Атаманская памятка, Краснов Петр Николаевич, Год: 1898 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 155 минут(ы)

П.Н. Краснов

Атаманская памятка

Краткий очерк истории Л.-Гв. Атаманского Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полка

1775-1900

ГЛАВА I. Прошлое донских казаков

Места, где жили казаки. — Татары. — Кто такие казаки. -Жизнь старых донцов. — Поиски за добычей. — Присяга русскому Государю. — Казачьи полки. — Земледелие на Дону. — Образование других войск.

Лейб-Гвардии Атаманский полк с самого основания своего был казачьим полком. Все чины его родились и выросли среди донских степей, и станицы и хутора Тихого Дона дороги нашему атаманскому казачьему сердцу.

Казак — тот же русский. И вера у казаков или православная, или по старому обряду, как у русских, и говорят казаки тем же чистым русским языком, как говорят и на Руси, и любят матушку Россию и Царя Батюшку, как любит их всякий русский человек.

Разница в службе казака и солдата, в обычаях, в самой одежде произошла давно вследствие того, что все наши предки, кости которых покоятся под курганами в широкой степи, умерли не тихо и мирно на постели от старости и болезней, а нашли славную смерть и мученический венец, защищая Россию от татар и турок.

Триста пятьдесят лет тому назад на тех местах, где стоят русские города Николаев, Одесса, Симферополь, Ялта, Азов, Ростов, где служат наши станичники в 7-м и 8-м донских полках, жили татары. Все побережье Черного и Азовского морей, истоки Дона и Днепра были заселены татарами. Татары пришли на русские земли давно, более шестисот лет назад, поработили русских и долго заставляли предков Государя нашего, князей Московских, платить им дань.

Но русские собрались с силами и при князе Дмитрии Ивановиче Донском в 1380 году прогнали татар за Воронеж, к полудню, при Царе Иване Грозном забрали Казань и Астрахань, татары остались только в низовьях Дона, в Крыму да в заманычских степях.

Татары были народ беспокойный. Они мало занимались земледелием, а жили грабежами и войной. То и дело они собирались и шли походом на Воронеж, Орел, Рязань, несколько раз доходили и до самой Москвы. Они не объявляли войны, не предупреждали нашего Царя, а шли прямо, уничтожая города, села и деревни и забирая крестьян в плен.

Как теперь для охранения покоя войск выставляют цепь сторожевых застав, так и тогда пришлось за Воронежем постановить цепь таких застав, которые давали бы знать о приближении татар. Заставы эти занимали казаки.

Казак — слово татарское и значит ‘вольный’, ‘свободный’. Русские крестьяне не были свободными, они принадлежали своим помещикам, были их крепостными. Кто из них уходил от помещика, тот шел на границу русскую к Тихому Дону и записывался в казаки.

У казаков домов не было, земли они не обрабатывали, а тех, кто брался за плуг, нещадно били плетьми, чтобы бросил мужицкую привычку. Жили они в камышовых шалашах, которые разоряли и сжигали, как только прослышат о приближении татар, а питались тем, что удастся с бою отбить у татар, охотой на зверя и рыбною ловлей.

На высоких местах они насыпали курганы, на курганах ставили вышки, откуда далеко наблюдали, что делается в степи. Остатки курганов и вышек и теперь еще можно видеть кое-где на Дону.

Женатых между казаков не было. Не было потому и детей. Но число казаков не уменьшалось. Постоянно приходили туда беглые люди, а также те, кому тесно было на земле, кому хотелось потешить молодецкую руку в бою с татарином.

Никто не любопытствовал, откуда и почему идет человек к казакам. Спросят только: ‘В Бога веруешь?’ — ‘Верую’ — ‘А ну перекрестись!’ — и если приходящий крестился, то его принимали к себе, снабжали одеждой, оружием, давали коня, и становился он казаком.

Чтобы решать между казаками споры, начальствовать на походе, выбирали они себе старшого — атамана, а в помощь ему есаулов. А дела поважнее решали все вместе казачьим кругом.

Татары пешком не воевали. У них были лошади и были седла такие же, как у нас теперь: с деревянным арчаком и подушкою. Они лихо ездили, так, как теперь ездят калмыки. Хорошо умели они также стрелять из лука и действовать копьем, питались сырым мясом, которое клали под потник, чтобы оно провялилось и провоняло конским потом.

Казаки тоже были конные. Лошадей отбирали у татар, а сами постоянно занимались охотой на конях. В седле казаки сидели крепко, не боялись переплывать верхом реки, метко стреляли с коня из ружья и из лука и отлично действовали дротиком: так называли тогда пику.

Постоянно воюя и грабя татарские городки, казаки оттеснили татар от берегов моря, построили себе в устьях Дона города Раздоры и Черкасск — то, что теперь Раздорская и Старочеркасская станицы, забрали Азов у турок и стали между турками и Россией, как плотная стена. За казаками покойно и мирно жилось русским, а потому русские Цари жаловали казаков своими грамотами, посылали знамена, сукна и дорогие материи.

Война обогащала казаков. Задумав поход, выходил казак в народ, снимал шапку и кидал ее оземь. Это значило, что он хочет говорить с народом. Его обступали казаки, и он кричал им: ‘Атаманы-молодцы, послушайте! На Волгу рыбки половить, на Сибирь пушных зверей пострелять, или на Черное море, или на Хвалынское молодецкую руку потешить!..’

Кто хотел, снимал свою шапку и кидал к нему, и так собиралась партия, иногда в несколько сот человек. Если поход был недалекий, седлали коней и шли ‘верьхи’, если направлялись на турок или плыли по Волге, то снаряжали легонькие струги-однодеревки и на веслах, распевая разбойничьи песни, шли искать счастья на чужбине.

Казаки доходили на лодках до самого Царьграда, наводили страх и на турецкого султана, а однажды начальник поиска донской казак Ермак Тимофеевич добрался по Волге до Сибири и покорил сибирского хана Кучума под высокую руку Московского Царя Ивана Грозного.

Охраняемая казаками Россия расширялась и росла. В 1671 г. казаки, собравшись в Черкасске на великий круг, порешили просить Царя Алексея Михайловича принять казаков под свою власть и присягали на верную службу русскому Государю…

С этого времени, как только Россия объявляла войну, казаки собирались по станицам, комплектовали полки, которые так и назывались, как станицы, Гундоровский, Митякинский, Луганский полк, избирали походного атамана и шли вместе с русскими умирать ради славы Тихого Дона. Так сражались донцы со шведами, с немцами и турками, воевали Польшу, покоряли калмыков и Кавказ, ходили с Суворовым в Италию…

На Дону начали строить города: в станицах вместо камышовых шалашей стали делать мазанки, каменные церкви воздвиглись по Дону, отличившиеся казаки получали ордена и звания от русского Государя. Казаки поженились, стали домовитее. Русский Государь заключил мир с турками, крымский хан покорился Императрице Екатерине II. Сибирь принадлежала России, и некуда было ходить в поиски за добычей.

Одни из казаков стали служить в полках, другие бросили шашку и копье и занялись сначала рыбной ловлей и виноделием, а потом взялись и за соху, и плуг впервые прошелся по целине донской степи.

В награду за военные подвиги донским полковникам были даны крепостные крестьяне из губерний Харьковской и Екатеринославской, и по Дону пошли ‘мужики’ — хохлы.

Часть казаков послали сражаться с горцами на Кавказе и образовали Терских казаков, часть еще раньше поселили на Урал, посылали казаков и в Сибирь, и в Семиречье.

В это время, в царствование Императрицы Екатерины II Великой, в 1775 году и было положено основание Атаманскому полку.

ГЛАВА II. Основание Атаманского полка

Сотная команда атамана Ефремова. — Беспорядки в Черкасске. — Образование Атаманского полка. — Его устройство. — Форма одежды. — Жизнь в Черкасске. — Занятия.

Не все казаки, однако, бросили привольную жизнь среди военных тревог. Были между казаками и такие, которые, помня прежнюю свою вольность, собирались в шайки и ходили грабить турок и татар. Иные шли прямо в Россию бунтовать, нападали на помещиков и жгли русские села. Турки жаловались на казаков русской Государыне. Та приказывала атаману сделать розыск и виновных казнить смертью, но атаману это трудно было исполнить, потому что он не имел под своею рукою полков.

В те времена казачьи полки собирались только на войну. А когда войны не было, то казаки жили у себя по станицам, и некому было усмирять бунтовщиков.

Атаманы просили Императрицу, чтобы им разрешено было иметь при себе постоянную команду для розысков и наказания виновных. Такая команда в сто казаков была учреждена при Императрице Елизавете Петровне в атаманство Данилы Ефремова. Начальником ее был походный есаул Семен Никитич Сулин. Эта команда и положила начало нашему полку.

В 1772 году в Черкасске произошел бунт. Казаки не разобрали грамоты, присланной от Императрицы Екатерины II, и не хотели ее исполнять, говоря: ‘Грамоты подписаны генералом, а ручки государыни нашей нет’.

На кругу нашлись такие бунтари, которые напали на дом присланного от Государыни генерала и побили его. Сотной команды в это время не было в Черкасске, она уехала из города вместе с атаманом и выручить генерала не могла.

В это же время до казаков доходили слухи о том, что на Волге бунтует народ, и атаман опасался, чтобы к нему не пристали и казаки.

Почты тогда не было. Газеты на Дону не издавались, и узнавать о том, что делается в станицах, атаман мог только через пришлых людей. Чтобы иметь постоянно людей из станиц, донской атаман Алексей Иванович Иловайский просил разрешение сформировать в Черкасске полк из молодых казаков, который служил бы постоянно. Казаки должны были собираться из разных станиц и рассказывать, что у них делается.

5-го мая 1775 года пришло разрешение составить полк с тем, чтобы он был всегда в особом присмотре у атамана и исправностью своею во всех нуждах казацкой службы мог служить образцом для всех прочих полков.

Этот образцовый казачий полк и был наш Атаманский полк.

Первым командиром полка был полковник Дячкин. В полк приказано было назначить лучших казаков со всех станиц, людей степенных и богатых. Делился полк на пять сотен, сотнями командовали есаулы, в каждой сотне было два младших офицера — один сотник, другой хорунжий. Кроме того на весь полк был один писарь и один квартермистр. Казаков было положено иметь 483 человека. По числу сотен в полку 5 войсковых хоругвей, как и в других казачьих полках. Всем чинам полка было положено жалованье. Полковник получал 300 рублей, есаулы, сотники, хорунжие и квартермистр по 50 рублей, полковой писарь 30 рублей и казаки по одному рублю в месяц. Каждый казак должен был иметь двух собственных верховых лошадей и все собственное обмундирование и снаряжение.

Первые атаманцы носили высокую баранью шапку из серой смушки с голубым суконным верхом, голубой суконный кафтан с прорехой под пазухою, подпоясанный малиновым кушаком, и широкие шаровары голубого цвета. Сапоги у казаков были черные, у офицеров цветные. Кафтаны были оторочены желтой тесьмой. Холодным оружием была сабля и пика с красным древком, огнестрельным — ружье и один или два пистолета. Седло было той же формы, как и теперь. Вьюк укладывался в переметные сумы, которые торочились у задней луки.

Полк стоял в Черкасске по казачьим домам. Весною и осенью, когда степь зеленела, атаманцы уходили в степь, где обучались маневрированию лавой, стрельбе с коня и джигитовке. Там, близ атаманского лагеря, были выкопаны канавы, через которые заставляли прыгать казаков. Зимою казаков на занятия не собирали. Они холили и подъезживали своих коней да беседовали со старыми служилыми казаками и офицерами.

Из этих бесед они узнавали, как надо служить на заставах, как ходить впереди и сзади отряда, как закладывать секреты и добывать языка.

Иногда, на потеху черкасским жителям, казаки скакали по улицам с джигитовкой или, собравшись вместе, пели старинные песни. Песенники они были хорошие, и в атаманской церкви по праздникам всегда пели казаки Атаманского полка. Верховой езде тогда не приходилось обучать, потому что с малых лет казаки были лихими наездниками. Десятилетним мальчиком казак отлично справлялся с лошадью и рубил и колол без промаха… Хлебопашеством казаки не занимались, а когда не было войны, охотились с собаками за волками и зайцами или пулей стреляли дудаков и диких коз. И лихая охота была лучшей школой для наших предков.

ГЛАВА III. Первые походы

Первые походы. — Оренбургский поход на Индию 1801 г. — Увеличение числа сотен.

Служба Атаманского полка началась походами да мелкими стычками с татарами. На восьмом году по основании в 1783 году они ходили походом за Маныч для усмирения ногайских татар.

Ногайские татары — кочевой народ, видом похожий на калмыков, — задумали бунтовать и жечь русские города. Усмирять их был послан знаменитый Суворов с 11-ю казачьими полками, в числе которых был и наш полк с полковником Дячкиным.

В 1791 году наш полк занимал под командой походного атамана Ивана Исаева сторожевую линию в Молдавии, там он оставался до 1793 года.

Весною 1801 года атаманцы пошли в тяжелый поход к стороне Оренбурга.

Император Павел приказал донским казакам отнять у англичан Индию.

Далеко за землями уральских казаков, за Каспийским морем, тянутся песчаные степи. В степях этих не растет трава, воды нет. За степями лежат высокие горы, а за горами богатая Индийская земля. Из нее везут к нам самоцветные каменья, дорогие пестрые материи, пахучие коренья и травы. Там, в городах, добывается золото и серебро, дорогие черные деревья растут в лесах. Земля эта принадлежала англичанам.

Чтобы дойти до нее, нужно идти по пескам и горам четыре месяца.

Казакам приказано было взять с собою по две лошади, большой обоз и продовольствоваться самим, помимо казны. Атаманским полком командовал Степан Дмитриевич Иловайский.

Выступили в поход в феврале месяце. Зима была суровая. Сильные ветры дули в степи. Подножного корма не было. Переходы были по 30-40 верст в день, без дневок. Лошади и люди сильно страдали от морозов. На ночлег становились в степи. Палаток не было. Не из чего было развести костры, чтобы согреть измученное холодом тело. В марте месяце пошли дожди, заиграли по балкам ручьи и реки, и поход сделался еще тяжелее. На пути лежала Волга. Лед уже потемнел на ней. Переправа была опасна. Собрали солому и доски, настелили на лед и стали переправлять казаков. Наш полк переправился первым. За ним перешло на другой берег еще несколько полков, после этого лед лопнул, и целый полк ушел под воду. Людей удалось спасти, но лошади погибли. Тогда часть полков потянулась по одному, другая по другому берегу Волги. За Волгой поход стал еще тяжелее. Началась песчаная степь. Овес, сено и хлеб должны были доставить из Саратовской и Симбирской губерний, но там был неурожай, и казаки остались без фуража и провианта. Лошади падали каждодневно, и казаки пешком продолжали поход.

23 марта, в страстную субботу, казаки подошли, наконец, к селу Нечетному, близ города Оренбурга. Здесь решено было остановиться на несколько дней, чтобы отдохнуть от тяжелого похода, да и дальше идти было невозможно. Казаки питались гнилыми сухарями и мясом павших лошадей. Лошади по несколько дней не имели овса. В Атаманском полку пало уже шестьдесят две. Положение было трудное. Приказано идти вперед, а идти нельзя: лошади обессилели, казаки переболели…

В эти тяжелые дни прискакал в казачий лагерь курьер из Петербурга, и на другой день войсковой атаман громко объявил казакам: ‘Жалует вас, ребята, Бог и Государь родительскими домами’…

Поход был окончен. Император Павел скончался, а вступивший на престол Император Александр I, зная о тех тягостях, которые терпят казаки, приказал полкам возвращаться домой.

31 марта казаки тронулись в обратный путь. Шли без дорог и без маршрутов, делая по шестидесяти верст в день.

2 мая 1801 года атаманцы вступили в Черкасск. Тяжелый поход был окончен. Казакам не пришлось сражаться с неприятелем и быть под огнем, но они с честью вынесли борьбу с непогодой, голодом и усталостью. Глубоко залегли у них на сердце слова присяги: терпеть холод и голод и нужды казачьи. И наши прадеды, атаманцы, их свято исполнили.

Через год после похода на Индию, 29 сентября 1802 года, повелено было в Атаманском полку иметь вдвое противу прежнего людей и полку делиться на 10 сотен. Вместе с тем полку дано имя войскового Атамана.

С этого времени наш полк именуется войска Донского Атаманским имени Платова полком…

ГЛАВА IV. Атаманцы в Пруссии в 1807 г.

Поход в Пруссию. — Новая форма одежды. — Дело у дер. Гронау. — Отношение атаманцев к хозяевам немцам и к французам. — Сражение под Ортелъсбургом. — Неисправные казаки выручают полк при Едвабно. — Удальство Атаманского офицера. — Награды.

Кто не слыхал про Наполеона Бонапарта? Так звали Императора французов, правившего Францией в то время, когда у нас на Руси был Император Александр I Благословенный. Наполеон хорошо знал военное дело и умел воевать. Все народы, кроме России, боялись его. Ему было тесно во Франции, и он задумал покорить себе все земли, чтобы одному быть правителем целого мира. В 1805 году он побил австрийцев, а в 1807 году направился против немцев.

Немецкий король был другом нашего Императора и просил Александра Павловича заступиться за его землю. И нам соседство Наполеона было бы неприятно. Поэтому Государь наш приказал послать на подмогу немцам русскую армию. В состав ее входил корпус донских казаков под начальством поискового атамана генерал-лейтенанта Платова.

При Платове был и его любимый Атаманский полк. Полком командовал майор Степан Федорович Балабин.

В это время атаманцы носили уже одноформенные мундиры и шаровары. 18 августа 1801 года приказано было атаманцам вместо прежних длинных кафтанов носить чекмени из темно-синего сукна с голубыми выпушками по воротнику и обшлагам, шаровары с голубым лампасом, сапоги короткие, у офицеров и урядников со шпорами, у казаков без шпор. Шапки черные высокие, барашковые, с султаном из белых, а на корне черных и оранжевых перьев, с кистями из белого шелка. Чекмени подпоясывались белыми кушаками. Патронташи и портупеи были черной кожи. В летнее время вместо чекменей носились куртки, заправлявшиеся в шаровары. Вид у Атаманского полка был очень красивый. Один русский офицер, видавший его в 1807 году в немецкой земле, пишет, как мимо него пронесся знаменитый донской атаман со своим полком: ‘Матвей Иванович Платов, сухощавый, уже не молодой человек, ехал согнувшись, на небольшой лошади, размахивая нагайкой. За ним стройно по три шел его геройский полк. Все казаки Атаманского полка носили тогда бороды и у всех бороды были почти до пояса. Одеты казаки были в голубые куртки и шаровары, на голове имели бараньи шапки, подпоясаны были широкими патронташами из красного сафьяна, за которыми было по два пистолета. У каждого казака за плечами висела длинная винтовка, а через плечо, на ремне — нагайка с свинцовою пулею на конце, сабля на боку и дротик в руке наперевес. Люди были подобранные, высокого роста, плотные, красивые, почти все черноволосые, весело и страшно было смотреть на них’.

Осенью 1806 года атаманцы простились с Черкасском и родными станицами и пошли в поход. В конце февраля полк стал в передовой линии за Прусской границей.

Тяжелая служба на заставах выпала на долю нашего полка. 28 февраля полк принял боевое крещение.

На заре прискакал казак из передовой цепи и доложил, что ‘француз наступает’. Атаманцы поседлали коней и поскакали навстречу. Место было лесное, грунт топкий. Французы заняли опушку леса и начали обстреливать наши сотни.

Атаманцы спешились и с ружьями в руках побежали к лесу. Французы испугались и стали выходить на опушку. Как только они вышли на чистое, подскакали коноводы к стрелкам, казаки вскочили на коней и дружно в дротики атаковали французов. Неприятель убежал в деревушку Гронау и залег в ней за плетнями и заборами. Его конница пыталась остановить казаков, но атаманцы опрокинули ее, влетели в деревню и, перескочив через плетни, насели на французов. Одни из французов бросали оружие и просили пощады, другие бежали вразброд, куда попало. Вечерело. Короткий зимний день приходил к концу. Атаман, бывший при полку, приказал прекратить бой.

Наш командир, майор Балабин, был легко ранен, но не оставил своего места и продолжал командовать полком. Атаманцы взяли в плен двоих французских офицеров и 60 солдат.

И такие схватки были почти каждый день. Французы пытались захватить немецкие деревушки, казаки не пускали их, отчаянно атакуя своими заставами французские полки.

Те сотни, которые отдыхали от службы на заставах, стояли по деревням. Казаки помнили завет солдатский: ‘Обывателя не грабь — он нас поит и кормит’ — и дружили с немцами. И на каком языке говорили с ними наши деды — Бог знает, но только их понимали. В хате казак помогал хозяину-немцу в работах, приходил француз — он защищал его от врага. За то и полюбили немцы наших казаков.

Однажды наша застава возвращалась со службы домой. Дело было уже весной, было жарко.

Казаки притомились. Навстречу к ним выбежали немецкие ребятишки и кричали ‘ура!’. В это время по дороге шли женщины, возвращавшиеся с полей с молоком. Мальчишки увидали их, с громким гиком атаковали, отобрали молоко и принесли его своим усталым друзьям-казакам.

— Можно ли пить-то? — спрашивали казаки у баб. Те смеялись и кивали головами, дескать — можно, кушайте на здоровье.

Страшный для неприятеля в бою, казак после боя скоро сживался с ним и был хорошим товарищем. Зла казак не помнил. С одним из дедов наших в эту войну был такой случай.

Возвращаясь с границы в армию, наш казак в городе Гродно зашел в трактир и увидел там французского офицера, которого он недавно взял в плен. Офицер этот подошел к казаку и благодарил его за то, что тот ему сохранил жизнь. Разговорились. Конечно, знаками да кое-какими словами. Казак немного научился по-французски, француз узнал несколько русских слов. Как водится, выпили и закусили. Французский офицер хотел заплатить, но атаманец предупредил его.

— Послушай, камрад, — сказал он, — ты и при взятии в плен не был денежен, а теперь, я думаю, и того меньше, так уже лучше я заплачу за обед.

Прощаясь с ним, казак усиленными просьбами принудил французского офицера взять от него тридцать рублей серебром.

А на заставах тем временем круто приходилось казакам. Иной раз неприятель наступал в большом числе, и казаки должны были его отражать, не щадя своей жизни.

14 марта сильный отряд французов оттеснил казачью заставу и подошел к местечку Ортельсбургу, где находился Атаманского полка есаул Шульгин с двумя сотнями. Застава прискакала к Шульгину в большом смятении.

— Неприятель валом валит, — кричали казаки, — и все конные. Зараз будут здесь! Отступайте!

‘Ну нет, — подумал Шульгин, — не на то пришли мы сюда, чтобы отступать, а за тем, чтобы заслужить себе громкую славу!’

— По коням!

Два казака поскакали с донесениями — один к атаману, другой к соседям — Павлоградским гусарам.

Не считая врага, с громким гиком поскакали казаки на французские эскадроны. Первый эскадрон не выдержал и повернул, но задние построили фронт и устремились на наши сотни. Сверкнула шашка в руках у Шульгина, и живо рассыпались казаки в лаву. Отстреливаясь с коня, атакуя в пики, отступали казаки. Каждая деревушка обращалась в крепость, каждый плетень давал случай казакам спешиться и обстрелять французов. Но их было много, и казаки уже покидали свою стоянку, как вдруг вдали показалась пыль. То скакал майор Игельстром с двумя эскадронами гусар.

— Не опоздали? — спросил он у нашего есаула.

— В самый раз! — отвечал Шульгин.

Сотни собрались. И атаманцы, и гусары ринулись в атаку и снова прогнали французов далеко за Ортельсбург.

На войне иногда бывают и смешные приключения. Так, однажды неисправные наши атаманцы, которых в мирное время строго бы взыскали за опоздание в строй, были причиной нашей победы.

Это было уже в середине апреля у селения Едвабно.

Сильный французский отряд занял позицию в лесу. Атаманцы и Павлоградские гусары были вызваны по тревоге и напрасно пытались выбить француза из леса. Неприятель отвечал ружейным огнем, и наши атаки были безуспешны.

Тогда майор Балабин спешил наш полк и рассыпал казаков в цепь. Едва раздались первые выстрелы атаманцев, как неприятель бежал, хотя был гораздо сильнее наших.

Что же оказалось?

Известно, у плохого казака дело никогда не клеится. А тем более во время тревоги. Другой уже коня поседлал и в строй стал, а он винтовку не найдет. Бегает, мечется, а она над яслями повешена. У другого потники пропали. Третий бранится: ‘Вишь ты, пика виклятая куда запропала’. Все уже уехали, сражаются, а эти все возятся.

Вот таких-то опоздавших набралась порядочная компания. Когда наши сотни спешились и начали стрелять, они толпой поскакали на свои места. Французы увидали пыль, да еще в разных местах, и подумали, что это идут к русским подкрепления, испугались и отступили…

В мае месяце нашим дедам удалось отбить большой обоз, после этого несколько дней Атаманский полк отдыхал. В эти дни совершенно неожиданно на плохой позиции было сражение нашей армии с французской. Сражение было неудачно, и наши войска отступили.

Прикрывать это отступление должны были казаки. В каждой деревушке спешивались атаманцы, заставляли французов развертываться, атаковали их, а потом снова отступали. Так подошли они к Неману. Наш полк должен был прикрыть собою переправу других полков.

Уже все переправились на ту сторону и последний наш разъезд под напором французских конных егерей отходил к городу Тильзиту, где был мост, как вдруг у атаманского офицера лопнула на седле подпруга. Он слез и стал поправлять седло. Вестовой его хотел было ему помочь, но он отпустил его. Французы заметили одинокого атаманца и поскакали к нему. Офицер наш в это время уже справился и хотел догнать своих, но конные егеря пересекли ему дорогу. Тогда атаманец дал шпоры коню, поскакал прямо к реке и с обрыва бросился в воду. Как вкопанные остановились французы, не смея последовать за храбрым офицером. А он, соскочив с седла и ухватившись за гриву, плыл рядом с лошадью. Французы спешились и стали стрелять по нему.

Но ружья тогда были плохие, кремневые, Бог был защитой храброго, и он благополучно добрался до нашего берега.

Через несколько дней после этой переправы 7-го июня 1807 года был заключен мир между Россией и Францией. Немцы оказались плохими союзниками, выгоды России требовали мира, а Наполеон его просил.

Атаманцы возвращались домой в Черкасск.

В эту войну атаман Платов близко познакомился с нашим полком и полюбил его. С этих пор он не расставался с атаманцами. Командир наш, Балабин, за эту войну украсился орденом св. Георгия 4-й степени.

Из двадцати семи наших офицеров тринадцать получили золотые сабли ‘за храбрость’, а двадцать три урядника и казака были удостоены награждения знаками отличия Военного ордена.

Сотник Кудинов и хорунжий Харитонов нашли славную смерть в бою при Малгве 30 апреля.

ГЛАВА V. Против турок в 1809 году

Поход в Молдавию. — Дело под Рассеватом. — Подвиг сотника Яновского. — Подвиг есаула Мельникова в разъезде. — Тартарицкое сражение. — Осада Силистрии. — Возвращение на Дон.

И года не пробыли казаки у себя по станицам и хуторам. В ноябре месяце 1808 года Атаманский полк пришел походом в Молдавские степи, где мы воевали с турками уже третий год.

Война затянулась. Время было осеннее, степь размокла, дороги стали тяжелые. На долю нашего полка досталось подаваться шаг за шагом к Дунаю и помогать пехоте овладевать крепостями. Целый год прошел, миновало жаркое лето, многих атаманцев уже недосчитывалось в строю, не одно турецкое знамя было в руках у наших дедов, а войска наши все еще не дошли до Дуная.

Наконец, в сентябре месяце русские войска подошли к городу Рассевату, у которого собралась турецкая армия. Бой начался на рассвете 4-го сентября. Едва поднялось солнце, как казаки увидали турецких всадников, выходящих из Рассеватских ворот. Украшенные золотом и серебром, в пестрых чалмах с бунчуками, на древках которых сверкал полумесяц, они привлекли внимание наших застав.

По приказанию полковника Балабина наш полк собрался и атаковал турок, потеснив их к городским стенам. Но оттуда показалась пехота, раздались выстрелы из орудий, и наш полк отошел в резерв.

Начался пехотный бой. День был жаркий, солдаты дрались, снявши рубахи. После полудня наши колонны с музыкой пошли на приступ — турки дрогнули и побежали. Атаманцам и трем казачьим полкам было приказано преследовать турок по пятам.

Вихрем вынеслись наши. Пощады не было никому. Казаки рубили и кололи турок и на измученных лошадях гнали их более 18-ти верст. И вдруг они заметили десять мачтовых лодок, на которых спасались турецкие войска. Ветер раздувал паруса, турки гребли отчаянно и уходили на другой берег. Наша донская батарея полковника Карпова выскочила вперед и несколькими выстрелами потопила четыре лодки, но шесть благополучно пристали к берегу и стали разгружаться.

Не стерпели атаманцы. Сотник Яновский дал шпоры коню и влетел в холодные волны Дуная. А Дунай здесь версты две ширины. За ним, не раздеваясь, не задерживаясь, поскакали казаки. Вся река покрылась плывущими атаманцами. Турки растерялись. Они бросали оружие и торопились подняться на высокий берег и бежать от наших. Но наши настигли их и многих забрали в плен. Уже было темно, когда с веселыми песнями на шести лодках плыли атаманцы, везя с собою богатую добычу и многих пленных.

Этот бой под Рассеватом — славный день для Атаманского полка. От рассвета и до заката дрались наши деды, то верхом, атакуя турецких наездников, то стрельбой, помогая пехоте, то преследуя, не зная усталости, не зная преград. Но в этот день наш полк потерял убитыми есаула Соколова, и хорунжего Богачева, и многих казаков. Зато трое наших урядников за расторопность и храбрость в этом деле были произведены в хорунжие, 13 урядников и 24 казака получили знаки отличия Военного ордена. А всем вообще казакам нашего полка главнокомандующий приказал выдать по 1 рублю на человека.

После этого дела наш полк пошел к крепости Шумле и опять разбился по заставам и разъездам.

В разъезде нужно быть всегда смелым и решительным. На войне выигрывает не тот разъезд, где людей больше, а тот, где люди храбрее. Так, 17 сентября есаул нашего полка Мельников шел с разъездом из пятнадцати казаков к крепости Шумле. За поворотом дороги он неожиданно наткнулся на турецкий отряд человек в тридцать. Не задумываясь Мельников выхватил саблю из ножен и кинулся в атаку на турок. Турки оторопели и повернули! Наши лошади уже устали и не могли догнать их. Тогда казаки взялись за ружья и с коня стали бить турок. Троих убили да четырех захватили в плен. Увлекшись атакой, Мельников и не заметил, как на помощь туркам выскочила из Шумлы партия в триста человек. Останавливаться было поздно, дорога узкая, между гор. Развернуться туркам негде, хотя их и триста, а наших только пятнадцать, — но таково влияние храбрости: турки повернули от наших славных удальцов.

Такие стычки между разъездами были почти ежедневно. Но иногда и всему полку приходилось собираться вместе, чтобы отражать вылазки турок. Так, 23 сентября у дер. Калипетри наш полк с Белорусским гусарским полком и пятью казачьими полками завершил славное дело нашей пехоты лихой атакой. Турки бежали под ударами наших дедов. Атаманцы гнали их 15 верст. Пешая армия их была уничтожена. Бригадный турецкий генерал, двухбунчужный паша Махмуд-Ширан, 10 офицеров, 92 солдата и 2 знамени были взяты нашим полком. Правда, у нас было убито 4 казака, тяжело ранен хорунжий Боровков, 1 урядник и 9 казаков да убито 20 лошадей…

Но сами знаете — на войне не без урона.

Пехота наша тем временем под защитой донцов рыла окопы и окружала крепость Силистрию тесным кольцом траншей.

Турки старались препятствовать нашим войскам овладеть крепостью. 9 октября их армия подошла на помощь к осажденным и заняла позицию у деревни Тартарицы.

Загремели орудия, застучали штуцера пехоты. Солдат не хватало, чтобы отвечать на выстрелы турок. Вызвали казаков. 150 охотников нашего полка рассыпались в цепь против турецких янычар. Позиция турок была крепка, и турки смело оборонялись. Наши полтораста удальцов пешком вместе с пехотой бросились на приступ Тартарицких валов. Турецкие янычары — отборное войско, сверкая кривыми саблями — ятаганами. — выскочили навстречу нашим. Картечь пушек, дружное ‘ура’ пехоты и казаков остановили их. Турки поколебались. Казаки кинулись к коням, к ним присоединились и коноводы, и с гиком насели они на турок. Турки бросились в горы. Казаки, подкрепляемые Северскими драгунами и Белорусскими гусарами, влетели в турецкую батарею и порубили прислугу, 4 турецких знамени были захвачены. В полном беспорядке, перемешавшись с турками, среди камней и мертвых тел, рубились атаманцы. Наступал вечер. Наша пехота занимала отбитую позицию. Казаки собирались к своим офицерам. Это было тяжелое дело для Атаманского полка. Сотник Саринов, хорунжий Балабин и 380 казаков было ранено. Убито 276 лошадей и ранено 203. Наш полк уменьшился почти вдвое, трое урядников за отменную храбрость получили чины хорунжего…

Между тем, несмотря на все подвиги наших войск, Силистрией овладеть не удавалось. Наступила вторая осень, и казаки, не ожидавшие такого продолжительного похода, оказались в тяжелом положении. Обмундирование у атаманцев было свое, а не казенное. Мундиры изорвались, шинели и полушубки не грели. Палаток и в заводе не было. С такой справой в дождливую осень, на сквозном ветру, на морозе казаки сильно простужались. К тому же подчас и есть было нечего. В поход выступило 1170 казаков и 1122 лошади Атаманского полка, а к концу 1809 года в полку осталось живых только 499 казаков. Больше половины было убито, умерло от ран, от голода, от болезней. Но деды наши не тужили, свято исполняя присягу. Каждый день, несмотря ни на вьюгу, ни на снег, уходили в горы разъезды, заставы занимали свои урочные места.

С весной возобновились военные действия. Немало досталось работы в них казакам. Наконец 16-го февраля наш полк был отозван домой.

За два с половиной года войны в Турции полк потерял 671 казака. Сто казаков и урядников имели георгиевские кресты. Редкая грудь атаманца не была украшена черной с желтым ленточкой и белым крестом, 10 знамен и 40 пушек были взяты казаками во многих схватках с турками. Немало досталось казакам и добычи, которую они брали при преследовании турецких полков на многие версты.

Эта война познакомила казаков с турками и упрочила за Атаманским полком славное имя, заслуженное в 1807 году.

По возвращении на Дон полковник Балабин спешно стал комплектовать и обучать свой полк. Новая громкая слава ожидала храбрых дедов наших.

Им, счастливцам, досталась сладкая доля умереть, защищая Россию, быть истинными героями знаменитой Отечественной войны.

ГЛАВА VI.

Атаманцы задерживают французов, наступающих к Москве

Поход к Гродно. — Отступление. — Дело у местечка Мир. — Под Молевым Болотом. — Приезд Кутузова. — К Бородинскому полю.

В 1812 году Император французский Наполеон задумал завоевать земли нашего Царя. Он собрал большое войско, более двухсот тысяч человек. В войске этом были немцы, французы, итальянцы и поляки.

Русские войска пошли к границе. Великим постом атаманцы в тысячном составе под командой героя прусского похода и турецкой войны полковника Балабина выступили из Черкасска и пошли к городу Гродно, где собиралась наша кавалерия.

11 июня Наполеон перешел через р. Неман — война началась.

Войска наши отступали в глубь России, к Москве. Отступление это прикрывал атаман Платов с казаками.

Каждый день дрались атаманцы с французскими разъездами и головными частями, не допуская их приблизиться к нашим войскам.

Крестьяне сжигали деревни, косили хлеб на корню, чтобы не дать его французам, но от этого немало страдали и наши казаки. Вместо ночлега они находили одни развалины, вместо корма — одну полову.

В нашей армии происходили задержки, тогда французы напирали, собирались целые полки и происходили кровопролитные схватки с казаками. Так, через две недели после начала войны, 27 июня, Платов узнал, что три колонны кавалерии графа Турно намерены атаковать казаков.

Платов решил заманить их в засаду, как рыбу ловят в вентерь. У деревни Мир он поставил большую часть своих полков и артиллерии, а двум сотням Атаманского полка приказал рассыпаться в лаву и заманить полки на засаду.

Казачья хитрость удалась. Отстреливаясь с коня, наши сотни расходились по крыльям. Французские эскадроны погнались в эту прореху… Раздался свисток, и остальные наши сотни с гиком, склонивши пики, бросились на неприятеля. Через минуту все перемешалось. Поляки, бывшие в рядах французов, не сдавались, но храбро рубились. Сеча была страшная. Но нашим Досталось сравнительно мало, потому что очень стремительно атаковали французов, не дав поддержаться им огнем.

Это была первая наша победа над французами в эту войну. Почти все офицеры получили ордена, семь хорунжих за храбрость произведены в сотники и четверо урядников получили чин хорунжего.

Но потом вышел опять приказ отступать, и казаки потянулись назад к Москве.

Маленькие схватки не прекращались. Большое же дело произошло ровно через месяц, 27-го июля у деревни Молево Болото.

Пять полков кавалерии и один пехотный заняли эту деревню. Платов послал против них два полка казаков и две сотни башкир.

Французская пехота открыла по ним огонь, но казаки заставили ее отступить, проскакали через деревню, но здесь наткнулись на пять кавалерийских полков, уже готовых к атаке.

Не сдобровать бы донцам! Но Платов послал им на помощь атаманцев и два казачьих полка.

Французы подняли лошадей в карьер и столкнулись с донцами. Офицеры подавали пример храбрости казакам, казаки от них не отставали. Нашего полка войсковые старшины Копылков и Янов и есаул Пантелеев, несмотря на то, что французов было вдвое больше и что с фланга стреляла по ним пехота, повели свои сотни на французов и прогнали их в деревню Лешню. Сотники Фомин и Быкадоров собственноручно рубили неприятеля, сами были ранены во многих местах и замертво увезены с поля битвы. Сотни перемешались. Дрались отдельными кучками. Вот показалась неатакованная часть. Наши хорунжие Свиридов, Акимов и Каймашников, все три разных сотен, несмотря на страшный огонь пехоты, увлекли за собой несколько атаманцев и врубились в уланский эскадрон. Все трое были тяжело ранены, но уланы опрокинуты и бежали. Полк лишился пятерых храбрых офицеров. Их место заняли урядники Копылков, Касаркин, Панкратов, Пухляков и Саринов. Они выскочили вперед и, ободряя товарищей криком, бросились преследовать бегущего неприятеля, рубя и коля его…

А в то время как все поле впереди деревни Молево Болото было покрыто сражающимися всадниками, французские стрелки и несколько спешившихся кавалеристов бегом бросились на нашу батарею, по непростительной оплошности оставшуюся без прикрытия.

Прислуга и лошади были переранены ружейными выстрелами. Часть кавалерийского полка скакала, чтобы захватить самые орудия.

Тогда ординарцы Платова — нашего полка сотник Шершнев и хорунжие Девяткин и Протопопов, собрав горсть вестовых и ближних казаков разных полков, бросились с ними на выручку батареи.

Это движение было замечено, к ним пристали остатки казачьих полков, и батарея была спасена.

Неприятель отступал по всей линии. Казаки гнали его две версты. Тут подоспели три наших гусарских полка — и, поручив им преследование французов, Платов созвал свои полки.

Устали лошади. Люди измучились. Многих недосчитывалось в нашем полку. Хорунжий Агеев, 7 казаков и 17 лошадей было убито, ранено шесть офицеров, 29 урядников и казаков и 15 лошадей. Два офицера были награждены за это дело золотыми саблями ‘за храбрость’, многие произведены в следующие чины, а те пять урядников, что заменили в разгаре боя раненых офицеров, получили в награду чины хорунжего.

Это дело было одним из славных дел нашего полка. Полк участвовал в нем весь, всеми десятью сотнями атакуя противника… Масса пленных и добычи досталось казакам.

А назавтра — опять отступать…

Казакам, да и всем русским, хотелось драться, побеждать, а им приказывали отступать…

Ворчали старики.

Что ж мы! На зимние квартиры?

Не смеют что ли командиры

Чужие изорвать мундиры

О русские штыки?

Наш полк таял. За эти два месяца отступления мы потеряли убитыми и ранеными 300 человек. Наши деды не знали сна. Разве в седле вздремнет усталый станичник, качаясь на родном коне… И то сейчас же встрепенется. Страшно… Кругом неприятель.

Но вот дошли до казаков слухи, что скоро будет большое решительное сражение, что отступать наша армия больше не будет.

Командовать армией был назначен генерал-фельдмаршал Кутузов.

‘Приехал Кутузов бить французов’, — шутили солдаты.

Когда он делал смотр войскам, над ним взвился орел… ‘Хорошая примета, — говорили в полках. — Нас ожидает победа’.

На 26-е августа было приказано нашим войскам стягиваться к селу Бородину, где решено было на укрепленной позиции встретить французов…

ГЛАВА VII.

Атаманцы выгоняют французов из России

Бородинский бой. — В лагере под Москвой. — Сражение на реке Чернишне. — Атаманцы гонят Наполеона. — Бескорыстие казаков. — Пожертвование серебра на церкви. — Переход через границу.

С восхода солнца и до самой ночи 26-го августа 1812 года непрерывно гремели орудия под Бородиным. Наша армия защищала Москву, Наполеон старался пробиться к ней.

В день Бородинского сражения наш полк был разделен на две части. Две сотни под командой есаула Пантелеева вошли в состав казачьего отряда Платова и должны были оберегать правый фланг нашей позиции, а остальные пять сотен с полковым командиром полковником Балабиным ушли на пятнадцать верст в сторону для охранения левого фланга. Трех сотен уже не существовало. Полк за убылью офицеров и казаков был рассчитан на семь сотен.

Сотни Балабина развлекали французскую кавалерию маяченьем лавой и даже успели взять несколько человек в плен.

На долю сотен Пантелеева выпало совершить удалой поиск к обозам неприятеля, помешать Наполеону победить Кутузова.

После полудня многие наши орудия были подбиты. Некоторые полки были уничтожены, часть позиций занята. Французы готовились к последней решительной атаке…

В это время Наполеону донесли, что в тылу французских войск хозяйничают казаки.

Это были атаманские сотни Пантелеева и казачьи полки, предводимые Платовым, они в разгаре боя перешли вброд реку Колочу, опрокинули стоявший в лесу 84-й пехотный французский линейный полк и наскочили на обозы.

Не в первый раз добирались наши деды до французских повозок. Офицерские денщики, кучера и повара, бывшие при обозе, бежали, неистово крича, в самые ряды французских войск. Известие, что сзади находятся казаки, пронеслось по полкам, и они дрогнули. Атака французов на русскую позицию не состоялась…

Целых три часа хозяйничали казаки в обозе Наполеона. Наконец пришло приказание вернуться за реку Колочу и быть готовым на случай атаки.

Но атаки не было: Кутузов решил лучше сохранить армию и отдать Москву, Наполеон побоялся жертвовать своими последними резервами.

Темнота прекратила бой. Обе армии остались на занятых еще утром местах. В полночь русские войска поднялись с позиции и начали медленно отступать. Между ними и французами стали казаки.

В начале сентября наши сотни прошли через покинутую жителями Москву и расположились лагерем в десяти верстах от нее. Французы заняли Москву.

Лагерь нашего полка обратился в скопище бездомных бродяг и нищих, больных и сирот. Французские солдаты, позабыв дисциплину, нападали на безоружных жителей. Бедняки, не имевшие средств переехать в другие города, находили спасение у казаков.

Наши деды дарили им платье, кормили и поили их. Атаманцы не боялись французских грабителей. Они нападали на них, отнимали награбленный хлеб, скот и теплую одежду и привозили тем несчастным, которые укрывались у них.

В Москве у французов скоро начался голод. Разграбив магазины, французы имели много вина, дорогих материй, но не было у них хлеба и мяса. Солдаты перестали слушаться офицеров и безобразили по городу. Отряды, отправлявшиеся на фуражировку, боялись казаков и возвращались с пустыми руками.

Наступила холодная осень. Лили дожди. У французских солдат не было ни полушубков, ни шинелей — никакой теплой одежды.

Наполеон просил мира у Императора Александра Павловича, но, пока хоть один француз был на русской земле, Император Александр и слышать не желал о мире.

Простояв около месяца в Москве, французы начали отступать. Казаки последовали за ними, окружив их армию плотным кольцом.

Наш полк входил в отряд графа Орлова-Денисова.

6 октября казачий отряд близко подошел к реке Чернишне, где стоял биваком Мюрат, один из главных помощников Наполеона.

Казаки донесли, что лошади у французских кирасир плоховаты, охранение слабое и что на Мюрата можно напасть.

Решено было атаковать Мюрата с трех сторон. С двух должна была идти пехота, а с третьей казаки. Атака должна была совершиться одновременно, по часам.

Пехота заблудилась ночью в лесу и не пришла вовремя на опушку. Наступило утро, французы поднялись, повели лошадей на водопой, начали разводить огни. Время уходило…

Тогда Орлов-Денисов вызвал охотников, которые должны были начать атаку.

Из Атаманского полка вызвались хорунжие Силкин, Еремкин, Егоров, Гульцов, Алешин, Шильченков, Иванков, Ульянов, Макаров и Нефедов, шесть урядников и более двухсот казаков. Они рассыпались лавой и с дружным гиком поскакали на лагерь.

Французы поспешно расхватали ружья и стали в тесные колонны. Часть кирасир и карабинеров вскочила на лошадей и встретила в беспорядке атаманцев. Артиллеристы торопились повернуть орудия против горсти наших охотников.

Наши офицеры сами рубили неприятеля, подавая пример казакам. Они отбили два зарядных ящика и взяли нескольких человек в плен.

Нестройные толпы кирасир были опрокинуты атаманской лавой и бежали. Часть казаков бросилась преследовать их, часть захватила батареи.

Оторопелые французы не знали, что делать, в кого стрелять… Часть кирасир, однако, успела изготовиться и поскакала к лесу, откуда выходили наши сотни.

Есаул Лосев с сотником Балабиным с одной сотней атаманцев врубились в пехотную колонну, опрокинули ее и добрались до артиллерии. Сотник Балабин, собрав свой взвод, отнял и увез под картечным огнем одно орудие. Тем временем сотник Аркашарин, далеко отделившись от сотни, скакал навстречу французским кирасирам.

Усталые казачьи лошади еле поспевали за его быстрым конем. Кирасиры наскочили на него, разрубили ему голову и спину и, схватив с седла, поскакали с ним в сторону. Это увидали урядники его сотни.

‘Выручай командира!’ — крикнул сотник Галдин и, пробившись с урядниками сквозь толпу кирасир, догнал их и вырвал тело своего товарища из рук французов.

В другом конце сотники Чеботаров, Попов, Краснянский, Балабин и Каймашников атаковали пехоту, которую после долгого сопротивления смешали, сбили и обратили в бегство, взяв два зарядных ящика.

Сотник Каймашников был ранен в этом деле в голову.

Тем временем подоспела пехота, и застучали выстрелы в лесу.

Мюрат поспешно отступал.

38 орудий и весь его лагерь достались в добычу казакам.

Это дело на реке Чернишне у дер. Тарутино было первым делом, где мы атаковали французов, а не они нас. Почин этого дела, первый удар на французов, первое смятение среди них произведены нашими атаманскими сотнями.

Все офицеры нашего полка получили за это дело ордена, пятеро украсилось золотыми саблями ‘за храбрость’, шесть урядников, бывших в охотниках, произведены в хорунжие.

В эти боевые осенние дни 1812 года наш полк имел пестрый вид. На многих атаманцах были одеты французские мундиры, редкий кивер не был пробит пулей или штыком. И лошади были разных мастей и пород. Были и рослые французские кирасирские кони, и маленькие крестьянские лошадки, и уцелевшие, испытанные в боях донские степняки.

На этих лошадях наш полк погнал французов.

Наполеон отступал по той же Смоленской дороге, по которой и наступал. По пути его лежали разоренные деревни. Продовольствия не было. Солдаты его армии ели конское мясо, а в некоторых местах наши деды находили замерзших французов, сидевших возле котлов, в которых варилось человеческое мясо…

Наступили ранние холода, солдаты не могли отогреться около костров. Они кутались во что попало. Иные были одеты в бабьи кацавейки, другие надевали священнические ризы, третьи кутались в тяжелых шубах. Холод и голод губили армию Наполеона.

Но и нашим дедам было не легче. И они шли по опустошенным деревням, не имели горячей пищи, день и ночь выгоняя французов. И у них одежонка была неважная, порубленная и проколотая французскими шашками и штыками. И они умирали от холода и голода, умирали безропотно, молча, памятуя заповедь Христову — ‘больше сея любве никто же имать да кто душу свою положит за друга своя’.

13 октября наш полк едва не захватил в плен самого Наполеона.

Под вечер хмурого осеннего дня Атаманского полка полковник Кирсанов увидал на дороге близ Малоярославца французские обозы. Прикрытие при их приближении бежало, и казаки, проскакав мимо повозок, увидали небольшую кучку всадников, ехавших по дороге.

Это был Наполеон и его генералы Коленкур и Рапп, сопровождаемые адъютантами, ординарцами и вестовыми.

Эскадрон свиты Наполеона кинулся навстречу нашим сотням и весь был уничтожен. Рапп, схватив под уздцы лошадь Наполеона, поскакал с ним от казаков. Ударом пики казак убил лошадь Раппа, и она упала, прикрыв его собою. Только благодаря этому он и остался жив. Казаки не знали, что маленький, закутанный в маховую куртку человек — Наполеон, и дали ему уйти, а сами направились на гвардейскую артиллерию, где отбили 11 пушек…

И как досадовали они, когда узнали, кто был всадник на серой лошади, которого они хватали уже под уздцы!..

Теперь дела были каждый день. Но французы почти не оборонялись. С конца октября морозы окрепли. Птица падала, замерзая налету, деревья трещали. Атаманцы отбивали полузамерзших пленных сотнями, брали орудия. В отнятых у неприятеля обозах казаки находили серебряные ризы, снятые со святых икон, церковную утварь, одеяние священников. И святая мысль запала тогда в голову казакам.

Однажды к полковому командиру пришел атаманский казак Черкасской станицы Гаврило Чернишников, принес слитки серебра до двух пудов весом и сказал, что это серебро церковное и должно быть употреблено на церковь.

Командир сказал, что это не церковное, а литое серебро, и по правилам дележа добычи принадлежит ему.

— Почему мы можем знать, ваше высокоблагородие, — сказал атаманец, — церковное или не церковное то серебро. Про то Бог один ведает. Может быть, нечестивые злодеи из ограбленного в храмах слили это серебро. Не хочу принять греха на душу. Оставя у себя слитки, буду мучиться совестью. Милосердый Бог сохранил мне жизнь. Богу я посвящаю эту малую жертву. Дай Бог здоровья нашему атаману! Он подал нам благую мысль — показать делом усердие наше ко Всевышнему Творцу и святой вере праотцов!..

Казак должен быть тверд в вере и некорыстолюбив.

И деды наши не заботились о накоплении богатств.

За Чернишниковым и другие казаки понесли свою добычу полковым командирам, и вскоре Платов передал 60 пудов серебра Главнокомандующему Кутузову и просил из этого серебра сделать в Казанском соборе изображения двенадцати апостолов…

Если войти в Казанский собор со стороны Невского проспекта и подойти к главному приделу, налево у входа, то можно увидеть простую массивную серебряную решетку. На ней старыми печатными буквами вырезано: ‘Усердное приношение войска Донского’.

Часть этого серебра пожертвована нашим полком.

2-го декабря атаманцы следом за французами прошли в г. Ковно.

3-го декабря в Ковенском городском соборе служили торжественное молебствие по случаю освобождения России от дванадесяти языков.

Атаманцы присутствовали на этом молебствии…

Их было 150 человек…

11 -го июня, семь месяцев тому назад, тысяча с лишним атаманцев встретили на реке Немане французов, и вот теперь в холодный декабрьский день 150 человек проводило их за пределы России.

Остальные девятьсот почти человек полегли за веру, Царя и Отечество. Одни убиты французами, другие умерли от ран, от болезней, от мороза, даже от голода. Лишь бежавших не было в этом числе.

Семь месяцев и день и ночь лицом к лицу с неприятелем стояли наши товарищи. Они видели французскую кавалерию на сытых лошадях в роскошных новых мундирах, лихо атакующую наши сотни, и они же проводили ее, спешившуюся вследствие потери лошадей, одетую во что попало, безоружную и голодную…

1812-й год — славнейший год в жизни Атаманского полка. Он начал собою те три геройских года, которые стоят на нашем Георгиевском штандарте!

ГЛАВА VIII. Через Пруссию к французской границе

Новое укомплектование полка. — Командующий полком граф Платов и его заботы об обмундировании казаков. — Сражение под Люценом. — Подвиг урядника Александрина. — Участие полка в бою под Лейпцигом. — Через французскую границу.

Император Александр Павлович приказал войскам перейти границу и преследовать Наполеона до тех пор, пока он не сдастся.

Атаманский полк еще в декабре месяце покинул Ковно и под командой войскового старшины Копылкова двинулся к городу Данцигу, где заперлась французская армия.

Командир полка полковник Балабин по болезни остался в Ковно и вскоре был назначен командиром бригады. Наша пехота окружила Данциг, остатки Атаманского полка стали нести аванпостную службу. В это же время полк получил новые укомплектования.

После Бородинского сражения Платов уехал на Дон и собрал там казачье ополчение. В него поступили все казаки поголовно. Старые деды и молодые парни пошли на войну с французом. В те поры сложилась на Дону и песня:

Ах ты, батюшка наш, славный Тихий Дон,

Ты кормилец наш, Дон Иванович!

Про тебя-то лежит слава добрая,

Слава добрая, речь хорошая.

Как бывало ты все быстер бежишь,

Ты быстер бежишь, все чистехунек,

А теперь ты, кормилец, все мутен течешь,

Помутился ты, Дон, сверху донизу!

Как возговорит славный Тихий Дон:

‘Уж как-то мне все мутну не быть:

Распустил я своих ясных соколов,

Ясных соколов, Донских казаков!

Размываются без них мои круты бережки,

Высыпаются без них косы желтеньким песком’.

Эти ясные соколы, Донские казаки, прогнали Наполеоновы полчища и вместе с другими полками подошли к Данцигу. Здесь вышел приказ отпустить на Дон всех стариков и малолетков, остальным же пополнить ряды донских полков. Таким образом, Атаманский полк был доведен до пятисотенного состава, и в нем находилось 512 человек.

В марте месяце наш полк перешел в столицу Германии — немецкий город Берлин. Здесь принял его новый командир подполковник граф Иван Матвеевич Платов.

Он был поражен тем ужасным видом, какой имело обмундирование казаков. Все были одеты разнообразно. Мундиры французских полков, зипуны и полушубки крестьян — вот что было на плечах наших дедов. И все это изорванное, загрязненное, пробитое пулями, разорванное штыками.

Подполковник Платов выхлопотал разрешение полку идти в Дрезден, где получить синее и голубое сукно и одеться по форме.

Но этому не суждено было исполниться.

Наполеон собрал новую армию. Военные действия начинались.

20 апреля 1813 года наш полк участвовал в сражении под Люценом. Он находился в корпусе генерала Берга и должен был поддерживать наших союзников немцев, бывших под командой генерала Блюхера.

Прямо перед атаманцами неширокий болотистый ручей Флос-Грабен. Около полудня за ним показалась французская пехота — то были войска маршала Нея.

Одна сотня нашего полка под командой есаула Кутейникова спешилась и заняла обрывистые берега Флос-Грабена.

Не первый раз нашим дедам приходилось орудовать ружьем. И хотя наполовину полк состоял из молодых казаков, старые учили их, и пули атаманцев были метки.

Французы наступали отчаянно. Немцы подались назад, и французы стали отнимать у них зарядные ящики, которые немцы только что взяли. Это увидал подполковник Платов.

— Вперед! Атаманцы, по коням! За мной!

Все пять сотен собрались за командиром и побежали к ручью. Лошади увязали по брюхо в болоте и с трудом выскакивали, иные казаки переводили их в поводу и потом торопливо садились…

Между тем французские солдаты уже подходили к нашей батарее Никитина и угрожали ей атакой.

В эту трудную минуту на зеленеющем поле за ручьем показались казаки. Командир полка лихо врубился в французскую пехоту, за ним неслись войсковой старшина Табунщиков, есаул Процыков и сотники Балабин, Аркашарин и Свиридов со своими сотнями. Они опрокинули французов и отбили 4 ящика с порохом.

Эта атака дорого стоила нашему полку. Более ста человек, почти четверть полка, было убито и ранено французскими штыками и пулями.

Вечерело. Казаки долго преследовали отступавших французов и гнали до 1 часу ночи. В это время пришло приказание прекратить бой и отходить назад…

Наша армия отступала.

Несколько дней не было серьезных дел, и казаки несли аванпостную и разъездную службу в отряде генерала Милорадовича.

4 мая, рано утром, две сотни нашего полка под начальством войскового старшины Бегидова, находясь на разведке у селения Кенигсбрика, заметили в отдалении два эскадрона французских гвардейских улан.

— Вперед, атаманцы-молодцы! — крикнул Бегидов. Сотни быстро развернулись и ударили на улан в дротики.

Уланы едва успели построить фронт, как на них насели казаки. Началась отчаянная рубка. Офицеры подавали пример казакам, казаки не отставали от своих начальников. Один офицер и 84 улана сдались в плен Бегидову, остальные были порублены, весьма немногим удалось спастись.

И никогда не упускали атаманцы случая атаковать неприятеля. Зорко следили они за всем, что происходит кругом, быстро подмечали всякую оплошность французов и умело пользовались ею.

И не только офицеры нашего полка были опытны в военном деле, но и казаки и урядники научались воевать.

Зоркость и уменье все видеть в бою доставили нашему уряднику Антону Александрину чин хорунжего.

Он состоял ординарцем при немецком генерале Блюхере. 14 мая во время сражения он увидел, что часть неприятельской артиллерии осталась без прикрытия.

Все войска были заняты боем. Нигде не было ни одного свободного взвода кавалерии.

Состоя при немцах, Александрин знал несколько немецких слов. Он показал вестовым и ординарцам немецких полков на батарею и сказал им:

— За мною, друзья!

Немецкие кирасиры и конно-егеря поняли, в чем дело, и понеслись за сметливым атаманцем.

У первого орудия на полном карьере соскочил Александрин с лошади. Ростом он был без малого сажень, борода по пояс. Испуганные французы разбежались от него…

Он вытянул фуражирку, привязал ее к пушке и вместе с другими под выстрелами французской пехоты привез ее к Блюхеру.

— Не вытерпел, ваше превосходительство! — смущенно сказал он генералу.

Немцы хлопали в ладоши и кричали ‘ура!’ нашему уряднику.

Блюхер написал письмо, в котором просил о награждении Александрина офицерским чином.

23-го мая было заключено перемирие.

Во время его наш полк принял полковник Греков XVIII — в 1812 году командовавший казачьей бригадой.

При нем подошли к полку молодые казаки с Дона, и снова его разбили на 10 сотен. Число казаков в полку было 780.

Эти десять маленьких сотен со своим командиром прославили имя Атаманского полка в бою под Лейпцигом.

Это был тяжелый бой. Он длился три дня, 4, 5 и 6 октября 1813 года.

4-го октября отличились наши одностаничники — казаки Его Величества. В этот день они, находясь в конвое при Императоре Александре Павловиче, атаковали несколько полков, грозивших захватить Императора в плен, и, опрокинув их, далеко прогнали.

5-е октября доставило славу атаманцам. Под вечер этого дня наш полк преследовал отступавшую к Лейпцигу армию Наполеона.

Против атаманцев французы выставили батарею в 22 орудия и начали стрелять по казакам.

Тогда полковник Греков развернул свои десять сотен и помчался с ними на неприятеля.

Все орудия и 22 зарядных ящика достались в добычу нашему полку.

Это были не первые орудия, взятые полком в эту войну. За две недели до этого под городом Цейцом Греков с атаманцами взял пять орудий и одно знамя.

За Лейпциг командир полка был произведен в генерал-майоры, а Атаманскому полку это дело записалось в длинный ряд побед, которыми прославил он имя свое в войну с французами.

После Лейпцигского сражения французы стали быстро отступать. Русская армия, соединившись с немцами, их преследовала. В декабре 1813 года наш полк во главе авангарда перешел реку Рейн и вступил во французскую землю…

ГЛАВА IX. К стенам Парижа

Положение Франции к началу войны 1814 года. — Дело у Эпиналя. — Штурм крепости в конном строю. — Как добывали языка. — Дела под Арсисом и Фер-Шампенуазом. — Атаманцы в Париже.

Те места французской земли, где действовал наш полк в начале 1814 года, покрыты высокими горами. Между гор текут широкие и быстрые реки. Весь край обильно заселен. У жителей красивые каменные дома, крытые черепичными крышами. По скатам гор посажены виноградники, много огородов разбито вокруг деревень, поля запаханы. Через реки там и там поставлены каменные мосты на арках. Всюду видны красивые каменные церкви. Климат лучше, мягче, нежели в России и у немцев. Несмотря на декабрь месяц, в полях и на дорогах была невылазная грязь, было холодно, но морозов не было.

Французская армия после Лейпцигского сражения отступила далеко в глубь страны. Ее положение было тяжелое. У многих солдат даже во время этой мягкой зимы отваливались от холода на ногах пальцы, и они, покрытые болячками, ранами и гнойными нарывами, без сапог, одетые в рубище, уходили с большими потерями.

Наполеон просил мира. Но наш государь, уже три раза обманутый Наполеоном, знал, что пока жив этот человек, мир в Европе невозможен, и он отказал Наполеону в переговорах о мире.

Тогда по требованию своего Императора вся французская земля вооружилась. Двенадцати-пятнадцатилетние мальчики становились в ряды полков. Жителям было разрешено составлять разбойничьи отряды и нападать всюду и везде на войска союзников русских и немцев.

В деревнях наши солдаты не могли найти пристанища и продовольствия. Каждое горное ущелье грозило пулей из-за угла. Опасность была повсюду.

Впереди всей нашей армии рыскал Платов. А у него в авангарде были атаманцы.

Редко на ком из наших казаков были сапоги. Большинство ехало, закутав ноги в обрывки белья и мундиров.

От киверов остались лишь лоскутки бараньей кожи. Если бы не бравые лица, не молодецкая посадка, не веселый разговор, их можно было бы принять за шайку разбойников.

29 декабря 1813 года наш полк подошел к городу Эпиналю на реке Мозеле, и передовые казаки донесли, что там находится несколько французов. Это были дозоры французского корпуса маршала Нея, стоявшего в Нанси. Ней, узнав о прибытии казаков, занял Эпиналь.

Город Эпиналь лежит в лощине, окруженной высокими горами. За полком, ушедшим после разведки в горы, подошел к Эпиналю авангард союзного нам немецкого корпуса принца Виртембергского. При нем было три казачьих полка.

Подполковник Бегидов вызвался влететь первым в город и узнать, какими силами он занят. Взяв две сотни атаманцев, он в карьер под выстрелами вскочил на мост, ведущий через Мозель, пронесся по каменным улицам и врубился в пехотное каре. По его следам скакали казачьи полки, а за ними бежала пехота принца Виртембергского.

Французы отошли в деревню Шарм. Генерал Греков с атаманцами и одним казачьим полком занял городок Таон, переночевал в нем и 30 декабря, развернув атаманские сотни, атаковал с ними французов в Шарме.

Французы бежали. Наш полк взял в плен 6 офицеров и много нижних чинов. Эпиналь был занят нашими полками.

Новый год застал полк в преследовании Нея и разыскании главной армии Наполеона.

Целый месяц шарили казаки, ежедневно сражаясь с шайками разбойников да наталкиваясь на небольшие партии.

3-го февраля отряд графа Платова, при котором следовали казаки, подошел к городу Немуру. Этот город окружен высокой старинной стеной с одними воротами, перед которыми протекает широкий канал.

Окружив город казаками и выставив орудия донской артиллерии, Платов всё третье число обстреливал его стены. Ему удалось повредить ядрами ворота. На 4-е февраля он назначил штурм.

Штурм крепости в конном строю!

Атаманцам приказано было действовать на правом фланге. Смелый план зародился в голове у нашего командира.

Собрав свой полк, генерал Греков выбрал лихих людей, трех казаков, которые пришли сюда из-под самых стен Московского Кремля.

Он долго объяснял им свое желание.

— Не оробеете?—спросил он их, и смуглое лицо его нахмурилось.

— Никак нет, — последовал дружный ответ.

Подполковник Бегидов и сотник Коньков стали во главе охотников. Пики были оставлены при обозе, а взамен их казаки взяли топоры.

И вот, когда донская артиллерия усилила свой огонь, наш полк понесся, имея впереди охотников, прямо на канал.

С крутого берега прыгали привычные казачьи лошади прямо в воду и вылезали под страшным огнем к стенам города.

— Слезай! — кричит Бегидов и, бросив лошадь, бежит к воротам, за ним соскакивает с коня сотник Коньков, но тут же падает с разбитой пулею правой рукой.

Французы стреляют на выбор, в пяти шагах, со стен города. До тридцати казаков убито в эту страшную минуту.

Но только минуту.

Под ударами топоров падают ворота города, и с мощным гиком влетают в него казаки.

Четыре орудия и более 600 пленных сдаются Платову. Своей победой он много был обязан лихой и смелой атаке генерала Грекова с атаманцами.

Разве есть для кавалериста препятствия? Что такое канал, стена, ворота, самые пули, когда в жилах кипит горячая кровь атаманца!

Отсюда Платов с нашим полком пошел к Фонтенебло, где ему приказано было освободить римского папу.

Французы исповедуют католическую веру. По их вере, Христос оставил на земле наместника для управления церковью. И этим наместником у католиков почитается епископ города Рима — римский папа. Он богаче и важнее многих императоров, потому что ему подчиняются в духовном отношении католики всего света. Освободить его из плена Наполеона было приказано Атаманскому полку.

Но когда Платов подошел к Фонтенебло, папа был уже перевезен в другой город.

На обратном пути к армии, 9 февраля наш полк заметил значительный отряд французов, шедший к городу Санси.

Генерал Греков бросился с атаманцами в атаку и взял в плен более 40 человек. Подполковник Бегидов и тут вырвался вперед, вскочил с двумя сотнями атаманцев в предместье города и, многих порубив, овладел самим городом.

25 февраля нашему полку приказано было войти с другими казачьими полками в отряде генерала Кайсарова. Всего у Кайсарова набралось до 1000 казаков. Ему приказано было с ними пойти к Парижу и разыскать Наполеона.

7 марта Атаманский полк расположился в деревне Фер-Шампенуаз. Передовые разъезды столкнулись с французскими кирасирскими разъездами и оттеснили их до дер. Авиз. Но тут показалось около четырех тысяч кавалерии Себастьяни, и казаки отошли назад.

Маленькой партии нашего полка приказано было достать во что бы то ни стало пленных для допроса.

Выехали под вечер, вшестером. Проехав версты две, видят, стоит застава — эскадрон.

— Как быть, братцы? — спрашивает пятидесятник, так тогда назывались у нас приказные.

Один и говорит:

— Разомкнемся и с гиком кинемся на них. А один зарубит часового.

— Не годится, — говорит другой— Так-то они все встамошатся. Их много. Кони у них добрые, нас переловят и перебьют.

Как же быть?

Задумались казаки.

Был между ними только один старый, который не первый поход ломал. Остальные были из тех, что пришли с Дона прямо на Рейн.

Вот он и говорит:

— Наверно, братцы, у них из заставы в главные силы бегают люди. С донесениями или с приказаниями. Давай-ка объедем заставу.

Заехали. И действительно, не прошло и получаса, как от заставы отделилась часть и рысью пошла по дороге.

Слышно, гулко копыта стучат — много едет. Человек двадцать.

Что же делать? Ждать еще? А ночь убывает.

Старший разъезда взял одного казака и поехал с ним сторонкой подле разъезда так, чтобы видно не было.

Проехали с версту. Один из французов остановил лошадь и слез с нее. Должно быть, обронил что-нибудь. Замерли наши станичники.

Только он ногу в стремя, вихрем налетели на него, схватили и привезли к генералу Грекову.

Пленного допросили. Он показал, что Наполеон с 5 на 6 марта ночевал в г. Эперне в двух переходах отсюда и что при нем 30-40 тысяч войска.

Хотя у Кайсарова было всего 1000 казаков, но он решил оставаться у Фер-Шампенуаза, а одного из офицеров Атаманского полка послал с донесением к Императору Александру I, который был при союзной армии.

6 марта кавалерия Себастьяни напала на Кайсарова и отогнала его за селение Эви. Кайсаров спешил Атаманский полк, занял стрелковую позицию у деревни Семуан за рекою Об, а ближайшие к мосту дома приказал зажечь.

Несмотря на то, что у Себастьяни было вчетверо больше кавалерии, атаманцы держались здесь более двух часов. Здесь были убиты в нашем полку есаул Шершнев, хорунжий Закатнов и около 60 казаков.

Не получая подкреплений, Кайсаров с атаманцами отошел к городу Арсису на реке Об, а французы заняли Фер-Шампенуаз.

В городе Арсис к Кайсарову пришло на помощь 4 немецких эскадрона.

Местность здесь болотистая, и река Об имеет 5 рукавов.

8 марта сам Наполеон подошел к городу, а 7-го марта накануне корпус Нея столкнулся с казаками Кайсарова.

Подполковник Платов с Атаманскими сотнями отошел за первый рукав и сломал за собою мост. Но Себастьяни при помощи жителей починил его, и французы начали переходить реку. Здесь подполковник Бегидов во главе своей сотни бросился навстречу французским кирасирам, смял их и отогнал за мост.

Тогда Себастьяни с двумя дивизиями, более 6000 человек кавалерии ударил на наш полк и заставил его отойти назад за реку. Мы потеряли в этой схватке убитыми есаулов Кундукова и Лосева и более 40 казаков…

8 марта в 10 часов утра Себастьяни занял город Арсис.

Но в это время подошла, наконец, к казакам пехота. Загремели первые выстрелы нашей артиллерии, около полудня на поле сражения приехал Император Александр I. Тут впервые на глазах у своего обожаемого Государя развернули синие линии атаманцы и с дружным гиком и громовым ‘ура’ помчались на французов. Генерал Греков, полковник граф Платов, есаул Зазерский подавали пример храбрости. Присутствие Государя, который еще никогда не видал, каковы атаманцы в бою, удесятерило храбрость наших дедов. Они налетели на правое крыло дивизии Кольбера, стоявшей у дер. Сен-Этьен. Три орудия были взяты нашим полком, на 4-е налетели 2 эскадрона союзных нам Австрийских гусар и захватили его.

Надо думать, что атаманцы в эту минуту имели решительный вид. Французы, сзади которых был их горячо любимый Наполеон, повернули и, бросая оружие, с криком ‘спасайся, кто может’ побежали к каменному мосту через реку Об. Наполеон с обнаженной шпагой стал у моста, не пропуская никого. Под ним упадает ядро… Наполеон падает, но он жив. Ядро убило лишь его лошадь.

А казаки рвутся вперед. Солнце спустилось за гору, когда казаки уже на том берегу, заняв высоты, атаковали предместье города. 70 орудий французской артиллерии заставили их отступить и стать на поле сражения. Был одиннадцатый час ночи. Казаки и солдаты рвались в бой. Император Александр объезжал полки. Гремела музыка, атаманцы, у которых тогда не было хора трубачей, громко пели веселые казачьи песни.

На другой день в 7 часов утра казаки еще раз атаковали кавалерию Себастьяни и взяли три орудия…

Наполеон начал отступать.

Наш полк был назначен в отряд Цесаревича Константина Павловича, родного брата Императора.

Впервые после тяжелой и невидной службы в партиях и на заставах атаманцы стали наряду с лучшими полками нашей гвардии.

Погода стояла прекрасная, дороги высохли, все зазеленело. Чувствовалась близость весны, и вместе с тем каждый казак, каждый солдат сознавал, что скоро наступит полная победа над неприятелем и кончится великая война.

13 марта в три часа утра казаки тронулись с реки Марны и пошли опять к Фер-Шампенуазу, который был занят Наполеоном со всей его армией.

Среди дня, когда на обеих линиях кипел горячий бой, когда наша гвардейская кавалерия решительно атаковала конницу Себастъяни, граф Платов приказал атаманцам броситься на отделившуюся часть неприятельской кавалерии и 2 орудия. Под грохот орудий и крики войск стройно вынеслись вперед наши казаки. Перед ними была бригада кавалерии Пакто. Они насели на нее, порубили и покололи более 100 человек, а сотник Курнаков и хорунжий Персианов с охотниками насели на орудия и привезли их Платову…

Этим славным боем закончилась война с Наполеоном.

После нескольких стычек и небольшой схватки под Парижем Император Александр I во главе союзной армии 19 марта 1814 года вошел в столицу французской Империи.

Атаманцы не были в этот торжественный день в Париже. Они рыскали в окрестностях его, уничтожая шайки и выслеживая Наполеона.

И только в первых числах апреля атаманцы стали в Мон-Мартрском предместье Парижа.

18 мая 1814 года был заключен мир, и нашему полку приказано было возвращаться на родину, в Новочеркасск…

ГЛАВА X.

Пожалование полку георгиевских знамени и бунчука

Заботы командира полка об обмундировании. — Пожалование полка георгиевскими знаменем и бунчуком. — Торжество прибивки их. — Приказ и предписание графа Платова.

После двухлетнего непрерывного похода, после ежедневных битв наш полк мог теперь отдохнуть. Первой заботой командира полка было его обмундирование. В Париже по 7 франков (около 2 р. 50 к.) за пару купили казаки себе сапоги. Здесь же пошили они себе новые мундиры. В то же время было приказано на казачьих мундирах иметь с каждой стороны воротника и на каждом обшлаге по две гарусные петлицы голубого цвета. Вместо погонов казаки носили голубые гарусные эполеты, с бахромою.

Труды атаманцев за эти два года войны не были забыты. А как велики были эти труды, легко представить, если вспомним, что полк два раза получал укомплектования с Дону. Мы не знаем даже имен тех казаков, которые в числе более тысячи человек усеяли телами своими поля России, Германии и Франции. Казаки не считали смерть за Родину за особенную доблесть. Платов никогда не писал, кто убит и сколько, но лишь прибавлял: ‘А об убитых и раненых мы будем иметь домашний счет’.

И сколько-сколько погибло наших атаманцев в непрерывных боях с великой армией двунадесяти языков!

Наш полк выступил весной 1812 года, имея при себе пять войсковых хоругвей. Доблесть офицеров и казаков наших в войну с французами доставили ему георгиевское знамя и георгиевский бунчук и поставили его в ряды славнейших полков нашей кавалерии.

Сейчас же по изгнании французов из пределов России 28 марта 1813 года главнокомандующий армией князь Кутузов Смоленский писал из г. Калиша управляющему военным министерством князю Горчакову: ‘За отличную храбрость, оказанную в течение нынешней кампании войска Донского Атаманским полком, Его Императорское Величество в знак признательности своей Всемилостивейше пожаловал сему полку бунчук 1 знамя, коим образцы, с принадлежащими к ним надписями у сего препровождая, покорнейше прошу приказать, заготовя оные, препроводить ко мне’.

Знамя и бунчук были получены графом Платовым в Париже 17-го июня 1814 года, и хорунжий Атаманского полка Процыков повез их вдогонку полку, бывшему уже на походе, при следующих лестных для полка приказе и предписании:

‘Предписание Графа Матвея Ивановича Платова к командиру Атаманского полка Генерал-Майору Грекову XVIII. Из Парижа от 10 июля 1815 года’.

‘Атаманский полк бессмертными заслугами своими в прошедшую Отечественную с французами войну имел счастье обратить на себя не токмо лестное внимание соотечественников и уважение чуждых народов, но еще удостоился заслужить ВЫСОЧАЙШЕЕ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Всемилостивейшего Государя нашего благоволение. Его храбрость, его мужество и неустрашимость во всех случаях останутся навсегда непреложными доказательствами примерного усердия его и верности к Престолу и Отечеству и не престанут умножать славу всего Донского войска, столь всеми почитаемого и уважаемого. Я чту себя счастливым, что был усердия его очевидцем и имел случай представить оное в полном виде ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО в справедливом уважении к службе Атаманского полка соизволил пожаловать ему за храбрость знамя с изображением образа Спасителя со следующими священными надписями: ‘С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог’, ‘Буди, Господи, милость твоя на нас, яко же уповахом на Тя’ и Георгиевский бунчук. Сии знаки отличия отправляются у сего к Вашему Превосходительству с хорунжим Процыковым. Прискорбно мне, что за отдаленностью моею по службе при армии не могу я сам вручить оных полку, потому более, что не хочу далее отлагать удовольствие полку, каковое принесет ему сие Монаршее благоволение. Препоручаю Вашему Превосходительству на походе в приличном месте, где будет возможность избрать оное, при торжественном собрании всего полка и по взаимном господ членов оного совещании насчет устроения должного и приличного празднества в честь ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и всего войска, освятить знамена с узаконенным порядком и принести Господу Богу, подателю всех благ, благодарственное молебствие за удостоение нас толико лестнейшими знаками и милосердия Божия и благоволения Монарха. При сем торжественном случае прошу Вас изъявить всем достойным воинам храброго Атаманского полка поздравление мое и совершенную благодарность за то повиновение и привязанность ко мне, которые, делая их всегда ревностными исполнителями ВЫСОЧАЙШИХ повелений, совершенное приносят начальнику удовольствие и поставляют его в непременную обязанность свидетельствовать о том пред лицом Всеавгустейшего Монарха’.

В приказе значилось:

ПРИКАЗ

по Атаманскому полку

10 июля 1815 года, г. Париж

Храбрые Атаманцы! Бессмертные подвиги ваши обратили на себя не токмо внимание соотечественников и иноземцев, но и ВЫСОЧАЙШЕЕ благоволение Всеавгустейшего Монарха. Запечатлейте оное в сердцах ваших! ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО в справедливом уважении к службе Вашей соизволил Вам пожаловать за храбрость, в Отечественную с французами войну оказанную, знамя с изображением образа Спасителя, который осенил покровом Своим поприще дальнейшего служения вашего, и Георгиевский бунчук. Теките к алтарю Вездесущего и проповедуйте, яко с нами Бог! Преисполняйтесь глубочайшей признательности к Самодержцу нашему, коего Отеческими попечениями вы превознесены, прославлены и благоденствуете, сохраняйте нерушимо обеты верности к Царю, вере и Отечеству, не изменяйте неустрашимости вашей и храбрости, всеми признанной, покоряйтесь начальникам и внушайте потомкам вашим быть достойными преемниками славы вашей: вот чего требует от вас Помазанник Божий и все признательное Отечество! Мне же остается токмо утешаться вами и гордиться, что был я очевидцем славы вашей, усердия и ревности вашей к престолу, вере и Отечеству.

Войска Донского Войсковой Атаман

Граф Платов

Хорунжий Процыков догнал полк в г. Кременчуге 24 августа 1815 года.

На другой день совершено было торжественное освящение знамени и бунчука. На месте лагеря Атаманского полка полк был выстроен в конном строю четырехугольником. Третья Донская конно-артиллерийская рота, следовавшая за полком, вытянулась в один ряд. В середину четырехугольника были внесены распущенные полковые знамена, избитые пулями и ядрами, свидетельницы славных побед над турками и французами. За ними внесли полученные знамя и бунчук без древок.

Кременчугский архиерей со священниками окропил знамя и бунчук святой водой, после чего начался молебен.

Командир полка и офицеры спешились и на коленях молились под сенью старых и новых знамен. По окончании молебна священник передал генералу Грекову освященные знамя и бунчук. Командир полка, а за ним и офицеры любовно прибили знамена к древкам. Тут каждый гвоздь был вбит рукой героя, не раз поражавшего неприятеля саблей или пикой. Последние гвозди были вбиты знатными особами города Кременчуга.

После этого прочтены были предписание и приказ графа Платова…

Многие казаки плакали, слушая слова своего атамана. Гром пушек Донской роты и крики ‘ура’ закончили чтение приказа.

После этого раздалась команда ‘слезай!’. Коноводы остались на поле, а полк, имея впереди знамена, прошел в церковь Преображения Господня. Их встретили колокольным звоном.

Полк и артиллерийская рота построились на Александровской площади.

Офицеры и спешенные казаки прошли в церковь. Здесь совершено было благодарственное молебствие, по окончании которого священник сказал слово. При возглашении молебствия артиллерия стреляла из пушек, причем был сделан 101 выстрел.

После этого полк вышел. Казаки сели на лошадей. Знамена вынесли перед строем и торжественно отвезли в лагерь.

В лагере был приготовлен праздничный обед для казаков и урядников. Офицеры и знатные лица города были приглашены на обед к командиру полка.

Знамя и бунчук, полученные нашим полком в 1815 году, хранятся ныне в бригадной церкви гвардейской казачьей бригады. По свидетельству лиц, видевших их в Кременчуге в 1815 году, они были великолепны.

Древки у них темно-зеленого цвета с желобками, из которых три выложены желтой медью и вызолочены. Наверху медное вызолоченное копье, в средине которого георгиевский крест. К копью привязаны серебряные кисти на серебряных плетеных шнурках.

Знамя четырехугольной формы, голубое, шелковое, обшитое широкой золотой бахромой. Посредине с обеих сторон масляными красками написан Спаситель во весь рост, а кругом надписи золотыми буквами. Вверху: ‘С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтесь яко с нами Бог’. С трех сторон полотна: ‘Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя, да не постыдимся вовеки’, а внизу ‘Войска Донского Атаманскому полку за храбрость’.

Бунчук серебряный, длинный, с двумя языками. Кругом обшит золотой бахромой. Посередине с обеих сторон изображение красками св. Георгия Победоносца на коне, поражающего копьем дракона. Кругом надпись золотыми буквами: ‘Войску Донскому Атаманскому полку за отличную храбрость’.

Через месяц после освящения знамен Атаманский полк с веселыми песнями вступил в Новочеркасск.

ГЛАВА XI.

Мирные годы

Служба в Новочеркасске. — Песенники полка. — Служба урядников. — Производство в офицеры. — Ученья. — Похороны атамана Платова. —Атаманцы усмиряют крестьян. — Похороны Императора Александра I. — Участие в войсковых кругах.

С 1802 года Атаманский полк имел десять сотен. В Новочеркасске были расквартированы две или одна сотня, люди остальных сотен жили по станицам и собирались только на время учений. Сотнями командовали подполковники и есаулы, в помощь им были сотники и хорунжие. Ближайшими помощниками офицеров были и пятидесятники. Казаки имели все вооружение и снаряжение, даже ружья и пистолеты, а равно и мундиры собственные.

20 ноября 1815 года для большего единообразия и в облегчение офицеров войска Донского штаб- и обер-офицерам вместо прежнего шитья повелено иметь серебряные петлицы: по одной с каждой стороны воротника и по две на обшлагах, по образцу петлиц кавалерийского полка, причем в нашем полку 11 октября 1816 года велено иметь две серебряные петлицы, как то существует и теперь.

На ученья полк собирался весною на Красный Яр. Зимою же небольшая часть полка чередовалась в караулах при атаманском доме и при знаменах.

Во время мирной жизни в Новочеркасске больше всего отличались наши песенники. Голоса были на редкость. Особенно отличались казаки Александровской станицы. В полку трубачей не было. Да и в Новочеркасске не было ни одного порядочного хора музыки, а потому наши песенники во всех торжественных случаях пили за атаманским столом и по праздникам, одетые в синие кафтаны, распевали на публичных гуляньях и в городском саду. Они же ходили Христа славить к знатным особам на Рождество, пили на свадьбах, именинах и при других торжествах. При пении употребляли в те времена бубны, литавры, тарелки и полумесяцы.

Тяжело было служить лишь урядникам. Учебных команд тогда не было, и в звании урядника казаки жаловались за воинские подвиги, за храбрость или за особое отличие по службе. Урядников в войске было мало. В нашем полку на сотню приходилось по четыре, пяти урядников. Между тем на ординарцы к атаману, в почетные часовые, а также на все торжества под знамена требовались урядники. Поэтому они служили без перемены, не имея возможности иногда по десяти лет и более бывать дома.

Но зато галуны урядника открывали доступ и к офицерскому званию без всякого экзамена. Все наши урядники еще в Париже за отличие в Отечественную войну были произведены в хорунжие.

Офицерский чин в те времена давал не одно только преимущество по службе, но и увеличенный земельный надел. Офицер из казака — мелкого землевладельца — становился помещиком. По мере повышения в чинах и количество земли увеличивалось, кроме того, жаловались и русские крепостные крестьяне.

На учении команд не было. Указывали, что нужно сделать, и говорили ‘вперед’, ‘марш’. Повернуть полк было очень трудно. В преследовании гнали по несколько дней. Писаного устава в те времена для казаков не существовало. Приучали лошадей прыгать через рвы и барьеры, кололи пикой нарочно сделанные чучела, рубили их и джигитовали.

10 января 1818 года полк наш в полном составе хоронил своего любимого атамана графа Матвея Ивановича Платова. Не одна слеза выпала на гроб того, кто сделал имя донского казака страшным всей Европе, кто любил и лелеял атаманцев.

При новом атамане Адриане Карповиче Денисове 20 ноября 1819 года в Атаманском полку белые перьяные султаны, бывшие на шапках, заменены продолговатыми волосяными султанчиками, существовавшими в то время в полках легкой кавалерии, у офицеров серебряными, у казаков белыми.

В том же году вместо генерала Грекова командиром полка назначен герой войны 1812 и 1813 годов, бывший атаманец и георгиевский кавалер — полковник Кирсанов.

После войны 1812 года многие донские генералы получили вместе с земельными участками и крестьян на вывод. Эти крестьяне долго не могли примириться с положением своим в новой земле, волновались и оказывали неповиновение своим помещикам, буянили, жгли имения и косили хлеб на корню.

В 1820 году весной взбунтовались сначала крестьяне князей Орловых. Их пошли усмирять казачьи полки, собранные для отправки на Кавказ. Во время их отсутствия в селении Голодаевке, в Миусском округе, у господ Мартыновых возмутились их крепостные.

Большая часть нашего полка в это время уже была в сборе для весеннего ученья. По приказанию атамана Денисова эти сотни под командой полковника Кирсанова отправились в Голодаевку, где крестьяне в числе нескольких тысяч человек расположились лагерем.

Казакам приказано было окружить лагерь, и если бы кто из крестьян осмелился оказать неповиновение своим помещикам, то таких крестьян было приказано брать под караул.

К нашему полку на подходе присоединился генерал-адъютант Чернышев, приведший с собою полки, посланные к князьям Орловым, один эскадрон Л.-Гв. Казачьего полка, роту артиллерии и пехотный регулярный полк. При приближении этой массы войск крестьяне смирились и разошлись по деревням.

Атаманцы вернулись в Новочеркасск. Во время усмирения пришлось делать большие переходы и большей частью рысью, лошади были сильно утомлены, а потому обычного весеннего ученья не делали: часть полка была оставлена для караула, остальные отпущены по станицам.

В 1821 году на место Адриана Карповича Денисова назначен войсковым атаманом Алексей Васильевич Иловайский. Он любил роскошь в жизни, устраивал спектакли и балы. А когда он выезжал из своего дома, его сопровождал конный взвод Атаманского полка.

Наряд вследствие этого был усилен.

При нем приказано было казакам иметь перевязи вместо шелковых кожаные по образцу Л.-Гв. Казачьего полка.

Служба Атаманского полка в минувшие войны, образцовое поведение казаков далеко выдвинули полк из среды других казачьих полков. На атаманцев смотрели почти как на гвардию. От них требовали чистого и однообразного обмундирования, а во всех почетных командировках с этого времени они участвуют наряду с Л.-Гв. Казачьим полком.

Так, когда 19 ноября 1825 года скончался в городе Таганроге Александр Благословенный, пораженные горем и ужасом отчаянные атаманцы в полном составе были вызваны в Таганрог. Там у тела Того, перед глазами которого всего шесть лет тому назад сражались казаки на полях Арсиса и Фер-Шампенуаза, стояли на часах офицеры нашего полка, а атаманцы сменяли лейб-казачий караул у Таганрогского собора и у дворца Императрицы.

На всех войсковых кругах атаманцы занимали видное место, 9 мая 1826 года, в день принятия пожалованной войску сабли Императора Александра I, полк в полном составе был на площади перед собором.

Это был последний раз, когда жители Новочеркасска видели все сотни полка на кругу.

В следующем году полк выступил в поход на войну с Турцией, а с войны перешел сначала на Днестр, потом в Польшу, а потом и в Петербург. Наступали новые времена для Атаманского полка.

ГЛАВА XII. Казачий Наследника полк

Вооружение и снаряжение атаманцев. — Пожалование Атаманского полка Шефом. — Рескрипт 20 октября 1827 года.

В 1827 году и на Дону, и в Петербурге только и разговоров было, что о предстоящей войне с турками. Донские казачьи полки находились на Кавказе, где воевали с персиянами. На Дону оставалось всего несколько полков, и в том числе Атаманский. Уже зимой 1827 г. приказано было нашему полку в составе пяти сотен собраться в Новочеркасске и быть готовым к выходу.

Несмотря на то, что у полка была строго определенная форма, сотни были одеты не однообразно. Происходило это оттого, что казаки обмундировывались сами, на свой счет. Полковых портных не было, мундиры шили по станицам, почему и покрой был не совсем одинаковый, и отличия были нашиты неправильно. Вооружены казаки тоже были различно. Были у казаков и шашки с эфесом без дужки казачьего или восточного образца, были и сабли, отбитые у французов, и кривые турецкие ятаганы. Древки у пик были темно-красного цвета. Ружья были кремневые, у кого нарезные штуцера или карабины, у кого гладкоствольные линейные ружья. Калибр их был вдвое больше нынешних — семилинейный. Заряжались они с дула. Казаки имели патроны, в которых хранился порох и пуля. Пуля была круглая. Заряжали ружье в двенадцать приемов. Надо было ‘скусить патрон’, то есть зубами оторвать пулю патрона, потом насыпать порох в дуло, забить шомполом пулю, вставить шомпол на место, насыпать немножко пороху на полку подле курка, и тогда можно было стрелять. Во время дождя порох намокал и не загорался от искр. Нашим дедам нелегко давалась меткая стрельба.

Кроме ружей казаки имели еще пистолеты — у кого один, у кого два. Пистолеты были с одним дулом и с двумя — двойные. Оттого и в песне нашей поется:

Сам на сером коне,

Грудь горит в серебре,

По бокам пистолеты двойные.

Офицерские чины отличий не имели. Была разница только в штаб-офицерских и обер-офицерских эполетах.

Но атаману Иловайскому хотелось привести все это в порядок, и вот 1 -го января 1827 года на офицерских эполетах казачьих полков для различия чинов повелено иметь кованые звездочки: у хорунжих — одну, У сотников — три, у майоров — две, у подполковников или войсковых старшин — три.

10-го июля 1827 года приказано вместо султанов на шапках иметь шерстяные шарики, называемые ‘помпонами’, у казаков белые, у офицеров серебряные. Шарики эти казаки покупали на ярмарках в особых лавочках…

Доблести наших дедов в Отечественную войну, а потом храбрость донских казаков в войне с персиянами обратили на войско Донское милостивое внимание Государя Николая Павловича.

2-ое октября 1827 года для Донского войска и нашего полка в особенности должно быть памятно. Войско получило Атамана — Наследника Цесаревича, а наш полк стал Шефским полком Его Императорского Высочества Наследника Великого Князя Александра Николаевича.

После Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка Атаманский полк первый и единственный из казачьих полков, имеющий Шефом Особу Императорской Фамилии.

Велика была радость наших офицеров и казаков, когда их собрали однажды в октябрьский день на площади и командир полка генерал полка Кирсанов прочел следующий Высочайший рескрипт на имя Наказного Атамана войска Донского Генерал-Майора Кутейникова.

‘Дмитрий Ефимьевич! — значилось в рескрипте. — Назначив приказом, сего числа отданным, любезного сына моего, Наследника, Великого Князя Александра Николаевича Атаманом всех казачьих войск, повелеваю вам объявить о сем по вверенному вам храброму войску Донскому, уверен будучи, что оное найдет в сем назначении новое доказательство моей признательности и благоволения к оному за его знаменитые услуги Отечеству и верность к престолу, в коих я тем более удостоверен, что оно уже и при начале царствования моего явило столь блистательные опыты Своего усердия и храбрости в настоящую войну с Персиянами. При сем повелеваю считать ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО, Наследника Великого Князя Александра Николаевича Шефом Донского Атаманского полка, которому и именоваться — казачьим Его Императорского Высочества Наследника полком’.

Пребываю Вам благосклонный ‘НИКОЛАЙ’

В С. -Петербурге,

октября 1827 года.

Шефу нашего полка шел в это время десятый год. Он родился 17 апреля 1818 года.

С этого дня, как мы увидим дальше, Казачий Наследника полк пользовался особым расположением Его Высочества.

Царственный юноша с редким вниманием следил за боевыми успехами полка, чутко относился к нуждам своим атаманцев, широко помогая своим казакам…

21 января генерал Кирсанов сдал полк подполковнику Захару Спиридоновичу Катасанову, а через два месяца после этого потянулись, сверкая пиками на весеннем солнце, синие ряды атаманцев в поход в знакомые отцам поля Молдавии и Валахии.

Война Турции была объявлена.

ГЛАВА XIII.

Участие полка в войне с турками 1828 года

Причины войны с Турцией. — Что делал полк во время осады крепостей. — Дело под г. Галацом. — Стихи, присланные Наследником Цесаревичем Атаманскому полку. — Небрежное донесение хорунжего Попова. — Как загладили его атаманцы. — Потери полка во время войны.

Турки думали, что после войны с Наполеоном Россия, потерявшая столько солдат на полях сражений, ослабела. Им казалось, что они могут не исполнять договоров, заключенных с Россией. Они заставляли русских, занимавшихся торговлей на турецкой земле, или принимать подданство султану, или выселяться из Турции. Они не пропускали наши корабли через проливы Черного моря и тем мешали нам торговать с иноземными государствами. Они подговаривали персов не заключать с нами мира.

Все это заставило Императора Николая I отдать приказ о переходе нашими войсками турецкой границы.

Между нами и турецкими землями лежали тогда два христианских княжества — Молдавия и Валахия. Местность в них подобна нашей Донской земле. Те же степи, с широкими полями высокой кукурузы, с пылью летом и грязью весной, те же балки, те же виноградные сады и бахчи с арбузами, дынями и кабачками. Населяют эти земли румыны — народ, похожий на цыган. Хотя они и считались подвластными турецкому султану, но при приближении наших войск все население, имея духовенство впереди, выходило навстречу к полкам.

Молдавия и Валахия без боя были заняты нашими войсками. За этими княжествами по турецкой границе широкой лентой течет Дунай. Северный берег его, низменный, болотистый, поросший камышом, труднодоступен. Южный — турецкий — высокий, с крутыми скалами и отвесными обрывами. Здесь построено много крепостей — Варна, Измаил, Браилов, Силистрия, Журжа, Рущук и другие.

Все войны с турками мы начинали с осады этих крепостей. Не взявши их, нельзя перейти Дунай, нельзя проникнуть и в Турцию. А взять их трудно. Они окружены высокими и прочными стенами, глубокими рвами. Для взятия их назначался особый осадный корпус. Подвозили громадные пушки к стенам крепости. Пехота плотным кольцом окружала их. Рыли канавы с валиком, строили земляные коридоры, называемые траншеями. Пушки день и ночь палили по стенам, пока не образовывался обвал. Саперы по подземным галереям подходили под стены и закладывали бочки пороха. Когда все было готово, назначали день штурма. Саперы взрывали мины, галерея расширяла проходы в стенах, пехота с развернутыми знаменами, с музыкой на штыки шла штурмовать крепость… Но что делала конница?

Она располагалась на всех дорогах. Она не допускала никакого сообщения с крепостью. Когда войска выходили из крепости, чтобы помешать нашим работам, делали вылазку, кавалерия доносила об этом, атаковала неприятеля и прогоняла обратно в крепость…

Вот такие-то обязанности и были возложены на наш полк в эту войну с турками.

В апреле 1828 года атаманцы недалеко от г. Ясс перешли через реку Прут и здесь получили назначение идти к Браилову.

Осадный корпус, обремененный многими тяжелыми орудиями, медленно подвигался к Дунаю. Впереди шли казаки. На пути, у слияния рек Серета и Дуная, лежал город Галац, занятый турками.

20-го апреля передовой разъезд нашего полка под командой есаула Стоянова, при урядниках Старикове и Аникине и 48 казаках подходил к нему.

День был жаркий. Сухая темная пыль поднималась к небу высоким столбом. Сквозь эту пыль еле видны были белые домики, крытые соломой, и тонкие стройные минареты турецких мечетей.

Передовые казаки донесли, что Галац занят. Действительно, два выстрела прозвучали в тишине знойного дня, к ним присоединились еще и еще, и стены низких домов окутались дымом.

— За мной! — крикнул Стоянов. Бурый жеребец его закачался просторною рысью, напружинил зад и перешел в намет. В руках у офицера и урядников сверкнули старинные клинки. Тесной стеной, нагнув копья, поспевал за ними маленький отряд.

Ближе и ближе белые дома, грязные плетни и весь беспорядок турецко-румынского города. Отчетливей торопливые выстрелы, виднее алые фески и белые чалмы защитников городка…

Турки не выдержали смелой атаки горсти атаманцев и побежали. До 60-ти турок было взято в плен.

К вечеру в Галаце собрался весь Атаманский полк. На завтра, 27 апреля, была назначена переправа через реку Серет.

Переправа вплавь, конечно.

Всеми казачьими полками Браиловского осадного корпуса командовал генерал-майор Каменнов, но в день переправы он был нездоров и отрядом командовал подполковник Катасанов.

27-го казаки переплыли реку Серет, а 28-го апреля подошли к визирьскому броду на р. Бузео и перешли через нее.

Здесь передовые наши разъезды донесли, что на равнине, недалеко от крепости Браилова, пасутся турецкие стада.

Подполковник Катасанов взял сотню Атаманского полка под командой есаула Миллера, при сотниках Урасове и хорунжем Грекове и кинулся с ними к турецким стадам.

Турки загнали стада к селению Барбеш, а сами заняли огорожи этой деревни и открыли частый огонь по нашим казакам. Турки плохи в атаке, но обороняться умеют хорошо.

Несколько казаков было ранено и убито. Эти первые убитые и раненые рассердили атаманцев. Крепче прижали они пики под мышки, придавили ногами лошадей, лихие кони прыгнули через заборы, валики и канавы, и пошла рубка в узких улицах маленькой деревушки. 18 человек было взято в плен, много поколото и порублено на месте. Много скота и разный багаж, который турки везли в Браилов, были отбиты.

29 апреля наш полк подошел к Браилову.

Осадным корпусом командовал великий князь Михаил Павлович, брат Государя. Атаманский полк занялся аванпостной службой, оберегая пехоту, принявшуюся рыть траншеи.

7-го мая к Браиловскому корпусу прибыл Государь Император.

На аванпостах наш полк почти ежедневно сталкивался с неприятельскими отрядами, пытавшимися пробиться к осажденным. Рогатый скот, пленные турки, их знамена или бунчуки нет-нет да и доставались в добычу атаманцам. Один из таких бунчуков, отбитых атаманцами во время схваток с турецкими наездниками, был отправлен полком к Августейшему Шефу.

И какова же была радость и умиление наших станичников, когда десятилетний Наследник ответил полку следующим стихотворением:

Мой храбрый полк, благодарю

За первый твой трофей победный.

Ты верен славе был последней,

Ты делом угодил Царю!

Твой Атаман перед тобою

Еще не может в бой лететь,

Но может он уже душою

От дел отважных пламенеть,

Еще он скрыт от взоров света,

На честь (у) младенцев права нет,

Но знает он, что детски лета

Готовят честь грядущих лет,

Лети за славою прекрасной,

Молитесь, храбрые друзья,

Чтоб лета не прошли напрасно,

Чтоб славу мог нажить и я!

С прибытием Государя в лагерь под Браиловом было повелено нашей 1-й сотне, которая тогда называлась лейб-сотней, состоять при Императорской главной квартире, а полк временно прикомандировать к Гвардейскому Корпусу.

С этого времени Государь обратил особенное внимание на полк Своего Сына. Он заметил, что вооружение казаков не однообразно, и, узнав, что казаки вооружаются на свой счет, пожелал, чтобы это было изменено.

15 мая 1828 года Высочайше повелено было отпустить для Атаманского полка всю оружейную амуницию на счет казны, по образцу Л.-Гвардии Казачьего полка, с тою разницею, что древки пик в нашем полку приказано иметь светло-синего цвета.

А военные действия и осада крепости продолжались.

В конце мая Браилов был взят, и наша армия двинулась на овладение крепостями Шумлой и Варной. От Атаманского полка потребовали надежных казаков для указания пути нашим колонам. Днем сотни атаманцев шли впереди всех, а ночью, когда отряд располагался на отдыхе, атаманцы занимали ‘ночную цепь’.

Жара была невыносимая. Люди падали на походе, пораженные солнечным ударом, на шапках разрешено было привязать манерки с водою.

3-го июня мы обложили крепость Кюстенджи и, взяв ее, продолжили путь к Шумле. 9 июля наши войска окружили Шумлу, а Атаманский полк занял посты на Разградской и Силистрийской дорогах.

Наступила тяжелая сторожевая и разведывательная служба. Осторожный разъезд никогда не даст хорошего донесения, а подойти ближе — рискуешь потерять людей. Итак, дня не проходило без того, чтобы не было убитых или раненых во время перестрелок с турками на постах.

Но лучше смерть и раны, чем позор Государева замечания. И казаки это понимали и смело лезли в города и села, занятые неприятелем.

Но… грех да беда на кого не живет… Вышел грех и с нашим полком. В первых числах июля молодой офицер нашего полка, хорунжий Попов, был на разведке и в 12-ти верстах от лагеря увидал дымы и палатки большого лагеря. Не исследовав, в чем дело, он послал рапорт полковому командиру подполковнику Катасанову, что 1000 турок стоит у нашего лагеря. Катасанов, уверенный, что атаманский офицер не ошибется, послал донесение в Главную Квартиру. Для разбития этой орды был отправлен генерал-адъютант Орлов, но оказалось, что это были не турки, а русские войска графа Толстого.

Государь Император остался сильно недоволен такою небрежностью в Атаманском полку и приказал походному атаману Сысоеву взыскать с виновных.

Тяжело было дедам нашим выслушать это первое в жизни полка замечание… На веки веков решили они запомнить и детям и внукам заповедать быть как можно внимательнее в разъездах, не жалеть жизни своей, лишь бы давать верные донесения и не огорчать обожаемого Государя. Приказ об этом проступке узнали в полку 17 июля, и загорелись сердца атаманцев. Захотелось им кровью своей заслужить прощение невольной ошибки своего молодого товарища.

Случай представился на другой же день. Наш полк был послан для занятия гор. Разграда. Без выстрела неслись казаки в улицы города, порубили и взяли в плен 51 турка и освободили 4180 болгар. Офицеры искали случая загладить неприятное впечатление от неправильного донесения. Хорунжие лезли смело в огонь — один из них, Башмаков, был убит пулей, другой, Чамбин, весь израненный напавшей на него заставой, к которой он подкрадывался, вскоре умер, Костин и Платонов были выведены из схваток тяжелоранеными. Старые офицеры от них не отставали. Подполковник Хоперсков был ранен во время рекогносцировки неприятельского расположения, есаул Миллер 14 августа, атакуя со своею сотней неприятеля, пытавшегося порвать нашу цепь, был опрокинут двумя ядрами и при падении с лошади получил сильный удар в голову…

20 сентября наш полк атаковал 7000 человек, вышедших из Шумлы, опрокинул их и побил более 40 человек, заставив остальных вернуться в крепость.

И Государь простил небрежную разведку 11 -го июля. За взятие Разграда командир полка получил чин полковника, урядник Кузнецов георгиевский крест.

Наступала осень, и с нею труднее становилось вести войну. Турки покидали города и сдавали крепости, 29-го сентября Варна была оставлена турками, и наши войска могли идти к столице Турции Константинополю.

Атаманский полк, переведенный после 20-го сентября от Шумлы к Варне, куда отправился Государь Император, в декабре месяце получил приказание следовать к городу Яссам и далее в Россию.

Турки заговорили о мире, и войска возвращались домой.

За эту войну во время аванпостной службы с апреля месяца по ноябрь наш полк потерял убитыми — 1 обер-офицера и 11 казаков, умершими от ран — 1 обер-офицера и 3 казаков, без вести пропавших — 3 казаков, тяжелоранеными— 1 обер-офицера и 17 казаков, легкоранеными — 1 штаб-офицера, 2 обер-офицеров и 16 казаков, а всего 1 штаб-офицера, 5 обер-офицеров и 48 казаков, то есть почти одна десятая часть полка выбыла из строя.

ГЛАВА XIV. Первая постройка мундирной одежды за счет казны

Перемена формы. — Смотр полка полковником Золотаревым. — Недостатки в одежде. — Пожалование Государем 25000 рублей на постройку обмундирования.

Турецкая война 1828 года обратила милостивое внимание Государя на атаманцев, и с этого времени и Государь, и Шеф Наследник Цесаревич близко знакомятся с жизнью полка и стараются облегчить службу атаманских казаков.

Вместе с тем в обмундировании казаков происходят перемены с целью красиво одеть шефский полк Цесаревича.

30 декабря 1828 года приказано было казакам вместо синих курток с голубою выпушкою иметь голубые куртки, с шаровар снять лампас, а петлицы и эполеты вместо голубых приказано иметь белые и эполеты с бахромой.

31 декабря 1828 г. вместо полковника Катасанова командиром Атаманского полка назначен полковник Михаил Михайлович Кузнецов.

По окончании войны, во время следования к городу Яссам, обмундирование и снаряжение Атаманского полка было осмотрено командиром жандармов 2-й армии полковником Золотаревым.

Оказалось, что оружие казаки имеют казенное, но седла и одежду собственную, которая за время похода совершенно износилась, а некоторые казаки и вовсе не имеют мундиров. До 300 лошадей пришло в полную негодность к службе.

Командир гвардейского корпуса великий князь Михаил Павлович приказал относительно лошадей снестись с наказным атаманом, а мундирную одежду завести согласно новой формы.

По новой же форме приказано было в июне 1829 года иметь офицерские чекмени зимние — ниже колена, синие с голубою выпушкою, а летние (куртки) — по пояс, голубые с петлицами, как Л.-Гв. в Казачьем полку, а 7 августа 1829 года повелено эполеты как офицерам, так и казакам иметь с чешуйчатым полем, как в легкой кавалерии, казакам — с белой бахромою.

Полковник Кузнецов был крайне озабочен постройкой форменной одежды для казаков Атаманского полка.

Если строить ее в счет получаемой казенной ремонтной суммы, то этих денег не хватит, потому что постройка форменных вещей по самой меньшей цене будет стоить до 150 рублей в год на каждого казака. Поэтому он обратился к наказному атаману с просьбой выдать в пособие на обмундирование казаков Атаманского полка из войсковых сумм до 25 тысяч рублей.

По докладе об этом Государю Императору последовала следующая резолюция Государя, изложенная в надписи военного министра генерала Чернышева: ‘По уважению того, что полк сей служил с отличием во время минувшей войны, и в знак Монаршего благоволения к оному, так как он удостоен носить Имя Наследника Престола, сии 25000 рублей Всемилостивейше жалуются оному из Государственного Казначейства с тем, чтобы Наказной Атаман имел особенное наблюдение за обмундированием нижних чинов оного по утвержденному образцу мундирными и амуничными вещами и потщился, чтобы оный во всех отношениях был в отличном состоянии’.

Эта резолюция положена была 16 июля 1830 года, в то время, когда наш полк находился в карантинной линии в Бессарабии для предотвращении чумной заразы.

Для заказов мундиров и амуниции был командирован от полка в Москву и Тулу сотник Урасов.

С этого времени наш полк начинает одеваться совершенно одинаково и строго по форме.

ГЛАВА XV. Против чумы

На аванпостах по Днестру. — Устройство постов. — Холод и лишение. — Прибытие Атаманских казаков из плена. — Назначение одной сотни на службу в Петербург.

Страшная, тяжелая и неизлечимая болезнь — чума. Все тело покрывается черными гнойными пятнами, судорога подергивает руки и ноги, рассудок мутится, лицо темнеет, и в два-три дня человек умирает.

И кроме того, чума крайне заразительная болезнь. Достаточно прикоснуться к больному, побыть с ним в одной комнате, тронуть его одежды, чтобы заболеть чумою. Единственное средство — оцепить край, пораженный болезнью, и никого не впускать и не выпускать из него. Чума уничтожит в нем много людей, но зато не распространится широким пожаром в окрестностях.

Чума появляется всегда на далеком юге. Там, в болотах, согретых полуденным солнцем, гнездится зараза и оттуда переходит на север. Для охранения от нее по границе ставятся войска — войска эти называются Карантинной стражей.

В сентябре 1829 года чума появилась в Молдавии и Валахии и захватила Бессарабскую область и обнаружилась в городе Кишиневе. Нашим войскам, возвращавшимся из турецкого похода, приказано было повернуть обратно и занять карантинную линию вдоль по р. Днестру.

Атаманскому полку надлежало стать в гор. Могилеве и от него по Днестру занять линию постов. Начальником всей линии был назначен генерал Беклемишев, а всем отрядом заведовал губернатор князь Воронцов.

Тяжелое время наступило для казаков. Сотни были разделены по постам, по 8-12 человек на посту. Посты были расположены в расстоянии 2-4 верст пост от поста. У переправ через реку стояли офицерские посты. Многим пришлось стать в чистом поле, вдали от жилья. Наступала холодная осень, и на постах приказано было поставить казармы. И вот заботами частью казаков, частью полиции построили маленькие домики, срубы без печей и рядом конюшни из плетня. Жестоко мерзли казаки и их лошади на постах в зимнюю стужу, во время вьюги и метели. Лошади худели и косматились в постоянной работе. Служба была нелегкая. Днем казаки стояли в соломенных будках пешими, наблюдая пространство от поста до поста, а ночью содержали парные разъезды вдоль реки. Они никого не должны были пропускать за реку, а переходящих насильно ловить и представлять по начальству. Если поймать нельзя было, то должны были стрелять. Ловить было опасно. Ведь перебежчик шел с чумной стороны и мог быть уже зараженным. Хватающие его люди могли получить заразу и умереть не в бою с неприятелем, а от тяжелой чумной болезни. За поимку полагалась награда по сто рублей за каждого перебежчика.

Командир полка полковник Кузнецов делал постоянные объезды, наблюдая за полным порядком на постах и за бдительной службой полка.

Два с половиной месяца полк простоял в полном своем составе на кордонах. В конце ноября двум сотням подполковника Хоперского было приказано идти в Новочеркасск: их сменяли эскадроны Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка.

15-го января в глухую зимнюю пору, когда вьюга крутила вихри снега и в четырех шагах не было ничего видно, разъезд нашего полка наткнулся на четырех людей в нищенском одеянии, перебиравшихся через реку.

— Стой, кто идет? — крикнул старший.

— Свои. Казаки, — был ответ.

— Какой леший казаки, — еще грознее наступил старший и схватил первого странника за воротник.

Странник смотрел на разъездного, разъездной вглядывался в странника.

— Да ведь это наши, атаманцы, — взволнованным голосом произнес человек в нищенском одеянии.

Старший спрыгнул с лошади.

— Полубедов — ты что ль?

— Да я же! Родимый! А то вон Воинов, а это — Изварин да Поляков.

— Господи! Пришли, наконец!

Эти оборванцы, голодные и отрепанные, были казаки нашего полка, взятые в минувшую войну с турками в плен. Старший Изварин, еще с Наполеоном дравшийся, имевший знак отличия Военного Ордена и медаль за 1812 год, был вместе с Поляковым взят турками 22 августа в госпитале, где они лежали ранеными. Полубедов был забран 30-го июня при Базарджике и Воинов 14 августа под Шумлой. После Адрианопольского мира турки их освободили и отвезли в город Бургас, откуда пленные пешком направились в Россию.

Они уже были исключены из списков полка, у них не было ни лошадей, ни мундиров, ни сапог.

Разъездные привели станичников на пост. Вокруг огня собрались все казаки поста. Поднялись расспросы.

Пленники рассказали грустную историю мытарств в чужеземной стороне, их прослушали, накормили, одели и донесли по начальству. Их приказано было выдержать 21 день под наблюдением, чтобы узнать, не заражены ли они чумою, а затем им выдали пропускной лист и отправили на Дон, чтобы там они купили коней и справились на службу.

Это было единственное событие, заставившее казаков поговорить и поволноваться.

В августе 1830 года остальные наши сотни были сменены донскими казачьими полками Долотина и Ягодина.

7 сентября четыре сотни собрались в Ямполе и 15 октября пришли в Таганрог.

Здесь атаманцев ожидала новая Царская милость. 11 декабря 1831 года Высочайше повелено было, чтобы вместо состоящих в Петербурге трех эскадронов Л.-Гв. Казачьего полка иметь только 2, а вместо третьего эскадрона быть в Петербурге при Л.-Гв. Казачьем полку сотне Донского Казачьего Атаманского Его Высочества Наследника полка, которая должна ежегодно сменяться присылаемою вновь с Дона сотнею Атаманского полка. Стоящей в Петербурге сотне приказано производить содержание от военного министра, а не от войска Донского.

Обмундирование этой сотне приказано строить казенное, жалованье же казакам выдавать, как то было и раньше, по армейскому окладу.

Эта милость Государева имела громадное значение для полка. Выборный от войска полк военными заслугами и образцовой службой заслужил великую честь состоять в столице при Особе Государя Императора. И казакам стало легче служить с тех пор, как казна приняла на себя обмундирование очередной сотни, и вид сотни много от этого выиграл. Однако сотня нашего полка могла прибыть в Петербург лишь в 1832 году. В 1831 году командировать сотню помешала война с поляками.

Тяжелая служба атаманцев в карантинной линии не была забыта: командир полка награжден орденом св. Анны 2 степени, с короною, двое хорунжих получили за прекращение заразы чины сотников и двое урядников — чины хорунжих. Сотенные командиры и начальники участков, младшие офицеры и урядники получили Именное Высочайшее благоволение.

ГЛАВА XVI. На взбунтовавшихся поляков

Как взбунтовались поляки. — Местность, на которой приходилось действовать. — Подвиг хорунжего Кузнецова у Гарболино. — Дела у Куфлево и Сарочино. — Плененная застава 3-й сотни. — Дела у Мациоржиц и под Варшавой.

И года не простояли Атаманцы в Новочеркасске и Таганроге, как вышло повеление спешно снарядиться и усиленными переходами идти к польской границе.

Начиналась война с польскими мятежниками.

Вот какую песню сложили наши деды про эту войну:

Задумали поляки на Россию воевать

Да старый край Польшу взять:

‘Мы Россию завоюем,

Короля будем иметь,

Закон польский мы уставим,

Орла белого поставим —

Узнает нас и пруссак,

Он сдается нам и так!’

Наш Царевич Михаил

Из лесу Польшу манил,

Разузнал стежки-дорожки

И расправил Польше ножки,

Буг и Вислу он отставил,

Корпус гвардии поставил,

А в Нарове вода кисла,

Погнал поить их до Вислы.

Он Хлопицкий, самозванец,

Показал он Польше танец,

Он по-хлопски убирался

И в Пруссию подался,

Прусс его принял —

В Петербург отослал.

Осенью 1830 года ‘задумали поляки на Россию воевать’…

Польша принадлежала тогда России и управлялась особо назначенным от Государя Наместником. Наместником этим был родной брат Государя Великий Князь Константин Павлович. У поляков были свои войска, обученные по русскому уставу. Вот эти-то войска и большая часть жителей 17 ноября 1830 года взбунтовались и с оружием в руках бросились в казармы русских полков, квартировавших в Варшаве. Многие русские офицеры были зарезаны на своих квартирах. Великий Князь успел выехать из Варшавы и собрать вокруг себя русские полки. Около него было 7000 войска. Между тем в одной Варшаве польских войск было до 10000 человек. Весь польский край поднялся. У кого не было ружей, брали косы, насаживали их на палки и образовывали батальоны ‘косинеров’. Верных долгу и присяге мятежники захватывали, дома их сжигали, а их самих вешали. Как только узнали об этом в Петербурге, Государь приказал двинуться на усмирение поляков гвардейскому корпусу под начальством Великого Князя Михаила Павловича, а с Дона примкнуть к нему донским казакам.

9-го февраля 1831 года Атаманский полк прибыл в город Пултуск и вошел в состав корпуса генерала Гурко.

Сейчас же наши сотни были разделены на отдельные партии и втянулись в громадные леса, окружающие реку Буг. Им было приказано узнать, насколько крепок лед на реке и может ли по нему пройти кавалерия и артиллерия.

Эта война была совсем особенная. Местность, на которой действовал полк, покрыта дремучими лесами и непроходимыми болотами и топями. По всем деревням, в лесах, по корчмам и трактирам ютились мятежники. Всякий крестьянин был опасен, во дворах у помещиков скрывались отряды, или, как их называли, ‘банды’ поляков. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь из казаков не был убит из-за угла изменнической пулей.

Но зато в эту войну казаки, привычные действовать маленькими партиями под командой хорунжих и урядников, имели случай отличиться. За мелкие стычки и захваты мятежников 27, 29 и 31 марта и 1 апреля урядник Никулин и казаки Сидоров, Абросимов, Харитонов, Аксенов, Горелов, Калмыков и Кузнецов награждены знаками отличия Военного Ордена 4 степени.

Главная армия наша под командой графа Паскевича Эриванского подавалась к Варшаве. Атаманский полк очищал ей путь с южной стороны.

В самую распутицу, 7-го апреля, полк, имея впереди хорунжего Кузнецова с разъездом из нескольких казаков, подходил к местечку Гарболино.

Дорога шла лесом. За лесом открывался мост и видны были дома местечка. Едва только передовые казаки показались из-за леса, как со стороны Гарболина раздался дружный залп. Хорунжий Кузнецов выскочил вперед и увидал, что поперек моста навален хворост и доски, а за ними видны поляки.

— За мною, стройся! — крикнул атаманский офицер. Казаки по тяжелой грязи поскакали к мосту. В неприятельской стороне произошло движение. Часть защитников моста побежала к лошадям, стоявшим за домами, часть открыла беспорядочную стрельбу.

Казаки пришпорили своих лошадей. Толкнул шпорами коня Кузнецов и перепрыгнул через завал. Польский конный егерь замахнулся на него прикладом своего штуцера, но тут же был свален сильным ударом шашки. Казаки покололи еще нескольких и ворвались в деревню.

Конные егеря, занимавшие ее, бежали, часть была захвачена в плен, и от них казаки узнали, что мятежники занимают м. Сарочино. Разъезд хорунжего Кузнецова, состоявший из урядников Семенцева, Ерофеева, Соковникова и казаков Пушкарева, Ажинова, Турчанинова, Захарова, Дашкова и Фомина, украсился знаками отличия Военного Ордена 4 степени.

М. Сарочино лежит в глухом лесу среди болот. На коне к нему не подъехать. Поляки укрепились в нем, заняли дома, завалили улицы и переулки, закрыли ставнями окна.

Полковник Кузнецов приказал Атаманскому полку огнем выбить неприятеля. Застучали в лесу казачьи штуцера, и пошла перестрелка. Поляки покинули Сарочино, и наш полк мог продолжать движение к Главной Армии. В этом деле особенно отличились урядник Ушаков и казак Жиров, получившие георгиевские кресты.

11 -го апреля к нашему полку присоединились Донской казачий Ильина полк, 2-й и 5-й Черноморские полки, и этот конный отряд под командой полковника Кузнецова собрался у деревни Руда. На другой день наши разъезды открыли мятежников у сел. Куфлева, потеснили их и погнали перед собою. 28 апреля мятежники собрались в больших силах у местечка Ленчно. Несмотря на сильный ружейный огонь, полковник Кузнецов выстроил атаманцев и повел их в атаку на польские эскадроны. Наш полк опрокинул четыре эскадрона и, сопровождаемый казаками Ильина и черноморцами, врубился в толпы неприятеля. За это дело полковник Кузнецов был награжден золотою саблею ‘за храбрость’, а урядники Коньков, Поликарпов, Крюков и Костин и казаки Таперичкин, Фролов, Карпов, Никулин и Харланов получили знаки отличия военного ордена.

В начале мая месяца отряд полковника Кузнецова присоединился к главной армии, и Атаманскому полку приказано было занять аванпосты.

Разделенные друг от друга, где взвод, где полусотня, жутко чувствовали себя казаки среди мятежного края. Так как война началась внезапно и Действовать приходилось среди неприятельской страны, не удалось заготовить ни фуража, ни провианта. Приходилось брать и то и другое от жителей. На каждую сотню приказано было завести по пяти кос и ежедневно посылать команды на сенокос и за провиантом. Днем атаманцы охраняли фуражиров, а ночью несли тяжелую сторожевую службу. Лето было дождливое, дороги набухли, и трудно было поддерживать сообщение между заставами. 23-го июня, наконец, пришло приказание снять аванпосты и начать наступление. Но в ночь на 23-е число в нашем полку случилось несчастье, лишившее нас почти полусотни людей.

3-я сотня нашего полка под командой есаула Урасова при офицерах хорунжих Харитонове и Грекове занимала заставу в дер. Плонск.

Весь день 22-го лил дождь. Местность была лесная, закрытая, настроение у казаков унылое. Больше месяца застава стояла на одном месте, в бездействии. От долгой стоянки без происшествий и казаки стали беспечные, да и начальство прощало часовым проступки. 22-го после трудной командировки за фуражом казаки так приморились, что застава вопреки приказания разделась, расседлала коней и полегла по домам спать…

Заснул и часовой…

А в это время к Плонску без шума подошли польские уланы. Атаманский часовой был снят. Люди в ближайших домах связаны и обезоружены спящими. В числе первых были захвачены есаул Урасов и хорунжий Харитонов. Проснувшиеся казаки подняли шум. Хорунжий Греков разбудил свой взвод, похватали наскоро оружие и выбежали из домов. Началась бестолковая стрельба в темноте, под проливным дождем. Но уланы уже уходили, увозя пленных, орудие и лошадей.

Взяты в плен есаул Урасов и хорунжий Харитонов, 2 урядника и 34 казака. Хорунжему Грекову удалось собрать остальных шестерых урядников и 60 казаков. С ними бросился он в погоню. Но ночь была темная, кругом лес, и он принужден был вернуться.

Как громом поражены были в штабе полка, когда узнали об этом. Правда, в эту кампанию много было пленных с обеих сторон, потому что неприятель был кругом, повсюду были леса и труднопроходимые болота. Но тут захвачена была целая застава, со всеми людьми и лошадьми, захвачена по вине одного негодяя, который осмелился заснуть на часах. Он устал, правда, за день, но разве может казак устать на походе? Хорошо еще, что в штабе главнокомандующего понимали, что занимать в продолжение полутора месяцев изо дня в день аванпосты, да еще в стране, где каждый житель неприятель, нелегко и ошибки могут выйти. Виноватые за вину свою поплатились кто жизнью, кто пленом, а в общем аванпостная служба полка была безупречна, и потому, несмотря на это несчастье, за аванпосты командиру полка полковнику Кузнецову была объявлена благодарность от имени главнокомандующего графа Паскевича.

Летом армия подавалась в глубь Польши, тесня мятежников к Варшаве и к границам Пруссии.

От поры до времени поляки собирались большими силами и, вдохновляемые заговорщиками и католическими священниками, устраивали завалы и пытались за ними задержать наступление русских войск.

Так, на рассвете 5-го августа урядник нашего полка Пухляков и казак Бровкин, бывшие в ночном дозоре, приехали израненные и привели с собою нескольких поляков.

Оказалось, что они ворвались ночью в село Бронино и схватили мятежников из первого дома. Урядника и казака за храбрость пожаловали георгиевскими крестами, а пленных допросили.

Они показали, что в селении Мациоржицы неподалеку от Варшавы собрались большие силы мятежников.

Полковник Кузнецов решил атаковать их. Живо посели на коней атаманцы, и сотня за сотней поскакали к деревне. Едва только они вышли на опушку, как хорунжий Тамбовцев и казаки лейб-сотни Талдыкин и Шубин были ранены пулями…

Но падение их не задержало 1-ю сотню.

По команде есаула Орлова она развернулась вскачь и помчалась на мятежников.

За нею понесся есаул Андрианов с 2-ю сотней, дальше есаул Стоянов с 4-ю, пятая и шестая сотни разворачивались вправо и влево. Только третья, почти уничтоженная под Плонском, не участвовала в этом деле.

Перед атаманцами оказались частью регулярные мятежные полки, частью косинеры.

Косинеры не выдержали стремительной атаки атаманцев и дрогнули, офицеры и солдаты регулярных полков пытались их удержать, но под ударами палашей и они запросили пардона. 1-ая сотня, порубившая больше всех, взяла в плен 2 офицеров поляков, 2-ая — 3 офицеров и 25 рядовых, 4-ая — 2 офицеров и 22 рядовых, 5-ая — 1 офицера и 12 рядовых и 6-ая -1 офицера и 7 рядовых, а всего было взято нашим полком в плен 7 офицеров и 66 польских солдат.

Почти все офицеры нашего полка за это дело получили награды. Особенно отличившийся есаул Андрианов был награжден орденом св. Владимира 4 степени с мечами и бантом, есаул Стоянов — орденом св. Анны 3-й степени, раненый хорунжий Тамбовцев получил орден св. Анны 4-й степени, урядники Сербинов, Харланов и Бударин и казаки Карташов, Бочаров, Фролов, Носов, Косяков, Нечаев, Егоров, Карпов, Кравцов, Ушаков, Борщов, Морсков, Панфилов и Воинов награждены знаками отличия военного ордена. Атаманцы отомстили за дело при Плонске. 16 августа наш полк уже стоял против Варшавы на аванпостах в отряде начальника авангарда генерала от кавалерии графа Витта.

На заре казаки заметили, что в укреплениях у неприятеля начинается необычное движение.

Послали донесение графу Витту. Он выехал сам и, сопровождаемый разъездом Атаманского полка, продвинулся к укреплениям.

Четыре батальона пехоты, 4 орудия и 10 эскадронов выходили из-за валов. Пехота и артиллерия шли по шоссе, кавалерия держалась левее.

Граф Витт приказал нашему полку и полку Грекова сделать атаку на неприятельский фланг.

Быстро вынеслись атаманцы и, опрокинув неприятеля, гнали его более двух верст. Многих покололи пиками, 2 унтер-офицеров и 40 солдат взяли в плен.

В это время прибыли орудия нашей артиллерии, 5-й Конно-Черноморский полк, эскадрон лейб-казаков, эскадрон Л.-Гв. Конно-Егерского полка и эскадрон Л.-Гв. Гусарского полка — словом, собралась вся кавалерия графа Витта. Они бросились на пехоту и артиллерию и заставили ее скрыться за укреплениями.

К полудню бой кончился. Усталые атаманцы возвращались, везя убитого казака и семерых раненых.

Полякам не удалось разведать, где стоит наша армия, наш же полк был особо выделен в донесении графа Витта, который ‘отдает полную справедливость решительному действию казачьих полков, и в особенности Атаманскому Е. И. В. Наследника Цесаревича и Грекова полкам, а равномерно эскадрону Л.-Гв. Конно-Егерского полка’.

Через неделю после этого граф Паскевич Эриванский назначил штурм города Варшавы.

ГЛАВА XVII. ‘За Варшаву 25 и 26 августа 1831’

Штурм города Варшавы. — Атаманцы первыми входят в Варшаву, выкинувшую белые флаги. — Отличие на шапки. — Командирование двух сотен в Петербург. — Переименование сотен в эскадроны.

Город Варшава, столица Царства Польского, лежит на берегу широкой и глубокой реки Вислы. Для обороны ее от наших войск поляки окружили ее целым рядом высоких валов. Впереди валов находились глубокие рвы. А перед рвами были выкопаны круглые ямы в полроста человека, а в ямы вбиты заостренные колья, так называемые ‘волчьи ямы’.

На всех улицах были поставлены рогатки, а за ними нагромождены телеги, ящики и доски. Все дома были обращены в маленькие крепости.

Впереди города Варшавы лежит деревня Воля с каменной церковью и высокой колокольней. И эта деревня была сильно укреплена деревянным забором из бревен с заостренными концами и земляными валами.

24 августа 1831 года наши войска подошли к Варшаве, и на 25-е августа был назначен штурм. Солдатам было приказано одеть мундиры, чтобы лучше отличаться от польских полков, форма одежды которых походила на нашу.

Наш полк должен был овладеть правым флангом и продвинуться до Вислы.

В 4 часа утра загремела с обеих сторон канонада. Атаманцы овладели деревней Виллановой, оттеснив польскую кавалерию, продвинулись до Чернякова и заняли берег р. Вислы.

Между тем пехота упорно дралась на валах и к закату солнца овладела передовыми окопами Воли.

На рассвете 26-го августа в наш лагерь явились переговорщики. Они, говоря об уступках, выпросили время на размышление до 1 часу дня, сдать город обещая без лишнего кровопролития. Но они обманули. В половине второго дня был дан сигнал к атаке. Это был страшный день. Пушечная и ружейная пальба не прекращались ни на минуту. Вся местность была затянута белесоватой пеленой. Деревня Циста и ветряные мельницы кругом Варшавы пылали. С громом музыки, с распущенными знаменами шли наши пехотные полки на валы предместья Воли. Одни падали, другие шли на их место и по трупам взбирались на укрепления. Часть окопов была в наших руках.

Стемнело. Но перестрелка не прекращалась.

В 10 часов ночи еще там и там слышны были выстрелы. Всю ночь войска провели не ложась, под ружьем. В нашем полку, переведенном в резерв и стоявшем вместе с 1-й кирасирской, 3-й уланской дивизиями и казаками Его Величества за центром, лошадей не расседлывали.

От зарева пожаров было светло. Кругом слышны были стоны раненых. Священники, обходя валы, напутствовали умирающих. Ночью над Варшавой взвился белый флаг. Явившиеся переговорщики сказали, что они уходят в Плоцк. В 6 часов утра наш полк получил приказание осмотреть Варшаву. Подтянули подпруги, перекрестились, сели.

— С Богом! — сказал Кузнецов, и полк посотенно направился к обвалившимся укреплениям Воли.

За нашим полком пошли лейб-казаки и остальная гвардейская кавалерия.

Тихо было на валах. Кругом лежали трупы храбрых защитников Воли. Полк, перебравшись через вал, въехал в улицы. Там и там раздались из окон выстрелы. То стреляли фанатики мятежники, не желавшие покинуть Варшаву. Казаки врывались в дома и забирали их. Проехав Волю, наш полк въехал в Прагу, а затем и самую Варшаву.

Вот у баррикады на улице кучка поляков встречает залпом казаков. Урядники Минаев, Кожанов, Карцев, Матекин, Харланов и Ерофеев с казаками опрокидывают их и забирают в плен, там часть казаков взбирается в дом, откуда ранили казака. А сзади уже слышны торжественные марши наших войск.

Мятежникам нельзя было доверять. Жутко было входить поэтому первыми в опустелую, но коварную Варшаву. И храбрость наших казаков была оценена графом Паскевичем. Наш полк получил немало наград.

‘За блистательную храбрость и мужество 25 и 26 августа при штурме передовых варшавских укреплений, городового вала и г. Варшавы’ полковник, Кузнецов, командир Атаманского полка, произведен в генерал-майоры.

Урядники, ехавшие впереди, и казаки Арефьев, Басов, Гнилорыбов, Сахаров и Фарапонов получили георгиевские кресты, а 6 декабря 1831 года вышел приказ, которым офицерам и казакам Атаманского полка пожалованы на шапки знаки отличия с надписью ‘За Варшаву 25 и 26 августа 1831г.’.

15-го января 1832 года всем офицерам пожалованы особые знаки отличия за Варшаву и 678 казакам, бывшим при штурме, — медали.

29-го августа Атаманский полк перешел на другую сторону р. Вислы и погнал мятежников к немецкой земле.

Польские войска удалились в крепость Модлин, и нашему полку приказано было наблюдать за их действиями в этой крепости. 3 сентября Атаманские сотни раскинули аванпосты по обеим сторонам Вислы и по реке Нареву.

24 сентября мятежники потянулись за немецкую границу, атаманцы проводили их до самых пограничных столбов.

Усмирение было окончено, войска расходились в места своего квартирования.

18 октября сотни нашего полка пошли через Себеж в Новочеркасск.

23 декабря 1831 года состоялось Высочайшее повеление в С.-Петербурге иметь 2 эскадрона Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка и две сотни Атаманского полка. Содержание офицерам Атаманских сотен выдавать по окладам молодой гвардии. Сотни именовать эскадронами, и строиться им по примеру Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка.

Для Атаманского полка наступало новое время — время петербургской службы.

ГЛАВА XVIII. Петербургская служба

Прикомандирование к гвардейскому корпусу. — Перемена формы. — Поход в Петербург. — Разъезды по городу. — Маневры. — Случай с молодым казаком. — Полковой праздник. — Перемена формы. — Посещение Дона Императором Николаем Павловичем. — Свадьба Наследника Цесаревича. — Ходатайство атамана М. Г. Власова. — Прибавка содержания. — Переименование чинов в регулярные.

Еще 25 июня 1831 года, в самый разгар действий против польских мятежников, полк наш был прикомандирован к Гвардейскому Кавалерийскому Корпусу.

16 декабря того же года последовали мелкие изменения в форме одежды с целью сделать одеяние атаманцев совершенно схожим с одеянием лейб-казаков. Перевязи у казаков повелено иметь вместо черных белые, лядунки с круглым медным гербом, портупеи из юфтовой кожи, сабли с медным эфесом, пистолеты на белом панталере с крюком, пики с голубым древком. Офицерам даны лядунки нового образца и лядуночные перевязи из голубой тесьмы с тремя серебряными полосками и с серебряным же набором.

10 апреля 1832 г. Атаманскому полку приказано было иметь голубые вальтрапы, обшитые белой суконной тесьмой по краям и по углам. У офицеров вместо белой тесьмы иметь широкий серебряный галун.

Очередной дивизион должен был прибыть в 1832 году, и комиссариатской части, тогдашнему интендантству, приказано было озаботиться постройкой всего обмундирования на дивизион Атаманского полка, чтобы полк мог сразу явиться одетый и вооруженный строго по форме.

В мае месяце, как всегда, все шесть эскадронов полка были собраны из станиц под Новочеркасск на обычное майское учение, и здесь было объявлено распоряжение по окончании сбора 1-му дивизиону полка выступить в С.-Петербург, на новую — гвардейскую службу.

1-го июня 1832 года 1-й и 2-й эскадроны нашего полка под командой войскового старшины Андриянова, заслуженного офицера, имевшего Владимира с мечами и золотое оружие, после напутственного молебствия тронулись из Новочеркасска.

В те времена железных дорог не было, и дивизион шел походом на Воронеж, потом на Москву, на Тверь и на Петербург. Хорошо запомнилась атаманцам ‘петербургская дорожка — шельма лиходейка’. Шли по ней два с половиной месяца. Лишь 22 августа с вершины Пулковской горы увидали атаманцы впервые облако темного дыма, новый Исаакий, сверкающий куполом, и кучи каменных домов. Походом учились езде и строю. При выступлении многие лошади были такие злые, что садиться на них можно было только прыжком, и то лошадь долго скакала, била и кусалась. А уже в Москву въезжали в полном порядке на спокойных лошадях. У казаков в те времена устава не было. Строились толпами, атаковали лавами по отцовским преданиям. Но лейб-казакам и атаманцам как служившим наряду с гвардейской кавалерией пришлось учиться по регулярному кавалерийскому уставу. Поэтому-то дорогой казакам показывали повороты и ломку фронта, на дневке офицеры и старые урядники объясняли гарнизонный устав — службу в карауле, рассказывали, как и кому надо отдавать честь.

Для отдания чести тогда казаки должны были снимать фуражку или шапку с головы.

Дивизион шел на Царское село, где располагался на дневке. Иногда в Царском Государь Император или кто-либо из Великих Князей смотрел дивизион на походе.

За два с половиной месяца люди глубоко усаживались в седло, и вид у атаманцев был бравый и молодцеватый.

Проехав городскую заставу, с музыкой (в 1831 году в Атаманском полку был заведен хор трубачей, и число эскадронов вместо десяти установлено шесть) или песнями, заложив пики за плечо, дивизион следовал на левый берег Невы, в Рыбацкую слободу — на то место, где теперь находится Рожковский продовольственный магазин. Там, в ветхих бараках и грязных конюшнях, и разместились в первый раз в 1832 году Атаманские эскадроны.

По прибытии справились, где должны быть помещены полковые знамя и бунчук. 29-го августа вышло распоряжение — хранить знамена дивизиона Атаманского полка в Собственном Его Величества дворце на половине Наследника Цесаревича.

Впервые знамена были туда доставлены 24 октября 1832 г.

Сейчас же по приходе в Петербург началась и петербургская служба дивизиона. Служба эта была двоякого рода — караульная, во дворце, где полк наш занимал внутренний караул наряду с легкой кавалерией, и разъездная. Эта последняя была очень тяжела.

В те времена в Петербурге полиции было мало. Конных городовых и совсем не существовало. Да и сам город был гораздо меньше. У Аничковского моста кончались большие постройки, затем только Литейная и Надеждинская, называвшаяся тогда шестилавочной, были мощены камнем, Дальше за Лиговкой шли грязные пустыри, а там, где теперь стоят наши казармы, находится конная площадь и больница, было моховое болото, поросшее сосновым лесом. Лиговка протекала между болотом и кустарником, и лишь в Ямской и Боровой улицах стояли покосившиеся ямские избы. Много разных подозрительных людей ютилось в этих лесах и болотах под самым городом. По ночам, когда в городе вместо теперешних ярких электрических фонарей тускло мерцали масляные лампы да кое-где горел газ, эти бездомные выходили искать в улицах запоздалого городского обывателя… И боялись они только казачьего объезда. Грязною осенью и холодной зимою ездили казаки, объезжая дозором самые отдаленные уголки Петербурга.

А вернувшись, надо было заняться чисткой коня и амуниции, учиться маршировке, смене караула и сабельным приемам.

Но атаманцы не уставали. Весело маршировали они по городу в караул, весело учились конному строю, распевая лихую песню про свою петербургскую службу:

Как во славной во сторонке,

В северной стороне,

Во прекрасной во столице,

В Петербурге-городе,

Над быстрой рекой Невою

Стоит Зимний Дворец

Российского Государя,

Все Романова Царя!

Во дворце казаки служат,

При дверях всегда стоят,

Государь часто проходит,

Им здорово говорит!

А Донцы с охотой служат,

Отвечают весело:

‘Московские господа

Завидуют казакам!

Во манеже мы собирались.

Государя дожидались,

Ученьицем занялись.

Государь к нам приезжал,

Сам по фронту проезжал,

Он по фронту проезжал,

Сам разводы начинал,

А покончивши разводы,

Нам спасибо, как всегда!

За разводы отпущал

По полтине серебром,

Мы денежки получаем,

Поздравлять Царя пойдем!’…

В лагери дивизион ходил вместе с полками гвардии под Красное село и располагался по квартирам в селе Высоцком.

Маневры тогда бывали большие. Гвардия ходила то к Москве, то к Варшаве, а раз гвардейские полки и с ними два эскадрона атаманцев ходили на маневры вместе с немецкими войсками в город Калиш. В память этих общих с немцами маневров были выбиты особые медали и розданы участникам. Первый год наши казаки робели на маневрах больше, чем на войне. В сражении просто — знай коли, руби, а на маневрах так много генералов, часто приезжают Великие Князья и сам Государь, как не растеряться?

Первые маневры под Петербургом памятны были нашему полку по следующей истории. Наши эскадроны 6-го дня находились в передовой цепи авангарда Московского корпуса. На аванпосты приехал со свитой Государь Император и стал расспрашивать о дорогах и о том, что казак видел у неприятеля. Казак попался молодой, нерасторопный, да и глупый к тому же. Он не знал или не умел объяснить свои обязанности на посту и даже не умел исполнить объявленного ему лично Его Величеством приказания отступить.

За плохое обучение досталось всем. Командующему Л.-Гв. Казачьим полком, в состав которого входил дивизион атаманцев, объявлено замечание, а командир дивизиона — войсковой старшина Карпов, эскадронный — войсковой старшина граф Платов и взводный сотник Янов были арестованы, первый при дивизионе, а остальные два при гауптвахтах впредь до приказания. О казаке и говорить нечего, ему было так стыдно, что он подвел начальников и осрамил свой полк, что лучше бы ему и на свет не родиться.

До сего времени атаманцы не праздновали полкового праздника, потому что это не было в обычае на Дону, но с тех пор как они вошли в состав гвардейского корпуса, где каждая часть имеет своего святого, которого особенно чтят, и нашему полку назначен день праздника.

2 мая 1834 года Государь Император повелеть соизволил днем праздника в Казачьем Атаманском Наследника Цесаревича полку назначить 30 августа, день св. Благоверного Князя Александра Невского.

26 мая 1835 года для нашего полка была установлена следующая форма обмундирования: шапки черной смушки с светло-синим суконным языком, этишкеты и помпон белые, галстук черный, чекмень синего сукна, с выпушкою по воротнику и рукавам светло-синего сукна, куртка светло-синего Цвета, на чекмене и куртке петлицы белой тесьмы, шаровары темно-синего сукна, кушак белый, холщовый, шинель серого сукна, с светло-синими клапанами на воротнике и такими же погонами, сапоги с железными шпорами, эполеты железные, чешуйчатые, с белою бахромою, лядунка черной лакированной кожи, с медною бляхой, перевязь для лядунки белая, лосинная, портупея красной кожи, седло обыкновенное казачье с потником и крышкою, подушка к седлу светло-синего сукна, обложенная белою тесьмою, вальтрап светло-синего сукна, обложенный белою тесьмою, чемодан серо-синеватого сукна, попона серого сукна, перевязь с медным и железным прибором, сабля железная с медным эфесом и кожаным темляком, пистолет обыкновенный кавалерийский, дротик на светло-синем древке, узда, пахвы и нагрудник с медным прибором.

Унтер-офицеры, писаря и лекарские ученики имеют на мундирах по воротнику и обшлагам серебряный галун. Для всегдашнего употребления всем чинам были положены светло-синие фуражки с выкладкою и выпушкою темно-синего сукна, а во время похода и чехлы на шапках из черной клеенки. В 1837 году приказано при чекмене кушаков не носить, а офицерам иметь серебряные шарфы с тремя полосками светло-оранжевого и черного шелка, которые носить при парадной и караульной форме.

В то время как один дивизион нес представительную службу в Петербурге, то участвуя в караулах, парадах и разводах, то высылая разъезды на ночь, остальные два дивизиона жили у себя дома, по станицам, занимаясь землепашеством и разведением овощей и винограда. Лишь раз в год, весною, льготные эскадроны собирались в Новочеркасск для обучения согласно кавалерийских уставов. Да с 1836 года приказано при доме Атамана иметь караул из 1 урядника и 6 казаков. Смена этого караула производилась каждые 15 дней. Чтобы казакам не обременительна была эта служба, на нее назначали казаков ближайших к Новочеркасску станиц: Черкасского, 1-го Донского до Кумшацкой станицы и Донецкого округов.

В 1837 году Государь Император Николай Павлович и Августейший Атаман и Шеф нашего полка посетили Донскую Область.

17 октября вечером прибыл в г. Аксай Наследник Цесаревич и был встречен караулом своего полка. 21 октября Император Николай Павлович сделал смотр собранным в Новочеркасске войскам. Всего было на смотру 2 дивизиона Л.-Гв. Казачьего полка, 2 дивизиона Атаманского Его Высочества Наследника Цесаревича полка, 2 дивизиона Л.-Гв. донской конно-артиллерийской батареи, 22 полевых полка (временно сформированных из наличных офицеров и казаков) и 3 донских конно-артиллерийских батареи. Смотр был очень неудачен. Только атаманцы да лейб-казаки, прошедшие строгую школу, имели воинский вид. Люди остальных полков не держали равнения, офицеры и урядники не знали своих мест, даже большая часть полковых командиров не имели понятия о фронте, к довершению всего Государь обратил внимание на дурных казачьих лошадей, на разнообразную и весьма плохую обмундировку казаков, на всякое отсутствие казацкой молодеческой посадки на лошадях, и вообще, в справедливом неудовольствии своем, Государь сказал атаману Власову:

— Я ожидал видеть двадцать два полка казаков, а вижу каких-то мужиков. Никто не имеет понятия о фронте, а лошади — это не казачьи лошади, это мужичьи!..

Писаного устава казаки не имели. Строй знали только лейб-казаки да атаманцы, изучавшие его по регулярному уставу. Казаки этих полков и обучали льготные сотни на память и, понятно, часто ошибались. Но это несчастье на смотру заставило обратить внимание на войско Донское, и многое в нем переменилось и улучшилось для облегчения казачьей службы.

В 1838 году форма казаков нашего полка была несколько упрощена. Казакам приказано было иметь шапки без этишкетов с общеармейским гербом из белой жести, имеющим спереди в щите медную букву ‘А’ и с отличием ‘За Варшаву’ поверх герба. Эполеты иметь без бахромы, с подбоем светло-синего сукна, вместо лядунок положено носить патронташи из черной юфтовой кожи на 40 патронов и с лосинной перевязью, пистолетные чушки из черной глянцевой кожи, шнуры светло-синей шерсти, портупеи из красной кожи, вместо сабель иметь шашки в деревянных ножнах с медным прибором. У офицерских патронташей иметь крышки светло-синего сукна с перевязью из светло-синей шелковой тесьмы с тремя серебряными полосками. Пистолетные шнуры у офицеров должны были быть серебряные, портупеи серебряные с синими полосками, шашки такие же, как и у казаков. Вместе с тем даны указания относительно укладки вещей во вьюк.

Эти частые перемены формы происходили от того, что генерал-майор Кузнецов весьма часто сносился с атаманом Власовым, заботясь о том, чтобы казакам удобно было на походе. Так, белые этишкеты, висевшие от шапки к плечу, часто цеплялись за саблю или дротик, а при падении рвались, белые выпушки эполет пачкались, а сабли в железных ножнах звенели и мешали подкрадываться ночью — вот почему все эти принадлежности обмундирования и были отменены.

16 апреля 1841 года состоялось бракосочетание Наследника Цесаревича. Петербургским дивизионом в эти торжественные дни командовал войсковой старшина Урасов. Наш эскадрон занимал караул в день свадьбы, и наш же эскадрон сопровождал карету высоконареченных жениха и невесты. В память этого события были отчеканены серебряные медали, которые и были розданы 13 нашим офицерам, участвовавшим в торжествах бракосочетания. Командир полка получил золотую медаль.

Дни этой свадьбы имели большое значение для полка по следующему обстоятельству. На свадьбу в Петербург приехал из войска атаман Максим Григорьевич Власов. После торжественного брачного обеда Государь, обходя гостей, увидел Власова и, положа руку на плечо его, сказал: ‘Ну, слава Богу, оженили мы атамана вашего. Любите и Атаманшу, как его любите’.

— У донцов Вашего Величества любовь к Монарху и Августейшей фамилии его составляет другую религию их, — отвечал Власов. — Семейную радость вашу они примут, как радость собственную свою. Позволь, Государь, в этот радостный для всей России день попросить у тебя особую милость твоим верным донцам! — и с этими словами Власов, опускаясь на колени, подал Государю бумагу.

Император, видимо, был недоволен несвоевременною просьбою, но, любя Власова, принял ее.

Власов просил о прибавке жалованья офицерам. А наши офицеры в то время получали всего 71 рубль жалованья в год и должны были из этих денег одеваться и содержать лошадь.

Просьба атамана вскоре увенчалась успехом. 19 августа вышло повеление уравнять офицеров и казаков Атаманского Наследника Цесаревича полка в отношении довольствия с офицерами и казаками Л.-Гв. Казачьего полка. Производство вести по полковой линии, а не по войску, как то было раньше, и казакам вместо отпускавшихся раньше фуражных на вьючную лошадь по 21 рублю 45 коп. производить ремонтное жалованье по 37 р. 25 коп. в год. Но с этим сравнением с Лейб-Казачьим полком вышло недоразумение. В Атаманском полку, как и вообще в армейских полках, не было тогда чина подъесаула, поэтому начальство и затруднялось каким чином заменить в нашем полку чин штабс-ротмистра, имевшийся в Лейб-Казачьем полку. Разрешение этого затруднения вышло 11 февраля 1842 года, когда Высочайше повелено было переименовать войсковых старшин в майоры, есаулов в ротмистры, сотников в поручики, хорунжих в корнеты, урядников в вахмистры и унтер-офицеров, пятидесятников и приказных — в ефрейторы. Сотников же производить впредь не в есаулы, а в штабс-ротмистры.

Эту перемену уже не застал старый командир нашего полка генерал-майор Кузнецов. 4 февраля 1842 года он сдал наш полк генерал-майору Александру Петровичу Янову.

ГЛАВА XIX. Служба в Варшаве

Николаевские казаки. — Поход под Варшаву. — Смотр казачьей бригады на Лазенковском поле.

Командование генерала Янова принадлежит к самому спокойному времени в Атаманском полку. Полк учился, ходил на маневры, занимал караулы, в походах же и делах против неприятеля не участвовал. Время было мирное. 8 сентября 1843 года полк был осчастливлен новым вниманием Государя. Родившийся у Наследника Цесаревича сын, Великий Князь Николай Александрович, был зачислен в списки Атаманского полка. Вместе с тем повелено всем офицерам нашего полка присутствовать наравне с офицерами гвардии на всех выходах и балах во дворце.

20 мая 1844 года приказано в полку иметь светло-синие фуражки с синим околышем и с выпушкою по верхнему кругу: у казаков — синею, у офицеров — светло-синею.

14 апреля 1845 года вместо летних светло-синих курток даны того же цвета парадные чекмени для ношения по праздникам и в дни Высочайших смотров. Длина чекменя положена на два вершка выше колена, и установлена вышина шапки — 4 1/2 вершка.

В те времена служба казачья действительно была тяжелой. Теперешняя трехлетняя служба наша тогдашнему ‘Николаевскому’ казаку показалась бы шуткой. Служили казаки тогда 25 лет. Молодым казаком, без усов и бороды, 20-летним парнем являлся казак на службу первоначально в армейский полк и в продолжение трех лет учился, служил, а иногда и воевал в армии. При возвращении на Дон командиры атаманских эскадронов сами выбирали лучших казаков из армии в Атаманский полк и отправляли к себе в именье, здесь их обмундировывали, осматривали лошадей и во время майского учения практиковали в езде, рубке шашками и фланкировке пиками. Джигитовкой, или, как тогда говорили, ‘наездничеством’, занимали, не отягощая людей. Если не было войны, то первые три года службы атаманца проходили на Дону. Потом казак попадал в очередной дивизион и шел в Петербург на три года. Здесь ученье было очень строгое. Бить не только не запрещалось, но говорили, что без палки хорошего солдата не сделаешь. А потому, как в песне поется, ‘не довернешься — бьют, и перевернешься — бьют’. Все казаки должны были быть на смотру под одно лицо. Поэтому им приказано было носить бакенбарды до усов и большие усы. Подбородок должен был быть чисто выбрит. Большие кивера надвигались на бровь и на самое ухо. Донышко их было такое маленькое, что на голове он не сидел, но туго подтягивался подбородным ремнем к подбородку. Мундиры шились узкие, шаровары носились длинные, поверх сапогов. В грязь нужно было ходить умеючи, чтобы не перепачкаться. Денег казак получал немного, и те все уходили на ваксу, на белила для ремней и на фабру для усов и бакенбардов. Разводы бывали каждое воскресенье. К разводу готовились все равно как к смотру.

При генерале Янове в наш полк вместо прежних кремневых ружей были выданы семилинейные курковые пистонные ружья, заряжаемые с дула. Чистить их было трудно, потому что сырость забиралась в самую глубь ствола. Одевать пистон на стержень было нелегко, особенно на морозе и в перчатках. Пистон маленький, в больших пальцах казака он не умещался и то и дело падал, а требовали скорой стрельбы, да еще стрельбы с коня. Покончив трехлетнюю службу в Петербургском дивизионе, казак уходил в льготный дивизион, где оставался два термина — шесть лет. Но и в это время казак оставался служащим. Он не имел права сбривать или запускать бороду, даже у себя дома. Каждую минуту его могли потребовать, и, как мы видели, требовали нередко. Весною он являлся в Тарасовку или в Ольховый Рог, где собирались льготные дивизионы, и отбывал лагерный сбор, а после шести лет льготной службы он шел снова в Петербург. И кончал он свою службу тоже в Петербурге — на 45 году жизни. Потому-то в Петербурге совсем не видно было молодых безусых лиц в рядах Атаманского полка. Только трубачи могли попадать сразу в Петербург. В Петербургских эскадронах служили казаки 26, 35 и 42 лет. За 10 лет беспорочной службы на рукав нашивалась желтая тесьмяная нашивка углом. После двадцати пяти лет казак мог быть произведен в урядники войска Донского и увольнялся совсем домой.

Уходил он из станицы молодым парнем, без усов и без бороды, а кончал службу почти стариком. Много воды утечет за девять лет отсутствия. Старый Николаевский казак и дома хозяйством не занимался. Ему нельзя было не ездить, не заниматься с ружьем, потому что забыть свое военное ремесло он не имел права. Обрабатывали землю жены казачьи да наемные хохлы. С походов и войн казак приносил добычу, которую тогда было разрешено брать, и тем подсоблял хозяйству. Наделы на Дону были большие, потому что семьи у казаков были маленькие и земли на всех хватало. Были и такие среди атаманцев казаки, которые почти всю свою двадцатипятилетнюю службу провели в рядах полка. В 1827 году, мы знаем, полк пошел в Турцию, оттуда на Днестр занимать кордоны, потом в Польшу, а потом два эскадрона ушли в Петербург. С 1827 года по 1835-й — восемь лет казаки провели вне дома. Но зато и опытны были ‘Николаевские’ служаки в военном деле. Ездили лихо, рубили и кололи без промаха, стреляли метко. Казак за долгий срок службы успевал горячо полюбить свой полк. Полк становился его домом, его семьей. И поны-

не Николаевские старики обращают на себя внимание своим бодрым видом. Им уже за шестьдесят перевалило, а грудь прямая, голова не опущена, а глаза из-под нависших бровей смотрят открыто и смело. Николаевские казаки всегда выглядели орлами.

18 марта 1848 года наш дивизион, стоявший в Петербурге, получил из штаба Гвардейского корпуса приказ назавтра собраться на Адмиралтейской площади в походной форме.

Поход! Война! — раздались разговоры, и закипела жизнь в спокойных до той поры казармах. Кто продавал экипажи, кто менял легкую коляску на дорожную бричку, казаки пересматривали обмундирование, чистили сапоги и мундиры, белили ремни амуниции, фабрили усы и бакенбарды и готовились на смотр.

Поутру 19 марта наши эскадроны уже были выровнены левее лейб-казачьих эскадронов на Семеновском плацу, там было отслужено напутственное молебствие, и оттуда полк прошел на Адмиралтейскую площадь.

Вскоре в атаманской форме прибыл к полку Государь Наследник Цесаревич и Государь Великий Князь Михаил Павлович, а вслед за ними приехал и Государь Император.

Поздоровавшись с казаками, Государь окинул их своим смелым орлиным оком и громко сказал офицерам следующее слово. Отчетливо раздавалось в весеннем воздухе, еще морозном, каждое выражение Государево, и глубоко застыло оно в сердцах наших товарищей.

— Господа, — сказал Государь офицерам, собравшимся вокруг него. — Я вижу, вы молоды, но уверен, что вы слишком стары воспоминаниями славных подвигов ваших дедов и отцов, которые, как вы должны помнить, в этот самый день, 19 марта 1814 года, во главе наших победоносных войск первые вступили в Париж. Теперь волны революции уже омывают наши западные границы, и вы должны гордиться тем, что первыми из гвардейского корпуса выдвигаетесь на защиту Отечества. Я убежден, что вы не уступите в славе вашим отцам и дедам. Будьте такими же молодцами, какими были они, и Я вас не забуду! Идите с твердою надеждою, что Я мысленно всегда с вами!

Громовое ‘ура’ раздалось в полку. Государь приказал вызвать песенников перед эскадроном, и с песнями двинули наши отцы по Невскому проспекту в казармы, собираясь в поход.

В то же время в Новочеркасске был получен приказ собрать льготные дивизионы и двинуть их на соединение с Петербургским к городу Варшаве. Но что же такое случилось, что грозило России войною? Рядом с нашим государством лежит дружественное нам государство Австро-Венгерское. Народ в нем наполовину немецкий — австрийцы, наполовину сходный с болгарами и цыганами — венгерский. Император — австриец, и все войска, все управление у них австрийское. Венгры, недовольные таким порядком, захотели иметь своего короля и взбунтовались против Австрийского Императора. Император не мог управиться с мятежом своими войсками и просил нашего Государя помочь ему. Император Николай Павлович послал в Венгрию корпус войск и стянул на всякий случай гвардию поближе к австрийской границе, в Варшаву.

Петербургский дивизион был под командой полковника Дмитрия Ивановича Жирова, он дошел до г. Янова и до р. Вилии и здесь начал высылать вместе с лейб-казаками разъезды. Началась скучная стоянка по маленьким деревням в грязи и распутице весеннего времени. Все лето прошло в Польше, где казаки быстро сдружились и сошлись с населением. Но Польша им не понравилась. Вот как рассказывали потом про Польшу наши деды:

Говорили про Польшу, что богатая,

А мы разузнали — голь проклятая!

У этой у Польши корчемка стоит,

Корчма польская, королевская!

У этой корчемке три молодца пьют:

Прусак, да поляк, да млад донской казак!

Поляк водку пьет — червонцы кладет,

Прусак водку пьет — монеты кладет,

Казак водку пьет — ничего не кладет,

Ничего не кладет — по корчме ходит,

По корчме ходит — шпорами гремит,

Шпорами гремит — на стенке мелит,

На стене мелит — шинкарочку манит:

‘Пойдем, шинкарка, к нам на Тихий Дон,

У нас на Дону да не по-вашему —

Не сеют, не жнут, а хорошо живут’.

Соглашалась шинкарка на его слова,

Садилась шинкарка да на добра коня.

Взял казак шинкарку, повесил ее на сосенку.

Широким, немного грустным напевом хвалили атаманцы свою ‘шинкарку’. Тогда полк комплектовался со всего Дона, и с низов, из Черкасских станиц, к нам попадали прекрасные голоса.

26 августа в памятный для полка день варшавского штурма наш дивизион соединился со льготными дивизионами и стал подле Варшавы, в городе Раве.

9 сентября полковой командир генерал-майор Янов был назначен командиром Лейб-Гвардии Казачьего Его Величества полка, а в командование нашим полком вступил заслуженный, украшенный золотым оружием генерал-майор Андриянов Виссарион Иванович, лучшие годы свои проведший в рядах Атаманского полка в Турции и Польше.

Он командовал полком всего два месяца и 17 ноября 1848 года сдал полк тоже бывшему атаманцу командиру 44-го имени своего полка, генерал-майору Карпову Афанасию Акимовичу.

Зиму наш полк провел близ Скерневиц на австрийской границе.

Между тем из Австрии слухи были самые спокойные, и казакам, желавшим боя, становилось грустно. Поход обращался в передвижение мирного времени. Венгры сдали оружие и знамена русскому корпусу, и поход прекратился.

5-го мая приехал в Варшаву Государь, и наш полк к весне перешел туда же, где, чередуясь с полками гвардейской кавалерии, занимал караулы в Лазенковском дворце.

Однажды, в мае, Государь смотрел на обширном Мокотовском поле гвардейских улан и гусар. В те времена все заботы начальства были к тому, чтобы лошадь была вычищена, имела короткую шерсть и тучное тело. Конечно, это делу не вредит, потому что не зря старики говорят: ‘Пока сытая станет, худая подохнет’, но кроме тела и чистки лошади нужна езда. А там ездили мало, все больше шагом да таким коротким галопом, что добрая пехота могла обогнать конницу. Государь смотром остался недоволен. ‘Что это за легкая кавалерия! — сказал он. — Это кирасиры! Я вам завтра покажу, как вот эти Ерофеичи рассыпаются’, — и Государь показал на группу казачьих офицеров, стоявших в стороне. А ‘Ерофеичами’ Государь назвал казаков потому, что день их полкового праздника — 4 октября — день св. Ерофея.

Узнали это и в нашем полку. Офицеры собрали казаков, рассказали им, как дело было, и говорят: ‘Смотри же, братцы, старайся! Засмаливай! Поддержи нашу славу!’

‘Постараемся’, — отвечали казаки.

И шибко бились их сердца, когда на другой день в парадной форме развернулись тринадцать эскадронов Казачьей гвардии на Мокотовском поле.

Приехал Государь и начал производить ученье на свежих аллюрах. Потом произвел две атаки с переменного фронта. Обе атаки были поразительно лихи.

Французский посланник, генерал Ламорисьер, присутствовавший на этом смотру, был так поражен легкостью построений и лихостью казачьей атаки, что на вопрос Государя, как ему нравится бригада, ответил: ‘Если я видел в Европе легкую кавалерию в полном значении этого слова, то только У Вашего Величества — в лице этой бригады!’…

Командиры полков, дивизионов и эскадронов и офицеры получили Высочайшее благоволение, а казакам Государь пожаловал по 1 рублю на человека.

10 мая на общем смотру всех войск, собранных в Варшаве, Государь, подъехав к Казачьей бригаде, остановил на ней милостивый взгляд и залюбовался молодцами казаками на легких конях. Все замерло под его взором. Люди не дышали, лошади не шевелились. Государь обернулся к своей свите и сказал: ‘Чудо богатыри! Это моя идеальная бригада!’

В конце мая приехал Наследник Цесаревич и на бывшем по случаю его приезда смотру Казачьей бригады на Уяздовском плацу проходил перед лейб-эскадроном нашего полка в качестве его шефа.

В октябре месяце гвардия потянулась из Варшавы по домам. 2-й дивизион нашего полка направился в Петербург, а 1-й и 3-й пошли в Новочеркасск, где 27 января 1850 года и были распущены по станицам.

ГЛАВА XX. На охране Петербурга от английского флота

Постройка казарм. — Новый панталер. — Посещение Дона Наследником Цесаревичем. — Поход в Польшу, а потом к Выборгу. — Лето на аванпостах по берегу моря. — Кончина Государя Николая Павловича. — Новый шеф полка. — Перемена формы. — Участие в торжествах по случаю коронования Императора Александра Николаевича. — Сокращение срока службы.

Стары, тесны и грязны были старые гусарские бараки в слободе Рыбацкой. Все полки гвардейские строили в это время себе казармы, и войско Донское распорядилось выстроить казармы и для донской гвардии. В сороковых годах нынешнего столетия было избрано место для казарм подле Александро-Невской Лавры, на берегу реки Монастырки у слияния ее с Обводным каналом.

Работы были поручены архитектору Ивану Денисьевичу Чернику, кубанскому казаку родом, бывшему войсковым пансионером в Императорской Академии Художеств. Он составил проект прекрасных зданий казачьих казарм и по повелению Императора Николая Павловича разработал также и проект громадного манежа. Но манеж построен не был.

Черником возведены были флигеля, занимаемые теперь 1) Л.-Гв. Казачьим полком, 2) 2-й сотней нашего полка, 3) флигель с башенками и 4) церковный флигель. Офицеры помещались в центральном большом здании, занятом теперь квартирами Л.-Гв. Казачьего полка, правее его, там, где теперь стоит наша 1-ая сотня, был размещен дивизион лейб-казаков, и левее, где теперь стоят 3-я и 4-я сотни Лейб-гвардии Казачьего полка, стоял Атаманский дивизион. Во флигеле теперешней 2-й сотни нашего полка помещался эскадрон Черноморских казаков, во флигеле с башенками и церковном — Уральский дивизион, причем те места, где теперь наш учебный зал, класс полковой учебной команды и трубаческий взвод, были тогда заняты конюшнями Уральских казаков. Впоследствии, когда на место Черноморцев пришла из Новой Ладоги 6-ая Донская батарея, были выстроены конюшни для нее и сараи для орудий на месте нынешних конюшен 3-й сотни.

Прямо перед окнами казарм расстилался луг, за лугом протекал Обводный канал, а дальше рос по мшистому болоту густой сосновый лес — это была Рожковская земля, пожалованная гвардейскими казаками вместо имевшихся в других полках огородов.

Сзади казарм, там, где теперь находится конная площадь, тюрьма и больница, лежало болото, кое-где поросшее лесом. Ближе к казармам, на месте конюшен 4-й сотни и дровяного двора, было озеро. На озере стояли лодки, в которых катались в часы досуга казаки и офицеры. В город ездили по Обводному каналу и Боровой улице. Весною и осенью в экипаже проехать было нелегко, офицеры в гости и на разводы ездили верхом с вестовыми до города, а там уже брали извозчика.

С размещением дивизиона в казармах жизнь казаков стала много лучше. Легче было держать себя и лошадей в чистоте и производить занятия.

5 марта 1850 года дан был для возки нашего знамени панталер, шириною 2 V, вершка и длиною 2 аршина. Снаружи он был обшит светло-синим бархатом с серебряными галунами.

В ноябре месяце того же 1850 года Наследник Цесаревич во время путешествия своего посетил Новочеркасск. 1-й и 3-й дивизионы нашего полка были вызваны из станиц навстречу своему Шефу. Поздно вечером 31 октября при пушечной пальбе и колокольном звоне Государь Наследник Александр Николаевич выехал в Новочеркасск. Наказной атаман, генералы, командиры полков и прочие власти встретили Наследника верхом у Триумфальных ворот и проводили до дома, назначенного для помещения Цесаревича.

1 ноября был войсковой круг, на котором приняли участие и наши дивизионы, а 2-го ноября Атаманские дивизионы с дивизионами Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка и Донским учебным полком представились на смотру Наследнику Цесаревичу.

15-го января 1851 года произошла маленькая перемена в снаряжении нашего полка: ружейные ремни приказано иметь черные, на ружье чехол из черной юфтовой кожи, подшитый серым сукном и с сыромятным ремнем против курка.

В следующем году 2-й дивизион ушел на Дон, а на смену ему прибыл третий, под командой майора Егорова. На нашем славном полковом знамени и бунчуке все еще были армейские копья, между тем прошло уже более 20-ти лет, как полк наш зачислен был в гвардейский кавалерийский корпус и нес службу наряду с полками старой гвардии.

В начале 1853 года Всемилостивейше были пожалованы на бунчук и знамя Атаманского полка серебряные орлы с подтоками и георгиевскими крестами 2-го класса. 23 февраля в Зимнем дворце, в комнате Наследника, наш Шеф, Наследник Цесаревич, собственноручно прибивал серебряные кисти к знамени и бунчуку. При этом присутствовали: полковой командир, командир дивизиона, дивизионный адъютант и вахмистры. Копья старых знамен оставлены в комнатах Наследника, а молоток и шило, бывшие в руках у Августейшего Шефа, отправлены в Новочеркасск для хранения в полковом денежном ящике…

В этом году наши деды и отцы не пошли, как всегда, в лагерь под Красным Селом. Слухи о войне заставили снова собраться в поход и двинуться к Польше. Туда уже спешили 1-й и 2-й дивизионы. 21 февраля 1864 года наш полк собрался под Варшавой.

Война началась из-за турок. Турки притесняли наших православных богомольцев в Иерусалиме, Государь Николай Павлович пригрозил Турецкому султану войной — за него вступились англичане, французы и сардинцы. Можно было опасаться опять волнения и в ненадежной Польше, вот почему наш полк подошел к Варшаве. Но в Польше все было спокойно.

Враги своими границами не касались наших земель. Англичане живут на островах среди моря, французы отделены от нас немецкой землей, сардинцы живут на островах подле Франции. Они посадили свои войска на корабли и пошли к нашим берегам. Главные силы двинулись на юг к побережью Крыма, часть подходила к Финляндии, думая высадиться на берегах Финского залива и идти на Петербург. На кавалерию возложена была обязанность наблюдать за морскими берегами и не дозволять высаживаться с лодок. В марте 1854 года наш полк возвратился из Варшавы, а в апреле двинулся по северному берегу Финского залива на Новую деревню, Лисий нос, Сестрорецк и Выборг: он входил вместе с 5-м резервным батальоном Карабинерного полка и артиллерийской N 1 резервной батареей в составе Сестрорецкого отряда. Наши пикеты расположились от Сестрорецка до Выборга.

В сосновых лесах, среди песков и громадных камней, по маленьким рыбацким избам стали атаманцы. По утрам от 7 до 9 часов утра казаков занимали выправкой, маршировкой и сабельными приемами, а два раза в неделю сводили эскадроны на конные ученья.

Северная весна ласкала взор белыми ночами. Далеко видна была гладь чуть волнующегося залива, укрепления и форты Кронштадта, зеленые островки Выборгского фиорда. Едет казачий пикет по берегу моря. Мягко ступают по песку степные кони и вдруг остановятся. Не дымок ли виден на далеком горизонте? И долго стоит и смотрит казак, но раздастся туман, прояснятся дали — и опять чисто спокойное море, и лишь финская лайба, нагруженная дровами, надув заштопанный парус, тихо режет килем спокойные воды залива.

А там, на далеком юге, в Крыму, шла кровавая борьба из-за Севастополя. Враги окружили его и с суши, и с моря, войск в городе было мало, мало орудий, не было укреплений. Все принялись за работу. Матросы потопили корабли, свезли орудия на берег и наряду с пехотой стали рыть укрепления и сражаться на вылазках и в окопах. Англичане и французы были вооружены нарезными ружьями и били на шестьсот шагов, в наших войсках ружья были гладкие с прицелом на триста. Офицеры наши очень выделялись от солдат своими шинелями с плащом на плечах, и их били на выбор. Без офицеров части действовали хуже — не было примера.

29 апреля повелено было офицерам в военное время носить такие же шинели, какие были у казаков. Шинели старой формы можно было носить только вне строя. Они сохранились и до нашего времени и называются Николаевскими.

Между тем на Финском заливе все было спокойно. Дни сменялись ночами, а ночи днями. Море то бурно кипело, разливаясь с шепотом по береговому песку, и лес тогда стонал и шумел, то было тихое, спокойное, сонное. 23 июля на посту у дер. Юкколо поручик Чернозубов заметил в 1 час ночи огни на море. То были два английских винтовых парохода. Казаки поседлали лошадей, карабинеры заняли позицию в лесу, но пароходы прошли дальше, постояли около 2-х суток в виду Кронштадта и ушли.

Ночи пошли темные, погода холоднее, ветры и бури чаще, и стоять на месте стало томительно скучно. 25-го августа 1-й дивизион собрался в д. Б. Ижору, а 26-го пришел в Петербург, где его смотрел Государь Наследник. После смотра дивизион опять ушел на посты.

Лишь 28 октября, когда пошли уже осенние заморозки, полку приказано было собраться на берегу Малой Невы в Новой деревне. 30 октября на походе, у Марсова поля, полк был осмотрен Государем Императором. Государь остался весьма доволен бравым видом Атаманских дивизионов. Это был последний раз, когда атаманцы видели Государя.

В феврале 1855 года Императора Николая Павловича не стало. Не стало того, кто так любил казаков, кто сына своего пожаловал Шефом Атаманскому полку, приблизил полк к себе, даровал ему права гвардии, кто даже похороненным пожелал быть в казачьем мундире.

Известие это потрясло казаков. Многие плакали на панихиде.

На престол вступил Государь Александр Николаевич. Шефом нашего полка был назначен 19 февраля 1855 г. наследник Цесаревич Николай Александрович, которому шел 18-й год, а полку повелено именоваться Лейб Атаманским Его Высочества Наследника Цесаревича полком. 18 марта 1855г. приказано было Атаманскому полку иметь на шапках гладкие кокарды. Вместо круглого помпона положен султан из белого волоса длиною 4 вершка. Трубачи должны были иметь красный султан. Воротники на полукафтанах иметь скошенные, застегивающиеся на 1 крючок. Длина пол у полукафтанов — 7 вершков ниже талии. К парадному голубому полукафтану одевать темно-синие шаровары с двумя голубыми лампасами и выпушкою, а с виц-полукафтаном остаются без лампаса. Басонная обшивка у трубачей полагается на парадных полукафтанах на груди, рукавах и наплечниках, а на виц-полукафтанах только на рукавах и на наплечниках. Вместо поясной портупеи положена портупея через плечо. Шарф иметь без кистей.

В этой форме наш полк показался Государю первый раз в Москве, куда он пошел в июне месяце на коронацию.

Там 20 августа атаманцы представились Государю на смотру на Ходынском поле, а 26 августа взвод от полка со знаменем стоял в Кремле, близ Царя Колокола, у колокольни Ивана Великого. После коронования всем войскам, собранным под Москвой, Государь произвел маневры. 30 августа, в день тезоименитства Государя, казаки прочли следующий приказ:

‘Государь Император, желая ознаменовать день Священного Коронования Их Императорских Величеств новым знаком Монаршего внимания к доблестным заслугам Донского, Черноморского и Линейного Казачьих войск, а также и в память свыше двадцатисемилетнего атаманства своего над оными, Всемилостивейше повелеть соизволил — сократить общий срок службы в упомянутых войсках’.

В Атаманском полку повелено было служить вместо 25 лет 22 года и три года в полках третьей очереди, только в минуту крайности призываемых на службу.

В 1866 году наш полк был включен в состав 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, которая состояла тогда из полков: 1-ая бригада — Кавалергардского полка и Л.-Гв. Конного, 2-ая бригада — Л.-Гв. Кирасирского Его Величества и Л.-Гв. Кирасирского Ея Величества и 3-ья — из Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка и при нем Черноморского Казачьего дивизиона и Л.-Гв. Крымско-Татарского полуэскадрона и Лейб-Атаманского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полка и при нем Л.-Гв. Уральского Казачьего дивизиона.

16-го апреля генерал-майор Карпов сдал наш полк полковнику Жирову II.

ГЛАВА XXI. Лейб-Гвардии Атаманский полк

Пожалование полка в молодую гвардию. — Увеличение содержания офицерам. — Пожалование полку георгиевского штандарта. — Отвоз старого знамени в Новочеркасск.

Полковник Дмитрий Иванович Жиров был коренной атаманец. С полком он ходил усмирять поляков в 1831 году, провел лучшие дни своей жизни в полку на смотрах и ученьях, стяжавших мирную славу атаманцам. В1855 году он получил в командование Казачий N 64 полк и, не прокомандовав им и года, получил Лейб-Атаманский полк. В его время в полку случилось три крупных события: полк получил права и преимущества молодой гвардии, новый штандарт и принял участие в усмирении вновь взбунтовавшихся поляков. Наш полк уже давно служил в Петербурге наряду с гвардейскими полками, был прикомандирован к гвардейскому корпусу и состоял в 1-й кавалерийской дивизии. Он всюду считался гвардиею, офицеры наши вместе с другими гвардейскими офицерами ездили во дворец на выходы и балы, но именовался он Лейб-Атаманским и на шапках имел армейские гербы.

8 сентября 1859 года, в тот день, когда Шефу нашего полка Государю Наследнику Цесаревичу Николаю Александровичу минуло 16 лет, Государь Император Высочайше повелеть соизволил: Лейб-Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк именовать Лейб-Гвардией Атаманским Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Полком с правом молодой гвардии. Гербы на шапках заменены были тогдашними гвардейскими орлами, над которыми помещено отличие ‘За Варшаву’.

Служившие в нашем полку офицеры были по большей части люди небогатые. Всю свою жизнь они посвящали полку. Имения их и земли приходили в упадок, доходов было мало. Постоянная служба в Петербурге, разводы и парады требовали чистого обмундирования, а блестящая форма атаманских офицеров стоила недешево. Офицеры других гвардейских полков получали увеличенное жалованье, казачьи офицеры имели такое же жалованье, какое получали кавалерийские офицеры армейских регулярных полков. Это делало службу в нашем полку весьма тяжелой для офицеров в имущественном отношении. Многие зажиточные помещики на Дону, прослужив несколько лет в гвардии, беднели. Государь Император милостиво взглянул на офицерский быт гвардейских казачьих полков и

6 декабря 1857 г. в день тезоименитства Августейшего Атамана казачьих войск повелел: ‘По недостаточности средств большей части офицеров гвардейских казачьих частей отпускать им, во время нахождения на действительной службе, столовых деньги от казны в размере, определенном для гвардейской кавалерии’.

В день рождения Августейшего Шефа полка, 8 сентября 1860 г. Государь Император Всемилостивейше соизволил пожаловать Л.-Гв. Атаманскому полку георгиевский штандарт по образцу штандартов Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка вместо знамени, которое повелено хранить при войсковых регалиях Войска Донского. На штандарте вокруг орла как знака Государства — надпись: ‘За отличие, оказанное в войне с французами в 1812-13 и 1814 годах’.

В углах, на синих бархатных кружках нашиты золотые буквы ‘А’ — вензель Государя Императора, служить которому и охранять которого наш полк обязан. Светлые полосы с угла на угол штандарта, подобие креста, знаменуют имя Христово, православную веру христианскую, за которую крепко биться со врагом обязан всякий казак.

6 декабря в 8 часов вечера состоялась в Зимнем дворце прибивка к древку нового штандарта. На прибивке присутствовал Государь Император, Августейший Шеф полка, Великие Князья, командиры гвардейских частей, командир 3-го дивизиона подполковник Зверев, все офицеры этого дивизиона, все вахмистры и по одному портупей-юнкеру, унтер-офицеру и по 2 казака от каждого эскадрона.

На другой день, 7-го декабря в 1 час дня, в Михайловском экзерциргаузе, как тогда назывался Михайловский манеж, состоялось освящение штандарта. 5-й и 6-й эскадроны были собраны в парадной форме, в конном строю. После молебна новый штандарт был проведен вдоль фронта — и торжественно раздались слова присяги под знаменем. Потом были прочтены военные законы, касающиеся службы под штандартом, и командовавший Сводно-Казачьим полком генерал-майор Шамшев прочел казакам:

‘Знамя в пехоте и штандарт в кавалерии есть священная хоругвь, под которой соединяются верные своему долгу воины. Знамя и штандарт — святыня, слава, честь и жизнь служащих. Честный, храбрый солдат умрет в руках со знаменем или штандартом, а не даст на поругание неприятелю, ибо знамя и штандарт заключают в себе священные драгоценности наши: Веру, Государя и Отечество!

За несохранение знамени или штандарта во время сражения, когда команда не употребила всех средств к спасению их, главные виновные, коим преимущественно вверено охранение знамени или штандарта, подлежат смертной казни, а команда, подвергшая себя таковому бесславию, или уничтожается расформированием оной по другим полкам, или лишается пожалованных ей отличий, доколе не смоет понесенного ею позора подвигом особенного мужества и храбрости…’

По окончании церемонии полк прошел пополуэскадронно мимо Государя Императора, а потом отнес свой новый штандарт в Зимний дворец в покои Наследника Цесаревича.

В августе месяце 1861 года следовавший на льготу на Дон третий дивизион нашего полка взял с собою старое полковое знамя. В станице Казанской, на роспускном пункте знамени были отданы последние почести, после чего оно было упаковано в ящик, поручик Ханженков был назначен отвезти его в Новочеркасск. Позднею осенью 4-го ноября свидетель возвышения и роста нашего полка, Платовское голубое знамя успокоилось в войсковом дежурстве г. Новочеркасска рядом с белым бунчуком и другими регалиями войска Донского.

ГЛАВА XXII. Перед походом

Образование офицеров Л.-Гв. Атаманского полка. — Перемена формы. — Постройка церкви. — Смотр полка перед походом в Польшу.

Со времени перехода нашего полка в Петербург и переименования его в гвардию много воды утекло, и жизнь офицеров и казаков круто переменилась.

Прежний офицер наш начинал службу простым казаком. Войны были частые. Был случай отличиться храбростью, расторопностью и мужеством, быть произведенным в урядники, потом в хорунжие и дойти до генеральских чинов. Атаманы войска Донского, Платов, Денисов и другие, начали службу свою простыми рядовыми казаками. Денисов в нашем полку, Платов в простом армейском. От офицера требовалось лишь, чтобы он ‘российской грамоте читать и писать умел’. Уставы, уменье узнавать местность, пользоваться компасом, чертить карты, иностранные языки — все это приобреталось путем опыта, во время походов за границу, в разговорах с бывалыми людьми. Школ, гимназий почти не было. Они только начинали заводиться в те времена. Корпусов и университетов было мало, да и трудно было тогда, когда не существовало железных дорог, небогатому донскому помещику посылать детей своих в большие города, где были пансионы.

Но в царствование Императоров Александра Павловича и Николая Павловича густою сетью раскинулись по России кадетские корпуса, гимназии и школы. Войны стали реже, выделиться храбростью было труднее. От офицера потребовали образование. Он должен был кончить корпус, пробыть в училище, там научиться строю, выдержать экзамены и только тогда мог одеть офицерские эполеты. Кто не мог попасть в училище или корпус, тот поступал юнкером в полк, при полку изучал воинские уставы и держал экзамен.

Так молодые казаки, научившиеся грамоте, арифметике, изучившие Закон Божий, географию, историю и другие науки, поступали в Лейб-казачий полк, а с переходом нашего полка в Петербург стали поступать и к нам на правах юнкеров. В полку их производили в унтер-офицеры, или, как тогда называли, ‘портупей-юнкера’, а потом они держали экзамен и на офицера. Таким образом, в нашем полку были офицеры из кадетских корпусов, главным образом Михайловского Воронежского или 1-го С.-Петербургского, из школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, нынешнего Николаевского Кавалерийского училища, из Пажеского Его Величества корпуса, из 1-го военного Павловского училища, из хорунжих и корнетов армейских казачьих и регулярных полков, но главным образом из юнкеров своего же Атаманского полка.

Окончив пансион в Новочеркасске, Воронеже, Москве или Петербурге, юноша 17-18 лет поступал юнкером в полк, покупал книги и уставы и готовился в полку к экзамену.

Весною 1862 года повелено было вместо прежних больших шапок носить шапки из черной крупной смушки. Низ шапки делался по голове, а верх на 1/4 вершка шире. Вышина шапки 3 вершка. Наверху светло-синий шлык, загнутый на правую сторону и пристегнутый к нижнему краю. Шапка эта носилась на ремешке, у офицеров с серебряной пряжкой, у казаков с кожаным костыль-ком. С левой стороны при парадной форме прикреплялся султан из белого, а у трубачей из красного волоса. Вышина султана была 6 вершков. Кверху он был рассыпчатый, остроконечно остриженный и наклоненный назад. У генералов султан был из страусовых перьев, вышиною 7 вершков с позолоченным прибором в 4 вершка. При походной форме на кивер надевался клеенчатый чехол. Вместо фуражки было дано кепи, сначала темно-синего цвета с голубым околышем, а потом, чрез 12 дней, оно было заменено голубым кепи с темно-синим околышем и кантами. По верхнему кругу кепи у штаб-офицеров было обшито серебряным шнуром. На кепи полагался черный подбородный ремешок.

Более двадцати лет прошло с тех пор, как гвардейские казачьи полки покинули старые гусарские бараки села Рыбацкого и поселились в громадных казачьих казармах, а казаки не имели церкви, и команды их по невылазной грязи ходили в Ямскую слободу, где стояла Крестовоздвиженская церковь.

Наконец, по случаю совершеннолетия Атамана Казачьих войск и Шефа Л.-Гв. Атаманского полка, Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Николая Александровича, в 1860 г. была сооружена домовая церковь при Уральском флигеле во имя св. Ерофея, покровителя Л.-Гв. Казачьего полка. Церковь эта именовалась церковью Л.-Гв. Сводно-Казачьего полка, а церковный причт был включен в штаты Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка.

В январе месяце 1863 года атаманцы Петербургского дивизиона с радостным волнением прочли в рукописной приказной книге: ‘Холодное оружие отточить, огнестрельное тщательно осмотреть, а также проверить боевые патроны’ — полк выступал в поход.

21 января на Адмиралтейской площади Государь Император смотрел Лейб-Казачий и Атаманский дивизионы и нашел их в прекрасном виде, проезжая по фронту, он произвел юнкера Порфирия Грекова в корнеты.

22 января наш дивизион был погружен на Варшавскую железную дорогу и отправлен в город Вильно.

Поляки волновались. Мятежные шайки собирались по деревням и провозглашали смерть русским и свободу Польши.

ГЛАВА XXIII. Усмирение польского мятежа в 1863 году

Начало мятежа. — Вооружение мятежников и их действия. — Прибытие дивизиона в Вильно. — Подвиг корнета Грекова у Свенцяны. — Дело ротмистра Крюкова в Бельбежском лесу. — Дело подполковника Курганова у мызы Баяны. — Прибытие 2-го дивизиона. — Усмирение мятежников.

Мятеж подготовлялся давно. Польские священники, ксендзы, увещевали поляков поголовно восстать против русских, выдавали им ‘свенцену броню’ — значки мятежа, бляхи с одноглавыми орлами, и обещали прощение грехов. Помещики из домов своих делали склады оружия. Кто не соглашался восстать против русских, тому грозили смертью, жгли его именье, угоняли скот и лошадей.

12 января 1863 года, ночью, поляки напали на спящих русских солдат и зарезали многих. Это было сигналом бунта — и весь край восстал.

Но восставшие поляки теперь не были страшны. Это были плохо вооруженные шайки людей, больше похожих на разбойников, нежели на солдат. Они были страшны не войскам нашим, но мирным жителям, на которых они нападали, жгли их селения и силой заставляли примкнуть к мятежу.

24-го января наш дивизион под командой подполковника Курнакова прибыл в Вильну и был распределен по квартирам. Переезд по железной дороге стоил 11-ти лошадей. Вагонов было мало, лошадей ставили тесно, и 11 было искалечено.

Служба атаманцев первое время состояла из разъездов по городу и окрестностям да конных учений на месте Виленских скачек.

Разъезды должны были наблюдать, чтобы поляки не собирались вместе, толпами, забирать людей, одетых в польское платье — чемарки, кракузки, конфедератки, носящих широкие пояса с бляхами, на которых выбиты были орлы с одной головой, и вообще подозрительных людей.

В конце марта в Вильну пришел Л.-Гв. Драгунский полк и вошел в очередь разъездов. Атаманский дивизион 29-го марта был отправлен для разъездов в город Ковно.

Притаившиеся на зиму по городам и селам поляки с весною начали собираться в густых лесах, по маленьким деревушкам, получать оружие, обмундирование и готовиться к войне. Нашим войскам было приказано разыскивать их и рассеивать. Это было нелегкой задачей. Дороги были весенние, грязные, кругом непроходимые болота и леса. Мятежники скрывались в самой чаще, встречали наши отрады в гуще ветвей залпами, но при атаке на них в большинстве случаев сдавались.

Наш полк почти ежедневно стал высылать то взвод, то полуэскадрон, то целый эскадрон на розыски мятежных шаек. В ночь с 9 на 10 мая наш взвод ходил с эскадроном Л.-Гв. Драгунского полка и 2-мя ротами Капорского пехотного полка под командой барона фон-Фиркса в г. Кейданы и там, в чаще Полишканского леса, рассеял мятежников. Было пройдено более ста верст, не расседлывая лошадей.

И такие набеги были почти ежедневно.

Так, молодому корнету нашего полка Грекову Алексею, находившемуся со взводом на железнодорожной станции Свенцяны, 5-го мая пришлось поработать ружьем довольно серьезно. В 12 часов ночи его потребовали со станции в отряд штабс-капитана Кожухова, состоявший из одной роты Л.-Гв. Гренадерскаго полка. Выступили поздней ночью и прошли лесом около 22 верст. Пехота сильно притомилась. Сделан был привал. Чуть светало. Таинственно шумели сосны и ели, о чем-то, трепеща, рассказывала осина. Трава была мокрая от росы. Вдруг передовой казак остановился, посмотрел вперед и быстро побежал к начальнику отряда.

— Ваше высокоблагородие, по лесу стоят поляки, должно, пикеты ихние. Штабс-капитан Кожухов выехал вперед и осмотрел местность. Кругом

был лес, поросший по топкому болоту. Грязная дорога уходила в глубь его, и на ней темной точкой виднелось человек десять мятежников. Ни обойти, ни отрезать.

— Корнет Греков, — сказал начальник отрада, — возьмите казаков на резвых лошадях, пусть догонят, задержат перестрелкой поляков и посмотрят, что там такое.

— Слушаюсь.

Несколько казаков, забросив пики за плечо и взяв ружья из чехлов, осмотрели пистоны и поскакали по дороге. Пикет поляков, замеченный казаками, еще издали выстрелил и побежал за угол леса. Там оказалась поляна и на ней лагерь, человек двести поляков. Послали донесение. Тем временем прискакал и Греков с остальными казаками.

— Ура! — закричал он и с казаками бросился на поляков. Часть, бывшая по эту сторону реки, убежала за мост и загородила его, а остальные встретили казаков залпом. Но залп не остановил атаманцев. Они доскакали до реки, и так как переправиться через нее было нельзя — лошади вязли в болоте, то по команде своего офицера соскочили с лошадей и рассыпались цепью по реке. Двадцать ружей застучали в лесу.

— Запрягать и стрелять! — кричал какой-то толстый человек в желтой охотничьей куртке, ходивший среди повстанцев, должно быть, их начальник, но его не слушали. Несмотря на то, что казаков было в десять раз меньше, поляки бросили порох, оружие и повозки и бежали в лес. Корнет Греков продолжал следить за ними, обстреливая их огнем.

Между тем из лесу показались наши гренадеры. Они рассыпались в цепь, с казаками перешли по мосту на ту сторону и бросились в самую чащу леса за поляками. Они бы их всех повыбили, но страшный треск сзади цепи отвлек Кожухова от атаки. Мост был подпилен поляками, и, когда по нему пошел наш обоз, он рухнул. Да и пехота устала. Она прошла в этот день 43 версты.

Штабс-капитан Кожухов решил отойти к Свенцянам. У него было 3 пленных, захваченных казаками. Кругом, по показанию поляков, бродило два полка мятежников: Жарковского и Масловского. Ночевать в лесу было небезопасно. 7-го пришли в Свенцяны, а 8-го 15 казаков того же взвода корнета Грекова с тремя ротами Лейб-Гренадер и 60 казаками-уральцами опять пошли на то же место.

Поляки устроили здесь укрепленный лагерь. Начальник отряда граф Шувалов, видя, что нельзя сражаться на коне, приказал казакам стать в цепь и приготовиться к действию пешком. Огонь был так силен, что почти все пики были перебиты пулями. Вместе с пехотой казаки бросились на штурм окопов и взяли их. При этом казак Крючков был тяжело ранен. Мятежники были рассеяны. Простояв несколько дней в лесу, высылая разъезды по окрестностям и убедившись, что мятежники удалились из него, граф Шувалов вернулся к Свенцянам. Корнету Грекову за дело у Свенцяны был пожалован орден св. Анны 4 степени ‘За храбрость’.

Это была первая награда в нашем дивизионе, вскоре почти все офицеры его украсились крестами. Случай отличиться нашим казакам выпал 11 мая в Бельбежских лесах и 31 мая у дер. Баяны.

2-й эскадрон нашего полка под командой ротмистра Крюкова и полуэскадрон 1-го эскадрона уже две недели бродил в окрестностях Ковны, делая иногда в день более ста верст по лесам, и нигде не находил мятежных шаек. А между тем жители показывали, что еще недавно здесь ходили польские отряды, насильно брали жителей в рекруты, забирали провиант и припасы.

Ночь с 10 на 11-е мая ротмистр Крюков с полуэскадроном 1-го эскадрона и полуэскадроном 2-го проводил в деревне Пошлованты, в самой глуши Бельбежского леса. В 5 часов утра приехал из разъезда наш казак Артемов и доложил, что он видел, как в лесу через дорогу перебежало человек 50 мятежников. Сейчас же произведена была эскадрону тревога. Один казак поехал с Донесением в отряд подполковника Маноцкова, состоявший из 1 эскадрона Лейб-Гвардии Драгунского полка, 2 1/2 рот Капорского пехотного полка и 2-х орудий казачьей артиллерии.

Быстро собрались атаманцы по тревоге и полным карьером поскакали за ротмистром Крюковым по лесной дороге. Мятежники, услыхав топот лошадей, разбежались по лесу. Но это не остановило казаков.

— Врознь — марш! — раздалась команда, и вихрем разлетелись казаки по лесу.

Каждый знал, что ему надо делать. Каждый помнил последний приказ графа Муравьева, который приказывал не щадить бунтовщиков. Вынули казаки ружья из чехлов и где пешком, где с коня стали бить убегавших поляков.

Часть поляков села в четыре фурманки, запряженные где парой, а где тройкой лошадей, и уходила по дороге. Но казаки догнали их и забрали вместе с повозками в плен.

Эскадрон развернул лаву и оцепил ею лес верст на пятнадцать. Ротмистр Крюков, оставив казаков в лесу, поскакал назад и просил прислать пехоту, чтобы углубиться с нею в лес и разыскать раненых и убитых. Прибежала первая стрелковая рота Капорского полка. Она вошла в лес и стала собирать раненых и убитых мятежников. Один из раненых показал, что главные силы мятежников находятся верстах в 30-ти сзади места боя.

Начальник отряда решил идти на указываемое место с проводником. Ротмистр Крюков командировал ротмистра Кушнарева и корнета Туроверова с полуэскадроном в правый отряд.

— С Богом! Рысью — марш! — и полуэскадрон отделился вперед. Шли полной, крупной полевой рысью. День настал вполне, было жарко. В лесу пахло мохом и смолой. Боковые разъезды и дозоры, или, как их тогда называли, пикеты и фланкеры, с трудом продирались сквозь лесную чащу. Шли больше двух часов, а мятежников не было видно.

Неужели опять впустую!

Наконец казаки взвода корнета Туроверова притащили какого-то мужичонка. Ощипанный, оборванный, в лаптях, по-русски не говорит. Но, видно, понял, что ищут ‘ляхов’. Показывает вперед. Посадили его за бедра и поехали, куда он указывал. Действительно, вскоре нашли их лагерь. На поляне стояли шалаши из хвороста, трава была потоптана, конский навоз был свеж. Видно, только что сошли с места ночлега. Казаки зажгли лагерь. Тем временем подоспели и ротмистр Крюков, за ним шли драгуны, и на повозках, отбитых у поляков, катила пехота с артиллерией.

Корнет Туроверов проехал по тропинке шагов шесть-десять от места ночлега, как вдруг раздались кругом залпы мятежников — это была засада. На выстрелы выбежали Капорцы и рассыпали по лесу цепь. Началась перестрелка. По выстрелам видно было, что тут много поляков. Лес в этом месте был порублен и из поваленных деревьев устроены засеки и завалы.

Начальник отряда оставил 10 казаков с корнетом Черновым при орудиях, а ротмистру Крюкову предложил атаковать мятежников.

Казаки собрались в лесу, подтянулись…

— Пики к атаке! — отчетливо раздалась команда Крюкова. — С места — марш — марш!

И, несмотря на болото, на пни, на завалы, на усталость после тридцати верст, сделанных полною рысью, во весь опор вылетели атаманцы и опрокинули мятежников. Они бежали в густой лес, окружавший порубленное место.

Казаки были распределены на маленькие партии по 8-10 человек и кинулись в самую гущу леса…

Темнело. Пехота зажгла костры, драгуны расседлали коней, артиллерия расположилась наготове. Солдаты варили обед и ужин, грелись у костров, устраивали палатки и шалаши из ветвей и шинелей.

Одни казаки не отдыхали. Они возвращались поодиночке, по два позднею ночью. Два казака наших, Бударин и Михин, уже в темноте вдвоем напали на 10 поляков, троих убили, а двух забрали в плен. Унтер-офицеры Юганов и Зенин с восемью казаками нагнали шайку в 26 человек, восемь положили на месте, 1 тяжело ранили и четверых забрали в плен.

До утра в лесу раздавались выстрелы, слышались стоны и крики о пощаде.

Наш эскадрон забрал у поляков в этот день: 12 пленных, 13 кос, 1 пику, 14 ружей, 2 штуцера, 6 повозок и 17 лошадей.

Но нелегко далась победа атаманцам. Лошади, не кормленные больше суток, все время бывшие в движении, были доведены до крайней усталости. 6 лошадей было совершенно загнано и уже более не годились к службе.

За это дело ротмистр Крюков был произведен в подполковники, а корнеты Туроверов и Чернов получили ордена св. Анны 4-й степени за храбрость.

После боя в Бельбежском лесу прошло еще 20 дней в тяжелых разъездах, поисках и арестах подозрительных людей, но крупных шаек открыто не было.

30 мая в квартиру командира нашего 1-го дивизиона подполковника Курникова явился жид. За несколько червонцев он обещал указать, где собрались мятежники.

— Ну говори, чертов сын! Да смотри, коли надуешь!

— И, как зе мозно! Ваше сиятельство… Разве Ицка вас смеет обмануть. Там, в лесу за дер. Кемпы, может быть, ваше сиятельство знают?..

Все равно… Врет жид или не врет, а поехать надо. Давно не было поимок, а за это начальство не похвалит, еще скажут, что казаки ленивы искать.

Вечером поседлали и в половина одиннадцатого ночи тронулись. Впереди пошли 2 взвода 2-го эскадрона атаманцев, сзади 2 роты Капорского пехотного полка.

Ночь была светлая. Казаки выдвинулись рысью вперед и пошли через поля по направлению к лесу. Вдали показались темные постройки мызы графа Тышкевича Баяны… Видны плетни, деревья, дальше чернеет густой Баянский лес. Только что наша колонна вытянулась темной лентой по дороге, как от построек мызы отделился всадник и поскакал к лесу через деревню. Передовой атаманец повернул и поехал доложить начальнику отряда.

— Что там такое!? — проговорил Курнаков. — Подполковник Крюков, узнайте.

— Строй лаву! — скомандовал Крюков своему полуэскадрону и пошел рысью на лес.

— Трра-та-тах! Тах-тах! — прогремел залп из леса, и унтер-офицер Бугураев, тяжело раненный пулей, упал с лошади.

Вот оно что! Мятежники в лесу.

Но что делать!? Лес густой и болотистый, атаковать на конях невозможно. Но и медлить нельзя. Мятежники уйдут, а их приказано забирать во что бы то ни стало.

— Охотники — слезай!..

И Крюков, соскочив с лошади, пешком побежал навстречу выстрелам. За ним с ружьями наперевес побежали и казаки…

Началось лесное дело у мызы Баяны.

Не прошло и получаса, как прибежали роты Капорского пехотного полка и заменили собою казачьих стрелков.

Атаманцы собрались сзади пехоты, часть осталась для прикрытия обоза и раненого, а остальные рассеялись по дорогам и опушкам для преследования отступавших поляков. Поручик Денисов и корнет Чернов зорко следили с опушек и доносили о передвижениях мятежных шаек подполковнику Курнакову, и Курнаков посылал согласно их указаний пехоту для уничтожения поляков.

Казаки отбили одного пленного и вместе с пехотой убили более 50 человек и совершенно рассеяли эту шайку, бывшую под начальством ксендза Нарвойш.

Бой кончился под утро.

За это дело подполковник Курнаков, командовавший всем отрядом, получил орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, подполковник Крюков — св. Станислава 2-й степени с мечами и поручик Денисов — св. Станислава 3-й степени.

Наступило лето. Из России пришли в Царство Польское новые полки, и по всем городам, селам и деревням организована была сельская стража. 11-го и 12-го августа к нашему 1-му дивизиону прибыл с Дона 2-й дивизион и остался в Вильно для несения разъездной службы. Отдельные отряды все реже и реже стали уходить в поиски. Люди, волновавшие народ, были пойманы и казнены, всюду стояли войска, защищавшие жителей от исполнения угроз. Польский край был умиротворен. С конца августа гвардия начала возвращаться в Петербург.

Наши дивизионы в сентябре погрузились на железную дорогу. Один пошел в Петербург, другой тронулся на Дон, на льготу.

Атаманы в делах по усмирению польских мятежников показали себя достойными отцов и дедов своих. Не щадя жизни преследовали они врагов внутренних, проходили в день по лесам и болотам по сто и более верст. Разъезды и дозоры всегда были внимательны и не забывали доносить начальникам о том, что они видят. Потому и пехота всегда успевала вовремя подкрепить казаков.

1-и и 2-й наши дивизионы поголовно украсились медалями ‘За усмирение Польского мятежа’.

ГЛАВА XXIV. Служба казаков в Петербурге

Посылка дивизионов в Нижний Новгород на ярмарку. — Изучение казаками уставов — Казарменные и лагерные занятия. — Перемены формы.

Жизнь в Атаманском полку со времени перехода одного дивизиона в С.-Петербург текла полная трудов и блестящей представительной службы во дворце и на парадах. Дивизионы атаманцев, лейб-казаков и уральцев составляли гвардейский Сводно-Казачий полк. Число рядов во взводах полагалось по 20-ти.

На службу в гвардию выбирались лучшие люди из станиц, высокого роста, красивые, видные. Отслужив три года в армии и шесть лет в льготных дивизионах, они, уже отрастивши себе форменные бакенбарды, все под одно лицо приходили в Петербург. Шли целым дивизионом по железной дороге вместе с офицерами.

С 1868 г. очередной дивизион собирался на ученье не в июле, а в июне и занимался 10 дней на участке подле станицы Урюпинской. Отсюда его везли по железной дороге в Нижний Новгород на ярмарку, где он до закрытия торга нес полицейско-разъездную службу, а затем дивизион переезжал в Петербург и сменял отслуживших три года казаков.

Неочередной дивизион отбывал службу при слободе Тарасовке, хуторе Ольховый Рог и слободе Покровской (Свиная), куда собирались ежегодно, в мае, на один месяц. Потом распускались по станицам. Но в станицах нужно было жить, соблюдая форму и холя строевого коня. Льготным дивизионам часто приходилось собираться в Новочеркасск для встречи Высочайших особ, а также в случае походов, кроме того, от льготных дивизионов был по-прежнему наряд караула в Таганрогский дворец.

За шесть лет майских сборов атаманский казак научался носить правильно одежду, отдавать честь да кое-как рубить и фланкировать. А по приходе в Петербург нужно было сейчас же почти показаться Государю и на смотру, и на разводах. Смотры бывали два-три раза в год. Зимний парад в шинелях, майский весенний парад в парадной форме на Марсовом поле и Красносельский парад в походной форме после маневров. Нередко Государь или Наследник смотрели отдельный полк и бригады. Атаманцы старались показаться Государю и Шефу везде молодцами. И хотя учений тогда бывало мало, даже очень мало, они умели и равняться, и аллюр, и направление держать, и Атаманский полк был везде хорош. Давалось это нашим станичникам потому, что всякий из них только и думал, как бы хорошенько равняться и лучше сидеть, все были внимательны. 5-го июня 1870 года Его Высочество Главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа, Наследник Цесаревич Александр Александрович (Александр III — Царь-Миротворец), осмотрев на военном поле в Красном селе Сводно-Казачий полк, остался весьма доволен лихостью казаков, быстротою, точностью и чистым выполнением построений и сказал казакам после смотра:

— Вернувшись на Дон, вы передадите вашим товарищам, что регулярная кавалерия не опасный для вас соперник, что устав, как вы видите, не так труден, как кажется, и основательное изучение его ведет только к порядку — залогу победы.

Кроме смотров, каждое воскресение в Михайловском манеже назначались в присутствии Государя разводы.

На разводах находились все офицеры гвардии и от каждого полка ординарцы. На ординарческой езде смотрели посадку офицеров, унтер-офицеров и казаков, уменье на скаку стрелять из ружья и пистолета и брать барьеры. И Боже сохрани было ударить лошадь шашкой или плетью, для посыла коня на барьер полагались всем казакам шпоры. Каждая ошибка ординарцев ставилась им в большую вину.

А учиться казакам было некогда. Каждую ночь выезжал почти полный эскадрон в полицейский разъезд. Казаки объезжали по двое все отдаленные участки Петербурга. Ходил разъезд и на Московское шоссе к Средней Рогатке, и в Лесной, и в Полюстрово, и в Екатерингоф, и на Острова. Иным приходилось за ночь сделать более 30 верст, по всякой погоде, во время вьюги, морозов, осенних ветров и дождей.

Когда не было разъездов, производились занятия. Для конных учений ездили на Семеновский плац, на котором тогда не было ни одной постройки, пешие производили на дворе и в казармах. Самое важное место среди пеших учений до 1874 г. составляли выправка, шашечные приемы и маршировка. На маршировке шаг был тихий, в три темпа, ногу нужно было поднимать высоко от земли и носок тянуть книзу. Во всяком приеме требовалась чистота. С ружьем занимались мало. Вместо теперешней стрельбы дробинками тогда занимались тушением свеч. На стержень, под курок, клался пистон, и ружье наводили на горящую свечу, при хорошей наводке пистон должен был погасить свечу. В 1864 году вместо шестилинейных пистонных ружей были выданы 4-хлинейные винтовки образца Бердана N 2.

С принятием берданок стали больше заниматься прикладкой, прицеливанием и стрельбой. Для старых ружей казаки сами лили себе пули особыми формочками — пулелейками.

Порох привозился в полк в бочонках и выдавался казакам по фунтам.

Немало заботы было атаманцам и с формой и лошадьми. Форма требовала большой чистки и аккуратной пригонки. Белые лосинные ремни мазались ежедневно особым составом, все металлические части ярко начищались. Перемены в форме были частые.

30 апреля 1864 года даны были на офицерские шинели отложные воротники вместо стоячих. При этом разрешено было обшивать их каракулем. 2 января 1867 года кепи было у казаков отменено и вместо него дана фуражка, такая же, как мы носим теперь. В том же году, 10 июля, повелено на парадных мундирах офицеров нашить на груди 8 рядов серебряных шнуров с серебряными костыльками. У казаков нашить такие же шнуры, но белые с оловянными литыми костыльками. Чешуйчатые эполеты заменены плетеными, белыми с бахромою кругом и светло-синею строчкой по краю корешка. 30 сентября вместо плечевой портупеи дана была поясная, причем казакам — из красной юфты. Серебряный пистолетный шнур заменен общекавалерийским, пестрым.

Для большего отличия унтер-офицеров от рядовых казаков 8 июля 1870 года приказано было обшивать фуражки их по кругу трехцветным белым, желтым и черным шнуром.

В лагерь Сводно-Казачий полк выходил в начале июня и с семидесятых годов размещался по квартирам, в деревнях Паюла, Таликола, Нурколово и Пелгола. В лагере три раза в неделю казаки занимались стрельбою, два раза аванпостною службою и один раз полковым конным учением.

Уход за лошадьми требовался большой. Гривы подравнивали полукругом, хвосты лошадям подрезали по одной форме.

Командовавший полком во время усмирения польского мятежа генерал-майор Жиров в Польше не был, потому что там был не весь полк, а оставался на Дону при льготных дивизионах. 1-го января 1866 года он был произведен в генерал-лейтенанты, а командовать нашим полком назначен полковник Родионов Виктор Алексеевич.

В его командование наш полк принял участие в парадных торжествах по случаю свадьбы своего Шефа Государя Наследника Цесаревича.

ГЛАВА XXV. Сто лет жизни полка

Кончина Наследника Цесаревича Николая Александровича. — Назначение Шефом Наследника Цесаревича Александра Александровича. — Торжества по случаю свадьбы. — Посещение Дона Наследником Цесаревичем. — Сокращение сроков службы. — Столетний юбилей полка.

12 апреля 1865 года в городе Ницце, за границей, во Франции, в чужой земле, в хорошем климате, где не бывает ни зимы, ни холодных ветров, скончался старший сын Государя Императора Александра II Николаевича -Государь Наследник Цесаревич Николай Александрович.

Наследником и Шефом нашего полка был назначен второй сын Государя Александра Александровича — царствовавший потом Император Александр III.

Пораженная горем Императрица мать, супруга Императора Александра II, Государыня Мария Александровна и среди горести своей не забыла нашего полка, Шефом которого и Атаманом всех Казачьих войск был ее Покойный Сын. В день памяти Его, св. Николая Мирликийского, 6 декабря 1865 года, она пожаловала в церковь Л.-Гв. Сводно-Казачьего полка ризницу, сделанную из парчовых покровов, бывших при погребении Наследника.

Осенью следующего за этим печальным событием 1866 года состоялось бракосочетание Государя Наследника Цесаревича Александра Александровича с дочерью Датского Короля Принцессой Дагмарой. Принцесса Дагмара, ныне вдовствующая Императрица Мария Федоровна, прибыла 14 сентября на пароходе из столицы Дании — Копенгагена — в Петергоф, откуда в экипаже проследовала в Царское Село. На пути, между дер. Новой близ Стрельны и красносельской железной дорогой, по Петергофскому шоссе стоял наш эскадрон под командой ротмистра Астахова. 17 сентября весь 3-й дивизион участвовал в торжественном выезде Высоконареченной Невесты в г. С.-Петербург, причем один эскадрон стоял шпалерами по Владимирской улице и один следовал сзади кареты.

В день свадьбы, 28 октября, наш эскадрон занял внутренний караул в Аничковском дворце, а другой эскадрон сопровождал карету Молодой Атаманши, когда она после бала в Зимнем дворце возвращалась в Аничковский.

В этот день командир нашего полка полковник Родионов пожалован флигель-адъютантом.

14 ноября, в день рождения Наследницы Цесаревны, состоявшие на службе в Петербурге третьи дивизионы Л.-Гв. Казачьего и нашего полков поднесли своей Атаманше икону Божьей Матери, украшенную по-старинному жемчугом и драгоценными камнями.

Через три года после этого радостного события, летом 1869 года, Атаман Казачьих войск Наследник Цесаревич с Супругой и братом своим Великим Князем Алексеем Александровичем посетили область Войска Донского.

Навстречу им были собраны льготные дивизионы Л .-Гв. Атаманского полка.

В 11 часов утра 31 июня поезд железной дороги подошел к городу Новочеркасску. Наследник был в мундире нашего полка, Наследница в амазонке покроя Атаманского чекменя, с белым кушаком и в кивере Атаманского полка.

Когда Наследник Цесаревич вышел из вагона, ему поднесли на подушке пернач — знак атаманского достоинства. В это же время Цесаревне подвели донского коня, на которого она изволила сесть, затем сели Наследник и Великий Князь Алексей Александрович и последовали в город. Впереди всех ехал комендант города Новочеркасска генерал-майор Долотин, за ним офицеры Атаманского полка с бобылевыми хвостами и бунчуками — по два в ряд, потом Наследник с перначом, левее его Наследница и далее Великий Князь. За ними наказной атаман, чины свиты и Штаба и взвод нашего полка. Этот торжественный въезд изображен на блюде, на котором Войско Донское поднесло хлеб-соль Императору Александру III в день его коронования. Блюдо это теперь находится в Зимнем дворце, в Концертном зале у правого окна.

В день въезда почетный караул в Новочеркасском дворце был от Атаманского полка.

Во все время пребывания Государя Наследника на Дону наш полк неизменно составлял его свиту.

2-го декабря этого года генерал-майор Родионов получил новое назначение, а командиром Атаманского полка 10 февраля 1870 года назначен генерал-майор Николай Петрович Янов.

Во время его командования наши льготные дивизионы праздновали трехсотлетний юбилей Войска Донского, а дивизион, стоявший в Петербурге, — столетний юбилей Атаманского полка.

21 мая 1870 года минуло триста лет с того дня, как Московский Царь обратился впервые с милостивым словом к донским казакам.

На торжественном круге в Новочеркасске в этот день присутствовал Государь Наследник с своею Супругою. Взводы от льготных дивизионов сопровождали их в день въезда в Новочеркасск и в день войскового круга.

В августе 1872 года 1-й дивизион нашего полка, стоявший тогда на Дону, имел счастье видеть Государя Императора, который посетил Дон вместе с Наследником и Великим Князем Владимиром Александровичем. Государь пробыл на Дону три дня — 12, 13 и 14 августа. 14 августа наш дивизион представился Государю на параде и за лихое прохождение церемониальным маршем удостоился Государева ‘спасибо’.

1-го января 1875 года в жизни Атаманских казаков случилась важная перемена. Вышло новое ‘Положение о военной службе казаков Войска Донского’. По этому положению служба казака делилась на службу вне войска, вне своего дома и станицы — в первоочередном полку — и на службу на льготе, на Дону. Наши Атаманские казаки, служившие раньше 22 года и по два, а иногда и по три раза в течение жизни своей приходившие в Петербург, стали служить в Петербурге только три года — один раз во все время своей службы. Если не было войны или похода, то по прослужении трех лет, а унтер-офицеры — четырех, казак уходил на льготу и призывался в течение 9 лет ежегодно в мае месяце на сборы неподалеку от своей станицы. В полк казак должен был явиться несколько подготовленным к службе, поэтому казаков собирали за год до отправления в Петербург в слободу Тарасовку для конного учения и в течение зимы занимались с ними уставами и пешей выправкой в ближайших к их хуторам станицах.

Вместе с тем и в Петербург казаки стали приходить не подивизионно, а сменными командами в составе 1/3 полка. Таким образом, за три года полк обновлялся совершенно.

20 апреля 1875 года Высочайше повелено было нашему полку праздновать столетний юбилей со дня основания.

Сто лет пронеслось с того дня, когда по ходатайству атамана Иловайского возник пятисотенный Атаманский полк. Он развернулся в 1802 году в десятисотенный тысячный полк, в сороковых годах стал шестиэскадронным. За сто лет боевой службы полк приобрел себе георгиевский штандарт, отличие на шапки, права молодой гвардии. Он заслужил примерной службой своей любовь Монарха, даровавшего Сына Своего Шефом полка. Он видал дванадесять языков Наполеоновой армии, халаты ногайских татар, чалмы турок, кивера и конфедератки поляков. За сто лет службы он прошел Европу вдоль и поперек, видал Оренбургские степи и кипучую жизнь столицы мира — Парижа, был в Выборге и за Дунаем. Сколько славных имен пронеслось в его рядах. Атаман Платов, Балабин, Греков XVIII, Кузнецов стяжали с полком громкую славу.

Сто лет тому назад атаманцы были знакомы только пустынным улицам Новочеркасска да атаману Иловайскому, теперь в блестящих голубых мундирах, украшенных шнурами, они стояли в столице России пред лицом своего Государя. Сбылись слова приказа Платова — и атаманцы отеческими попечениями Самодержца ‘прославлены, превознесены и благоденствуют!’

19 апреля в 12 1/2 часов дня Государь Император в георгиевском зале Зимнего дворца собственноручно привязал юбилейные ленты к штандарту нашего полка.

На штандарт под орлом прибавлена была новая надпись ‘1775-1859-1875’, означающая год основания Атаманского полка, год, пожаловавший полку право молодой гвардии, и год столетнего юбилея.

На Андреевской ленте изображено с одной стороны: ‘1775 г. Войска Донского Атаманский полк’, на второй и на третьей сторонах: ‘1860 г. за отличие, оказанное в войне с французами в 1812, 1813 и 1814 годах’, и на четвертой стороне: ‘1859 г. Лейб-Гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк’, и на банте: ‘1875 года’.

20 апреля на Разводной площадке состоялся парад Атаманскому и Лейб-Казачьему дивизионам. На правом фланге стали трубачи нашего полка, на левом — бывшие лейб-казаки и атаманцы. Много среди них было стариков, помнивших Платова и служивших в полку под его пятью длинными хоругвями.

В 12 1/2 часов дня на площадку прибыл Государь Наследник в мундире Атаманского полка и с ним Великий Князь Николай Николаевич Старший. В начале второго часа на балкон дворца вышла Государыня Императрица Мария Александровна с Великой Княгиней Марией Павловной, в то же время Государь подъехал к фронту дивизионов.

На площадке против дворца, у аналоя, было совершено торжественное молебствие и освящены новый штандарт Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка и наши юбилейные ленты. Потом прошли церемониальным маршем, сначала повзводно — шагом, потом пополуэскадронно — рысью.

После второго прохождения дивизионы построились на прежнем месте против дворца, и Государь, подъехав к фронту, благодарил казаков за службу.

В тот же день в 5 V, часов пополудни в Зимнем дворце состоялся торжественный обед для офицеров, после обеда все офицеры были приглашены в Александринский театр на парадное представление. В театре присутствовал и Государь.

На другой день, 21 апреля, все казаки нашего и Лейб-Казачьего дивизионов, состоящих в Петербурге, были приглашены в Зимний дворец к царскому обеду. Столы были накрыты в нижнем коридоре. Во время обеда Государь Император обходил столы казаков и провозгласил тост за славу и благоденствие обоих полков.

В память столетия полков была выбита медаль. С одной стороны медали изображены портреты Императрицы Екатерины II и Императора Александра II и надпись: кругом снизу — ‘честию, славою, верою, правдою и любовью’, и сверху — ‘Лейпциг, Фер-Шампенуаз, Варшава’, с другой стороны, под сплетенными буквами ‘Е’ (Екатерина) и ‘А’ (Александр) -надпись: ‘в память столетнего юбилея Л.-Гв. Казачьего Его Величества и Л.-Гв. Атаманского Его Высочества Наследника Цесаревича полков’, кругом —лавровый венок.

31 августа 1875 года генерал-майор Янов сдал наш полк полковнику Андрею Дмитриевичу Мартынову.

С этим командиром наш полк начал второе столетие и, как и подобает боевому полку, начал походом и войною.

ГЛАВА XXVI. За свободу славян

Причины турецкой войны 1877 года. — Мобилизация 1-го дивизиона. — В Рущукском отряде. — Дело Аленича и лубенцов у дер. Садино. — Столкновение с черкесами 9 августа. — Бой на Карагасанкиойских высотах.

Еще в 1876 году тревожные слухи стали доходить до Петербурга. Единоверные нам христиане — сербы — не могли больше выносить несправедливости турецкой власти и возмутились. Турки усмиряли их с необыкновенной жестокостью. Они стреляли связанными цепочками пулями и тем причиняли тяжелые и смертельные раны защитникам Сербии, пленных они раздевали донага, привязывали к дереву и живыми жгли на медленном огне. Слухи о турецких зверствах доносились и к нам в Россию, и люди разного звания по доброй воле шли помогать сербам в борьбе с мусульманами. Они образовывали отряды добровольцев, собирали деньги и чем могли помогали христианам.

Но сербов и добровольцев было слишком мало, они были плохо вооружены, добровольцы не знали строев и не умели стрелять. Турки били их на выбор, наконец под Дюнишем сербы были разбиты и заключили невыгодный мир.

Тяжелое положение Сербии, сражавшейся за свои дома, за жен и детей, за Православную веру, давно волновало благородную душу Императора Александра II, и Он решил наказать турок. Весною 1877 года, неожиданно для турок, Россия объявила им войну, и русские войска перешли границу соседней с Турцией Румынии.

1-й дивизион нашего полка в это время служил в Петербурге, второй только что собрался на майское ученье в слободу Тарасовку. Сводно-Казачьим полком в Петербурге командовал Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка полковник Жеребков, а нашим дивизионом — полковник Денисов. В Тарасовке при Сводном полку находился наш полковой командир полковник Мартынов, а при 2-м дивизионе — полковник Греков.

6 мая 1877 года караул Л.-Гв. Казачьего полка, шедший из дворца в казармы, был остановлен на Невском проспекте Государем. Государь изволил сказать лейб-казакам: ‘Поздравляю вас с походом! Надеюсь, что вы будете сражаться так же храбро, как сражались ваши отцы и деды! Война нелегка, но что делать? Твердо уповаю на Бога!’

Громовое ‘ура!’ было ответом на милостивые слова Государя.

Вечером в казармах была получена экстренная телеграмма: ‘Лейб-Гвардии Сводно-Казачий полк, кроме Уральского эскадрона, — значилось в ней, — будет отправлен в действующую армию в полном своем настоящем составе. О времени отправления сообщу впоследствии. Генерал-адъютант граф Воронцов-Дашков’.

В тот же день было добавлено депешей, что Государь приказал Сводно-Казачьему полку немедленно изготовиться к походу и по железным дорогам следовать в Плоэшти.

Офицеры нашего и Лейб-Казачьего дивизиона сейчас же поехали на Семеновский плац, где Государь смотрел войска, отправлявшиеся в поход, чтобы принести благодарность Царю за великую милость назначения в числе первых на войну.

Государь заметил казачьих офицеров, подъехал к ним и сказал, что он надеется, что казаки поддержат вековую славу тихого Дона. ‘Твердо верю, — закончил слова свои Государь, — что вы покажете себя достойными ваших славных храбрых предков!’…

В 6 часов утра 7-го мая началась мобилизация 1-го дивизиона. 1 унтер-офицер и четыре казака были выделены из него в конвой к Государю.

10-го мая Государь смотрел на Разводной площадке Лейб-Гвардии Сводно-Казачий полк. Полк был пропущен справа повзводно. Государь пожелал ему счастливого возвращения. Вечером в тот же день 2-й эскадрон, бывший под командой подполковника Сазонова, погрузился на Варшавскую железную дорогу. На другой день погрузился и 1-й эскадрон под командой подполковника Фролова.

18-го мая 2-й эскадрон был на станции Миранешти и, не дожидаясь первого, пошел походом в Плоэшти. Дорога была пыльная, жары стояли большие, переходы делались каждый день более 30-ти верст. От пыли и жаров люди сильно хворали глазами, многих трепала лихорадка. 24-го мая 2-й эскадрон пришел в Плоэшти, а 25-го подтянулся к нему и первый. В этот день в Плоэшти приехал и Государь.

28 мая Государь с Великим Князем Николаем Николаевичем Старшим, Наследником и Князем Карлом Румынским посетили бивак Сводно-Казачьего полка. Государь объявил, что Сводно-Казачий полк назначается в конвой к Великому Князю Николаю Николаевичу. Затем приказал трубачу играть тревогу. Полк живо собрался и прошел мимо Государя церемониальным маршем.

14 июня дивизион начал походное движение, направляясь к гор. Зимнице, где устроена была переправа через Дунай. Здесь узнали, что казак нашего полка Горин, бывший во время переправы войск с боем при Великом Князе Николае Николаевиче, награжден знаком отличия Военного Ордена 4 степ.

25 июня дивизион переправился через Дунай и расположился в ореховой роще близ местечка Царевич. Бивак был прекрасный. Густая высокая трава покрывала холмы, там и там росли большие деревья. Соседи по биваку — Донской-Казачий N23 полк Бакланова — прислал нашему дивизиону на ужин баранов из своей первой боевой добычи.

После пятидесяти лет опять берега Дуная увидали синие атаманские шапки. Весело горели костры в лесу. Казаки жарили баранов, оживленные разговоры шли между атаманцами. Дивизион был на местах, на которых лишь несколько дней тому назад дрались русские, отбивая переправу у турок.

После переправы нашему дивизиону приказано было состоять в конвое при Государе Наследнике, командире Рущукского отряда. 26-го июня дивизион перешел в м. Павло, где и стал в ожидании приезда Наследника. 4-го июля в Павло прибыл Наследник Цесаревич, и военные действия Рущукского отряда начались.

Рущукский отряд находился на левом фланге нашей армии. Ему было приказано держать турецкие войска, находившиеся в крепости Рущуке, и не позволять им тревожить нашу главную армию. Кавалерии Рущукского отряда предстояло нести тяжелую аванпостную службу, день и ночь наблюдая за движениями неприятеля. Кавалерия турок состояла из черкесов и башибузуков, пехота из регулярных войск — низама.

7-го июля отрядный штаб под прикрытием нашего дивизиона выступил в м. Обертеник. Здесь 23-го июля полковник Денисов получил назначение командовать 10 Донским полком. Дивизион принял старший после него подполковник Фролов, а в командование первым эскадроном вступил штабс-ротмистр Аленич.

29 июля кончилась служба дивизиона в конвое и началась боевая служба в передовой цепи. В этот день атаманцам было приказано сменить Лубенских гусар, стоявших по реке Ак-Лом в 10 верстах от Разграда. 1-й эскадрон пошел в дер. Садино в отряд генерала Леонова. Здесь, у дер. Садино, атаманцы впервые столкнулись с турками.

Выступив из дер. Широко 31 июля, эскадрон пошел на реку Кара-Лом. День был жаркий. Дорога вилась по долине реки, поросшей громадными орешниками и высокой травой. Казаки в ожидании боя шли весело. Все было пусто кругом. Деревни брошены жителями и разорены. Нигде ни одной живой души. Наконец, когда уже солнце склонялось на запад, около пяти часов вечера, эскадрон встретил в дер. Опаке несколько болгарских семейств, бежавших на двухколесных телегах, ‘каруцах’, из дер. Садино и других деревень. Здесь достали проводника, переехали по его указанию речку Кара-Лом, перевалили через горы и стали спускаться в долину реки Ак-Лом.

Эта река течет между высокими холмами. По обеим сторонам ее раскинулась деревня Садино, домов в 400. Кругом белых мазанок, крытых соломой, тянулись поля пшена и кукурузы. Наша сторона реки была оживлена. Там и там по дорогам и тропинкам тянулись в горы каруцы с болгарскими семьями. По ту сторону было полное безлюдье. От поры до времени там появлялся дымок и слабым эхом доносился треск ружейного залпа. Турки наступали на аванпосты лубенцев.

Наш эскадрон пошел на выручку. Сверху, с левого берега реки было отлично видно, что у турок стоит за горою человек 900 пехоты низама и около 400 черкесов. Но Лубенцы, стоявшие внизу, не видали пехоты и собирались в главный караул (на главную заставу) в дер. Садино, для атаки.

Вот собрались, построились и пошли на конных черкесов. Черкесы рассеялись, и лубенцы налетели на пехоту. Пехота открыла огонь, и лубенцы, потеряв несколько офицеров и гусар, должны были отступать. За ними бросились черкесы.

Но атаманцы, шедшие с самого начала боя полною рысью, по команде штабс-ротмистра Аленича перешли в карьер и, позабыв 45-тиверстный переход, жару и жажду, промчались через дер. Садино и кинулись на черкесов. Черкесы перескочили через плетень и спрятались за пехотой, пехота открыла огонь. Аленич не растерялся. Число турок было больше тысячи, наших вместе с лубенцами не было и трехсот. Быстро раздалась команда ‘слезай’, казаки бегом заняли опушку леса, и впервые атаманские берданки застреляли по туркам. Почти час шла перестрелка.

Стемнело. Турки отступили. У них был убит майор, командовавший черкесами, и много солдат. Под турецким огнем атаманцы без оружия выбегали навстречу туркам и уносили валявшихся на поле раненых лубенцев. Так пронесли исколотого и изрубленного корнета Барановского и нескольких гусар.

Наш доктор Чемезов и фельдшер Бодендорф у стены дома, под огнем турок, спокойно и хладнокровно размывали и перевязывали их раны. Ночью 1-й эскадрон занял передовые посты у дер. Садино и сменил гусар.

За это дело 31 июля штабс-ротмистр Аленич получил орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, о подвигах же прочих чинов было донесено Государю Наследнику. Боевая служба начиналась — много предстояло впереди еще атак, перестрелок и столкновений с турецкой конницей и пехотой.

Первый эскадрон растянул посты впереди р. Ак-Лом и наблюдал за цепью, охранявшею Разград. Днем и ночью между постами и впереди их ходили разъезды. Служба была тяжелая, бессменная целыми месяцами, полная тревог и приключений, настоящая казачья служба. Не первый раз выпадала она на долю Атаманских казаков. 3-го августа и 2-й эскадрон пришел в деревню Садино на смену стоявших там Лубенских гусар.

На 9-е августа было приказано произвести рекогносцировку д. Хюстенджи.

На рассвете взвод второго эскадрона под командой корнета Кутейникова подошел к самой деревне. Из деревни вышли черкесы, и взвод, отстреливаясь, стал отходить к аванпостам. Человек двести черкесов выскочило преследовать 38 атаманцев корнета Кутейникова. Петр Васильевич Кутейников рассыпал цепь и тронулся шагом назад. За цепью черкесов в деревне видны были еще конные и пешие толпы турок.

Турки, видя, что атаманцы отходят шагом, не думали, что их только один взвод, наступали медленно, не решаясь атаковать. Казаки отстреливались почти в упор. А двое — Пимкин и Максимов, имея горячих лошадей, слезли с них и стреляли пешком, отходя пешком же от наседавших на них конных черкесов.

Однако вскоре турки заметили, что атаманцев мало, и со страшным криком кинулись за казаками. Казаки поскакали от них, один Пимкин остался, как был, пешком.

— Эх, ваше благородие, — кричал он, — теперь бы вдарить в пики! — и продолжал стрелять. Когда черкесы уже совсем наскочили на него, он пустил свою лошадь в карьер, на карьере прыгнул в седло и прискакал к своим. Пока корнет Кутейников со взводом отстреливался от наступавших на него башибузуков, на постах 1-го эскадрона была произведена тревога.

Взводы поручиков Попова (Владимира) и Воинова спешили на помощь Кутейникову. Черкесы приостановились, но, увидав, что они все-таки почти вдвое многочисленнее атаманцев, продолжали наступление. Перестрелка длилась 1 1/2, часа. Медленно, но упорно надвигались черкесы. Патроны были расстреляны, и молчание казачьих ружей становилось зловещим. Впереди был крутой спуск. Нужно было что-нибудь предпринять. Черкесы, не слыша больше выстрелов, становились смелее. Положение было неприятное.

Но вдруг с тылу, с крутого спуска, раздалось мощное ‘ура!’. То был поручик Вершинин (Алексей Львович — ныне полковник Л.-Гв. Атаманского полка), скакавший на выручку с 3-м взводом первого эскадрона. Лошади с трудом карабкались по каменистой круче, но громовое ‘ура!’ не переставая слышалось из-за обрывов. Цепь ободрилась. Казаки повернулись лицом к черкесам и с гиком и криком ‘ура’ рванулись вперед. Черкесы отступили.

У нас были ранены казаки Мокров, Зубрилов и Татаров. Убито три лошади, из них одна под доктором Чемезовым, всюду бывшим впереди при раненых. За это дело поручики Попов, Воинов и Вершинин награждены орденами Св. Анны 4 степ. с надписью ‘За храбрость’, а 2-го эскадрона вахмистр Краснянсков, унтер-офицер Сухов и казаки Максимов, Хромов, Пимкин и Калинин получили знаки отличия Военного Ордена 4-й степени, казаку же Мокрову, отправленному на излечение в Петербург и помещенному в приемный покой Александро-Невской Лавры, Государь Император при посещении Лавры собственноручно прицепил знак отличия Военного Ордена 4-й ст.

Прямо из огня дивизион в этот день пошел на новую рекогносцировку у дер. Карагасанкой. С рекогносцировки вернулись без боя, и опять пошла полная тревоги аванпостная служба. Почти каждый день то на одном, то на другом посту стучали выстрелы: это атаманцы или соседи их лубенцы прогоняли надоедливых черкесов.

14-го августа лубенцы завязали перестрелку с черкесами.

Выстрелы становились чаще и чаще — дело разгоралось. Для узнания сил неприятеля был послан от первого эскадрона унтер-офицер Филимонов с восемью казаками. Проехав вперед цепи, он спешил четырех казаков, слез с коня, пролез между деревьями леса к черкесам и бил их на выбор. Когда лошадь его была убита, он пешком, отстреливаясь, отошел к гусарской цепи. За храбрость и распорядительность унтер-офицер Филимонов был награжден знаком отличия Военного Ордена.

Но бывали в цепи и смешные случаи: так, 15 августа Пимкин с тремя казаками стоял на посту у дер. Амуркиой. Расставив пост, он поехал по балке осмотреть, нет ли где спрятавшихся башибузуков. Как раз в это время два казака 1-го эскадрона, бывшие на левом пикете у деревни Садино, поехали за арбузами и добрались до Амуркиоя. Видит Пимкин, что по бахче ходят какие-то люди, и нимало не сомневаясь, что это башибузуки, дал шпоры коню, взял пику наперевес и поскакал на них. Те побросали саквы, вскочили на лошадей и марш-маршем пошли к аванпостам, без оглядки, без выстрела. Пимкин, поощряя их криком и руганью, решил взять их живьем, тем более что они шли прямо на наши посты.

Часовой, видя, что трое сломя голову скачут на наш пост, поднял тревогу.

Тут только Пимкин сообразил, в чем дело, и остановил своего горячего коня.

Корнет Кутейников спрашивал потом казаков, как же они не узнали своего товарища.

— Оно почти можно узнать, — отвечали они, — потому он дюже крепко по-русски ругался, да уже очень шибко он наскочил!

18 августа всему нашему дивизиону пришлось принять участие в рекогносцировке отряда на Карагасанкиойских высотах.

На рассвете приехал в штаб дивизиона казак с поста и донес, что турки наступают на нашу линию. Действительно, почти по всей линии постов слышались выстрелы. Заставы были пододвинуты, и весь дивизион посажен на коней. Цепь медленно отступала, теснимая тучами черкесов. На помощь казакам поскакал взвод поручика Грекова, а заставы сошли с бивака и стали за горой.

Поручик Греков быстро прошел к деревне Садино. С другой стороны ее по крутым и каменистым спускам входили в нее казаки, бывшие на постах, черкесы следовали за ними по пятам. Из деревни слышались вопли, крики и скрип колес каруц. Из нее тянулись болгары с женами, детьми и бедным деревенским скарбом. Тут же гнали скот. Иные шли шагом, иные, разогнав волов, скакали неуклюжим галопом и сами бежали рядом. Наши посты вошли в деревню, за ними ворвались в нее черкесы и сейчас же зажгли дома.

Между тем взвод Донской артиллерии сотника Жирова и пехота заняли высоту над деревней. Наступал пасмурный осенний день.

Первые выстрелы раздались из орудий нашей батареи, и гранаты с треском стали лопаться в толпе, спускавшейся к деревне. Турки засуетились и по круче полезли обратно наверх.

— Вот бы теперь их в пики, — говорили казаки, — ни один бы не ушел! Еще и еще раздались выстрелы Донского взвода, и наш дивизион рысью

пошел к деревне.

— Вот теперь, ваше благородие, хорошо, — говорил толковый казак Максимов, представленный к георгиевскому кресту за дело 9-го августа, своему офицеру корнету Кутейникову, — не то что девятого. Теперь как чего, так мы его на артиллерию!

1-й эскадрон вскочил в деревню. Страшное зрелище представилось казакам. Стекла домов выбиты, крыши развалены, сады потоптаны. Вот посреди дороги в луже крови лежит молодой болгарин. Это знакомый атаманцев — садинский мельник. Его голова почти отделилась от туловища, а туловище изрублено. Все тело еще трепещет в предсмертных судорогах.

— Ах ты, проклятые нехристи! — раздалось в рядах. Дальше и дальше шел 1-й эскадрон.

Турецкие стрелки заняли гору над деревней и открыли огонь.

Один полуэскадрон рассыпался, другой занял, спешившись, ограду у виноградных садов. Началась перестрелка.

Турки наступали решительно. Огонь их становился все сильнее и сильнее, но глиняный вал отлично защищал стрелков атаманцев, только один казак Матвеев был ранен пулей в ногу.

Под напором турецких сил конный полуэскадрон стал отступать. Спешенные побежали по коням. Нелегко садиться под страшным огнем! Казаку Пономареву пробило пулей обе ноги, чья-то лошадь карьером пронеслась через деревню без седока.

— Дайте, братцы, коня раненому! — крикнул корнет Кутейников, поддерживая бессильно опустившегося на землю Пономарева.

Казак Долгов подъехал, слез с лошади и усадил на нее Пономарева, а сам, отстреливаясь, пошел пешком сзади него. Под казаком Родиным была ранена лошадь, и он тоже пешком пошел за полуэскадроном. В это время две пули, в спину и хребет, поразили казака Картушина. Его понесли на пиках. Но, не желая, чтобы из-за него подвергались излишней опасности, он, обливаясь кровью, вскочил на лошадь и доскакал на ней до перевязочного пункта.

Черкесы, видя, что атаманцев немного, всего человек 30, и что с ними много раненых, стали налетать на казаков. Но казаки, переведя раненых за мост, в деревне встретили черкесов огнем. Под казаком Моргуновым наповал убили лошадь. К нему подскочил георгиевский кавалер казак Горин и подхватил его на коня, но Моргунов сел так неудачно на шею лошади, что лошадь не могла идти. На них налетали уже черкесы. В это время казак Еремичев заметил отчаянное положение Моргунова и Горина и кинулся с четырьмя казаками на выручку…

Полуэскадрон подходил к узкому мостику, внизу в обрыве шумела река. Всех казаков неминуемо бы уничтожили черкесы, но пехота и другой полуэскадрон сдерживали неприятеля огнем.

За мостом доктор Чемезов перевязывал раненых. Гранаты то и дело лопались то вправо, то влево, то спереди, то сзади перевязочного пункта. Но Чемезов не обращал на них внимания. Одна граната чуть не убила повара 1-го эскадрона казака Кобылина. Потому не убила, что не разорвалась. Испуганная падением гранаты лошадь Кобылина бросилась в сторону. Кобылин вместе с седлом очутился у ней под брюхом.

— Нет, Кобылин, — шутили казаки, — с баранами-то лучше воевать! Пехота покидала Садино и отступала к Карагасанкиою. Казаки следовали за нею. Перевязочный пункт был спешно покинут. Уже раздетый для ампутации казак Пономарев в окровавленном белье был посажен на лошадь и ехал сзади всех с доктором Чемезовым до самой д. Абланова…

А под прикрытием этого боя начальник Рущукского отряда Государь Наследник Цесаревич со штабом, сопровождаемый взводом атаманцев и унтер-офицером Кудиновым с отрадным значком, осматривал под огнем турецких батарей позицию турок.

В Карагасанкиойском деле мы потеряли ранеными поручика Лазарева, в мягкие части левого предплечья, пулею навылет, рядовых Картушина, Пономарева, Матвеева и Похлебина. Убито 2 лошади и ранено 4. Из числа раненых казак Карту шин вскоре умер.

За это дело командующий 1-м дивизионом полковник Сазонов (Вонифатий) получил орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, штабс-ротмистры Усачев и Семенченков — ордена св. Станислава 3 степ. с мечами и бантом, штабс-ротмистр Черкесов (Виктор), поручики Лазарев, Греков (Петр — ныне командир 11-го Донского казачьего полка) и Веденин — ордена св. Анны 4-й степени с надписью ‘За храбрость’, вахмистр 1-го эскадрона Стецков, унтер-офицер Горпеников, казаки Молдаванов, Татаров и Исаев — знаки отличия Военного Ордена 4-й степени.

После этого дела пошла опять передовая служба. В разъезде жутко приходилось иной раз казакам. 24 августа убит был казак 1-го эскадрона Пушкарев и почти ни один день не проходил без перестрелки.

Полковой праздник в 1877 году дивизион провел на аванпостах у Дольнего Монастыря.

3-го сентября полк был сменен с аванпостов, где простоял подряд 34 суток, и отошел в деревню Брестовец.

27-го сентября, во время мирной и тихой стоянки в Брестовце, к нашему первому дивизиону прибыл с Дона 2-й дивизион, и полк начал свою боевую службу в четырех эскадронном составе под командой флигель-адъютанта полковника Мартынова.

ГЛАВА XXVII. Л.-Гв. Атаманский полк в полном составе в Турции

Сборы льготных дивизионов. — Отправление в Петербург. — Мобилизация в Петербурге. — Присоединение 2-го дивизиона к 1-му в Брестовце. — Ночная атака 4-го эскадрона. — Усиленная рекогносцировка 18-22 ноября у дер. Соленик. — Зимовка в Брестовце. — Отъезд Наследника Цесаревича в Петербург. — На демаркационной линии. — Пожалование правами старой гвардии. — Путь домой. — Полковой праздник в Измаиле.

2-й и 3-й дивизионы нашего полка 3-го мая собрались в слободу Тарасовку на майское ученье.

10 мая они прочли в приказе, что 1-й и 2-й эскадроны отправлены в действующую армию и что второму дивизиону нужно идти в Петербург.

…’Вероятно, и нам придется идти на Бухарест, — было сказано в приказе, — я надеюсь, что каждый поймет важность этого положения. Да! Станичники, великая честь выпадает на долю нашу! Да и велико доверие Государя Императора к казакам, покажемся же достойными этого высокого доверия и достойными наших знаменитых предков, стяжавших великую и громкую славу нашему Тихому Дону. А для этого казаку необходимо, кроме природных его качеств — сметливости, зоркости, расторопности, — иметь и доброго коня на прочных ногах и с крепкою спиною!..’

Стало ясно, что и второй дивизион идет на войну. 4-го июня льготные дивизионы тремя эшелонами были приведены в Петербург. Разместившись в казармах, казаки стали нести разъездную службу по городу и исподволь готовиться к походу. В лагерь под Красное Село не пошли. Это были томительно скучные дни нетерпеливого ожидания, лихорадочных сборов. Телеграммы приносили радостные вести. Наши войска после упорного боя перешли через Дунай и вступили в турецкую землю, моряки на Дунае взорвали два больших корабля броненосца, 1-й эскадрон отличился при деревне Садино, второй на том же месте вел долгую перестрелку.

И в такие дни отбывать разъезды! Ходить на Семеновский плац на ученье! Заниматься выправкой, прикладкой, маршировкой! Все рвались в бой, стремились на войну.

Наконец, 17 августа началась посадка 2-го дивизиона в вагоны. Дивизионом командовал полковник Греков (Порфирий), эскадронами: 3-м — ротмистр Марков и 4-м — ротмистр Каюнчин. Несколько офицеров Кавалергардского и Кирасирского полков, не ходивших на войну, пожелали поехать с атаманцами и временно были прикомандированы ко второму дивизиону.

29 августа, не доезжая нескольких верст до г. Яссы, станция которого была занята санитарными поездами, на ст. Корнешты дивизион высадился и походом пошел к румынской границе. Полковой праздник встретили на биваке в окрестностях города Ясс.

12 сентября 2-й дивизион по понтонным мостам перешел у Зимницы через Дунай. 24-го ходили в Горный Студень, где представились на смотру Государю Императору. Государь остался весьма доволен молодецким видом казаков и сказал: ‘Надеюсь, что атаманцы покажутся достойными своих предков’.

Через три дня после смотра Государя, 27-го сентября, дивизион на походе был осмотрен Наследником Цесаревичем, и в тот же день он соединился со своими товарищами в Брестовце.

2-го октября 1877 года Государь Наследник от Имени Государя Императора и от своего Имени поздравил полк с 50-тилетним юбилеем назначения Наследника Цесаревича, Государя Александра II Николаевича шефом Атаманского полка. В этот день были присланы пожалованные за дела 9-го и 18-го августа георгиевские кресты. Один из крестов был пожалован фельдшеру Бодендорфу, который не раз под неприятельским огнем помогал раненым.

3-го октября начальник Рущукского отряда Наследник Цесаревич отправился на рекогносцировку в сторону Дуная. Атаманцы сопровождали своего Шефа. Дойдя до Трестеника, расположились на ночлеге. Наследник занял один дом в деревне, полк стоял биваком. Выслали аванпосты. В три часа дня из передовой цепи прискакал гусар и донес, что турки наступают по всей линии, оттеснили наши посты и перешли через р. Лом.

Начальник отряда приказал генералу Косичу взять пехоту и артиллерию и оттеснить турок. 2-й дивизион пошел при этом отряде.

Прошли около 8 верст и стали в лощине за цепью Лубенских гусар. Осенний день склонялся к вечеру. Дали темнели. Внизу черной лентой, чуть отсвечивая, текла река, кругом были горы. Скоро вечерний мрак окутал кусты и балки, стало совсем темно.

В 7 1/2 часов вечера показалась луна, и ясно стали видимы посты наших гусар, а за ними на холме, за балкой, темными точками ползали турецкие черкесы. Генерал Косич приказал атаманцам сбить их цепь. Пошел четвертый эскадрон, тихо и молча развернулись, взяли пики ‘на бедро’, спустились вниз и скрылись за тенью пристена. Потом быстро раскинули лаву и в карьер понеслись в гору. Черкесы стали стрелять — им отвечали мощным гиком. Стрельба становилась чаще, но атаманцы не стреляли, а только все громче и громче гичали. И страшен был этот воинственный казачий гик среди ночной мглы, при звуке ружейной трескотни. Черкесы отступили. Трубачи сыграли сбор, и эскадрон вернулся. Поверили людей: все были налицо. Бесцельная стрельба не приносит никакой пользы. И атаманцы могли в этом убедиться. Черкесы выпустили несколько сот патронов по скачущим атаманцам и никого не ранили и не убили. 4-й эскадрон хорошо сделал, что не стрелял, — разве можно стрелять, когда не видно ни прицела, ни мушки?!

5-го октября Наследник вернулся из объезда позиций, и полк снова стал в Брестовце.

Это было скучное осеннее время. Из главной армии шли известия о больших боях. Осман-паша с целой армией заперся в городе Плевна, и русские войска тщетно осаждали его. Геройский штурм Плевны 30-го августа стоил нам нескольких десятков тысяч убитых и раненых, а Плевна все не была взята и держала нашу армию на одном месте. Войска уже подошли к Балканам и стояли в ожидании взятия Плевны.

Но даже далекий гул орудий не доходил до Рущукского отряда. Только трескотня ружейной перестрелки нарушала иногда мирный сон атаманцев. Иногда с позиции турок гремела недолгая канонада. То турки стреляли по нашим войскам, выходившим на рекогносцировку. Во время одной из таких рекогносцировок у дер. Кошево был убит князь Сергей Максимильянович Романовский.

Долгая стоянка в сырой долине Кара-Лома, дожди и непогода разрушительно действовали на людей отряда. Солдаты и казаки хворали тифом. Свалила лихорадка и всеми любимого храброго нашего молодого офицера — поручика Кутейникова. Он был отправлен в госпиталь и вскоре умер.

10-го ноября Атаманский полк занял на аванпостах места Лубенских гусар, а лубенцы отошли в конвой к Цесаревичу.

После недельного ожидания боя в полку получилось известие, что турки куда-то уходят. Посты их, отчетливо видные как днем, так и ночью, исчезли. Для узнания, сколько сил остается у турок, к дер. Соленик были командированы 2-й и 3-й эскадроны Атаманского полка и эскадрон ингушей.

В лаву, в первую линию, были вызваны полуэскадрон ингушей и два наших полуэскадрона — поручика Грекова и прикомандированного к полку подпоручика Сафонова. Сзади шли сомкнутые эскадрон наш и ингушей.

Вскоре показалась турецкая цепь. Наша лава с гиком атаковала ее и отбросила до самой д. Соленик. Турки выставили два орудия артиллерии и Щедро осыпали казаков и ингушей пулями, но убить никого не убили. Разведав количество турок, скрывавшихся в деревне, наши возвратились по своим постам и заставам. Но дело этим не кончилось. Три дня в цепи все было спокойно. Затем опять стали приходить донесения со стороны Соленика о том, что там видно какое-то движение. Не то турки собрались уходить, не то к ним прибыли подкрепления.

Полковнику Мартынову приказано было вызвать турок на бой, заставить развернуть их силы, сосчитать их и отойти — это называется усиленной рекогносцировкой.

В состав его отряда вошел наш полк, 45 человек ингушей и три роты Софийского пехотного полка.

Полковник Мартынов оставил на правом фланге 1-й эскадрон для наблюдения за Церовецким ущельем, левый фланг смотрели наши соседи по аванпостам, две сотни 36-го Казачьего полка, и двинулся к Соленику.

Вперед пошли казаки, их подкрепляла пехота. Всею первой линией командовал полковник Панкратов.

Быстро рассыпались в цепь эскадроны, на рысях переезжали овраг и начали с разных сторон подходить к деревне Соленику. Турецкие наездники пытались огнем сбить нашу цепь, но атаманцы настойчиво подавались вперед, и наездники ушли за дома. С нескольких сторон атаманцы стали въезжать в деревню и занимать улицы и дома, несмотря на сильный огонь турецкой пехоты и залпы картечью из трех орудий.

Деревня была занята турками. На противоположном берегу были выкопаны ложементы. Охотникам Атаманского полка приходилось плохо. Им было приказано отойти от деревни.

Наша цепь, бывшая впереди, спешилась и поднялась на холмы в стороне от Соленика. Под прикрытием ее выехал дивизион 21-й батареи подполковника Дукмасова и начал обстреливать турецкую батарею. Две роты офицеров открыли огонь по окопам.

Турки больше не показывались. Очевидно, их и не было больше. Рекогносцировка была окончена, полковник Мартынов приказал отступить. У нас во втором эскадроне было убито две лошади. Атаманцы отличились в этом деле своим хладнокровием и мужеством. Под сильным огнем полным ходом прошли они овраг, на плечах у турок ворвались в деревню, произвели суматоху, отошли назад, и, когда нельзя было действовать на конях, меткой и цельной стрельбой пособила пехота.

За эту лихую и умелую рекогносцировку 18 и 22 ноября полковник Мартынов получил золотое оружие с надписью ‘За храбрость’, полковник Марков — орден св. Станислава 2 степени с мечами, ротмистры Каюнчин и барон фон-Нольде — первый орден св. Анны 3-й степени с мечами и второй св. Станислава 2-й степени с мечами, штабс-ротмистры Чеботарев (Степан), Черячукин (Федор), Ушаков (Григорий) и Греков (Святослав), поручики Болдырев (Степан), Кутейников (Петр), Кутейников (Алексей), Денисов (Петр), Сафонов (Василий) и корнет Плацбек-Кокум (Петр) — ордена св. Анны 4-й степени

‘За храбрость’. Вахмистры Глухов и Гросолов, унтер-офицеры Щепкин, Назаров, Титов, Аденисков, Бирюков, Павлов, Савостьянов, Наумов, Титов II, Аржерусов и казаки Похлебин, Копылов, Лютов, Касаркин, Немальцов и Рудов были награждены знаками отличия Военного Ордена 4-й степени.

После этого дела нашему полку больше не приходилось действовать против турок. Наступала зима. Глубокие снега завалили овраги и балки, передвижения стали затруднительнее, начался недостаток в теплой одежде. Трудно было целую ночь стоять на посту, кутаясь в одной холодной шинели. И турки притихли. На постах реже раздавались выстрелы. Из главной армии приходили хорошие вести: Плевна была взята, на Рождестве колонна генерала Радецкого перешла Балканы, турки пали духом и отступали к своей столице Константинополю.

7 декабря наш полк снял аванпосты и ушел в Брестовец в конвой к Государю Наследнику. Шли по одному, по глубокому снегу — дорог нигде не было. Отголосок Плевненской победы коснулся и нашего полка. Атаманский унтер-офицер Долгов, бывший ординарцем при Великом Князе Николае Николаевиче Старшем, за храбрость в делах под Плевной получил знак отличия Военного Ордена.

Русские войска наступали в глубь Турции и уже близки были к Константинополю. Действия Рущукского отряда прекратились, и начальник его, Наследник Цесаревич, 1-го февраля уезжал в Петербург. На крыльце его простого Брестовецкого дома собрались все офицеры нашего полка, чтобы пожелать доброго пути своему Шефу. В 10 часов утра в походной форме вышел Наследник и, поклонившись офицерам, сказал:

— Благодарю вас, господа, за вашу молодецкую службу! Служба ваша была хотя и не видная, но весьма трудная!

Наследник сел в коляску, офицеры на лошадей и 20-ть верст до Дуная сопровождали верхом экипаж Шефа. Наследник еще раз простился с войсками, сел в ожидавший его катер и пошел на нем по Дунаю к д. Петрошаны.

Рущукский (Восточный) отряд принял генерал-адъютант Тотлебен.

6 февраля атаманцы покинули Брестовец. Два месяца было прожито в болгарских хатах. Офицеры довольствовались от маркитанта — тогда офицерских собраний нигде еще не было, казаки — из котла. Жизнь была тихая, покойная. Даже скучная немного. Наследник Цесаревич с удовольствием отметил, что он не встречал ни разу пьяных атаманцев. И надо же было случиться такому горю, что в тот же день на глаза Его Высочеству попался пьяный казак Баранников, охлюпью скакавший по деревне. Глупым своим поступком он бросил пятно на весь полк. И как же сердились на него товарищи! И как был горем убит сам Баранников! Одна глупость, одно неуменье удержаться от искушения — и какие скверные последствия для всех.

8-го февраля наш полк вступил в крепость Рущук: турецкая армия сдалась. Полк стал в хороших и просторных домах по берегу Дуная.

Наступала весна, и все зацветало. Горные ручьи шумели и несли пенящиеся воды в Дунай. Болгары, крестясь и благословляя русских, выходили на полевые работы.

Атаманцы приводили в порядок лошадей. На аванпостах чистка была плоховата, и надо было ею заняться, да и тела нуждались в поправке. В конце февраля узнали атаманцы, что военные действия прекратились. Русские войска заняли г. Адрианополь и стояли у самого Константинополя. Велись переговоры о мире. Было установлено, что ни русские, ни турки не перейдут теперь той черты, на которой застали их разговоры о мире. Такая черта называется демаркационной линией. Но турецкие башибузуки не слушались своих начальников, пашей, и нападали на болгар, бывших за линией. Это заставило нас выставить по демаркационной линии аванпосты легкой кавалерии. На аванпосты попал и наш полк. Но еще раньше выступления нашего полка на аванпосты, во время стоянки в Рущуке, атаманцы узнали о великой Царской милости.

На параде, бывшем в Петербурге 17 апреля, Государь Император остановил во время церемониального марша Атаманский 3-й дивизион и поздравил Л.-Гв. Атаманский полк с правами Старой Гвардии. ‘Надеюсь, — сказал Государь, — что казаки покажутся достойными этой великой милости’… Громовое ‘ура!’ было ответом. Это ‘ура’ на другой день отозвалось и в Рущуке, где перед первым и вторым дивизионами была прочтена следующая депеша Наследника Цесаревича:

‘Его Величество Государь Император приказал мне передать Л.-Гв. Атаманскому полку, что за их службу в минувшей кампании он дает полку права Старой Гвардии, поздравляю полк от души с новой Монаршею милостью и уверен, что атаманцы всегда будут достойны их. Атаман Александр’. В мае месяце полк наш покинул Рущук и перешел в г. Разград. 23 мая эскадроны заняли аванпосты по линии деревень Кубадин, Секерьер и Чукур-Кишла-Текесси. Казаки поделали себе на постах шалаши из ветвей, настелили соломы и сухой травы. Лошади паслись на лугах и в степи. Кругом свирепствовали башибузуки. Несмотря на мирные переговоры, они врывались в болгарские деревни и резали и грабили жителей. Наш полк начал высылать разъезды: боевая служба не прекращалась.

В июле полк снял аванпосты и отошел в дер. Градище. Отсюда 12 августа он тронулся обратно домой.

30-го августа в городе Измаил полк праздновал свой полковой праздник. Накануне при входе полка в Измаил жители города устроили роскошную арку из цветов и гирлянд. По сторонам этой арки стояли дамы с букетами, городские власти и представители различных заведений.

Когда полк показался, жители кричали ‘ура’, дамы бросали цветы в ряды казаков, по всем церквам поднялся колокольный перезвон. У собора полк остановился и прослушал благодарственное молебствие.

На другой день в соборе было совершено архиерейское служение по случаю полкового праздника, и полк прошел мимо генерала Мартынова церемониальным маршем.

После был праздничный обед у казаков на биваке и у офицеров в местном клубе, а вечером офицеры нашего полка, чтобы отблагодарить жителей города за радушную встречу, давали танцевальный вечер.

Танцевали как никогда. Уже давно было светло, а бал был в полном разгаре…

Прямо с бала офицеры стали в строй и в 12 1/2 часов дня полк, окропленный архиереем святой водой и провожаемый жителями, осыпавшими казаков цветами и букетами, вышел из Измаила и пошел в дальний поход.

В это время в полку шла невиданная и незнаемая в регулярных частях работа канцелярии. Казаки разбивались по дивизионам. Одни, выслужившие срок службы, перечислялись во 2-й дивизион и шли на льготу на Дон, другие, не выслужившие, назначались в 1-й дивизион в Петербург.

В Бендерах спешно приводили 1-й дивизион в порядок. Красили пики, нашивали на мундиры гвардейские желтые петлицы и шнуры, делали заготовку желтых эполет и расшивали желтой тесьмой парадные мундиры трубачей.

9 сентября 2-й дивизион был погружен в Бендерах на железную дорогу, и 17 сентября казаки в Кривянской станице были распущены по домам и вернулись к своим семьям, женам и матерям.

10 сентября и 1-й дивизион был посажен на железную дорогу и поехал к Петербургу, 19 сентября дивизион выгрузился на ст. Александровской и заночевал по квартирам в деревне Кузьмино.

Славный поход атаманских казаков в турецкую землю был окончен.

ГЛАВА XXVIII. Возвращение с войны

Встреча полка Государем Наследником. — Восторг жителей Петербурга. — Заботы генерала Мартынова по приведению полка в порядок.

20-го сентября 1878 года в дождливую и кислую погоду, по осенней грязи и слякоти Л.-Гв. Сводно-Казачий полк подходил к г. Петербургу.

Было холодно и сыро. Но чем ближе подходил полк по Царскосельскому шоссе к Петербургу, тем больше собиралось народу навстречу ему. Женщины выбегали из домов и давали офицерам и казакам цветы и букеты. И эти цветы были всюду: на пиках, за ружьями, в гривах лошадей, за портупеями. У Чесменской богадельни полк был встречен начальником ее и всеми инвалидами. Старые солдаты плакали.

У Московской заставы полк остановился. Ожидали Наследника. Тут уже стоял Л.-Гв. Московский полк и Л.-Гв. 6-ая Донская Его Величества батарея.

В час дня приехал Наследник Цесаревич. Он поздоровался с войсками и благодарил полк за службу в походе.

Потом полк тронулся и стал въезжать в ворота. У самой арки в ложе сидела Государыня Цесаревна, Великая Княгиня Мария Павловна и Великие Князья и Княгини.

Георгиевские кавалеры были вызваны перед полком. Народ кричал ‘ура!’, кидал цветы и букеты. Наследница Цесаревна удостоила каждого казачьего офицера лавровым венком за охранение Ее Августейшего Супруга во время войны.

Третьи дивизионы ожидали своих товарищей за аркой. Полк через толпы народа прошел по Обуховскому пр., по Загородному, Владимирской ул. и Невскому проспекту в казармы.

Жители этих улиц бежали подле лошадей, входили в ряды. Какой-то мужичок в оборванной одежде совал генералу Мартынову четыре рубля, быть может, последние у него, и просил купить казакам водочки — ‘а то, чай, устали, родимые мои, мученики Христовы’.

Духовенство Владимирской церкви встретило полк в полном облачении с хоругвями и крестами. При колокольном звоне полк был окроплен святой водой. У Крестовоздвиженской церкви, в Ямской слободе (на Лиговке), казаки тоже были встречены духовенством и прихожанами. Здесь казаков помнили еще как прихожан этой церкви. Им поднесли хлеб-соль и серебряную хоругвь.

Ни дождь, ни грязь, ни слякоть, ни холодный порывистый ветер не могли удержать народ. Все и вся бежали навстречу к своим героям казакам.

С музыкою и песнями вошел наш полк в казармы.

Поход был кончен. Начиналась мирная, покойная, полная житейских мелочей казарменная жизнь.

Наш полк стал старой гвардией. Герои Садино, Карагасанкиоя и Соленика не были забыты. Но много нужно было работы и по строю и обучению казаков, много работы хозяйственной части полка, чтобы оказаться достойными этой великой Царской Милости.

Во главе полка стоял Свиты Его Величества генерал-майор Андрей Дмитриевич Мартынов. С неутомимою энергией принялся он за благоустройство полка. Казачьи казармы были красивы только снаружи. Внутри все было старо, неудобно, несогласно со временем. В конюшнях и эскадронах не было воды. Лошадей поили из Обводного канала, из него же брали воду для питья и приготовления пищи. Большое число людей отвлекалось для возки воды, разнося, ее разливали по ступеням, и зимой лестницы были покрыты льдом. Умывальных комнат не было, и казаки умывались, где придется, а иной нерадивый по целым дням и совсем не умывался. Не было мастерских, и портные, шорники, оружейники и плотники работали в эскадронах. Офицеры не имели ни собрания, ни библиотеки… Неутомимо добивался новых построек, расширения казарменных помещений генерал Мартынов. При нем устроен был водопровод, умывальные комнаты и кубы для чая в эскадронах, он же отвел помещение под офицерское собрание и библиотеку. При нем же выстроены мастерские.

Нелегка была казачья служба после похода. Ночные разъезды изнуряли казаков. Только хорошая пища да теплая одежда поддерживали их здоровье, а постоянная забота начальства о благоустройстве жизни в казармах давала станичникам силы к работе в полку.

ГЛАВА XXIX. Тяжелые дни полицейской службы

Покушение на жизнь Государя Императора. — Привлечение казаков к полицейской службе. — Злодеяние 1 марта 1881 года. — Вызов казаков ко дворцу. — Разъезды. — Участие в погребении Императора Александра П. — Перемена формы. — Участие при короновании Императора Александра III.

После борьбы с врагом внешним — турками, полку нашему немало пришлось поработать и послужить во время тяжелой борьбы с врагом внутренним.

В России, в самом центре ее, в Петербурге, появились мятежники. Тайно собирались они в различных местах и сговаривались, как подорвать величие России, унизить ее в глазах всего света, завести в ней бунты и мятежи. Были среди них люди, думавшие путем убийств возвыситься, были и просто темные, заблудшие люди, не понимавшие всей мерзости и ужаса своих поступков. Их было много. Каждый день полиция открывала новые шайки и все-таки не могла переловить всех. Дерзость их доходила до того, что они на людных улицах нападали на генералов и, убив их, безнаказанно убегали на санях. Пешая полиция ничего не могла сделать в защиту жителей.

Наконец, дерзость их дошла до такой степени, что они посягнули на Священную Особу Государя Императора. 9 апреля 1879 года один из злоумышленников выстрелил в Государя во время утренней Его прогулки. Ужас охватил всю столицу. Государь не был в безопасности среди своих подданных. Столица была объявлена на военном положении. Гвардейские казаки и Учебный эскадрон были призваны охранять порядок и неприкосновенность лиц, приближенных к Государю. Ежедневно два эскадрона уходили на дежурство. Один занимал манеж Берейторской школы (нынешний Л. -Гв. Уральской казачьей сотни), другой стоял в Адмиралтействе. Два казака без пик при револьверах командировались в конвой к временно командующему войсками генерал-адъютанту Гурко. Измены, мятежа и насилия можно было ожидать везде. Для охранения Министра Внутренних Дел назначался такой же конвой, разъезды по городу были усилены. Недалеко от Петербурга, в Новой Ладоге, в это время углубляли большой канал. Там были собраны десятки тысяч рабочих. Для наблюдения порядка среди них туда был командирован от атаманского полка ротмистр фон-Нольде со вторым эскадроном. Один полуэскадрон стоял на траве, другой занимал пикеты и разъезды на местах работы.

В это смутное время наш дивизион совсем не ходил в лагерь. Остававшийся в Петербурге 1-й эскадрон нес ответственную полицейско-разъездную службу. Целыми днями и ночами люди были вне казарм. Лошади разбивали ноги о булыжную мостовую, мокли и мерзли без навесов на полицейских дворах. Только с 1880 года при участках завели конюшни для казачьих лошадей.

Но, несмотря на все меры, принятые к охранению порядка и доставлению безопасности Государю, злоумышленники 5 февраля 1880 года устроили подкоп под здание караула Зимнего Дворца, надеясь разрушить Дворцовую Столовую, где собиралась в это время Царская Семья. Господь не допустил совершиться этому страшному злодеянию. Гауптвахта была разрушена, верный долгу своему караул Л .-Гв. Финляндского полка перебит, но взрыв не разрушил столовой: Бог хранил Царя.

В это лето наш дивизион вышел в лагерь на свои старые стоянки в деревнях Паюла, Таликола, Нурколово и Пелгола, а Лейб-Казачий дивизион и прикомандированные к. Л .-Гв. Сводно-Казачьему полку две сотни Донского N 19 полка заняли полицейские посты и разъезды.

1 марта 1881 года совершилось неслыханное злодеяние. Негодяи подстерегли Государя, когда он возвращался с развода из Михайловского манежа, и на углу Екатерининского канала и Инженерной улицы бросили под Царскую карету разрывной снаряд: Государь был смертельно ранен и по привезении в Зимний Дворец тихо в Бозе почил.

Последними атаманцами, имевшими счастье представляться Государю Императору, были поручик Никулин, унтер-офицер 2-го эскадрона Климачкин и казак того же эскадрона Чурилин, бывшие в этот день на разводе.

Вечером 1-го марта Сводно-Казачий полк был вызван по тревоге к Зимнему дворцу. У дворца стояла громадная толпа народа. Но это были не злоумышленники и мятежники, а подавленные скорбью жители города Петербурга. Они собрались узнать о положении обожаемого Государя и проклятиями осыпать негодяев, посягнувших на жизнь того, кто освободил миллионы русских крепостных крестьян.

Казаки первыми из войск были у дворца и здесь услышали ужасную весть: Государь скончался. Один эскадрон нашего полка, не возвращаясь в казармы, прошел в Михайловский манеж, другой остался в Зимнем дворце. От этих эскадронов были высылаемы конные посты на перекрестки всех больших улиц, посты эти сменялись каждые три часа. Казаки обязаны были не допускать народ собираться толпами, захватывать и представлять всех лиц, которые будут непочтительно отзываться о Священной Особе Государя или поведением своим привлекать внимание, и представлять их в полицию.

Серьезно отнеслись наши товарищи к этому делу. Свято помнили они свою обязанность — быть защитниками Государя и Отечества от врагов внутренних. Они принесли в это смутное время громадную пользу властям и, к чести их надо сказать, не гордились и не выставлялись сделанными арестами. Они выполнили свой долг молча, в сознании своего достоинства.

2 марта 1881 года на Всероссийский Престол вступил Государь Император Александр III Александрович, Высочайшим приказом, в тот же день отданным, Шефом Л.-Гв. Атаманского Государя Наследника Цесаревича полка назначен Наследник Цесаревич Николай Александрович. Государь повелел и Себя считать в списках Атаманского полка.

7 марта Сводный эскадрон, составленный из 1-го и 2-го эскадронов, принимал участие в торжественной и печальной церемонии перевезения тела Государя Александра II в Петропавловский собор.

После этого ужасного события быстрыми и энергичными мерами враг внутренний был подавлен. Сами злодеи ужаснулись своему поступку. Нигде не нашли они сочувствия. Вся Россия горевала и оплакивала своего Государя. Мятежники были частью переловлены, частью бежали за границу, Петербург успокаивался. Но полицейско-разъездная служба все еще продолжалась. Ежедневно целый эскадрон дежурил на случай востребования. И требования были частые. Буяны на фабриках и поджигатели рабочего народа боялись только казаков. У казаков расправа была короткая. Плеть прекращала излишние речи, и хохот толпы показывал, как мало сочувствовал народ злодеям.

По всем участкам еще были казачьи пикеты, а кроме того, нередко требовали их и на окраины города. К рабочим на каналах была выслана полусотня Донского N 19 Казачьего полка.

8 марте 1882 года состоялась перемена формы в нашем полку. Вместо киверов с волосяным султаном даны были папахи кавказского образца, шаровары приказано было носить всегда в сапоги, и двойной лампас, полагавшийся при парадной форме, был отменен.

12 мая того же года были сняты нагрудные нашивки на парадных мундирах, и форма стала совершенно похожая на нынешнюю.

6 мая 1883 года 1-й Атаманский эскадрон под командой ротмистра Чеботарева был командирован в Москву для участия в Священном Короновании Государя Императора Александра III.

15 мая в день коронации в Кремле недалеко от Красного крыльца стоял взвод нашего полка при офицерах ротмистре Грекове и штабс-ротмистре Вершинине.

После коронации эскадрон прошел в лагерь под Красное Село.

29 апреля 1883 года командир полка Свиты Его Величества генерал-майор Мартынов был назначен начальником Штаба Войска Донского.

ГЛАВА XXX. Л.-Гв. Атаманский полк в 4-хэскадронном составе на службе в Петербурге

Трудность службы в двухэскадронном составе. — Хлопоты ген. Мартынова. — Генерал Короченцов. — Прибытие с Дону еще 2-х эскадронов. — Офицерское собрание. — Перемена лагерной стоянки. — Садик. — Отмена шпор.

Генералу Мартынову пришлось командовать Л.-Гв. Атаманским полком в трудное время. С Дона казаки приходили молодые, мало обученные, езда, выправка, рубка, фланкировка — все это было пройдено ими наскоро и не усвоено. Учить их было нужно многому, а учить было некогда.

Эскадронные командиры по неделям не видали своих казаков, то на Охте, то при полиции, то в конвое. И на Дону то казаки стали отставать по фронту. Земельные наделы стали меньше, два раза хватил войско неурожай, прибеднели казаки. Все силы их уходили на землепашество. Щегольнуть конем и одеждой было не на что. Казаки бодрились как могли и в Петербурге работали, не зная устали. Энергично взялся генерал Мартынов за полк и старался поставить его не хуже других кавалерийских полков.

Служебные требования увеличились. В 1879 году обращено особенное внимание на стрельбу из винтовок, и лучшим стрелкам приказом 26 марта положены вместо нашивок металлические значки за стрельбу. С 1881 года стали заниматься тактическими ученьями с обозначенным противником, для обучения казаков грамоте заведены эскадронные школы, и занятия стали вестись по расписанию.

Но и расписание не всегда можно было выполнить. Спокойствие столицы и безопасность Государя требовали непрерывной службы казаков, и для занятий времени не было.

Прикомандирование к полку двух сотен Донского N 19 полка несколько облегчило наряд гвардейских казаков, по крайней мере, не нужно было посылать эскадроны ни в Новую Ладогу, ни на Матко-озеро — на Вытегорский канал.

Трудность обучения усугублялась еще и частой сменой офицеров. Только что офицер привыкнет к своим обязанностям, а люди привыкнут к нему, как его командируют на льготу. На льготе офицерам, почти без жалованья, было тяжело жить, и они не знали там о переменах в уставах.

Все это привело генерала Мартынова к той мысли, что гвардейские казачьи полки необходимо держать в постоянном составе в Петербурге. В 1880 году он начал настойчиво хлопотать о том, чтобы в Петербурге было вместо двух эскадронов четыре, но число рядов во взводе иметь вместо прежних двадцати — двенадцать. Два же эскадрона могут быть по-прежнему на льготе и только по мобилизации идти к полку.

Главным образом затруднял сделать это увеличение полков недостаток места еще для четырех эскадронов.

Но в ноябре месяце 1883 года Л.-Гв. Уральский эскадрон покинул церковный флигель и перешел в бывшее помещение Берейторской школы, и в казармах оказалось свободное место.

Этим воспользовался принявший от генерала Мартынова 15 мая 1883 года полк генерал-майор Алексей Петрович Короченцов и возобновил хлопоты об увеличении штатов. 13 марта 1884 года было приказано Л.-Гв. Сводно-Казачий полк разбить на два самостоятельных полка 4-х эскадронного состава: Л.-Гв. Казачий Его Величества полк и Л.-Гв. Атаманский Его Высочества Наследника Цесаревича полк.

Оба эти полка 1-го апреля 1884 года были переведены из 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, где они состояли с начала войны 1877 года, в 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию.

1-го января 1885 года эскадроны были разделены каждый на два. В каждом эскадроне вначале было всего 6 унтер-офицеров и по 85 казаков.

После разделения полков приступили к разделу казарм и имущества Л.-Гв. Сводно-Казачьего полка.

11 марта 1885 года было открыто отдельное собрание Л.-Гв. Атаманского полка в том помещении, где оно находится и теперь, а постройки были разделены поровну. Старые донские флигеля заняли четыре эскадрона Л.-Гв. Казачьего полка, флигеля — бывшие 1-го эскадрона Л.-Гв. Казачьего полка, флигель Черноморских казаков, батареи и уральцев заняли 4 эскадрона Атаманского полка.

Тогда же генерал Короченцов озаботился расширением лагерного квартирного района полка, и полк покинул в 1885 году старые свои стоянки на Кирхгофе и расположился по реке Пудости близ Гатчины. Штаб полка занял деревню Репузи, 1-й и 2-й эскадроны — Большую Пудость, 3-й — деревню Себякюля и 4-й—дер. Юляпурска.

Чтобы соединить офицеров полка, прибывших со льготы, в одну семью, генерал Короченцов устраивал в полковом офицерском собрании семейные вечера с танцами, на которые приезжали знакомые офицеров из города, и жизнь в полку оживилась.

В это время и дорога в казармы стала лучше. Болото на Конной площади засыпали, а деревянную гать, шедшую от Гончарной улицы через Конную площадь и проложенную генералом Родионовым, заменили каменной мостовой. Гончарная и Полтавская улицы застроились каменными домами, и дикое когда-то место заселилось. По берегу реки Монастырки начали строить барачную больницу и тюрьму.

Заботясь об украшении казарм и чистоте в них воздуха, генерал Короченцов приказал насадить на площадке против сараев и уральского флигеля сад.

В его командование рядовые казаки, унтер-офицеры и вахмистры лишились шпор.

Приказом 24 августа 1885 года объявлено, что Государь Император 10 августа повелеть соизволил отменить шпоры во всех казачьих частях. ‘Нагайка, — было сказано в приказе, — общего казачьего образца должна составлять принадлежность каждого казака от генерала до простого казака и должна быть в голенище казака’.

12 октября взвод от нашего полка принимал участие в торжественном открытии памятника Славы, сделанного из турецких орудий и воздвигнутого на Измайловском проспекте в память доблестей русских войск в турецкую войну 1877-1878 годов.

На лицевой стороне памятника, обращенной к Измайловскому проспекту, видна надпись, свидетельствующая о славном участии нашего полка в эту войну.

13 октября 1896 года командир полка генерал Короченцов был назначен командиром Л.-Гв. Конно-Артиллерийской бригады, а 3-го декабря того же года Атаманский полк получил командир Донского N 10 полка полковник Греков, Митрофан Ильич.

ГЛАВА XXXI. Устройство полка

Личность генерала Грекова. — Перемена лагерной стоянки. — Посещение казарм Наследником Цесаревичем. — Сближение с гусарами. — Посещение Наследником Цесаревичем лагеря в д. Николаевке — Новые постройки. — Представление полка иностранцам. — Эскадронные праздники.

Георгиевский кавалер с золотым оружием ‘За храбрость’ Митрофан Ильич Греков, приняв 4-хэскадронный полк, решил поставить его на боевую ногу. Хотя несение полицейско-разъездной службы и продолжалось, но эскадрону приходилось быть в наряде один раз в восемь дней. Можно было повести правильные занятия и обучить казаков казачьей службе как следует.

Полковник Греков начал с того, что выранжировал и подобрал эскадроны по мастям. В 1-й эскадрон шли казаки на гнедых конях, во второй на рыжих, в третий на гнедых и в четвертый на вороных.

Новая просторная мастерская и своя полковая кузница заменили прежние мастерские при эскадронах и ковку в частной кузнице Андерсона.

В 1889 году взамен желтой амуниции была дана черная сыромятная и нагрудные патронташи вместо поясных. В декабре 1888 года приказом по кавалерии были сняты с офицерских перевязей арматуры и цепочки и вместо прибивных шпор даны были привязные.

В марте 1891 года наименования частей и чинов в гвардейских полках были даны старые — казачьи. Таким образом, наши эскадроны стали именоваться сотнями, ротмистры — есаулами, штабс-ротмистры — подъесаулами, поручики — сотниками, корнеты — хорунжими, унтер-офицеры — урядниками и ефрейторы — приказными — так, как именовались они в славные годы походов против французов.

Генерал Греков провел всю жизнь свою среди казаков и умел заставить станичников стараться. Рубка, фланкировка, джигитовка, проскачка на препятствия были его любимыми заданиями. И сам он любил езду и лихо ездил.

Сколько раз, бывало, можно видеть на Конной площади под вечер рядом с казаком мощную седую фигуру генерала на буланом Взрыве: генерал проезживал коня.

Учебная команда не раз устраивала мосты через Обводный канал, то на бочках, то переплетный, а летом весь полк пускался вплавь через фабрикантское озеро. Плыли в рубахах и амуниции радом с конем. Часть на плоту на бурдюках поддерживала переправу огнем. Генерал Греков любил походы, поездки, даже охоты. В то время приказано было иметь при кавалерийских полках охоты, и генерал Греков завел борзых и гончих собак. Команда разведчиков всего полка, только что заменивших прежних фланкеров и наездников, постоянно ездила то на охоты, то в дальние поездки. В апреле 1891 года все офицеры полка и 80 разведчиков походом ходили в Финляндию на водопад Иматру. В шесть дней прошли 420 верст туда и обратно, переходы были по 60 и даже по сто с лишним верст. Вернулись все бодрые и здоровые.

Занятия зимою шли утром (конные ученья) и после обеда (пешие и словесные занятия).

Стоянка в Пудости летом была прекрасна, много воды, красивые леса и поля, но тяжело было полку каждый день делать лишних двадцать шесть верст на ученье на военное поле. Когда ученья дивизии или бригады назначались рано утром, полк с ночи шел на военное поле и располагался там биваком. Это очень утомляло и людей, и лошадей. Генерал Греков выхлопотал полку новую лагерную стоянку: в 1890 году штаб полка, 1-й и 2-й эскадроны стали в дер. Николаевке, 3-й эскадрон в дер. Пелгола и 4-й в дер. Никулине, в 1892 году весь полк разместился в дер. Николаевке.

Государь Император и Шеф полка Наследник Цесаревич жаловали наш полк своим вниманием. 4 марта 1887 г. Наследник посетил наши казармы. Он приехал в 9 часов утра и прошел в офицерское собрание, где милостиво беседовал с офицерами. Из собрания Наследник вышел на полковой двор, где смотрел конное учение 4-го эскадрона и маршировку 3-го. С полкового двора Наследник прошел в 1-й эскадрон и осматривал его помещение, затем вышел на двор Л.-Гв. Казачьего полка, и здесь с разрешения Цесаревича была снята с него и офицеров казачьей бригады поручиком Л.-Гв. Атаманского полка Каменновым группа.

В 1882 году Государь отменил майские парады и смотрел войска зимою на Адмиралтейской площади. Так как места было мало, полки показывались Государю в две очереди. Обыкновенно в конце февраля бывал смотр первой очереди и двумя днями позже — второй. В первой очереди была 1-я гвардейская кавалерийская дивизия, во второй — вторая и полки первой, стоящие за городом. Чтобы дать место загородным полкам, наш полк сейчас же после смотра походом шел в Царское Село в гости к лейб-гусарам. И лейб-гусары принимали с полным радушием.

Под вечер, когда по Царскосельскому парку уже загорятся электрические фонари и кинут причудливые тени от заиндевевших ветвей, наш полк подходил к Царскому Селу.

У въезда в парк вызывали песенников и, лихо подбоченясь, запевало заводил какую-нибудь старинную песню.

Навстречу Атаманским эскадронам выходили лейб-гусары и разбирали людей по казармам. Офицеры шли в собрание полка. Гусары и казаки перемешивались, рассказывали про службу. Трубачи и песенники, казаки и гусары, не умолкая, пели и играли в собрании, и шла искренняя, веселая, добрая беседа.

Через два дня возвращались в Петербург.

Путь лейб-гусар из Царского в лагерь лежал через деревню Николаевку. Когда гусары подходили к деревне, атаманцы встречали их полковым маршем. Казаки разбирали лошадей у лейб-гусар, угощали солдат обедом и закуской, а офицеры шли к атаманцам в собрание.

В 1890 году эскадроном Л.-Гв. Гусарского полка командовал Наследник Цесаревич, а Лейб-Гусарским полком временно Великий Князь Павел Александрович. Собрания в Николаевке еще не было, и атаманцы принимали дорогих гостей в убранной зеленью казачьей столовой. Наследник и Великий Князь удостоили посещением завтрак под навесом этой столовой.

В этом же году Наследник Цесаревич пожаловал средства на постройку офицерской лагерной столовой и приемного покоя в лагере на 8 кроватей.

Собрание, приемный покой и хлебопекарня были построены в 1892 году. На освящении присутствовали Наследник Цесаревич, Великий Князь Владимир Александрович с супругою Великой Княгиней Марией Павловной и Детьми.

С тех пор, как Атаманский полк вместо двух сотен стал иметь четыре, офицеры не могли поместиться в старом офицерском флигеле. Не хватало места и офицерским лошадям.

Офицеры должны были квартировать в городе, что было и очень дорого, и неудобно. В 1890 году построена конюшня офицерских лошадей, а в 1891 году — офицерский флигель на 24 квартиры и каменная гауптвахта.

В 1887 году Государь Император по примеру Родителя Своего посетил Дон. Для присутствия на параде и для конвоирования коляски Государя был призван в Новочеркасск со льготы третий дивизион нашего полка и к нему командированы штабс-ротмистры Болдырев и Вершинин и поручики Кочетов, Терентьев, Плацбек-Кокум, Смирнов, Моллер и Карпов.

Генерал Греков любил своих атаманцев и в Петербурге, во дворце и среди своих знакомых генералов, любил рассказывать про казачью удаль и молодечество. Атаманцами интересовались, атаманцев хотели посмотреть. И полк наш представлялся в карауле Персидскому Шаху, джигитовал перед Черногорским Князем, приезжал к нам в гости немецкий генерал и французские офицеры. Они слушали хоры песенников, смотрели езду и джигитовку и удивлялись молодечеству донских казаков.

В командование полком генерала Грекова были поставлены во всех эскадронах образа и заведены эскадронные праздники. В трубаческом взводе — 15 августа Успение Пресвятой Богородицы, в 1-м эскадроне — св. Александра Невского, 30 августа, во втором — 30 августа, св. Александра Невского, в третьем — 6 мая, св. Николая Чудотворца, и в четвертом — Воскресения Христова.

Развернувшийся четырехэскадронный состав, наш полк стал в ряды славной 1-й кавалерийской дивизии. Генерал Греков выдвинул атаманцев вперед, обратил на них особенное внимание, сделал удобной жизнь офицеров, привел полк в стройный и блестящий вид.

В декабре месяце 1893 года он сдал полк генерал-майор Ипполиту Апполонычу Поздееву, а сам получил назначение командовать 1-й Донской казачьей дивизией.

ГЛАВА XXXII. Отмена полицейско-разъездной службы

Кончина Императора Александра III. — Участие полка в печальных церемониях погребения тела Государя. — Участие в торжествах бракосочетания Государя Николая II. — Отмена разъездов по городу. — Вооружение трехлинейной винтовкой.

Грустные и радостные события мирной жизни сменяли одно другое, как солнце и тучи в осеннюю непогоду. В октябре 1894 года страшные вести стали приходить к полку из Крыма, где лечился от внутренней болезни Государь. Здоровье Государя ухудшалось. По всем церквям служились молебны о даровании здравия Государю, но неисповедимы Пути Божий: Император Александр III 20 октября в Бозе почил.

1 ноября с траурным поездом Николаевской железной дороги прибыло тело Государя для погребения в Петропавловском соборе. Атаманский полк стоял шпалерами на Невском проспекте у Аничковского моста.

С 1 по 7 ноября, по день погребения, в Петропавловский собор для прощания с Государем открыт был доступ всякого звания людям. Для порядка среди этой многотысячной толпы ежедневно, по очереди с лейб-казаками, дежурила одна сотня нашего полка.

По воле в Бозе почившего Государя бракосочетание Государя Императора Николая II Александровича на принцессе Гессенской Алисе (ныне Государыня Императрица Александра Федоровна) состоялось 14 ноября в Зимнем дворце. Вторая и третья наши сотни ходили на площадь у Зимнего дворца, где во время церемонии переезда Высоконареченной невесты стояли шпалерами.

В этом году зимнего парада не было. Государь смотрел свои войска 24 апреля на Марсовом поле. После долгого промежутка Петербург опять увидал голубые мундиры атаманцев на конях и в полном составе.

В лагерь пошли в дер. Николаевку.

Во вторую половину лагерного сбора 2-й дивизион полка ушел в Петербург для несения полицейско-разъездной службы, а первый с есаулом Вершининым был командирован в г. Псков для занятий с пехотой.

Таким образом, на летнем Высочайшем смотру войск после маневров атаманцев не было. Государь Император обратил на это внимание и после прохождения Л.-Гв. Казачьего полка, когда сзади показались Уральцы, обернувшись к Свите, изволил сказать:

— А где мои атаманцы?

Ему доложили, что две сотни находятся во Пскове, а две заняты в Петербурге полицейской службой.

Государь изволил выразить свое неудовольствие по поводу отвлечения гвардейских казаков в полицию.

— Я желал бы их здесь видеть! — сказал Государь.

Из расспросов о службе в Петербурге Государь узнал, как тяжело ложится на ногах лошадей езда целыми ночами по булыжной мостовой, как нездорово это казакам и как отвлекает это их от правильного обучения.

Государь приказал отменить разъезды.

17 октября С.-Петербургский Комендант известил полк телеграммой, что вследствие последовавшего Высочайшего повеления наряд разъездов по городу впредь прекращается.

Эта Высочайшая милость имела громадное значение для полка. Раньше каждую ночь уходили из казарм для поездок по окраинам города 2 офицера и 54 казака, шли на острова, в Полюстрово, к четырем рукам, на Васильевский остров и по глухим участкам Нарвской и Александро-Невской части.

Впоследствии этот наряд был сокращен, и ходил 1 офицер и 36 казаков, и в самое последнее время, когда на пост ‘Пороховые заводы’ стала посылаться постоянная команда, то наряд был доведен до 1 офицера и 24 казаков. Выезжали в 8 часов вечера, возвращались с рассветом — зимою в 8 часов утра, летом в 6 утра. Целую ночь по двое ездили казаки, наблюдая за порядком. Молодых в разъезд не посылали, а ездили одни старослужащие.

На окраинах освещение плохое, мостовые выбиты, осенью грязь непролазная. Иногда холодный петербургский дождь льет, не переставая, целую ночь, и под его струями жмутся и ежатся казаки. Но еще хуже бывало в гололедицу. Лошадь скользит по обледенелой мостовой и часто падает, холодный ветер пронизывает насквозь, лицо, руки мерзнут, а впереди целая ночь и отдых на открытом дворе глухого участка.

Полиция привыкла смотреть на казаков как на своих первых помощников и требовала из казарм отряды при каждом сборище народа. Не всегда эти усмирения народных пьяных толп проходили благополучно для казаков. Против трех-четырехтысячной толпы посылали пять-шесть казаков. И они разгоняли. Но иногда пьяные кидали камнями или били врезавшегося в толпу станичника ножом. И виновного не найдешь. А верный долгу казак умирал.

Каменная дорога, гололедка и ночевки под открытым небом губили лошадей. Лошади слабели на ноги, обрастали мохнатой шерстью, худели и становились негодными для гвардейской службы.

Дожди и метели, постоянное нахождение по ночам под открытым небом, без сна производили болезни, и не один казак зарыт на кладбище под Петербургом из-за постоянных ночных разъездов. Недаром сложилась казачья песня:

Поехал казак далеко на чужбину

На добром коне вороном,

Свою он краину навеки покинул,

Ему не вернуться в отеческий дом.

Напрасно казачка его молодая

И утро, и вечер на север глядит,

Все ждет-поджидает с далекого края,

Когда же к ней милый казак прилетит.

А там, за горами, бушуют метели

И страшны морозы зимою трещат,

Где сдвинулись дружно и сосны, и ели,

Там кости казачьи под снегом лежат.

Казак и молил, и просил, умирая,

Курганик насыпать ему в головах

И пусть на кургане калина родная

Цветет и красуется в белых цветах.

Пусть вольная пташка на этой калине

Порой пропоет эту песенку мне,

Как жил-был казак далеко на чужбине

И помнил про Дон на чужой стороне.

Вот почему велика была милость Государя для гвардейских казаков в отмене разъездов. С этой отменой донские гвардейские казаки могли с полным усердием заняться строевой казачьей службой, ездой и стрельбой и прославить в Петербурге имя донского казака.

В вооружении казаков произошла крупная перемена. Зимою 1895 года полк сдал четырехлинейную малокалиберную казачью винтовку системы Бердана N2 и принял трехлинейную малокалиберную магазинную винтовку образца 1891 года. Эта винтовка заряжалась пачками по пяти патронов и могла бить более чем на две версты. Наступило новое время для обучения войск. От казаков стали требовать познания строя не только не хуже, чем от регулярных солдат, но много лучшее. Выполнить эти требования и довести Атаманский полк до совершенства пришлось новому командиру полка — полковнику Константину Антоновичу Ширма.

17 февраля 1896 года генерал Поздеев сдал полк, а 29 марта в полк прибыл бывший командир 7-го драгунского Новороссийского полка полковник Ширма.

ГЛАВА XXXIII. С 1896 по 1900 годы

Участие полка в Короновании Государя Императора Николая П. — Посылка казаков в Абиссинию. — Подвиг урядника Архипова. — Урядник Архипов во дворце Государя. — Командировка в Москву на освящение памятника Императору Александру II. — Перевезение старых знамен в бригадную церковь.

В 1896 году 14 мая в городе Москве совершилось Священное Коронование ныне благополучно Царствующего Государя Императора Николая II Александровича и Государыни Императрицы Александры Федоровны. Для присутствования на торжествах Коронования от нашего полка ходила 1-ая сотня под командой есаула Каменнова.

Сотня эта в день торжественного въезда в Москву стояла у Петровского парка на шоссе шпалерами, а в день Священного Коронования караул от сотни, 1 взвод, стоял в Кремле, у Царя-колокола. Во время народных празднеств на Ходынском поле наша сотня была вызвана по тревоге и стала шпалерами на пути проезда Государя у Тверских ворот, потом она приняла участие и в общем параде войск, собранных в Москве.

В октябре 1897 года от нашего полка потребовали шесть человек в конвой к Российскому Императорскому посланцу, Действительному Статскому Советнику Власову, ехавшему в жаркую страну Африку, к правителю полудикого, но единоверного нам абиссинского народа — негусу Менелику. Весь конвой состоял из 20 человек: шести казаков Л.-Гв. Казачьего полка, 6 атаманцев, 3 казаков Л.-Гв. Уральской казачьей сотни, 4 артиллеристов и 1 лейб-гусара. Конвоем командовал офицер нашего полка сотник Краснов.

Ввиду того что путешествие было тяжелое и утомительное, можно было пострадать от голода и жажды, быть может, даже сражаться, защищая Императорского посланца, из полков вызывали охотников.

Много охотников вышло и из рядов наших сотен. Из них были назначены в поход трубач Алифанов, урядник Авилов (1-й сотни) и казаки Демин (1-й сотни), Кривошлыков (2-й сотни), Архипов (3-й сотни) и Крынин (4-й сотни).

Офицеры гвардейской бригады и миссии благословили конвой иконой. 14 октября все офицеры обоих полков и оба полковые командиры проводили конвой на станцию Николаевской жел. дор.

По железной дороге казаков привезли в Одессу, оттуда морем в турецкую землю — Константинополь — и затем в Африку — в порт Джибути. От сюда начался поход на маленьких животных, похожих на лошадь, но только с длинными ушами, на мулах, к Государю Абиссинии, негусу Менелику.

Вещи везлись на верблюдах, и казаки должны были присматривать за дикарями, черными людьми, которые пригнали животных для багажа. Путь лежал по пустыне, жара была страшная, воды почти не было. Она выдавалась порциями по стакану на день. Но казаки не роптали. При жаре они работали весь день, и ночью, когда в горах становилось холодно, они стояли на часах. Арьергард иногда 15 часов в сутки находился в пути, подбирая и перегружая упавшие с верблюдов вьюки и часто не имея возможности вполне отдохнуть ночью. Но казаки все время были бодры и веселы, пели песни на походе, с полным усердием принимаясь за работу на биваке. После трехмесячного похода наши казаки забрались в самую глубь Африки, в столицу абиссинского народа, город Аддис-Абебу. Здесь лихою джигитовкой на абиссинских лошадях казаки привели в восторг Императора черных христиан.

За усердие к службе Государь Император пожаловал нашим казакам серебряные медали ‘За усердие’ на Станиславской ленте,

Но особенно отличился в этом походе урядник нашего полка 3-й сотни Василий Архипов.

5 марта 1898 г. он вызвался охотником сопровождать полковника генерального штаба Артамонова, бывшего при миссии, в очень опасное путешествие к диким народам, в страны, где еще белые люди никогда не бывали. Они пошли с абиссинской армией дедьязмача (по-нашему генерала) Тассамы. Армия воевала с дикими народами.

Все ужасы войны, голод и жажду, отсутствие соли пришлось перенести в этом походе уряднику Архипову. Он видывал битых и раненых и по указанию полковника Артамонова лечил и перевязывал их.

Даже привычные к климату абиссинские солдаты отказывались идти вперед. Тогда полковник Артамонов брал своих двух казаков и шел с ними вдвоем. Кроме Архипова с ним был урядник 6-й Донской батареи Щедров. И абиссинцам становилось стыдно — и они шли тоже.

16 июня после четырехмесячного тяжелого похода подошли к широкой реке — Белому Нилу. На той стороне реки нужно было поставить французский флаг, чтобы показать, что земли эти принадлежат французам. Но в реке было много крокодилов, и никто — ни черные люди, ни бывшие с Тассамой два француза — не решались плыть на ту сторону. Крокодил может свободно перегрызть пополам человека. Вышло замешательство, и абиссинские солдаты стали смеяться над белыми людьми.

Тогда полковник Артамонов на маленьком соломенном плотике бросился в воду. Никто не приказывал ни Архипову, ни Щедрову сопровождать Артамонова, но, увидев своего начальника в воде, они оба кинулись за ним.

Видно, в них текла кровь старых атаманцев, которые не спрашивали, какая река, глубокая или нет, но кидались всюду — в Дунай так в Дунай, в Рейн так в Рейн, в Нил так в Нил.

20 минут боролись эти три человека с волнами реки. С напряженным вниманием следила вся абиссинская армия, собравшись на берегу, за подвигом русских. И вот радостные крики раздались в рядах абиссинцев. Громадный флаг показался на том берегу.

Когда таким же образом приплыли наши казаки обратно, то абиссинцы приветствовали их криками: ‘Амбасса-москов, амбасса!’, то есть ‘Львы русские!’.

На рапорте полковника Артамонова о переправе через Нил Государь Император собственноручно написал: ‘Молодцы’ — и приказал наградить урядников Архипова и Щедрова золотыми медалями с надписью ‘За усердие’ для ношения на груди на Аннинской ленте.

После многих трудов и приключений в марте месяце в 1899 года Архипов возвратился из своей командировки в полк. Государь Император пожелал видеть Архипова и Щедрова.

27 марта 1899 года Архипов и Щедров прибыли во дворец Государя в Царском Селе. Государь приказал ввести их к нему в кабинет.

Поздоровавшись, Государь, милостиво улыбаясь, спросил:

— Все время были здоровы? Ревматизмом не болели?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, — бодро ответили станичники.

— А когда плыли через Нил, не боялись, что вас съедят крокодилы? — спросил Государь.

— Никак нет, не боялись, — отвечали казаки.

— А во время плавания вы видали крокодилов?

— Очень много было вблизи нас, — отвечали казаки.

— А когда вы приплыли назад, крокодилы на вас не бросались? — спросил Государь.

— Никак нет, Ваше Императорское Величество.

— Ну, очень рад видеть таких молодцов казаков у себя, — сказал Государь, — спасибо, что поддержали честь и славу нашей России и Тихого Дона, — и собственноручно передал каждому казаку знаки отличия св. Анны 1-й степени с бантом.

В заседании 15 мая 1899 года Императорское Русское Географическое Общество присудило уряднику Архипову серебряную медаль ‘За самоотверженные услуги, оказанные им полковнику Артамонову во время экспедиции от границ Эфиопии к р. Белому Нилу’.

Это редкая для казака награда. Обыкновенно ее получают только ученые люди.

Казаки, назначенные в конвой в Абиссинию, поддержали былую славу атаманцев и заставили еще раз вспомнить про казачью удаль, сметку и расторопность.

В августе 1898 года 1 взвод от нашего полка под командой есаула Кочетова ходил в Москву для участия в параде по случаю освящения памятника Императору Александру II.

Взвод был в нашем строю и парадировал 16 августа в день освящения в Кремле перед памятником.

6 декабря 1897 года наш командир был произведен в генерал-майоры.

3 октября 1899 года вернулись в полк наше старое голубое знамя и белый бунчук, хранившиеся с 1860 года в войсковом областном правлении. По ходатайству полка знамена были присланы в Петербург со сменной командой 6 Донской Его Величества батареи для помещения их с другими полковыми регалиями в бригадной церкви казачьей бригады. В 1 час пополудни полк построился покоем на полковом дворе. День был холодный, осенний, моросил мелкий дождик. Перед фронт были принесены седые отрепанные свидетели былой славы полка. Трубачи заиграли полковой марш, и командир полка обнес знамена вдоль фронта. Потом их внесли в церковь, окропили святой водой и поставили там на вечный покой. Полк построился церемониальным маршем и прошел мимо командира полка.

ГЛАВА XXXIV. Служба по новому уставу

Новые требования от казаков. — Постройки в лагере и в городе.

Генерал-майор Ширма принял полк в то время, когда на кавалерию, и особенно на казаков, было обращено серьезное взимание. В 1896 году в казачьих полках был введен самостоятельный аллюр — намет, соответствующий галопу регулярной кавалерии. От казаков потребовали осмысленного маневрирования лавой, чистого равнения, стройных движений в сомкнутом строю и полной тишины и внимания во фронте.

Раньше требовали одного — лихости, меткой стрельбы да удалой джигитовки и рубки, посадка допускалась разнообразная — лишь бы была крепкая, а равнение и аллюр требовались приблизительные. Раньше и тишины такой не требовали. Все подсказывали и офицеры, и урядники, и старые казаки.

Но с тех пор как гвардейские полки развернулись в 4-хсотенный состав, с той поры, как полицейская служба казаков была уничтожена, от казаков потребовали точных построений и тонкой езды.

Устава казачьего не было. Учились по кавалерийскому уставу. Лаву надо было создать.

Для обучения лаве было составлено комиссией под председательством командира полка точное наставление.

В июле 1898 года после тринадцати лет первый раз была в Красносельском лагере тревога. И наш полк быстро выскочил по звуку трубы и одним из первых прибыл на Военное поле.

Стоянка в деревне Николаевке была неудобна тем, что поить приходилось из единственного деревенского колодца да из маленькой речки, протекавшей в одной версте у деревни Новой. В сухое жаркое лето речка пересыхала и поить было неоткуда. Еще генерал Греков начал хлопотать о проведении водопровода в дер. Николаевку из Дудергофских озер. Хлопоты эти увенчались успехом, но водопровод был проведен лишь летом 1896 года в командование генерала Ширма.

Летом казаки помещались по сараям, под тонкими жердяными крышами, где их мочило дождем и продувало ветром. Лагерь тяжело ложился на их здоровье.

Заботами командира полка были возведены в деревне Николаевке у западного выезда из нее конюшни для всех сотен и бараки для людей полка, построена в лагерной стоянке баня и на место сгоревшей в 1896 году кузницы поставлена новая — каменная. Лагерь украсился.

При генерале Ширме была перестроена в 1899 году конюшня третьей сотни, выстроен обозный сарай и лошади учебной команды выделены в особую конюшню.

Всюду и везде в полку кипела работа. Сотни обучены на военную ногу, и для полного совершенства оставалось поработать самим станичникам — им все было дано, они всему были научены. Если они подумают теперь, как славен и велик тот полк, под седыми знаменами которого они служат, если вспомнят подвиги предков своих — старых атаманцев, с полным рвением примутся за строевое дело, памятуя, что никто не знает часа, когда придется жизнь свою положить за Веру, Царя и Отечество, они все три-четыре года своей блестящей службы посвятят скромному, но великому казачьему делу. Надо забыть на это время домашние радости и заботы — зреть в части семью, в командире — отца, в товарищах — братьев, и все пойдет хорошо, как шло милостью Божьей вот уже сто двадцать пять лет.

День казака теперь полон. Надо всем управиться. Заленился один — другому за него работать придется…

Заключение

Взглянем назад, подумаем о том, что мы прочли только что о подвигах старых атаманцев. Наш полк с самого основания и до наших дней носил голубые цвета, и где ни появлялись голубые наши шапки, там была смерть и победа. Наши деды любили и холили своих лошадей, ездили как бы слившись с конем и не признавали препятствий. Вал ли, ров, плетень, загородки, овраг — они скакали смело всюду, с гиком атакуя неприятельские ряды. Через реки наш полк переплывал, не спрашивая, как широка река. Вспомним, как бросился в Дунайские волны сотник Яновский и переловил уходивших на лодках турок, или как запоздавший офицер переплыл через Неман, или как в наши дни урядник Архипов переплыл реку Белый Нил. Славно действовали наши станичники и лавой, и она была нашим любимым строем. Чуть появились французские или турецкие эскадроны, глядишь — далеко по полю рассеялись казаки и дразнят, и изводят врага удалой своей лавой. Наши деды не спрашивали, сколько неприятеля, а спрашивали только где — и неслись туда, страшные своим натиском. Помните, как есаул Мельников опрокинул с пятнадцатью казаками 300 турецких всадников? Прятался неприятель в деревни или леса, стоял за непроходимым болотом — атаманцы лихо соскакивали с лошадей и выбивали его огнем. Хорошо стреляли наши деды и отцы. Даром, что кремневые ружья были у них или пистонные карабины, которые только на 100 шагов попадали, — они подходили на сто и били врага с близкой дистанции. И никогда не боялись они смерти. В 1812 году их выступило больше тысячи, а вернулось меньше ста, но эти убитые и раненые атаманцы кровью заслужили георгиевский штандарт наш с надписью: ‘За отличие в войну с французами’.

Когда вы увидите этот штандарт перед строем, вспомните, какою ценою достался он нашему полку, и старайтесь быть достойными своих предков.

Наш полк при основании своем был армейским выборным полком. Лучшие люди из станиц шли служить в нем, одевались атаманцы щеголями и в мирное время были такими бравыми, такими молодцами, что обращали на себя всеобщее внимание. Через тридцать восемь лет своего существования наш полк уже заслужил себе георгиевское знамя, через 52 года был пожалован шефом, храбростью, мужеством и лихостью своею приобрел себе права сначала молодой, а потом и старой гвардии.

Каждый казак проникался любовью и уважением к полку и служил с полным усердием, помня, что по его поведению, по его службе будут судить обо всем Атаманском полку, о его славном имени.

Заслужить его было трудно. Сколько казаков пожертвовало жизнью и здоровьем своим, чтобы дать славу полку, а один напился или неряшливо оделся — и про весь полк пошла худая молва. Ведь никто не скажет: ‘Такой-то прошел грязно одетый или пьяный’, а все скажут: ‘Эх, атаманец-то каков!’ Стыдно будет полку! А как стыдно тому, кто так себя худо повел! Ведь он полк свой, Атаманский, замарал и запятнал!

А он велик, наш славный Атаманский полк. Подумайте, где было его имя, взгляните на карту! Оно пронеслось, страшное и славное, через всю Европу, было оно в немецких, французских, польских и турецких землях, побывало наше имя в далекой и жаркой Африке, где Император черных христиан с уважением говорил об атаманцах. Нашу голубую атаманскую форму знают в Париже, в Берлине, нас уважают и нас боятся.

Полюбим же и мы наш лихой Атаманский полк так, как любили его наши деды и отцы, послужим ему хорошенько, будем лелеять нашу старую славу, как мать лелеет сына, будем беречь дорогой наш мундир, и если Бог даст и нам, как нашим предкам, придется грудь с грудью столкнуться с врагом, то пусть наши пики и наши шашки, пусть трехлинейные наши винтовки оставят по себе грозную славу! Заслужим милостивое слово Государево, не пожалеем жизни, чтобы получить георгиевские трубы полку, чтобы и нам прославить полк, как возвеличили его старые атаманцы. Не пожалеем ничего, ни даже самой жизни за честь и славу Л.-Гв. Атаманского полка!

А пока мир, будем готовиться к войне, потому что если хочешь мира — будь страшен врагу своими войсками: он не посмеет тогда напасть. Будем стараться на ученьях и смотрах, на стрельбе и джигитовке быть молодцами. Будем с презрением смотреть на препятствия, будем любить свое лихое казачье дело и помнить, что на нас лежит священная обязанность защиты Государя и Отечества, что за нашими спинами живут и работают наши братья, наши отцы, наши матери и жены. И будем мы храбрыми, лихими и ловкими, будем мы хорошими казаками — и никто не посмеет напасть на наше государство, никто не посмеет помешать нашим мирным работам, а распустимся, заленимся — и сами погибнем, и тех, кто нам дорог, погубим!

Будем же любить наш дорогой славный атаманский мундир, будем стараться быть такими храбрыми, как урядник Александрин, такими лихими наездниками, как был Пимкин, такими смелыми пловцами, как сотник Яновский с товарищами, будем презирать деньги, как презирая их наш казак Чернишников, а на смотрах перед лицом Государевым будем такими молодцами, как те наши товарищи, про которых Государь Император Николай Павлович сказал: ‘Это моя идеальная бригада!’

‘Чудо-богатыри! Неприятель от вас дрожит! Да есть неприятели и больше: проклятая немогузнайка, намека, догадка, лживка, лукавка, краснословка, кроткомолвка, двуличка, вежливка, бестолковка… Стыдно сказать! От немогузнайки много, много беды!’

Так учил сто лет тому назад Суворов солдат и казаков. Последуем его совету — будем стараться все узнавать, будем правдивы, толковы и смелы.

Прочтем про подвиги нашего полка, запомним их и возьмем в пример наших старых героев атаманцев.

П. Краснов.

С.-Петербург, 6 дек. 1899г.

КОМАНДИРЫ

Л.-Гвардии Атаманского Его

Императорского Высочества Государя

Наследника полка с 1775 по 1900 год

1. Полковник Дячкин с 6 мая 1775 года по …

2. Полковник Степан Дмитриевич Иловайский в 1801 году.

3. Майор Степан Федорович Балабин с 1806 по декабрь 1812 г.

4. Подполковник граф Иван Матвеевич Платов с марта 1813 года по 6 июня 1813 года.

5. Полковник Греков XVIII с 6 июня 1813 г. по 1819г.

6. Полковник Кирсанов с 1819 г. по 21 января 1827 г.

7. Подполковник Захар Спиридонович Катасанов с 21 января 1827 г. по 31 декабря 1828 года.

8. Полковник Михаил Михайлович Кузнецов с 31 декабря 1828 года по 4 февраля 1842 г.

9. Генерал-майор Александр Петрович Янов с 4 февраля 1842 года по 9 сентября 1848 года.

10. Генерал-майор Виссарион Иванович Андриянов с 9 сентября по 17 ноября 1848 года.

11. Генерал-майор Афанасий Акимович Карпов с 17 ноября 1848 года по 14 апреля 1856 года.

12. Полковник Дмитрий Иванович Жиров с 16 апреля 1856 года по 1 января 1866 года.

13. Полковник Виктор Алексеевич Родионов с 1 января 1866 года по 2 декабря 1869 года.

14. Генерал-майор Николай Петрович Янов с 10 февраля 1870 года по 31 августа 1875 года.

15. Полковник Андрей Дмитриевич Мартынов с 31 августа 1875 года по 29 апреля 1883 года.

16. Генерал-майор Алексей Петрович Короченцов с 15 мая 1883 года по 13 октября 1886 года.

17. Полковник Митрофан Ильич Греков с 3 декабря 1886 года по 9 декабря 1893 года.

18. Генерал-майор Ипполит Апполонович Поздеев с 17 декабря 1893 года по 17 февраля 1896 года.

19. Полковник Константин Антонович Ширма с 21 февраля 1896 года.

ШЕФЫ

Л.-Гв. Атаманского Его Императорского Высочества Государя Наследника полка

1. Его Императорское Высочество Наследник Великий Князь Александр Николаевич со 2 октября 1827 года по 19 февраля 1855 года.

2. Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич Николай Александрович с 19 февраля 1855 года по 12 апреля 1865 года.

3. Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич Александр Александрович с 12 апреля 1865 года по 2 марта 1881 года.

4. Его Императорское Высочество Государь Наследник Цесаревич Николай Александрович со 2 марта 1881 г. по 21 октября 1893 г.

Прохождение службы Л.-Гв.

Атаманского Его Императорского

Высочества Государя Наследника

Цесаревича полка

1. 5 мая 1775 года по просьбе Атамана Алексея Ивановича Иловайского и с разрешения Кн. Ал. Потемкина составлен пятисотенный войска Донского Атаманский полк.

2. В 1783 году в походе за Маныч для усмирения ногайских татар.

3. С 7 791 по 1793 год в Молдавии на сторожевой линии.

4. С февраля по 2 мая 1801 года в Оренбургском походе на Индию.

5. 25 июня 1803 года повелено в Атаманском полку иметь 10 сотен и полк именовать ‘Войска Донского Атаманский Атамана Платова полк’.

6. С осени 1806 года по август 1807 года в походе и в делах против французов в Пруссии.

7. С ноября 1808 года по февраль 1810 года в походе и в делах против турок в Молдавии и Болгарии.

8. С марта 1812 года по июль 1814 года в походе и делах против французов в России, Германии и Франции.

9. 28 марта 1813 года за отличную храбрость, оказанную войска Донского Атаманским полком в кампанию 1812 года, полку пожалованы: Георгиевское знамя с изображением Христа Спасителя и Георгиевский бунчук с изображением Св. Георгия Победоносца.

10. 2 октября 1837 года Государь Наследник Цесаревич Александр Николаевич пожалован Шефом Атаманского полка, и полк именуется ‘Казачий Его Императорского Высочества Наследника полк’.

11. С апреля 1828 года по январь 1829 года в походе и делах против турок.

12. 11 декабря 1831 года повелено одной сотне Казачьего Атаманского Е. И. В. Наследника полка находиться на службе в Петербурге и иметь обмундирование от казны.

13. С января по октябрь 1831 года в походе и делах против поляков.

14. 25 июня 1831 года Атаманский полк зачислен в гвардейский корпус.

15. 6 декабря 1831 года Казачьему Атаманскому Е. И. В. Г. Н. Ц. полку за дела против польских мятежников пожалованы отличия на шапки с надписью ‘За Варшаву 25 и 26 августа 1831 года’.

16. 23 декабря 1831 года состоялось Высочайшее повеление 2 сотням Казачьего Атаманского полка находиться на службе в С. -Петербурге. Содержание офицерам выдавать по окладам молодой гвардии и сотням именоваться эскадронами.

17. 2 мая 1834 года Государь Император повелеть соизволил днем праздника в Казачьем Атаманском Наследника Цесаревича полку назначить 30 августа, день св. Благоверного князя Александра Невского.

18. 11 февраля 1842 года Высочайше повелено именовать чинов Казачьего Атаманского Е. И. В. Наследника Цесаревича полка как в регулярной кавалерии: ротмистрами, штабс-ротмистрами, поручиками, корнетами, вахмистрами, унтер-офицерами и ефрейторами.

19. 8 сентября 1843 года Великий Князь Николай Александрович зачислен в списки Казачьего Атаманского Е. И. В. Наследника Цесаревича полка.

20. С августа 1848 года по декабрь 1849 года в походе в Царство Польское.

21. С февраля по октябрь 1854 года в походе в Царство Польское и на сторожевой службе по финляндскому берегу Финского залива.

22. 8 сентября 1859 года Государь Император Высочайше повелеть соизволил: Лейб-Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк именовать Лейб-Гвардии Атаманским Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полком с правом Молодой Гвардии.

23. 8 сентября 1860 года Государь Император Всемилостивейше соизволил пожаловать Л.-Гв. Атаманскому полку георгиевский штандарт с надписью ‘За отличие, оказанное в войне с французами в 1812, 1813 и 1814 годах’.

24. С января по сентябрь 1863 года в походе и делах против поляков при усмирении польского мятежа.

25. 19 апреля 1875 года по случаю исполнившегося столетнего юбилея Л.-Гв. Атаманского полка полку пожалованы Андреевские юбилейные ленты.

26. С мая 1877 года по сентябрь 1878 года в походе и делах против турок.

27. 17 апреля 1878 года Государь Император пожаловал Л.-Гв. Атаманскому Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полку права и преимущества Старой Гвардии.

28. 13 марта 1884 года Высочайше повелено Л.-Гв. Атаманскому Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полку иметь в Петербурге вместо двух эскадронов четыре, а два иметь на Дону на льготе.

29. Высочайшим приказом 18 марта 1891 года полку возвращены старинные казачьи наименования эскадронов — сотнями, ротмистров — есаулами, штабс-ротмистров — подъесаулами, поручиков — сотниками, корнетов — хорунжими, унтер-офицеров — урядниками и ефрейторов — приказными.

Содержание

ГЛАВА I. Прошлое донских казаков

ГЛАВА II. Основание Атаманского полка

ГЛАВА III. Первые походы

ГЛАВА IV. Атаманцы в Пруссии в 1807 г.

ГЛАВА V. Против турок в 1809 году

ГЛАВА VI. Атаманцы задерживают французов, наступающих к Москве

ГЛАВА VII. Атаманцы выгоняют французов из России

ГЛАВА VIII. Через Пруссию к французской границе

ГЛАВА IX. К стенам Парижа

Г Л АВА X. Пожалование полку георгиевских знамени и бунчука

ГЛАВА XI. Мирные годы

ГЛАВА XII. Казачий Наследника полк

ГЛАВА ХIII. Участие полка в войне с турками 1828 года

ГЛАВА XIV. Первая постройка мундирной одежды за счет казны

ГЛАВА XV. Против чумы

ГЛАВА XVI. На взбунтовавшихся поляков

ГЛАВА XVII. ‘За Варшаву 25 и 26 августа 1831’

ГЛАВА XVIII. Петербургская служба

ГЛАВА XIX. Служба в Варшаве

ГЛАВА XX. На охране Петербурга от английского флота

ГЛАВА XXI. Лейб-гвардии Атаманский полк

ГЛАВА XXII. Перед походом

ГЛАВА XXIII. Усмирение польского мятежа в 1863 году

ГЛАВА XXIV. Служба Казаков в Петербурге

ГЛАВА XXV. Сто лет Жизни полка

ГЛАВА XXVI. За свободу славян

ГЛАВА XXVII. Л.-Гв. Атаманский полк в полном составе в Турции

ГЛАВА XXVIII. Возвращение с войны

ГЛАВА XXIX. Тяжелые дни полицейской службы

ГЛАВА XXX. Л.-Гв. Атаманский полк в 4-х эскадронном составе на службе в Петербурге

ГЛАВА XXXI. Устройство полка

ГЛАВА XXXII. Отмена полицейско-разъездной службы

ГЛАВА XXXIII. С 1896-по 1900 годы

ГЛАВА XXXIV. Служба по новому уставу

Заключение

Командиры Л.-Гвардии Атаманского Его Императорского Высочества Государя Наследника полка с 1775 по 1900 год

Шефы Л.-Гв, Атаманского Его Императорского Высочества Государя Наследника полка

Прохождение службы Л.Гв. Атаманского Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полка

Атаманская памятка

Краткий очерк истории Л.-Гв. Атаманского Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полка

1775-1900

ГЛАВА I. Прошлое донских казаков

ГЛАВА II. Основание Атаманского полка

ГЛАВА III. Первые походы

ГЛАВА IV. Атаманцы в Пруссии в 1807 г.

ГЛАВА V. Против турок в 1809 году

ГЛАВА VI.

Атаманцы задерживают французов, наступающих к Москве

ГЛАВА VII.

Атаманцы выгоняют французов из России

ГЛАВА VIII. Через Пруссию к французской границе

ГЛАВА IX. К стенам Парижа

ГЛАВА X.

Пожалование полку георгиевских знамени и бунчука

10 июля 1815 года, г. Париж

ГЛАВА XI.

Мирные годы

ГЛАВА XII. Казачий Наследника полк

ГЛАВА XIII.

Участие полка в войне с турками 1828 года

ГЛАВА XIV. Первая постройка мундирной одежды за счет казны

ГЛАВА XV. Против чумы

ГЛАВА XVI. На взбунтовавшихся поляков

ГЛАВА XVII. ‘За Варшаву 25 и 26 августа 1831’

ГЛАВА XVIII. Петербургская служба

ГЛАВА XIX. Служба в Варшаве

ГЛАВА XX. На охране Петербурга от английского флота

ГЛАВА XXI. Лейб-Гвардии Атаманский полк

ГЛАВА XXII. Перед походом

ГЛАВА XXIV. Служба казаков в Петербурге

ГЛАВА XXV. Сто лет жизни полка

ГЛАВА XXVI. За свободу славян

ГЛАВА XXVII. Л.-Гв. Атаманский полк в полном составе в Турции

ГЛАВА XXVIII. Возвращение с войны

ГЛАВА XXIX. Тяжелые дни полицейской службы

ГЛАВА XXX. Л.-Гв. Атаманский полк в 4-хэскадронном составе на службе в Петербурге

ГЛАВА XXXI. Устройство полка

ГЛАВА XXXII. Отмена полицейско-разъездной службы

ГЛАВА XXXIII. С 1896 по 1900 годы

ГЛАВА XXXIV. Служба по новому уставу

Заключение

КОМАНДИРЫ

Л.-Гвардии Атаманского Его

Императорского Высочества Государя

Наследника полка с 1775 по 1900 год

ШЕФЫ

Л.-Гв. Атаманского Его Императорского Высочества Государя Наследника полка

Прохождение службы Л.-Гв.

Атаманского Его Императорского

Высочества Государя Наследника

Цесаревича полка

Содержание

Читайте также: