись до капитанского чина, вышел в отставку майором и поселился в родовом своем имении Ярославской губернии в сельце Грешневе, куда привез, конечно, и молодую жену и нас, двух сыновей своих — Андрея и Николая. Последнему — мне — было тогда три года. Я помню, как экипаж остановился, как взяли меня на руки (кто<-то> светил, идя впереди) и внесли в комнату, в которой был наполовину разобран пол и виднелись земля и поперечины. В следующей комнате я увидел двух старушек, сидевших перед нагоревшей свечой друг против друга за небольшим столом, они вязали чулки, и обе были в очках. Впоследствии я спрашивал у нашей матери, действительно ли было что-нибудь подобное при первом вступлении нашем в наследственный отцовский приют. Она удостоверила, что все было точь-в-точь так, и немало подивилась моей памяти. Я сказал ей, что помню еще что-то про пастуха и медные деньги. ‘И это было дорогой, — сказала она, — дорогой, на одной станции я держала тебя на руках и говорила с маленьким пастухом, которому дала несколько грошей. Не помнишь ли еще, что было в руках у пастуха?’ Я не помнил. ‘В руке у пастуха был кнут’ — слово, которое я услыхал тогда в первый раз. Хорошая память всю жизнь составляла одно из главных моих качеств.
Старушки были — бабушка и тетка моего отца. Сельцо Грешнево стоит на низовой Ярославско-Костромской дороге, называемой Сибиркой: барский дом выходит на самую дорогу, и всё, что по ней шло и ехало и было ведомо, начиная с почтовых троек и кончая арестантами, закованными в цепи, в сопровождении конвойных, было постоянной пищей нашего детского любопытства. Во всем остальном грешневская усадьба ничем не отличалась от обыкновенного типа тогдашних помещичьих усадеб, местность ровная и плоская, извилистая река (Самарка), за нею перед бесконечным дремучим лесом — пастбища, луга, нивы. Невдалеке река Волга. В самой усадьбе более всего замечательного — старый обширный сад, остатки которого сохранились доныне, ничего остального нет и следа. Где стоял обширный дом, недавно сгоревший, там в третьем году мимоездом увидал я скромное здание с надписью: ‘Распивочно и на вынос’.
И ничего больше!
Самый дом, последние 20 лет стоявший в развалинах,
пуст и глух:
Ни женщин, ни псарей, ни конюхов, ни слуг…
недавно сгорел, говорят, в ясную погоду при тихом ветре, так что липы, посаженные моей матерью в 6-ти шагах от балкона, только закоптились среди белого дня. ‘Ведра воды не было вылито’, — сказала мне одна баба! ‘Воля божия’, — сказал на вопрос мой кр<естьянин> не без добродушной усмешки.
Самый тракт по случаю сильных весенних разливов давно упразднен: почтовая гоньба идет теперь по другому, высокому берегу Волги трактом, к которому в старину прибегали только весной по случаю бездорожицы.
Куда как глухо там теперь стало, не верится, что в 20-ти верстах губернский город Ярославль и в 40-ка — Кострома.
Зато грешневцы теперь сравнительно процветают, пользуясь даже яблоками покинутого сада, которых обыкновенно в начале августа уже нет и следа. Кушайте их на здоровье, беловолосые ребятишки, бегайте в нем сколько душе угодно и, когда вырастете, поставьте в нем школу, а то теперешняя при сельском приходе слишком далека.
Обширное сельцо Грешнево, начинавшееся и оканчивавшееся столбами с надписью: ‘столько-то душ, принадлежащих гг. Некрасовым’, составляло только ничтожную часть родовых наших поместий, находившихся кроме Ярославской еще в Рязанской, Орловской и Симбирской губернии. В одно время, довольно отдаленное, все имение представляло в целом более десяти тысяч душ, из них прадед мой (воевода) проиграл в карты семь, дед мой, штык-юнкер в отставке, — с лишком три. Отцу моему проигрывать было нечего, а в карточки играть он-таки любил. К выходу его в отставку, по случаю раздела имения с братьями, на всех семерых братьев и двух сестер оставалось четыреста душ, так что им досталось душ по сорока, и еще меньше пришлось бы, если бы уцелели в живых старшие братья, но трое убиты под Бородиным в один день. Наследство моего <отца> не ограничилось сорока душами, по жребию на часть его досталось крестьянское семейство, которое владело временно само тысячью душ, наследованными от сестры, бывшей за дворянином Чирковым, разумеется, они должны были продать его в шестимесячный срок.
Эта история очень интересна, но я не имею времени ее рассказать, упоминаю о ней потому, что она имела большое влияние на судьбу нашего семейства, а может быть, и на мою. Крестьяне продали свое наследство незаконным образом еще до раздела имения, и отец мой решился дело поднять, вся жизнь его посвящена была этому процессу. Когда хлопоты увенчались успехом, он был уже сед, но получил тысячу расстроенных до исступления временными владельцами душ. Думаю, что если б он посвятил свою энергию хотя бы той же военной службе, которую начал довольно счастливо, товарищи его, между прочим, были Киселев и Лидере, о чем он не без гордости часто упоминал… Однажды перед нашей усадьбой остановился великолепный дормез. Прочитав на столбе фамилию Некрасов, Киселев забежал к нам на минутку, уже будучи министром, а с Лидерсом в поручичьем чине отец мой жил на одной квартире, он крестил одного из нас (б<рата> Константина). Это были любимые воспоминания нашего отца до последних его дней.
Он сошел в могилу 74-х лет, не выдержав освобождения, захворав через несколько дней после подписания Уставной грамоты.

3. МОЙ ОТЕЦ

Я никогда не имел времени да и терпенья перечитать кипу родословных бумаг, которые хранились в старом доме. Перебирая их, я прочел только несколько строк. На большом синеватом листе было написано:
‘Имение у Салтыковых отнять и Некрасовым отдать, Салтыкова в Сибирь сослать.
Павел. Год 179…’
Я пошел к отцу с вопросом: ‘Что это за документ?’ Отец сказал: ‘Это подлинное, благодаря котор<ому> мы не умерли с голоду и нам что-нибудь осталось.
Предки наши были богаты, прапрапрадед ваш проиграл семь тысяч душ, прапрадед две, дед (мой отец) одну, я ничего, потому что нечего было проигрывать, но в карточки поиграть тоже любил’ (то же должен сказать и о себе).
— Как же у нас что-нибудь осталось?
— А вот как. Перед смертию ваш дед, а мой отец, живший последнее время в Москве (штык-юнкер в отставке), проиграл последнее свое имение в Рязанской и Ярослав<ской> губ<ерниях> и умер, должно быть, не успев совершить законных бумаг. Мы были тогда малы, а старшие братья находились на службе, тем не менее в один прекрасный день имение перешло к Салтыкову. Бабка ваша, урожденная Неронова (Костылева), забрав нас всех (стар<шему> 9 л<ет>), поскакала в Петерб<ург>. В Петербурге мать часто уезжала из дому, возвращалась с заплаканными глазами, однажды она сказала нам: ‘Дети, завтра я повезу вас в один дом, когда мы приедем, стойте смирно и ждите, и лишь только выйдет дама, упадите на колени и плачьте’. На другой день нас привезли в большой дом. Мать оставила нас одних в огромной комнате и сама куда-то ушла. Через несколько времени в дверях показалась красивая женщина, помня приказание матери, мы упали на колени и стали громко плакать. Красивая женщина подошла к нам и, лаская нас, сказала матери, что просьба ее будет исполнена. Вот ей-то мы и обязаны возвращением нам имения от Салтыкова.

4. <‘ИМЕНИЕ ДЕДА РАЗДЕЛЕНО БЫЛО…’>

Имение деда разделено было между его сыновьями на четыре части, из которых одна досталась по жребию моему отцу. В состав ее входила деревня Грешнево. Мне живо представляется эпизод, характеризующий наши помещичьи нравы. В летний праздничный день проезжал через деревню запыленный тарантас.
Разодетые бабы и девки плясали в хороводе. Тарантас остановился, и в нем зашевелилась меж перин и подушек заспанная, необыкновенно толстая фигура.
Впоследствии оказалось, что это был помещик Владимирской губернии Чирков. Пока переменяли лошадей, он засмотрелся на хоровод и особенно на отличавшуюся в нем румяную здоровую девку Федору.
‘А недурно было бы купить и увезти ее’, — мелькнуло в голове Чиркова. ‘Кто же здесь помещик и где он?’ Оказалось, что помещик и все его братья на войне, — это происходило в 1812 году, а в деревне остались только их сестры. Чирков — к ним, но старые девы несговорчивы, да и не смеют распоряжаться в отсутствие брата. Но любезность, ухаживание и, наконец, просто деньги располагают девические сердца. Чирков покупает Федору, увозит ее и немедленно женится на ней. Спустя короткое время Чирков умирает, и Федора по смерти его получает в наследство тысячу душ крестьян. Вслед за ним умирает Федора и оставляет их в наследство своим родственникам в дер<евне> Грешнецо. Крестьяне, превратившиеся было в помещиков, не имея права владеть населенными землями, должны были продать своих собратий в 6-месячный срок. В это время, еще в отсутствие отца, появился в деревне какой-то покупщик из ‘благородных’ и, воспользовавшись неопытностью крестьян и краткостью обязательного для них срока, купил у них за бесценок эту тысячу душ с землею. Отец мой узнал об этой проделке лишь за несколько дней до истечения 10-летней давности. Разумеется, началась тяжба, заботам о которой были посвящены несколько лет, и хотя процесс был выигран, но отец разорился и бедствовал всю остальную жизнь.

5. <‘ЕСЛИ ПЕРЕЕХАТЬ В ЯРОСЛАВЛЕ ВОЛГУ…’>

Если переехать в Ярославле Волгу и пройти прямо через Тверицы, то очутишься на столбовом почтовом тракте. Проехав 19 верст по песчаному грунту, где справа и слева песок, песок, мелкий кустарник и вереск (зайцев и куропаток там несть числа), то увидишь деревню, начинающуюся столбом с надписью: ‘Сельцо Грешнево, душ столько-то господ Некрасовых)’. Проехав длинную бревенчатую деревню, увидишь садовый деревянный забор, начинающийся от последней деревенской избы и из-за которого выглядывают высокие деревья, это барский сад. Тотчас за садом большой серый неуклюжий дом.
Об отношениях ко мне Грешнева и грешневцев мне придется говорить дальше, о своих — скажу несколько слов теперь же, чтобы уже к этому не возвращаться. Судьбе угодно было, что я пользовался крепостным хлебом только до 16 лет, далее я не только никогда не владел крепостными, но, будучи наследником своих отцов, имевших родовые поместья, не был ни одного дня даже владельцем клочка родовой земли. Дело моих братьев сказать со временем, как это так вышло. Я когда-то написал:
Хлеб полей, возделанных рабами,
Нейдет мне впрок…
Написал этот стих еще почти в детстве, может быть, я желал оправдать его на деле.
Итак, отношения мои к грешневцам были такие:
<Благодарение Богу,
Я совершил еще раз
Милую эту дорогу.
Вот уж запасный амбар,
Вот уж и риги… как сладок
Теплого колоса пар!
‘Останови же лошадок!
Видишь: из каждых ворот
Спешно идет обыватель.
Всё-то знакомый народ,
Что ни мужик, то приятель’>.
Я постоянно играл с деревенскими детьми, и когда мы подросли, то естественно, что между нами была такая короткость.
[Здесь я должен сказать несколько слов, как бы они ни были поняты: это дело моей совести. Я должен, по народному выражению, снять с души моей грех.
В произведениях моей ранней молодости встречаются стихи, в которых я желчно и резко отзывался о моем отце. Это было несправедливо, вытекало из юношеского сознания, что отец мой крепостник, а я либеральный поэт. Но чем же другим мог быть тогда мой отец?— Я побивал не крепостное право, а его лично, тогда как разница между нами была, собственно, во времени.] Иное дело, личные черты моего отца, его характер, его семейные отношения — тут я очень рано сознал свое право и не отказываюсь ни от чего, что мною напечатано в этом отношении. Разница, повторяю, была между нами во времени — он пользовался своим правом, которое признавал священным:
Один…
Свободно и дышал, и действовал, и жил.
Время вывело меня на широкую дорогу:
Сыны народного бича,
С тех пор как мы себя сознали,
Жизнь как изгнанники влача,
По свету долго мы блуждали.
Не могу не сознаться, что даже в последние мои годы, когда я бывал в Грешневе, я чувствовал какую-то неловкость:
Смутясь, (потупили мы взор —
‘Нет! Час не пробил примиренья!’ —
И снова бродим мы с тех пор
Без родины и без прощенья!..)

6. О МОИХ СТИХАХ

Начал писать с 6-ти лет. Первые опыты — сумбур, вторые — подражательность бездумная. NB о стихах ‘М<ечты> и з<вуки>‘, анекдот о ‘М<ечтах> и з<вуках>‘, Бенецкий, Жук<овский>, Белинский, казенные урок<и>, юмор<истические> стих<отворения> с признаком толку.
Поворот к правде, явившийся отчасти от писания прозой, крит<ических> ст<атей> Белинского, Боткина, Анненкова и др<угих>. Тургенев, Кр<аевский>, Панаев, Панае<ва>.
‘Кор<сар>‘ в пер<еводе> Олина.
‘Свобода’ Пушк<ина>
‘Онегин’ — сестра
‘Библиот<ека> для <чтения>‘ в гим<назии>
‘Телеграф’, ‘Телескоп’ от уч<ителя> Топорского.

7. <‘Я ПОМНЮ СЕБЯ С ТРЕХ ЛЕТ…’>

Я помню себя с трех лет. Писать стихи начал с семи, помню, я что-то посвятил матери в день ее именин:
Любезна маменька! примите
Сей слабый труд
И рассмотрите,
Годится ли куда-нибудь.
Одиннадцати лет я написал сатиру на брата Андрея, который любил франтить:
Намазав брови салом
И сделавшись чудаком,
Набелил лицо крахмалом,
Моет зубы табаком.
У нас в библиотеке нашел я два стихотворения: произведение Байрона ‘Корсар’, перевод Олина, и оду ‘Свобода’ Пушкина.
Когда на мрачную Неву
Звезда полуночи сверкает
И беззаботную главу
Спокойный сон отягощает и т. д.
В гимназии я ударился в фразерство, начал почитывать журналы, в то же время писал сатиры {Было: стихи} на товарищей. Один из них, Златоустовский, сильно отдул меня за следующее:
Хоть все кричи ты: ‘Луку! Луку!’,
Таскай корзину и кряхти —
Продажи нет, и только руку
Так жмет, что силы нет нести!
А главное, что ни прочту, тому и подражаю. Так к 15-ти годам составилась целая тетрадь, которая сильно подмывала меня ехать в Петербург. Надув отца притворным согласием поступить в Дворянский полк, я туда поехал. Это было в 1838 году.
Пушкин в журналах почти не попадался, за Бенедиктовым там шли печенеговцы, и т<ак> н<азываемому> фразерскому направлению в юности я обязан этим поэтам, впоследствии я их вспомнил добрым словом. В ‘Современнике’ в какой-то рецензии должны быть следующие) стихи.
На днях я их вспомню.

ПЛАЧ О ПОЭТАХ

Мне жаль, что нет теперь поэтов,
Какие были в оны дни, —
Нет Тимофеевых, Бернетов,
(Ах, отчего молчат они?)
С толпой забвенных старожилов
Скорблю на склоне дней моих,
Что умер господин Стромилов,
Что Печенегов приутих,
Что нету госпожи Падерной,
У коей был талант примерной,
И Розена барона нет,
Что нет Туманских и Тр илу иных,
Не пишет больше Бороздна,
И нам от лир их сладкострунных
Осталась память лишь одна.
Я готовился в университет, голодал, приготовлял в военно-учебные заведения девять мальчиков по всем русским предметам. Это место доставил мне Григорий Францевич Бенецкий, он тогда был наставник и наблюдатель в Пажеском корпусе и чем-то в Дворянском полку. Это был отличный человек. Однажды он мне сказал: ‘Напечатайте ваши стихи, я вам продам по билетам рублей на 500-т’. Я стал печатать книгу ‘Мечты и звуки’. Тут меня взяло раздумье, я хотел ее изорвать, но Бенецкий уже продал до сотни билетов кадетам, и деньги я прожил. Как тут быть! Да Полевой напечатал несколько моих пьес в ‘Библиотеке для чтения’. В раздумье я пошел с своей книгой к Жуковскому. Принял меня седенький согнутый старичок, взял книгу и велел прийти через несколько дней. Я пришел, он какую-то мою пьесу похвалил, но сказал: ‘Вы потом пожалеете, если выдадите эту книгу’.
‘Но я не могу не выдать’ (и объяснил, почему). Жуковский мне дал совет: ‘Снимите с книги ваше имя’.
‘Мечты и звуки’ вышли под двумя буквами Н. Н.
Меня обругали в какой-то газете, я написал ответ, это был единственный случай в моей жизни, что я заступился за себя и свое произведение.
Ответ, разумеется, был глупый, глупее самой книги.
Все это происходило в 40-м году. Белинский тоже обругал мою книгу.
Я роздал на комиссию экземпляры, ни одного не продалось, это был лучший урок. Я перестал писать серьезные стихи и стал писать эгоистические.
Феоклист Онуфрич Боб — первый мой псевдоним, Перепельский — второй, — для прозы и водевилей.
С этим псевдонимом случилось вот что: приятель мой офицер Н. Ф. Фермор помогал мне в работе. Уезжая в Севастополь, он оставил мне кипу своих бумаг, я пользовался ими для моих повестей, но там был списан отрывок из печатного. Думая, что это собственная заметка Фермора, я вклеил эти страницы в одну свою повесть.
Жаль, что никто из моих доброжелателей не докопался до этого факта, вот бы случай обозвать меня литературным вором.
С Полевым познакомил меня профессор Д<уховной> а<кадемии>. Я у него печатал стихи и что-то маленькое с усилием перевел.
Господи! Сколько я работал! Уму непостижимо, сколько я работал, полагаю, не преувеличу, если скажу, что в несколько лет исполнил до двухсот печатных листов журнальной работы, принялся за нее почти с первых дней прибытия в Петербург. В ‘Инвалиде’, в ‘Литературных прибавлениях к ‘Инвалиду», в ‘Литературной газете’, в ‘Пантеоне’ и т. д. Был я поставщиком у тогдашнего Полякова, писал азбуки, сказки по его заказу. В заглавие сказки ‘Баба Яга, костяная нога’ он прибавил: ‘Ж… жиленая’, я замарал в корректуре. Увидав меня, он изъявил удивление и просил выставить первые буквы ЖЖ. Не знаю, пропустила ли ему цензура. Лет через тридцать по какому-то неведомому мне праву выпустил эту книгу г. Печаткин. Жиленой ж… там не было, но зато было мое имя, чего не было в поляковских изданиях.
До меня доходили слухи, что Белинский обращает внимание на некоторые мои статейки. Случалось так: обругаю Загоскина в еженедельной газете, потом читаю в ежемесячном журнале о том же. Позднее мне Белинский сказал: ‘Вы верно смотрите, <но> зачем вы похвалили ‘Ольгу’?’ — ‘Нельзя {Далее было: Белинский} ругать все сплошь, говорят’.— ‘Надо ругать все, что нехорошо, Некрасов, нужна одна правда’.

8. <‘ПРОЗЫ МОЕЙ НАДО КАСАТЬСЯ ОСТОРОЖНО…’>

Прозы моей надо касаться осторожно. Я писал из хлеба много дряни, особенно повести мои, даже поздние, очень плохи — просто глупы, возобновления их не желаю, исключая ‘Петербургские углы’ (в ‘Физиологии Петербурга’) и, разве, ‘Тонкий человек’ (начало романа в ‘Современнике’).
Рецензий моих много в ‘Литературной газете’, в ‘Отеч<ественных> зап<исках>‘ (до 1846 года) и в ‘Современнике’ (начиная с 1847 года). В последнем, может быть, найду способ указать некоторые, если мне будут делать запросы. Когда Белинский уехал за границу, я писал много рецензий (1847—48).
Я писал одно время ‘Заметки о журналах’ (в 1855 или в 1854 и 18(56) год<ах>). Эти статейки можно отличить, потому что я их для отличия от других начинал словами ‘Читатель’. Антонов<ич> принял одну за статью Чернышевского и наделал оттуда выписок, хваля Чернышевского косвенно. Я ему сказал, что статья — моя, он свою так и оставил — не оговорил.
‘Свисток’ придумал, собственно, я, а душу ему, конечно, дал Добролюбов — заглавие произошло так. В 1856 году я жил в Риме и сам видел газету ‘Diritto’ (это значит ‘Свисток’), кое-что из нее даже сам почитывал.
Самую суть, как возникла статья о братьях Милеантах, кажется, я рассказал Михайловскому.
Из ‘Свистка’ многое я перепечатал, иное не стоит, но там есть ‘Переписка Москвы с Петербургом’, текст — стихи — мои, примечания — Добролюбова. Эту пьесу я не хотел зачесть своею при жизни (Гербель просто это пустил в своей хрестоматии без моего позволения). Теперь ею можно воспользоваться для статейки обо мне и ввести ее в приложение, когда будет издание моих сочинений.

9. АНЕКДОТ О ДИРЕКТОРЕ ТЕАТРА САБУРОВЕ

Я с ним много играл в карты. Раз Андрей Иванович приехал ко мне, причем ему подавалась мороженая вода и лед, отозвал меня в сторону и сказал: ‘У меня до вас просьба. Поправьте мне маленькие стихи’ — и прочел что-то о розе, звезде севера. ‘Вы мастер’.— ‘Да разве вы, Андрей Иванович, знаете, что я пишу стихи?’ — ‘Прошлый год я ездил набирать труппу в Париж. Я бывал в аристократических домах. Там я слышу вдруг разговор, кто теперь лучший поэт в Европе. Там сказали — Некрасов. Я дал себе слово, как ворочусь в Россию, прочитать’.
Я исправил ‘Розу’ и послал Андрею Ивановичу экземпляр своих стихотворений.

10. <‘ВЕЛИКАЯ МОЯ БЛАГОДАРНОСТЬ ГРАФУ А. В. АДЛЕРБЕРГУ…’>

Великая моя благодарность графу Александру Владимировичу Адлербергу. Он много проиграл мне денег в карты, но еще более {Далее было: дал много денег} сделал для меня, выхлопотав в шестидесятом году позволение на издание моих стихотворений, что запретил Норов в 1856 г.
Это дало мне до 150 т<ыс>.
Желаю, чтоб это было напечатано после моей смерти. {Далее было: человек чудесной души}

Н. Некрасов.

11. <'НЕТ, СКАЖУ ЕЩЕ ОБ АБАЗЕ...'>
Нет, {Перед этим было начато: Продолжаю свою юность.} скажу еще об Абазе. Этот симпатичный человек проиграл мне больше миллиона франков, по его счету, а по моему счету так и побольше. Одно время я был в выигрыше до 600 т<ысяч>. Самый большой мой проигрыш в один раз был 83 т<ысячи>. Если удосужусь, когда-нибудь ворочусь еще к своей игре. Кстати, о великих мира сего. M. Н. Муравьева я видел два раза в жизни, с сыном его Леонидом был очень короток, с зятем Сергеем Шереметьевым были мы дружны по охоте. В известный год в известном обстоятельстве я сказал M. Н. Муравьеву двенадцать стихов, за это даже Катков обругал меня в ‘Московских ведомостях’, а уж о г. Буренине и говорить нечего.

12. (‘КАЗУС СО СТИХ<ОТВОРЕНИЕМ> ‘В ДЕРЕВНЕ’…’)

Казус со стих<отворением> ‘В деревне’. М. был уверен, что о Н<иколае> П<авловиче>. Брат К<онстантин> знает.

13. <ПЛАН АВТОБИОГРАФИЧЕСКИХ ЗАМЕТОК>

Письмо к Солдат<енкову> Винокуре<нный> завод (Турген<ев>) Отец мой
Белинский — и тург<еневская?> проз<а?> Я не владел крепостн<ыми>

14. АВТОБИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ 1875—1877

<1>

38 год, сентябрь, стихи в С<ыне> от<ечества> 40
39 — Пантеон — стих<отворения> и театр<альные> рец<ензии>
39—40—41 Лит<ературная> газ<ета> — рецензии, стихи и пр.
Литер<атурная> газета —
42 — От<ечественные> зап<иски>

<2>

В ‘Отечественных записках’
1. ‘Опытная женщина’ — 1841 год,
2. ‘Необыкновенный завтрак’ — 1843.
В ‘Физиологии Петербурга’
3. ‘Петербургские углы’ — 1846.
В ‘Современнике’
4. ‘Новоизобр<етенная> привилег<ированная> краска братьев Дирлинг и комп.’ — 1850
5. ‘Мертвое озеро’ — 1851
6. ‘Тонкий человек’ — 1855
7. ‘Три страны света’ — 1848—1849
8. ‘Журнальные заметки’ — 1856 (слово читатель)

15. <ИЗ ДНЕВНИКА. 1877>

<1>

Худо, читатель! Мой дом — постель. Мой мир — две комнаты: пока освежают одну, лежу в другой. Полрюмки кипрского меня опьяняет, гран опия делает меня идиотом, не всегда давая сон. Стихов уже писать не могу, но днями нападает на меня какое-то самомнение. На днях муза моя на прощанье пропела мне такую песнь:
Пускай чуть слышен голос твой,
Не громки темы песнопенья,
Но ты воспрянешь за чертой
Неотразимого забвенья!
. . . . . . . . . . . . . .
Уступит свету мрак упрямый,
Не бойся, песенку твою
Над Волгой, над Окой, над Камой
Еще народу я спою.
Худо, когда нашему брату приходят на память песни:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный.
Я испугался и перестал звать свою музу — не выдержал только раз.
Недуг меня одолел, но муза явилась ко мне беззубой, дряхлой старухой, не было и следа прежней красоты и молодости, того образа породистой русской крестьянки, в каком она всего чаще являлась мне и в каком обрисована в поэме моей ‘Мороз, Красный Нос’. Я пожалел, что я не выдержал:
Непобедимое страданье,
Невыносимая тоска…
Влечет, как жертву на закланье,
Недуга черная рука.
Спаси, о муза! пой, как прежде!
‘Нет больше песен, мрак в очах,
Сказать: умри! конец надежде!
Я прибрела на костылях!
Еще вчера людская злоба
Тебе обиду нанесла,
Теперь конец, не бойся гроба!
Не будешь знать ты больше зла.
Не бойся клеветы, родимый,
Ты заплатил ей дань живой,
Не бойся стужи нестерпимой:
Я схороню тебя весной’.
И с той поры нет моей музы, нет новых песен. День ото дня чувствую себя хуже, слабей. Что же, однако, делать, надо приниматься за прозу.

<2>

14-го июня.— Буду писать, что приходит в голову, надо же убивать время.
Он не был злобен и коварен,
Но был мучительно ревнив,
Но был в любви неблагодарен
И к дружбе нерадив.
Сибиряки обнаружили особенную симпатию ко мне со времени моей болезни. Много получаю стихов, писем и телеграмм. Было две с двумя десятками подписей. Я хотел сделать на это намек в стихотворении ‘Баюшки-баю’ — и было там четыре стиха:
И уж несет от дебрей снежных
На гроб твой лавры и венец
Друзей неведомых и нежных
Хранимый богом посланец, —
да побоялся, не глупо ли будет. А теперь этого вопроса решить не могу и подавно.
Вообще из страха и нерешительности и за потерею памяти я перед операцией испортил в поэме ‘Мать’ много мест, заменил точками иные строки.
Очень тяжело расстревоживать мысли — сейчас боли, как и в эту минуту.
15-е июня, за полдень.
16-е июня.— Любимое стихотворение Белинского было ‘В степи мирской, широкой и безбрежной’ (Пушкин).
Я же когда-то очень любил стих<отворение> Лермонтова ‘Белеет парус одинокий’ и т. д. А теперь все повторяю: ‘Когда для смертного умолкнет шумный день’ (Пушкин).
16-го июня, 7-й час.
Хотел было анализировать свое положение и свои ощущения, но слишком это мрачная работа, прибавишь себе муки — а ее много!
Не забыть ответить Ир-ву (поэт, юноша грамотный, но дарования не заметно), пишет, что прибыл в Петербург на занятые деньги.
Всего более страшно, чтобы мое теперешнее положение не затянулось — или хоть немного бы получше, или поскорей бы конец.
Ничего не понимаю, что со мной делается. Очень тяжело.
Дождь.
19е июня (воскресенье).

<3>

23 августа. Сегодня ночью вспомнил, что у меня есть поэма ‘В. Г. Белинский’. Написана в 1854 или 5 году — нецензурна была тогда и попала по милости одного приятеля в какое-то герценовское заграничное издание: ‘Колокол’, ‘Голоса из России’ или подобный сборник. Теперь из нее многое могло бы пройти в России в новом издании моих сочинений. Она характерна и нравилась очень, особенно, помню, Грановскому. Вспомнил из нее несколько стихов, по которым ее можно будет отыскать.
В то время пусто и мертво
В литературе нашей было.
Скончался Пушкин — без него
Любовь к ней в публике остыла.
Ничья могучая рука
Ее не направляла к цели.
Лишь два задорных поляка*
На первом плане в ней шумели.
По счастью в нем ** сидели люди
Честней, чем был из них один,
Фанатик Ярый Бутурлин,
Который, не жалея груди,
Беснуясь, повторял одно:
‘Закройте университеты,
И будет зло пресечено’.
О муж великий! Не воспеты
Еще никем твои дела,
Но твердо помнит их молва!
Пусть червь тебя могильный гложет,
Но сей совет тебе поможет
В потомство перейти верней,
Чем том истории твоей.
‘Свисток’. Журнальная работа.
Из конца поэмы
1848 — год смерти Белинск<ого>
* Сенковс<кий> и Булг<арин>.
** Комитет для разбора лит<ературных> злоупотреблений.

ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ

1877

2. <'Я родился в 1821 г. ...'>

Варианты автографа ИРЛИ

С. 49—50
9-1 Бывая особенно часто в Варшаве, он влюбился в дочь Закревского / Бывая особенно часто в Варшаве [иногда квартируя поблизости], он влюбился в дочь [видного помещика] Закревского
С. 50
35 офицер, едва грамотный, и дочь богача — красавица, образованная (о ней речь впереди) / офицер, едва грамотный, и дочь [богатого пана] богача — красавица, образованная [певица с удивительным голосом] (о ней речь впереди)
5-6 отец увез ее прямо с бала, обвенчался по дороге / отец увез ее прямо с бала [привез в], обвенчался по дороге
6 и судьба его была решена. / и [был] судьба его была решена.
9-11 в сельце Грешневе, куда привез, конечно, и молодую жену, и нас, двух сыновей своих / в сельце Грешневе, [лежавшем на трактовой дороге между Ярославлем и Костромой, куда привезли и нас] куда привез, конечно, и [весе<лую> польку,] молодую жену и нас, [детей] двух сыновей своих
15 земля и поперечины. / земля и поперечины [служившие основанием полу].
15-16 В следующей комнате / В следующей комнате [слабо освещенной]
20-21 подобное при первом вступлении нашем / подобное при первом [прибытии] вступлении нашем в [дом отца]
21-22 Она удостоверила / Она удостоверила [меня]
24 и медные деньги / и медные деньги. [Это было еще раньше]
30 После: был кнут было: и рожок
30-31 Хорошая память — одно из главных моих качеств. / Хорошая память — одно из главных моих качеств [которые не изменяют мне и до сей минуты, более ста тысяч стихов, написанных мною в течение всей моей жизни, я мог бы прочитать наизусть, и никогда не изменяло мне. Еще недавно я мог на пари прочесть наизусть более сорока тысяч стихов, написанных мною в течение всей моей жизни].
33-34 стоит на низовой Ярославско-Костромской дороге, называемой Сибиркой / стоит на низовой [трактовой] Ярославско-Костромской дороге, называемой Сибиркой [она же и Владимирка]
41-42 извилистая река (Самарка), за нею перед бесконечным дремучим лесом / извилистая река (Самарка), за нею [бесконечный дремучий лес, предшествуемый просторным лугом, пастбищем. Во все другие стороны ровная гладь ржаных и овсяных посевов] перед бесконечным дремучим лесом
С. 51
4-5 увидал я скромное здание / увидел я скромное [очень маленькое] здание
11 при тихом ветре / при [самом] тихом ветре
17-18 почтовая гоньба идет теперь по другому / почтовая гоньба [переведена на другой высокий берег Волги, называвшийся тогда верховым] идет теперь по другому

4. <'Имение деда разделено было...'>

Варианты автографа РГБ

С. 53
4 После: деревня Грешнево было: расположенное на большой дороге. Не могу не вспомнить об эпизоде [В какой-то праздничный день, летом проезжал через эту деревню в тарантасе необыкновенно толстый человек]
С. 54
3 После: засмотрелся на хоровод было: или, вернее, на участвовавшую в нем [Особенное его внимание привлекла]
27 После: началась тяжба было: и сопряженные с нею неприятности, на <1> в которых прошла вся остальная жизнь. Процесс был выигран, но
28 несколько лет / все остальные годы жизни
29 После: но отец было: уже

5. <'Если переехать в Ярославле Волгу...'>

Варианты автографа ИРЛИ

С. 55
4 Об отношениях ко мне Грешнева и грешневцев / Об отношении моем к Грешневу и грешневцам
11-12 После: Дело моих братьев было: если они по<желают?>
15 После: Нейдет мне впрок было: Я эт<о>
30 После: с деревенскими детьми было: Я вырос с ними.

КОММЕНТАРИИ

Одним из важнейших для Некрасова замыслов были автобиографические записки, завершить которые ему помешала смертельная болезнь. Стимулами для возникновения такого замысла могли быть, по-видимому, и потребность итогового осмысления жизненного пути человеком, многое испытавшим и познавшим, и желание указать на несостоятельность сложившихся в обществе представлений о его личности, и, наконец, конкретный повод в виде предложения издать свои стихи, сопроводив их биографическим (или автобиографическим) очерком.
Намерение рассказать о своей жизни появилось у поэта, по-видимому, еще в середине 1850-х гг.— возможно, в связи с обострившейся болезнью, когда, считая себя в опасности, Некрасов начал подводить жизненные итоги и даже написал завещание (см. с. 311—312). Об этом замысле упоминает Тургенев в письме Некрасову от 25 мая 1856 г.: ‘Ты за границей непременно должен написать свою биографию, это почти, можно сказать, твой долг’ (Тургенев 2, Письма, т. III, с. 99).
Пятидесятилетие (‘пятидесятый год’) представлялось поэту тем рубежом, который ставит перед необходимостью ‘свести итог’. Это важнейшая тема стихотворения ‘Уныние’, завершенного в 1874 г. (см.: наст. изд., т. III, с. 133—134). В 1872 г., который Некрасов считал ‘пятидесятым’ годом своей жизни (см. с. 418), в газетах появились сообщения о предстоящем юбилее 35-летней литературной деятельности поэта (см.: Петербургский листок, 1872, 18 марта, No 55, с. 2, Русский мир, 1872, 10 апреля, No 93, с. 2). Впрочем, вскоре последовало сообщение о том, что юбилей будет отмечаться в следующем 1873 г. (см.: Новости, 1872, 12 апреля, No 103, с. 2). Это было более логично, так как первые публикации стихов Некрасова в ‘Сыне отечества’ появились в 1838 г. Однако именно к 1872 г. относится первая из известных нам попыток создания прозаической художественной автобиографии — запись воспоминаний Некрасова, датированная 7 июня 1872 г. и предназначенная для редактора ‘Русской старины’ М. И. Семевского (см. с 417). А. С. Суворин вспоминал впоследствии: ‘Он (Некрасов.— Ред.) говорил мне в 1874 г. <...> что начал писать свои записки. Записки эти он начал писать сгоряча, оскорбленный известной брошюрою гг. Антоновича и Жуковского, которые ‘пробрали’ его, как он выражался. Написано было, по его словам, листов десять. Думал он также писать книгу об игроках. ‘Это будут игроки настоящие, взятые из действительной жизни, а не те сочиненные игроки, которых мы знаем в нашей литературе’, — говорил он. Называл он и героя этой книги и выражался о нем так: ‘Он один чего стоит’. Особую часть этой книги должны были составлять воспоминания о четырех женщинах, очень интересных и оригинальных, как он говорил’ (Суворин. Заметка). Остальные дошедшие до нас автобиографические записи Некрасова относятся, очевидно, к последнему году жизни поэта, когда болезнь вынуждала его ограничиваться непродолжительной диктовкой отдельных эпизодов своей жизни, относящихся преимущественно к детским и юношеским годам. Примыкают к ним отчасти и носящие автобиографический характер пометы на полях собрания своих стихотворений (см. с. 41—45). Изложение истории своей жизни представлялось Некрасову делом чрезвычайной важности: несмотря на тяжкие страдания, он стремился во что бы то ни стало рассказать о пережитом.
По воспоминаниям Н. А. Белоголового, ‘взрыв общественного сочувствия’, вызванный публикацией ‘Последних песен’ в январском номере ‘Отечественных записок’ за 1877 г., побудил Некрасова вернуться к работе над воспоминаниями. ‘Возбужденный этими манифестациями, он сделался гораздо разговорчивее, охотно стал вспоминать и рассказывать различные эпизоды своей жизни (не исключая и тех темных, которые пятнами лежали на его жизни и которые теперь он старался, видимо, обелить), свои отношения к различным нашим знаменитостям, под влиянием наплыва этих воспоминаний он остановился на мысли составить свою биографию и лихорадочно приступил к этому таким образом: частью он диктовал сам, пользуясь всяким свободным от боли часом, то брату Константину Алексеевичу, то сестре Анне Алексеевне, иногда даже ночью будил их и заставлял писать под свою диктовку, частью же передавал устно тот или другой эпизод своей жизни кому-нибудь из друзей и просил его литературно обработать его и написать’ (Белоголовый, с. 391). В дневниковой записи о посещении Некрасова 25 февраля 1877 г. А. Н. Пыпин отмечал: ‘Ему, видимо, хочется рассказать разные факты своей жизни и объяснить’ (Некр. в восп., с. 446). ‘Он со всяким приходящим с охотой пускался в рассказы о своей жизни, и притом именно с специальной, нисколько, впрочем, не скрываемой целью очистить себя от разных тяготевших на нем обвинений’, — вспоминал Г. З. Елисеев (Из посмертных бумаг Г. З. Елисеева.— Русское богатство, 1893, No 9, с. 48). ‘Как мне досадно, — писал С. Н. Кривенко, — что я не взялся написать некрасовские литературные воспоминания, тот сам об этом говорил, и самому ему это было желательно. Обратился он с этим, должно быть, месяца за полтора до смерти ко мне и Николаю Константиновичу (Михайловскому.— Ред.). Вместе мы были у него <...> ‘Вот, — говорит, — господа, вы молодые (т. е. и Н<иколай> К<онстантинович>), приходите ко мне и записывайте, что я буду говорить. Много интересного… Только вот беда: кричу я иногда от боли по целым дням, так что часов определенных никак нельзя назначить. Трудно это вам, пожалуй, покажется: придете, а я как раз в эту самую минуту ору на весь дом, так что, может быть, несколько раз придется приходить, пока выдастся часок-другой свободный’. Переглянулись мы с Н<иколаем> К<онстантиновичем>, да тем все и кончилось <...> Кое-что я, впрочем, после его смерти записал по памяти, по просьбе Скабичевского, когда он биографию составлял, и отдал ему в материалы. А не запиши я, как он ужасно нуждался в первые годы по приезде в Петербург, так это и осталось бы незаписанным…’ (Кривенко С. Н. Собр. соч., т. I. СПб., 1911, С. XLVI).
Таким образом, план Некрасова написать историю своей жизни вынужденно менялся с развитием болезни и перешел в намерение сообщить о важнейших, по его мнению, фактах тем, кто сможет донести его рассказ до читателя. Сохранившиеся записи продиктованного Некрасовым (частично авторизованные) и наброски планов дальнейшего изложения требуют соотнесения с рядом мемуарных источников, в которых намеченные пункты плана подчас получают развитие в передаче того или иного рассказа поэта о себе. Реконструкция последовательности диктовок и отдельных заметок Некрасова ввиду их отрывочности представляет весьма сложную задачу, и при расположении записей для настоящего издания приходилось в ряде случаев руководствоваться приблизительной хронологией упоминаемых событий.
Изучение массива документов, которые содержат прямые или косвенные сведения о поэте, его родных и предках, предпринятое комментаторами настоящего издания, приводит к выводу о том, что и в воспоминаниях (особенно в отрывках ‘Я родился в 1822 году…’ и ‘Я родился в 1821 г….’) Некрасов оставался художником, стремясь не столько к фактографической точности, сколько к отображению своей духовной эволюции, своего творческого пути, предпочитая правду чувства правде отдельного факта.

