Аристофан, или представление комедии 'Всадники', Шаховской Александр Александрович, Год: 1825 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 26 минут(ы)

А. А. Шаховской

Аристофан, или представление комедии ‘ Всадники’.

Историческая комедия в древнем роде и в разных стихах греческого стихосложения, в трёх действиях, с прологом, интермедиями с пением и хорами, с помещением многих мыслей и изречений из Аристофанова театра.

От сочинителя.

Отлагая до полного издания моих драматических произведений известие о веке, творениях и жизни Аристофана, и точные ссылки на источники, из коих почерпнуты нужные для меня сведения, я полагаю, однако ж, обязанности моей изложить здесь причины, побудившая меня, и средства, служившие к сочинению сей драмы, а, между тем, краткими выносками хочу объяснить некоторые стихи и изречения, которые могут показаться невнятными или затруднять память моих читателей.

Путешествие молодого Анахарсиса по Греции, которым аббат Бартелеми дал ясное понятие и читателям одних романов о жизни древних греков, внушило мне желание познакомить с афинским бытом даже и тех, кто ничего не хочет читать. Некоторые удачи мои на драматическом поприще усилили мое трудолюбие и осмелили меня, уклонившись (по выражению Шекспира) с прогонной дороги ( в драматической хронике ‘Генрих IV’ принц Валлийский говорит о Пинее: ‘ Его ум всегда тащится за стадом по прогонной дороге’) оттискивать не избитых путей к достижению цели, может быть, не бесполезной нашему театру. Но чтобы перенести воображение зрителей наших в давние Афины, я должен был сам переродиться в древнего грека, а потому довольно долгое время старался, сколько мог, наполнишь душу, мысли и память мою всем нужным моему предприятию. Внимательное чтение не замедлило удостоверить меня, что ученый Бартелеми, англичане, сочинявшие ‘ Афинские письма’, и другие не только новые, но латинские и греческие писатели (после Фукидида) извлекали почти все подробности афинского общежития из Аристофановых комедий, а, что еще убедительнее, современник и кажется большой друг его, Платон, послал Дионисию Сиракузскому список комедии Аристофана, чтоб удовлетворить его любопытство о свойстве и духе Афинян. У кого же я мог заимствовать краски для живой картины, изображающей внутренность Афин? конечно у Аристофана, кого же я должен был вывести на сцену, чтобы объяснить и одушевить сие изображение? Самого Аристофана. Кому поверят предубежденные зрители наши, что афиняне Периклова века, также были смешны, суетны, ничтожны, и также жертвовали невежеству, как и другие люди? Никому, или Аристофану: разумеется, если я сумею заставишь его говорить также сильно, как он обличать в глаза: ветреность, неблагодарность, корыстолюбие и самогубительство граждан разваленной республики. Наконец, кто может восстановить уничиженное безнравственным шутовством, достоинство комического Поэта? Один Аристофан, которого называл Артаксеркс лучшим и полезнейшим гражданином своего отечества, а Платон написал, что греки избрали грудь Аристофана своим жилищем. Эти два свидетельства современников могут, кажется, и без других доводов доказать: что Аристофан, как человек и поэт достоин того, чтобы наши зрители рукоплесканиями заглушили клевету, так называемых философов, снисходительных только к своим приверженцам. — Афины, Ленейское празднество и Аристофан тотчас сделались местом, временем и предметом моей драматической поэмы.

Аристофан, любя страстно свое отечество и славу Греции, сочинил комедию, обличающую грабительство, разврат и безделье кожевника Клеона, который крикливым голосом, сильною грудью, лестью народу и клеветою на знаменитых граждан согнал с Афинской площади благоразумие и справедливость, и быв выбран крамолою черни в воинстве Казнодара, раздувал выгодную для него и пагубную для всей Греции Пелопонесскую войну. Сия комедия, названная Всадниками, была одобрена и принята на театр, но ни один актёр не смел взять на себя ужасного всем лица Клеона, ни один художник не дерзал снять с него маски, — все трепетало могущества Казнодара и неистовства его приверженцев: тогда сам поэт, дорожа только одною правдою и высоким искусством своим, смело вышел на сцену в роли Клеона. Благородная смелость, правда и высокое искусство восторжествовали: поэт и комедия были увенчаны на Ленейском празднестве в 4-й год 88-й Олимпиады. Происшествие сие показалось мне достойным внимания и соучастия просвещенной публики. Меня пугали молодостью нашей в словесности, но я полагал надежду на врожденную сметливость и быстрое понятие русских и не обманулся.

Познакомившись, сколько мне можно было короче, с древними Афинами и, найдя происшествие, служащее моему намеренно, я не скоро ещё мог преобратить его в полное драматическое зрелище, близкое к новым понятиям и привычкам. Комедия всегда и везде пиитическая, но верная картина нравов принуждена разнообразиться по времени и месту. Жизнь афинян проходила на площадях, в портиках и садах, их мысли, замыслы и разговоры стремились беспрестанно к делу общественному, в котором участвовали все граждане, и потому, их поэты сочиняли в роде, нынче называемом политическою комедией, которая в Афинах производила такое же действие, как в нынешней Англии оппозиционные мнения и журналы. Высокая душа Аристофана, раздражаемая самодержавием неугомонной черни, воспламеняла комический дар его, он, так сказать, схватывал с народной площади лица и происшествия, и не дав охолодеть, пародировал их на театре. Острые шутки, забавные прозвища, верные списки и полезные истины, облечённые в пиитическое убранство, вылетая из пламенного воображения поэта, проясняли ум и радовали насмешливость Афинян, а живое участие в происходящем на площади и на сцене сливало зрителей с действующими лицами в одно целое.

Мы не афиняне: жизнь наша проходить не на площадях, а в семействах, умы наши заняты почти всегда собственными своими, или соседей наших делами, Клеон и Пелопонесская война далеки от сердец наших, успех комедии, которую заставили нас считать только забавою праздности, не в силах овладеть всем нашим вниманием. Мы привыкли видеть на театре частные и любовные приключения, общие человеческие характеры и странности, которые встречаем в нашем общежитии. Чтобы удвоить соучастие к успеху Арнстофановой комедии, я принужден был: выдумать, или списать с Аспазии лицо Алкинои, воспламенить её страстью, которой образец нашёл в письмах Гликерии к комическому поэту Менандру, и по нашему обычаю заставил любовь спасать гения. Для полноты и оправдания действия мне нужно было извлечь из характеров и происшествий, данных историей, заговоры, препятствия и хитрости, я должен был, чтобы утешить врожденную в людях насмешливость, вывести, со слов самого Аристофана, карикатуры его неприятелей, могущие напомнить нашим зрителям их соседей. Простая веселость, душа комедии, требовала, чтобы я занял у Аристофана роль Созия и пустил по театру Ксантиппу, знакомую всем, кто слыхал о Сократе, Желая как можно быстрее перенести воображение зрителей в Афины, я тот час представил их взору греческие древние обряды, занял междудействия вакхическими играми, которых изображения мы привыкли видеть в картинах, барельефах и эстампах, наконец, чтобы сделать, по принятым нынче правилам, завязку и развязку, я воспользовался доказанною Фукидидом влюбчивостью и винолюбием Клеона и, признаюсь, итальянскою Гольдониевой комедией. Мольер, честь нового театра, говорил: ‘ Всё, что я вижу, или нахожу, моё’, и я, следуя его словам и примеру, силился всеми находками моими сблизить новейшую комедию со старой ( греческая комедия, переменившая три раза спои способы и форму, разделяется на ‘ старую, среднюю и новую’. Почти все творения Аристофана принадлежать к ‘ старой’ комедии), и надеялся необыкновенным зрелищем, доставить моим современникам не совсем бесполезное удовольствие. Чрезвычайный успех ‘ Аристофана’ в Петербурге и хороший приём его в Москве превзошли мою надежду и с избытком вознаградили долговременный труд.

Великолепное зрелище, чудесные декорации, превосходная музыка, прелестные балеты и прекрасная игра актёров в обеих столицах много способствовали успеху комедии, но дабы увериться в сущем её достоинстве и не присвоить себе чужого, я, обнажая её от всех театральных чародейств, представляю суду читателей и ожидаю беспристрастного приговора.

Отдав отчёт в способе и успехе моего сочинения, я не должен умолчать о разделивших со мною честь вызова после первого представления моей комедии в Петербурге. Мудрёная и сильная роль Аристофана, при начальной мысли о ней, была уже назначена Я. Г. Брянскому, и сей истинный актёр, по обыкновенно своему, удовлетворил все требования восхищённого им сочинителя. Он так же умел сделаться самим Аристофаном, как бывал Эзопом, сиром Мунко, изгнанником Юрием Хабрым и прочими лицами, принадлежащими амплуа многих актёров, и игранными им одним с одинаковым превосходством. Роль Алкинои, труднейшая не только в сей комедии, но, может быть, и во всём комическом репертуаре нашем, долго казалась мне самому неудобоисполнительною: она непременно требовала, чтобы нашлись в одной актрисе: молодость, легкость и величавый стан, греческая красота, благородство, чистый и скорый выговор, выразительный взгляд, весёлость, хитрость прельщения, сила, насмешливость, глубокая чувствительность, и даже трагический жар. Употребляя досуги мои на приготовление молодых артистов для нашей драматической сцены, я имел случай заметить, или провидеть всё это, соединенное в 14-ти летней воспитаннице С. Петербургского театра. Обрадованный неожиданною находкой, я долго советами моими старался образовать её чрезвычайное дарование, сочинял и выбирал для неё роли, в которых бы постепенно, она могла открывать и усиливать всё способности свои, и тогда только решился отдать мою комедию на театр, когда опытами уверился, что он имеет настоящую Алкиною. На предпоследней пробе Аристофана, сочинитель, прельщенный игрою, своей милой воспитанницы, которая роптала на трудность и непрочность искусства своего, обещал, если успех увенчает их общие труды, продлить торжество её до тех пор, пока будут читать украшенную ею комедию: и вот исполнение его обещания.

Л. О. Дюровой.

II дара прелестью, и пламенной душою,

II резвой хитростью ума

Ты оживила Алкиною,

И сделалась Аспазией сама.

Какая радость для поэта!

Какая слава для тебя!..

Но ты грустить: что слава эта,

Когда её, как дневной свет любя,

Ей в дань несешь покоя сладость,

Беспечность юности и свежесть красоты:

Промчится, как поэта радость,

Что твой венец, как ранние цветы,

С весной твоей увянет,

И что жила на свете ты,

Никто не воспомянет.

Ты далее всем твердишь:

‘ Любимец божества,

Поэт самим собой изящного творитель,

Вина мгновенного актеров торжества,

И времени и смерти победитель,

Творением своим в потомстве будет жив,

Мы ж, рабствуя ему, жизнь нашу изнуряем,

Стареем в младости, и вовсе умираем —

Как мы несчастливы и как поэт счастлив’!..

Ты мне завидуешь?!.. Напрасно, пусть, быть может,

Стихи мои дойдут до правнуков моих,

Им давность времени, как водится, поможет,

И взгляд эстетика увидит в них:

Такие красоты, и тонкости, и мысли,

Которых сам не вижу я,

Что ж в этом прочного? И ты сама расчисли:

На много ли, по смерти, жизнь моя

Продлится дольше тех злодеев,

Больших затейников и малых грамотеев,

Которые тебя крушат

Стишками гладкими и прозой прекудрявой,

А зрителей дарят,

Ничтожною забавой

Обновок, скропанных из старых лоскутков?

Положим, что моё удачное творенье

Останется на несколько веков,

Однако же забвенье,

Когда-нибудь, свое возьмёт,

И имени нигде не воспомянут.

Но много ли оно, иль мало проживёт,

Пока еще читать Аристофана станут,

Хочу дотоле жить с тобой,

Хотя в печати, неразлучно.

Я знаю, что со мной

Тебе не раз бывало скучно:

II мудрено ль? Я стар, ты молода,

Но здесь уж не твоя беда:

Пускай читатели скучают,

И пусть, из первого печатного листа

Они узнают,

Что в целый вечерь тот, когда твои уста

Стихи мои одушевляли:

Их слушали и не завали,

Что в уши и сердца они рекой лились,

И многих восхищали.

А ты, моё дитя, искусством тем гордись,

Что силою от дива данной власти

Без кисти и резца,

Животворит мечты, живописует страсти,

Владеет мыслию, влечёт к себе сердца,

Развертывает ум, и воспаряет в души,

Понятным делает для всех язык богов.

Ах! Сколько бы любезных мне стихов,

Без пользы щекотали уши

У многих зрителей моих,

Когда бы ты не восхищала их,

Когда бы голос твой до сердца не коснулся

И взгляд не разбудил ума,

Который от стихов не скоро бы проснулся.

Не ты ль боялася сама,

Чтоб мой Аристофан, Ксантиппа, Алкиноя ,

Для вечного покоя

Не спрятались с театра в переплёт?

Чему уж наперёд

Эллиннофобы все душевно были рады,

Но, верные сподвижники Эллады,

На сцену греками когда явились вы,

Тогда, у берегов Невы,

Победы плеск раздался,

Чрез воды и леса промчался

До белокаменной Москвы

И приготовил в ней Аристофану,

Как гостю жданному, приём.

Вы виноваты в том,

Что верить больше я не стану

Зловещим воронам, кричащим, будто мы

Высокость древнюю нам данного искусства

Не в силах постигать…

Нет, свежие умы,

Открытые сердца, несдавленные чувства

Условных правил теснотой

Народ во всей красе, живой и молодой,

Сильнее двигаясь, быстрее постигает,

Чем наслаждением пресыщенный старик,

Который памятью все чувства заменяет,

И только рад тому, что видеть он привык.

Счастливы ты и я, что мы живем в сем свете,

На нераспаханной земле:

Ты в юности прелестном цвете,

А я уже ищу опоры в костыле,

Но сам служа тебе опорой,

Не рабствуя чужим преданиям, иду

Самой природою проложенным путём!..

С самим собой пребуду я в ладу!

И, может быть, от смерти скорой

Мы наши имена, в примерь другим, спасём.

Чего преодолеть не в силах

Любовь к изящному? Что не возможно ей?

И Росций ( актёр времён Суллы), и Менандр со всем своим в могилах,

Но живы в памяти людей!

Свободною душой носись над обольщеньем

Но и сама не обольщай судей.

Причудам временным постыдным угожденьем

Не обезьянь жеманства обезьян,

Перерождайся вся в мечты поэта,

Вникай в обычаи веков и стран,

Беседуй с книгами, не бегай от совета,

Но поверяй его рассудком и душой

И дай мне всем твердить, любуяся тобой:

‘ Я счастливей Пигмалиона:

Его чудесный труд бог света оживил,

А я, огнем священным Аполлона,

Создание милое богов одушевил’!

И посвятив моё любимое творенье

Таланту твоему, красе моих трудов,

Надеюсь я, что он и без моих стихов

Ужасное души твоей, забвенье

Прогонит от тебя за множество веков.

Действующие:

Аристофан, комический поэт.

Алкиноя, молодая афинянка, племянница Аспазии.

Клеон, воинский казнодар.

Стратокл, первый архонт.

Жрец Вакхов.

Враги Аристофана и приверженцы Клеона:

Антимах, комический поэт.

Хавес, судья.

Гипербол, родственник Клеона.

Феогней, трагик.

Евгалий, оратор.

Ксантиппа, вдова Сократа.

Херофонт, ученик Сократа.

Созия, раб Аристофана.

Фригик, раб Клеона.

Наксия, подруга Алкинои.

Лесбия, посвящённая дева.

Главная жрица.

Рабыни Алкинои:

Аглая.

Эгина.

Сикофанты, ликофоры, кинефоры, архонты, ифифаллы, филофоры, жрецы, жрицы, вакханки, фавны и народ.

Пролог.

Театр представляет угол улицы Треножников, на левую сторону идет улица Гермеса за храм Эскулапов, на правой стороне первые три кулисы занимают храм Вакхов с выдавшимися впереди колоннами, помостом и фронтоном.

Прежде поднятия занавеса, во время увертюры, слышны трубы и первая строфа хора. При поднятии занавеса народ стоить уже на театре, лицом к Вакхову храму. Архонты подле помоста храма стоят с почётными гражданами. Ход продолжается из-за храма, по улице Треножников и, подходя к Эскулапову храму, поворачивает к Вакхову. Первыми идут кинефоры (девы посвящённые) в длинных покрывалах, скрывающих их лица, они несут в корзинах плоды и утвари таинств, покрытые белыми с золотой бахромой покровами, они всходят на ступени храма, ставят дары, и, проходя по перистилю, спускаются со ступеней и становятся пред народом. За ними следуют филофоры, несущие золотые кубки, чаши, вазы и прочие дары Вакху, они увенчаны плющом, фиалками и акантами, и покрыты широкими мантиями, приближаясь к храму, ставят дары свои на жертвенники, поставленные у помоста, и возвращаясь ставятся пред кинефорами. Вслед за ними идёт ликофора в жреческом одеянии и в аларе из виноградных гроздьев, она несёт на голове золотое решето, наполненное виноградом, перед колесницею, везомой ифифаллами, одетыми в женское платье и увенчанными виноградными гроздьями, идет верховная жрица в венце из золотых листьев винограда, в золотом аларе, сопровождаемая двумя жрицами, украшения которых изготовлены из серебра. — Верховный Жрец выходит им навстречу, они снимают с колесницы, на которой установлен жертвенник, три золотые узкогорлые чаши и подают их верховному жрецу и двум жрицам, Жрецы их принимают, они обходят круг и становятся пред всем другими. Шествие заключают вакханки с тарелками, бубнами и тимпанами. Жрец по принятии чаш взносить их на помост, где осушает над священным огнём, показывал тем, что они пусты, потом закупоривает их мастиковыми пробками и запечатывает священным перстнем. Во время хода и обряда слышен хор народа.

Народ

Да, скифов род бесчеловечный

Людскою кровно блажит своих богов,

Наш Вакх, в щедротах бесконечный,

Не требует от нас ужасных сих даров.

Скройтесь, воины злонравны,

Кровью вы обагрены,

А сатиры, Вакх и фавны

Чужды крови и войны.

Гром на смертных кровожадных,

Чьи уста, рука и меч

Вакха дней свято обрядных

Таинства дерзнёт пресечь!

Три девы

( во время очищенья чаш)

О Вакх! Внемли моленьям нашим

Во изволении благом,

И обнови златые чаши

На утро радостным вином.

Верховный Жрец

( после совершения обряда)

От уст не солгавших, от чистого сердца, в чертог наднебесный

К Семеле и Вакху и к вечным богам

Моленья восходят, как жертв фимиам,

И чаш к обновленью дар Вакха чудесный

До светлого утра наполнить их сам.

Хор

Внемлет Вакх моленьям нашим

В изволении благом!

Обновит златые чаши

К утру радостным вином.

Верховный жрец во время сего хора уносит чаши, прочие жрецы и юноши в большом порядке вносят в храм дары и утварь.

Стратокл

( войдя по помосту в колоннаду)

Ленейский первый день свершив вечерней жертвой,

Афиняне, в дома идите на покой,

И помните, что Вакх обязанностью первой

Поставил — не смущать его торжеств враждой,

Что в честь ему, Афинам нашим к славе,

Мы целой Греции даём трехдневный пир,

Что б каждый грек им пользовался в праве

И даже в дни войны нашёл в Афинах мир,

Что б к часу первому священной ночи

Вакханок не смыкались очи,

И радостью прогнавши сон,

Блистали, как блестит пред утром Орион,

Что б криком, песнями и светочей огнями

Ночь Вакхова преобратилась в день,

Когда же Солнца свет прогонит мрака тень,

В театр сберитесь за стенами,

И там, к стяжанию Ленейского венца,

Пресветлым вдохновенный Фивом,

Аристофан, в творении шутливом,

Весёлой мудростью обрадует сердца.

( Уходит).

За ним, отходя, народ повторяет песнь.

Хор

Внемлет Вакх моленьям нашим

В изволении благом!

Обновит златые чаши

К утру радостным вином.

Конец пролога.

Действие I.

Явление 1.

Антимах, Евгалий и несколько сикофантов.

Антимах

( удерживая прочих)

Я клясться вам не стану

За чудо Вакхово, за искренность жреца,

Но поклянусь, что быть Аристофану

Не только без венца:

Без крова и без хлеба.

Евгалий

Я рад!

Антимах

Так, выгнанный из Аттики с стыдом,

Пойдет он милостынь во имя неба

Просить у варваров злодейским языком.

Евгалий

Боюсь…

Антимах

Помилуй, ты всегда дрожишь от страха,

Евгалий, положись во всём на Антимаха.

В Афинах всё зависит от связей:

С Клеоном же у нас до тысячи друзей,

И самых голосистых.

Когда кричать начнут,

То мигом заглушат актёров преречистых,

И, если не умом, то горлом уж возьмут.

Аристофан мои комедии злословит,

Зовёт меня…. Ну, пусть и это ничего!

Но в ‘ Всадниках’ своих Клеона самого

На сцену выставив, он то себе готовить,

Что ужаснёт аристократов всех.

Перикла я и сам щипнул, за то успех

Моей комедии не очень был удачен.

А! Вот Аристофан… Как мрачен!

Да это добрый знак:

Он нас боится.

Евгалий

Так.

Явление 2.

Те же и Аристофан.

Входит Аристофан, задумавшись, со свитком в руке.

Антимах

Аристофан!

Аристофан

( взглянув на него).

Прощай.

Антимах

Постой, ты что-то скучен,

И я ударюсь об заклад,

Что ‘ Всадникам’ своим ты сам теперь не рад.

Неправда ль, ты от них заранее измучен?

Аристофан

Что ж станется?

Антимах

А я не мучусь никогда.

Аристофан.

Не мучишься, но мучишь.

Антимах

Да, завистью, быть может, иногда.

Аристофан

Нет, скукой — и всегда.

Антимах

Глупцам лишь глупостью одною не наскучишь.

Аристофан

II умных и глупцов от смеха ты отучишь.

Антимах

Кто? Я?

Аристофан

Ты сам смешон, да шутишь не смешно:

Смеяться ж и зевать вдруг очень мудрено.

Антимах

Улыбку хохота считаю я пристойней,

Ругательством быть милым не хочу

И колкость личную комедией мягчу.

Аристофан

Чтоб было спать спокойней,

Итак, покойна ночь.

( Хочет идти).

Антимах

Помилуй, что ж от нас бежишь так скоро прочь?

Поговорим ещё… Я, право, рад сердечно,

Что ‘ Всадников’ твоих дадут.

Аристофан

Дадут, конечно,

Антимах

Паденья ж их тебе бояться нет причин?

Аристофан

Хоть есть, хоть нет, но я республику возвышу,

Как с плеч её сшибу грабителя Афин,

Кожевника Клеона.

Евгалий

( затыкая уши, уходит)

Я не слышу.

Один из сикофантов

В донос.

Антимах

Прощай.

Явление 3.

Аристофан, потом Созия.

Аристофан

Прощай!.. И он поэт!

Неправда, он стишков холодных сочинитель,

Небесного ж огня в нем малой искры нет,

Но этот ледяной комедии мягчитель

Мне помешал дочесть мой первый хор —

Боюсь, что б Хеарей дорическим напевом

И свистом фивских флейт и труб тирренских ревом

Не загармонил вздор,

И слов не заглушил тимпанами своими.

Но анапестами моими

Доволен я до этих пор.

Прочтем ещё…

‘ Как счастлив для Афин, для потомства, для нас,

Умоборцу Клеону несчастливый час.

Ах! Давно ль почитались Афины цветущи

И жилищем искусств и приютом наук?

Но, увы! Где Клеоны одни всемогущи,

Там и лира и кисть — выпадают из рук’!

… Так, кажется всё ясно.

Созия

( про себя)

II ясно, и прекрасно,

И правда, и умно…

Да только нам опасно.

Аристофан

И это в музыке сказать не мудрено:

‘ Кто бесстыдного алчность пред Грецией целой

Обессмертит к позору комедией смелой,

Благосердный того не хулою почтит,

Кто же видя и срам и несчастья наши,

Посрамителя игом в душе не мерзить,

Из одной тот со мною не будешь пить чаши’.

Последний стих один

Не ловок.

Созия

(вслед Аристофану)

Ну, пошел… Мой добрый господин!..

Не слышит, — и ходить всю ночь пожалуй станет,

Комедия ж ему откликнется бедой!..

Да как начать?.. пущусь, чихну, авось он взглянешь.

( Чихает).

Аристофан

A! Coзия! За чем?

Созия

Как видишь, за тобой!

Аристофан

Да, я тебя послал…

Созия

К актерам с этой ношей.

Аристофан

Иди ж.

Созия

Иду, но выслушай меня.

Ты знаешь, что Эзоп холопствовал, как я,

А Ксанфу дал совет хороший.

Аристофан

Так что ж?

Созия

И так же, как Эзоп —

Аристофан

А ты ним очень схож,

Да только не умом.

Созия

И ближним нет пощады!

Однако же поверь, что нашему уму

Дивятся многие.

Аристофан

О! верю, потому

Что и Клеону здесь глупцы дивиться рады,

Созия

О нём теперь и речь.

Аристофан

Какая? Говори ж!

Созия

Дай снять мне ношу с плеч.

Аристофан

Ну, что ж?

Созия

С тех пор, как он воинским казнодаром

Такую же казну дарит своим друзьям,

И плату за присест уполторил судьям,

Так стало быть не даром

Они на площади и в Пииксе все кричат,

Что ты народа враг, что ты аристократ,

Клеону ищешь зла…

Аристофан

И в этом не таюсь я,

Созия

Тем хуже: за тебя Клеона и боюсь я.

Аристофан

Не бойся, посмотри, боюсь ли я кого?

Кто славу ловит, тот не ходит робким шагом.

Созия

Да казнодар силён.

Аристофан

А смех сильней его.

Ты помнишь, как меня пред всем Ареопагом!

Винил он в клевете, и кто ж оправдан?

Созия

Ты.

Все помню: от твоей забавной остроты

Клеон смешался,

Народ расхохотался

А кто его смешит, тот с ним, бесспорно, прав.

Люблю афинян я за их веселый нрав,

Что за народ! Брани его, кто хочет,

Стихами, да умно,

Так он же сам хохочет,

И с комиком себя дурачит заодно.

Аристофан

Ты прав, осмеивать афинян можно смело,

Но надо говорить и хорошо, и дело,

Не то уж не они, а автор в дураках.

Созия

И это не беда.

Аристофан

Как, не беда?

Созия

Конечно.

Ты сам же говоришь, что комик Антимах

И враль, и врёт, и врать всё будет вечно,

Однако ж он богат,

И хлопают ему за то, что тороват.

Аристофан

А голодом богач морит своих актеров.

Созия

Да кормит и поит судей и сенаторов ( слово римское, бедный автор просит снисхождения за допущенную им вольность, латинские и писатели после Плутарха дают название сенаторов ареопагитам или членам Ареопага, высшего афинского судилища),

И за кого Клеон…

Аристофан

Клеон за всех глупцов

Созия

А за него глупцы: ты ж сам твердишь, что в свете,

По милости богов,

Гораздо больше дураков.

Где ж больше, там сильней: и так, по этой смете,

Бороться с ними нам совсем не по плечу.

Аристофан

Глупцов и не страшусь я,

Их дружбы не хочу,

Их неприязнию горжусь я,

Смешу других и сам над ними хохочу.

Созия

Всё так, да их дразнить, поверь богам, не нужно,

Они между собой живут хоть и не дружно,

А тронь-ка одного: все тотчас за одно,

И вот ещё не давно

Евполий их задел и в море смерил дно.

Аристофан

Да разве всё равно,

Что он, что я.

Созия

Нет, он шутил не так забавно,

И хоть в ‘ Утопленных’, комедии своей,

Он бедных насмешил, ругая богачей,

Да невпопад: ему забавней отшутили.

И за ‘ Утопленных’ его

Поэта самого

В Пирее утопили.

Аристофан

Пусть и меня не трудно утопить,

Но верь, стихи мои со мною не утонут,

И в них Аристофан бессмертно будет жив.

Созия

( про себя, поднимая ношу)

Примеры, вижу я, никак его не тронут!..

Примусь-ка за любовь.

Аристофан

Ну, что ж ты встал?

Созия

Иду.

Ах! Я забыл сказать, что видел Алкиною.

Аристофан

Когда? И где?

Созия

Сейчас, в Кипридином саду ( городской сад в Афинах),

Где, окруженная влюбленною толпою,

Она казалася Кипридою самою.

Аристофан

Ах! Как она мила, прелестна и умна!

Созия

Да, ум её в Афинах прославляют,

И даже с теткою племянницу равняют,

Но вряд Аспазия душою с ней равна.

Аристофан

Кто ж был ещё в саду?

Созия

Я встретил Лиогора.

Аристофан

С его фазанами?

Созия

Нет, с кучею рабов,

Которые с корзинами плодов,

С сластями разными бегут за ним.

Аристофан

Прожора!—

Потом?

Созия

Теория.

Аристофан

Клеонова скворца.

А там?

Созия

Силена — Филострата…

И Гипербола.

Аристофан.

Подлеца.

Все маски глупые берут с его лица.

Еще ж?

Созия

Учеников Сократа.

Аристофан

Которых?

Созия

Счётом трёх, и в том счету Платон.

Аристофан

Что ж он доказывал?

Созия

Кругами Алкиное

Доказывал любовь.

Аристофан

Ей не опасен он

Своей любовью, ну, а кто ж другие двое?

Созия

Да за Ксантиппою там бегал Херофон,

II брань её сносил, держась Сократских правил.

Аристофан.

Мертвец! А третий кто?

Созия

Алкивиад.

Аристофан

Алкивиад! Что ж он?

Созия

Явился только в сад

И с Алкиноею любезно закартавил.

Аристофан

Так, верно уж она

Его любезностью была восхищена,

И обо мне ни слова не спросила?

Созия

Напротив, бросив всех, со мной заговорила.

Аристофан

О чем же?

Созия

О тебе!

Аристофан

Как? Что? скажи скорей?

Созия

Пеняла, что давно ты не видался с ней…

Притом боялась. Страх…

Аристофан

Ей нечего бояться,

Созия

Да ‘ Всадников’ твоих играют завтра….

Аристофан

Что ж?

Созия

Ну, ежели они с коней своих свалятся?

Аристофан

Не может быть.

Созия

Клеон, кроитель кож,

Кроит теперь Афины

И наших зрителей почти до половины

Уж подкроил к себе, чтоб ‘ Всадников’ сшибить.

Аристофан

Они не трагики, и ходят без ходулей.

Созия

Да ежели в театр, как осы к пчелам в улей,

Клеонцы налетят, тогда добра не быть.

А и комедии давали часто маха.

Аристофан

Комедии работы Антимаха.

Но Алкиноя что сказать велела мне?

Созия

Что все она грустит, что трижды ей во сне

Приснилось, будто цапля

Склевала у нее любимого чижа,

Что в медовой сосуд упала желчи капля.

Евриклей ей сказал, по-свойски ворожа,

Что это не к добру. Она уже Иринее

На жертву трех барашков принесла,

С дарами к Ире в храм отправила посла,

И мылася в Иллисе,

Чтоб смыть дурные сны.

Аристофан

Да я не верю снам.

Созия

Не веришь, но Зевес их посылает нам.

Аристофан

В трагическом бреду… А, вот и Алкиноя.

Созия

( про себя)

Авось уговорит.

Явление 4.

Аристофан, Алкиноя, Созия.

Алкиноя

Давно ль Аристофан

В Афинах? Из каких приехал дальних стран?

Где был?

Аристофан

Прости меня, я не имел покоя

С тех пор, как ‘ Всадников’ окончил —

Алкиноя

И писал…

Аристофан

Ах! Нет, я был тогда в небесном восхищенье,

Сам Феб, казалось мне, стихи мои внушал,

Но кончить не успел, как началось мученье:

Друзья и не друзья, и чужестранцев тьма,

Как Лиогоров стол, мой домик окружили,

И не читав, уж без ума комедию мою хвалили.

Потом судьям её я должен был прочесть.

Алкиноя

И что ж они?

Аристофан

Нашли прекрасной,

Кричали, что она Афинам будет в честь,

Но что Клеон и зол, и человек ж опасный.

Потом комедию Кратиния прочли

И, в робости ему не уступая ( с ним, как с Архилохом, был случай бегства во время сражения),

Едва её моей не предпочли.

Тут с места я вскочил и, бешенством пылая,

Сказал: когда мила ещё вам честь Афин,

Когда вы не рабы ременщика Клеона,

Благодарите Посейдона, (*)

Чтоб в Аттике один нашёлся гражданин,

Кто смеет уличать в глаза, перед льстецами,

Того, кто вас срамит и ненавидим вами.

Все лица вспыхнули, и правда верх взяла.

Стратокл взглянул на них и, удержась от смеха,

Мне хор бесспорно даль: комедия пошла,

И судьи шёпотом желали мне успеха.

Алкиноя

А я не шёпотом молю богов о нём.

Но дружбе ты поверь и согласись же…

Аристофан

В чём?

Алкиноя

Что для тебя и всех Клеон ещё опасен.

Аристофан

Ах! это знаю я.

Алкиноя

Так лучше отложить

Твою комедию, и сам архонт согласен

Её другою заменить.

Аристофан

Другая лучше ль?..

Алкиноя

Нет, никто их не равняет,

Но…

Аристофан

‘ Всадников’ дадут, и если светлый Фив

Мою комедию успехом увенчает,

То я бессмертен и счастлив.

Созия

Он всё своё несёт, примусь и я за ношу.

Алкиноя

Подумай, что Клеон воинский казнодар,

И может всё.

Аристофан

Как я, мне Фебом данный дар,

Как Клеоним ( афинский полководец) свой щит, в опасной битве брошу?

И буду ждать,

Что б мёртвого врага, как коршуну клевать?

Нет, нет, пока мои уста не онемели,

Не отнялась рука, пока на свет гляжу:

Безделья никогда, ни в ком не пощажу!

Поэты честные когда и где терпели

Порока торжество?

И без высокой цели,

Комедия была б лишь только шутовство.

Алкиноя

Ты прав, Аристофан, и я с тобой, согласна.

Созия

( про себя)

Согласна! — так прощай.

( Уходит).

Явление 5.

Аристофан и Алкиноя.

Алкиноя

Но всё ж тебе опасна,

Поверь мне, ветреность аттических голов.

Так, завтра весь народ бранить

Клеона будет,

А после завтра все забудет,

Послушает льстецов,—

И в тернии тебе преобратятся розы.

А над Клеоном смех слёз будет стоить мне.

Аристофан

Как! Ты забыть могла…

Алкиноя

Ах! помню я одно: Клеоновы угрозы.

А, кстати: знаешь ли, что онъ въ меня влюблен?

Аристофан

Влюблён?

Алкиноя

И сам вчера открыться удостоил.

Как был неловок, глуп, досаден и смешон

И право твоего Филоклеона ( Филоклеон, действующее лицо из комедии Аристофана ‘ Осы’, имя Филоклеон значить любитель Клеона) стоил.

Аристофан

Ты слушала его?

Алкиноя

Да, слушала, а что?

Аристофан

Он разве сговорён на то,

Что б говорить с тобой? Пусть Кинна, Салабакха ( известные афинские гетеры, любимицы Клеона)

Прелестные одним лицом,

За чашей винодавца Вакха,

Торгуют злом Афин с кожевенным творцом,

Но ты

Алкиноя

Мы издали живём пока друзьями:

Хвалю его за то, что он хоть вышел в знать,

Однако ж он о том не позабыл кричать

И пахнет всё ещё ремнями.

Аристофан

Но терпишь, чтоб тобой прельщался он?

Алкиноя

Терплю.

Аристофан

И признаешься?

Алкиноя

Да, — так он тебя тревожит?

Аристофан

Скажи, ты любишь ли меня?

Алкиноя

Люблю.

Аристофан

А примешь, можешь быть, его в свой дом?

Алкиноя

Быть может.

Аристофан

Когда же он придёт?

Алкиноя

Сегодня в вечеру,

И на предпраздничном пиру

Мы встретим Вакхов день гостеприимной чашей.

Аристофан

Прощай!

Алкиноя

Куда же ты?

Аристофан

К моим друзьям.

Алкиноя.

Ко мне?

Аристофан

Нет, пусть пирует там прелестник казнодар.

Алкиноя

Клянусь Афиной нашей,

Что ты меня смешишь.

Аристофан

Да, я привык смешить.

Алкиноя

Умом.

Аристофан

Любовь и ум не могут вместе жить.

Алкиноя

О! Верю.

Аристофан

Что ум я потерял?

Алкиноя

Не спорю, но найдешь

Тотчас свою потерю.

Аристофан

Я не хочу искать.

Алкиноя

Сыщи, иль не поймешь

Что выдумала я.

Аристофан

А что?

Алкиноя

Ты помешаешь,

Так не скажу.

Аристофан

Скажи!

Алкиноя

Нет, завтра все узнаешь,

А нынче ничего… Ах! Кто бежит сюда?..

Явление 6.

Те же и Созия.

Созия

Ай, ай!

Аристофан

Что сделалось?

Созия

Никто и никогда

Из верных всех рабов так не был бит ужасно!

(Показывает щёку).

Ты это видишь ли? А? Что?

Аристофан

Немного красно.

Созия

Гермес порука мне, что так, как есть рука,

Он в щёку врезал всю, — досадно, что бока,

Плеча мои и спину

Не смею показать,— да пусть бы гражданину

Пришлось спустить: а то слуга, свой брат

Осмелился…

Аристофан

И сам ты, верно, виноват.

Созия

Неправда, виновата

Твоя комедия, ты целый свет бранишь,

А за тебя со мной расплата.

И что в ней умного?

Алкиноя

Про что ты говоришь?

Созия

Про бешеную силу,

С которой бьёт —

Алкиноя.

Кто?

Созия

Раб Клеона наглеца.

Аристофан

За что и где?

Созия

Лишь я свернул к Пекилу ( портик на Агоре)

Как запросто и без венца

Клеона тут встречаю.

Я слышу, говорят про нас:

Тотчас

Мой груз за статую Солонову бросаю,

И ну подслушивать…. Вдруг Фригик пыль в глаза:

‘ Зачем ты здесь’?— ‘Да так’.— ‘Что делаешь’? — ‘Гуляю’.

‘ Нет, ты подслушивал’, — и с этим дал раза.

Лечу, кричу, и что ж? Клеон со всем причетом

Меня же подняли на смех.

Алкиноя.

Да кто ж с ним шёл?

Созия

Их с тридцать было счетом,

И все бездушники.

Аристофан.

Кто именно?

Созия

Я всех

Не рассмотрел от страха,

Но видел Антимаха,

С ним трагик Феогней,

Евгалий льстец, Хавес, подмога всех судей,

Бесстыдник Гипербол и сикофантов куча,

Готовых доносить на всех честных людей….

О боги!..

Аристофан

Что ещё?

Созия

Ты видишь, пыли туча

От Гермеса на нас несется прямо?..

Аристофан

Да.

Созия

Ах, вот они!

Аристофан

Так что же за беда?

И я не прочь от этой встречи.

Созия

А я — так прочь.

(Уходит).

Алкиноя.

Ах! Как они шумят!

И назвали тебя: что б их услышать речи,

Войдём в предхрамие.

Аристофан.

Я знаю, что хотят

Они на всадников прибрать себе крамолу.

Алкиноя.

Войдём.

(Вводить его в предхрамие, в котором они видны зрителям, а от действующих закрыты колоннами).

Явление 7.

Те же (в предхрамии), Антимах, Евгалий, Гипербол, Клеон, Феогней, Хавес и сикофанты.

Клеон

Так, Феогней, Хавесу, Гиперболу,

Евгалию, вам всем, и Антимах, тебе

Потеху славную Аристофан гошовит.

Уж я не говорю ни слова о себе:

Пускай меня злословит,

Пусть лает на меня, — я презираю лай,

Брани меня, ругай:

Все буду я Клеон — народ мне знает цену.

Аристофан

( про себя)

Да, дорог ты ему.

Клеон

Но вывести на сцену

Таких людей, как вы, красу и честь Афин!…

Меня ругать ему велят аристократы,

Ну, я народа друг, я добрый гражданин:

Да вы-то чем же виноваты?

Так, зависть мерзкая причиною всему.

Он Антимахову завидует богатству,

Хавесову уму,

В речах Евгалия умильному приятству

И Феогнеевым трагическим стихам,

А Гиперболову… чему?.. Не знаю сам.

Гипербол

Как орёл Прометея, терзая, терпенье моё истребляет,

Многократно — позорно — ехидною бранью пренаглый поэт,

Но от мести злодею ни в море, ни в Аиде спасения нет.

Хавес

Нет!

Феогней

Ах, пусть он меня повсеместно ругает:

Поэт не способен на личную месть,

Но родины славной священна мне честь.

А кто в Еврипиде и пылкость любови,

И дух философский, и мягкость стихов,

Кощунствуя предал в насмешку глупцов:

Того, как злодея, я требую крови,

Для славы афинян, для чести богов.

Хавес

Для чести богов!

Аристофан

Да он разгорячился!

Клеон

Вот жар трагический, а что о нём твердит

Аристофан?

Аристофан

Что всех трагедией знобит,

Евгалий

Я бы тем не огорчился

Что меня клевещет он:

Я ничто, но всё — Клеон.

Боги знают, что любезней

Вам, граждане, он всего,

Что отечеству полезней

Волос бороды его

Всех комедий, пусть и мною

Он бесстыдно всех смешил:

Я заплакал — и простил.

Но, как преданный душою

Сын отечества, скажу,

Что неложным нахожу

В жертву Пильскому герою

Общего врага принесть.

Хавес

Принесть.

Алкиноя

Эта лесть.

Стоит наглости Клеона.

Хавес

Он же, безбожный, презлыми стихами злословит судей,

Кто ж их злословит, злословит Фемиду, и в силу закона

Мною найдённого в книгах Дракона,

Должен он пытки сто раз претерпеть,

После ж, безбожным в пример, умереть.

Аристофан

Вот набожный судья.

Алкиноя

Да суд бесчеловечный.

Антимах

Хотя Аристофан мне неприятель вечный,

Но пощадить его я умоляю вас:

Пусть он не плачется на нас,

Уж я просил о запрещенье!

Ругателя пародии играть,

И соглашаются, чтобы его именье

В казну для бедных взять,

А самого изгнать.

Аристофан

От этого умней не будешь ты писать.

Гипербол

Нет, изгнанье быть казнью должно однородного нам гражданина,

И достоин ли чести такой чужеземец, пришлец из Эгина!

Феогней

Так нас чужеземец, о боги, срамит!

Хавес

В случай этом Солон так гласит:

Каждый, чья мать чужеземка собой, иль по мужу,

Должен быть продан в рабы, как пришелец.

Аристофан

Уж это смерти хуже.

Клеон

Докажем после мы кто был его отец,

Но должно нам решишь сейчас без замедленья:

Афинской славы вы не видите ль паденья,

Коль буду игран я республике в позор.

Евгалий и все

Спасём республику!

Антимах

И вот мой уговор:

Театр за городом быть должен завтра полон,

Так до света, друзья, велим своим друзьям,

Места занявши по скамьям,

В народа распустить: что всем гражданам солон

По проискам спартанским может быть

Аристофан своей аттическою солью,

Что нынче он смешит, а завтра будем выть,

Что смех его Афинам выйдет болью.

Когда ж актер с Клеоновым лицом

На сцене явится, на подлинник взгляните,

Он встанет, вы вскочите,

Все вдруг кричать начнём,

Чтоб крик наш заглушил стихи его.

Все

Прекрасно!

Аристофан

Ах, этот заговор комедию убьёт!

Алкиноя

Любовь её спасёт!

Аристофан

Но как?

Алкиноя

Пойдём ко мне.

Уходят.

Явление 8.

Клеон, Антимах, Феогней, Евгалий, Гипербол и Хавес.

Предыдущая сцена заключает в себе заговор означенных персонажей против Аристофановой комедии ‘ Всадники’, в которой он вывел на сцену Клеона, казнодара афинского.

Клеон

Так, Антимах, сберём в театр своих друзей,

Я встану — вы вскочите

И все за мной кричите:

Аристофан злодей!

Хавес и Евгалий

Аристофан злодей!

Явление 9.

Те же, Ксантиппа и Херофонт.

Ксантиппа

(входя)

Аристофан злодей!

Феогней

Нам небо отвечает!

Ксантиппа

Не небо, это я. Сократова жена.

Антимах

Ксантиппа!

Херофонт

Так, она.

Ксантиппа

А это Херофонт, наш друг.

Антимах

Кто вас не знает!

Ксантиппа

А я не знаю вас, да это не беда,

Вы люди честные, когда

Зовете наглого насмешника злодеем.

Хавес

Извергом злобным, Мегерой вскормленным, ругателем…

Евгалий

Так…

Клеон

И доказательства прекрасные имеем,

Что он с своим умом и остротой…

Ксантиппа

Дурак.

И лгун, и клеветник, и человек премерзкий.

Хавес

Я то же говорю.

Ксантиппа

Отец его был плут,

Мать дура, дядя вор, а он бесстыдник дерзкий.

Феогней

Я то же говорю.

Ксантиппа

Без чести и без правил.

Евгалий

Я то же говорю.

Ксантиппа

Чем он себя прославил?

Ругательством порядочных граждан.

Гипербол

Я то же говорю.

Ксантиппа

Да кто Аристофан?

И отчего он волю взял такую

Бранить умней себя?

Антимах

Я то же говорю.

Ксантиппа

Да как развяжется со мной, я посмотрю.

Он, говорят, наврал комедию?

Клеон

Презлую.

Евгалнй

И вывесть в ней дерзнул Клеона самого.

Ксантнппа

А мне что нужды до него?

Я век мой бегала от этого Клеона:

В нем нет ни правды, ни закона.

Ни чести, ни души.

Херофонт

Да знаешь ли?..

Ксантиппа

Молчи. Вы то же говорите,

Не правда ли?

Хавес, Феогней и Евгалий

Неправда.

Ксантиппа

Как хотите,

А я свое твержу: кто может, тот пиши

Против Клеонов, Гиперболов,

Неправосудных Триоболов,

Бездушных трагиков и комиков дурных,

Пусть и философов иных,

Но моего Сократа

Задел Аристофан, и только наш сосед

Мне это намекнул, я кинула обед

И с ним везде была: у Пникса, у сената,

Кругом обегала Агору, Митраон.

Одеум, храм Зевесов,

Часть Керамикскую, уткнулась в Депилон,

Оттудова назад по улице Гермеса

И через улицу Треножников сюда…

Что ж? Злоязычника нигде не отыскала,

А уж устала так, как в жизни никогда

Еще не уставала.

Херофонт

Уф!

Ксантиппа

За Сократа я готова хоть в огонь.

Как тронуть его сметь?

Клеон

А прочих разве можно

И трогать, и срамить?

Ксантиппа

Не только можно, должно

Срамить дурных людей, да честного не тронь.

Клеон

Так что же, твой Сократ один в Афинах честен?

Ксантиппа

Один иль не один, однако ж нет его!

А о покойных что б дурного ничего…

Он даже и средь персов был известен.

Клеон

Пусть он при жизни был учён

И был известен, как оратор,

Да званием каким в народе отличен?

Что он в республике? Архонт? Стратег? Сенатор?

Гиппарх? Фигтарх? Или хоть всадник?

Ксантиппа

Он мой муж.

Клеон

И только?

Ксантиппа

Для меня и этого довольно.

Херофонт

Сократ философов светильник.

Ксантиппа

И к тому ж

Он смирный человек, так мне до сердца больно,

Когда бранят его.

Антимах

Зато уж ты сама

Трудилась.

Ксантиппа

И не раз, и если б не бранила,

Давно бы от его высокого ума,

Вам скажет Херофонт, без мантии ходила.

Херофонт

Он — гений мудрости.

Ксантиппа

Как слушали его,

Так первый был мудрец, что спрятал свет в коробку,

А поглядишь, не знал он и того,

Что соль кладут в похлебку.

Феогней

О, как она клевещет!..

Клеон

Не она,

А эхо мужнино — жена.

Евгалий

Так точно, всё Сократ.

Хавес

В Аиде он!

Клеон

Напрасно.

Нет, надобно философов беречь.

Пусть их ученикам твердят, что небо — печь

Что мы в ней — уголья, что землю, как жаркое,

Вертит какой-то вихрь, а мы, пока

Они с премудростью летят за облака,

На площади обделаем земное.

Оставим их, они оставят нас,

И всякий пусть своим займется без помехи,

Да время объяснит, чьи выгодней успехи.

Праздник светильников.

Междудействие, оканчивающее действие первое.

Вакханки

(вбегают с факелами, повторяя)

Э-вое! Э-вое!

Хор

Где скрылся Бромий, Еввий где?

В лесах и долинах,

И гор на вершинах

Мы ищем Еввия везде.

Э-вое! Э-вое!

Се Бромия священный храм!

Стук тирсов и бубны,

Веселия шумны

Услыши, Вакх! Явися нам!

Э-вое! Э-вое!

Явися, Еввий! За тобой,

Увенчаны плюшем,

В веселье цветущем

На горы полетим стрелой!

Э-вое! Э-вое!

Верховный жрец

(отворяя двери храма)

Кто смеет средь ночи священной

Рукой дерзновенной

В пресветлого храма помост ударять?

Предводительница хора

Мы Еввия ищем.

Ты нас не отгонишь от Еввия прочь.

Жрец

Нет Еввия с нами, в священную ночь

Он выбрал жилищем

Колена и перси младых аонид.

Но кем воспаленный,

И ужас священный,

И огнь эвменид

Мне грудь наполняет?

Чей гнев обладает

Душою моей?

(Извлекая нож и сходя с ступеней).

Не вижу ль я с вами

Миния детей?..

Хор

Клянемся, нет с нами

Мнния детей!

Предводительница

Смягчи твой гнев, внемли моленью!

Меж нас детей Миния нет!

Мы все причастны очищенью.

Все Еввию даем обет.

Хор

Нашу девственную младость

Играм Вакха посвятить

И Ленейских таинств святость

В чистом сердце сохранить.

Вакханки

Э-вое! Э-вое!

Жрец

Э-вое! Громче повторяйте,

Звучней в тимпаны ударяйте,

Фригийской песни пойте хор,

Вас слышит Вакх с Аркадских гор.

Хор

(во время танцев)

Э-вое! Э-вое!

Огнем восторга сердце пышет,

Играет радостию взор.

Трепещет грудь, весельем дышит:

Нас слышит Вакх с Аркадских гор!

Продолжается дивертисмент с факелами.

Конец первого действия.

1825 г.

Впервые отрывки из комедии опубликованы: Пролог, финал 2-го действия и сцена 3-го действия — ‘Мнемозина’, ч. 1. М.. 1824, стр. 26, явления 8 и 9 действия I и явление 2 действия II — ‘ Полярная звезда’ на 1824 г. стр. 120, сцены II действия — ‘Драматический альманах для любителей и любительниц театра’. СПб.. 1828, стр. 62. Вся пьеса отдельным изданием: М, 1828, под названием ‘ Аристофан, или Представление комедии ‘Всадники’. Историческая комедия в древнем роде и в равномерных стихах греческого стопосложення. в трех действиях, с прологом, интермедиями, пением и хорами. Сочинение князя А. А. Шаховского, с помещением многих мыслей и изречений из Аристофанова театра’. Отрывки печатаются по тексту ‘Мнемознны’ н ‘Полярной звезды’ со сверкой по отдельному изданию, откуда заимствованы и сделанные Шаховскнм примечания. Драматург, делая извлечения из своей пьесы, придал им самостоятельный характер. Текст, опубликованный в декабристских альманахах, отражает основную редакцию комедии, которую автор подверг переделке после 14 декабря 1825 г. сглаживая и отбрасывая все, что могло прозвучать как аллюзия (слова Хавеса о доносах — III действие и т. д). Первое представление пьесы состоялось в Петербурге 19 ноября 1825 г. в бенефис Е. И. Ежовой. Роли исполняли: Аристофана — Я. Г. Брянский. Алкинои — Л. О. Дюрова, Клеона — Е. П. Бобров, Жреца — С. Я. Банков. Антимаха — И. И. Сосницкий. Хавеса — Н. В. Величкин. Гипербола — А. Г. Щепкин. Феогнея — П. И. Калинин, Евгалия — Р. Сибиряков, Ксантиппы — Е. И. Ежова, Созии — А. Н. Рамазанов.

В Москве, на сцене Малого театра, пьеса была поставлена в 1826 г. с участием П. С. Мочалова (Аристофан), М. Д Львовой-Синецкой (Алкиноя) М. С. Щепкина (Созия) и других актеров. Пьеса вызвала оживленную полемику. Особенное внимание критиков привлекла попытка Шаховского применить, следуя античной традиции, различные стихотворные метры. Большинство встретило этот опыт отрицательно. Среди немногих критиков, поддерживавших Шаховского, был С. Т. Аксаков. Он писал: ‘ Скажем со своей стороны, что многие, воспитав ухо на ямбах, полагали, что разнообразные метры, употребленные автором в пьесе, на сцене сделают неприятное впечатление: они ошиблись и своих гаданиях. Разнообразие метров ласкало слух зрителя во время представленная, а удачное приноровление оных к характерам и страстям действующих лиц совершенно удовлетворило требованиям рассудка н воображения желающих, чтобы изящное имело наивразумительные формы’ (‘Драматическое прибавление к ‘ Московскому вестнику» 1828, Кн. 7-8 стр. 6).

Примечания:

Аристофан ( 446 — ок. 385 до н. э.) — греческий комедиограф, его пьеса ‘Всадники’ (424 до н. э.), направленная против афинского демагога Клеона, была поставлена во время праздника ленеев в 424 г. до н. э. и получила первую премию. Участие самого Аристофана в представлении является легендой.

Ленейский венец — ‘ т. е. венец, которым награждали поэтов в Ленейский праздник’ (примеч. А. Шаховского).

Ленеи — ‘ празднество в честь Вакха, отмечавшееся в январе-феврале, во время которого ставились новые пьесы и присуждались награды за них.

Клеон — государственный деятель древних Афин, современник Аристофана (убит в сражении в 422 г. до н. э.), вождь рабовладельческой демократии, глава партии, настаивавшей на продолжении войны со Спартой. Клеон ведал государственными доходами (казнодар). В комедии Аристофана ‘Всадники’ он выведен в грубо карикатурном виде под именем Пафлагонца-кожевника. Еще более карикатурно изображен он Шаховским.

Ксантиппа — жена греческого философа Сократа (469 — 399 до н. э.). которую предание изображало сварливой и вздорной. Имя Ксантнппы сделалось нарицательным.

Триобол. ‘Клеон убедил народ прибавить к двум оболам, которые получали судьи за каждое заседание, еще по одному, и Аристофан оттого называл их триоболами’ (примеч. А. Шаховского).

‘ Сократа задел Аристофан’ — в комедии ‘ Облака’, написанной после ‘Всадников’ (423 г. до н. э.), осмеял Сократа, выведя его как главу школы софистов (скептического направления в греческой философии). Сократ в пьесе Аристофана отрицает существование богов и исповедует веру в вихрь и облака, управляющие миром, оправдывает хитрость и обман.

Пинкс — место народных собраний в Афинах.

Сенат — ‘место заседания Ареопага’ (примеч. А. Шаховского).

Агора-‘торговая площадь’ (примеч. А. Шаховского).

Миграон — храм Кибелы. ‘великой матери богов’.

Одеон — ‘театр для музыки’ (примеч. А. Шаховского).

Часть Керамикская — часть города, лежащая к Керамикскому въезду’ (примеч. А. Шаховского).

Депилон — ‘городские ворота’ (примеч. А. Шаховского).

Улица Гермеса — ‘название сей улице дано от поставленных в ней четырёхугольных мраморных столбов в рост человеческий или побольше, вверху которых иссекалось сначала подгрудное изображение Гермеса, или Меркурия, покровителя торговли и промышленности’ (примеч. А. Шаховского).

Улица Треножников. ‘Сия улица наименована от треножников, стоящих на ней, на которых во время торжеств возжигали фимиам, она вела к Вакхову храму’ (примеч. А. Шаховского).

Архонт — ‘ девять архонтов переменялись ежегодно по жребию и составляли правительство Афин’ ( примеч. А. Шаховского).

Стратег — ‘ военачальник’ (примеч. А. Шаховского).

Гиппарх — ‘ начальник конницы’ (примеч. А. Шаховского).

Филарх — ‘ филархи заведовали военной частью’ (примеч. А. Шаховского).

Всадник — ‘ всадники составляли особое состояние, к которому принадлежали богатые благородные граждане’ (примеч. автора).

Восьмой мудрец. Античное предание сохранило имена семи мудрецов древней Греции, живших в V — IIвв. до н. э.: Питтака из Митилены, Солона Афинского, Клеобула Линдского, Пернандра Коринфского, Хейлона Спартанского, Фалеса Милетского и Биаса Приенского. Количество мудрецов равно числу чудес. Поэтому слова ‘восьмое чудо’ или ‘восьмой мудрец’ звучали иронически.

Вихрь. ‘ Из Аристофана. ‘Облака» (примеч. А. Шаховского).

Обделаем земное. ‘Сия мысль, кажется, была нравственною целью Аристофановой комедии ‘Облака’ (примеч. А. Шаховского).

Э-вое! — ‘ крик вакханок: они, повторяя сии слова, бегали со светочами по горам и призывали Вакха’ (примеч. А. Шаховского).

Бромий, Еввий — ‘ то же, что Вакх’ (примеч. А. Шаховского).

Аонид — ‘ муз. Сии стихи взяты из вакхических образцов’ (примеч. А. Шаховского). Фригийская песня. Фригия — область в Малой Азии, родина древнейших форм музыки и поэзии. Один из ладов греческой музыки называется фригийским.

А. Гозенпуд.

———————————————————————————

Источник текста: А. А. Шаховской, ‘ Комедии. Стихотворения’. Л., 1961. (Библиотека поэта. Большая серия).

А. А. Шаховской

Аристофан, или представление комедии ‘ Всадники’.

От сочинителя.

Действующие:

Враги Аристофана и приверженцы Клеона:

Пролог.

Действие I.

Явление 1.

Явление 2.

Явление 3.

Явление 4.

Явление 5.

Явление 6.

Явление 7.

Явление 8.

Явление 9.

Праздник светильников.

Примечания:

Читайте также: