АВГУСТЪ-ВИЛЬГЕЛЬМЪ ШЛЕГЕЛЬ.
АВГУСТЪ-ВИЛЬГЕЛЬМЪ ШЛЕГЕЛЬ.
‘Отечественныя Записки’, No 7, 1845
Август-Вильгельм Шлегель, Шлегель Август Вильгельм, Год: 1845
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Двнадцатаго мая ныншняго года скончался, въ Бонн, поэтъ и критикъ, Августъ-Вильгельмъ Шлегель, старшій изъ трехъ послднихъ членовъ той многочисленной литературной семьи, которая ведетъ своя родъ отъ Лессинга и которая пролила такой блескъ на Германію въ конц прошедшаго и въ начал настоящаго столтія, теперь остаются изъ нея только старый философъ Шеллингъ и старый поэтъ Тикъ.
Если вы, прозжая, въ Германіи, чрезъ Боннъ, спрашивали, что есть въ немъ замчательнаго, то, врно, указывали вамъ на старичка въ русомъ парик, тихо оканчивавшаго тамъ свое поприще, которое началъ и прошелъ онъ такъ шумно.
Грустно переживать свое время, грустно видть, что мысли, за которыя боролись мы съ такими усиліями, съ такой славою, что эти мысли, бывъ сначала смлыми парадоксами, сдлались самыми обыкновенными и спокойно обращаются среди новаго поколнія, которое, присвоивая себ то, что ему нравится, гордится этимъ присвоеннымъ добромъ какъ-бы своимъ твореніемъ, и, радуясь, что можетъ свободно идти по боле-обширному поприщу, нежели его предшественники, забываетъ оглянуться назадъ и поблагодарить людей, открывшихъ ему дорогу.
Мы хотимъ говорить о человк, извстномъ, быть-можетъ, половин читателей по одному только имени, о человк, забытомъ, по-видимому, самой Германіей), но которому новйшая литература, называвшаяся долго романтическою, должна была бы воздвигнуть памятники, еслибъ была попризнательне, ибо, посл Лессинга, Шлегель былъ первымъ, ревностнйшимъ и доблестнйшимъ ея поборникомъ.
Великая литературная эпоха Германіи произошла, какъ извстно, отъ противодйствія духа германскаго духу французскому. Блескъ царствованія Лудовика XIV ослпилъ Европу. Языкъ, мысли, правы, вкусъ, моды и книги французскія завладли всми народами, даже и тми, которые, какъ Англичане и Испанцы, имли уже свою вполн-развитую національную литературу, и они также бросились на-перерывъ подражать литератур французской.
Въ то время Германія, относительно умственнаго образованія, отставала отъ всхъ западныхъ народовъ. Поглощенная, по выход изъ среднихъ вковъ, распрями религіозными, — разоренная, лишенная народности тридцатилтнею войною, она не могла развить драгоцнный зародышъ, содержавшійся въ псняхъ ея миннезенгеровъ и мейстерзенгеровъ, и геній туземный изнемогалъ, подавляемый грубымъ смшеніемъ языковъ и нравовъ, заимствованныхъ у всхъ народовъ, попиравшихъ землю германскую. ‘Въ тогдашнее время’ говоритъ одинъ изъ нмецкихъ писателей {‘Meuzel’s Deutsche Literatur’. Томъ III, стр. 233.}, ‘одвались по-голландски, ли по-шведски, хвастали по-испански, ругались по-венгерски и по-турецки, и краснорчивйшимъ разговоромъ считался тотъ, ‘который содержалъ въ себ боле ‘иностранныхъ элементовъ.’ {Рчь капуцина въ первой части ‘Валленштейна’ Шиллера, можетъ служить отчасти образчикомъ вкуса той эпохи.} Вн этого хаоса, нсколько ученыхъ протестантовъ, не будучи въ силахъ основать національную литературу, погружались въ безплодное филологическое изученіе древнихъ писателей {Еслибъ мы имли цлію вполн изобразить здсь исторію этого литературнаго періода, то должны были бы сдлать исключеніе въ пользу Опица, основателя первой силезской школы, который, хотя и подражалъ иностраннымъ образцамъ, но при всемъ томъ умлъ придавать своимъ подражаніямъ какой-то отпечатокъ оригинальности, полный прелести, именно въ лирическихъ своихъ стихотвореніяхъ.}.