1872

1. <'Я РОДИЛСЯ В 1822 ГОДУ...'>

Печатается по записи неустановленного лица.
Впервые опубликовано: Красная газета (веч. вып.), 1925, 31 января, No 26 (714) (не полностью, публ. А. И. Кондратьева), Новый мир, 1925, No 1, с. 81—82 (полностью, с произвольными исправлениями, публ. С. М. Шпицера).
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, Т. XII.
Подлинник записи — РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, No 2, л. 1—6 — чернилами, торопливым небрежным почерком (вероятно, запись устного рассказа), с многочисленными сокращениями и позднейшими карандашными пометами, поясняющими отдельные трудночитаемые слова (в настоящей публикации сокращения слов раскрываются обычно без угловых скобок). На 1-м листе сверху помета: ‘7-го июня 1872 года’, на 2-м листе сверху: ‘Некрасов’, на 6-м листе снизу: ‘7-го июня 1872’. Листы вырваны из прошитой нелинованной тетради (прежняя нумерация — с 71 по 78). 7 июня Некрасов находился в Петербурге и готовился к отъезду в Карабиху. Кем была сделана запись — установить не удалось.
Б. Л. Бессоновым были предприняты разыскания обнаруженной С. М. Шпицером при разборе бумаг М. И. Семевского тетради, содержавшей листы с данным текстом. По сообщению Б. Л. Бессонова, в хорошо сохранившемся фонде М. И. Семевского (ИРЛИ, ф. 274, РНБ, ф. 683, С.-Петербургский филиал Института российской истории, ф. 120) подобной тетради не обнаружено. Нет ее ни в фонде А. И. Кондратьева (РГАЛИ, ф. 2232), где имеется ряд документов из архива В. И. Семевского, ни в фондах С. М. Шпицера (РГБ, ф. 869, РГАЛИ, ф. 1297). Запись безусловно восходит к рассказу Некрасова. На это указывают подробности, которые мог сообщить только Некрасов (см. примеч. ниже).
С. 46. Я родился в 1822 году…— В тексте записи (очевидно, описка): ‘…в 1828 году…’. Ср. указание на 1822 г. как год рождения Некрасова: запись в альбоме М. И. Семевского (с. 77), Портретная галерея русских деятелей, с. 292, Быков 1876, с. 194, Гербель, с. 136. В других автобиографических документах указан 1821 г.: отрывок ‘Я родился в 1821 г. …’ (см. с. 49), Р. б-ка, с. III. В копии метрического свидетельства, выданной из Подольской консистории 18 октября 1832 г., указана дата 28 ноября 1821 г. (см.: ЛН, т. 49—50, с. 610). Данные метрического свидетельства нельзя, однако, признать бесспорными: они фиксируют дату крещения 7 октября 1824 г., в один день с младшим братом Константином, а дата рождения приведена, скорее всего, со слов отца, А. С. Некрасова, отличавшегося небрежностью в обращении с документами (см., например, разноречивые данные о рождении детей: РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, No 208 (прошение в Ярославское губернское дворянское депутатское собрание от 4 февраля 1832 г.), РГБ, М. 5769. 3. 3 (формулярный список за сентябрь 1850 г.), МКН, ф. А. В. Попова (копия формулярного списка 1838 г. по материалам ярославских архивов)). Истинным годом своего рождения Некрасов считал 1822-й (см., например, его письмо к брату Федору от 26 февраля 1873 г.). Эту дату он слышал от матери (см.: Суворин. Заметка). Указание матери косвенно подтверждается свидетельством о рождении и крещении в 1821 г. старшей сестры Некрасова — Елизаветы (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, No 117), а также данными формулярного списка А. С. Некрасова от 8 мая 1823 г., где указан сын Николай одного года (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, No 107).
С. 46. …в Ярославской губернии.— Некрасов родился в Подольской губернии, но в раннем детстве был привезен в Ярославскую губернию и первых трех лет своей жизни, по его словам, не помнил (см. отрывок ‘Я помню себя с трех лет …’ — с. 444—445).
С. 46. Мой отец, старый адъютант князя Витгенштейна…— См. также: Гербель, с. 536. Ср. в отрывке ‘Я родился в 1821 г. …’: ‘Большую часть своей службы отец состоял в адъютантских должностях при каком-нибудь генерале’ (с. 49). В. 1816—1821 гг. А. С. Некрасов занимал должность бригадного адъютанта 3-й бригады 18-й пехотной дивизии 2-й армии (см.: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 28). Адъютантом при главнокомандующем 2-й армией фельдмаршале П. X. Витгенштейне он не состоял (‘вышел в отставку майором’).
С. 46. …был капитан в отставке.— Ср. отрывок ‘Я родился в 1821 г. …’ (с. 50). А. С. Некрасов окончил службу в чине капитана и вышел в отставку с награждением чином майора (см.: ВПЧВ за январскую треть 1823 г. (приказ от 16 января), Указ об отставке майора А. С. Некрасова от 23 августа 1823 г.— Евгеньев-Максимов, т. I, с. 27— 28).
С. 46. Вышел я из 4-го класса гимназии.— Ср.: ‘…стал посещать ярославскую гимназию, начиная с четвертого класса’ (Гербель, с. 536), а также: ‘…оставался до пятого класса’ (Р. б-ка, с. IV). В 1832 г. Некрасов был принят в первый класс, преобразованный в следующем году (в связи с преобразованием Ярославской гимназии из четырехклассной в семиклассную) в четвертый, окончил четвертый класс и проучился два года в пятом до июля 1837 г. Отчислен 18 июля 1838 г. (Материалы для биографии Некрасова, с. 430).
С. 46. Уверил старшего брата, что мне нужно ехать в Петербург…— Ср. автобиографический эпизод в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘…после долгих размышлений отец мой решился отправить меня в Петербург’ (наст. изд., т. VIII, с. 60). Старший брат Некрасова — Андрей — скончался в январе 1838 г. (см.: CK, 1902, 9 ноября, No 295, РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, No 117), за пять месяцев до отъезда Некрасова в Петербург.
С. 46. …и там продолжать учение.— См. также: Гербель, с. 536 (‘намерен готовиться к поступлению в университет’), Панаев В. А. 1901, с. 492 (‘хочу поступать в университет’), Р. б-ка, с. V (‘желательно поступить в университет’), в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘…я решился во что бы ни стало поступить на следующий год в университет’ (наст. изд., т. VIII, с. 121). По воспоминаниям Н. Г. Чернышевского, восходящим к рассказам Некрасова, стремление учиться в университете внушалось матерью, убежденной, что образование не приобретается ‘в специальных школах’, и отвергалось отцом, предпочитавшим университету военно-учебное заведение (см.: Чернышевский, т. I, с. 742—743). См. также: ‘Кем была внушена Некрасову мысль поступить в университет? По рассказу мне, матерью’ (Пыпин, с. 245). Ср.: ‘…я объявил отцу, что не хочу учиться в гимназии, а хочу поступить в Университет. Отец согласился отправить меня в Петербург…’ (Панаев В. А. 1901, с. 492), ср. также: ‘…отец мой, приготовлявший меня к скромной доле чиновника, рассуждал со мною о средствах попасть в какое-либо учебное заведение…’ (наст. изд., т. VIII, с. 60). Мать Некрасова не могла компетентно судить ни об университетском, ни о военном образовании. Старшая в многодетной осиротевшей семье, Е. А. Закревская до замужества жила в сельской местности и небольших городах (см.: Бессонов Б. Л. Когда и где родился Некрасов?— РЛ, 1982, No 2, с. 193, 194), позже, будучи многодетной матерью, не выезжавшей из Ярославля и Грешнева, она не имела возможности сравнивать военно-учебные заведения с университетами. Из взаимоисключающих версий о том, кто именно из родителей и какой именно вариант дальнейшего обучения предписывал Некрасову перед его отъездом в столицу, более вероятной представляется ‘проуниверситетская’ (подробнее см. ниже). Между тем образы невежественного отца и аристократически образованной матери главенствовали в некрасовской творческой мысли безраздельно — и в поэзии, и в сообщениях о событиях своей жизни.
С. 46. Прокурор Полозов дал рекомендательное письмо жандармскому генералу Полозову…— См. также: Р. б-ка, с. V (‘приятель отца, ярославский прокурор’, ‘начальник III округа корпуса жандармов, генерал’), Гербель, с. 356 (‘снабженный его (отца.— Ред.) письмом на имя начальника петербургского округа корпуса жандармов’), Суворин. Очерки (‘с письмом своего отца к жандармскому генералу <...> соседу Некрасовых’). В 1838 г. Н. П. Полозов (‘прокурор’) на службе не состоял. По выходе в отставку в 1819 г. из лейб-гвардии Семеновского полка в чине штабс-капитана до 1841 г. нигде не служил, за исключением трехлетней (с 1827 по 1830 г.) службы по выборам дворянства в Ярославской палате уголовного суда. Должность ярославского губернского прокурора исполнял в 1846—1849 гг. (РГИА, ф. 1349, он. 3, ед. хр. 1757, ф. 1405, он. 39, ед. хр. 3079). Большая часть крепостных и усадьба Н. П. Полозова находились в селе Спасском Даниловского уезда, на значительном расстоянии от усадьбы А. С. Некрасова в сельце Грешневе Ярославского уезда (см.: Приложения к Трудам редакционных комиссий <...> для составления Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости <...>, т. IV. СПб., 1860, с. 6, 12, 14). К 1836 г. Н. П. Полозов — владелец дома в Петербурге (Малая Морская ул., д. 3) (см.: Нистрем 1837, с. 1017). С 1849 г.— младший директор Государственного коммерческого банка (РГИА, ф. 1349, он. 3, ед. хр. 1757). Жена Н. П. Полозова Софья Яковлевна, урожденная фон Клоссен (там же, см. также ф. 834, он. 4, ед. хр. 631, л. 61), упоминается в письме Некрасова к сестре Анне от 27 сентября 1844 г. как их общая близкая знакомая. 10—14 июля 1838 г., незадолго до отъезда Некрасова в Петербург, Н. П. Полозов находился в Ярославле (см.: Ярославские губернские ведомости, 1838, приложения к No 28 и 29). Д. П. Полозов (‘жандармский генерал’) — его брат. К 1837 г.— начальник Петербургского (1-го) округа корпуса жандармов, генерал-лейтенант, в прошлом участник Отечественной войны 1812 г. и заграничного похода российской армии, награжденный к 22 годам чином генерал-майора с назначением во флигель-адъютанты при воцарившемся Николае (см.: Потоцкий П. История гвардейской артиллерии. СПб., 1896, с. 280). Д. П. Полозову принадлежало более 500 душ крепостных в Ярославской губернии (сообщено 3. И. Перегудовой, ГАРФ). Жена Д. П. Полозова Анна Филипповна, урожденная (как и жена Н. П. Полозова) фон Клоссен — свойственница или родственница бывшего смотрителя лейб-гвардии гренадерских казарм, отставного подполковника Ф. Ф. Фермора (см.: Петербургский некрополь, т. 3. СПб., 1912, с. 452, т. 4. СПб., 1913, с. 353), к которому у Некрасова, по свидетельству современника, было рекомендательное письмо (см.: Гамазов М. К воспоминаниям А. Я. Головачевой-Панаевой.— ИВ, 1889, No 4, с. 255—256). Есть основания полагать, что путь Некрасова к столь влиятельному сановнику, каким был Д. П. Полозов, лежал через дом Ф. Ф. Фермора. О Некрасове в квартире Ф. Ф. Фермора см. с. 468—469.
С. 46. …об определении в Дворянский полк.— См. также заметку ‘Я помню себя с трех лет’: ‘Надув отца притворным согласием поступить в Дворянский полк…’. Дворянский полк — военно-учебное заведение первого класса, готовившее армейских пехотных офицеров. В июле 1838 г. отец Некрасова подал прошение в Ярославскую гимназию о выдаче его сыну Николаю свидетельства о прохождении курса наук и о поведении для поступления в Дворянский полк (см.: Материалы для биографии Некрасова, с. 430). С этим свидетельством, датированным 18 июля, Некрасов отправился в Петербург. Ср. в романе ‘Три страны света’: ‘…отправил сына в Петербург, к старому сослуживцу, с просьбою определить мальчика в Дворянский полк’ (наст. изд., т. IX, кн. 1, с. 188). Шансов на поступление практически не было. С апреля 1837 г. зачисление в Дворянский полк временно, вплоть до 1839 г., было прекращено, за исключением ‘особенного внимания заслуживающих случаев’, по усмотрению командира полка. С 1836 г. в Дворянский полк принимались дети не старше 16 лет (см.: Мельницкой Н. Н. Сборник сведений о военно-учебных заведениях в России, т. И. СПб., 1857, с. 45—46, 64, 125—126, Гольмдорф М. Г. Материалы для истории бывшего Дворянского полка. СПб., 1882, с. 7—15). К августу 1838 г. Некрасов по документам был старше на год (см. выше). В кандидатах в Дворянский полк (обязательное условие приема) он не состоял. В документах Главного управления военно-учебных заведений ни прошения А. С. Некрасова, ни ходатайства прочих лиц о приеме Некрасова в полк не зарегистрировано (РГВИА, ф. 725, он. 56, т. 9, ед. хр. 5480, 5960).
С. 46. Прибыл в Петербург в 1838 г.— См. также: запись в альбоме М. И. Семевского: ‘Прибыл в Петербург в июле 1838 г.’ (с. 77), Портретная галерея русских деятелей, с. 292. Ср.: Р. б-ка, с. IV (1839 г.), Кривенко, с. 207 (1837 г.), Скабичевский 1878, с. 106—107 (та же дата). Считая днем отъезда из Ярославля 20 июля 1838 г. (свидетельство А. А. Буткевич: Ст 1879, т. I, с. XXIV), допустимо предположить, что Некрасов прибыл в Петербург в последних числах июля. Ср. в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘После семидневного путешествия мы наконец завидели Петербург’ (наст. изд., т. VIII, с. 69).
С. 46. В кармане 150 рублей ассигнациями.— См. также: Суворин. Очерки. Ср.: ‘500 руб. ассигнационных’ (Панаев В. А. 1839, с. 492), что равнялось приблизительно 143 руб. серебром. И та и другая из названных сумм позволяли прожить несколько месяцев в Петербурге. Ср. автобиографический эпизод в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘…небольших денег, которые я привез с собою из дому, стало бы мне еще по крайней мере месяца на два’ (наст. изд., т. VIII, с. 89). Хороший обед из двух блюд в эти годы обходился в 16 руб. ассигнациями в месяц (см.: Достоевский, т. XXVIII, кн. 1, с. 126), та же сумма указана и в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (см.: наст. изд., т. VIII, с. 128). Угол в комнате стоил 2—4 руб. в месяц (см.: Панаев В. А. 1893, с. 492, ср.: наст. изд., т. VIII, с. 103). Сумма денег, взятых из дома, и запас домашних вещей (см.: Панаев В. А. 1893, с. 498—499, те же подробности в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’ — наст. изд., т. VIII, с. 98) говорят о том, что планы Некрасова не были связаны с обязательным поступлением в закрытое учебное заведение, на казенный счет.
С. 46. Отказ мой Полозову от Дворянского полку.— См. также: Гербель, с. 536, Р. б-ка, с. V, Суворин. Очерки. Ср. аналогичную сцену в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 71). Поскольку Некрасов не мог быть принят в Дворянский полк (см. выше), его отказ от протекции Д. Н. Полозова не мог иметь практического значения. Версия, будто благодаря Д. Н. Полозову дело дошло до начальника штаба военно-учебных заведений полковника Я. И. Ростовцева и вопрос был решен положительно (см.: Р. б-ка, с. V, Суворин. Очерки), не подтверждается документами.
С. 46. Генерал написал брату, брат пожаловался отцу.— См. также: Р. б-ка, с. V (‘сообщили о том в Ярославль своему родственнику’), Суворин. Дневник, с. 288 (‘написал своему брату’). Имеется в виду Н. П. Полозов (см. выше). Отсутствие повода для переписки выводит ее из области фактов в область, граничащую с автобиографической беллетристикой, где факты являются стимулом к творчеству, дающему право на их переосмысление под знаком концепции собственной личности.
С. 46. Грубое письмо отца.— См. также: Кривенко, с. 207 (‘Я был лишен отцом денежных средств’), Суворин. Очерки (‘отец <...> не стал присылать ему денег’). Будучи производной от вымышленной истории о самовольном поступке сына, отдавшего предпочтение университету перед Дворянским полком, ‘беллетристическая’ подробность о гневе отца является в свою очередь введением к рассказу о душевном состоянии и поступках рассказчика в последующие месяцы: отсутствие средств, поступающих от отца, голод, скитания и поиски заработка. В действительности дальнейшее пребывание Некрасова в Петербурге не противоречило воле отца. Если бы А. С. Некрасов пожелал возвращения ‘блудного сына’ домой, а сын воспротивился бы его желанию, отец был бы вправе востребовать недоросля через полицию. Но ситуация была такова, что недоучившемуся гимназисту не было в Ярославле перспективного будущего. Не мог он быть брошен на произвол и прихотливой столичной судьбы — отец отвечал за него по закону и не был лишен родительских чувств: ‘Не зол, но крут, детей в суровой школе / Держал старик…’ (наст. изд., т. III, с. 341). Непреодолимая чужеродность отцу, усиленная заданием представить себя ‘русским Жилблазом’ (так называет себя Некрасов в заглавии автобиографического романа ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 152) и таковым ощущает себя в рассказе), вызвала образ деспота-солдафона.
С. 46. Грубый мой ответ отцу, заключение его…— Ср.: ‘Если вы меня считаете таким дурным человеком — так тому быть, оставьте меня в покое и не браните, я ни от кого не намерен выносить оскорблений’ (Суворин. Дневник, с. 288). Определение ‘грубый’ не соотносится с безупречно вежливым тоном письма, рисующего образ молодого человека, усвоившего кодекс дворянской чести, но низведенного в ‘низшее’ состояние отсутствием средств для достойной жизни (см. ниже).
С. 46. Со мной была тетрадка стихотворений…— См. также: отрывок ‘Я помню себя с трех лет’ (с. 57), автобиографический эпизод в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘Собираясь в Петербург, где должны были осуществиться мои надежды, я тщательно переписал все мои стихи в особую тетрадку…’ (наст. изд., т. VIII, с. 62). Позднее Некрасов писал: ‘Тетрадки с детскими упражнениями я уничтожил’ (с. 40).
С. 46. …на нее возлагал я большие надежды.— Ср. также в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘…я надеялся иметь кучи золота и громкое имя’ (наст. изд., т. VIII, с. 60), в поэме ‘Мать’ (1877): ‘За славой я в столицу торопился’ (наст. изд., т. IV, с. 252).
С. 46. Перебиваясь изо дня в день…— К случайной и низкооплачиваемой работе Некрасов относит уроки в частных домах (см.: Кривенко, с. 207, Р. б-ка, с. V, Суворин. Заметка), подстрочные переводы (см. ниже о работе у Н. А. Полевого), чтение корректур (см.: Кривенко, с. 207), заказные сочинения на разные темы (там же, Панаев В. А. 1893, с. 498—499), услуги неграмотным (см.: Колбасин Е. Воспоминания о Некрасове.— С, 1911, No 8, с. 229), приурочивая эти занятия ко времени от первых месяцев пребывания в Петербурге вплоть до начала усиленной подготовки к университетским экзаменам. Если датировать это время данными о поступлении в университет, получится, что Некрасов каждодневно ‘перебивался’ не более полугода. Ср.: ‘Ровно три года, — говорил он, — я чувствовал себя постоянно, каждый день голодным. Приходилось есть <...> не каждый день’ (Кривенко, с. 207), ‘…восемь лет <...> видел лицом к лицу голодную смерть…’ (Скабичевский 1878, с. 385, см. также письмо Некрасова к М. Е. Салтыкову от конца апреля — начала мая 1869 г.). Картина нужды гиперболизируется, подготавливая контраст к последующему рассказу о победе над нищетой. Некрасов познал и голод, и холод, но не столько собственно от безденежья, сколько от эпизодического превышения расходов, сопряженных с ‘богемным’ образом его жизни (вино, женщины, азартные игры), над доходами (см.: Белоголовый, с. 177—178, Суворин. Очерки, Минин Н. Как Некрасов научился играть в карты.— Огонек, 1928, No 3). Некрасов не мог бы себе этого позволить, если бы существовал только на собственные доходы. Переписка с отцом с просьбами о помощи не прекращалась (см.: Панаев В. А. 1901, с. 492—494). Не прекращалась и сама помощь: в Петербурге работали на оброке крепостные А. С. Некрасова.
С. 46. …я насилу добыл место гувернера…— См. также: Ст 1879, т. IV, с. CLII (‘репетитор’), Суворин. Заметка, Суворин. Дневник, с. 288 (‘учитель’). Ср. аналогичные эпизоды в романах ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 147—148) и ‘Три страны света’ (там же, т. XI, кн. 1, с. 188). Для получения аттестата домашнего учителя требовалось выдержать экзамен в университете, лицее или гимназии (см.: Шмид, с. 301). Некрасов, насколько известно, такого экзамена не держал. Право на обучение чтению, письму и арифметике без звания домашнего учителя давалось на основании выдержанного экзамена в губернской гимназии или уездном училище. К экзамену допускались лица в возрасте не младше 18 лет (см.: Свод постановлений о домашних наставниках, учителях и учительницах. М., 1843, с. 11—12, 53). Сведений о том, что Некрасов держал подобный экзамен во 2-й петербургской (губернской) гимназии, не имеется (см.: ЦГИА СПб., ф. 174). Если экзамен все-таки состоялся, то не ранее чем в последних числах ноября 1839 г., когда Некрасову, в то время уже вольнослушателю университета, исполнилось 18 лет. В контексте последующего рассказа о месте работы слово ‘гувернер’ (в точном значении этого слова в официальных постановлениях — лицо, наблюдающее за физическим воспитанием детей, см.: Свод постановлений о домашних наставниках, учителях и учительницах, с. 3) нужно воспринимать как вольный синоним слова ‘учитель’ в значении ‘репетитор’.
С. 46. …у офицера Бенецкого…— Некрасов познакомился с Г. Ф. Бенецким вскоре по приезде в Петербург летом 1838 г., в квартире Ферморов (см. с. 469).
С. 46. …содержателя пансиона для поступления в Инженерное училище.— Ср.: Белоголовый, с. 177 (‘для приготовления в разные петербургские школы’), Ст 1879, т. IV, с. CLII (‘в приготовительном пансионе при Дворянском полку’), Суворин. Дневник, Суворин. Заметка (‘готовил <...> во все учебные заведения’), в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘инженерный офицер, занимавшийся приготовлением юношей в военно-учебные заведения’ (наст. изд., т. VIII, с. 148). Главное инженерное училище — военно-учебное заведение в Петербурге, куда принимались подростки и юноши 14—18 лет. Г. Ф. Бенецкий был содержателем пансиона для подготовки к поступлению в Главное инженерное училище в 1842—1843 и 1843—1844 учебных годах (РГВИА, ф. 735, он. 56, ед. хр. 2268, л. 5 об., ф. 351, оп. 1, ед. хр. 648, л. 7, 60, 61, 112, 114, 135). Подробнее см.: Бессонов Б. Л. Некрасов и Г. Ф. Бенецкий (предание и факты).— Некр. сб., X, с. 33—52. В рассказе Некрасова о репетиторстве в пансионе речь идет, по-видимому, лишь о 1838—1839 учебном годе, так как именно это время соотносится хронологически с версией о ссоре с отцом, когда юноша оказался без помощи, в которой ему отказал отец.
С. 46. За 100 рублей ассигнациями в месяц…— См. также: Суворин. Дневник, с. 288 (‘получал за это квартиру и 100 р<ублей> асс<игнациями>е. около 100 руб. ассигнациями), Кривенко, с. 208 (‘с этого времени Некрасов стал оправляться’). Ср. автобиографический эпизод в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘…предложил мне у себя за мои труды квартиру, стол и прислугу и, кроме того, небольшую ежемесячную плату, которой мне достаточно было на одежду и небольшие прихоти’ (наст. изд., т. VIII, с. 148). Плата за репетиторство в пансионе, если таковое практиковалось, не могла даже отдаленно приближаться к 100 руб. в месяц, так как воспитанникам на подготовку по всем предметам полагалось в среднем 60 часов в месяц. Названной суммой в среднем оплачивалось преподавание в ‘классах’. Судя по результатам гимназической подготовки и по оценкам, полученным на экзаменах при поступлении в университет (см. с. 47, 434—435), Некрасов способен был заниматься с воспитанниками только так называемыми ‘русскими предметами’, т. е. грамматикой русского языка, географией и историей (‘общие сведения’) и ‘всей арифметикой’ (см.: Шмид, с. 7—9). При чрезмерной занятости литературной работой в 1842—1844 гг., обеспечивавшей его потребности (см. ниже), Некрасов едва ли имел возможность одновременно зарабатывать репетиторством.
С. 46. …обучал с десяток мальчиков с утра до позднего вечера.— См. также: отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (‘девять мальчиков по всем русским предметам’ — с. 58), Кривенко, с. 208 (‘по русскому языку и арифметике’), Суворин. Дневник, с. 288 (‘по русским предметам’), Суворин. Заметка (‘по русскому языку’). В пансионе Г. Ф. Бенецкого обучались в 1842—1843 гг. три человека, в следующем учебном году — два. На приготовление уроков отводилось два часа днем и не более двух вечером, не позже чем до 8 часов вечера. Возраст учеников — четырнадцать и семнадцать лет. В первоначальной подготовке ‘по русским предметам’ они не нуждались.
С. 46. В начале 40-го года ~ отдельной книжечкой.— См. также: отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 58), Кривенко, с. 208 (‘Скопив деньжонок, он задумал издать свои стихотворения…’). Соиздателем сборника был К. А. Данненберг (см.: Вацуро. Некрасов и Данненберг, с. 140). Рукопись была представлена в цензуру 26 июня 1839 г. (там же). Судя по авторским датам, поставленным под отдельными стихотворениями (‘Смерти’ — 12 ноября 1838 г., ‘Поэзия’ — 4 марта 1839 г.), и по нескольким реминисценциям из стихотворений Ф. Н. Менцова, опубликованных в конце 1838 г. (см.: ПССт 1967, т. I, с. 343, 344, примеч. В. Э. Вацуро), сборник был пополнен произведениями, написанными по приезде в столицу. В автобиографическом романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ сказано, что в сборник вошли стихотворения, ‘сочиненные в Петербурге’ (наст. изд., т. VIII, с. 89). Одобренная цензурой 25 июля 1839 г. рукопись сборника была получена автором 8 августа того же года (см.: Вацуро. Некрасов и Данненберг, с. 140). Непосредственная подготовка к изданию началась не позднее чем в начале декабря, когда были распроданы первые 50 билетов на приобретение будущей книги (там же).
С. 46. Имея ее еще в листах…— Сборник печатался в типографии Егора Алипанова. Корректурные листы появились, по-видимому, не ранее чем в середине января 1840 г.: к этому сроку должны были быть представлены деньги за напечатание сборника (там же). О корректуре см. эпизод в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 155).
С. 46. …пошел к Жуковскому…— См. также: отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 58), конспективная запись ‘О моих стихах’ (с. 56). Визит начинающего поэта к В. А. Жуковскому вряд ли мог состояться без авторитетной рекомендации. Такую рекомендацию мог дать П. А. Плетнев (см. о нем ниже), поместивший в своем журнале сочувственный отклик на книгу Некрасова (С, 1840, No 2, с. 133—134).
С. 46. …в Шепелевский двор, близ Зимнего дворца.— Шепелевский дворец (двор) находился на углу Миллионной ул. и набережной Зимней канавки — там, где позднее, в 1842—1852 гг., было построено здание Нового Эрмитажа.
С. 46. Он жил очень высоко.— Квартира Жуковского находилась на четвертом (считая подвальный) этаже Шепелевского дворца. В квартиру вела крутая лестница (см.: Иезуитова Р. В. Жуковский в Петербурге. Л., 1976, с. 215—219).
С. 46. Вышел благообразный старик…— Ср. отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’: ‘Принял меня седенький, согнутый старичок…’ (с. 58). В январе 1840 г. Жуковскому было около 57 лет.
С. 46. …с наклоненной вперед головой.— Ср. характерный наклон головы в портрете работы К. П. Брюллова (1837).
С. 46. Сказано — прийти чрез три дня.— Ср. аналогичный эпизод с книгопродавцем в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘Я оставил ему тетрадь и через три дня явился за ответом’ (наст. изд., т. VIII, с. 90).
С. 46. Указано мне два стихотворения из всех, как порядочные…— См. также отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’: ‘…какую-то мою пьесу похвалил…’ (с. 58). В экземпляре сборника из собрания М. Н. Лонгино-ва (ИРЛИ) против стихотворения ‘Рукоять’ помечено: ‘Жуковский одобрил’ (наст. изд., т. I, с. 648). О возможных мотивах, вызвавших одобрительный отзыв Жуковского, см.: Вацуро. Некрасов и Данненберг, с. 141.
С. 46—47. …о прочих сказано: — будет стыдно за эти стихи…— Ср.: ‘Жуковский, прочтя эту небольшую книжечку, отнесся к ней с большой похвалой’ (Портретная галерея русских деятелей, с. 292). См. также: Гербель, с. 536.
С. 47. …около сотни экземпляров Бенецким было запродано…— См. также отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 58). К 12 декабря 1839 г. в Петербурге было продано на приобретение сборника 50 билетов. Несколько позже было продано 15 билетов в Казани (см.: Вацуро. Некрасов и Данненберг, с. 140, 141).
С. 47. Книжечка вышла…— Сборник ‘Мечты и звуки’ появился в печати 6 февраля 1840 г. (см.: Бобович А. С. Цензурные материалы о Некрасове из библиотеки Ленинградского государственного университета.— Научный бюллетень Ленинградского государственного университета, 1947, No 16—17, с. 67). О внешнем виде книги см. в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 155).
С. 47. …автор скрылся под буквами Н. Н.— Рукопись сборника называлась ‘Стихотворения Н. Некрасова’ (см.: Вацуро. Некрасов и Данненберг, с. 140), ср. в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘На заглавном листке надписал я крупными литерами: ‘Стихотворения Т. С. 18**…» (наст. изд., т. VIII, с. 62). Окончательный вариант заголовка возник, по-видимому, при подготовке книги к печати с целью привлечь внимание покупателей.
С. 47. Роздал книгу на комиссию…— См. также отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 58). Книга поступила к комиссионеру Академии наук и Департамента народного просвещения И. И. Глазунову (см. объявление в ‘Прибавлениях к ‘Ведомостям С.-Петербургской городской полиции», 1840, 14 февраля, No 13, с. 45 — сообщено Т. С. Царьковой). Об объявлении о выходе сборника см. также в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 155).
С. 47. …прихожу в магазин…— Книжный магазин И. И. Глазунова находился против Гостиного двора по Зеркальной линии, дом 21—22. Сборник ‘Мечты и звуки’ одновременно продавался в книжной лавке того же книгопродавца в Гостином дворе по Суконной линии, дом No 9 (см. объявление, приведенное выше).
С. 47. …отобрал все экземпляры и большую часть уничтожил.— Отдельные экземпляры распространялись Н. Ф. Фермором среди воспитанников Главного инженерного училища (см.: Григорович, с. 48), часть тиража осталась у И. И. Глазунова, часть попала к А. А. Смирдину (сыну) и Д. Ф. Федорову (о продаже сборника, с обозначением имени автора, в книжной лавке Д. Ф. Федорова появилось объявление в ‘журнале для дам и девиц’ ‘Ласточка’ (1859, No 3), см.: Царькова Т. С. О литературной жизни ранних произведений Н. А. Некрасова.— РЛ, 1977, No 3, с. 91). См. также библиографическое примечание в ‘Отечественных записках’ (1863, No 9, отд. II, с. 2), отмеченное А. М. Гаркави в статье ‘Разыскания о Н. А. Некрасове’ (Учен. зап. Калининград, пед. ин-та, 1961, вып. 9, с. 52).
С. 47. Отказался писать лирические — произведения в стихах.— См. также отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 58). После выхода в свет сборника ‘Мечты и звуки’ Некрасов в 1840 г. напечатал лишь одно лирическое стихотворение — ‘Скорбь и слезы’ (П, 1840, No 11), в 1841—1844 гг. его лирико-медитативные стихотворения в печати не появлялись.
С. 47. Н. Полевой издавал ‘Сын отечества’.— Журнал издавался А. Ф. Смирдиным (с 1838 г.). Н. А. Полевой был негласным редактором ‘Сына отечества’, в 1837—1840 гг. официальными редакторами были Н. И. Греч и Ф. В. Булгарин.
С. 47. Он поместил одно стихотворение.— См. также отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (‘Я у него печатал стихи’) (с. 59), Портретная галерея русских деятелей, с. 292, Гербель, с. 536, Р. б-ка, с. VII. В ‘Сыне отечества’ (1838, No 10) было помещено стихотворение ‘Мысль’. Вслед за ‘Мыслью’ были опубликованы еще три стихотворения, позднее включенные в сборник ‘Мечты и звуки’: ‘Безнадежность’ (1838, No 11), ‘Человек’ (1838, No 11), ‘Смерти’ (1839, No 1). В экземпляре того же сборника из библиотеки M. Н. Лонгинова (ИРЛИ) против стихотворения ‘Ночь’ помечено: ‘Полевой одобрил’ (наст. изд., т. I, с. 659), ср. сцену чтения стихотворения, ‘где описывалась ночь, озаряемая полной луною’, в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 95). Некрасов познакомился с Н. А. Полевым 3 октября 1838 г. через Н. Ф. Фермора (см.: Полевой. Дневник, с. 669). Стихотворение ‘Мысль’ было первым опубликованным произведением Некрасова (см. об этом автобиографический эпизод в рассказе ‘Помещик двадцати трех душ’: ‘…нелепый восторг, который заставлял меня бегать высуня язык, когда я увидел в ‘Сыне отечества’ первое мое стихотворение, с примечанием, которым я был очень доволен…’ (наст. изд., т. VII, с. 300). В редакционном примечании к ‘Мысли’ говорилось: ‘Первый опыт юного, 16-тилетнего поэта’.
С. 47. Дал мне работу…— См. также: Портретная галерея русских деятелей, с. 292, Гербель, с. 536.
С. 47. …я переводил с французского…— См. также: отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (‘что-то маленькое с усилием перевел’ — с. 59), Горленко, с. 150 (‘какой-то маленький перевод в прозе с французского, доставшийся с большим трудом’). В ‘Сыне отечества’ не хватало сотрудников. ‘Строки дать перевести некому’, — писал Н. А. Полевой К. А. Полевому 1 января 1838 г. (Полевой К. А. Записки о жизни и сочинениях Н. А. Полевого. СПб., 1888, с. 402). За перевод одного печатного листа в ‘Сыне отечества’ платили 60 руб. ассигнациями (см.: Вацуро. Некрасов и Данненберг, с. 136). Некрасов с трудом читал по-французски: в последний год обучения в гимназии средний балл выражался оценкой 1/2 по четырехбалльной системе (см.: Материалы для биографии Некрасова, с. 430) и 2 — по пятибалльной системе при поступлении в университет в 1840 г. (см.: Евгеньев-Максимов. Некрасов и Петербургский — Ленинградский университет, с. 193). Прозаический перевод в ‘Сыне отечества’ не обнаружен. См. автобиографический эпизод в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘…он (журналист, имеется в виду Н. А. Полевой.— Ред.) предложил было мне сделать опыт перевода. Но со стыдом и сожалением отвечал я, что очень плохо знаю французский язык’ (наст. изд., т. VIII, с. 95). В 1842 г. Некрасов перевел с французского с помощью С. Н. Глинки (см.: Глинка, с. 585—586) мелодраму А.-Ф. Деннери и Г. Лемуана ‘Божья милость’ (‘La grce de Dieu’) под заглавием ‘Материнское благословение, или Бедность и честь’. Ему также принадлежат переводы и переделки французских пьес: ‘Вот что значит влюбиться в актрису!’ (‘Tiridate, ou Comdie et Tragdie’ Н. Фурнье, 1841), ‘Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах’ (‘L’anneau de la marquise’ П.-Э. Лоренсена и Э. Кормона, перевод с подстрочника, 1842), ‘Волшебное Кокорику, или Бабушкина курочка’ (‘Cocorico, ou La poule ma tante’ Т.-Ф. Вильнева, M. Массона и Сент-Ива, перевод в соавторстве с И. Ш-ъ — возможно, И. А. Шемае-вым, 1842 (см.: наст. изд., т. VI).
С. 47. …писал отзывы о театральных пьесах…— Имеются в виду краткие анонимные сообщения о некоторых петербургских спектаклях (рубрика ‘Зрелища и музыка’ в разделе ‘Известия и смесь’). Театральные обозрения Некрасова и его отзывы об отдельных спектаклях печатались в ‘Пантеоне русского и всех европейских театров’ в 1841 г. и в ‘Литературной газете’ в 1840—1844 гг.
С. 47. …о книгах.— См. также: Скабичевский 1878, с. 113—114. Книжных рецензий, принадлежащих Некрасову, в ‘Сыне отечества’ не обнаружено. В 1841—1845 гг. Некрасов рецензировал книги по разным отраслям знания в ‘Литературной газете’.
С. 47. Ходил в Смирдинскую библиотеку-кабинет…— Библиотека для чтения при книжной лавке А. Ф. Смирдина помещалась на Невском проспекте, в доме Петропавловской церкви (ныне Невский пр., дом No 22). Некрасов записался в библиотеку вскоре по прибытии в Петербург (см.: Суворин. Очерки). Абонемент в библиотеке стоил от 10 до 20 руб. серебром в год. Воспоминания о смирдинской библиотеке дали Некрасову материал для романа ‘Три страны света’ (см.: наст. изд., т. IX, кн. 1, с. 141—143).
С. 47. Желание поступить в университет меня не покидало.— См. аналогичный мотив в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 121).
С. 47. Пугала латынь.— По данным об отметках Некрасова в Ярославской гимназии, его средний балл по латыни (по четырехбалльной системе) за 1836/37 учебный год выражался оценкой 3 (см.: Материалы для биографии Некрасова, с. 430).
С. 47. На Итальянской встретил в увеселительном заведении Успенского…— Имеется в виду Дмитрий Иванович Успенский (см. о нем ниже). Итальянскими назывались улицы, находившиеся одна — в 3-й Адмиралтейской (1-й квартал), другая — в 3-й Литейной (3-й квартал) частях тогдашнего Петербурга. В данном контексте несомненно подразумевается улица, расположенная в Литейной части. Здесь, в доме No 38, принадлежавшем жене протоиерея А. В. Щелкуновой (см.: Нистрем 1837, с. 1175, ЦГИА СПб., ф. 841, оп. 1, ед. хр. 94, л. 49, ед. хр. 104, л. 263—264), проживал Г. Ф. Бенецкий (см. выше). Фамилия владелицы смежного*дом (No 40), купчихи Струнниковой, отразилась в названии вымышленного Струнникова переулка в романе ‘Три страны света’ (см.: наст. изд., т. IX, кн. 2, с. 342). Поблизости, в доме на углу Итальянской улицы (No 66) и Лиговского канала (No 28, домовладелец А. Ф. Смирдин) (см.: Нумерация домов в Санкт-Петербурге… СПб., 1836, с. 33, ЦГИА СПб., ф. 841, оп. 1, ед. хр. 92, л. 211) находилась квартира Н. А. Полевого, покровительствовавшего Некрасову (см. выше). Несколько далее, но также поблизости, находилась квартира Д. И. Успенского (см. ниже). На окраинной Итальянской улице стояли (по сведениям несколько более позднего времени) два питейных заведения: в домах Ефимова и Скорняковых (последний под No 10) (см.: Цылов Н. 1) Атлас тринадцати частей С.-Петербурга. СПб., 1849, с. 209, 304, 376, 2) Городской указатель, или Адресная книга… на 1850 год. СПб., 1849, с. 60—62, 278, 279), в одном из которых могла бы произойти случайная встреча Некрасова и Д. И. Успенского, если бы сам Некрасов не указал на иное место знакомства — ‘в одном из трактиров Выборгской стороны’ (Гербель, с. 536). В этой — также окраинной — части города располагалась Медико-хирургическая академия, где у Некрасова и Д. И. Успенского — у каждого порознь — были знакомые: у первого — студент (см.: Гербель, с. 536, Кривенко, с. 207, Суворин. Дневник, с. 287, ср. также в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘студент медицинской академии, ветеринарного отделения Константин Васильевич’ — наст. изд., т. VII, с. 81), у второго — дьячок в академической церкви (см.: ЦГИА СПб., ф. 19, он. 37, ед. хр. 9). Некрасов и Д. И. Успенский познакомились, скорее всего, в доме Н. А. Полевого через Н. Ф. Фермора, проживавшего в 1838 г. на Итальянской улице вместе с Н. Ф. Бенецким (подробнее о Н. Ф. Ферморе см. с.469). Ср. записи в дневнике Н. А. Полевого: ‘Вечером был Фермор и юноша Некрасов’ (Полевой. Дневник, с. 669, запись от 3 октября), ‘Вечером Филимонов и поэт Некрасов с Фермором’ (там же, с. 670, запись от 30 октября, ‘Посетители <...> Д. И. Успенский <...> Некрасов’ (там же, с. 673, запись от 6 декабря), ‘Были Д. И. Успенский, Некрасов, Филимонов <...>‘ (там же, запись от 15 декабря). Д. И. Успенский был знаком с Н. А. Полевым по крайне мере с начала 1838 г. (см.: там же, с. 661, запись от 18 января) и был его близким сотрудником в ‘Библиотеке для чтения’ (см.: там же, с. 669, запись от 2 октября).
С. 47. …профессора духовной академии.— Ср.: ‘профессор Духовной семинарии’ (Скабический 1878, с. 110, Р. б-ка, с. V), ‘какой-то учитель из семинаристов’ (Пыпин, с. 7, Некр. в восп., с. 114). См. также: Гербель, с. 536, Кривенко, с. 207, Панаев В. А. 1893, с. 498. В. 1838 г. Д. И. Успенский был учителем финского и греческого языков в низших классах С.-Петербургской духовной семинарии (см.: Надеждин, с. 320, Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 363).
С. 47. Оба пьяные.— Профессор Духовной академии, каким Некрасов представил Д. И. Успенского в своей автобиографии, немыслим пьянствующим в трактире. Разница в возрасте и положении между ‘профессором’ и юным провинциалом не позволяет воспринимать такую картину как правдоподобную. Как посетитель трактиров Некрасов известен игрою на биллиарде (см.: Инсарский В. Записки.— Русская старина, 1895, No 1, с. 112—113). Игра шла на деньги с ‘героями биллиарда’ (см. фельетон Некрасова »Теория бильярдной игры’ и Новый поэт’ — наст. изд., т. XII, кн. 1, с. 273—279). Некрасову было свойственно рассуждать о себе в вызывающе уничижительном тоне, жертвуя достоверностью в фактографии ради концепции собственной личности как дворянина по происхождению и разночинца по обстоятельствам жизни.
С. 47. Ученый переводчик классиков для академии.— В изданиях С.-Петербургской духовной академии имя Д. И. Успенского не фигурирует. В первой половине 1840-х гг. он перевел на финский язык — для домашнего чтения православных финнов — ‘Последование 9-го часа вечерни, полунощницы, утрени 1, 3 и 6 часов и изобразительных’ (ЦГИА СПб., ф. 19, он. 37, ед. хр. 9, ф. 277, оп. 1, ед. хр. 1799, 1816). Одновременно он составлял финский словарь (см.: Надеждин, с. 320). Обе работы в печати не появились. Единственным из опубликованных Д. И. Успенским стал перевод с немецкого книги Людвига Вахлера ‘Руководство к истории литературы’, ч. 1 (СПб., в типографии III отделения е. и. в. канцелярии, 1836, ценз. разр. А. В. Никитенко от 7 июля 1836 г.). Перевод был заказан Д. И. Успенскому в бытность его студентом Духовной академии (РГИА, ф. 802, он. 12, ед. хр. 775) и вышел в свет анонимно с предисловием переводчика, содержащим собственные суждения о природе художественного творчества. Д. И. Успенский был обладателем библиотеки с редчайшими книгами по латыни, включая издания 1620, 1700, 1702 гг., а также и литературу новейшего времени на французском и немецком языках (см. там же, он. 4, ед. хр. 5717). К 1838 г. относится намерение Д. И. Успенского принять участие в издании Е. Ф. Сафоновой ‘Листка для светских людей’ (там же, он. 772, оп. 1, ед. хр. 1120, сообщено А. М. Березкиным). Имя Д. И. Успенского значится среди лиц, подписавшихся на ‘Репертуар русского театра’ на 1839 г. (см.: РРТ, 1839, т. II). В 1845 г. был опубликован этнографический очерк Д. И. Успенского ‘Ингры, ваты, ягрямя, саволаксы’ (ФВ, 1845, т. II, отд. IV, с. 1—19, в разделе ‘Смесь’ этого же тома напечатан фельетон Некрасова ‘Что делается в Петербурге’), в 1846 г.— заметка ‘Несколько слов о Каргополе, уездном городе Олонецкой губернии’ (ЛГ, 1846, 16 февраля, No 7, с. 54).
Д. И. Успенский был старше Некрасова на семь-восемь лет. Рано потерял отца — священника Иоанна Федорова, служившего в каргопольском Успенском девичьем монастыре (ЦГИА СПб., ф. 277, оп. 1, ед. хр. 1709). Обучался в Олонецкой семинарии, с 1833 по 1837 г.— в Петербургской духовной академии (см.: Надеждин, с. 320, Родосский А. Биографический словарь студентов первых ХХШ-х курсов С.-Петербургской духовной академии. 1814—1869. СПб., 1907, с. 504, Ростиславов Д. И. Петербургская духовная академия при графе Пратасове (1836—1855).— Вестник Европы, 1883, No 7, с. 145, Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 363). По окончании курса определен учителем финского языка в С.-Петербургскую духовную семинарию. В 1838 г. женился на дочери иподьякона Прохора Иванова Марии (ЦГИА СПб., ф. 19, он. 4, ед. хр, 84, л. 181, см. также ниже). В дальнейшем он преподавал в той же семинарии латинский, затем греческий языки, исполнял поручения разного рода по подготовке учеников высшего отделения (РГИА, ф. 802, он. 12, ед. хр. 775). В 1842 г. Д. И. Успенский по его прошению был уволен из духовного звания (там же, ф. 796, оп. 209, ед. хр. 791, л. 38—39), в следующем году произведен в титулярные советники, в 1844 г. уволен из семинарии, в 1845 г. причислен к Министерству внутренних дел и вскоре уволен, в 1846 г. определен в штаб Корпуса путей сообщения младшим помощником столоначальника (там же, ф. 1349, он. 5, ед. хр. 1289, л. 201—206), откуда уволился в начале 1848 г. (там же, ф. 200, алф. 23). Служебная и житейская биография Д. И. Успенского далее не прослеживается. Известно лишь, что к 1846 г. он был повторно женат и имел годовалого сына Николая (там же), службу закончил в чине коллежского асессора, с августа по октябрь 1850 г. находился в долговой тюрьме и в следующем году не имел определенного места жительства (ЦГИА СПб., ф. 19, он. 37, ед. хр. 9). Контакты Некрасова с Д. И. Успенским далее их общения в 1838—1839 гг. не прослеживаются. Однако судьба его репетитора по латыни Некрасову несомненно была известна. Родной брат Д. И. Успенского Михаил Иванович также окончил Олонецкую духовную семинарию, по ее окончании в 1835 г. (по курсу богословия) далее по духовному ведомству не служил: в 1842 г. уволен из духовного звания, проживал вместе с братом (РГИА, ф. 797, он. 12, ед. хр. 29619, л. 13, ф. 802, он. 3, ед. хр. 3242, ф. 1349, он. 3, ед. хр. 2311), с 1848 или 1849 г.— городской маклер (нотариус) (см.: (Цылов Н.) Городской указатель, или Адресная книга … на 1859 год. СПб., 1849, с. 212) и в качестве такового — лицо, тесно связанное с Некрасовым до последнего года его жизни. 18 ноября 1864 г. Некрасов подарил М. И. Успенскому свою книгу с дарственной надписью (см. с. 83).
С. 47. ‘Я вас выучу латыни…’ — По воспоминаниям П. Н. Полевого, Д. И. Успенский, обучавший его латыни и греческому языку, взялся учить Некрасова по просьбе Н. А. Полевого (см.: Полевой. Дневник, с. 660, 673). См. также ниже о студенте Медико-хирургической академии — предшественнике Д. И. Успенского в качестве репетитора по латыни: Гербель, с. 536.
С. 47. ...приходите жить ко мне…— См. также об этом: Гербель, с. 536, Кривенко, с. 207, Панаев В. А. 1893, с. 498, Панаев В. А. 1901, с. 492.
С. 47. Поселился у него на Охте.— См. также: Р. б-ка, с. VII. Имеется в виду Малая Охта. Ср. в пьесе ‘Забракованные’: ‘Способности усталые / Я утром освежал: / Без чаю с Охты Малыя / На остров пробегал…’ (наст. изд., т. VI, с. 200). Ср. также автобиографическую подробность в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘…я жил близ Малоохтинского перевоза’ (там же, т. VIII, с. 129). В примечании П. Н. Полевого к записи от 15 декабря 1839 г. в дневнике его отца сказано, что ‘Некрасов в это время жил у Д. И. Успенского’ (см.: Полевой. Дневник, с. 673). По сведениям, относящимся к началу 1841 г., Д. И. Успенский снимал квартиру ‘в доме Трофимова у Малоохтинского перевоза’ (РГИА, ф. 805, он. 2, ед. хр. 24, л. 183—184). Тот же адрес как свой собственный Некрасов обозначил в прошениях на имя ректора университета от 14 июня 1839 г. о разрешении держать вступительные экзамены и от 4 сентября того же года о зачислении в вольнослушатели (см. с. 309—310). К 1842 г. Д. И. Успенский проживал в доме купца 3-й гильдии M. E. Трофимова на Невско-Рождественской набережной в Рождественской части, в 6 квартале, под номером 66 (см.: Рейсер 1957, с. 44—45, 142, Нистрем 1844, т. 3, с. 464, ЦГИА СПб., ф. 841, оп. 1, ед. хр. 193, л. 23, 366, 368, РГИА, ф. 802, он. 3, ед. хр. 3242), допустимо предположить, что он проживал в этом доме и ранее, поселившись в нем вскоре после женитьбы в 1838 г. (см. ниже). В непродолжительном времени Некрасов расстался с Д. И. Успенским. Позднее он вспоминал: ‘…У одного профессора, который взялся приготовить меня в университет <...> была женка смазливенькая, и я стал за нею приволакиваться. Заметил это профессор, да и выгнал меня вон’ (Панаев В. А. 1901, с. 494). Память о кратковременном проживании у Д. И. Успенского отозвалась в антропонимике романа ‘Три страны света’ (см.: наст. изд., т. IX, кн. 2, с. 373).
С. 47. Подле столовой за перегородкой темный чулан был моей квартирой.— Ср. в пьесе ‘Забракованные’: ‘А тут ходьба далекая… / Я по ночам зубрил, / Каморка невысокая, / Я в ней курил, курил!’ (наст. изд., т. VI, с. 200). В комнате для хранения съестных припасов, без отопления и без окна, Некрасов не смог бы ни жить, ни работать ни ночью, ни днем, готовясь к экзаменам. Изображение нежилого ‘угла’ сливается с образом бесприютного труженика — героя художественного произведения автобиографического характера. Воспоминания Некрасова о Д. И. Успенском как о ‘человеке хорошем, добром’ (см. выше) не согласуются с описанием закутка, отведенного приглашенному. Судя по тому, что в одной из комнат находилось фортепиано (РГИА, ф. 805, он. 2, ед. хр. 24, л. 183—184), в квартире, предназначавшейся для семейного обитания, было достаточно места и для гостей, включая сюда и такого, который нуждался в удобствах для умственного труда.
С. 47. Успенский в полосатом халате…— Ср. также: ‘…принимал его в халате, подпоясанном полотенцем’ (Пыпин, с. 7, Некр. в восп., с. 114).
С. 47. …пил запоем по нескольку недель.— См. также: Кривенко, с. 207 (‘запивал на неделю, на две’). Ср.: Пыпин, с. 7, Некр. в восп., с. 114 (‘урок шел за штофом водки’). Уроки Д. И. Успенского были платными (см.: Полевой. Дневник, с. 672—673). Срывы занятий были несовместимы с насущно необходимой работой для заработка. Болезненное пристрастие к крепким напиткам, возможно повлекшее за собой увольнение с последнего места службы в 1848 г., едва ли могло иметь крайние проявления в самом начале преподавательской деятельности в 1837-м и в следующем году, совпадающем с годом женитьбы (см. выше). См. также аттестат из Духовно-учебного управления Синода за 1843/1844 учебный год: ‘К продолжению статской службы способен и к повышению чина достоин’ (РГИА, ф. 802, он. 12, ед. хр. 775). Зачисленный в Петербургскую духовную семинарию учителем финского языка, Д. И. Успенский сменил в этой должности Григория Андреевича Окулова, уволенного ‘по причине его болезненных припадков (название запоя.— Ред.) и не всегдашней по классу исправности’ (ЦГИА СПб., ф. 277, оп. 1, ед. хр. 1799), — эпизод, по-своему отразившийся в романе Некрасова ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘Его (спившегося учителя.— Ред.) отставили, и место его отдали молодому человеку, который в полной мере оправдал честь, ему оказанную: не пропускал занятий, был почтителен к старшим и, женившись вскоре на сестре главного лица, совершенно отказался от треволнений, неразлучных с холостою жизнию’ (част, изд., т. VIII, с. 112, ср.: там же, т. VII, с. 346 — ‘Петербургские углы’). Реалии, послужившие праосновой беллетристического рассказа о благонравном ‘молодом человеке’, сменившем отставленного от службы учителя, делают в свою очередь этот рассказ источником дополнительных сведений о Д. И. Успенском и его окружении в 1838—1839 гг. Излагая историю Григория Андреевича Огулова, Некрасов не только воспроизвел фамилию (заменив одну букву), имя и отчество учителя семинарии, предшественника Д. И. Успенского в той же должности, но и почерпнул в общении с тем же лицом такие подробности его биографии, как публикация оды на бракосочетание мецената (ср. точное название: На брак моего благотворителя С. И. Г<оленищева>-К<утузова>. СПб., 1812) и встречи с А. Е. Измайловым-баснописцем (косвенным подтверждением этому факту служит название брошюры Г. А. Окулова ‘Рассмотрение ‘Рассуждения’, изданного г. Измайловым в журнале ‘Сын отечества’, о басне и самих его басен’ (СПб., 1817). Близость героя к его прототипу делает автобиографически значимой следующую сцену: ‘<Я> садился с книгою к его кровати и неотступно просил объяснения непонятных для меня латинских оборотов, обещая ему тотчас после урока порцию водки’ (наст. изд., т. VIII, с. 123). У Д. И. Успенского, который, по-видимому, и познакомил Некрасова с Г. А. Окуловым (ср. в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘…он почти ежедневно обходил прежних своих товарищей по службе…’ — там же, с. 112, ср. т. VII, с. 346), был напарник или преемник в его занятиях по латыни с Некрасовым (ср.: ‘Около месяца продолжались мои занятия почти каждый день беспрерывно’ — там же, с. 123). Кроме Г. А. Окулова, действительно одержимого запойной болезнью, Некрасов упоминает еще об одном репетиторе по латыни — ‘студенте Медико-хирургической академии’ (см.: Гербель, с. 536), с которым он так же, как и с Д. И. Успенским, ‘пил’ и ‘кутил’ (см.: Суворин. Дневник, с. 287) и так же, как с ним, на Выборгской стороне (см.: Кривенко, с. 207). У Суворина, впрочем, говорится о студенте, ‘жившем на Петербургской стороне’ (Суворин. Очерки, Суворин. Дневник, с. 287). См. также в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘студент Медицинской академии, ветеринарного отделения’ по имени Константин Васильевич (наст. изд., т. VIII, с. 81, см. выше). В ряду этих лиц, включая и Д. И. Успенского, лишь один Г. А. Окулов соответствует характеристике ‘пил запоем’. В воспоминаниях о Д. И. Успенском образ учителя латинского языка подсказан не памятью о данном лице, а стремлением изобразить своих первых наставников, а отчасти и себя самого (см. выше) приверженцами спиртного.
С. 47. Две, три недели учит очень хорошо…— Ср. также: ‘человек очень хороший, добрый и занимался с Некрасовым хорошо’ (Кривенко, с. 207), ‘это был человек неглупый и учил хорошо’ (Пыпин, с. 7, Некр. в восп., с. 114), ‘это был человек добрый и очень усердно занимался со своим учеником классическими языками’ (Скабичевский 1878, с. 110). См. также: Гербель, с. 536, Р. б-ка, с. V. О подготовке к экзаменам см. автобиографические эпизоды в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 121—123) и в пьесе ‘Забракованные’ (там же, т. VI, с. 199—201).
С. 47. Ходил с ним к дьякону Прохорову.— Речь идет об иподьяконе (т. е. церковнослужителе при архиерее) Прохоре Иванове. Четырехкомнатная квартира Прохора Иванова находилась в помещении Александро-Невской лавры (РГИА, ф. 815, он. 14, ед. хр. 23). Служивший более 30 лет при митрополитах Новгородском и Санкт-Петербургском Амвросии, Михаиле, Серафиме, Антонии, Никаноре (см.: Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии, вып. 8. СПб., 1884, с. 43) Прохор Иванов (1791—1853) вел с 1813 г. ‘Журнал духовных церемоний’ (см. рукопись: РГИА, ф. 805, он. 2, д. 21). В ‘Журнале…’, в частности, отразились события 14 декабря 1825 г., во время которых Прохор Иванов сопровождал митрополита Серафима, пытавшегося увещевать восставших (см.: Из записок дьякона Иванова.— Исторический вестник, 1905, No 1, 4). В ‘Журнале…’ есть запись ‘о погребении жены учителя Дмитрия Успенского Марии’ 22 января 1841 г.: ‘Умершая имела от роду 21 год и 9 месяцев, болезнь получила 7 декабря поутру в 6-м часу от обжига от свечи, горящей на фортепианах, и впоследствии обратившейся в нервическую и изнурительную горячку и преждевременных родов в молочницу’ (РГИА, ф. 805, он. 2, ед. хр. 24, л. 184).
С. 47. Тот была правая рука у митрополита бывшего Серафима…— Доступ к митрополиту прежде всего зависел от секретаря его домовой канцелярии А. И. Суслова (см.: Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии, вып. 8, с. 43).
С. 47. …все духовенство валялось у его ног.— В последние годы жизни митрополита Серафима делами епархии фактически ведал викарий Венедикт (см.: там же, с. 45).
С. 47. У отца дьякона вечный картеж.— Участие Некрасова в карточной игре на квартире Прохора Иванова маловероятно, если иметь в виду разницу в возрасте и окружении.
С. 47. Тут я выучился играть в преферанс.— Игра в преферанс распространилась в России в начале 1840-х гг. (см.: Игра преферанс…. ч. 1—2. М., 1840, Правила игры в преферанс. СПб., 1841.— См. также ряд подобных изданий).
С. 47. Начал экзаменоваться в университете.— Экзамены начались 26 июля 1839 г. (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 355). Некрасов подал прошение 14 июля того же года на имя ректора И. П. Шульгина о разрешении держать экзамены по 1-му отделению философского факультета, по разряду восточной словесности (см. с. 309). Однако уже через полторы недели, к началу экзаменов, намерения Некрасова изменились. Как явствует из документов испытательного комитета, Некрасов экзаменовался по юридическому факультету (см.: Евгеньев-Максимов В. Николай Алексеевич Некрасов. Биографический очерк.— В кн.: Некрасов Н. А. Стихотворения. Пб., 1920. с. XXII—XXIII.— По документам, обнаруженным И. А. Шляпкиным). Изменение в выборе факультета означало отказ от прежнего варианта карьеры, означавшей в ее обыденном чиновничьем понимании таможенную службу на восточных окраинах государства. Вместе с тем оно повлекло за собой освобождение от экзамена повышенной сложности по математике (средний балл не менее 3). Юридический факультет назван и в прошении на имя проректора университета И. И. Ивановского, относящемся ко второй попытке поступления в университет и датированном 24 июля 1840 г. (см. с. 310). При этом, однако, в 1839 г., после того как попытка поступить на юридический факультет окончилась неудачей, Некрасов в прошении о зачислении вольнослушателем вновь называет философский факультет, 1-е отделение (на этот раз вообще без указания разряда), где главным предметом была словесность. Экзамены 1839 г. закончились для Некрасова через день после их начала из-за результата, лишавшего смысла дальнейшие испытания. Предпринимая в 1840 г. вторую попытку поступить в университет, Некрасов, опубликовавший в начале этого года книгу своих стихов ‘Мечты и звуки’, возможно, рассчитывал на некоторую известность своего имени в кругу университетских преподавателей, — журналистов и литераторов. К их числу относились редактор ‘Современника’ П. А. Плетнев (во 2-й книжке журнала за 1840 г. он сочувственно отозвался о книге Некрасова), редактор ‘Библиотеки для чтения’ О. И. Сенковский (сочувственный отзыв о книге ‘Мечты и звуки’ в No 3 журнала за 1840 г.), редактор ‘Сына отечества’ А. В. Никитенко (о нем см. ниже). Испытания начались 26 июля. Некрасов должен был экзаменоваться через два дня на третий двенадцатью экзаменаторами вплоть до 4 августа.
С. 47. Латинист Фрейтаг ~ с латыни поставил мне 5.— См. также: Р. б-ка, с. V (‘5 с плюсом’), Гербель, с. 356. Речь может идти об экзамене, состоявшемся 25 или 27 августа 1840 г., когда, поступая повторно на юридический факультет (см. выше), Некрасов получил по латыни (экзаменовал преподаватель Э.-Е. Шлиттер в присутствии декана профессора Ф. К. Фрейтага) тройку (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 360, Евгеньев-Максимов. Некрасов и Петербургский — Ленинградский университет, с. 193). На экзамен по латыни, назначенный на 3 августа 1839 г., Некрасов не явился (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 355, ЦГИА СПб., ф. 14, он. 2, ед. хр. 4339).
С. 47. Устрялов экзаменовал с русской истории…— Профессор Н. Г. Устрялов экзаменовал Некрасова по российской истории 25 или 27 июля 1839 г., поставив ему единицу (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 355, Евгеньев-Максимов. Некрасов и Петербургский — Ленинградский университет, с. 192).
С. 47. …экзамены шли хорошо…— См. также: Гербель, с. 536. Версия, сообщающая об обнадеживающем начале приемных экзаменов в университет, восходит к событиям 1840 г., когда Некрасов по большинству предметов получил удовлетворительные оценки. При первой попытке поступить в университет, предпринятой в 1839 г., Некрасов экзаменовался только в комиссии ‘по наукам историческим и словесным’, получив при этом (по пятибалльной системе) единицы по закону божьему, церковной истории и катехизису (экзаменатор — профессор А. И. Рай-ковский), всеобщей истории (экзаменатор — адъюнкт М. И. Касторский), русской истории (экзаменатор — профессор Н. Г. Устрялов), географии и статистике (экзаменатор — профессор В. С. Порошин) (на экзамены по логике, латыни, греческому, немецкому и французскому языкам Некрасов не явился), и лишь по русской словесности он за сочинение получил тройку (экзаменатор — профессор А. В. Никитенко), причем по грамматике экзаменатор (профессор П. А. Плетнев) поставил двойку (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 356, Евгеньев-Максимов. Некрасов и Петербургский — Ленинградский университет, с. 192, Вацуро В. Э. Записки комментатора. СПб., 1994, с. 307—313, см. также: ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 1, ед. хр. 4414).
С. 47. …профессор всеобщей истории Касторский поставил единицу…— В 1839—1840 гг., когда Некрасов поступал в университет, М. И. Касторский занимал в университете должность адъюнкта (младшая ученая должность — помощник профессора). Единицу М. И. Касторский поставил при первой попытке Некрасова поступить в университет в 1839 г., когда результаты и по другим предметам были плачевными. На следующий год, при повторной попытке поступить в университет, когда ‘экзамены шли хорошо’ (см. предыдущее примеч.), на испытание по всеобщей истории к тому же М. И. Касторскому Некрасов не явился. Историю двух попыток поступить в университет Некрасов объединяет в один эпизод.
С. 47. …говорят, любил взятки…— О взяточничестве М. И. Касторского сведений не имеется. В 1839 г. адъюнкт Касторский, зачисленный в университет в декабре предыдущего года с окладом в 714 рублей в год, по обязанности вошел в испытательную комиссию (см.: ЦГИА СПб., ф. 14. оп. 1, ф. 4617), в которой тогда же экзаменовался Некрасов. Недобрая память о М. И. Касторском (ум. в 1866 г.), сказавшаяся в воспоминаниях Некрасова, возможно, отчасти усилена тем, что с 1862 г., когда Некрасов был официально утвержден в должности редактора ‘Современника’, действительный статский советник профессор М. И. Касторский, читавший в бытность Некрасова вольнослушателем университета лекции по древней всеобщей истории и по древней географии (роковые предметы для Некрасова-абитуриента), был назначен цензором в С.-Петербургский цензурный комитет (см.: Русский биографический словарь, т. 8 (Ибак—Ключарев). СПб., 1897, с. 544).
С. 47. Оставалось экзаменоваться с физики…— В 1840 г., когда Некрасов экзаменовался по всем предметам, в отличие от испытания предыдущего года экзамен по физике, приходившийся на 3 августа, не был единственным из завершающих: тогда же сдавался экзамен по математике.
С. 47. …в ней я ничего не знал…— См. также: Р. б-ка, с. V. Обучавшийся в Ярославской гимназии одновременно с Некрасовым M. Н. Горошков вспоминает о том, что учитель физики Лебедев плохо знал свой предмет (см.: ГМ, 1914, No 7, с. 58—63).
С. 47. …приготовиться не у кого, заплатить нечем…— Ср.: ‘…для математики и физики Некрасов вскоре добыл себе дешевого наставника…’ (Гербель, с. 536), ср. также автобиографический эпизод из ‘Жизни и похождений Тихона Тростникова’: ‘…учился у офицера математике и физике’ (наст. изд., т. VIII, с. 148), имеется в виду Г. Ф. Бенецкий (см. выше).
С. 47. …рассчитывал получить единицу с этого предмета.— На экзамен по физике, назначенный на 3 августа 1840 г. (председатель комиссии — профессор Э. X. Ленц), Некрасов не явился. В тот же день он экзаменовался по математике, получив двойку по арифметике, единицу по геометрии (экзаменатор — преподаватель А. А. Воскресенский), ноль по алгебре, ноль по аналитике (экзаменатор — профессор В. А. Анкудович). Средний балл по математике был округлен с 0.6 до единицы.
С. 47. При одной единице тогда в университет принимали.— Одна единица не препятствовала зачислению, если при этом средний балл был не ниже трех (см.: ЖМНП, 1837, ч. XIII, с. 37, Шмид, с. 335—336). Ср. также в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘В русских университетах существует постановление не принимать в студенты молодых людей, получивших на экзамене больше одной единицы’ (наст. изд., т. VIII, с. 129—130).
С. 47. …пошел к ректору Плетневу…— П. А. Плетнев был избран ректором и утвержден в этой должности в январе 1840 г. (ЦГИА СПб., оп. 1, ед. хр. 4346).
С. 47—48. …он посоветовал отложить физику до декабря…— Имеется в виду условное зачисление в студенты с требованием обязательной переэкзаменовки в конце первого семестра (о подобной практике см.: ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 1, ед. хр.4339). Перенос экзамена по физике на декабрь не гарантировал Некрасову условного зачисления в университет. Избавив себя от единицы по физике, Некрасов должен был избежать таковой и по математике.
С. 48. …обещал принять при одной единице из всеобщей истории.— На экзаменах, состоявшихся в 1839 г., ответы Некрасова были оценены как неудовлетворительные не только по всеобщей истории, но также еще по трем предметам (см. выше). В следующем году полученной единицей, которая допускала бы зачисление в университет, стала оценка по географии и статистике (экзаменатор — профессор В. С. Порошин). Ср.: ‘…льготная единица была уже приобретена на экзамене из географии у профессора Касторского’ (Р. б-ка, с. V). На экзамен по всеобщей истории Некрасов в этом году не явился (ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 1, ед. хр. 4414).
С. 48. Успокоенный словом ректора, я загулял.— Повторно экзаменуясь в 1840 г., Некрасов не мог не почувствовать благожелательного к себе отношения во всех трех приемных комиссиях. Вновь повстречавшись с прошлогодним абитуриентом, А. В. Никитенко поставил ему пятерку (ранее — тройка) по российской словесности, профессор А. И. Райковский по закону божьему — тройку (ранее — единица). Тройка была получена по латыни (см. выше). Экзаменатор по русской истории М. И. Касторский поставил двойку (Н. Г. Устрялов в прошлом году — единицу). Мелькнувшая единица по французскому языку (преподаватель К. Сен-Жюльен) была переправлена в приемном листе на двойку. К единице по греческому языку — предмет, незнакомый Некрасову по гимназии, — экзаменатор адъюнкт И. Я. Соколов прибавил полбалла. Остальные оценки: немецкий язык (экзаменатор — преподаватель Ф. К. Свенске) — 2, логика (экзаменатор — адъюнкт Н. Ф. Рождественский) — 2 (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 360, Евгеньев-Максимов В. Николай Алексеевич Некрасов.— В кн.: Некрасов Н. А. Стихотворения. Пб., 1920, с. XXII—XXIII, ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 1, ед. хр. 4414). С другой стороны, либеральное отношение экзаменаторов к недостаточной подготовленности Некрасова имело одно тревожное исключение, слишком опасное для того, чтобы испытывать чувство успокоения. Бессменная единица по географии и статистике — предмет, относившийся к числу основных на юридическом факультете, — была угрожающей для минимального проходного балла в перспективе более чем вероятной единицы по математике в предстоявших испытаниях в третьей комиссии. Между только что состоявшимися экзаменами в двух других приемных комиссиях, где Некрасов набрал в среднем 1.7 балла (вместо обнадеживающих трех-четырех), и будущим испытанием в третьей комиссии был малый промежуток времени — два дня. И если Некрасов действительно ‘загулял’, то не в это время, необходимое для подготовки к экзамену, а после того, как он получил на экзамене единицу по математике (см. выше), полностью исключавшую условное зачисление. Ср. эпизод, относящийся к 1839 г.: <...Некрасов срезался на вступительном экзамене в университет, чуть ли не из закона божия, и по этому поводу, с горя, было выпито полведра водки в обычной компании сожителей, состоявшей из артистов Александрийского театра: Самойлова, Мартынова, Максимова и др.' (Глинка, с. 585--586).
С. 48. Через две недели прихожу, узнаю, что не принят.— Совет, посвященный результатам экзаменов, состоялся на 19-й день после их завершения. Некрасову было отказано в зачислении как относящемуся к категории абитуриентов, нарушивших обязательный порядок приема: ‘по неокончании (гимназии) или неявке к испытаниям’ (ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 1, ед. хр. 11296, л. 113 об.) — формулировка, повторявшая ту, с которой был мотивирован отказ в зачислении решением Совета в предыдущем году. В 1839 г. Некрасов был уличен университетским начальством в умолчании о том, что он обучался в гимназии и не получил аттестата об ее окончании (там же, он. 3, ед. хр. 5946, л. 133). Отсутствие аттестата о завершении полного курса наук в гимназии лишало права на зачисление в университет (см.: Шмид, с. 332—333, 335—336). Получив разрешение держать экзамен в 1840 г., Некрасов, по-видимому, рассчитывал на то, что отсутствие аттестата не повлияет на этот раз на решение о зачислении в студенты, хотя отказ в зачислении был предрешен еще до начала приемных экзаменов. Для того чтобы получить право на зачисление в университет безотносительно к результатам экзаменов, было необходимо сдать в гимназии или в испытательном комитете университета экзамен в объеме полного гимназического курса (см. там же). История несостоявшегося поступления в университет по-своему отразилась — ближе к действительности, нежели в устных автобиографиях позднейшего времени, — в раннем рассказе Некрасова ‘Двадцать пять рублей’ (герой рассказа Дмитрий Иванович наделен именем и отчеством Д. И. Успенского, см. о нем выше): ‘Он начал готовиться в университет. Через год явился на экзамен, отвечал довольно хорошо, но получил единицу из древних языков или из математики, не помню, и его не приняли. Он вступил вольным слушателем и начал снова готовиться’ (наст. изд., т. VII, с. 109—110).
С. 48. Плетнев забыл обо мне заявить конференции.— Конференция университета по итогам приемных экзаменов в 1839 г. состоялась 21 августа (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 364, ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 1, ед. хр. 11295), в 1840 г.— 23 августа (там же, ед. хр. 11296). Ни на той ни на другой П. А. Плетнев не присутствовал. Конференция — бывшее наименование Совета, к 1839 г. она официально называлась Советом.
С. 48. Иду к нему — выругал его.— Подобное обращение юноши по отношению к высокопоставленному лицу представляется невозможным. Начинающий поэт, поддержанный в ‘Современнике’, и неудачливый абитуриент не мог ни при каких обстоятельствах ‘выругать’ почтенного журналиста и ректора. Студенты, к числу которых принадлежал и Некрасов — вольнослушатель университета, ценили в П. А. Плетневе его познания, ум и манеру преподавания. ‘Его любили. Притом его как человека, прикосновенного к знаменитой литературной плеяде, как друга Пушкина, Жуковского, Баратынского, Гоголя, как лицо, которому Пушкин посвятил своего ‘Онегина’, — окружал в наших глазах ореол’ (Тургенев 2, Соч., т. X, с. 18). Некрасов — хотя и эпизодически — воспитывался в той же аудитории. Он слушал лекции П. А. Плетнева по истории русской словесности второй половины XVIII—XIX в. и не без их воздействия воспринимал в исторической перспективе явления современной литературы. П. А. Плетнев был ему ближе книжных авторитетов. Рассказывая М. И. Семевскому о своей молодости, Некрасов не избежал присущей ему наклонности эпатировать своих слушателей вымышленными подробностями своей биографии, выходящими за пределы общепринятой нормы. В беллетристике, в автобиографических эпизодах, проникнутых горечью воспоминаний о встречах с экзаменаторами, этого нет — в них звучит упрек. Ср. обращение к экзаменаторам в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’: ‘Увы! Надежда моя не сбылась: я не был принят. Я очень плохо отвечал из физики и математики и получил из этих предметов по единице <...> О, мудрые! <...> Если б вы знали, что у меня не было другого наставника, кроме толкучего рынка, на котором я покупал старые учебные книги… Если б вы знали… Впрочем, все это я некоторым из вас говорил…’ (наст. изд., т. VIII, с. 129—130).
С. 48. На поступлении в университет я рассчитывал примириться с отцом.— А. С. Некрасов не прекращал родственных отношений с сыном, поступавшим с его согласия в университет.
С. 48. Плетнев принял вольнослушателем.— Ср. также: ‘…он видит, что кто-то его догоняет и идет с ним рядом, всматриваясь в него. Это был Плетнев. Он снова стал убеждать его (поступить вольнослушателем.— Ред.), и Некрасов подал прошение’ (Р. б-ка, с. VII). Некрасов подал прошение о зачислении его вольнослушателем 4 сентябре 1839 г. на имя ректора университета И. П. Шульгина (см. с. 310).
С. 48. Я ходил года полтора…— Некрасов был вольнослушателем университета с сентября 1839 по 24 июля 1841 г. (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 356, ЦГИА СПб., ф. 14, он. 3, ед. хр. 6010, л. 50). В списках студентов из числа вольнослушателей, державших годичный экзамен в 1840 г., Некрасов не значится (см.: там же, он. 2, ед хр. 438).
С. 48. … учиться и зарабатывать хлеб трудно…— Плата за слушание лекций в университете составляла для вольнослушателей, как и для своекоштных студентов, 28 руб. 57 коп. серебром, или 100 руб. ассигнациями, в год (см.: Шмид, с. 347), с 1839 г. она взималась вперед в начале семестра (ЦГИА СПб., ф 14, он. 2, ед. хр. 244). Отец Некрасова сделал попытку понизить плату, представив в университет свидетельство о численности принадлежащих ему душ и о численности детей с заявлением о затруднении ‘в доставке содержания’ своему сыну в сумме полных ста рублей ежегодно (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 358, ЦГИА СПб., ф. 14, он. 3, ед. хр. 6009, л. 45). О результатах ходатайства сведений не имеется.
С. 48. …и я бросил.— Некрасов был уволен из вольнослушателей университета 24 июля 1841 г. (см.: Рейсер. Некрасов в Петербургском университете, с. 358), после чего он уехал на родину, в Ярославль, где его ожидала могила матери, умершей 29 июля 1841 г. (см.: CK, 1902, 9(22) ноября, No 295), смерть новобрачной сестры Елизаветы и тяжелое заболевание отца (см.: АСК, с. 51). В некрасововедении еще не совсем изжит апокриф, будто Некрасов оставил университет после того, как А. В. Никитенко в одной из своих лекций резко отозвался в присутствии автора о книге ‘Мечты и звуки’ (см.: Глушицкий Н. По поводу биографии Н. А. Некрасова, помещенной в ‘Отечественных записках’.— Петербургский листок, 1878, 1 июня, No 107). Многолетний сотрудник ‘Петербургского листка’ (см.: Скроботов Н. А. ‘Петербургский листок’ за 35 лет (1864—1899). СПб., 1914, с. 18 и след.) ссылается на рассказ своего покойного брата Андрея Ивановича, соученика Некрасова по Ярославской гимназии (позднее А. И. Глушицкий обучался в Демидовском лицее, поступил в 1839 г. на юридический факультет Петербургского университета, в дальнейшем — учитель в ряде провинциальных гимназий (см.: ЖМНП, 1865, ч. CXXVIII, с. 144). Рассказ в пересказе не заключает в себе признаков достоверности сообщаемого. Некрасов, само собой разумеется, не мог бы пожертвовать университетским образованием в знак возмущения неприятием его книги. Впрочем, не лишне отметить, что А. В. Никитенко, благоволивший к Некрасову-абитуриенту, не принимал умонастроения и поэтики, в духе которых написана книга начинающего поэта (см.: Никитенко А. Литературные заметки и наблюдения.— СО, 1840, No 5, с. 162—163). В 1839—1841 гг., в бытность Некрасова вольнослушателем, А. В. Никитенко читал в университете лекции по поэтике для студентов всех факультетов, по добровольной записи слушателей (см.: ЦГИА СПб., ф. 14, он. 27, ед. хр. 160). Записей лекций не обнаружено. Известно, однако, название речи, в которой он мог так или иначе коснуться книги ‘Мечты и звуки’: ‘О современном направлении языка и литературы в России’ (читано 3 апреля 1841 г.) (там же, оп. 1, ед. хр. 11297).
С. 48. Издавал Краевский ‘Литературную газету’ прибавление к ‘Инвалиду’.— А. А. Краевский был редактором ‘Литературной газеты’ в 1840—1845 гг. В 1841—1843 гг. газета находилась в аренде у ф. А. Кони. ‘Литературной газете’ предшествовало издание ‘Литературных прибавлений к ‘Русскому инвалиду» под редакцией А. А. Краевского. О сотрудничестве Некрасова в этом издании см. примеч. к отрывку ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 469).
С. 48. Издатель был Иванов — книгопродавец.— А. И. Иванов был издателем ‘Литературной газеты’ в 1844—1845 гг. Черты А. И. Иванова отразились в образе Кирпичова в романе ‘Три страны света’ (см.: наст. изд., т. IX, кн. 2, с. 321, 344, 347, 349—350).
С. 48. Сюда я писал очень много.— См. также: отрывок ‘Прозы моей надо касаться осторожно…’ (с. 60), НБЛГ, с. 9—61.
С. 48. Краевскому по контракту сдал мне всю ее за 6000 рублей в год.— См. также: Суворин. Дневник, с. 288. Контракты А. А. Краевского с издателем ‘Литературной газеты’ А. И. Ивановым и Некрасова с А. А. Краевским за 1844—1845 гг. до нас не дошли.
С. 48. В газете был отдел ‘Дагерротип’…— Отдел ‘Дагерротип’ открылся в ‘Литературной газете’ в 1845 г.
С. 48. …весь он исписывался мною…— Кроме Некрасова в этом отделе принимали участие в те же месяцы (январь — март 1845 г.) некоторые другие сотрудники, в том числе Д. В. Григорович (см.: наст. изд., т. IX, кн. 1, с. 370).
С. 48. …мною исписано всего журнальной работы до 300 печатных листов.— Речь идет, по-видимому, о прозе конца 1830-х — первой половины 1840-х гг. Ср. в отрывке ‘Я помню себя с трех лет…’: ‘…в несколько лет исполнил до двухсот печатных листов журнальной работы, принялся за нее почти с первых дней прибытия в Петербург’ (с. 59). См. также: ‘…как-то подсчитал, что прозы моей наберется до 300 листов’ (Кривенко, с. 207). Общий объем известной некрасовской прозы в рамках указанного периода к настоящему времени исчислялся приблизительно в сто печатных листов.
С. 48. Отзывы мои о книгах обратили внимание Белинского…— См. также: отрывок ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 59, Белинский т. XII, с. 344, 456, Горленко, с. 158, Быков, с. 145, Панаев, с. 402 (‘некоторые его рецензии обратили на него внимание Белинского’). Речь идет об отзывах, помещавшихся в ‘Литературной газете’, а также о рецензии на ‘Очерки русских нравов’ Ф. В. Булгарина в ‘Отечественных записках’ (1843, No 3, 5, наст. изд., т. XI, кн. 1, с. 80—83, 87—93).
С. 48. …мысли наши в отзывах отличались замечательным сходством, хотя мои заметки часто предшествовали отзывам Белинского…— См. также об этом в отрывке ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 59). Исследователями отмечено (см.: ПСС, т. IX, с. 702—703, т. XII, с. 362) сходство в одновременных отзывах Некрасова и Белинского на роман М. Н. Загоскина ‘Кузьма Петрович Мирошев’ (ср.: ЛГ, 1842, 1 марта, No 9, ОЗ, 1842, No 3, см. также: наст. изд., т. XI, кн. 1, с. 43—51, Белинский, т. VI, с. 31—52). Одновременно написаны и отзывы на ‘Альбомы избранных стихотворений’, изданные Милюковым (ср.: ЛГ, 1842, 25 января, No 4, ОЗ, 1842, No 2, см. также: наст. изд., т. XI, кн. 1, с. 27—30, Белинский, т. V, с. 610—612), отзывы Некрасова появлялись в газете несколько раньше, чем журнальные отзывы Белинского.
С. 48. Я сблизился с Белинским.— См. также: Горленко, с. 157, Панаев, с. 402, Панаев В. А. 1901, с. 492. Знакомство с Белинским произошло в октябре — ноябре 1842 г., во время приезда В. П. Боткина и К. Д. Кавелина в Петербург (см.: Белинский, т. XII, с. 115—116, 154, Кавелин К. Д. Собрание сочинений, т. III. СПб., 1899, с. 1085, Панаева, с. 97).
С. 48. Принялся немного за стихи.— Имеется в виду переход от юмористических стихотворений к поэзии мысли и отрицания.
С. 48. Приношу к нему около 1844 г. стихотворение ‘Родина’…— В заметках к последнему собранию стихотворений, в 1877 г., Некрасов указал более позднюю дату—1846 г. (см. с. 41), что ближе к действительности, так как в стихотворении отразились свежие впечатления от поездки на родину в 1845 г. (факт поездки в Грешнево устанавливается из записи в метрической книге церкви Благовещенья Пресвятой Богородицы в селе Абакумцеве — о Некрасове-восприемнике при крещении крестьянского мальчика 5 августа 1845 г. (см.: ГАЯО, ф. 230, он. 2, ед. хр. 513, предположительно о поездке в Грешнево в 1845 г. см.: Чернова К. Некрасов в Ярославле.— Н. А. Некрасов и Ярославский край. Ярославль, 1953, с. 113—114)). Ср. версию о том, что стихотворение было доставлено Белинскому Тургеневым (см.: Кривенко, с. 209).
С. 48. …написано было только начало.— Ср.: ‘…конец был сочинен… на улице, по пути к Белинскому…’ (Кривенко, с. 209). Судя по черновому автографу (см.: наст. изд., т. I, с. 471—472), первоначальный текст приближался — по содержанию и объему — к редакции, известной Белинскому. Стихотворение — с посвящением Белинскому (позднее зачеркнутым) — предназначалось для февральского номера ‘Современника’ за 1847 г. (см.: наст. изд., т. I, с. 586).
С. 48. Белинский пришел в восторг…— См. об этом также: Панаев, с. 249, Кривенко, с. 209 (с ошибочным заглавием ‘На родине’ вместо ‘Родина’).
С. 48. Сижу дома…— Наиболее вероятный адрес: Поварской пер., дом No 12, кв. 7 (ныне — дом No 13) (см.: Рейсер 1957, с. 163).
С. 48. Иду туда.— Белинский жил в это время на углу Невского пр. (дом No 71) и наб. Фонтанки (ныне — Невский пр., дом No 68).
С. 48. …впервые встречаю Тургенева…— Ср.: ‘Кажется, познакомился он раньше с Тургеневым, чем с Белинским…’ (Кривенко, с. 209). Знакомство с Тургеневым состоялось, скорее всего, в 1843 г., несколько позже знакомства с Белинским (см.: Белинский, т. XII, с. 139, Тургенев, Соч., т. XV, с. 201).
С. 48. <<Я много писал стихов...' — Тургенев начал писать стихи в середине 1830-х гг., печататься начал с 1838 г.— тогда же, когда и Некрасов, до середины 1840-х гг. выступал преимущественно как поэт, основная масса стихотворений написана им в 1843—1844 гг.— в первые годы знакомства с Некрасовым.
С. 48. ‘…мне нравятся и мысли, и стих’.— Ср.: ‘То, — говорил он (Тургенев.— Ред.), — что у вас выражено в одной строке, нам нужно несколько страниц, чтобы выразить прозой’ (Кривенко, с. 209).
С. 48. В собрании моих стихотворений печатается ‘Родина’ в начале издания.— Все прижизненные собрания стихотворений Некрасова начинались со стихотворения ‘В дороге’ (впервые опубликовано в ‘Петербургском сборнике’ в 1846 г.). Именно это стихотворение (а не ‘Родина’) было первым, в котором Белинский открыл для себя характер и силу некрасовского таланта (см.: Панаев, с. 249, см. также: Белинский, т. IX, с. 573). Поэтому весьма вероятно, что в комментируемом рассказе все, сказанное о ‘Родине’, нужно в первую очередь отнести к стихотворению ‘В дороге’.
С. 48. Я ~ до 700 рублей ассигнациями выручал в месяц ~ Белинский ~ работая больше, получал 450 рублей в месяц.— Ср.: ‘Я говорил Белинскому: я всякую чепуху пишу и получаю за это 6 тыс., а вы даете ход журналу и получаете 4500 р. ассигнациями’ (Суворин. Дневник, с. 288). Белинский в ‘Отечественных записках’ Краевского получал 6000 руб. ассигнациями в год (см.: ЛН, т. 56, с. 174).
С. 48. Я стал подымать его на дыбы…— См. также: Суворин. Дневник, с. 288.
С. 48. В 45 году издал я ‘Петербургский сборник’…— ‘Петербургский сборник’ увидел свет в начале 1846 г. (ценз. разр.— 12 января).
С. 48. …начало романа Федора Достоевского ‘Бедные люди’.— Роман ‘Бедные люди’ был помещен в ‘Петербургском сборнике’ полностью.
С. 48. Сборник мне дал чистых 2000 р.— Ср.: ‘…Некрасову его сборник едва окупился’ (Белинский. Письма, т. III, с. 362).
С. 48. Я был тогда молод…— Некрасову было 25 лет (по официальной дате рождения).
С. 49. …деньги отдал Белинскому на поездку в Малороссию…— По счету редакции ‘Современника’ Белинский до основания журнала (по-видимому, в 1846 г.) взял в долг у Некрасова 2000 руб. ассигнациями (см. с. 173). Поездку Белинского в Малороссию отчасти субсидировал Герцен (см.: Герцен, т. XXII, с. 444, Белинский, т. XII, с. 270, 294—295, 300—301). Дорогу из Петербурга в Москву (26—28 апреля 1846 г.) Белинский проехал вместе с Некрасовым (см.: Белинский, т. XII, с. 274).
С. 49. Здоровье Белинского было сильно расстроено.— Болезнь Белинского — туберкулез — обострилась от непосильной работы в ‘Отечественных записках’ А. А. Краевского (см.: Белинский, т. XII, с. 264).
С. 49. Летом 46 года я гостил ~ у ~ Григория Матвеевича Толстого…— Имеется в виду Григорий Михайлович Толстой, помещик села Новоспасского Лаишевского уезда Казанской губернии. Некрасов приехал в село Новоспасское вместе с И. И. и А. Я. Панаевыми в конце мая — начале июня (см.: Панаев, с. 213, 214, Панаева, с. 149, Юшков, с 39—40). Знакомство Некрасова с Г. М. Толстым относится к осени 1845 г. (см.: Панаев В. А. 1901, с. 491). Впечатления от поездки отразились в романе ‘Три страны света’ (см.: Чуковский. Григорий Толстой и Некрасов, с. 379—382).
С. 49 …он бывал за границей…— Г. М. Толстой был в Германии и во Франции в 1841 и 1844—1845 гг. (см.: Чуковский. Григорий Толстой и Некрасов, с. 387—391).
С. 49. …обладал некоторым либерализмом.— В 1844—1845 гг. в Париже Г. М. Толстой был дружен с М. А. Бакуниным и вместе с ним и В. П. Боткиным посещал собрания, в которых участвовали К. Маркс, Ф. Энгельс, А. Руге, Луи Блан и другие революционеры (см.: Чуковский. Григорий Толстой и Некрасов, с. 387).
С. 49. Жили мы с ним в бане и, сидя на балконе, часто беседовали…— Ср.: ‘В то время Григорий Михайлович Толстой жил в деревянном флигеле <...> с террасой, выходившей в сад. Тут-то, на этой террасе <...> часто сиживали Некрасов, Панаев и Толстой’ (Юшков, с. 39—40). Балкон — здесь: ‘крыльцо’.
С. 49. В соседство приехал Панаев с семьей…— И. И. Панаев приехал с женой (см. примеч. выше).
С. 49. …у него было там имение.— Имение И. И. Панаева в селе Богородском находилось в Спасском уезде Казанской губернии.
С. 49. Я возбуждал вопрос об издании журнала.— См. об этом также: Панаева, с. 153.
С. 49. Панаев заявил, что у него есть 25 000 <рублей> свободного капитала.— См. также об этом письмо Некрасова к Г. М. Толстому от февраля 1847 г. (ПСС, т. X, с. 63). В ноябре 1845 г. И. И. Панаев заложил в С.-Петербургском опекунском совете по казенным подрядам часть своего имения в селе Богородском на сумму 6970 руб. серебром (23 764 руб. ассигнациями) (см.: С.-Петербургские сенатские объявления о запрещениях на имения, 1846, No 16). Ср.: Панаев, с. 153.
С. 49. Толстой обещал ссудить также 25 000.— См. также об этом в письме Некрасова к Г. М. Толстому от февраля 1847 г. (см. выше). Участие Г. М. Толстого в издании ‘Современника’ не состоялось.
С. 49. Тогда я поспешил в Петербург.— Некрасов уехал от Г. М. Толстого раньше Панаевых (см.: Панаева, с. 154). В июле он был уже в Петербурге.
С. 49. Журнал ‘Сын отечества’ умирал…— Издание журнала временно прекратилось в июле 1844 г.
С. 49. …издатель его Масальский…— ‘Сын отечества’ издавался А. Ф. Смирдиным, под редакцией (с 1842 г.) К. П. Масальского.
С. 49. Я ездил к нему…— Некрасов ездил в Ревель к К. П. Масальскому не позднее чем в первых числах сентября 1846 г. (см.: Достоевский, т. XXVIII, кн. 1, с. 125).
С. 49. …дело ни к чему не привело…— К. П. Масальский решил редактировать ‘Сын отечества’ сам, совместно с Е. Ф. Розеном (см.: Белинский. Письма, т. III, с. 360). Издание возобновилось в 1847 г. (редактор — К. П. Масальский, издатели — М. Д. Ольхин и К. И. Жер-наков).
С. 49. …тогда я пошел к Плетневу…— Переговоры Некрасова и И. И. Панаева с П. А. Плетневым происходили в сентябре 1846 г. (см.: Переписка Грота с Плетневым, т. II, с. 827, Белинский. Письма, т. III, с. 360).
С. 49. …издателю ‘Современника’…— П. А. Плетнев стал издателем ‘Современника’ в 1838 г.
С. 49. …начатого Пушкиным в 36-м году.— При жизни Пушкина в 1836 г. вышло четыре тома. В 1837 г. под редакцией В. А. Жуковского, П. А. Вяземского, В. Ф. Одоевского и П. А. Плетнева вышло также четыре тома в пользу семейства покойного Пушкина.
С. 49. Плетнев легко согласился…— См. письмо П. А. Плетнева к Я. К. Гроту от 24 сентября 1846 г.: ‘Панаев и Никитенко подговаривают меня сдать ‘Современник)’ на их редакцию. Это мне очень по сердцу’ (Переписка Грота с Плетневым, т. II, с. 827).
С. 49. …уступил мне и Панаеву журнал…— 23 октября 1846 г. между П. А. Плетневым и И. И. Панаевым был подписан договор об аренде журнала сроком на десять лет (см.: Евгеньев-Максимов. Совр I, с. 36—37). Некрасов как соиздатель журнала фигурирует в объявлении об издании ‘Современника’ на 1847 г. (см.: С, 1846, No 11, 12, с. 236—242). Редактором ‘Современника’ был утвержден А. В. Никитенко.
С. 49. …написал контракт: с каждого подписчика давать Плетневу рубль…— По пункту восьмому арендного договора И. И. Панаев обязывался платить П. А. Плетневу, сверх ежегодных 857 руб. 14 коп. серебром, по шесть процентов с рубля с каждого подписчика сверх тысячи двухсот, необходимых для покрытия издержек издания (см.: Евгеньев-Максимов. Совр I, с. 37).
С. 49. …то мы ему платим 30 000 рублей неустойки.— См. пункт десятый арендного договора: ‘восемь тысяч пятьсот семьдесят один рубль 43 коп.’ серебром, т. е. приблизительно 30 000 руб. ассигнациями (см.: Евгеньев-Максимов В. Черты редакторской деятельности Н. А. Некрасова в связи с историей его журналов.— ГМ, 1915, No 11, с. 41).
С. 49. …успех блистательный. Было 2000 подписчиков…— В 1846 г., когда журнал редактировался П. А. Плетневым, было 233 подписчика (см.: Русская периодическая печать (1702—1894). М., 1959, с. 241).
С. 49. …обязались платить 3000 рублей Плетневу в год.— Новый договор об аренде журнала сроком на десять лет был заключен 13 января 1852 г. По этому договору Некрасов и И. И. Панаев обязывались, как и ранее, платить П. А. Плетневу 3000 руб. ассигнациями в год (857 руб. 14 коп. серебром), но без надбавки условленного процента за превышение минимума подписчиков (см. с. 233). В 1852 г. число подписчиков на ‘Современник’ составляло 2000 человек — столько же, сколько в начале издания, при переходе журнала к Некрасову и И. И. Панаеву (см.: Русская периодическая печать (1702—1894). М., 1959, с. 244).
С. 49. …тут начались страшные гонения цензуры.— 23 февраля 1848 г., после того как стало известно о падении трона во Франции, начальник III отделения граф А. Ф Орлов представил на утверждение императору доклад, в котором было отмечено вредное направление некоторых статей в ‘Современнике’ и ‘Отечественных записках’ и предлагалось ‘усилить строгость цензурного устава и надзор за самими цензорами’ (Лемке М. Николаевские жандармы и литература 1826—1855 гг. СПб., 1908, с. 177). Вслед за этим был образован Временный негласный комитет по наблюдению над литературой. В 1848-м и последующих годах в докладах членов этого комитета, известного под названием Бутурлинского, фигурировал ‘Современник’ (см.: Лемке М. Очерки по истории русской цензуры и журналистики. СПб., 1904, с. 214—215, 222, 226—233).
С. 49. …наибольший успех ‘Современника’ в 1861 г.— было 6800.— В 1861 г. число подписчиков ‘Современника’ достигло 6658 (см.: С, 1862, No 1). В дальнейшем число подписчиков уменьшалось.
С. 49. От Краевского я получил ‘Отечественные записки’…— Журнал ‘Отечественные записки’ издавался и редактировался Некрасовым с 1868 г. (договоры на аренду’ ‘Отечественных записок’ см. на с. 260—266, 268—273).

