I.
I.
II.
II.
III.
III.
——————————————————
Армандо Палясио Вальдес, Шепелевич Лев Юлианович, Год: 1905
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Политические условия нации, без сомнения, оказывают влияние па популярность и распространение произведений литературы, преимущественно изящной, среди читателей других национальностей. При равенстве шансов английского, французского и русского писателя читают охотнее, нежели итальянского, австрийского и даже немецкого. Испанцу, португальцу, голландцу, шведу, румыну, сербу, болгару, чеху и поляку несравненно труднее завоевать себе положение на европейском писательском рынке, нежели принадлежащему к трем вышеназванным политически влиятельным народностям. Успех русского романа па западе зависит, следует прямо признать, столько же от силы таланта отдельных писателей, сколько и от политического могущества России. Что касается до Испании, то популярности ее писателей не способствуют ни внешние, ни внутренние условия страны. С потерей последних колоний погиб последний призрак политического могущества Испании. В международных отношениях Испания вынуждена терпеть всякие унижения. ее дипломатия играет внешнюю, показную роль. В более или менее спорных международных вопросах на Испанию обращают столько же внимания, сколько на Румынию и Сербию. Испанские колонии в европейских городах, за исключением Парижа, вообще малочисленны, находятся под влиянием французской культуры и не связаны с родиной глубокими духовными интересами.
Что касается до положения испанской литературу на полуострове, то оно во многих отношениях блестяще. Ряд талантов весьма крупной величины поражает своею своеобразною оригинальностью. Но вместе с тем эм таланты осуждены па невнимание и забвение критики и непостоянный успех у публики. Литературная критика—одно из слабых мест испанской культуры. Похвалы и поощрения расточаются испанской критикой с изумительной необоснованностью. Критики и читатели гоняются за модой, и всякое отсутствие новизны возбуждает разочарование и неудовольствие и оставляет в тени лиц, во всех отношениях достойных внимания. Это забвение критики, официальной и частной, не мешает писателю пользоваться успехом и популярностью и иметь многочисленных читателей на родине и вне ее.
Справедливые жалобы на публику и критику в Испании приходится слышать неоднократно. Однако с полным основанием имеют право, конечно, жаловаться немногие. На первом месте среди недостаточно возвышенных в общественном мнении писателей следует поставить Армандо Палясио Вальдес, автора многочисленных и, весьма разнообразных по содержанию романов, и повестей. Несмотря на продолжительную писательскую карьеру и широкий круг читателей, Вальдес не удостоился до настоящего времени ни одной сколько-нибудь содержательной испанской критической статьи, тогда как в Англии и Америке талант Вальдеса был отмечен и оценен критикой по достоинству. В Испании романы Вальдеса переиздавались неоднократно, существует н общее издание его сочинений, но такого громкого успеха, какой имеют менее заслуженные писатели, Вальдес не приобрел. Ниже мы увидим, что наиболее симпатичные и зрелые черты таланта Вальдеса в сущности тормозят его известность среди читающих кругов, воспитавшихся на иных образцах. Познакомимся с автором, читая его автобиографические признания и теоретические рассуждения как художника.
В предисловии к общему собранию сочинений Вальдес сознается, что, покинув университетскую скамью, он немедленно взялся за перо, предался литературным занятиям, нисколько не скрывая от себя, что избранный им путь не приведет ни к славе, ни к богатству. Испанская нация, утверждает Вальдес, относится безразлично, если не враждебно, ко всему, что касается чисто умственной, интеллектуальной и художественной деятельности. Место прекрасного заняло полезное. Дети поколения, в юности писавшего стихи и зачитывавшегося классическими поэтами, не расстаются с учебниками торгового и гражданского права. Вальдес не знает, идем ли мы этим путем к высокой цивилизации или к одичанию и упадку культуры?
Никто не сомневается, продолжает Вальдес, что изящная словесность имеет в Испании немногих приверженцев. Периодическая печать нередко превозносит слабые и даже ничтожные произведения, и тем проявляет свое безразличное и скептическое отношение к деятельности поэта и романиста.
В таком отношении печати и публики кроется много рокового для писателя — много и благоприятного. Публика не навязывает писателю своих вкусов и требований и относится безразлично и даже благожелательно ко всевозможным литературным опытам и комбинациям. Популярность писателя достигается в Испании самыми примитивными средствами: количеством произведений, нагромождением эффектов, вычурными описаниями, педантичным и архаистическим стилем. Некоторое шарлатанство необходимо, по мнению Вальдеса, для достижения в Испании писательской популярности.
Недоброжелательное отношение к писателю происходит и от посредственного уровня читающей среды, и от экстравагантности бездарных, стремящихся к популярности писателей. Любимой, пищей средней публики являются романы во вкусе французского натурализма, приравнивающие человека к животному, устанавливающие преобладание грубой физиологической точки зрения на окружающую нас жизнь.
Не без огорчения Вальдес замечает, что то, что зовется славой и даже большой известностью, для него недоступно. По его признанию, романы его имеют многочисленных читателей, но энтузиазма не возбуждают.
Весьма интересны признания романиста относительно пунктов, в которых он считает себя виноватым перед публикой.
Во-первых, Вальдес не может простить себе того, что так рано начал свою писательскую деятельность. Лишь в зрелом возрасте писатель может в совершенстве овладеть трудной техникой реалистического романа, ему необходимо выработать внутреннее равновесие. Далее романист сожалеет о дешевых эффектах, допущенных пм в некоторых произведениях, в угоду господствовавшим среди публики модным и фальшивым вкусам. Наконец Вальдес сожалеет, о том, что писал много. По справедливому его замечанию плодотворность автора зависит не от количества, а от качества ее произведений, и в этом смысле Лопе де Вега, со своими тысячами драм, менее плодовит, нежели Сервантес со своим ‘Дон-Кихотом’.
Изложенные автобиографические признания, дышащие прямотой и искренностью, интересно сопоставить с мыслями Вальдеса в трактате, предпосланном одному из романов, не вошедших в серию общего издания (Los majos de Cadiz).
Эти замечания предназначены для читателя, интересующегося теорией романа. Вальдес высказывает свои мысли не из тщеславия, не из желания оправдаться и главах критики (которая не особенно беспокоит в Испании писателей своим вниманием), а исключительно побуждаемый стремлением объяснить противоречие между его собственными вкусами и художественными тенденциями и существующими- в настоящее время направлениями литературы и искусства.
Вальдес удивляется современным потомкам Мольера, Рабле и Вольтера, приходящим в экстаз от произведений русских мистиков, потомкам Петрарки, Рафаэля и Тициана, восторгающимся произведениями Ибсена. Вальдес не может согласиться, что современные модные норвежские драмы лучше драм Шекспира, Кальдерона и Шиллера, что французские натуралистические романы столь же хороши, как произведении Лонга, Сервантеса и Гете, а декадентская живопись лучше Рубенса и Веласкеса.
Романист подходит к решению вопроса, почему некоторые периоды истории человечества оказываются весьма благоприятными для искусства, а наоборот, другие пе создают ничего достопримечательного? Положение, что искусство находится в прямой зависимости от материального благосостояния страны, Вальдес считает необоснованным. Действительно едва ли когда-либо в истории материальное благосостояние культурных классов общества было столь велико, как в Америке или в Англии, — искусство же в этих странах уступает европейскому и континентальному и несравненно ниже, например, баварского или испанского.
Падение искусства, по мнению Вальдеса, зависит от отсутствия здравых и уравновешенных направлений художественного творчества. Обращаясь к современным художникам, автор признает, у них, как и у писателей, отсутствие хорошего вкуса. В наше время столь же трудно найти человека с хорошим вкусом, как во время Гамлета в Дании честного. Причину этого Вальдес видит в отсутствии правильной школы у художников, в том, что преемственность художественного творчества подвергается резким перерывам и в стремлении художника создать не совершенные, а оригинальные произведения. Для всех поэтов античного мира Гомер был наставником и источником вдохновения. Эсхил, Пиндар, Софокл и Еврипид признаются, что существуют лишь благодаря крупицам, уделяемым великим Гомером, Вергилия вдохновляет муза творца Илиады, Софокл почерпает вдохновение у Эсхила.
Ныне, замечает Вальдес, всякий стремится к оригинальности. Никто не думает, как бы работать хорошо, а лишь как бы не походить на другого. Что касается до публики, то она поддерживает это стремление: существует спрос не на хорошие, а на эффектные по новизне произведения, часто переходящие границы естественности.
Вальдес отводит несколько интересных страниц рассмотрению вопроса о задачах и значении романа. Вполне верно романист замечает, что роман, по существу располагающий самыми широкими техническими средствами, соприкасающийся с областями эпоса, драмы и лирики, должен прежде всего интересовать п развлекать читателя. Главным средством для достижения этой цели должно служить вдумчивое и серьезное отношение в сюжету. Чтобы достигнуть в своей области совершенства, читатель должен много работать и много размышлять. Романист должен стремиться к гармонии, равновесию, па которых зиждется истинная красота.
Произведения мистиков, символистов, декадентов, модные в течение непродолжительного времени, погибают бесследно, а произведения гармоничные п продуманные в деталях существуют многие века.
Эту внутреннюю гармонию, необходимую для романа, не следует смешивать с простотой композиции. Романист может растянуть фабулу, развить эпизод, — конечно, не в ущерб общему ходу действия. Необходимо обнаружить и сделать понятною тесную связь, существующую между человеком и его окружающей природой. Лучшим образцом в этом смысле является: ‘Дон-Кихот’.
Вальдес считает романистов латинской расы более способными к цельному, гармоничному повествованию, нежели германских п славянских. Он остроумно сопоставляет ‘Записки из Мертвого дома’ Достоевского и ‘Мои темницы’ Сильвия Пеллико. На стороне Достоевского глубина, сила таланта и изобразительности, но Пеллико пишет живее, уравновешеннее и понятнее.
По мнению Вальдеса, автор должен избегать слишком растянутого изображения. Популярности литературного произведения вредит между прочим и слишком большой его объем. Человечество обладает таким количеством высокохудожественных произведений, что читателю приходится беречь свое время. Что касается до выбора тем романов, то, по верному утверждению Вальдеса, все темы следует считать одинаково пригодными. Искусство не должно знать ограничений. Некоторым заурядным писателям удавалось, благодаря удачно выбранной и законченной теме, создать произведения близкие к совершенству, выделяющиеся среди массы их собственных п слабых и заурядных.
Далее, одна и та же тема может быть обработана различными авторами с большим или меньшим совершенством. Вальдес считает погоню современных писателей за оригинальными темами ненужной — и даже вредной для искусства: Шекспир, обработавший с бесподобным совершенством целый ряд старых драм и мотивов, может служить ярким примером, что не новизна сюжета нужна гению. Чтобы возместить истинный талант и трудолюбие, современный писатель прибегает к специальным техническим приемам. Среди них особенно видную роль играет то, что Вальдес называет термином аккумуляция. Этот прием сводится в умышленному сгущению красок писателем при изображении им того пли другого типа или сословия, чтобы вызвать в читателе соответствующее впечатление. Такой прием находится в противоречии с действительною жизнью, не представляющей таких комбинаций. Вальдес приводит примеры аккумуляции в многочисленных французских романах, а из русских писателей указывает на Толстого с его ‘Властью тьмы’ и ‘Крейцеровой сонатой’.
Далее Вальдес замечает, что современному романисту во многих случаях мешает погоня за новизной сюжета. Писатель должен жить современными интересами — в противном случае ему не завоевать симпатий читателей.
Но современные темы в сущности важны и интересны лишь тогда, когда касаются элементов издавна исторически сложившихся и определившихся. Прежде чем появилась Селестина, существовали тысячи сводниц и обманутых девушек. Пастушеские романы, комедии, плащи и шпаги существовали одно и много два поколения, так как касались интересов немногочисленного сословия, интересов к тому же не оссобенно существенных.
Вальдес переходит к интересному вопросу о правдоподобии романа. Стремление. к правдоподобию переходит у иных романистов в крайность и заставляет их делать пренужные, иногда специально научные экскурсы. От романиста требуют энциклопедических знаний, тогда как, по верному наблюдению Вальдеса, многим великим поэтам недоставало специальных знаний. Даже некоторые великие живописцы, вроде Рубенса, не всегда имели натуру перед глазами: так на некоторых картинах Рубенса освещение представлено с двух сторон — очевидно в полном противоречии с действительностью. Можно писать по памяти, если воображение достаточно ярко, и так не только писали великие живописцы, но сочиняли и великие поэты, каковы Шекспир и Сервантес.
Заслугой современного романа Вальдес считает ограничение рассуждений. По мнению Вальдеса, философская идея должна явиться в сознании читателя, независимо от автора, на основании изложения событий и характерен.
Положительной стороной современного романа является, по Вальдесу, тесная связь человека с окружающей его природой. В этом отношении Флобер занимает первое место. В описаниях природы следует избегать длиннот и не забегать в область живописи. Для достижения гармонии частей и целого Вальдес рекомендует обращаться к греческим образцам. ‘Дафнис и Хлоэ’ он считает лучшим.
В заключительных строках Вальдес утешает себя соображением, что рано или поздно человечество вернется к забытым полным гармонии греческим образцам. Оно устанет от чтения экстравагантных и запутанных современных произведений.
Писательская деятельность Армандо Палясио — Вальдеса весьма разнообразна. Перед нами девять довольно объемистых томов собрания его сочинений, в которое не вошло почти столько же отдельно изданных книг. Уже первое чтение сочинений Вальдеса убеждает вас, что мы имеем дело с весьма разносторонним талантом, одинаково хорошо знакомым с разнообразными проявлениями жизни современного ему общества, провинциального и столичного, городского п деревенского. Вальдесу одинаково близки интересы моряка, земледельца, помещика рыбака, богатого буржуа н нищего простолюдина. Романист прекрасно знает столичную жизнь и жизнь нескольких провинций. Мадридское общество выведено у него в лице самих разнообразных представителей, жизнь Астурии, Валенсии, Андалузии и других, прекрасно изучена Вальдесом. Кроме романов, объективно-правдиво рисующих жизнь известных слоев общества, мы находим у Вальдеса несколько повестей, заведомо написанных на известные темы, разрешающие те или иные модные вопросы. Эти романы сам Вальдес считает слабыми и делает относительно их оговорки. Если бы состояние испанского общества предполагалось известным читателям, мы могли бы ограничиться характеристикой писательских приемов Вальдеса, насколько они интересны и оригинальны. Но так, как и реальное содержание романов Вальдеса, отражающее жизнь, нам незнакомую и чуждую, притом весьма яркую и привлекательную, почти неизвестно русскому читателю, то мы считаем необходимым заглянуть в фактическое содержание романов Вальдеса.
Первый том сочинений Вальдеса озаглавлен ‘Идиллия Больного’. Сюжет романа незамысловатый, но обработанный весьма искусно. Вальдес заставляет больного и истощенного городской безалаберной жизнью поселиться в прелестном, мирном сельском уголке. В общении с природой юноша не только расцвел физически, но и заполнил свое утомленное дешевыми победами сердце искренней любовью к прелестной девушке, платившей ему полной взаимностью. Идиллия кончается весьма плачевно: малодушный юноша бросает свою возлюбленную, не найдя в себе достаточно силы, чтобы жениться на ней, и возвращается к безалаберной и нелепой жизни, вскоре он вновь, и на этот раз окончательно, расстраивает свое здоровье. Бедная девушка чахнет, преследуемая своими жестокими и грубыми родными.
Такова несложная фабула рассматриваемого романа Вальдеса. Автор не только сумел заинтересовать читателя малозначительной фигурой своего героя, но, кроме того, поставил на ноги ряд живых п типичных персонажей. Таковы: героиня романа Роза, ее отец и дядя, священник (дядя Андрея, героя романа), семинаристы, экономка и несколько других второстепенных лиц. Бедная Роза окружена типичной крестьянской семьей. Отец бил ее нещадно, желая заставить ее выйти замуж за своего брата-ростовщика, составившего себе в Америке состояние и пустившего брата по миру после отказа Розы. Дядя Андрея — типичный приходский священник, здоровый физически и нравственно убежденный карлист, воинственных наклонностей и доброй души, любимый прихожанами за неприжимистость и отсутствие сребролюбия, любящий племянника, но не оправдывающий его слабостей. Семинарист — типичный бурсак, мастер выпить и поухаживать за девицами, хитрый, пронырливый и плотоядный, откладывает свое исправление до положения в сан, но читатель плохо верит в это исправление.
Добродушная, крикливая и правдивая экономка священника, играющая видную роль в приходе, подкупает своею грубою искренностью и прямотой в свою пользу. Все эти лица и другие менее важные составляют особый мирок, привлекательный и интересный для того, кто не предъявляет к жизни слишком больших требований. Если к этому прибавить очарование неподражаемо описанного горного пейзажа, понятным станет то очарование, в которое приводит читателя роман Вальдеса. Что касается до впечатления, производимого как некоторыми эпизодами, так и сюжетом романа, то хотя автор стремится лишь к простому объективно-спокойному изложению — многие сцены глубоко действуют на читателя. Сравните, например, сцену ликвидации скота у бедного арендатора, отчаяние его семьи, расстающейся с любимыми животными. Сравните сцену столкновения беззаветно любящей Розы со своим твердым и непреклонным отцом, трогательное спокойствие, с которым Роза переносит побои и обиды отца из-за призрака своей любви. Прекрасны описания сельской церкви, проповеди, разговоры неугомонного священника со столь же неугомонной экономкой. Здесь вы встретитесь с искренним и блестящим юмором.
Психология индивидуумов сравнительно слабо очерчена в этом романе у Вальдеса, темпераменты и темы выбрана неглубокие. Пробелы этого рода Вальдес восполняет в других романах, особенно же удачно во 2-м томе его сочинений: ‘Marta у Maria’, где изображены два женские характера, противоположные друг другу. С необыкновенным мастерством Вальдес изобразил в одной из девушек процесс постепенного перехода от обыкновенной религиозности к крайнему мистицизму, выразившемуся в разнообразных проявлениях, от дел неумеренной благотворительности и истязания плоти до вмешательства в политику — перехода в партию карлистов, защищающую права законного якобы претендента на престол. Мария — так звали фанатически-религиозную девушку—обладала чувствительным и даже чувственным темпераментом, любила музыку и пение и была вначале предана лишь религиозной обрядности, мало-по-малу под ‘ влиянием духовника и монахинь она стала впадать в аскетизм в мистицизм и искала подвигов благочестия. Считая себя невестой Христа, она мало-помалу порвала все связи со своим женихом, достойным во всех отношениях человеком, и даже ближайшими членами семьи, фанатичная среда, поощряя самолюбие и религиозное рвение Марии, успела убедить, что для полного спасения ей необходимо принять монашеский сап, что она и исполнила.
В высокой степени увлекательна та последовательность, не знающая ни резких переходов, ни даже естественных аффектов, с которой романист следит вместе с читателем за процессом исподволь развивающегося прозелитизма в душе богато одаренной девушки, Нам понятна медленная агония этой юной души и ее окончательная смерть для всего, что составляет содержание жизни и ее радости. Развитие роковой мистической страсти у Марии представлено Вальдесом столь последовательно, логично н естественно, что мы в конце романа убеждаемся, что эта недалекая, но талантливая, чувственная и самолюбивая девушка, мечтающая о покорном геройстве, должна прийти именно к такому концу.
Искусство техники Вальдеса сказалось в том, что, поставив рядом с Марией ее сестру Марту, он не стремился к дешевым эффектам контраста, а изобразил вполне согласно с внутренней правдой прекрасную душу девушки, полную женственности, простоты н искренности. Марта любила жениха своей сестры сначала неразвитым чувством ребенка, относясь к нему, как будущему брату, потом, по мере охлаждения к нему Марии, привязывалась к Ричарду все более и более, не отдавая себе отчета в характере чувства. Нравственная опрятность Вальдеса сказалась между прочим и в том, что обе сестры далеки от каких-либо чувств ревности друг к другу, и Марта лишь тогда предается своему чувству, когда жених Марии оказывается свободным.
Роман преисполнен сцен, дышащих жизнью, знакомит нас с рядом типичных и интересных персонажей. Вальдес с одинаковым, совершенством описывает уличную сцену, проделки мальчишек, как и вечера в аристократическом провинциальном доме, немногими, по умелыми чертами оп рисует нам типичные особенности представителей различных сословий. Далекий от идеализировании своих героев, Вальдес умело отмечает их существенные достоинства и недостатки. Марта, например, при ввей своей привлекательности, девушка, привязанная исключительно к земным благам, понимающая жизнь не по возрасту зрело, практичная и сметливая. Мария, при всем своем мистицизме, самолюбива и честолюбива, весьма своеобразно проявляет эти качества и, при всех своих подвигах благотворительности, малочувствительная и неучастливая к страданиям ближних женщина. Общий тон романа — довольно серый и будничный. Преобладают люди посредственные и недалекого ума, но хорошие и порядочные. В романе, как и в авторе, видно отвращение ко всему лживому н неестественному, к тем трагическим положениям, в которые вовлекают людей ханжество и неуравновешенная, часто лицемерная религиозность. Но автор не негодует и не проповедует, он живописует, и в этом объективизме художника его главнейшая заслуга.
Не меньшую зрелость таланта проявил Вальдес в следующем своем романе: El senorito Octavio. Избрав весьма заурядного юношу, единственного сына богатых провинциалов, героем романа, Вальдес, пользуясь весьма простой интригой, показал нам запутанные, иногда сложные отношения, существующие в небольшом провинциальном обществе. Заставив Октавио влюбиться в прелестную, по нелюбимую и загнанную мужем графиню, Вальдес сумел последовательно и наглядно показать, как бессмысленная жестокость мужа заставила честную женщину броситься в объятия обожавшего ее управляющего.
Бедный Октавио, пренебрегший, из-за графини лучшими партиями, слишком поздно узнал, кто его счастливый соперник. Пылая жаждой мести, он написал графу анонимное письмо, и, желая исправить свой низкий поступок, поспешил предупредить графиню. Но было слишком поздно: на случайном свидании пуля ревнивого графа, считавшего юношу, виновником своего позора, убила его па месте.
Несложная, но и незаурядная фабула романа дает повод Вальдесу развернуть перед нами целую картину жизни довольно интересного, хотя неглубокого общества. Не насилуя событий, автор развивает их в логической последовательности. Нам понятен и нас не удивляет трагический конец безвременно погибшего юноши. Нам понятно, что ничтожество, пошлые измены и беспощадная жестокость графа должны были рано пли поздно заставить графиню искать поддержки у человека необразованного и грубого, но сильного и ее любящего. Нам понятна и глубокая жалость, какую чувствует благородная женщина к Октавио, чувство виноватости, ею испытываемое.
Мы не будем распространяться об этом романе не потому, что он лишен выдающихся достоинств, а лишь в виду, его сравнительно небольшой оригинальности. Аналогичные достоинства и более крупные мы находим и в других произведениях Вальдеса.
‘Сестра Сан-Сумпицио‘ — один из самых красивых и грациозных романов Вальдеса. Героиня этого романа украшает собою галерею женских типов, созданных весьма удачно Вальдесом. Сестра Сан-Сульпицио — молоденькая, живая и остроумная андалузка, которую мать и опекун стремятся заточить в монастырь, чтобы воспользоваться ее громадным состоянием. Герой романа — неглупый и практичный астуриец, влюбленный в юную белицу, себе на уме, столько же дорожащий особой, сколько и состоянием возлюбленной. Внешний интерес романа заключается в том, что молодые люди постепенно и настойчиво преодолевают все преграды, лежащие на их пути. Хитрости и уловки, в роде принятия молодым человеком па себя роли убежденного карлиста, приводят к желанной цели. Внутренний интерес повести заключается в необыкновенной правдивости описаний, рельефности персонажей, живости и меткости характеристик. Особенно грациозной вышла фигура молодой девушки, нежной и игривой, находчивой и остроумной, полной женственности, доброты, а вместе с тем упрямства, изобретательности и даже хитрости. Вы видите пред собою эту веселую андалузскую красавицу и удивляетесь щедрости столь богато одарившей ее природы. Жизнь различных слоев общества испанской провинции становится вам попятной, равным образом вы легко усваиваете все тонкие различия психического уклада жителей различных областей Испании. Прибавьте в этому яркий юмор, веселую шутку, элемент народного говора и песни, бесподобный южный пейзаж — и вы поймете, почему этот роман, не будучи ни ‘стильным’, ни тенденциозным, не выводящий на сцену глубоких и сложных характеров, интересных положений, подкупает в свою пользу и очаровывает читателя при первом чтении, и очарование это усугубляется при вторичном.
Те же достоинства, может быть, еще большие, могут быть отмечены в двух крупных романах Вальдеса, связанных между собою единством фабулы: ‘Riverita‘ и ‘Maximina‘.
В первом мы знакомимся с жизнью мальчика, жизнью юноши и мужа из знатной или полузнатной среды мадридского общества. Весьма искусно Вальдес вместе с читателем следит за всеми шагами своего героя, начиная с отрочества и кончая зрелым периодом, когда разбиты всякие надежды, он рисует нам в малейших подробностях и картину его домашнего и школьного воспитания, ряд воспитателей Ривериты, университетское учение, отношения в различным общественным группам и частным людям, далее романист рисует трогательную идиллию супружеской жизни Ривериты с прекрасной, целомудренной, чистой и кроткой девушкой из народа. Максимина заставляет читатели переживать вместе со своим любимцем целый ряд жизненных испытаний и катастроф и покидает его еще молодым, но столь огорченным и угнетенным, что в его безотрадном одиночестве, после смерти любимой жены и имущественного разорения, смерть явилась бы желанной гостьей. Прощаясь с книгами Вальдеса, мы убеждены, что видели настоящую жизнь, иногда веселую, а чаще печальную, ничем неокрашенную, изображенную ровно п беспристрастно кистью истинного художника, без проблеска авторского пессимизма.
Не менее блестяще изображена в VII томе картина аристократической мадридской жизни в романе ‘Espuma‘. Главное внимание читателя приковывается прекрасной аристократкой Клементиной, дочерью вновь испеченного герцога из финансовых тузов, вышедшей замуж за умного мота и волокиту и заполняющей свою жизнь, кроме балов и приемов, и любовной интригой. По странному капризу судьбы Клементина столкнулась с незрелым юношей, вдумчивым ученым и философом, круглым сиротой, полюбившим ее первою лихорадочно пылкою и болезненною любовью.
Для Клементины новая связь была минутным развлечением, для юноши — жизненным вопросом. Разрыв стоил ему счастья целой жизни.
Кроме главных действующих лиц, Вальдес особенно удачно изобразил следующих лиц: отца Клементины, его жену и куртизанку Ампаро. В лице отца героини вы видите типичного представителя современной плутократии, считающего все средства дозволенными для достижения цели, прибегающего к обману на всяком шагу, не гнушающегося, несмотря на герцогский сан, унизительной связью с красивой, но низкопробной авантюристкой. Исчерпав всю бездну низости и обмана, герцог кончает тупым идиотизмом. Жена герцога — почтенная добродетельная женщина, вечно больная, не в меру доверчиво относящаяся к мужу, души не чающая в своей приемной дочери Клементине, изображена романистом правдиво и с симпатией. Красивая куртизанка Ампаро, умело и нагло эксплуатирующая герцога, возбуждающая страсть своим прекрасным телом у представителей золотой и слабовольной молодежи, нарисована. Вальдесом во весь рост, с грубыми чертами простой и дикой души, помещенной в прекрасном теле.
В романе вы видите всестороннюю картину высшего родовитого и финансового общества в Мадриде, с его мишурным внешним блеском, отсутствием умственных и этических интересов и безотрадным самовлюбленным эгоизмом. Вы видите космополитическое по существу общество, которому чужды какие-либо общегражданские или государственные интересы. Вальдес знакомит нас со своеобразными операциями промышленных и финансовых сфер, с грубой эксплуатацией государства и оказывается прекрасным знатоком особенностей биржевой и промышленной игры. Заглавие романа (Espuma — Пена) вполне оправдывает его содержание. Жизнь общества, здесь выводимого, представляет собою блестящую и красивую, но бессодержательную, легковесную и безвкусную пену. К пене можно приравнять и чувства, питаемые этим бессодержательным обществом.
Восьмой том общего собрания сочинений Вальдеса заключает две небольшие новеллы и пространную повесть из быта рыбаков (‘Хозе‘). Талант Вальдеса и здесь обнаружил все свои блестящие дарования и даже превзошел ожидания читателя. ‘ Хозе‘ вызывает не только эпический, но и драматический интерес. Изображена жизнь небольшого приморского городка в Астурии, жизнь убогих рыболовов и промышленников и нескольких захудалых идальго. Однообразие серой жизни нарушается или особенно удачными для рыбаков днями, или страшными, опустошительными морскими ураганами и бурями. Бедный рыбак Хозе несколько лет копит деньги для приобретения баркаса, которое сделает его самостоятельным предпринимателем. Приобретение самостоятельности поведет за собою брак с прелестной горячо любимой девушкой, которой судьба дала, как и Хозе, как будто для контраста, злую, алчную, хитрую и жестокую мать. Счастье кажется Хозе близким и возможным, но его будущая теща одним ударом уничтожает все надежды влюбленной четы, мечтая выдать свою дочь Элису за идиотичного, по зажиточнаго парня. Злая женщина подсказывает этому претенденту идею — уничтожить барку Хозе. Пользуясь бурей, идиот без труда успевает выполнить свою жестокую затею. Хозе лишается всех надежд и вновь поступает в батраки. Но помощь ему приходит неожиданно, от лица на которое он менее всего полагался. В селении проживал обедневший идальго Фернандо Мериа, последний представитель своего рода, единственным достоянием которого было полуразвалившееся дворянское гнездо. Случайно узнав о горе Хозе, неоднократно ему помогавшего с соблюдением уточенной вежливости, которой требовал идальго, дон Фернандо решается прибегнуть к последнему ресурсу: оп продает свой дом под фабрику, большую часть вырученной суммы ссужает Хозе, а на остальное живет впроголодь, пока не умрет голодною смертью. Аристократическая спесь этого нищего идальго, его золотое сердце, его отношения к Хозе придают роману Вальдеса столь же трагический характер, как и некоторые моменты отношений Дон-Кихота к Санчо Пансе романа Сервантеса. Благородная жертва дона Фернандо позволяет молодым людям соединиться счастливыми узами брака. От романа веет суровостью сельской жизни, смягченной немногими проблесками высоких и благородных чувств.
Таковы любовные чувства Элисы и Хозе, таковы, в особенности, порывы несчастного, живущего в мире иллюзий дона Фернандо. Автор оказался тонким знатоком простонародной, в частности рыбацкой жизни, п неподражаемым описателем красот моря. С этими его качествами мы еще встретимся.
В романе ‘El cuarto poder‘ Вальдес опять переносит нас в область буржуазного семейного романа. Опять перед нами проходит вереницей ряд ярко, во весь рост написанных персонажей в стиле, напоминающем Флобера. В романе звучит болезненная и печальная пота: мы присутствуем при крушении всех жизненных надежд двух молодых существ. Вполне обеспеченный материально юноша делается по собственному выбору женихом достойной, но некрасивой девушки Сецилии. Младшая ее сестра, красавица собою, но жестокая и эгоистичная кокетка, увлекает жениха сестры и расстраивает ее счастье. Сделавшись женою, она отравляет своим капризным, эгоистичным и своенравным характером существование мужа, и подвергши его унижениям всякого рода, в конце концов, пошло изменяет ему. Бедная Сецилия вынуждена быть безмолвной свидетельницей страданий человека, которого она не перестает любить. Сецилия вынуждена пережить и смерть этого своего первого и единственного жениха, не вынесшего тяжелой и унизительной борьбы.
С романом ‘El cuarto poder‘ мы прощаемся с общим собранием сочинений Вальдеса. Несколько романов, вне этой серии стоящих, мало отличаются, по основным приемам, от вышеизложенных. Но художественным достоинствам они не уступают пересказанным и даже их превосходят, Таковы ‘El Maestrante‘, ‘La Allegria del capitan Ribot‘, ‘Los Majos de Cadiz‘. В особую группу я выделяю романы ‘La FИ‘ и ‘El Origen del Pensamiento‘.
Я не без основания соединил три названных романа в одну группу. Содержание их объединяется большой глубиной драматического интереса и прекрасными центральными фигурами, в психической организаций заключающими много общего. Это — в высшей степени гуманные, мягкие, сосредоточенные и полные самоотречения натуры, которым недостает предприимчивости и энергии, и которые поэтому оказываются бессильными в борьбе, Таков знатный и молодой граф в ‘El Maestrante‘, не имевший энергии своевременно порвать старую связь с замужней женщиной и обрекающий своего ребенка на бесконечные пытки мстительной матери-любовницы, вымещающей свою злобу и ревность па несчастном юном существе. Жалость и привязанность к ребенку заставили графа отказаться от перспективы брака с прелестной, горячо его издавна любившей вдовой, но уже было поздно: несчастный ребенок не вынес жестоких пыток и отошел в лучшую жизнь. Много сходства с натурой графа имеет капитан Рибо, простой и честный моряк, влюбленный в молодую женщину, жену своего друга, настолько мягкий и деликатный, что когда друг умер, оставив семью разоренной, Рибо не хотел п думать о браке со вдовой, свято хранившей память покойника, а лишь сделался опекуном и благодетелем ее дочери, передав малютке все свое состояние.
В романе ‘Los Majos de Cadiz‘ небогатый молодой дворянин Уода влюблен в очаровательную трактирщицу, грубо-обманываемую и оскорбляемую своим сожителем с низменными и грубыми инстинктами. Благородство души этих действующих лиц освещает печальную картину общественных отношений, раскрываемую Вальдесом, и согревает читателя равномерным и благодатным теплом. Такие натуры придают привлекательность вашей вообще серой жизни и концентрируют вокруг себя менее богато одаренных людей.
Что касается до сюжета трех романов, о которых идет речь, то они весьма разнообразны. В одном изображена близко к совершенству жизнь моряков южного побережья со всеми положительными и отрицательными сторонами, в другом нарисована-жизнь провинциального великосветского и торгового класса, раскрыты сокровенные семейные тайны, глубоко спрятанные под невозмутимой па первый взгляд поверхностью. На каждом шагу вы видите зрелого мастера, опытную руку истинного художника.
Я выделяю в особую группу два романа Вальдеса, отражающие два противоположных фазиса эволюции его авторских убеждений ‘La FИ‘ и ‘El Origen del Pensamiento‘. В романе как свидетельствует само заглавие, Вальдес касается проявлений неумеренного религиозного рвения и выводит двух типичных представителей неумеренной религиозности, тип положительный — в лице благочестивого священника и отрицательный — фанатичной до изуверства девушки. Симпатии Вальдеса на стороне благородного священника, романист относится скептически к проявлениям крайней религиозности и ханжеству, усматривая чувственную и даже низменную подкладку в этих проявлениях. Романист, очевидно, впадает в крайность, останавливаясь на ряде явлений, не могущих считаться типичными. В подобную же крайность впадает Вальдес в ‘El Origen del Pensamiento‘, где он беспощадно казнит дилетантски-позитивное отношение к научным вопросам. Любознательный исследователь, не прошедший никакой правильной школы, ищет источника мысли, сначала в мозгу обезьяны, потом, почти окончательно лишившись рассудка, едва не скальпирует своего внука, думая найти в мозгу ребенка искомый источник. Само собою разумеется, что его заключают в дом умалишенных. Сатира Вальдеса на научное дилетантство и позитивизм не может считаться удачной уже потому, что подобные увлечения наукой весьма редки в Испании, к тому же мы имели дело с исключительным случаем.
Мелкие новеллы Вальдеса, вообще мастерски написанные, заключают много верных замечаний п наблюдений (например, относительно положения в Испании литератора и роли литературы). Попытаемся подойти в заключительных замечаниях к стилю Вальдеса и особенностям его техники.
Технические средства Вальдеса, как романиста, весьма сложны и часто оригинальны. Останавливаясь по преимуществу на явлениях обыденной жизни, жизни толпы, в противоположность ‘героям’, Вальдес должен был обладать не малой долей таланта, чтобы не оказаться банальным или скучным. Его спасает то, что погубило бы французского и всякого другого романиста: материал его наблюдений—общество, в котором идеализм мысли и чувства имеет адептов во всех слоях общества. Подражая во многом Флоберу, стремясь, подобно последнему, в мастерскому воспроизведению буржуазной среды, Вальдес имел дело с людьми, несравненно выше стоящими по нравственному уровню тех буржуа, которых наблюдали Флобер и Мопассан. Испанское общество до настоящего времени сохранило черты рыцарства, показного и искреннего благородства и ряд других черт, вполне неизвестных соотечественникам Флобера. Отсюда происходит, что романы Вальдеса, даже там, где он старается иметь дело с людьми вульгарными, подкупают вас чертами высокого душевного идеализма одного или нескольких лиц, взятых из жизни. Этот-то своеобразный испанский идеализм, отражающийся в романах Вальдеса, делает их привлекательными и оригинальными.
Другая особенность романов Вальдеса должна быть подчеркнута особенно резко: в высокой степени объективное, ровное изложение. Художник всюду владеет собою и не навязывает своих симпатий и антипатий. И привлекательное, и отталкивающее отделано у него с одинаковым совершенством. Замечательна способность Вальдеса индивидуализировать личности и явления, не лишая их и черт типичности. Все персонажи Вальдеса живут, при значительном сходстве, своей собственной, личной жизнью, смешивать их нет возможности. Это богатство персонажей и их типичность придают романам Вальдеса необыкновенное разнообразие. Правда, ему не удалось до сих пор создать универсальный пли даже национальный тип, но с подобными требованиями, оправдываемыми один раз в несколько столетий, нельзя подходить к современному писателю. Все, созданное Вальдесом, дает нам право видеть в его романах жизнь, ему прекрасно знакомую, нам современную, воспроизведенную просто и художественно, с необыкновенным талантом создавать индивидуальные и живые персонажи. Знакомство с романами Вальдеса убедило пас, что ни один сколько-нибудь значительный уголок современной общественной социальной жизни не обойден пытливым вниманием Вальдеса.
Финансовые тузы, родовитая аристократия, искатели легкой наживы, парламентские деятели, чиновники, купцы, ремесленники, горожане, духовные, педагоги, светские женщины, наивные молодые девушки, религиозные фанатики, земледельцы, рыбаки, священники, миряне, военные, трактирщики и трактирщицы — все вереницей проходит перед нами и притом так, что их пи в коем случае нельзя забыть или смешать с другими, аналогичными типами. Сознательно или бессознательно Вальдес следует наставлениям Флобера: ‘Когда вы проходите, — говаривал Флобер, — мимо пирожника, сидящего у дверей, мимо швейцара, курящего трубку, мимо биржи извозчиков, покажите мне, при посредстве умелого описания, в этом пирожнике, в этом швейцаре, в их позе, внешности их нравственную природу, чтобы я не мог смешать их с другим пирожником или другим швейцаром, и заставьте меня попять, одним удачным словом, чем лошадь одного фиакра не походит на пятьдесят других, следующих за ней и ей предшествующих’.
Нужно ли говорить, что такой зрелый художник, как Вальдес, умеет чувствовать прелести природы и воспроизводить образными словами ее красоты? Описания Вальдеса вообще отличаются краткостью и умелым подбором красок. Особенно силен он в описании морских и горных пейзажей. Приведу два примера.
‘Солнце клонилось к закату. Голубой свод, окрашенный па западе пурпуром, заметно бледнея па зените, рассыпался мало-помалу золотыми зернами, пока не исчез в чудном и сладком розовом сиянии.
Великий океан пылал, воспринимая в свое лоно с таинственным трепетом солнечный диск, громадный, красный, сияющий’.
‘Пейзаж становился все более и более суровым. Долина превратилась в ущелье, где очень бурный и прозрачный поток протекал между узкими, по очень красивыми пастбищами. Местами ущелье расширялось, местами оно суживалось в узкий проход, па подобие горла, где только и места было для дороги и речки.
Последняя, по мере того, как подходили к ее истокам, теряла в обилии воды, но много выигрывала в свежести и красоте, делалась более живой, звучной и прозрачной. Большие желтые камни, составлявшие ложе реки, позволяли видеть всю чистоту ее и даже в самых глубоких местах, образовавшихся у обрыва скал, открывали глазам все тайны дна. Горы отвесно поднимались временами над рекой, они были белы и украшались пышными зубцами, между которыми проглядывала небесная лазурь. Мох образовывал по склонам большие пилястры, темная зелень которых весело отражалась на белизне скал. Многочисленные кустарники, а иногда и деревья пускали корни в расселины и казались прикрепленными в причудливых положениях над рекой’.
Я полагаю, что из вышеизложенного вполне удовлетворительно уяснилось мое мнение о Вальдесе, как об очень талантливом и разностороннем романисте, недостаточно оцененном и в своем отечестве, и вне его. Остается лишний раз пожалеть о том, что испанская литература и язык так мало нам известны, и что наши толстые журналы, постоянно нуждающиеся в переводном беллетристическом материале, игнорируют родину Сервантеса.
Источник текста: Лев Шепелевич. Историко-литературные этюды. Серия II. — С.-Петербург: типография Стасюлевича, 1905. С. 117—144.