Въ такомъ-то положеніи находилась Германія, когда духъ французскій, которой, со временъ возрожденія, съ каждымъ днемъ боле-и-боле удалялся отъ элемента германскаго, обращаясь къ греко-латинскому, и, быстро идя по этому направленію, достигъ высшей степени развитія, проникъ въ Германію посредствомъ высшихъ классовъ общества и безъ труда вліяніемъ своимъ замнилъ вс прочія вліяніи Тогда подражаніе всему французскому сдлалось всеобщимъ. Въ-продолженіе почти цлаго столтія, начиная со второй силезской школы Гофмансвальдау и Лоэнштейна, до саксонской школы Готшеда, Германія упивалась до пресыщенія литературою скучною, безцвтною, безъ вкуса, безъ оригинальности, безъ вдохновенія. Противодйствіе началось въ половин XVIII столтія, одни, считая самую французскую литературу поддльною копіею, ршились обратиться къ источникамъ и сблизиться непосредственно съ духомъ греческимъ, другіе кинулись къ произведеніямъ англійскимъ, какъ боле сообразнымъ съ духомъ германскимъ, словомъ, лишенная самобытной литературы, Германія утопала въ переводахъ и подражаніяхъ, какъ вдругъ на горизонт ея явился новый литературный Арминій, съ умомъ обширнымъ, проницательнымъ и смлымъ, созданнымъ для полемики: это былъ Эфраимъ Лессингъ. Не скрывая предпочтенія своего школ англійской, онъ вступилъ въ открытую борьбу съ вліяніемъ литературъ иностранныхъ и, очистивъ поле, приготовилъ путь, по которому въ скоромъ времени двинулось блистательное и разнообразное шествіе оригинальныхъ поэтовъ и прозаиковъ. Впрочемъ, не смотря на ожесточенные свои нападки на французскую литературу временъ Лудовика, Лессингъ, занимаясь исключительно отрицательною критикою, усплъ ршить одну только половину своей задачи, ршеніе другой предоставлено было непосредственнымъ его преемникамъ, двумъ братьямъ Шлегелямъ, относительно же литературы драматической тому изъ нихъ, біографія котораго составляетъ предметъ нашей статьи.
Вильгельмъ Шлегель первый пустилъ въ ходъ важный вопрос о свобод въ искусств, и, разбирая съ возвышенной точки зрнія извстные драматическіе законы, приписываемые Аристотелю, начерталъ смлою рукою правила романтической поэзіи, онъ первый свелъ на очную ставку Софокла, Эсхила, Эврипида, Корнеля, Расина, Вольтера, Шекспира и Кальдерона, театръ древній, и театръ, подражавшій древнему, театръ новый,— и требовалъ для новаго театра права подчиняться только тмъ правиламъ, которыя почерпнуты изъ духа, мыслей и нравовъ новйшихъ народовъ.
Это было въ 1808-мъ году. Германія, освободясь отъ нашествія французской литературы, должна была подвергнуться нашествію французскихъ войскъ, во вскор успла свергнуть и это иго и отплатить Французамъ двойнымъ нашествіемъ своихъ войскъ и своей литературы. Послдняя вступила во Францію подъ руководствомъ г-жи Сталь. Войско скоро оставило Францію, но литература осталась, германскія мысли мало-по малу проникали въ критику французскую, извстный журналъ ‘le Globe’ долгое время питался этою пищею, наконецъ, Гюго, хотя и исказилъ нсколько мысли Шлегеля, обдлывая ихъ по-своему, но выразилъ сущность въ знаменитомъ своемъ предисловіи къ ‘Кромвелю’. Эти иноземныя мысли однимъ казались новостью отрадною, другимъ чудовищными, споръ, давно обсушенный въ Германіи, завязался во Франціи съ большимъ шумомъ. Теоретики романтизма вообще оказались довольно-слабыми въ примненіи своихъ теорій, въ чемъ, впрочемъ, Шлегель не виноватъ.
Указавъ такимъ образомъ на главныя литературныя заслуги знаменитаго нмецкаго критика, мы должны теперь приступить въ фактамъ біографическимъ, предоставляя себ длать мимоходомъ краткія замчанія относительно сочиненій и идей его, достоинство и врность которыхъ не всегда неоспоримы.
Августъ-Вильгельмъ Шлегель родился въ Ганновер, 8-го сентября 1767-го года, отъ родителей сословія средняго, вроисповданія протестантскаго.
Онъ имлъ, если не ошибаемся, четырехъ братьевъ, изъ которыхъ двое отличались на духовномъ поприщ, третій служилъ офицеромъ въ англійской арміи и умеръ въ молодыхъ лтахъ въ Остиндіи, четвертый, Фридрихъ Шлегель, умеръ въ Дрезден, въ 1829-мъ году, пріобрвъ литературную извстность, равную съ извстностью брата. Будучи поэтомъ, романистовъ, философомъ, критикомъ, историкомъ и филологомъ, Фридрихъ Шлегель оставилъ больше сочиненій, чмъ Вильгельмъ. Какъ философъ и филологъ, авторъ ‘Исторіи древней и новйшей литературы’, ‘Философіи исторіи’, сочиненія подъ заглавіемъ: ‘О язык и Мудрости Индійцевъ’ и проч., быть-можетъ, превосходитъ Вильгельма Шлегеля обширностью и глубиною своихъ познаній, но онъ уступаетъ ему въ слог, тяжелый, темный, онъ вовсе не иметъ того блистательнаго, яснаго, живаго и картиннаго наложенія, которымъ такъ отличается братъ его.
Окончивъ первоначальное воспитаніе въ Ганновер, Вильгельмъ Шлегель вступилъ въ Гттингенскій-Университетъ, гд занимался сначала богословіемъ, потомъ философіею, подъ руководствомъ знаменитаго профессора Гейне, подъ надзоромъ его, онъ написалъ весьма-замчательное сочиненіе о гомеровой географіи, на латинскомъ язык, увнчанное въ 1787-мъ году Филологическимъ обществомъ, и приготовилъ потомъ ‘Указатель’ (Index) къ ‘Виргилію’, изданному Гейне. Уже тогда молодой Шлегель отличался глубокимъ знаніемъ искусствъ и литературы древности. Филологическія занятія не вполн, однакожь, соотвтствовали поэтическимъ его наклонностямъ, и онъ не могъ не увлечься великимъ литературнымъ движеніемъ, происходившимъ тогда въ Германіи. Французская школа угасала въ Потсдам вмст съ Фридрихомъ-Великимъ, Гте издалъ драму ‘Гцъ фонъ Берлихингенъ’ и ‘Вертера’, пылкое воображеніе Шиллера, выказавъ первый огонь свой въ ‘Разбойникахъ’, въ ‘Фіэско’, въ ‘Коварств и Любви’, утихало и созрвало отъ наблюденія и ученыхъ занятій, Лессингъ умеръ, совершивъ свой драматическій крестовый походъ противъ французской трагедіи. Въ самомъ Гттинген образовалась новая поэтическая школа, полная ненависти противъ вкуса французскаго, среди которой блистали Бюргеръ, Фоссъ, Гльти, Миллеръ, Лейзевицъ и два Штольберга, почерпавшіе свое вдохновеніе изъ двухъ источниковъ: домашняго быта и рыцарскихъ преданій.
Изъ всхъ этихъ поэтовъ, Бюргеръ боле прочихъ увлекалъ молодаго Шлегеля. Жизнь знаменитаго автора ‘Леноры’, эта бдственная жизнь генія безпокойнаго и гордаго, проведенная въ борьб съ несчастіемъ и страстями, не мало способствовала къ тому, что къ удивленію Шлегеля присоединились чувства боле-задушевныя. Онъ искалъ дружбы Бюргера и пріобрлъ ее, онъ раздлялъ труды его, поэтическій пылъ его пробудился отъ прикосновенія этого пламеннаго и мрачнаго характера. Въ позднйшихъ полемическихъ сочиненіяхъ своихъ, онъ съ благоговніемъ защищалъ память друга, и въ собраніи поэтическихъ его сочиненій находится прекрасный сонетъ къ тни перваго его наставника въ искусств пснопнія.
Mein erster Meister in der Konst der Lieder, и проч.
Выходя изъ Геттинскаго-Университета, Шлегель принялъ на себя обязанность руководить воспитаніемъ дтей богатаго амстердамскаго банкира, пробывъ въ Голландіи три года, онъ возвратился въ Германію и поселился въ ен.
Здсь-то начинается для него періодъ литературной дятельности, полемики и славы.— ена и Веймаръ были тогда двумя центрами, въ которыхъ сосредоточивалась вся умственная дятельность Германіи. При гром великихъ битвъ республики и имперіи, когда кровь повсюду лилась въ Европ, здсь, въ этомъ углу Саксоніи, сражались перьями съ жаромъ невроятнымъ я проливали потоки чернилъ на поприщ эстетики. Между сражавшимися отличался Вильгельмъ Шлегель, участвуя въ ‘Часахъ’ (die Horen) и въ ‘Альманах-Музъ’ (Mosen-Almanach) Шиллера, онъ основалъ наконецъ, вмст съ братомъ своимъ Фридрихомъ, извстный ‘Атеней’ (das Alheneum), литературное обозрніе, имвшее большое вліяніе на направленіе идей Германіи,— вліяніе, въ которомъ позднйшіе критики сильно укоряли братьевъ Шлегелей, и о которомъ мы должны сказать нсколько словъ.
Въ то время литературное владычество Гете было въ полномъ своемъ блеск. Отъискивая въ пространств и времени вс искры священнаго огня, и какъ-бы вбирая въ себя поэтическую сущность всхъ вковъ и всхъ народовъ, этотъ ненасытный Прометей, казалось, хотлъ соединить въ себ все человчество. Безъ генія, сообщавшаго отпечатокъ индивидуальности большей части его завоеваній, Гте былъ бы только всеобщимъ похитителемъ. Обольщенные этимъ великимъ исключеніемъ, братья Шлегели изъ примра составили правило, на развалинахъ школъ французской, греческой и англійской, они покусились основать школу школъ, обширный каравансерай, открытый для всхъ провозныхъ товаровъ, гд должны было сойдтись, не имя перевса одно валъ другимъ, вс выраженія человческой поэзіи, начиная съ созданія міра до нашихъ временъ. Они простерли эклектизмъ до крайнихъ его предловъ я проповдовали какой-то эстетическій политеизмъ, принимая боговъ всхъ народовъ я всхъ вковъ. Не трудно понять выгоды и опасности этой теорія: она расширяла сферы вдохновенія, но убивала оригинальность, уничтожая условія времена я мста, вообще, она боле вредила, нежели способствовала образованію и развитію истинно-національной литературы. Дйствительно, въ скоромъ времени явилась опять страсть къ переводамъ и подражаніямъ, только уже не ограничивавшаяся какими либо предпочитаемыми образцами, но простиравшаяся безъ разбора на вс иностранныя произведенія. Намренія Шлегелей были хорошія, они хотли сдлать изъ литературной Германіи народъ, подобный пчел, высасывающей безъ разбора вс цвты ума человческаго для составленія своего меда, а космополитическая теорія ихъ произвела, напротивъ, рой шершней, портившихъ цвты и немогшихъ извлечь изъ нихъ ничего, кром доказательства своего безсилія.
Извстное правило: искусство для искусства (l’art pour l’art), о которомъ прежде такъ много было споровъ, вышло равнымъ образомъ отъ Гте и Шлегеля. Руководствуясь своимъ эклектизмомъ относительно вкуса и способа изложенія, они охотно приняли красоту и гармонію стиха за критеріунъ прекраснаго въ поэзіи. Вильгельмъ Шлегель соединилъ теорію съ практикою. Разныя поэтическія его произведенія, имвшія нсколько изданій, изъ которыхъ послднее появилось въ 1811 году, въ двухъ томахъ, представляютъ странную смсь вдохновеній языческихъ, христіанскихъ, миологическихъ, католическихъ, восточныхъ, рыцарскихъ, торжественныхъ, легкихъ, утонченныхъ и наивныхъ. Мы встрчаемъ тамъ оды, посланія, элегіи, баллады, псни, эпиграммы, сонеты,— словомъ, все, даже чисто-греческую трагедію ‘онъ’, о которой поговоримъ въ-послдствіи, и которая является между холіамбомъ и тріолетомъ. Особенно замчательны пьесы подъ заглавіями: ‘Аріонъ’, ‘Пигмаліонъ’, ‘Прометей’, легенда О Святомъ Лук’, баллада ‘Фортуна и элегія ‘Римъ’, посвященная г-ж Сталь. Между сонетами есть нсколько весьма-хорошихъ, а именно: ‘На смерть молодой двушки, Августы Бмеръ’. Но если стихотворенія Шлегеля можно назвать космополитическими по сущности, то это названіе принадлежитъ имъ еще боле по форм. Поэтъ, кажется, имлъ цлію принудить нмецкій языкъ къ разнымъ tour de force. Въ размрахъ его стиховъ, въ расположеніи римъ, находите разнообразіе необыкновенное и гибкость, доходящую нердко до ребяческаго кокетства и жеманности. Такъ, есть пьесы, гд въ каждой строф размръ уменьшается однимъ слогомъ на каждый стихъ, другія, гд поэтъ ставитъ девять римъ сряду. Все это доказываетъ, съ какимъ необыкновеннымъ искусствомъ владлъ онъ языкомъ, искусствомъ этимъ онъ прекрасно воспользовался въ переводахъ Шекспира и Кальдерона, но въ оригинальныхъ стихотвореніяхъ эта чрезмрная заботливость о форм только вредитъ точному и сильному выраженію мысли.
Сверхъ того, многіе упрекаютъ обо, ихъ знаменитыхъ редакторовъ ‘Атенея’ вообще въ тон ихъ критики, въ излишнемъ восторг къ Гте, соединенномъ съ строгостью къ ихъ противникамъ, походившею часто на аристократическую спсь и даже на дерзость. Правда, и имъ платили тою же монетою. Но какъ бы то ни было, ‘Атеней’ и прочія полемическія сочиненія Шлегеля имли также и хорошее вліяніе. Одаренный чувствомъ идеальнаго, благороднаго и великаго, критикъ велъ войну на-смерть съ пошлостью и безнравственностью. Вн поэтическаго пантеизма Гте, литература Германіи раздлялась тогда на два направленія. ‘Идилліи’ Геснера, и знаменитая идиллическая и семейная поэма Фосса ‘Луиза’, произвели множество подражаній, вс наперерывъ бросились въ описанія сельскихъ нравовъ и семейныхъ наслажденій, идиллическая нмецкая муза не была нарядною, убранною въ ленты пастушкою французской литературы прошлаго вка, снявъ съ нея чужой, несвойственный ей нарядъ, Фоссъ и Геснеръ умли оставить ей какую-то наивную прелесть, но въ рукахъ учениковъ ихъ она мало-по-малу приняла видъ толстой коровницы, съ лицомъ краснымъ, руками грязными, грязными волосами босыми мотами. Другіе почерпали свое вдохновеніе предпочтительно изъ самыхъ обыкновенныхъ случаевъ общежитія, и въ гекзаметрахъ изображали наслажденія, доставляемыя столомъ, кофеемъ, пивомъ, сырой капустой, трубкой, картофелемъ, туфлями и ночнымъ колпакомъ. На эту кухонную поэзію Шлегель направилъ колкія стрлы своей критики, и его насмшки остановили ея распространеніе.
Инымъ путемъ извстный Коцебу покушался образовать другую, спеціально драматическую литературную секту. Одаренный умомъ и талантомъ, но не высокими, не великими, Коцебу пріобрлъ любовь народную, стараясь утвердить въ театр ложный родъ драматическихъ сочиненій, гд, при интерес сценическихъ сплетеній, преобладалъ самый полный нравственный скептицизмъ. Этотъ способъ улаживать, принаряжать, румянить и облагораживать низость и порокъ былъ жестоко порицаемъ Шлегелемъ. Онъ предалъ лезвію критики эту безчисленную семью лицъ порочныхъ, пошлыхъ и плаксивыхъ, которыми Коцебу наполняли вс театры Германія и которыя, съ чувствительностью и благопристойностью, соединяютъ ложь, плутовство, обольщеніе и проч. Шлегель напалъ на эти выродочныя созданія съ трехъ сторонъ: ее стороны искусства, со стороны истины и со стороны нравственности, онъ напалъ на нихъ въ проз и въ стихахъ, съ логикой и эпиграммами. Въ собраніи поэтическихъ его произведеній находится цлый рядъ написанныхъ въ то время сатирическихъ сонетовъ, подъ заглавіемъ: ‘Тріумфальныя Ворота, воздвигнутыя въ честь Коцебу’.
Этотъ безпокойный періодъ литературной полемики продолжался девять съ 1795 по 1804 годъ. Поселившись сначала къ ен, потомъ въ Берлин, Шлегель со всею пылкостью молодости и таланта, погрузился въ труды: издавалъ ‘Атеней’ почти одинъ съ братомъ, снабжалъ разные другіе журналы многочисленными статьями по части высшей литературной и художественной критики {Частъ этихъ статей была собрана обоими братьями въ два тома, изданныя въ 1801 году подъ заглавіемъ: ‘Karacterichen und Kritiken’ (Характеристики и Критики). Въ послдствія Вильгельмъ Шлегель напечаталъ въ Бонн, въ 1828 году, боле-полное изданіе своихъ собственныхъ трудовъ, подъ заглавіемъ: ‘Kritische Schriften’ (Критическія Сочиненія).} о предметахъ самыхъ разнообразныхъ, преподавалъ въ ен эстетику, въ Берлин новйшую литературу. Въ то же время приступилъ онъ къ великому и трудному предпріятію, котораго одного достаточно для прославленія его имени: это былъ прекрасный переводъ и стихахъ твореній Шекспира и главнйшихъ драмъ Кальдерона. Нужно было имть необыкновенную ршительность и въ совершенств звать три языка и духъ обоихъ поэтовъ, чтобъ предпринять перевести ихъ стихъ и стихъ, и въ точности передать не только смыслъ, часто неясный, но и размръ, столь разнообразный, особенно у Шекспира. Шлегель преодоллъ вс эти затрудненія, впрочемъ, правда, что, изъ всхъ языковъ, нмецкій богатствомъ, свободою и числомъ своихъ словосочетаній способне прочихъ къ переводамъ такого рода. Переводъ Шекспира, имвшій ршительное вліяніе на характеръ и форму сокровенныхъ драматическихъ произведеній, былъ начатъ въ 1796, а въ 1810 году вышло девять томовъ его въ Берлин.
Этотъ трудъ, который Шлегель продолжалъ при всхъ тревогахъ своей жизни, былъ оконченъ позже по старанію друга его Тика, переведшаго нсколько пьесъ, и вышелъ въ свтъ въ Берлин въ 1825 г. Переводъ Кальдерона, начатый въ 1803 г., вышелъ въ Берлин въ двухъ томахъ въ 1809. Въ то же время, въ 1802 г., Шлегель издалъ въ Берлин одинъ томъ стихотвореній, переведенныхъ изъ разныхъ авторовъ, подъ заглавіемъ нсколько вычурнымъ ‘Букеты Цвтовъ Итальянской, Испанской и Португальской Поэзіи’ (Blumenstrusse der Italienischen, Spanischen und Portugiesisehen Poesie). Этотъ новый переводъ также отличается преобладающаго качествами Шлегеля: изяществомъ и гибкостью формы.
Тогда же, въ 1803 г., явилась трагедія и пяти дйствіяхъ подъ заглавіемъ онъ, подражаніе творенію Эврипида, носящему то же названіе. Она подала поводъ въ тщательному изслдованію вопроса: въ какой мр Шлегель подражалъ поэту греческому?— Шлегель утверждалъ, что въ этой пьес много принадлежащаго собственно ему. Мы не беремся сличать трагедію Эврипида съ трагедіей Шлегеля, скажемъ только, что нмецкая трагедія, не говоря о форм ея, которая довольно-изящна, кажется холодною и вялою. Впрочемъ, первое дйствіе довольно-занимательно, въ немъ преобладаетъ граціозная, чистая фигура она, пятнадцатилтняго мальчика, воспитаннаго въ дельфійскомъ храм. онъ не знаетъ своего происхожденія, считаетъ себя сиротою и описываетъ въ прекрасныхъ стихахъ счастливую жизнь свою, проведенную подъ снію алтаря и вполн посвященную богу-отцу его. Мы думаемъ, впрочемъ, что первое дйствіе цликомъ взято изъ Эврипида…
Не можемъ оставить эту часть жизни Шлегеля, не сказавъ мимоходомъ нсколькихъ словъ вообще о кружк мыслителей и мечтателей, ведшихъ въ ен жизнь поэтическую и тихую. Тутъ, кром братьевъ Шлегелей, были: Тикъ, Шеллингъ, Зольгеръ, Новалисъ, умершій въ столь-юныхъ лтахъ, вс они были съ различными способностями, но соединены общимъ сочувствіемъ и вкусомъ, вс они склонялись боле на сторону человчески-прекраснаго Гете, чмъ на сторону нравственно прекраснаго Шиллера, и между-тмъ не сходились вполн и съ Гте, съ этимъ великимъ веймарскимъ язычникомъ, потому-что въ своемъ поэтически-религіозномъ направленіи, гд смшивались мистицизмъ и тевтонизмъ, они охотно покидали Востокъ и Грецію, и погружались въ великія христіанскія и народныя воспоминанія среднихъ вковъ {Въ сборник стихотвореній Шлегеля есть собраніе религіозныхъ сонетовъ, такъ сильно проникнутыхъ католицизмомъ, что нельзя не удивляться, какъ онъ не послдовалъ примру брата своего, Фридриха, и нкоторыхъ друзей, увлеченныхъ поэтическимъ чувствомъ въ католическую вру.}.
Въ конц, кажется, 1804 года, Шлегель познакомился въ Берлин съ г-жею Сталь. Онъ покинулъ блистательное положеніе, какое занималъ тогда въ Германіи, и взялъ на себя воспитаніе дтей г-жи Сталь. Сочинительница ‘Коринны’ умла цнить это пожертвованіе.
Онъ раздлялъ съ ней ея кочевую и часто тревожную жизнь, съ нею жилъ онъ въ Копет, въ Италія, во Франціи, въ Вн, въ Россіи, въ Швеціи, и разлучился съ ней только въ Париж, 14-го іюля 1817 года, когда она сошла въ могилу.
Въ-продолженіе этой двнадцатилтней дружбы, Шлегель неоспоримо имлъ нкоторое вліяніе на направленіе трудовъ и мыслей г-жи Сталь, вліяніе это обнаруживается особенно въ нкоторыхъ мстахъ книги ея о Германіи, но предположеніе, будто книга эта отчасти есть сочиненіе Шлегеля, несправедливо, ибо гораздо-значительне въ ней число тхъ мстъ, гд легко можно замтить почти совершенное разногласіе между критикомъ и г-жею Сталь.
Во время поздки г-жи Сталь въ Парижъ, въ 1807 году, Шлегель написалъ и издалъ на Французскомъ язык брошюру подъ заглавіемъ: ‘Сравненіе Федры Расина съ Федрою Эврипида’. Это небольшое сочиненіе, написанное весьма-хорошимъ слогомъ, полное знанія и ума, по слишкомъ пристрастное къ поэту греческому и неблагопріятное для поэта Французскаго, надлало много шума между всми литераторами имперіи.
Такъ-какъ полиція Наполеона не позволяла, г-ж Сталь доле оставаться во Франціи, то она снова отправилась путешествовать по Германіи. Шлегель послдовалъ за нею, и весною въ 1808 году началъ читать въ Вн, при большомъ стеченіи слушателей, знаменитый курсъ драматической литературы, изданный въ-послдствіи въ трехъ томахъ, переведенный на вс образованные языки (кром русскаго) и заслуживающій во многихъ отношеніяхъ пріобртенную имъ славу. Онъ состоитъ въ разбор театровъ греческаго, латинскаго, французскаго, англійскаго, испанскаго и нмецкаго. По мннію Шлегеля, существуютъ только три истинно оригинальные театра, которые потому и разбираетъ онъ подробне прочихъ, именно: театръ греческій, отъ котораго происходятъ латинскій и французскій, и театры испанскій и англійскій, которые хоть и современны, но оба имютъ свою особенную физіономію, и которые послужили къ образованію театра нмецкаго, основаннаго Шиллеромъ и Гте.
Вся первая часть, безспорно, боле-занимательная, нежели прочія, посвящена театру греческому. До Шлегеля критика никогда не достигала такой высоты, такого блеска, это рдкая смсь глубокой учености и широкой, блистательной поэзіи. Критикъ съ страстію говоритъ о Греціи, онъ понимаетъ ее, какъ художникъ и какъ поэтъ, не только въ гармонія цлаго, какъ Винкельманнъ и Гте, по и. въ малйшихъ ея подробностяхъ.
Разбирая Софокла, Эсхила, Эврипида и Аристофана, онъ отдаетъ первому преимущество предъ всми греческими трагиками. О театрахъ латинскомъ и итальянскомъ говоритъ онъ поверхностно и строго. Разборъ театра французскаго гораздо-подробне, безъ сомннія, потому-что ему хотлось уничтожить славу этого театра. Много въ этой части книги идей врныхъ и справедливыхъ замчаній, но онъ очевидно находится подъ вліяніемъ страсти. Въ диктаторств французскаго театра онъ нападалъ на диктаторство Наполеона, и это доказывается тмъ, что тутъ измняются и тонъ и характеръ его критики, тотъ же самый профессоръ, который умно и краснорчиво возставалъ противъ старой отрицательной критики, исключительно нападавшей на недостатки, и хотлъ показать свту новую критику, широкую, возвышенную, которая сближается съ людьми всхъ вковъ и народовъ и смотритъ глазами этихъ людей, и чувствуетъ какъ они,— тотъ же самый профессоръ вдругъ попадаетъ въ старую колею и разбираетъ Расина такъ, какъ Лагарпъ сталъ бы разбирать Шекспира. Онъ видитъ во французскомъ театр одно только подражаніе греческому, и доказавъ, какъ неточно это подражаніе, выводитъ пряно заключеніе, что копія нехороша и далеко ниже оригинала, вмсто того, чтобъ заключить, что это не копія, и что это различіе именно составляетъ настоящую оригинальность французскаго театра. Онъ хвалитъ Расина, когда Расинъ приближается къ греческой трагедіи, и бранитъ его, когда удаляется отъ нея, вмсто того, чтобъ видть въ Расин поэта по-своему романтическаго, т. е. поэта рыцарскаго и христіанскаго, изображающаго, подъ греческими названіями и въ строгихъ формахъ греческой трагедій, рыцарскихъ и христіанскихъ героевъ. Шлегель замыкаетъ автора ‘Федры’ въ слдующую не очень-врную дилемму: ‘Ты копируешь,— слдовательно, ты не изобртатель, ты изобртаешь,— слдовательно, ты плохой копистъ’.
Въ разбор французской комедіи, Шлегель еще слабе, что сказать, напр., когда онъ говоритъ о Мольер: ‘Лучше всего удаются Мольеру пьесы шуточныя (burlesque), онъ ‘имлъ и талантъ и склонность къ фарсамъ’. Мы должны заключить изъ этихъ словъ, что почтенный критикъ совершенно не понялъ ‘Тартюфа’ и ‘Мизантропа’. Въ разбор Шекспира восхищеніе Шлегеля доходитъ до фанатизма. Это, съ начала до конца, не что иное, какъ безпрерывный гимнъ, и Шлегель, въ-послдствіи, въ предисловіи къ споимъ Критическими Сочиненіями, признавался, что сами Англичане считали его ультра шекспиристомъ. Впрочемъ, разборъ театра англійскаго, посл разбора греческаго, составляетъ самую занимательную часть этого сочиненія.— Театръ испанскій, главнйшія эпохи котораго Шлегель сосредоточиваетъ въ лиц Сервантеса, Лопэ-де-Веги и Кальдерона, разобранъ гораздо короче, хотя съ той же восторженной точки зрнія. Разбирая театръ нмецкій, который онъ считаетъ только-что-раждающимся, критикъ спокойне, быть-можетъ даже немного строгъ.
Жизнь Шлегеля, до-тхъ-поръ исключительно литературная, подверглась также вліянію событій политическихъ. Возвратившись во Францію съ г-жою Сталь, по доносу женевскаго префекта, который объявилъ его противникомъ существовавшаго тогда порядка во Франціи, онъ подвергся изгнанію, вмст съ г-жею Сталь, съ нею удалился онъ въ Швенію, въ Стокгольмъ, и познакомился тамъ съ Бернадотомъ. бывшимъ тогда наслднымъ принцемъ и только-что окончательно-разорвавшимъ связи свои съ Наполеономъ, чтобъ заключить союзъ съ Россіей’. Подъ его вліяніемъ Шлегель написалъ на Наполеона жестокій памфлетъ на французскомъ язык, подъ заглавіемъ: ‘О континентальной систем’. Этотъ памфлетъ, изданный въ Стокгольм въ 1813 году, посл несчастной ретирады французовъ отъ Москвы, былъ переведенъ на шведскій, англійскій и нмецкій языки. Во время кампаніи 1813 года, Шлегель слдовалъ за Бернадотомъ въ качеств секретаря и, какъ говорятъ, сочинялъ прокламаціи наслднаго принца шведскаго. Въ-продолженіе этой кампаніи, онъ написалъ новый памфлетъ, подъ заглавіемъ: ‘Картина политическаго и нравственнаго состоянія французской имперіи въ 1813 году’. Посл событій 1814 и 1815 годовъ, Шлегель получилъ дворянство,— отъ кого, врно не знаемъ, и украшенъ былъ разными орденами.
Поселившись сначала въ Париж, онъ, по смерти г-жи Сталь, оставилъ Францію и былъ назначенъ профессоромъ въ Боннскомъ-Университет, гд и вступилъ во второй бракъ съ дочерью доктора Паулуса изъ Гейдельберга {Первый бракъ съ дочерью профессора Михаелиса въ Геттинген имлъ слдствіемъ разводъ, второй не былъ счастливй и кончился тмъ же.}. Въ этомъ послднемъ період своей дятельности, зная уже вс языки и литературы Европы, Шлегель предался изученію языковъ восточныхъ, особенно санскритскаго, и сдлался однимъ изъ лучшихъ индіанистовъ нашего времени. Учредивъ для этого въ Бонн типографію, онъ обогатилъ эту область знанія нсколькими важными сочиненіями, между-прочимъ, двумя томами, подъ заглавіемъ: ‘Индійская Библіотека’ (1820), однимъ томомъ, изданнымъ въ Бонн (1829), содержащимъ въ себ латинскій переводъ отрывка санскритской поэмы ‘Магабгарата’ съ приложеніемъ оригинала, также сочиненіемъ на французскомъ язык ‘О происхожденіи Индусовъ’, дале, мемуаромъ, адресованнымъ къ Сильвестру де-Саси, въ которомъ онъ доказываетъ, въ противность мннія этого оріенталиста, что сказки ‘Тысяча и Одна Ночь’, приписываемыя Аравитянамъ, принадлежатъ Индійцамъ, наконецъ, мемуаромъ подъ заглавіемъ: ‘Мысли объ Изученіи Азіатскихъ Языковъ’. Занимаясь столь ревностно Востокомъ, Шлегель находилъ, однако, довольно времени для продолженія прежнихъ ученыхъ занятій своихъ, совершивъ путешествіе въ Англію и Францію, онъ прочелъ въ Берлин, въ 1827 году, ‘Курсъ Исторіи Изящныхъ Искусствъ’, изданный въ-послдствіи въ двухъ томахъ. Онъ велъ весьма-занимательный споръ съ ученымъ Ренуаромъ о характер, происхожденіи и вліяніи провансальнаго языка и литературы его. Прекрасныя лекціи г-на Форьеля о происхожденіи рыцарскихъ романовъ, также подали Шлегелю поводъ къ сочиненію нсколько статей объ этомъ предмет, напечатанныхъ въ ‘Journal des Dbats’ 1833 и 1834 годовъ. Вс эти сочиненія, вмст съ другими мене важными статьями, включены въ недавно-изданную на французскомъ язык книгу, о которой мы уже упоминали.
Посл всего сказаннаго, читатель ва можетъ не признать въ Шлегел — поэта, критика, филолога, оріенталиста и переводчика, умъ необыкновенный, человка, имя котораго останется въ исторіи литературы послдняго пятидесятилтія. Предлы статьи во позволяютъ намъ изслдовать, въ чемъ Шлегель устарлъ литературнымъ образомъ, которыя изъ идей его приняты ныншнею Германіей), я которыя ею отвергнуты. Недостатокъ критики Шлегеля состоитъ, какъ мы уже замтили, въ чрезмрномъ притязаніи на универсальность. Присвоивать себ права высшаго судьи въ литератур всхъ народовъ и временъ — дло очень-опасное. ‘Каждый народъ’ сказалъ гд-то Сен-Бнъ: ‘есть первый судья своихъ поэтовъ и писателей, торговка аинская, или, говоря словами Поля-Луи-Куррье, послдняя баба Улицы-Шоша, лучше геніальнаго иностранца знаетъ нкоторые туземные недостатки’.
Не признавая этой истины, мы подвергаемся опасности впасть въ странныя ошибки, и, какъ Шлегель, видть въ Мольер простаго шута. Другая невыгода этой слишкомъ-честолюбивой критики состоитъ въ томъ, что силы критика, отъ чрезмрнаго разсянія ихъ, слабютъ. Шлегель, кажется, самъ, но поздно уже, почувствовалъ это не удобство, ибо кончаетъ предисловіе послдняго изданнаго ямъ сочиненія слдующими словами, которыя да послужатъ и намъ заключеніемъ: ‘Эти попытки суть вехи, поставленныя мною по всему продолженію моего литературнаго поприща, въ конц котораго я долженъ признаться самому-себ, что предпринималъ весьма-много, а кончалъ очень-мало’.