1877

2. <'Я РОДИЛСЯ В 1821 г. ...'>

Печатается по записи А. А. Буткевич, ИРЛИ.
Впервые опубликовано: Скабичевский 1878, с. 97—98 (отрывки, сообщенные А. А. Буткевич), Отклики. Бесплатное приложение к газете ‘День’, 1914, 7 апреля, No 103, с. 2 (отрывок, публ. В. Е. Евгеньева-Мак-симова), Евгеньев, с. 9, 11 (отрывки), ЛН, т. 49—50, с. 139—142 (полностью).
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Подлинник записи (со вставками и правкой рукой Некрасова) — ИРЛИ, P. I, оп. 20, No 19, л. 1—7.
Запись датируется, по всей вероятности, 1877 г., когда тяжелобольной Некрасов уже не в состоянии был писать продолжительное время (см. с. 416 и датирующие пометы на записи ‘Я родился в 1822 году…’ — с. 417).
С. 49. Я родился в 1821 г. 22 ноября…— О дате рождения Некрасова см. в примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году…’ (с. 418).
С. 49. …в Подольской губернии…— См. также с. 418. Ср. указание на Ярославскую губернию: отрывок ‘Я родился в 1822 году…’ (с. 46), Быков, с. 194, Гербель, с. 536.
С. 49. …В Винницком уезде…— Сообщение о том, что Некрасов родился в местечке Юзвин Винницкого уезда (CK, 1903, 25 января, No 23), не подтвердилось (см.: Оберучев, с. 178—179).
С. 49. …в каком-то жидовском местечке…— Некрасов родился в селе Синьки (Сеньки) Балтского повета (уезда) Подольской губернии (см. копию метрического свидетельства, выданную из Подольской духовной консистории — ЛН, т. 49—50, с. 607). Часть имения находилась в аренде А. С. Некрасова (см. там же). Здесь же в 1821 г. проживал с дочерьми дед Некрасова А. С. Закревский (РГИА, ф. 1405, он. 21, ед. хр. 744). Еврейского населения в селе, принадлежавшем графу Мечиславу Потоцкому, почти не было (см.: Труды Подольского епархиального историко-статистического комитета, вып. IX. Каменец-Подольск, 1901, с. 93—94).
С. 49. …где отец мой стоял тогда со своим полком.— См. также с. 418. Квартиры 36-го егерского полка, в котором числился А. С. Некрасов, находились в местечке Немиров (см.: ЛН, т. 49—50, с. 608—610). Версия о том, что Некрасов родился в этом местечке (см. там же), неубедительна.
С. 49. Большую часть своей службы…— Военная служба А. С. Некрасова продолжалась с 30 марта 1807 г. до 11 января 1823 г. (см.: Формулярный список о службе… капитана Некрасова. Декабря… 1821 г.— РГБ, М. 5769. 3/1, л. I об., указ об отставке майора Алексея Сергеева Некрасова…— Там же, 3/2, л. 1—2 об.).
С. 49. …состоял в адъютантских должностях при каком-нибудь генерале.— См. также отрывок. ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 46), ср. с. 418. С 26 мая 1817 г. по 29 июня 1822 г. А. С. Некрасов состоял в должности бригадного адъютанта 3-й бригады 18-й дивизии (см.: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 28).
С. 49. Во время службы находился в разъездах.— Должность бригадного адъютанта предполагала разъезды в пределах расположения бригады.
С. 49. ‘Я был тогда в Киеве на контрактах…’ — Контракты — съезды помещиков, купцов и промышленников, происходившие ежегодно в Киеве в январе — феврале с 1797 г. Здесь, в частности, совершались сделки по продаже, закладу и аренде недвижимого имения (см.: ПСЗ, т. XXV, ст. 18242, 18563). См. выше об имении А. С. Некрасова в селе Синьки.
С. 50. Бывая особенно часто в Варшаве…— О поездках А. С. Некрасова в Варшаву сведений не имеется (2-я армия, где служил А. С. Некрасов, располагалась в юго-западных губерниях и в Бессарабии).
С. 50. …дочь Закревского…— Речь идет об Елене Андреевне Закревской.
С. 50. …о согласии родителей…— Речь может идти о согласии отца. Мать умерла между 1813 и 1815 гг. (см. формулярный список А. С. Закревского за 1815 г.: РГИА, ф. 1284, он. 2, 1815 г., кн. 11, ед. хр. 312, л. 286—294).
С. 50. …игравших там видную роль…— Ср.: ‘С ее семьей отец Некрасова познакомился в Херсонской губернии…’ (с. 335). А. С. Закревский проживал в Подольской губернии (см. выше). В 1815 г. каменец-подольский военный губернатор Бахметев докладывал главнокомандующему в С.-Петербурге М. Б. Барклаю-де-Толли: ‘В повете Винницком находится земским исправником титулярный советник Закржевский. Сей по необразованному воспитанию не имеет способности занимать место, мало уважается сотоварищами своими, а и того менее дворянством’ (РГИА, ф. 1284, он. 2, кн. 16, 1815 г., ед. хр. 461, л. 96).
С. 50. Армейский офицер, едва грамотный…— См. также ‘Из поэмы ‘Мать»: ‘Умеет ли он имя подписать?’ (наст. изд., т. IV, с. 255). А. С. Некрасов писал с орфографическими ошибками, но был достаточно грамотен для своей среды.
С. 50. …дочь богача…— Чиновник 9-го класса А. С. Закревский не обладал родовым имением и не был богат. На его иждивении находилось пять дочерей (см. формулярный список А. С. Закревского за 1815 г.). В годы, предшествовавшие замужеству старшей дочери, будущей Некрасовой, А. С. Закревский особенно сильно нуждался, не получая в течение трех лет, с 1812 по 1815 г., жалованья за полицейскую службу (см. рапорт подольского гражданского губернатора графа Сен-При в Департамент полиции исполнительной от 31 мая 1815 г.: РГИА, ф. 1284, он. 2, кн. 11, 1815 г., ед. хр. 312, л. 278—279).
С. 50. …образованная…— См. также примеч. к отрывку ‘Я помню себя с трех лет…’ (с. 465). По недостоверному свидетельству современницы, А. С. Закревский ‘своим дочерям… дал прекрасное образование в отличном женском пансионе в г. Виннице, где наравне с иностранными языками они изучали и польский, как принадлежавший к господствующему классу местного населения’ (Комарницкий).
С. 50. …отец увез ее прямо с бала…— См. также: Гайдебуров, с. 37.
С. 50. …обвенчался по дороге в свой полк…— А. С. Некрасов и Е. А. Закревская были повенчаны 11 ноября 1817 г. в Успенской церкви местечка Юзвин Подольской губернии. Священник был приглашен из Винницы. Среди поручителей был генерал-майор Шекацкий (см.: К биографии Некрасова, с. 180). А. С. Некрасов и его поручитель числились в это время в 28-м егерском полку, но служили в штабе 3-й бригады. Высокий официальный пост поручителя указывает на то, что брак совершился с согласия отца, без похищения невесты. А. С. Некрасов женился в возрасте 23 лет (указ об отставке см.: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 28). Невесте было не более 15 лет, что следует из метрических книг Воскресенской церкви (см.: CK, 1902, No 295), прошения А. С. Некрасова об отнесении детей к дворянскому роду (РГАЛИ, ф. 338, ед. хр. 208) и формулярного списка А. С. Закревского (РГИА, ф. 1284, он. 2, 1815 г., кн. 11, ед. хр. 312, л. 387).
С. 50. Он подал в отставку…— См. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году…’ (с. 418).
С. 50. …поселился в родовом своем имении…— См. примеч. к свидетельству Николая, Константина, Федора Некрасовых и Анны Буткевич о согласии с завещанием А. С. Некрасова (с. 648).
С. 50. …двух сыновей своих — Андрея и Николая.— Кроме названных сыновей А. С. Некрасов привез в Грешнево дочерей Елизавету, Анну и сына Константина.
С. 50. …мне — было тогда три года.— О дате рождения Некрасова см. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 г. …’ (с. 418).
С. 50. …в комнату, в которой был наполовину разобран пол…— Ср. в ‘Затворнице’: ‘Я помню, мы безвыходно сидели / Сам-друг с тобой в разрушенном дому’ (наст. изд., т. IV, с. 514). См. также автобиографический эпизод в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘…сердце мое забилось сильно и неправильно при последнем взгляде на ветхий дом…’ (наст. изд., т. VIII, с. 64). До приезда А. С. Некрасова в Грешнево в доме, ранее принадлежавшем С. А. Некрасову (умер в 1807 г.), не было постоянного хозяина. Из описи грешневской усадьбы, составленной 27 мая 1815 г. по указу ярославской дворянской опеки, следует, что все усадебные строения были ветхими (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 222, л. 42, 45 об.). Дом находился в полуразрушенном состоянии до 1842 г. (см.: Дмитриев С. С. Объявления об имениях Некрасовых в ярославской газете.— Ярославский край, сб. 1. Ярославль, 1928, с. 61). Ср. также в поэме ‘Мать’: ‘…В нем новый пол, в нем новые порядки’ (наст. изд., т. IV, с. 253).
С. 50. ‘...кнут’ слово, которое я услыхал тогда в первый раз.— В Подольской губернии, где прошли первые годы жизни Некрасова, слово ‘кнут’ не было обиходным ни в украинском, ни в польском языках, употреблявшихся в этой губернии.
С. 50. Старушки были — бабушка и тетка моего отца.— Бабка А. С. Некрасова по отцовской линии — П. Б. Некрасова — умерла до 1793 г. (см. закладную, данную С. А. Некрасовым С. И. Боброву: РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 217). Сведений о бабке А. С. Некрасова по материнской линии не имеется. Родной теткой А. С. Некрасова была С. С. Грановская, которой на момент приезда семьи племянника, было около 65 лет. С. С. Грановская — родная сестра Марии Степановны, матери А. С. Некрасова. В прошлом, как и ее сестра, С. С. Грановская была крепостной крестьянкой, впоследствии выпущенной на волю. После смерти сестры (дата смерти неизвестна) и ее мужа (С. А. Некрасов умер 3 января 1807 г., см.: ГАЯО, ф. 151, он. 2, ед. хр. 3299, л. 39) постоянно находилась при их детях в Грешневе и Ярославле. Проживая в семьях своих племянников, С. С. Грановская занималась ведением хозяйства, состояла в няньках за детьми А. С. Некрасова (см.: Яковлев. Род и наследственные владения дворян Некрасовых, с. 238).
С. 50. …на низовой Ярославско-Костромской дороге, называемой Сибиркой…— В XIX в. Ярославль с Костромой соединяли две дороги: низовая, по левому берегу Волги, и нагорная, по правому. Низовая ярославско-костромская дорога давала возможность для проезда в летние и зимние сезоны, являлась короче правобережной дороги, составляла часть большого пути из С.-Петербурга (через Устюжну, Весьегонск, Мологу, Рыбинск, Романово-Борисоглебск, Ярославль, Кострому и Галич) на Вятку и далее в Сибирь. Также через Ярославль и Кострому, но вначале по старинному архангельскому тракту издавна пролегала дорога из Москвы на Вятку и в Сибирь (см.: Яковлев В. 1) Дело о костромской большой дороге.— Приволжская правда, 1990, 7 июля, No 83, 2) Некрасовское Заволжье (путевые заметки).— Там же, 1992, 27 июня, No 64, 2 июля, No 66, 4 июля, No 67, 30 июля, No 74, 13 августа, No 78, 22 августа, No 81, 1993, 26 июня, No 52, 1 июля, No 53, 3 июля, No 54).
С. 50. Невдалеке река Волга.— По прямому направлению от переднего фасада усадьбы до Волги — шесть верст (см.: Путилова П. Воспоминания крестьян о поэте и о его родных.— CK, 1902, 27 декабря, No 340).
С. 51. …старый обширный сад, остатки которого сохранились доныне…— См. также отрывок ‘Если переехать в Ярославле Волгу…’ (с. 54—55). По свидетельству старожилов Грешнева, сад — плодовый, липовый и еловый — занимал 2—3 десятины и располагался сзади и с левой стороны усадьбы (см.: Путилова, Чистяков, с. 198, воспоминания П. О. Широкова в записи В. Е. Евгеньева-Максимова.— МКН, ф. В. Е. Евгеньева-Максимова). При переходе усадьбы к другому владельцу сад был вырублен (см.: Смирнов). О позднейшем владельце усадьбы см. ниже.
С. 51. …обширный дом…— Дом деревянный с тремя дверьми, с семью окошками по фасаду, в нем восемь комнат, печи изразцовые, наверху светелка (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 222, л. 42, Еремин Г. Архивные документы о роде Некрасовых.— Северный рабочий, 1939, 24 августа, No 193, с. 3). См. также воспоминания М. Горошкова (Евгеньев, с. 66).
С. 51. …недавно сгоревший…— Барский дом в Грешневе сгорел в ночь с 5 на 6 октября 1864 г. Проведенное приставом 1-го стана Ярославского уезда дознание показало, что свидетелем пожара был ростовский мещанин Сергей Денгурин, состоявший доверенным (сторожем) при складе в грешневской усадьбе. 5 октября в 8 часов вечера С. Денгурин пришел из питейного заведения (вероятно, ‘музыкантской’) в дом Некрасовых, где занимал комнату. Ночью в 12-м часу он проснулся от шума и шелеста, выйдя в коридор, увидел пламя. В тот же момент стал собирать народ для тушения пожара. Дом сгорел, от огня пострадали соседние строения. Дело о пожаре дома Некрасовых в Грешневе рассматривалось в Ярославском уездном суде, который определил: поскольку в умышленном поджоге дома никто не подозревался, то судебное производство по нему прекращается. Записка по этому делу с описью приобщенных документов была направлена на рассмотрение и утверждение в канцелярию губернатора (ГАЯО, ф. 196, оп. 1, ед. хр. 4716, л. 83— 83 об., Красильников Г. ‘Нет, я реки любимой не покинул…’.— Северный рабочий, 1989, 9 июля, No 159, с. 3).
С. 51. …в третьем году мимоездом…— Скорее всего, летом 1875 г. (подробнее см. обоснование датировки, с. 444).
С. 51. …скромное здание с надписью: ‘Распивочно и на вынос’.— Трактир Г. Т. Титова, устроенный в каменном здании бывшей ‘музыкантской’ А. С. Некрасова (см.: Смирнов, Полотебнов, с. 69, Чистяков, с. 198). Некрасов был юридическим совладельцем Грешнева, но делами имения управлял Ф. А. Некрасов (см. с. 327—328), который, очевидно, еще при жизни Некрасова сдавал бывшую ‘музыкантскую’ под питейное заведение в аренду. С 1863 по 1874 г. Некрасов был владельцем (с 1866-го совладельцем с братом Федором) винокуренного завода в Карабихе (см.: С.-Петербургские сенатские объявления по казенным, правительственным и судебным делам, Ленский Н. Новые материалы к биографии Н. А. Некрасова.— Север, 1907, No 348, РГАЛИ, ф. 2208, он. 2, ед. хр. 491). См. также с. 320. Грешневская усадьба и часть земель в Грешневе были проданы Ф. А. Некрасовым крестьянину деревни Овинищи Шопшинской волости Ярославского уезда Г. Т. Титову в 1885 г. (см. примеч. к дарственному письму о передаче Ф. А. Некрасову половины ярославского имения по сельцу Грешневу — с. 666).
С. 51. …дом, последние 20 лет стоявший в развалинах…— Дом был отремонтирован в 1842 г. (см. выше).
С. 51. …пуст и глух: / Ни женщин, ни псарей, ни конюхов, ни слуг…— Из стихотворения ‘Родина’ (1846) (см.: наст. изд., т. I, с. 46).
С. 51. …сгорел, говорят, в ясную погоду при тихом ветре…— Ср. в черновиках поэмы ‘Кому на Руси жить хорошо’ (часть ‘Крестьянка’, глава ‘Трудный год’, написано летом 1874 г.): ‘Как свечка в комнате / Спокойным ровным пламенем / Горел господский дом. / И было так безветренно…’ (наст. изд., т. V, с. 393).
С. 51. …липы, посаженные моей матерью в 6-ти шагах от балкона, только закоптились…— О сохранившихся от пожара липах см.: Смирнов, Первухин, с. 8.
С. 51. ‘Ведра воды не было вылито’, сказала мне одна баба! — Ср. в черновиках поэмы ‘Кому на Руси жить хорошо’: ‘Ведра воды не вылито, / Никем на весь пожар!’ (наст. изд., т. V, с. 392, см. также об этом: Тарасов 1982, с. 177—178). Ср. также рассказ Некрасова в пересказе Ф. А. Некрасовой: ‘…не удивлялся, что пожар усадьбы в Грешневе был торжеством для окрестных крестьян. Никто из них ложки воды на огонь не вылил’ (Евгеньев В. Зинаида Николаевна Некрасова. (Некролог).— Жизнь для всех, 1915, No 2, с. 338).
С. 51. ‘Воля божия’, сказал на вопрос мой кр<естьянин> не без добродушной усмешки.— Ср. в черновиках поэму ‘Кому на Руси жить хорошо’: ‘Какая-то игривая / Усмешка чуть заметная / У каждого в очах’ (наст. изд., т. V, с. 393, см. также об этом: Тарасов 1982, с. 177). О причинах пожара в Грешневе существуют различные версии: по воспоминаниям П. О. Широкова, он был вызван неосторожностью приказчика, оставившего угли в деревянном ведре (МКН, ф. А. В. Попова), по воспоминаниям Э. М. Торчина, виноват был лакей (см.: Путилова), наконец, говорилось и о поджоге с целью скрыть покражу медной посуды и прочего скарба из дома, который стоял заколоченным (см.: Первухин, с. 8).
С. 51. …поставьте в нем школу…— Местная школа, основателем и попечителем которой с 1872 г. был Некрасов, находилась в четырех верстах от Грешнева, в селе Абакумцеве. Завет Некрасова после его смерти пытался исполнить священник абакумцевской церкви И. Г. Зыков, призванный поэтом еще в 1859 г. к строительству и руководству этой школой. Как вспоминает один из первых биографов Некрасова, посетивший вместе с Зыковым в 1884 г. Грешнево, ‘отец Иван высказывал мечту о приобретении всего имения Некрасова для образцовой народной школы’ (Голубков А. Памяти Николая Алексеевича Некрасова.— Новое время, 1897, 29 декабря, No 1841, с. 6). Зыков не успел собрать нужную сумму, и в 1885 г. владелец имения Ф. А. Некрасов продал его крестьянину Г. Т. Титову, который устроил вблизи бывшей барской усадьбы трактир под названием ‘Раздолье’ (см. также с. 448). Это возмущало Зыкова, не терявшего надежду откупить Грешнево. В 1888 г. он писал Голубкову, что ‘Раздолье’ недолговечно, так как с открытием железнодорожного сообщения Ярославль — Кострома старый костромской тракт закрыт и трактир лишился своих посетителей (см.: там же, с. 7). Зыков умер в 1892 г., так и не сумев исполнить своей мечты и завета Некрасова. Ныне в селе Грешневе действует средняя школа, расположенная в нескольких метрах от места, где стоял дом Некрасовых.
С. 51. …при сельском приходе…— Некрасовы были прихожанами церкви Благовещенья Пресвятой Богородицы (она же Петра и Павла, по одному из приделов храма), построенной в 1791 г. в селе Абакумцеве (см.: Историко-статистический обзор Ростовско-Ярославской епархии. Сост. И. Крылов. Ярославль, 1861, с. 118—119).
С. 51. Обширное сельцо Грешнево…— В 1849 г. за А. С. Некрасовым в Грешневе насчитывалось 25 крестьянских дворов, за П. Ф. Гурьевым — 4 двора (ГАЯО, ф. 196, оп. 1, ед. хр. 3465, л. 31—31 об.).
С. 51. …столбами с надписью: ‘столько-то душ, принадлежащих гг. Некрасовым’…— К концу 1821 г. в совместном владении братьев и сестер Некрасовых значилось 154 души (см.: Тарасов, 1968, с. 260). Сведений об упомянутых и им подобных придорожных столбах с обозначением числа душ, принадлежащих владельцам (в числе последних в Грешневе был и П. Ф. Гурьев), не обнаружено.
С. 51. …родовых наших поместий, находившихся кроме Ярославской…— Ярославское имение в сельце Грешневе с деревнями Васильково, Кощеевка и Гогулино достались Некрасовым по женской линии их рода (ГАЯО, ф. 151, он. 2, ед. хр. 5357, л. 14, 21 об., см. также комментарий к свидетельству Николая, Константина, Федора Некрасовых и Анны Буткевич о согласии с завещанием А. С. Некрасова — с. 651—652).
С. 51. …в Рязанской…— В 1740 г. мать А. Я. Некрасова, Настасья Ивановна, купила у капитана И. В. Маслова за 500 руб. имение в Рязанской губернии — в Данковском уезде в деревне Березово Болото (ГАЯО, ф. 213, оп. 1, ед. хр. 2214, л. 9 об.— 10, см. также: РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 217).
С. 51. …Орловской…— Имений, принадлежавших предкам Некрасова, в Орловской губернии не обнаружено. Землями в этой губернии владели в XVI—XVII столетиях Борис, Артемий и Алфим Некрасовы (см.: Чулков. Предки Некрасова, Некрасов Н. К. По их путям, по их дорогам. Н. А. Некрасов и его герои). Ярославль, 1975, с. 144.— По материалам А. В. Попова), но их прямое родство с Некрасовым нельзя считать установленным. С. А. и А. С. Некрасовы безуспешно пытались доказать свое происхождение от этих и иных однофамильцев из старинных дворянских родов.
С. 51. …и Симбирской губернии.— Имение в Симбирской губернии — 25 душ крестьян мужского пола в селе Знаменском и деревне Спасская Мурза Ардатовского уезда — было приобретено отцом Некрасова в 1834 г. и находилось в его собственности до конца 1850-х гг. (Государственный архив Ульяновской области, ф. 122, он. 56, ед. хр. 20, 23, 34, он. 57, ед. хр. 1, он. 58, ед. хр. 4, 11, он. 59, ед. хр. 27, 33, он. 61, ед. хр. 18). Некрасов не называет имений, принадлежавших его отцу: село Клин Муромского уезда, сельцо Алешунино, деревни Софоново и Михайловское Гороховецкого уезда Владимирской губернии, сельцо Ивановка Сердобского уезда Саратовской губернии.
С. 51. В одно время — а в карточки играть он-таки любил.— См. примеч. к отрывку ‘Мой отец’ (с. 455).
С. 51. К выходу его в отставку, по случаю раздела имения с братьями…— А. С. Некрасов вышел в отставку в 1823 г. (см. выше). Семейное соглашение о наследстве между братьями и сестрами состоялось 14 декабря 1821 г. (см.: Попов 1938, с. 58). Об отставке см. выше.
С. 51. …на всех семерых братьев и двух сестер…— УСА. Некрасова было шесть сыновей. Ко времени соглашения о наследстве (см. выше) осталось в живых три брата — Алексей, Дмитрий и Сергей и две сестры — Елена и Татьяна.
С. 51—52. …оставалось четыреста душ…— После С. А. Некрасова осталось около 250 душ в Ярославской и Рязанской губерниях (РГИА, ф. 1405, он. 9, ед. хр. 3631, см. также: О роде Некрасова, с. 77—78).
С. 52. …им досталось душ по сорока…— По данным на 1829 г., братья и сестры Некрасова унаследовали от их отца С. А. Некрасова: А. С. Некрасов — 52 души, Д. С. Некрасов — 50, С. С. Некрасов — 59 (см.: Тарасов 1968, с. 260), Е. С. Певницкая — 17 (см.: С.-Петербургские сенатские объявления по казенным, правительственным и судебным делам, 1828, No 16, Попов 1928, с. 230), Т. С. Алтуфьева — 4 души (см.: Попов 1938, с. 59).
С. 52. …трое убиты под Бородиным в один день.— Ср.: ‘…двое дядей пали в сражении под Бородиным’ (Гербель, с. 536). См. также воспоминания К. Ф. Некрасова: ‘Из рассказов отца я помню, что у деда было несколько братьев, некоторые из них участвовали в Бородинском сражении и там пали’ (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, No 214). Дядя Некрасова Александр Сергеевич, поручик Белостокского полка, был смертельно ранен при обороне Бунцлау 9 августа 1813 г., в Бородинском сражении он не участвовал (см.: Николаев Е. П. История 50-го Белостокского полка. СПб., 1907, с. 72, прил., с. 54, 57), см. также рассказ тетки Некрасова Т. С. Алтуфьевой (Евгеньев, с. 6). Два других дяди Некрасова, Василий и Павел Сергеевичи, погибли в русско-французскую войну 1806—1807 гг. (см. прошение Я. Н. Андреянова, опекуна над малолетними дочерьми С. А. Некрасова, министру юстиции И. И. Дмитриеву от 25 июля 1811 г. с упоминанием о двух сыновьях С. А. Некрасова, погибших в ‘последнюю с французами кампанию’ (РГИА, ф. 1405, он. 9, ед. хр. 3631). Ср. рассказ дочери С. А. Некрасова Т. С. Алтуфьевой о гибели братьев, служивших в Павловском гренадерском полку и участвовавших в экспедиции генерала Германа во время войны с англичанами (см.: Евгеньев, с. 6). В ошибочных сведениях Т. С. Алтуфьевой о войне и об участии в ней ее братьев заслуживает внимания упоминание о Павловском гренадерском полку и об обстоятельствах гибели. Во время русско-французской войны 1798—1800 гг. (командующий русским сухопутным воинским контингентом генерал-лейтенант Герман, командующий эскадрой адмирал Тет) будущий лейб-гвардии Павловский полк именовался гренадерским полком Эмме. Во время русско-французской войны 1806—1807 гг. временный инспектор лифляндских гарнизонов генерал-лейтенант Эмме сформировал три батальона, принимавших участие в осаде Данцига с моря и в защите острова Гольм. По окончании военных действий эти батальоны вошли в состав Мушкатерского полка, вскоре получившего наименование ‘Белостокский’, где продолжал свою военную службу Александр Некрасов (см.: Николаев Е. П. История 50-го Белостокского полка. СПб., 1907, с. 54, 72, Приложения, с. 77). Участие Павловского гренадерского полка в двух русско-французских войнах, морские передвижения войск, входивших в Павловский и Белостокский полки, делают вероятной версию о гибели в море Василия и Павла Некрасовых. Ср. в романе ‘Три страны света’: ‘А помнишь Данциг?’ (наст. изд., т. X, кн. 1, с. 275).
С. 52. Наследство моего (отца) — тысячу расстроенных до исступления временными владельцами душ.— См. примеч. к отрывку ‘Имение деда разделено было…’ (с. 458—461). О тяжбе А. С. Некрасова с сестрой Е. С. Певницкой и с девицами Юрьевыми о наследстве помещика И. В. Чиркова и его жены Дарьи см. также: РГИА, ф. 1346, он. 45, ч. III, ед. хр. 1176, ф. 1405, он. 5, ед. хр. 1454, ф. 1584, он. 2, ед. хр. 2314, он. 10, ед. хр. 499, ГАВО, ф. 97, он. 5, ед. хр. 122, ф. 101, он. 2, ед. хр. 22, Государственный архив Ульяновской области, ф. 122, он. 6, ед. хр. 23.
С. 52. …военной службе, которую начал довольно счастливо…— А. С. Некрасов состоял на военной службе 16 лет. С 30 марта 1807 г. он стал унтер-офицером, с 15 октября 1807 г.— портупей-прапорщиком Тамбовского пехотного полка. Со 2 декабря 1810 г. он прапорщик 28-го егерского полка, с 17 сентября 1811 г.— подпоручик этого полка, 25 августа 1816 г.— поручик. В составе этого полка 26 мая 1817 г. был назначен в бригадные адъютанты. С 31 марта 1818 г. он штабс-капитан. 31 декабря 1819 г. переведен в 36-й егерский полк, 22 апреля 1821 г.— капитан этого полка. 29 июня 1822 г. из бригадных адъютантов переведен во фронтовые офицеры. По выходе в отставку 11 января 1823 г. был произведен в майоры (см. примеч. на с. 418).
С. 52. …товарищи его, между прочим, были Киселев…— В 1815 и 1816 гг. П. Д. Киселев в должности флигель-адъютанта ревизовал некоторые полки и интендантское управление 2-й армии, где служил А. С. Некрасов. В 1819 г. он занял пост начальника штаба этой же армии (см.: Русский биографический словарь, т. 8 (Ибак—Ключарев). СПб., 1897, с. 703, 706). Штаб 2-й армии располагался в г. Тульчине. П. Д. Киселев и А. С. Некрасов, бригадный адъютант, находившийся при полку в Немирове, товарищами по службе быть не могли. Ср. аналогичный рассказ о службе в должности адъютанта при главнокомандующем 2-й армией П. X. Витгенштейне (отрывок ‘Я родился в 1822 году…’ — с 46, 418).
С. 52. …и Лидере…— 8 января 1823 г. подполковник А. Н. Лидере, служивший ранее в 4-м егерском полку, был назначен командиром 37-го егерского полка 18-й пехотной дивизии (см.: Непокойчицкий А. Граф Александр Николаевич Лидере (биографический очерк).— РИ, 1874, 5 марта, No 50, с. 4—6), в той же дивизии, в 36-м егерском полку, служил до выхода в отставку 23 января 1823 г. А. С. Некрасов. А. Н. Лидере и А. С. Некрасов товарищами по службе быть не могли. Предание о том, что А. С. Некрасов был адъютантом у А. Н. Лидерса (см.: Мизинов, Евгеньев, с. 8), не подтверждается документами.
С. 52. Дормез — дорожная карета, приспособленная для спанья в пути.
С. 52. …Киселев забежал к нам на минутку, уже будучи министром…— Граф П. Д. Киселев был министром государственных имуществ с 1838 по 1856 г. Киселевым принадлежала деревня Сумароково, находившаяся недалеко от Грешнева (см.: Попов 1938, с. 231—232, Полотебнов, с. 72). Бывал ли он в Ярославской губернии в эти годы, сведений не имеется.
С. 52. …с Лидерсом в поручичьем чине отец мой жил на одной квартире…— В чине поручика А. С. Некрасов состоял с 25 мая 1816 г. по 31 декабря 1819 г. (см.: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 28). 28-й егерский полк, входивший в состав 2-й армии, где служил поручик А. С. Некрасов, квартировал в Подольской губернии (см. с. 444). В эти же годы майор
А. Н. Лидере служил в 4-м егерском полку (см. выше), в составе 1-й армии, дислоцировавшейся в южных губерниях. Связи семейства Некрасовых с А. Н. Лидерсом не выявлены. Однако какие-то отношения между ними, вероятно, имели место (см. недатированное письмо К. А. Некрасова к Ф. А. Некрасову с распросами о генерале Лидерсе.— МКН, ф. В. Е. Евгеньева-Максимова, папка 3, копия).
С. 52. …он крестил одного из нас (б<рата> Константина).— Восприемником при крещении К. А. Некрасова был капитан 36-го егерского полка Ф. И. Алимский.
С. 52. Он сошел в могилу 74-х лет…— По данным метрической книги церкви села Абакумцева, А. С. Некрасов скончался ‘от престарелости’ 30 ноября 1862 г. (МКН, ф. А. В. Попова — копия документа из Ярославского областного архива). Точная дата рождения А. С. Некрасова не установлена: по приведенным выше данным метрической книги — 1790 г., по указу от отставке — 1794 г. (см.: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 28), в прошении об отнесении детей к дворянскому роду — 1795 г. (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 208), по формулярному списку 1838 г.— 1797 г. (МКН, ф. А. В. Попова — копия документа из Ярославского областного архива).
С. 52. …не выдержав освобождения…— Имеется в виду Манифест от 19 февраля 1861 г. об освобождении крестьян от крепостной зависимости.
С. 52. …захворав через несколько дней после подписания Уставной грамоты.— Уставная грамота — документ, определявший отношения между помещиком и его бывшими крепостными крестьянами, — была составлена А. С. Некрасовым 9 мая 1861 г. (см.: Попов 1928, с. 231—232). А. С. Некрасов предпринял попытку (не увенчавшуюся успехом) ущемить интересы крестьян (см. там же). Ко времени подписания Уставной грамоты он был уже болен (см.: АСК, с. 49—51).

Варианты

С. 363. …певица с удивительным голосом…— Ср. ‘Из поэмы ‘Мать»: ‘Гремел рояль, и голос твой печальный / Звучал, как вопль души многострадальной’ (наст. изд., т. IV, с. 257).
С. 363. …весе<лую> польку…— Аналогичный мотив содержится в поэме ‘Мать’ (см.: наст. изд., т. IV, с. 254—255), ср.: ‘Она была полька’ (Гайдебуров, стб. 38). Национальная принадлежность Е. А. Некрасовой требует дальнейшего уяснения. В тенденциозных воспоминаниях Г. Квятковского, развивающих польскую версию происхождения Е. А. Некрасовой, интересно лишь указание на то, что местность, в которой прошли первые годы жизни Некрасова, располагалась недалеко от имения Э. Порчиньского Когутовка в Балтском повете Подольской губернии (см.: Квятковский). Прочие сведения не получают документального подтверждения. Другая версия — будто Е. А. Некрасова была ‘природная русская, рожденная от <...> чистейшего малоросса, не говорившего ни слова по-польски’ (Данилевич, стб. 1053, перепечатка: HB, 1878, 7 августа, No 876, см. также: Комарницкий), — побудила С. П. Пономарева, составителя примечаний к посмертному изданию стихотворений Некрасова, обратиться за справкой к его сестре. В ответном письме от 31 августа 1878 г. А. А. Буткевич писала: ‘Насчет заметки в ‘Новом времени’ о национальности нашей матери поговорю с Вами в другой раз, теперь скажу Вам только, что она меня ошеломила. Поверьте, что для моего покойного брата она была бы таким же сюрпризом, как и для меня’ (ЛН, т. 53—54, с. 185). Из письма можно заключить, что в своей семье Е. А. Некрасова не считалась русской. Подтверждением этому служит свидетельство бывшей крестьянки А. С. Некрасова: ‘Барыня у него была полячка’ (Чистяков, с. 198). Изначальное имя Е. С. Некрасовой было Юльенна (см. примеч. к отрывку ‘Я помню себя с трех лет’ — с. 464). В записи о вступлении в брак Е. С. Некрасова значится православной (см.: Оберучев, с. 180). По свидетельству современников, ее отец, А. С. Закревский, ее мать, К. И. Закревская, и дед по материнской линии, И. Супрун-Поповский, были того же вероисповедания (см.: Данилевич, стб. 1053, Часков, Комарницкий). См. также: наст. изд., т. IV, с. 619.
С. 364. …более ста тысяч стихов — я мог на пари прочесть наизусть более сорока тысяч стихов, написанных мною в течение всей моей жизни…— Ср. также: ‘Я ведь все свои стихи помню, могу вам сейчас что угодно прочитать <...> Да, все помню! — повторил Некрасов.— Ведь с большим трудом все это писалось… Читать-то легко, а писать очень трудно было — поневоле запомнишь’ (Гайдебуров, стб. 38). Поэтическое наследие Некрасова исчисляется к настоящему времени более чем пятьюдесятью тысячами стихов (не считая вариантов).
С. 364. …она же и Владимирка…— Ярославско-Костромская дорога не была связана с Владимиром. По владимирскому тракту отправлялись в Сибирь ссыльные из Москвы (ср.: Попов 1938, 101).

3. МОЙ ОТЕЦ

Печатается по записи К. А. Некрасова, ИРЛИ.
Впервые опубликовано: Отклики. Бесплатное приложение к газете ‘День’, 1914, 7 апреля, No 103, с. 1—2 (публ. В. Е. Евгеньева-Максимова), Евгеньев, с. 9—10.
В собрание сочинений включается впервые.
Запись (диктант) К. А. Некрасова — ИРЛИ, P.I, он. 20, No 19, л. 12—13.
с. 52. …кипу родословных бумаг, которые хранились в старом доме.— Отец Некрасова собирал документы для доказательства древности рода. В августе 1855 г. Некрасов забрал родословные документы к себе в Петербург для представления в Сенат, в департамент герольдии (см.: АСК, с. 42—43). По свидетельству К. Ф. Некрасова, в бумагах А. С. Некрасова находилось ‘целое разыскание’ по истории рода ‘с своеручными пометками Н<иколая> А<лексеевича>‘ (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 214). Согласно описи грешневской усадьбы Некрасовых, составленной 27 мая 1815 г. опекуном Некрасовых И. А. Жеребцовым и Е. С. Некрасовой, в барском доме хранилась среди прочих связка родословных бумаг до А. Я. Некрасова. Помимо этого часть документов, хранившихся в грешневском доме, после смерти С. А. Некрасова была взята опекуном его имения Я. Н. Андреяновым и находилась при нем в Курске. К ним относятся дело о возвращении Некрасовым ярославского имения, отобранного от Салтыковых по именному указу Павла I от 25 февраля 1798 г. По-видимому, документы, хранившиеся у Я. Н. Ан-дреянова, впоследствии были возвращены им обратно в грешневскую усадьбу Некрасовых (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 222, л. 45—45 об.).
С. 52. …было написано: ‘Имение у Салтыковых отнять и Некрасовым отдать, Салтыкова в Сибирь сослать. Павел. Год 179…’ — В 1795 г. С. А. Некрасов и его жена Мария Степановна, проживая в Москве, заняли у ‘дочери покойного тайного советника сенатора и кавалера Михаила Михайловича Салтыкова девицы Катерины Михайловой Салтыковой государственными банковыми ассигнациями 22 тысячи рублей, с вычетом указанных процентов на один год, и заложили недвижных имений, состоящих <...> Ярославской округе в сельце Василькове, деревнях Грешневе, Кощ<е>вке и Гогулине из написанных по 4-й ревизии мужска пола наличных 140 душ с женами и детями <...>, Борисоглебской округи в сельце Белавине, деревнях Щетиной и Сидоровской <...> 45 душ мужска пола’. Указанный долг супругами Некрасовыми в срок выплачен не был, и поэтому в судебном порядке Е. М. Салтыкова стала полноправной хозяйкой ярославских владений, которые в ноябре 1796 г., как она указывала, ‘во владение <ее> введены’ (ГАЯО, ф. 191, оп. 1, ед. хр. 407). Воспользовавшись тем, что по восшествии на престол императора Павла I военным губернатором Москвы стал И. П. Архаров (с которым С. А. Некрасов находился в родстве — его бабка Настасья Ивановна была урожденной Архаровой, см.: Чулков. Предки Некрасова, см. также: Ашукин, с. 18), М. С. Некрасова опротестовала решение суда в Московской палате уголовного суда, заручившись поддержкой самого императора, обратившего на дело Б. М. и Е. М. Салтыковых ‘особенное внимание’ (март 1797 г.) и препоручившего попечение об апелляции И. П. Архарову (июнь того же года). Определением 4-го департамента Сената Б. М. Салтыков был лишен прав дворянства и чинов. По указу императора от 25 февраля 1798 г. приговор был заменен ссылкой в Тобольск и назначением опеки над имением (см.: Сенатский архив, I. СПб., 1888, с. 355, РГИА, ф. 1374, оп. 1, ед. хр. 599, РГАДА, ф. 248, он. 105, кн. 8590, л. 173). Ср. рассказ тетки Некрасова Т. С. Алтуфьевой: ‘… приказано было от Салтыкова имение отобрать и отдать Некрасову, а Салтыкова в Сибирь сослать за лихоимственные проценты’ (Евгеньев, с. 7). См. также: Яковлев В. И. 1) Грешнево в дворянских владениях XVIII века.— Приволжская правда (Некрасовский район Ярославской области), 1990, 10 апреля, No 45, с. 3, 2) Поместья, век Екатерины…— Северный рабочий (Ярославль), 1990, 8 июля, No 157, с. 3, 3) Род и наследственные владения дворян Некрасовых, с. 228—229.
С. 53. …прапрапрадед ваш проиграл семь тысяч душ…— В отрывке ‘Я родился в 1821 г. …’ то же самое говорится о прадеде: ‘В одно время, довольно отдаленное, все имение представляло в целом более десяти тысяч душ, из них прадед мой (воевода) проиграл в карты семь…’ (с. 51). О прадеде пишет К. Ф. Некрасов: ‘…я помню <...> рассказы о том, что прадед был симбирским воеводой, владел громадным состоянием и все его проиграл в карты’ (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 214). Сказанное о прапрадеде следует отнести к преданиям о прадеде. Отголосок этих преданий есть в романе ‘Три страны света’ — упоминание о прадеде, ‘положившем основание нищете своего потомка’ (наст. изд., т. IX, кн. 1, с. 187). Ср. также рассказ Т. С. Алтуфьевой: ‘Прапрадед ваш был большой картежник, проиграл много имений в разных губерниях…’ (Евгеньев, с. 5). Происходивший из ‘холопей князя Матвея Гагарина’, московского и сибирского губернатора, служитель последнего, затем управляющий имением А. Д. Меншикова в Ранненбурге, Яков Матвеевич Некрасов имел две души крепостных мужского пола (РГАДА, ф. 6, ед. хр. 160, ч. III, л. 13), поместьями не обладал ни в это время (1720-е годы), ни позднее, когда был направлен ‘за воеводу’ в Томск (Чулков. Предки Некрасова).
С. 53. …прапрадед две…— За капитаном А. Я. Некрасовым (умер около 1760 г.), служившем в Москве в Главной полиции, и за его женой значилось около 200 душ крепостных в Рязанской (деревни Березово Болото Данковского уезда и Гаи Рижского уезда) и Ярославской губерниях (деревни Васильково, Грешнево, Кощеевка, Гогулино Ярославского уезда) (РГАДА, ф. 248, кн. 8122, ч. II, л. 490—490 об., Чулков. Предки Некрасова). Об имениях, проигранных в карты, точных сведений не получено.
С. 53. …дед (мой отец) одну…— В отрывке ‘Я родился в 1821 г. …’ говорится о проигрыше ‘с лишком трех’ тысяч душ (с. 51). Ср. также: ‘Его дед проиграл в карты громадное состояние…’ (Гайдебуров, стб. 37). О его проигрышах упоминается также в рассказе Т. С. Алтуфьевой: ‘Живши в Москве, отец наш любил играть в карты и много проигрывал’ (Евгеньев, с. 6). Об имениях А. С. Некрасова см. примеч. на с. 450, 458—459. О проигрыше Б. М. Салтыкову см. выше.
С. 53. …я ничего, потому что нечего было проигрывать, но в карточки поиграть тоже любил…— Ср. почти дословное совпадение в отрывке ‘Я родился в 1821 г. …’: ‘Отцу моему проигрывать было нечего, а в карточки играть он-таки любил’ (с. 51). Ср.: ‘…его отец спустил почти все, что получил от деда…’ (Гайдебуров, стб. 37). О карточной игре А. С. Некрасова в бытность его на военной службе см. рассказ его сына Федора в записи П. И. Мизинова: ‘…в каком-нибудь городке бывала дневка, Некрасов останавливался в какой-нибудь гостинице, заводил сейчас же знакомства с приезжими, начиналась игра в карты’ (Мизинов).
С. 53. …(то же должен сказать о себе).— Ср. в черновиках стихотворения ‘Уныние’ (1874): ‘Отец мой был охотник и игрок, / И от него в наследство эти страсти / Я получил — они пошли мне впрок’ (наст. изд., т. III, с. 341). Ср. также: ‘…он (Некрасов.— Ред.) заговорил о некоторых своих слабостях и назвал их ‘органическим пороком’ всего своего рода <...> Он очень долго говорил на эту тему и сообщил множество любопытных подробностей из своей жизни’ (Гайдебуров, стб. 37).
С. 53. Перед смертию ваш дед, а мой отец, живший последнее время в Москве…— В последние годы жизни С. А. Некрасов жил в сельце Грешневе Ярославской губернии (см.: К Некрасовским дням.— CK, 1902, 6 ноября, с. 292, О роде Некрасова, с. 78). См. также рассказ Т. А. Алтуфьевой: ‘Отец и мать, поживши недолго в Москве, отправились в ярославскую деревню. Дом в Москве продали…’ (Евгеньев, с. 7).
С. 53. Штык-юнкер — первый офицерский чин в артиллерии, соответствовавший чину прапорщика в пехоте.
С. 53. …в отставке…— С. А. Некрасов вышел в отставку с награждением чином штык-юнкера 10 апреля 1780 г. (см. указ об отставке: Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи, ф. 2, ед. хр. 4520, л. 65—66).
С. 53. …проиграл последнее свое имение в Рязанской и Ярослав<ской> губ<ерниях>…— В 1793 г. С. А. Некрасов занял у генерал-майора артиллерии в отставке Сергея Ивановича Боброва 3 тыс. руб. Взамен полученных у С. И. Боброва денег С. А. Некрасов заложил рязанское имение с сельцом Березово Болото и деревней Измайловкой Данковского уезда Рязанской губернии, а из Ярославского имения — деревню Гогулино (сельцо Грешнево было заложено капитану Тихменеву 22 января 1789 г.), о чем им 1 февраля 1793 г. в Московском верхнем надворном суде и была составлена закладная (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 220). Последствием этого займа явилась утрата Некрасовым рязанского имения. В ноябре 1799 г. С. И. Бобров предъявил закладную на рязанское имение С. А. Некрасова в Московскую палату гражданского суда ‘с прошением о обращении оной в купчую’. Дело рассматривалось, но не было закончено по причине смерти просителя. После умершего (не позднее 1803 г.) генерала С. И. Боброва права на рязанское имение предъявил его наследник, коллежский асессор И. И. Волков. Он обратился в Рязанское губернское правление с аналогичной просьбой, что и его предшественник: просил на основании поданной закладной оформить купчую. В этом ему было отказано по причине смерти С. И. Боброва. Не удовлетворившись таким решением, Волков подал прошение в Правительствующий Сенат, откуда последовал указ, подтверждавший его законные права на владение рязанским имением, находящимся под залогом. Исходя из этого указа, в начале 1805 г. Волкову была выдана купчая на указанное имение. Для того чтобы получить деньги на возврат рязанского поместья, С. А. Некрасов вновь заложил в 1799 г. свое ярославское имение (199 крепостных душ) в Государственный вспомогательный банк под заем 14 тыс. руб. Однако предпринятая попытка вернуть владение в Рязанской губернии оказалась безрезультатной. 9 июля 1806 г. из Рязанской палаты гражданского суда в адрес Ярославского губернского правления последовало уведомление. В нем отмечалось, что, согласно указу Сената, рязанское поместье, ранее принадлежавшее С. А. Некрасову, перешло в собственность к наследнику С. И. Боброва, которому на этот счет выданы соответствующие документы (РГИА, ф. 1405, он. 9, ед. хр. 3631, ГАЯО, ф. 151, он. 2, ед. хр. 2069, л. 1, 8 об.— 9 об., Яковлев. Род и наследственные владения дворян Некрасовых, с. 228). Ср. также рассказ об этом Т. С. Алтуфьевой (Евгеньев, с. 7).
С. 53. …умер, должно быть, не успев совершить законных бумаг.— С. А. Некрасов умер 3 января 1807 г., не дождавшись ответа на жалобу, поданную императору 10 сентября 1806 г. по поводу решения 6-го сенатского департамента, санкционировавшего передачу имения Березово Болото С. И. Боброву.
С. 53. …старшие братья находились на службе…— О старших братьях А. С. Некрасова Василии, Павле и Александре см. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1821 г. …’ (С. 450). Их поступление на военную службу относится к 1803—1807 гг. (РГАДА, ф. 286, он. 2, ед. хр. 86, РГВИА, ф. 489, оп. 1, ед. хр. 1790).
С. 53. …в один прекрасный день имение перешло к Салтыкову.— Ср. также рассказ Т. С. Алтуфьевой: ‘Салтыков подал закладную, и имение все от отца отобрали. Владел уже им Салтыков…’ (Евгеньев, с. 6).
С. 53. Бабка ваша урожденная Неронова (Костылева)…— Бабкой поэта по линии отца являлась М. С. Некрасова (в девичестве Грановская), происходившая из крепостных крестьян, прабабкой — Прасковья Борисовна Некрасова (урожденная Неронова). Ее мать, Федосья Михайловна Неронова, вероятно, происходила из древнего и знатного дворянского рода Колычевых. Родовой вотчиной Колычевых являлось село Диевы-Городища, расположенное на Волге в пределах 8 км от Грешнева. Колычевы владели обширными поместьями в Ярославском Заволжье с большим числом селений и крепостных крестьян. В деревне Гогулино, где с XVIII в. находились владения Некрасовых, часть земли и крестьянских дворов принадлежала Колычевым (Центральный исторический архив Москвы, ф. 4, он. 12, ед. хр. 88, л. 30 об.— 31, 51—52, Яковлев. Род и наследственные владения дворян Некрасовых, с. 225—226). Сведений о Костылевых как родственниках Некрасовых не обнаружено. В рукописи, не являющейся автографом, возможны описки. Есть основания полагать, что Нероновы состояли в родстве с Костомаровыми (см. дело об имениях Нероновых и Костомаровых: ГАЯО, ф. 151, он. 2, т. 8, ед. хр. 17000). Косвенным указанием на родство между Некрасовыми и Колычевыми служит тот факт, что в конце XVII — начале XVIII в. им принадлежало ‘полдеревни Грешнево’ (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 216, РГАДА, ф. 282, кн. 820, л. 488—489, ГАЯО, ф. 196, оп. 1, ед. хр. 836).
С. 53. …забрав нас всех ~ поскакала в Петерб<ург> — мы обязаны и возвращением нам имения от Салтыкова.— Семейный апокриф Некрасовых. Ср. сообщение Т. С. Алтуфьевой: ‘Мать наша была очень умная, она отправилась в Петербург, жила там два года, хлопотала по делу. В это время государь Павел Петрович воцарился, и назначена была коронация в Москве, то мать наша переехала в Москву, где имела хороших знакомых. Во время коронации весь двор и царская фамилия приехали в Москву. Тогда знакомый отцу полицеймейстер разводил квартиры для придворных, и просили его, чтобы дом отца назначили для генерала Кушелева, который был близок к государю. Когда Кушелев стал в доме отца, то он и мать наша пришли к нему и привели детей 9 человек и со слезами ему объяснили все дело, как Салтыков за лихоимственные проценты все имение у них отнял. Кушелев сжалился над таким семейством, доложил государю. Государь приказал рассмотреть сие дело Некрасова с Салтыковым, и нашли, что Некрасова дело правое…’ (Евгеньев, с. 6—7).

4. <'ИМЕНИЕ ДЕДА РАЗДЕЛЕНО БЫЛО...'>

Печатается по записи К. А. Некрасова, РГБ.
Впервые опубликовано: ЛН, т. 49—50, с. 146—147.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Подлинник записи — РГБ, ф. 195, оп. I, No 14.
Запись следует датировать, очевидно, осенью 1877 г., несколько позже той части автобиографической заметки ‘Я родился в 1821 г. …’, где говорится о разделе дедовского имения между отцом поэта, его братьями и сестрами и об истории получения имений во Владимирской губернии (см. с. 51—52 и примеч. на с. 449).
С. 53. Имение деда разделено было между его сыновьями на четыре части, из которых одна досталась по жребию моему отцу.— На раздел наследства, оставшегося от родителей, в Ярославле и Грешневе собрались Сергей, Дмитрий, Алексей Некрасовы и их сестра Татьяна Алтуфьева. Отсутствовала другая сестра — Елена Певницкая. 15 декабря 1821 г. Ярославский уездный суд утвердил раздельный акт, представленный наследниками С. А. Некрасова. Особенность заключенного раздела состояла в том, что имения были разделены ‘не к одним местам, а подворно из всех селений’, т. е. из сельца Грешнева, деревень Гогулино, Кощевки, Васильково Ярославского уезда и деревень Белавино, Щетино, Сидоровской Романовского уезда Ярославской губернии. При разделе С. С. Некрасову было выделено 65 душ мужского пола, Д. С. Некрасову — 63, А. С. Некрасову — 63, Т. С. Алтуфьевой — 18, Е. С. Певницкой — 17 душ мужского пола. Условия раздела предусматривали выделение Сергею и Дмитрию Некрасовым господской пахотной земли при сельце Грешневе, которая ‘остается в неразделе, из коей должно выделить брату Алексею <и> сестрам’. А. С. Некрасову был выделен ‘господский дом, состоящий в сельце Грешневе, с принадлежащим к оному всяким строением и землею, под оным находящейся, в полчетверти десятины, с садом и прудом’. Родительский дом был определен А. С. Некрасову потому, что на момент раздела он имел двоих детей — сына Андрея и дочь Елизавету. А. С. Некрасов ожидал рождения третьего ребенка в своей семье, но, возможно, не подозревал, что появление на свет сына Николая (28 ноября 1821 г.) совпадет по времени с его затянувшимся пребыванием в Грешневе и Ярославле (с октября 1821 г. по январь 1822 г.) по делам раздела родительских имений (Яковлев. Род и наследственные владения дворян Некрасовых, с. 242—248).
С. 54. …помещик Владимирской губернии Чирков.— Иван Васильевич Чирков, гвардии прапорщик в отставке, владел поместьями в ряде губерний Российской империи, в частности во Владимирской, Симбирской и Саратовской губерниях. В 1804 г. он женился на Дарье Федоровой (указывается имя и отчество), выкупленной им крепостной крестьянке С. А. Некрасова. Вскоре после этого И. В. Чирков скончался (ГАВО, ф. 40, оп. 1, ед. хр. 5321, л. 4).
С. 54. …Федора по смерти его получает в наследство тысячу душ крестьян. Вслед за ним умирает Федора…— Речь идет о Д. Ф. Чирковой. Федора, старшая ее сестра, состояла замужем за ярославским мещанином, впоследствии купцом Тихоном Петровичем Гарцевым (указывается и как Гарцов). Д. Ф. Чиркова унаследовала от мужа богатое наследство, заключавшееся в ряде имений Владимирской, Саратовской и Симбирской губерний, насчитывавшее 91 душу крепостных крестьян мужского пола и оцениваемое на сумму более 100 тыс. руб. Д. Ф. Чиркова вышла во второй раз замуж за коллежского регистратора Ивана Ивановича Певницкого. 21 декабря 1817 г. Д. Ф. Певницкая умерла (ГАВО, ф. 40, оп. 1, ед. хр. 5321, л. 4 об.— 5, ГАЯО, ф. 151, он. 2, ед. хр. 5357, л. 14, 19, 26 об.— 27).
С. 54. …оставляет их в наследство своим родственникам в дер<евне> Грешнево.— Законными наследниками большого состояния, оставленного Д. Ф. Певницкой, являлись ее младший родной брат Василий и два племянника, Иван и Петр Кузьмины, крепостные крестьяне помещиков Некрасовых. Все они числились по деревне Гогулино. На часть наследства Д. Ф. Певницкой могли претендовать ее старшие родные сестры Аксинья и Федора, последняя была приписана к мещанскому сословию и проживала в Ярославле. Социальное положение Аксиньи являлось неоднозначным. По имеющимся документальным сведениям, она проживала как в Ярославле со своей сестрой Федорой, так и в деревне Гогулино, в части, которой владели Некрасовы. Следует все же предположить, что она не являлась крепостной Некрасовых, так как в будущем не ставился вопрос о предоставлении ей свободы наряду с братом Василием и племянниками Иваном и Петром. Степень родства указанных лиц с Д. Ф. Певницкой подтверждала их родословная, составленная 17 сентября 1818 г. (ГАЯО, ф. 151, он. 2, ед. хр. 5357, л. 26 об.— 27).
С. 54. Крестьяне, превратившиеся было в помещиков, не имея права владеть населенными землями, должны были продать своих собратий в 6-месячный срок.— Согласно действовавшим законам Российской империи, крестьяне не имели права приобретать в собственность крепостные поместья, что являлось исключительной привилегией дворянства. Позднее с наследников Д. Ф. Певницкой была взята подписка об ознакомлении их с положением, запрещающим лицам крестьянского сословия получать в собственность поместья с крепостными (ГАЯО, ф. 151, он. 2, ед. хр. 6861, л. 178 об., 185).
С. 54. В это время ~ появился в деревне какой-то покупщик из ‘благородных’ и ~ купил у них за бесценок эту тысячу душ с землею.— Речь идет об И. И. Певницком. Приехав из Владимирской губернии в грешневскую усадьбу Некрасовых, И. И. Певницкий 8 февраля 1818 г. составил условие на продажу Е. С. Некрасовой имений, оставшихся после смерти Д. Ф. Певницкой. Условие это И. И. Певницкий писал лично от себя и от имени Аксиньи, Федоры, Василия и их племянника Ивана (другой их племянник Петр в условии не упоминался). Вероятно, заранее обговорив с Е. С. Некрасовой все вопросы проводимой им сделки, И. И. Певницкий вместе с родственниками своей покойной супруги продал молодой помещице всю недвижимость за 50 тыс. руб. государственных ассигнаций. 11 февраля 1818 г. дополнительно были составлены еще два условия. В одном из них Е. С. Некрасова обещала Василию, его сестре, вероятно Аксинье, и племянникам Ивану и Петру вместо выплаты денег предоставить господскую усадьбу с хозяйственными постройками в сельце Алешунине Гороховецкого уезда Владимирской губернии, а также прилегающий к усадьбе сосновый строевой лес площадью в 100 десятин с последующей его вырубкой. Предполагалось крестьянам и небольшое заводское сооружение (‘конcк<и>й завод’) при сельце Ивановке Сердобского уезда Саратовской губернии. В другом условии Е. С. Некрасова предоставляла свободу и обещала выдать отпускные крестьянам деревни Гогулино: Василию с женою и четырьмя дочерьми, Ивану и Петру с их матерью и женами. Всех этих крестьян Е. С. Некрасова причисляла на свою часть, хотя раздел наследства, оставшегося после смерти родителей, между братьями и сестрами Некрасовыми еще не состоялся. 15 февраля 1818 г. И. И. Певницкий и Е. С. Некрасова заключили брак в церкви Благовещенья Пресвятой Богородицы села Абакумцева. И. И. Певницкий происходил из духовного сословия. С декабря 1814 г. по август 1815 г. служил уездным землемером в Шуе Владимирской губернии, имел чин губернского секретаря. Незаконным путем оформил документы (условия, доверенность, купчую) на владение имениями во Владимирской, Симбирской и Саратовской губерниях, оставшимися после Д. Ф. Певницкой, на свою вторую супругу. Елену Сергеевну. И. И. Певницкий вел продолжительный судебный процесс с Сергеем и Алексеем Некрасовыми за право владения поместьями в указанных губерниях, хлопотал во Владимирской и Слободско-Украинской палатах гражданского суда по делам приобретения новых имений. Имел в личном пользовании два дома во Владимире и 300 десятин земли. С августа 1823 г. по октябрь 1826 г. являлся чиновником Владимирской палаты уголовного суда, был уволен со службы за доносы, посланные министру юстиции, на владимирского вице-губернатора и прокурора. В августе 1826 г. был судим Саратовской палатой уголовного суда за избиение церковнослужителя. В январе 1828 г., находясь вместе с супругой в Ярославле, дал подписку о невыезде из города в связи с рассмотрением в суде дела о незаконном приобретении имений. С целью отсрочки явки в суд симулировал болезнь ноги. В ночь с 17 на 18 августа 1828 г. тайно выехал в С.-Петербург, где собирался подать прошение в Правительствующий Сенат. В июле 1829 г. был арестован, два месяца лечился в госпитале и 18 сентября 1829 г. под конвоем выслан в Ярославль. До конца 1829 г. служил землемером в хозяйственном отделении Ярославской казенной палаты, уволен в связи с оглаской возбужденного против него уголовного дела. 22 апреля 1830 г. пытался скрытно выехать из Ярославля во Владимирскую губернию, но был задержан полицией. Зимой — весной 1831 г. И. И. Певницкий с супругой совершил поездку в Харьков по делам их поместья. В марте 1830 г. замечен в незаконном сборе оброка с крестьян ярославского имения своей жены, в конце июля 1831 г.— в подстрекательстве ее к избиению старосты сельца Грешнева. В 1834—1837 гг. по решениям суда Певницкие лишились всех своих поместий. В 1834 г. И. И. Певницкий с женой переехал на жительство в С.-Петербург в надежде вернуть себе через Сенат утрачиваемые поместья. В октябре 1834 г. И. И. Певницкий пытался устроиться на должность землемера в Царскосельском уезде. В 1837 г., оставив супругу С.-Петербурге, занимался частной землемерной практикой в Смоленской губернии. Предположительно по возвращении в С.-Петербург проводил землемерные съемки в Новоладогском уезде. 9 августа 1844 г. И. И. Певницкий умер, похоронен на Малоохтинском кладбище в С.-Петербурге (ГАЯО, ф. 150, оп. 1, ед. хр. 2757, л. 17, 29 об., 99 об.— 101 об., 109, 131 об., 137 об., 255 об.— 257, 443 об., ф. 151, он. 2, ед. хр. 5357, л. 14 об.— 15 об., 22—22 об., ед. хр. 6861, л. 19 об., 23 об.— 24, 38, Яковлев. Род и наследственные владения дворян Некрасовых, с. 237—238, 240—242, 258).
С. 54. Отец мой узнал об этой проделке лишь за несколько дней до истечения 10-летней давности.— О присвоении Е. С. Певницкой имений, оставшихся после Д. Ф. Певницкой, А. С. Некрасов узнал намного раньше. В октябре 1818 г., чтобы отвести имущественные претензии, возникшие со стороны братьев Некрасовых, Е. С. Певницкая сделала им приглашение посетить усадьбу в сельце Алешунине Гороховецкого уезда Владимирской губернии. В феврале 1819 г. такая возможность появилась: как раз в это время в Грешневе гостил А. С. Некрасов, приехавший в отпуск со службы, а уволившиеся из армии Сергей и Дмитрий Некрасовы проживали в грешневской усадьбе уже почти год. По прибытию трех братьев Е. С. Певницкая по совету своего супруга предложила им взять сосновый лес, находившийся при Алешунине и оцениваемый ею в 30 тыс. руб. Этим самым она рассчитывала расплатиться с родственниками. Однако Сергей, Дмитрий и Алексей Некрасовы потребовали от сестры выплаты наличными деньгами, что сделать Е. С. Певницкая категорически отказалась. Из Але-шунина Сергей и Дмитрий вернулись в Грешнево, а Алексей — к месту службы (Яковлев. Род и наследственные владения дворян Некрасовых, с. 240—241).
С. 54. Разумеется, началась тяжба, заботам о которой были посвящены несколько лет…— В 1823 г. после ухода в отставку в Тулчине А. С. Некрасов подал прошение ‘его Величеству государю императору о всех притязаниях той сестры <...> Елены, прося при этом учредить комиссию о разборе всех <Некрасовых> с нею при писаных обстоятельствах’. Прошение, вероятно, не было рассмотрено в суде в силу характерных для того времени длительных сроков прохождения дел и последовавших после его подачи событий: смерти в ноябре 1825 г. императора Александра I и восстания декабристов. После переезда в 1826 г. А. С. Некрасова с семьей из Украины в ярославскую родовую вотчину наблюдается оживление в судебном деле Некрасовых с Е. С. Певницкой о незаконном присвоении ею имений. Начиная с 1827 г. судебная тяжба за имения продолжалась до 1834 г., когда А. С. Некрасов купил у крестьян Василия Федорова, Ивана и Петра Кузьминых, состоявших в его крепостной зависимости, поместья, доставшиеся им по наследству от Д. Ф. Певницкой (Яковлев. Род и наследственные владения дворян Некрасовых, с. 249, 253—259).

5. <'ЕСЛИ ПЕРЕЕХАТЬ В ЯРОСЛАВЛЕ ВОЛГУ...'>

Печатается по записи А. А. Буткевич, ИРЛИ.
Впервые опубликовано: Евгеньев, с. 23 (частично), ЛН, т. 49—50, с. 143—144 (полностью).
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Запись (диктант) А. А. Буткевич — ИРЛИ, P. I, оп. 20, No 19, л. 8—11. В написанном чернилами тексте на л. 10 карандашом (рукой Некрасова?) вычеркнут фрагмент от ‘Здесь я должен сказать…’ до ‘…разница между нами была, собственно, во времени’, причем первый абзац (от ‘Здесь я должен сказать…’ до ‘…снять с души моей грех’) отчеркнут справа квадратной скобкой. Вычеркнутая часть текста, однако, тесно связана с последующей по смыслу. По-видимому, намеченная правка не была завершена.
С. 54. Если переехать в Ярославле Волгу и пройти прямо через Тверицы, то очутишься на столбовом почтовом тракте.— Тверицы — слобода, располагавшаяся на левом берегу Волги против Ярославля. Столбовой почтовый тракт — Петербургский, его участок от Ярославля до Костромы назывался почтовой луговой ярославско-костромской дорогой. Во время весенних разливов Волги эта дорога в Ярославском уезде затоплялась отчасти водой, а в Даниловском заливалась вся, на это время движение переносилось на нагорную дорогу (по правому берегу Волги), в конце 1850-х гг. оно было перенесено туда окончательно (см.: Смирнов С. В. Об окрестностях Грешнева. (Дорога и храм в творчестве Некрасова).— Карабиха. Историко-литературный сборник. Ярославль, 1991, с. 205—207).
С. 55. Тотчас за садом большой серый неуклюжий дом.— Опись грешневской усадьбы 1815 г. (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 222, л. 42—46) не дает оснований назвать усадебный дом большим, он более подходит под категорию ‘обыкновенного типа тогдашних помещичьих усадеб’, соотносится с описанием типичных среднепоместных усадебных домов 1830—1840 гг. (см.: Записки графа М. Д. Бутурлина.— РА, 1897, No 7, с. 403—405). По воспоминаниям соученика Некрасова по гимназии M. Н. Горошкова, усадебный дом был небольшим и невзрачным (см.: Некр. в восп., с. 34).
С. 55. …не только никогда не владел крепостными не был ~ даже владельцем клочка родовой земли.— Полученное в наследство имение Некрасов подарил своему брату Федору Алексеевичу 31 июля 1872 г. (см.: Смирнов С. В. Реальность впечатления и впечатление реальности у Некрасова.— Карабиха. Историко-литературный сборник, вып. 2. Ярославль, 1993, с. 22—23).
С. 55. Хлеб полей ~ нейдет мне впрок…— Последние строки стихотворения ‘На родине’ (1855) (см.: наст. изд., т. I, с. 172).
С. 55. Благодарение Богу ~ Что ни мужик, то приятель.— Цитируется стихотворение ‘Деревенские новости’ (1860) (см.: наст. изд., т. II, с. 95). В тексте записи вместо цитаты дана помета: ‘выписать из пьесы ‘Деревенские новости’ от стиха: ‘Благодарение Богу’ до стиха: ‘Что ни мужик, то приятель».
С. 56. Один… Свободно и дышал, и действовал, и жил.— Усеченная цитация последних строк стихотворения ‘Родина’ (1846). Ср.: ‘И только тот один, кто все собой давил, / Свободно и дышал, и действовал, и жил…’ (наст. изд., т. I, с. 46).
С. 56. Сыны народного бича По свету долго мы блуждали.— Первые строки из стихотворения 1870—1871 гг. (см.: наст. изд., т. III, с. 72).
С. 56. Смутясь Без родины и без прощенья!..— Заключительные строки того же стихотворения. В тексте записи цитирование четырех строк обозначено первым словом (‘Смутясь’) и цифрами ‘1’, ‘2’, ‘3’, ‘4’, расположенными столбцом.

6. О МОИХ СТИХАХ

Печатается по автографу ИРЛИ.
Впервые опубликовано: ЛН, т. 49—50, с. 153.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Автограф — ИРЛИ, ф. 203, No 20 — черновой набросок карандашом.
Набросок представляет собою конспект задуманных автобиографических записок, относится, по всей вероятности, к началу 1877 г. и частично реализован во фрагменте ‘Я помню себя с трех лет…’ (см. с. 56—57). Впервые заключительная часть этого плана раскрыта в заметках 1872 г. ‘Я родился в 1822 году…’ (см. с. 48).
С. 56. Поворот к правде, явившийся отчасти от крит<ических> ст<атей> Белинского, Боткина, Анненкова…— В. П. Боткин, один из самых близких друзей В. Г. Белинского, активно сотрудничал в ‘Отечественных записках’ А. А. Краевского с 1839 г. в качестве критика и фельетониста. Сближение с Некрасовым произошло осенью 1846 г.— в пору перехода журнала ‘Современник’ к Белинскому, Некрасову и И. И. Панаеву. П. В. Анненков — один из основных сотрудников ‘Отечественных записок’ с 1841 г. и затем некрасовского ‘Современника’. Знакомство и сближение с Некрасовым произошло, очевидно, через Белинского. ‘В 1843 году, — вспоминал Анненков о Некрасове, — я видел, как принялся за него Белинский, раскрывая ему сущность его собственной натуры и ее силы…’ (M. M. Стасюлевич и его современники в их переписке, т. III. СПб., 1912, с. 352).
С. 56. Панаев, Панае<ва>.— Некрасов познакомился с И. И. Панаевым еще в 1839 году, а в начале 1843 г. они выступили в ‘Отечественных записках’ под коллективной журнальной маской Нового поэта (НЖ, с. 83 и далее). Знакомство с А. Я. Панаевой состоялось в 1843—1844 гг. Позднее совместно с нею Некрасов написал романы ‘Три страны света’ и ‘Мертвое озеро’ (см.: наст. изд., т. IX, X).
С. 56. ‘Онегин’ сестра.— Очевидно, имеется в виду старшая сестра поэта Елизавета, познакомившая его с романом в стихах А. С. Пушкина.
С. 56. ‘Библиот<ека> для <чтения>‘ в гим<назии>.— По данным В. Е. Евгеньева-Максимова, изучавшего архив Ярославской гимназии до его гибели (в 1918 г. сгорело здание Демидовского лицея с библиотекой и хранившимися в ней архивами учебных заведений губернии), в гимназии было две библиотеки — ‘подвижная’ и фундаментальная. ‘Из журналов и газет, — указывает исследователь, — в фундаментальную библиотеку выписывались: ‘Ученые записки Московского университета’, ‘Педагогический журнал’, ‘Журнал M<инистерства> н<ародного> пр<освещения>‘, ‘Журнал общеполезных сведений’, ‘Библиотека для чтения’, ‘Московские ведомости’, ‘Христианское чтение’, ,Детский журнал’ (Очкина), ‘Живописное обозрение’ (издание Московского книгопродавца Августа Семенова), ‘Телескоп’, ‘Московский наблюдатель» (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 141). В списке новых поступлений в фундаментальную библиотеку, составленном в сентябре 1836 г. по указанию директора Ярославской гимназии А. Ф. Клименко, под No 6 значится: »Библиотека для чтения’ 1835 года в переплете. Число экземпляров 1. Число томов 12′ (ГАЯО, ф. 549, оп. 1, No 564, ‘О доставлении попечителю Московского учебного округа каталогов книгам фундаментальных библиотек гимназии и уездных училищ’, л. 19.— Указано Г. В. Красильниковым).
С. 56. ‘Телеграф’, ‘Телескоп’ от уч<ителя> Топорского.— В названном выше списке новых поступлений в фундаментальную библиотеку Ярославской гимназии, составленном в 1836 г., под No 8 значится: »Телескоп’ 1833 и 1834 года вместе с ‘Молвою’, 52 номера. Число экземпляров 2. Число томов 12′ (ГАЯО, ф. 549, оп. 1, No 564, л. 19). В 1836 г. ‘Телескоп’, основанный в 1831 г. Н. И. Надеждиным, который в 1834 г. привлек к сотрудничеству В. Г. Белинского, был запрещен за публикацию ‘Философического письма’ П. Я. Чаадаева. ‘Московский телеграф’ Н. А. Полевого не упоминается в цитированном выше перечне периодических изданий, выписывавшихся в 1830-е гг. фундаментальной библиотекой Ярославской гимназии. Однако комментируемое свидетельство Некрасова дает основание предполагать, что этот журнал был в библиотеке гимназии, но после его запрещения в 1834 г. и изъятия из фондов библиотек сохранялся учителем И. С. Топорским, который заведовал фундаментальной библиотекой гимназии. В названном выше архивном деле ‘О доставлении попечителю Московского учебного округа каталогов книгам фундаментальных библиотек…’ сохранился черновик официального письма директора гимназии Клименко к графу С. Г. Строганову, в котором он сообщает о том, что после отправления каталогов библиотек Ярославской гимназии оказалось, что не все книги, ‘поступившие особенно в нынешнем году в библиотеку гимназии’, в этом каталоге отражены. Они находились у латиниста Топорского, которому, писал Клименко, ‘от меня предписано сдать библиотеку <...> по описи учителю математики Лебедеву’ (ГАЯО, ф. 549, оп. I, No 564, л. 13 об.— Указано Г. В. Красильниковым).

7. <'Я ПОМНЮ СЕБЯ С ТРЕХ ЛЕТ...'>

Печатается по записи А. А. Буткевич, ИРЛИ.
Впервые опубликовано: Скабичевский 1878, с. 105, 113, 114, 396 (отрывки), Скабичевский 1879, с. XXII, XXXIII—XXXIV, LXVIII (отрывки), Речь, 1913, 26 августа, No 235 (отрывки, публ. В. Е. Евгеньева-Максимова), Евгеньев, с. 62, 63, 84, 91—92 (отрывки), ЛН, т. 49—50, с. 147—150 (полностью).
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Подлинник записи (диктант со вставкой рукой Некрасова) — ИРЛИ, Р. I, он. 20, No 19, л. 14.
С. 56. Я помню себя с трех лет.— О первых впечатлениях Некрасова подробнее см. в отрывке ‘Я родился в 1821 г. …’ (с. 50).
С. 56. Писать стихи начал с семи…— Ср. в конспективной записи ‘О моих стихах’: ‘Начал писать с 6-ти лет. Первые опыты — сумбур, вторые — подражательность бездумная’ (см. с. 56).
С. 56. …матери в день ее именин…— Мать Некрасова до замужества именовалась Юльенной (РГИА, ф. 1284, он. 2, 1815 г., кн. 11, ед. хр. 312), позже — Еленой (см., например: Оберучев, с. 180 — метрическая запись о браке, CK, 1902, 9 ноября, No 295 — метрическая запись о смерти, РЛ, 1967, No 3, с. 145 — ревизские сказки 1834 г.) и Александрой (см., например: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 28 — указ об отставке А. С. Некрасова). Изначальное имя ‘Юльенна’ по созвучию превратилось в ‘Елена’ и закрепилось как официальное. Позднейший вариант ‘Александра’ (см.: Р. б-ка, с. III, Ст 1879, т. I, с. XIV, CK, 1902, 27 декабря, No 340), проникший в отдельные документы по небрежности А. С. Некрасова (см., например, метрические свидетельства о рождении Елизаветы, Андрея и Константина Некрасовых: Евгеньев, с. 20, РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 117, 120), возник, возможно, от уменьшительного ‘Лена’, последнее в огласовке ‘Лёна’ известно как уменьшительное от ‘Александра’ (ср. в романе ‘Мертвое озеро’: наст. изд., т. X, кн. 1, с. 208 и др.). День именин Елены — 21 мая, Александры — 21 апреля.
С. 57. Любезна маменька! примите…— Ср. вариант этого поздравления (в устах 14-летнего мальчика) в фельетоне Некрасова ‘Записки Пружинина’ (1845) (наст. изд., т. XII, кн. 1, с. 218). Вряд ли Некрасов мог написать эти стихи в 7-летнем возрасте. Книжный характер стихотворения предполагает известный запас впечатлений литературного свойства. Некрасов же на седьмом году жизни только что начал учиться читать (см.: Быков, с. 195).
С. 57. Одиннадцати лет я написал сатиру на брата Андрея…— По приведенным данным, сатиру нужно датировать 1832 или 1833 г., когда Андрею было не более тринадцати лет. Ее истинным адресатом было, возможно, иное лицо. Соученик Некрасова по гимназии М. Горошков вспоминает, что А. А. Некрасов ‘характера <...> был вялого, часто казался он почти больным, учился по всем предметам плохо’ (Некр. в восп., с. 33). См. также примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 419).
С. 57. У нас в библиотеке…— Ср. также в стихотворном отрывке 1874 г., посвященном тому же времени: ‘Я рылся раз в заброшенном шкафу…’ (наст. изд., т. III, с. 153). Домашняя библиотека Некрасовых не могла быть сколько-нибудь значительной (см.: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 142). От деда Некрасова — Сергея Алексеевича — осталось очень немного книг: три молитвенника, один псалтырь, пять календарей, ‘отрывок французского букваря’ и шесть русских разных’ книг (из описи имущества С. А. Некрасова — РГАЛИ, ф. 338, ед. хр. 222). Отец Некрасова с юных лет находился в армии и окончательно возвратился в наследственное имение не ранее чем в 1825 г., после 18 лет отсутствия. Судя по его переписке с сыном (см.: Евгеньев, с. 31—45, АСК, с. 41—57), А. С. Некрасов не увлекался литературой. См. также в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘Отец мой, ничего не читавший и вовсе не занимавшийся литературой…’ (наст. изд., т. VIII, с. 62). В этой связи заслуживают внимания строки, посвященные матери, из поэмы ‘Мать’: ‘Я книги перебрал, которые с собой / Родная привезла когда-то издалека…’ (наст. изд., т. IV, с. 256).
С. 57. …нашел я два стихотворения: произведения Байрона ‘Корсар’, перевод Олина…— См. также конспективную запись ‘О моих стихах’ (с. 56). Полное заглавие перевода: Корсер. Романтическая трагедия в трех действиях, с хором, романсом и двумя песнями, турецкою и аравийскою, заимствованная из английской поэмы лорда Байрона под названием ‘The corsair’ (СПб., 1827). Перевод сделан в прозе. Некрасов назвал его ‘стихотворением’, видимо, потому, что лучше запомнил стихи, включенные в прозаический текст: хор, романс и две песни.
С. 57. …и оду ‘Свобода’ Пушкина.— См. об этом же в конспективной записи ‘О моих стихах’ (с. 56) и стихотворном отрывке 1874 г.: ‘Хотите знать, что я читал? Есть ода / У Пушкина, названье ей ‘Свобода» (наст. изд., т. III, с. 153). Имеется в виду ‘Вольность’ (1817). Реминисценция из оды присутствует в юношеском стихотворении Некрасова ‘Человек’ (1838) (см. об этом: Евгеньев-Максимов, т. I, с. 142). В распоряжении Некрасова находился список ‘Вольности’. При жизни Пушкина ода распространялась в декабристских и околодекабристских кругах, в частности и в Подольской губернии, в частях 2-й армии, где служил отец Некрасова — А. С. Некрасов. Здесь же служил и имел усадьбу дед Некрасова — А. С. Закревский (см. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1821 г. …’ — с. 445). Семейство Некрасовых проживало в Подольской губернии по крайней мере до середины 1825 г. (см. там же). Бытование списков пушкинской ‘Вольности’ под названием ‘Свобода’ в ярославской читательской среде подтверждается списком этого стихотворения в одном из хранящихся в Государственном архиве Ярославской области домашних альбомов, относящихся ко 2-й и 3-й четвертям XIX в. (см.: ГАЯО, коллекция рукописей, No 599 (390), л. 53 об.). Из других произведений Пушкина в этот же альбом внесены ‘Моя родословная’, ‘Наполеон’, ‘В Сибирь’, ‘Мирская власть’ (сообщено Б. В. Мельгуновым).
С. 57. …начал почитывать журналы…— См. в конспективной записи ‘О моих стихах’: »Библио <ека> для <чтения> ‘в гимназии. ‘Телеграф’, ‘Телескоп’ ~ уч<ителя> Топорского’ (с. 56). В 1830-е гг. в фундаментальную (для учителей) библиотеку ярославской гимназии кроме названных журналов выписывались ‘Московский наблюдатель’, ‘Живописное обозрение’, ‘Детский журнал’ (см.: Евгеньев, с. 84).
С. 57. ‘Хоть все кричи ты: ‘луку! луку!»…— Адресатом сатиры, судя по ее содержанию, был не Н. В. Златоустовский (сын титулярного советника), а Н. Матвеевский — купеческий сын, поступивший в Ярославскую гимназию одновременно с Некрасовым (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 1). В 1840 г. Матвеевский держал экзамен в Петербургском университете (где в том же году экзаменовался Некрасов) на звание домашнего учителя (РГАЛИ, ф. 338, оп. 1, ед. хр. 1, Центральный исторический архив г. Москвы, ф. 459, он. 3, ед. хр. 220, ЦГИА СПб., ф. 14, оп. 1, ед. хр. 11296, л. 188 об.).
С. 57. …что ни прочту, тому и подражаю.— Ср. также: ‘…подражательность бездумная’ (запись ‘О моих стихах’ — с. 56), ‘повторял тех, кого читал’ (Пыпин А. Н. Из записной книжки. Запись беседы с Некрасовым от 15 января 1877 г.— С, 1913, No 1, с. 230), ‘писал, подражая всему, что читал’ (Суворин. Очерки). Ср. аналогичное признание в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 61—62).
С. 57. Так к 15-ти годам составилась целая тетрадь ~ Это было в 1838 году.— Ср. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году…’ (с. 422).
С. 57. Пушкин в журналах почти не попадался…— В 1837—1838 гг. посмертные публикации произведений Пушкина появлялись главным образом в ‘Современнике’, а также в составе ‘Сочинений Александра Пушкина’, начавших выходить в 1838 г.
С. 57. …за Бенедиктовым…— Стихотворения ‘модного’ В. Г. Бенедиктова печатались преимущественно в ‘Библиотеке для чтения’, ‘Сыне отечества’ и ‘Литературных прибавлениях к ‘Русскому инвалиду». В этих же изданиях появились первые стихотворения Некрасова.
С. 57. …шли печенеговцы…— По-видимому, надо читать (как явствует из контекста): ‘печенеговы’. Произведения П. Печенегова печатались преимущественно в конце 1830-х гг. в ‘Сыне отечества’.
С. 57. …впоследствии я их вспомнил добрым словом. В ‘Современнике’ должны быть сл<едующиеЮ стихи.— Речь идет о стихотворении ‘Мне жаль, что нет теперь поэтов…’, включенном в рецензию на ‘Дамский альбом, составленный из отборных страниц русской поэзии’ (С, 1854, No 1). Автором рецензии выступает вымышленный забытый поэт (см.: наст. изд., т. XI, кн. 2, с. 100—102, 106, 335—336). Позднее в другой рецензии, также анонимной (С, 1855, No 6), Некрасов напечатал ответное ‘Послание к поэту-старожилу’, где снова напомнил о забытых поэтах 1830—1840-х гг. (см.: наст. изд., т. XI, кн. 2, с. 114 и 341).
С. 58. Плач о поэтах.— Этого заглавия нет в первопечатном тексте стихотворения.
С. 58. С толпой забвенных старожилов…— В первопечатном тексте: ‘С семьей забвенных старожилов…’.
С. 58. Что умер господин Стромилов…— В первопечатном тексте: ‘Что лирой пренебрег Стромилов…’. С. И. Стромилов умер в 1860 г.
С. 58. Что Печенегов приутих…— В первопечатном тексте далее следовало: ‘Что умер бедный Якубович, / Что дремлет Константин Петрович, / Что о других пропал и след…’.
С. 58. Я готовился в университет ~ место доставил мне Григорий Францевич Бенецкий…— См. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 423—424).
С. 58. …он тогда был наставник и наблюдатель в Пажеском корпусе…— См. также: Суворин. Заметка, Суворин. Дневник, с. 288. Г. Ф. Бенецкий был репетитором, а затем учителем математики в Павловском, а не в Пажеском кадетском корпусе в 1837—1852 гг. (см.: Петров А. Н. Исторический очерк Павловского военного училища. СПб., 1898, с. 495, Приказы по военно-учебным заведениям за 1837 г., приказ от 24 июня за No 166, см. также адрес-календари с 1841 г.). В Павловском корпусе обучались дети от 10 до 13 лет, круглые сироты и сыновья погибших офицеров или офицеров-вдовцов (см.: Руководство для родителей, желающих определить малолетних детей в военно-учебные заведения. 2-е изд. СПб., 1839, с. 28—29).
С. 58. …и чем-то в Дворянском полку.— Г. Ф. Бенецкий был учителем математики в Дворянском полку в 1839—1843 гг., по совместительству преподававшим в Павловском кадетском корпусе и Главном инженерном училище (см. адрес-календари за 1840—1844 гг.).
С. 58. Это был отличный человек.— Ср. о нем же в ‘Жизни и похождениях Тихона Тростникова’: ‘…благородный и очень умный человек’ (наст. изд., т. VIII, с. 148).
С. 58. Я стал печатать книгу — деньги я прожил.— См. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 424—426).
С. 58. …Полевой напечатал несколько моих пьес в ‘Библиотеке для чтения’.— Известно одно стихотворение Некрасова — ‘Жизнь’, — напечатанное в ‘Библиотеке для чтения’ (1839, No 7). Журнал выходил под редакцией О. И. Сенковского, при близком участии (с 1837 г.) Н. А. Полевого.
С. 58. …пошел с своей книгой к Жуковскому ~ под двумя буквами Н. Н.— См. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 425).
С. 58. Меня обругали в какой-то газете…— Имеется в виду неподписанная рецензия (автор — В. С. Межевич) в ‘Литературной газете’ (1840, 24 февраля, No 16). Две другие газетные рецензии на этот же сборник были сочувственными (см.: СП, 1840, 14 марта No 59 — подпись: ‘Н. С’, РИ, 1840, 13 июня, No 130, автор — Л. Брант). Межевич впоследствии вспоминал, что Некрасов сам явился к нему с просьбой отозваться о сборнике (см.: СП, 1841, 3 ноября, No 246).
С. 58. …я написал ответ…— 17 июня 1841 г. в No 66 ‘Литературной газеты’ было опубликовано письмо Некрасова в редакцию, в котором он, в частности, ответил на издевательскую рецензию Межевича (см. с. 6 и 392). Некрасов заметил, что в этой рецензии указывалось на ‘отсутствие всякого таланта’, а ныне, в 1841 г., в пьесе того же автора ‘Шила в мешке не утаишь…’ рецензент находит ‘огромный талант’. ‘Неужели же один год, — восклицает Некрасов, — перевернул меня до такой степени?’ Этой репликой исчерпываются известные нам возражения Некрасова на критику его сборника. Можно, однако, предположить, что Некрасов способствовал появлению защитительных отзывов критики. Рецензия Л. В. Бранта (см. выше) заключала в себе информацию, непосредственно восходившую к автору. В ней говорилось, что ‘юный, очень юный поэт’ ‘рано встретил суровость земных испытаний и горьких лишений, рано брошен в мир нужд и утраты всего, что делает прекрасными воспоминания детства: попечение кровных друзей, небо родины, счастливые, беззаботные дни отрочества. Говорим это <...> не по одним догадкам’. Рецензия не была приурочена к выходу сборника, она появилась значительно позже. В заключение отрывка рецензент призывал читателей приобрести изящную книжку.
С. 58. Белинский тоже обругал мою книгу.— См. также об этом в романе ‘Жизнь и похождения Тихона Тростникова’ (наст. изд., т. VIII, с. 159—160). Отрицательный отзыв Белинского на сборник ‘Мечты и звуки’ появился в мартовской книжке ‘Отечественных записок’ за 1840 г. (см.: Белинский, т. IV, с. 118—119, ср. также: т. V, с. 613).
С. 58. Я роздал на комиссию экземпляры ~ и стал писать эгоистические.— См. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 426).
С. 59. Феоклист Онуфрич Боб первый мой псевдоним…— Под этим псевдонимом был напечатан стихотворный фельетон ‘Провинциальный подьячий в Петербурге’ (П, 1840, No 2, 3, 7).
С. 59. …Перепельский второй, для прозы и водевилей.— Под этим псевдонимом и его модификациями Некрасов сотрудничал в 1840—1843 гг. в ‘Пантеоне русского и всех европейских театров’ и в ‘Литературной газете’. В 1841 г. псевдоним был раскрыт в печати В. С. Меже-вичем (см. с. 5 и 392).
С. 59. …приятель мой офицер Н. Ф. Фермор…— С инженером-поручиком Н. Ф. Фермором Некрасов познакомился почти сразу же по приезде в Петербург (см. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ — с. 420). К отцу Н. Ф. Фермора, смотрителю лейб-гвардейских казарм подполковнику Ф. Ф. Фермору, проживавшему на Итальянской улице, в доме No 38, там же, где и Г. Ф. Бенецкий (см.: Нистрем 1837, с. 1175), у Некрасова было рекомендательное письмо (см.: Гамазов М. К воспоминаниям А. Я. Головачевой.— ИВ, 1889, No 4, с. 255—256). Ф. Ф. Фермор состоял в родстве с женой Д. П. Полозова (см.: Вел. кн. Николай Михайлович. Петербургский некрополь, т. IV. СПб., 1913, с. 353), к которому у Некрасова также было рекомендательное письмо (см. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ — с. 419—420). Н. Ф. Фермору посвящено стихотворение Некрасова ‘Изгнанник’ (СО, 1839, No 6). Младшему брату Н. Ф. Фермора — В. Ф. Фермору — посвящена пьеса ‘Великодушный поступок’ (1840). Известно также альбомное стихотворение ‘На скользком море жизни бурной…’ (см.: наст. изд., т. I, с. 273), обращенное к М. П. Фермор (урожд. Чихачевой) — жене старшего брата Н. Ф. Фермора — П. Ф. Фермора (а не сестре Н. Ф. Фермора, как указано в ЛН, т. 49—50, с. 212, и в наст. изд., т. I, с. 663). О Н. Ф. Ферморе Некрасов упомянул в письме к Тургеневу от 15—17 июня 1856 г.
С. 59. …помогал мне в работе.— Указаний на помощь Н. Ф. Фермора более нигде не встречается. Все повести и рассказы Некрасова под псевдонимом ‘Перепельский’ прошли редактуру Ф. А. Кони.
С. 59. Уезжая в Севастополь…— О поездке Н. Ф. Фермора в Севастополь сведений не имеется (ср. жизнеописание Н. Ф. Фермора, написанное Н. С. Лесковым по материалам семейных записок в очерке ‘Инженеры-бессеребренники’, — Лесков Н. С. Собрание сочинений. В 11-ти т. Т. 8. М., 1958, с. 243—290). В No 2 ‘Сына отечества’ за 1839 г. было напечатано стихотворение Н. Ф. Фермора ‘Черноморская ночь’, в нем отразились, возможно, личные впечатления. В 1833—1835 гг. в Севастополе служил свойственник Н. Ф. Фермора Г. Ф. Бенецкий (РГВИА, ф. 409, послужной список 366.833.1839).
С. 59. …он оставил мне кипу своих бумаг…— Архив Н. Ф. Фермора не сохранился.
С. 59. …я пользовался ими для моих повестей…— По обстоятельствам жизни Некрасова и Н. Ф. Фермора использование бумаг последнего по случаю отъезда из Петербурга едва ли имело место. До середины августа 1841 г. Н. Ф. Фермор находился на службе (ВПЧВ, приказ об увольнении в отпуск от 12 августа 1841 г., с. 625). В том же году, в конце июля, Некрасов уехал на родину и вернулся в Петербург не ранее чем в декабре. В 1842 г. Н. Ф. Фермор находился по-прежнему в Петербурге. В том же году увидела свет последняя повесть Некрасова-Перепельского ‘В Сардинии’ (ЛГ, 1842, 8 марта, No 10). Н. Ф. Фермор уехал из Петербурга морем в Германию 12 июня 1843 г. (РИ, 1843, 16 июня, No 131) и через несколько дней погиб (ВПЧВ, приказ от 12 июля 1843 г., с. 518). К этому времени был уже напечатан последний рассказ Перепельского ‘ Помещик двадцати трех душ’ (ЛГ, 1843, 21 марта, No 12).
С. 59. …я вклеил эти страницы в одну свою повесть.— Рукописи ранних повестей и рассказов Некрасова, напечатанных под псевдонимом ‘Перепельский’, до нас не дошли. О том, как создавались эти произведения, можно судить по свидетельству Ф. А. Кони в передаче В. П. Горленко: »А вот что я сегодня начитал’, — говорил девятнадцатилетний писатель, входя к своему издателю и передавая ему содержание прочитанного им в какой-нибудь забытой книжке. ‘Ну, вот вам и сюжет, садитесь и пишите’, — говорил ему издатель, и в результате являлись рассказы вроде ‘Певицы’, ‘В Сардинии’ и т. п.’ (Горленко, с. 154—155). Отмечено, что в указанных повестях сюжеты заимствованы из повестей А. В. Тимофеева ‘Джулио’ и ‘Антонио’ и Н. В. Кукольника ‘Максим Созонтович Березовский’ (см.: Зимина А. Н. Некрасов-беллетрист.— Труды Московского института истории, философии и литературы, т. III, филолог, факультет. Творчество Некрасова. М., 1939, с. 168). В повести ‘Макар Осипович Случайный’ имеются текстуальные заимствования из ‘Маскарада’ Н. Ф. Павлова (см.: наст. изд., т. VII, с. 535—536, 540—541). В одной из заметок Некрасов предупреждает: ‘Прозы моей надо касаться осторожно’ (с. 60).
С. 59. С Полевым познакомил ~ до двухсот печатных листов журнальной работы…— См. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году…’ (с. 426—427).
С. 59. В ‘Инвалиде’…— Речь идет о газете ‘Русский инвалид’ под редакцией А. А. Краевского. В настоящее время Некрасову приписываются десятки фельетонов и литературно-критических выступлений, появившихся в этой газете в 1843—1845 гг. (см.: наст. изд., т. XII, кн. 2, с. 418—424). ‘
С. 59. …в ‘Литературных прибавлениях к ‘Инвалиду»…— Известно три стихотворения, помещенных Некрасовым в ‘Литературных прибавлениях к ‘Русскому инвалиду»: ‘Моя судьба’, ‘Два мгновения’ и ‘Рукоять’ (все в 1839 г.). См. также примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 439).
С. 59. …в ‘Литературной газете’…— См. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 439).
С. 59. …в ‘Пантеоне’…— В ‘Пантеоне русского и всех европейских театров’, издававшемся под редакцией Ф. А. Кони, Некрасов сотрудничал в 1840—1841 гг. Здесь впервые увидели свет его пьесы, рассказы и повести. Здесь же он помещал стихи и театральные обозрения. Как постоянный сотрудник журнала он получал по контракту от 1000 до 3000 руб. ассигнациями в год (см.: HB, 1878, 5 мая, No 783, Быков 1876, с. 195).
С. 59. Был я поставщиком у тогдашнего Полякова…— Речь идет о петербургском книгопродавце и издателе конца 1830-х—1850-х гг. Василии Петровиче Полякове. ‘Тогдашним’ он назван, по-видимому, в отличие от издателя Николая Петровича Полякова, чья деятельность приходится на вторую половину 1860-х—1870-е гг. В. П. Поляков был издателем ‘Пантеона русского и всех европейских театров’, где сотрудничал молодой Некрасов (см. выше) и ‘Магазина детского чтения’ (1841), для которого, вероятно, предназначались пьесы Некрасова ‘Юность Ломоносова’, ‘Великодушный поступок’, ‘Федя и Володя’ (сообщено Т. С. Царьковой). Некоторые черты В. П. Полякова отразились в образе Кирпичова в романе ‘Три страны света’ (см.: наст. изд., т. IX, кн. 2, с. 320, 348). О В. П. Полякове см.: Картавое П. А. Поляков Василий Петрович.— Русский биографический словарь. [Т. 14.] Плавильщиков — примо. СПб., 1905, с. 479—480.
С. 59. …писал азбуки…— См. указание А. А. Буткевич: ‘Относительно азбук, брат писал их вскоре по приезде в Петербург — чуть не мальчиком, ради насущного хлеба — и, по всей вероятности, не подписывал под ними своего имени, — не придавая подобному труду никакого значения, едва ли он сам мог назвать их’ (Васильев М. Из переписки казанского литератора П. П. Васильева.— Учен. зап. Казан, гос. пед. ин-та, ист. фак., вып. 4, 1941, с. 181). См. также: ‘…Некрасов входит в сношения с книгопродавцами Ивановым и Поляковым и становится у них поставщиком азбук и сказок’ (Горленко, с. 157). Ср.: ‘Поверите ли, — говорил Некрасов, — я одних азбучек ‘насочинял’ более тридцати штук’ (Быков П. В. Силуэты далекого прошлого. М.— Л., 1930, с. 65). Эта цифра преувеличена, ибо в начале 1840-х гг., когда Некрасов сотрудничал с В. П. Поляковым и А. И. Ивановым, вышло значительно меньше азбук, включая сюда не только российские. Какие именно азбуки написал Некрасов, установить не удалось. Рукопись статьи П. А. Картавова о В. П. Полякове содержит следующее уточнение: ‘В бумагах <...> Полякова сохранилось указание, что азбуки составлял для него П. Фурман, а не Некрасов, как об этом говорит биограф последнего’ (РНБ, ф. 341, No 42, л. 1.— Сообщено Г. П. Телешовым).
С. 59. …сказки…— Известны две сказки Некрасова, написанные по заказу В. П. Полякова: ‘Баба-Яга, Костяная нога’ (СПб., 1841, без подписи, отрывок: ЛГ, 1840, 19 октября, No 84) и ‘Сказка о царевне Ясносвете’ (в печати не обнаружена, сохранилась в корректуре, см.: наст. изд., т. I, с. 672—673). См. также: Горленко, с. 157.
С. 59. В заглавие сказки он прибавил ~ пропустила ли ему цензура.— Корректура ‘Бабы-Яги’ не сохранилась. В тексте цензурного экземпляра под заглавием сказки выскоблена часть текста со следами иных чернил (ГЦТМ, ф. 187).
С. 59. Лет через тридцать ~ выпустил эту книгу г. Печаткин.— Второе издание ‘Бабы-Яги’, с новыми иллюстрациями, вышло в 1871 г. Рукопись сказки ранее была передана ‘в вечное и потомственное владение’ В. П. Полякову (см. с. 231). В. П. Поляков умер в 1875 г. в Волковской купеческой богадельне. Видимо, он передал В. П. Печаткину право на издание сказки. Переиздание ‘Бабы-Яги’ не вызвало протеста со стороны Некрасова: 5-я часть ‘Стихотворений’ Некрасова была издана в 1873 г. В. П. Печаткиным. См. также с. 12.
С. 59. …Белинский обращает внимание на некоторые мои статейки о том же.— См. примеч. к отрывку ‘Я родился в 1822 году …’ (с. 440).
С. 59. ‘…зачем вы похвалили ‘Ольгу’?’ — По-видимому, речь идет о повести А. Ф. Вельтмана ‘Ольга’, которую Некрасов оценил как ‘лучшую из вышедших в 1843 г. повестей г. Вельтмана’ в обзоре ‘Взгляд на главнейшие явления русской литературы в 1843 г. Статья вторая и последняя’ (ЛГ, 1844, 8 января, No 2) (см.: наст. изд., т. XI, кн. 1, с. 157 и 413).

8. <'ПРОЗЫ МОЕЙ НАДО КАСАТЬСЯ ОСТОРОЖНО...'>

Печатается по записи А. А. Буткевич, ИРЛИ.
Впервые опубликовано: ЛН, т. 49—50, с. 153.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Запись А. А. Буткевич (диктант) — ИРЛИ, ф. 203, No 46 — чернилами на двойном листе почтовой бумаги.
Запись относится ко времени не ранее конца августа 1877 г. и является реализацией пункта плана, намеченного в дневниковой записи от 23 августа 1877 г.: »Свисток’. Журнальная работа’ (с. 66).
С. 60. ‘Петербургские углы’ ~ и ~ ‘Тонкий человек’…— См.: соответственно т. VII и VIII наст. изд.
С. 60. Рецензий моих много…— Кроме указываемых далее журналов Некрасов участвовал в отделе критики журнала ‘Пантеон’, а также в ‘Отечественных записках’ (см.: т. XI и XII наст. изд.).
С. 60. Когда Белинский уехал за границу, я писал много рецензий (1847—48).— Участие Некрасова в критико-библиографическом отделе ‘Современника’ не только в месяцы выезда Белинского на лечение за границу (май — сентябрь 1847 г.), но и после смерти критика до сих пор остается слабопроясненным (см. об этом подробнее: НЖ, с. 144—168).
С. 60. …’Заметки о журналах’…— Этот цикл статей и исчерпывающие сведения о нем см.: наст. изд., т. XI, кн. 2.
С. 60. Антонов<ич> принял одну за статью Чернышевского…— Имеется в виду статья М. А. Антоновича ‘Литературные мелочи. Глуповцы в ‘Русском слове», где цитируются ‘Заметки о журналах за июль месяц 1855 года’, приписываемые Антоновичем Чернышевскому (С, 1865, No 2, отд. II. С. 380).
С. 60. ‘Свисток’…— О редакторском и авторском участии Некрасова в этом сатирическом приложении к ‘Современнику’ см.: наст. изд., т. XII, кн. 1, с. 483—487.
С. 60. В 1856 году я жил в Риме…— Во время своего первого заграничного путешествия Некрасов провел в Риме зиму 1856/57 г. Подробнее см.: Вилъчинский В. П. Некрасов в Италии.— Некр. сб., VI, с 35—39.
С. 60. Diritto(это значит ‘свисток’)…— Ошибка Некрасова. Очевидно, он имел в виду сатирический итальянский журнал ‘Fischietto’ (1848—1910), название которого в переводе означает ‘свисток’. Это название упоминается в присланной из Италии статье Н. А. Добролюбова ‘Жизнь и смерть графа Камилло Бензо Кавура’, которую Некрасов поместил в No 6 и 7 ‘Современника’ за 1861 г. ‘Diritto’ в переводе означает ‘право’.
С. 60. …статья о братьях Милеантах…— Имеется в виду, очевидно, юмористическая заметка Добролюбова ‘Письмо из провинции’, помещенная в No 1 ‘Свистка’ (С, 1859, No 1), в которой высмеивались малозначительные журналисты, братья В. и Е. Милеанты, подписавшие вместе с литературными знаменитостями протест против редактора журнала ‘Иллюстрация’ В. Р. Зотова, якобы оскорбившего национальное чувство евреев. Впоследствии Милеанты еще много раз упоминались в ‘Свистке’ как символ крикливых поборников ‘гуманной справедливости’ и ‘гласности’, далеких от наиболее острых и актуальных проблем эпохи. Н. К. Михайловский в своих мемуарах не упоминает об этой истории.
С. 60. …’Переписка Москвы с Петербургом’…— Имеется в виду стихотворение ‘Дружеская переписка Москвы с Петербургом’ (см.: наст. изд., т. II, с. 52), включенное Н. В. Гербелем в книгу ‘Хрестоматия для всех. Русские поэты в биографиях и образцах’ (СПб., 1873, с. 638).

9. АНЕКДОТ О ДИРЕКТОРЕ ТЕАТРА САБУРОВЕ

Печатается по записи К. А. Некрасова, ИРЛИ.
Впервые опубликовано: Неизд. произв. Некрасова, с. 92—93 (публ. К. И. Чуковского).
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Подлинник записи (диктант) — ИРЛИ, P. I, оп. 20, No 19, л. 16 об.— рукой К. А. Некрасова, с многочисленными пропусками знаков препинания, следует непосредственно за фрагментом ‘Я помню себя с трех лет…’, отделенным горизонтальной чертой. К этой записи восходит и копия А. А. Буткевич (ИРЛИ, ф. 203, No 2), внесшей в первоначальный текст (уже после смерти брата) некоторые исправления: ‘директора театров’ вместо ‘директора театра’, ‘к вам просьба’ вместо ‘до вас просьба’, ‘разговор, что лучший поэт в Европе’ вместо ‘разговор, кто теперь лучший поэт в Европе’. Она исправила также и описку (или оговорку Некрасова): ‘да разве вы, Андрей Иванович’ вместо ‘да разве вы, Иван Андреевич’, оговорив это особо.
С. 60. …директоре театра Сабурове.— А. И. Сабуров (1797—1866) был директором императорских театров с 1857 по 1863 г. (см.: Лонгинов М. Управление русскими театрами в Петербурге и Москве.— РА, 1870, с. 1557).
С. 60. Я с ним много играл в карты.— Ср. характеристику А. И. Сабурова, данную в воспоминаниях артиста А. А. Нильского: ‘…богач, упрямый, настойчивый и страстный игрок в карты <...> Он откровенно, ни от кого не скрываясь, ухаживал не только за танцовщицами, драматическими актрисами, но даже и за воспитанницами театрального училища’ (Нильский А. А. Закулисная хроника. 1856—1894. 2-е изд. СПб., 1900, с. 67, 69). О карточных поединках Некрасова с Сабуровым см.: Воспоминания Е. М. Феоктистова. За кулисами политики и литературы. 1848—1896. Л., 1929, с. 24. О А. И. Сабурове см. также: Лернер Н. О. Пушкинологические этюды.— Звенья, V, с. 94—98.
С. 61. ‘Прошлый год я ездил ~ в Париж ~ разговор, кто теперь лучший поэт в Европе. Там сказали — Некрасов’.— Возможно, эта характеристика Некрасова была обусловлена выходом книги путевых заметок А. Дюма, посетившего Россию в 1858 г. (Impressions de voyage en Russie. Paris, 1859), где, в частности, говорилось: ‘Некрасов — один из первых поэтов России <...> Я слышал от многих, что Некрасов не только великий поэт, но и поэт, гений которого отвечает на запросы времени’ (Дюма А. Сочинения. В 3-х т. Т. 2. Путевые впечатления в России. M., 1993, с. 209, 212). Таким образом, эпизод с исправлением Некрасовым сабуровского мадригала может быть предположительно отнесен к 1860 г.

10. <'ВЕЛИКАЯ МОЯ БЛАГОДАРНОСТЬ ГРАФУ А. В. АДЛЕРБЕРГУ...'>

Печатается по записи К. А. Некрасова, ИРЛИ.
Впервые опубликовано: Скабичевский 1878, с. 399 (с сокращениями), ЛН, т. 49—50, с. 160 (полностью).
В собрание сочинений включается впервые.
Подлинник записи (диктант) — ИРЛИ, P. I, оп. 20, No 19, л. 16 об.— рукой К. А. Некрасова, с пропусками знаков препинания, следует непосредственно за ‘Анекдотом о директоре театра Сабурове’ (см. с. 60). Запись авторизована: последнее предложение и подпись — рукой Некрасова.
С. 61. …выхлопотав в шестидесятом году позволение на издание моих стихотворений…— Ср. запись А. В. Никитенко о заседании в Главном управлении цензуры 1 апреля 1861 г., на котором рассматривался вопрос о разрешении второго издания ‘Стихотворений’ Некрасова: ‘Министру <А. В. Норову.-- Ред.> сегодня точно хотелось выставить себя перед графом Адлербергом строгим и бдительным стражем литературы. Например, он усиливался опять запретить Некрасова, хотя все, кроме Пржецлавского, готовы были пропустить его, за исключением немногих мест. Наконец уже и граф Адлерберг заступился за него’ (Никитенко, т. II, с. 182). А. В. Адлерберг (1818—1888), один из наиболее близких к Александру II придворных, в 1860—1861 гг. был членом Главного управления цензуры.
С. 61. …что запретил Норов в 1856 г.— 26 ноября 1856 г. министр народного просвещения А. С. Норов писал помощнику попечителя Московского учебного округа о книге ‘Стихотворений’ Некрасова: ‘Покорнейше прошу <...> принять надлежащие меры, чтобы в московских периодических изданиях не было печатано ни статей, касающихся этой книги, ни в особенности выписок из оной. И не дозволять нового издания’ (Некрасов Н.А. Стихотворения. 1856. М., 1987, с. 248). В особой резолюции А. С. Норова говорилось: ‘Запретить как перепечатание книги, так и всякие из оной выписки’ (Евгеньев-Максимов, т. II, с. 297—298).

11. <'НЕТ, СКАЖУ ЕЩЕ ОБ АБАЗЕ...'>

Печатается по подлиннику ИРЛИ.
Впервые опубликовано: ЛН, т. 49—50, с. 161.
В собрание сочинений включается впервые.
Подлинник — ИРЛИ, P. I, оп. 20, No 19, л. 14 — запись под диктовку Некрасова рукой А. А: Буткевич (?). На том же листе фрагмент ‘Я помню себя с трех лет…’.
С. 61. …об Абазе.— Известны 8 писем А. А. Абазы к Некрасову, касающихся денежных расчетов по карточным долгам (АСК, с. 73—76). Ср. также упоминание о заемных письмах Абазы в записке Некрасова к И. А. Панаеву от августа 1861 г. (ПСС, т. X, с. 457). В 1865 г. Некрасов перевел на имя А. Я. Панаевой заемные письма Абазы на 34 000 руб. серебром (ИРЛИ, ф. 203, No 170).
С. 61. …с сыном его Леонидом был очень короток…— О знакомстве Некрасова с Л. М. Муравьевым других сведений нет.
С. 61. …с зятем Сергеем Шереметьевым были мы дружны по охоте.— Других сведений об этой дружбе нет. Однако В. Е. Евгеньев-Максимов указывает на имеющиеся в архиве В. М. Лазаревского его рассказы о встречах Некрасова с Шереметьевым (ЛН, т. 49—50, с. 161).
С. 61—62. …я сказал M. Н. Муравьеву двенадцать стихов.— Имеется в виду уничтоженная поэтом так называемая ‘муравьевская ода’ (см. о ней: наст. изд., т. II, с. 429).
С. 62. …Катков обругал меня в ‘Московских ведомостях’, а уж о г. Буренине и говорить нечего.— ‘Московские ведомости’ M. Н. Каткова отреагировали на чтение Некрасовым стихов, обращенных к Муравьеву, с язвительной сухостью. ‘Нам пишут из Петербурга, — говорилось в передовой статье газеты, — что в прошлую субботу тамошний Английский клуб избрал графа Муравьева в свои почтенные члены, а в эту субботу (6-го апреля) граф присутствовал там на обеде. Пили его здоровье, говорили речи (министр государственных имуществ А. А. Зеленый, сенатор Веневитинов, граф Г. А. Строганов). Праздник был исполнен одушевления. После обеда г. Некрасов прочел стихи, написанные им в честь графа Муравьева. В стихах выставлены заслуги графа, которому теперь ‘вся Россия бьет челом’. Стихи оканчиваются просьбой: ‘виновных не щади» (MB, 1866, 20 апреля, No 83, с. 2). Печатное выступление В. П. Буренина по поводу ‘муравьевской оды’ Некрасова неизвестно.

12. <'КАЗУС СО СТИХ<ОТВОРЕНИЕМ> ‘В ДЕРЕВНЕ’…’>

Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: ПССт 1927, с. 455 (публ. К. И. Чуковского). В основной состав собрания сочинений включается впервые.
Автограф не найден.
В данной записи речь идет о том, как некоторые современники Некрасова увидели в стихах о крестьянине Савушке, погибшем на медвежьей охоте, намек на смерть Николая I (см.: наст. изд., т. I, с. 617). Кто подразумевается под инициалом ‘М.’, остается невыясненным.

13. <ПЛАН АВТОБИОГРАФИЧЕСКИХ ЗАМЕТОК>

Печатается по автографу ИРЛИ.
Впервые опубликовано: ЛН, т. 49—50, с. 159.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Автограф — ИРЛИ, P. I, оп. 20, No 19, л. 13 — черновой набросок карандашом.
Набросок представляет собой, очевидно, план продолжения автобиографических заметок, частично реализованный затем во фрагментах ‘Мой отец’ (позиция ‘Отец мой’, комментируемый набросок расположен на обороте листа бумаги с записью рукой К. А. Некрасова фрагмента ‘Мой отец’) и ‘Если переехать в Ярославле Волгу…’ (позиция ‘Я не владел крепостными’). Остальные пункты этого плана остались нереализованными.
С. 62. Письмо к Солдат<енкову>.— Имеется в виду, очевидно, утраченное ныне письмо Некрасова к московскому книгоиздателю К. Т. Солдатенкову от 25 или 26 марта 1856 г., в котором он просил аннулировать договор об издании сборника своих стихотворений (см.: ПСС, т. XI, с. 266—267, см. также письмо к Солдатенкову от 27 марта 1856 г.).
С. 62. Винокуре<нный> завод (Турген<ев>).— Имеются в виду, по-видимому, винокуренный завод в Карабихе, принадлежавший брату поэта Федору Алексеевичу, и ядовитый намек И. С. Тургенева в главе V романа ‘Дым’ (1867) устами Потугина: ‘…иной, например, сочинитель, что ли, весь свой век и стихами и прозой бранил пьянство, откуп укорял… да вдруг сам взял да два винные завода купил и снял сотню кабаков — и ничего! Другого бы с лица земли стерли, а его даже не упрекают’ (Тургенев 2, Соч., т. VII, с. 271).
С. 62. Белинский — и тург<еневская?> проз<а?>.— В письме к И. С. Тургеневу от 19 февраля (3 марта) 1847 г. Белинский говорил: ‘Мне кажется, у Вас чисто творческого таланта или нет, или очень мало, и Ваш талант однороден с Далем. Судя по ‘Хорю’, Вы далеко пойдете. Это Ваш настоящий род’ (Белинский, т. XII, с. 336). В своих ‘Воспоминаниях о Белинском’, напечатанных в No 4 ‘Вестника Европы’ за 1869 г., Тургенев опубликовал фрагменты этого письма, в которых шла речь не только о его прозе, но и о конфликте Белинского с Некрасовым по поводу условий участия критика в ‘Современнике’ (см.: Тургенев 2, Соч., т. XI, с. 52—53). Возможно, Некрасов намеревался дополнить своими воспоминаниями известную в печати оценку ранней прозы Тургенева Белинским. Конфликт с Белинским Некрасов пытался объяснить вскоре после публикации тургеневских ‘Воспоминаний о Белинском’ в нескольких черновых вариантах письма к M. E. Салтыкову, оставшегося в архиве поэта (см.: ПСС, т. XI, с. 130—137).
С. 62. Я не владел крепости<ыми>.— См. с. 55.

14. <АВТОБИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ>

1875—1877

<1>

Печатается по автографу ИРЛИ.
Публикуется и в собрание сочинений включается впервые.
Автограф из собрания А. Н. Пыпина — ИРЛИ, No 21.186 — карандашом на четвертушке бумаги.
Заметки сделаны Некрасовым, очевидно, по просьбе Пыпина во время лекций И. И. Кауфмана в Литфонде, о чем свидетельствует помета Пыпина на листке, приложенном к автографу: ‘Некрасов. 5 янв. 1875’, идентичная помета есть на автографе экспромта ‘В стране, где нет ни злата, ни сребра…’ (см.: наст. изд., т. III, с. 470).
С. 62. 38 год, сентябрь, стихи в С<ыне> от<ечества>.— Первая публикация Некрасова — стихотворение ‘Мысль’ в No 10 ‘Сына отечества’ за 1838 г.
С. 62. 40 39 Пантеон стих<отворения> и театр<альные< рец<ензии>.— В журнале ‘Пантеон’, основанном в 1840 г. под редакцией Ф. А. Кони, в первый год его существования напечатаны следующие стихотворные произведения Некрасова: ‘Провинциальный подьячий в Петербурге’ (No 2, 3, 7), ‘Слеза разлуки’ (No 9), ‘К ней!!!’ (No 10), ‘Скорбь и слезы’ (No 11). Первые известные театральные рецензии Некрасова помещены в ‘Литературной газете’ 1840 г. (см.: наст. изд., т. XI, кн. 1). В ‘Пантеоне’ за 1841 г. с первого номера регулярно печатались обзоры Некрасова ‘Летопись русского театра’.
С. 62. 39—40—41 Лит<ературная> газ<ета>рецензии, стихи и пр.— С переходом ‘Литературной газеты’ осенью 1840 г. под редакцию Ф. А. Кони Некрасов до весны 1845 г. был одним из основных сотрудников этой газеты, в которой печатались не только его стихи и рецензии, но и водевили, фельетоны, проза, журнальная хроника.
С. 62. 42 — От<ечественные> зап<иски>.— Об участии Некрасова в ‘Отечественных записках’ А. А. Краевского см.: наст. том, кн. 1, с. 324).

<2>

Печатается по автографу РГБ.
Публикуется и в собрание сочинений включается впервые.
Автограф — РГБ, ф. 195, оп. 1, карт. 5766, No 6.
Заметки, сделанные Некрасовым на отдельном листке чернилами, тематически и хронологически связаны с заметками для А. Н. Пыпина (см. выше) и фрагментом ‘Прозы моей надо касаться осторожно…’ Автором допущены две неточности: первая часть ‘Физиологии Петербурга’, где помещены ‘Петербургские углы’ Некрасова, вышла в свет в 1845 г., а ‘Заметки о журналах’ (в комментируемом тексте они названы ‘Журнальными заметками’), начинавшиеся словом ‘читатель’, печатались в ‘Современнике’ 1855—1856 гг. Все названные Некрасовым произведения помещены соответственно в т. VII—XI наст. изд.

15. <ИЗ ДНЕВНИКА. 1877>

Печатается: <1> — по копии А. А. Буткевич, ИРЛИ, <2> — по первой публикации, <3> — по автографу ИРЛИ.
Впервые опубликовано: (1) — Из бумаг Николая Алексеевича Некрасова. (Библиографические заметки).— ОЗ, 1879, No 1, отд. II, с. 65 (частично), ЛН, т. 49—50, с. 166—168 (полностью), <2> — Скабичевский 1878, с. 402—403, <3> — Ст 1927, с. 452 (частично, публ. К. И. Чуковского), ЛН, т. 49—50, с. 169—170 (полностью).
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII.
Автографы фрагментов <1> и <2> не найдены, копия фрагмента <1> рукой А. А. Буткевич — ИРЛИ, ф. 203, No 45, л. 2. Автограф фрагмента <3> — ИРЛИ, ф. 203, No 7, л. 1—1 об.— карандашная запись на двойном листе почтовой бумаги.

<1>

Запись <1> относится к началу марта 1877 г.— времени создания стихотворения ‘Баюшки-баю’ (см.: наст. изд., т. III, с. 487—489). Возможно, больной поэт предполагал делать такие записи более или менее регулярно и периодически публиковать их как своеобразный ‘дневник писателя’.
Включенные в первую запись <1> стихотворные отрывки ‘Пускай чуть слышен голос твой…’, ‘Непобедимое страданье…’ и ‘И уж несет от дебрей снежных…’ (запись <2> от 14 июня 1877 г.) относятся к ранней редакции (см.: наст. изд., т. III, с. 381—382) стихотворения ‘Баюшки-баю’.
С. 63. Я памятник себе воздвиг нерукотворный.— Первая строка стихотворения А. С. Пушкина 1836 г.

<2>

С. 64. Он не был злобен и коварен — И к дружбе нерадив.— Этот набросок включен в основной корпус стихотворений (см.: наст. изд., т. III, с. 207).
С. 64. Сибиряки обнаружили особенную симпатию ко мне…— См. комментарии к стихотворениям ‘Баюшки-баю’ и ‘Посвящение’ (наст. изд., т. III, с. 485—489).
С. 64. …я перед операцией испортил в поэме ‘Мать’ много мест…— О творческой истории этой поэмы см.: наст. изд., т. IV, с. 616 и далее.
С. 65. Не забыть ответить Ир-ву…— Лицо неустановленное.

<3>

Согласно указанию А. А. Буткевич (ЛН, т. 49—50, с. 173), запись <3> относится к 1877 г.
С. 65. …поэма ‘В. Г. Белинский’.— См.: наст. изд., т. IV, с. 5.
С. 65. Она ~ нравилась — Грановскому.— В начале июня 1855 г. Некрасов приехал в Москву из Ярославля с завершенной там поэмой ‘В. Г. Белинский’. Из письма поэта к И. С. Тургеневу от 15 июня того же года известно, что вскоре после приезда в Москву он был у Т. Н. Грановского, где ‘в довольно большом обществе’ читались материалы июньского номера ‘Современника’. Возможно, тогда же Некрасов ознакомил Грановского и его гостей и с поэмой о Белинском.
С. 66. ‘Свисток’. Журнальная работа.— Попытка реализовать эти пункты плана заметок Некрасова о своем творческом наследии — во фрагменте (‘Прозы моей надо касаться осторожно…’).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека