СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ПОКОЙНОЙ МАРІИ НИКОЛАЕВНЫ ВЕРНАДСКОЙ,
урожд. Шигаевой.
СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ПОКОЙНОЙ МАРІИ НИКОЛАЕВНЫ ВЕРНАДСКОЙ,
урожд. Шигаевой.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1862.
АРИСТОКРАТИЧЕСКІЙ ТРУДЪ.
АРИСТОКРАТИЧЕСКІЙ ТРУДЪ.
Аристократический труд, Вернадская Мария Николаевна, Год: 1858
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Не мсто краситъ человка, а человкъ краситъ мсто. Точно также можно сказать: что не дло унижаетъ человка, а человкъ унижаетъ дло. Если взглянуть безъ всякаго предубжденія на какой-нибудь трудъ, честный, и добросовстно исполненный, то всякій трудъ, всякое занятіе можетъ быть почтенно. Наврно никто не станетъ отвергать, что раздленіе труда — великая сила, что, благодаря этой сил, постоянно увеличивается наше богатство и матеріальное, и нравственное, но почему же одинъ отдлъ труда считается почтеннымъ, а другой считается унизительнымъ? Не всякій ли честный трудъ одинаково необходимъ? Отчего же происходитъ этотъ, если можно такъ выразиться, аристократизмъ и демократизмъ труда? Конечно, грудъ умственный безспорно стоитъ выше труда ручнаго, но если вникнуть въ этотъ вопросъ внимательно, то должно сознаться, что трудно рзко отличить умственный трудъ отъ труда ручнаго. Всякій человкъ большею частію работаетъ и головой и руками. Человкъ можетъ прожить и безъ рукъ, пока голова на плечахъ, по безрукій все-таки калка. Точно также, какъ для одного человка, такъ и для цлаго общества, руки необходимы. Представимъ себ за минуту общество, гд много головъ, а рукъ нтъ, наврядъ ли такое общество можетъ быть въ цвтущемъ положеніи. Если-же согласиться, что руки, а слдственно и ручной трудъ, необходимы для блага общаго, то за что не уважать ихъ? За что съ презрніемъ сталкивать ихъ на послднія ступени общественной лстницы? Ученый пишетъ сочиненіе (если онъ не диктуетъ, а пишетъ самъ), то, кром головы, работаютъ и руки, художникъ пишетъ картину — онъ тоже работаетъ руками, наконецъ чиновникъ приготовляетъ къ докладу какую-нибудь бумагу,— онъ длаетъ свои отмтки все же руками, ужь не говоря о канцелярскихъ чиновникахъ, которые почти исключительно работаютъ руками. Между тмъ однако вс приведенныя занятія принадлежатъ къ роду аристократическому, которыми, говорятъ, не стыдно заниматься порядочному человку. Возьмемъ теперь занятія демократическія, недоступныя порядочнымъ людямъ. Это — вс ремесла, хлбопашество и домашняя служба.
Теперь, благодаря Бога, и благодаря успхамъ просвщенія, поле дятельности для всхъ стало гораздо пространне. Было время, когда для дворянина не было другаго занятія, кром военной службы, вс же прочія должности, не исключая даже и гражданской службы, считались унизительными. Гражданскимъ чиновникамъ придавали различныя обидныя названія, и многіе изъ дворянъ скоре ршились бы голодать въ своихъ деревняхъ, и довольствоваться исключительно обществомъ своей дворни, нежели ршиться сдлаться ‘подъячимъ’. Давно ли у насъ въ Россіи стали уважать ученыхъ и ученыя занятія, давно ли на нихъ смотрли почти съ презрніемъ, и домашняго воспитателя считали наравн съ дворней, а иногда ставили его даже чуть ли не ниже дворни? Давно ли перестало существовать предубжденіе противъ артистовъ и купечества даже и теперь — изчезло ли оно совершенно?
По крайней мр, эта преграда между среднимъ классомъ и дворянствомъ постоянно уменьшается замтнымъ образомъ, и можно надяться, что со временемъ изчезнетъ совершенно, а давно ли у насъ на купца смотрли не боле, какъ на богатаго мужика, съ которымъ порядочный человкъ не могъ имть никакого дла, а тмъ боле но допускалось и мысли, чтобы дворянинъ могъ заняться торговлей? Теперь многіе дворяне занимаются торговлей, и что-же они черезъ это потеряли?
Стали богаче и дятельне, это, кажется, еще небольшое несчастіе. Давно ли наконецъ мы пришли къ той мысли, что дворянинъ, нисколько не унижая себя, можетъ работать, трудиться для пользы общей и для своего собственнаго благосостоянія, заработывая честнымъ трудомъ деньги, то есть получая плату за свой трудъ? Что потеряло черезъ это общество? Не стало ли просторне и легче жить на свт, когда мы выбились изъ узкой сферы, и расширили кругъ нашей дятельности? Кром добра, изъ этого наврное ничего не вышло. Первый опытъ слдовательно сдланъ, и сдланъ удачно, отчего же намъ не попробовать сдлать еще нсколько шаговъ по этому пути, и — можетъ быть жизнь для нкоторыхъ станетъ не такимъ тяжелымъ бременемъ, какъ теперь. Во многихъ отношеніяхъ мы выросли и окрпли, отчего не попробовать намъ сбросить съ себя окончательно пеленокъ предразсудковъ и невжества? А сколько погибло людей въ слдствіе этого грустнаго предразсудка!
Мы пришли уже къ сознанію, что работать не унизительно, но вполн ли мы понимаемъ, что точно также нтъ никакого стыда брать плату за свой трудъ? Чтобъ жить, а тмъ боле, жить порядочно, надо деньги, а когда ихъ нтъ, то гд-жъ ихъ взять? Отвтъ на это очень простъ: надо ихъ заработать, то есть трудиться и продавать свой трудъ? Все на свт продается и покупается, или — что одно и тоже — мняется одно на другое, умственный трудъ на матеріальный и обратно. Конечно, одинъ трудъ цнится дороже, другой дешевле, но чмъ шире поле труда всякаго рода, тмъ легче каждому найти занятіе и для головы и для рукъ. Зачмъ же намъ добровольно стснять самимъ себя, и ограничиваться узкой сферой дятельности?
Къ чему готовитъ себя наша молодежь?— почти исключительно къ офицерству и чиновничеству. И вотъ мы слышимъ постоянный хоръ жалобъ: ‘мстъ нтъ! жалованья мало! чмъ жить? Говорятъ о честности, о высокихъ добродтеляхъ, какая ужь тутъ честность, когда почти сть нечего! лучше бы позаботились, куда бы молодежь-то пристроить, а то выдетъ изъ университета, и — въ ожиданіи мста, хоть умирай съ голода.’ — Положеніе, конечно, непріятное, но что-же длать? Еслибы нарочно для каждаго кандидата въ чиновники создавать новыя мста, то наконецъ вся Россія превратилась бы въ одинъ громадный департаментъ, да и гд взять средства для содержанія такого страшнаго количества ни къ чему не нужныхъ чиновниковъ? Нтъ ли какихъ-нибудь другихъ способовъ найти средства къ жизни? ‘Какіе же способы, что-жъ длать, не въ сапожники же идти?’
И кром сапожнаго мастерства есть много занятій,— если только мы захотимъ отбросить предразсудки, и повнимательне осмотримся вокругъ себя. Но, какъ ни рзокъ этотъ примръ, возьмемъ его. Что-жъ такого унизительнаго въ званіи сапожника? Разв сапожникъ не можетъ быть честенъ, уменъ и имть много прекрасныхъ свойствъ? Разв онъ не такой же человкъ, какъ и мы, и въ чемъ существенная разница между чиновникомъ и сапожникомъ? Недостатокъ образованія? это правда, но если сапожникъ такъ же образованъ, какъ и чиновникъ, тогда же въ чемъ разница? За что презирать сапожника? Неужели единственно за то, что онъ шьетъ сапоги? Что-же такаго унизительнаго для нравственнаго достоинства человка, въ этомъ акт шитья сапоговъ? Вдь безъ сапоговъ мы никакъ обойтись не можемъ, а можетъ быть безъ многихъ чиновниковъ мы обошлись бы очень хорошо.
Кто полезне для общества,— трудолюбивый ли сапожникъ или лентяй чиновникъ, который даромъ беретъ жалованье? Что почтенне и полезне, шить ли сапоги, или предаваться безплодному отчаянію, а иногда прибгать къ дйствительно не совсмъ благороднымъ поступкамъ для достиженія своей цли,— кланяться, унижаться, прислуживаться, посылать жену къ какой-нибудь боле или мене важной дам, чтобъ черезъ нее имть вліяніе, или по крайней мр доступъ къ какому-нибудь значительному лицу? а иногда, увы, бываютъ и такіе случаи, что если нельзя выпросить мста, такъ по крайней мр выпросить денегъ!
Чтожъ длать, голодъ не тетка, то что-же лучше: шить ли сапоги, или подъ тмъ, или другимъ видомъ брать милостыню? ‘Сапожника, скажутъ нкоторые — никто не посадитъ съ собой рядомъ, сапожнику никто не протянетъ руки,’ — совершенно справедливо — но кто въ этомъ виноватъ, сапожное ли мастерство, или невжество и грубость нашего общества? Что-же еще унизительнаго въ занятіи сапожника? разв то, что онъ получаетъ плату за свой трудъ?— Вотъ въ этомъ-то и дло, что мы еще недостаточно привыкли къ мысли заработывать сами себ средства къ жизни, слово ‘плата’ насъ пугаетъ, и пугаетъ до такой степени, что ее маскируютъ подъ различными названіями, и даже ршившись работать, мы еще не ршаемся стать лицемъ къ лицу съ трудомъ, и взглянуть на него смло, и придумали различные отдлы труда, который раздлили на аристократическій и демократическій, и до сихъ поръ нкоторые сознательно, другіе безсознательно питаютъ презрніе къ труду и къ труженникамъ. Но разв чиновникъ не продаетъ свой трудъ точно такъ же, какъ и сапожникъ? только одинъ получаетъ плату отъ правительства подъ названіемъ. жалованья, а другой получаетъ плату отъ частныхъ лицъ. Неужели за это онъ достоинъ презрнія? Но въ такомъ случа отчего-же не презирать художника и ученаго, которые точно также продаютъ произведенія своего труда — одинъ въ вид картины, а другой въ вид сочиненія — частнымъ лицамъ?
Правда, можно сказать, что ихъ трудъ такого рода, который облагороживаетъ и возвышаетъ нравственно какъ того, кто работаетъ, такъ и того, для кого работаютъ. Но вдь мы состоимъ не изъ одной души, а изъ души и тла, должно же кому-нибудь позаботиться и объ нашемъ тл, и чмъ же достойны презрнія эти занятіи? Мн кажется, что они почтены уже даже тмъ, что даютъ возможность другимъ заниматься исключительно умственными занятіями. И кром того, какъ почти нтъ труда исключительно головнаго, точно также нтъ труда и исключительнаго ручнаго. Если бы сапожникъ изобрлъ такіе сапоги, которые не натирали бы мозолей, и стоили вдвое дешевле, чмъ теперь, то разв онъ не оказалъ бы большой услуги человчеству, и — трудъ этотъ нельзя было бы назвать исключительно ручнымъ. Наконецъ, многіе ремесленники, различными открытіями и улучшеніями, сдлали намъ много добра, за который мы не можемъ быть но признательны имъ, и кто знаетъ, сколько они еще могутъ въ будущемъ пронести пользы?
Однимъ словомъ, вс занятія достойны уваженіи, всякій трудъ, честный и приносящій пользу обществу, какого бы рода онъ ни былъ, иметъ по только право на почтеніе, но долженъ быть почтенъ. Много существуетъ у насъ пороковъ, многимъ подвергаемся мы несчастіямъ, въ слдствіе презрнія къ труду или къ нкоторымъ видамъ его. Когда мы наконецъ станемъ уважать трудъ, и каждый по мр своихъ силъ и способностей будетъ трудиться, выбирая себ Занятіе безъ предразсудковъ, а то, къ которому чувствуемъ боле склонности и способности, тогда будетъ у насъ во всхъ отношеніяхъ и боле честности, и мене бдности, а слдственно — и меньше страданій.