Екатерина Вячеславовна Балобанова
Екатерина Вячеславовна Балобанова
Анютка и её друг
(Быль)
Анютка и её друг
(Быль)
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/31-2.jpg)
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/32-1.jpg)
————————————————————————————
Анютка и её друг, Балобанова Екатерина Вячеславовна, Год: 1900
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Одно лето мы все гостили у дедушки в подмосковной, и в деревне оставались только бабушка с дядей Жаком. И вот, в один очень жаркий день наш деревенский садовник Алексей ходил куда-то по делу. Было очень жарко, и он так устал, что прилёг в поле под кустом и заснул. Проснувшись, Алексей с удивлением увидал, что около него сидит маленькая девочка и смотрит на него. Девочка была одета очень плохо, в разорванной юбке и в старом, грязном платке.
— Чего тебе, девочка? — спросил Алексей.
— Возьми меня с собой, дяденька! — отвечала девочка.
— Куда же я возьму тебя?
— К себе домой возьми, где сам живёшь!
— Да ты чья будешь?
— Ничья!
— Как ничья?
— Сиротка я!
— А как звать-то тебя?
— Анюткой.
— Откуда же ты взялась?
— Не знаю… Издалече я.
— Да теперь-то ты где жила?
— В Никольском, на мельнице, с дедом.
— Ну, а дед-то где?
— Дед помер: я и убегла, обижать стали.
— Кто же тебя обижал-то?
Потупила девочка голову и замолчала.
Делать было нечего. Не оставлять же девочку в поле, — и Алексей привёл её к бабушке.
Дядя Жак сам поехал в Никольское, соседнее большое село, и там разузнал, что, действительно, зимой пришёл на мельницу старый солдат и привёл Анютку. Солдат пришёл откуда-то издалека, чуть ли не с Дону, и Анютку он называл внучкой.
— Сиротка она у меня, — говаривал он нередко, — сын помер, невестка тоже померла, вот она одна и осталась.
Старика взяли на мельницу сторожить, старик был не в меру ретив, сил-то и не хватило: захворал, а на Пасху и умер. Так Анютка и осталась одна на свете. Мельничиха оставила девочку у себя, но очень обижала, заставляла тяжёлые мешки таскать, а когда ей было не в подъём, её же била, сажала в погреб, не давала ей есть, всячески её мучила. Анютка терпела, терпела и, наконец, убежала.
Узнав всё это, бабушка оставила у нас девочку. Жена Алексея соглашалась её взять к себе, а чтобы она не баловалась, бабушка определила Анютку помогать птичнице на птичьем дворе.
У нас вскоре все очень полюбили Анютку, а птичница так уж не знала, как и благодарить бабушку за золотую девочку: так её прозвали за её золотые волосы и за её трудолюбие.
Работала Анютка с утра до ночи: то птиц кормит, то яйца собирает, то птичник чистит. Птицы так все за ней и бегали: как только её увидят, так куры, индюшки, гуси, утки закудахтают, закричат, загогочут и летят к ней. До её водворения, с нашим индюком совсем не было ладу, и бабушка даже велела было его продать, — такой он был драчун и забияка, — а Анютка сумела его взять в руки, и он совсем переменился.
Няня Макарьевна тоже очень любила золотую девочку и всячески ласкала её, хотя они часто ссорились: Анютка редко брала лакомства, которыми няня старалась её наделить, а если и брала, то сейчас же отдавала Алексеевым ребятишкам, сама же ела только чёрный хлеб да картофель.
— Отчего ты ничего не ешь? — приставала к ней няня.
— Грех, бабушка!
— Вот и неправда. Какой тут грех? Я — старуха да не считаю грехом послаще кусок съесть, а ты — дитя малое, тебе это на пользу: сил от еды набираться будешь!
— Тебе, бабушка, не грех, а мне грех, — я — сиротка.
Спорили они очень часто, и Анютка, не любившая няниной воркотни, старалась реже попадаться ей на глаза.
Так прошёл год. На следующее лето мы все приехали в деревню. Не прошло и недели после нашего возвращения, как разнёсся слух, что золотая девочка пропала. Все очень встревожились, начались поиски, и наконец нашли Анютку на пчельнике у дедушки Герасима, вёрст за пять от нас. Послали за нею Алексея. Алексей вернулся один. Оказалось, что Анютка ни за что не хочет ходить за птицами, потому что их часто берут на кухню на жаркое или на суп.
Бабушка очень рассердилась и назвала это ‘нежностями’, но папа, узнав, в чём дело, не велел заставлять Анютку работать, сам поехал к ней на пчельник и уговорил её вернуться в семью Алексея. Она, действительно, вернулась, но редко бывала дома: её так и тянуло на пчельник, в лес, в поле.
— Видно, как волка ни корми, а он всё в лес смотрит! — ворчала няня, узнав, что Анютка опять не бывала дома.
У нас в детской только и разговору было, что об этой золотой девочке.
— Мама, можно мне познакомиться с Анюткой? — приставала я.
— Кто же тебе мешает!? Только вряд ли она захочет твоего знакомства.
— Почему же она не захочет? Я сама пойду к ней в Алексееву избу.
Но мама была права, — Анютка совсем не хотела знакомиться со мной: отвечала всегда ‘да’ или ‘нет’ и старалась убежать или спрятаться при моём появлении в избе. Чтобы задобрить её, я ей отнесла свою куклу. Она взяла её, посмотрела, равнодушно положила на лавку и ушла, на другой день я видела мою куклу, совсем уже изломанную и грязную, в руках Алексеевых ребятишек. Папа долго дразнил меня этой куклой.
Но вот, недели через две после приключения с куклой, мы все, — папа, мама, братья, наша гувернантка Анна Карловна (мисс Эдварс уже не было с нами: она была замужем) и я, — поехали в лес за ягодами. Я нашла много земляники и совсем забыла о том, что не должна отходить от своих, и заплуталась. Долго ходила я, искала дорогу, кричала, аукала, звала, — но всё напрасно. Наконец, я выбилась из сил, села на пень и заплакала. Вдруг из-за кустов орешника вышла ко мне Анютка.
— Чего ты, барышня, ревёшь? Глянь, сколько цветов тут, да и ягоды поспевать стали!
— Я заплуталась. Меня волки съедят.
— Волки? Зачем тебя волки съедят?
— Я потеряла папу, маму и Серёжу.
— Эка беда! Пойдём со мной, — на дорогу выведу. А то вдруг волки! Какие здесь волки!?
Я повеселела, утёрла слёзы и пошла с Анюткой. По дороге мы набрали целый коробок земляники. Анютка весело болтала со мной, рассказывала мне о птичках, которые кружились около нас, поймала ежа, чтобы я могла рассмотреть его, но сейчас его пустила, как только я посмотрела на него.
Столько всего знала Анютка, что она мне показалась интереснее всякой книги.
Когда мы вышли на опушку леса, мы увидали наших в страшном переполохе: Серёжа ревел, Анна Карловна бегала и кричала, мама сидела бледная и не шевелилась.
Когда я подошла к маме, она уже не могла говорить и только крестилась.
— Теперь папа и Миша заплутаются, — они пошли искать Мурку! — ревел Серёжа.
Но Анютка взялась и их разыскать. Вскоре она, действительно, привела наших, и мы благополучно вернулись домой.
С этого дня Анютка перестала нас дичиться, и мы с ней подружились. Она боялась бабушки, а потому редко заходила ко мне, но в саду и в поле мы были неразлучны. Анютка не дичилась и Анны Карловны, которая была очень добрая и ласковая: она приохотила золотую девочку к ученью, и вскоре Анютка выучилась читать и писать, уроки всегда происходили в старой беседке, куда бабушка никогда не ходила.
Раз за обедом папа сказал нам:
— У соседнего мужика убежал ручной медведь, и говорят, что он бродит в нашем лесу, а потому прошу вас всех не уходить далеко от дому, — я не очень-то верю этим ручным медведям!
В те времена в наших лесах водилось много медведей, и мужики соседних деревень ловили маленьких медвежат, выучивали их разным штукам, а потом водили их по сёлам и городам, показывая, как они пляшут или выделывают разные фокусы и гримасы. ‘Покажи, Мишенька, как ребятишки горох воруют’, — командует, бывало, такой вожак, и медведь неуклюже ползёт, стараясь подражать маленьким воришкам. ‘Покажи, Мишенька, как бабы в зеркало смотрятся’, — и опять медведь, встав на задние лапы, выделывает заученные гримасы перед зеркалом и т. п.
Эти вожаки медведей в нашей местности назывались поводильщиками.
Ну, вот у одного такого поводильщика, Петра, ушёл старый, очень старый медведь. Искали его, искали да так и не нашли.
После того, как папа запретил нам уходить далеко от дому, мы почти совсем перестали видать Анютку.
— Где Анютка? — спрашивали мы у Алексея.
— Кто её знает, возьмёт вёсла и убежит.
Под горой у нас был большой пруд, и на нём всегда стояло несколько лодок. Папа и его братья в детстве катались на лодках, но наша мама очень боялась этого удовольствия, и нам было запрещено пользоваться им, а потому вёсла всегда лежали у Алексея, и только деревенская молодёжь иногда переправлялась на лодках в лес за ягодами или грибами. Чаще всех переправлялась туда Анютка, она отлично гребла, и Алексей позволял ей брать и лодку, и вёсла.
В августе мама, братья, бабушка и дядя Жак уехали в город. Мы остались в деревне только втроём: папа, Анна Карловна и я.
Вскоре после отъезда наших явилась ко мне Анютка.
— Дай мне, барышня, хлеба, только побольше.
На другой день она опять забежала:
— Вчера пекли пироги, — знать, осталось, принеси мне побольше!
Я принесла ей всё, что могла достать, но она пожала плечами и сказала:
— Какая ты скупая! Кого этим накормишь?
— Больше я достать не могла. Надо попросить у няни.
— Нет, у няни не проси. Сама достань, — ведь ты барышня!
Я пошла посоветоваться с Анной Карловной.
— Вероятно, она кормит каких-нибудь нищих, — сказала мне Анна Карловна, — вы знаете, какая Анютка добрая. Попросим папу помочь ей!
Мы рассказали всё папе, и он тоже подумал, что Анютка кормит каких-нибудь бедных и не хочет, чтобы знали об этом, а потому позвал няню и сказал ей:
— Няня, пожалуйста, давайте барышням ключи от кладовой, пускай они берут оттуда, чего хотят и сколько хотят: я знаю, для чего им нужна провизия.
Няня с удивлением посмотрела на папу, принесла ключи и повесила их в моей комнате.
С тех пор мы могли брать, сколько хотели, и хлеба, и мяса. Из буфета брали остатки пирога или что приходилось. Мы даже устроили свой склад провизии в чайной комнате (без мамы мы пили чай в столовой, и чайная была пустая). Анютка являлась к нам всегда рано утром, пока все в доме спали, и стучала ко мне в окно веслом. Мы с Анной Карловной выходили к ней на террасу и передавали ей узелок с провизией. Она его брала и убегала.
Когда ночи стали темнее, и рассветало позднее, стали поговаривать, что какой-то медведь похаживает кругом деревни и начинает шалить: у мужика вытащил из хлева корову, так что и следа не осталось, у нас вырезал из улья мёд.
Папа ходил смотреть ульи и вернулся с улыбкой.
— Ну, у меня в ульях хозяйничал медведь двурукий, — сказал он, — да ещё с ножом! Ловко очень вырезал соты, видно, и корову-то утащил двурукий медведь, а не настоящий.
Однако, чтобы успокоить домашних, папа назначил на другой день охоту на медведя.
В тот же день, перед обедом явилась к нам Анютка, бледная, вся в слезах, и бросилась на колени.
— Барышня, попроси папеньку облаву на Мишку не делать!
— Какую облаву? На какого Мишку? — спрашивали мы с удивлением.
— Барин велел егерям завтра на Мишку облаву сделать. Это не он корову утащил.
— Какой же это Мишка? — совсем не понимали мы, что было нужно Анютке.
— Мишка-медведь, что от Петра-поводильщика ушёл.
Пока она нам говорила эти непонятные для нас слова, пришёл папа. Он стал расспрашивать Анютку, и вот что он узнал от неё:
Один раз Анютка набрала в лесу целую корзинку малины и хотела идти домой, как в кустах наткнулась на огромного медведя. Девочка очень испугалась. Но медведь преспокойно отнял у неё корзинку с ягодами и стал их есть. Анютка видела, что у него в губу вдето кольцо, как это бывает у медведей, которых водят поводильщики: она догадалась, что это тот самый, что ушёл от Петра. Она хотела было убежать, но он её удержал за платье, тогда она, с перепугу, начала говорить нараспев как поводильщики:
— Ну-ка, Мишенька, вставай да покажи, как красавицы в зеркало на себя любуются.
Медведь выпустил её платье из лап, встал на задние лапы, одну переднюю поднял и поставил перед мордою, в виде зеркала, и стал выделывать разные гримасы.
— Ну-ка, Мишенька, покажи, как ребята репу воруют!
С рычанием стал медведь на четвереньки и пополз. Видя, что медведь совсем ручной, Анютка успокоилась и пошла домой. Медведь пошёл за ней: и когда она прыгнула в лодку, он заревел.
На другой день она принесла ему хлеба и мяса, что выпросила у повара.
С тех пор каждый день Анютка приносила медведю всякую еду, какую только могла достать от нас или хитростью выманить у няни. Медведь всегда ждал её в старой каменоломне у самого пруда, и она кормила его из своих рук. После обеда Мишка показывал ей всякие шутки и всячески выражал ей свою любовь.
— Мы с ним оба сиротки: не вели, барин, убивать его! Он зла никому не делает!
Папа был очень тронут Анюткиным рассказом и сейчас же позвал старшего егеря:
— Я нездоров, — сказал папа, — и не могу участвовать в медвежьей охоте, а потому мы её отложим, и вы не выслеживайте без меня медведя!
Так прошло некоторое время, а в один прекрасный день Анютка явилась к нам с радостной вестью.
— Мишка-то лёг на зиму в логово. Теперь только ко мне выходить будет, а без меня по лесу бродить не станет.
— И к тебе выходить перестанет, — сказал папа, — медведи зимой спят.
— Нет, барин, не совсем спят они. Когда еда есть, они выходят. Мой Мишка ко мне выходить будет. Уж я его знаю!
— Не станет, увидишь!
Анютка аккуратно продолжала приходить за провизией, и раз папа, увидав девочку, спросил:
— Ну, что? Твой Мишка всё-таки приходит к тебе обедать?
— А то как же?
— Посмотреть бы мне, как ты его кормишь!
— Ну, что же, пойдёмте, барин. Только идите с подветренной стороны, чтобы он вас не учуял.
На другой день, действительно, папа ходил с Анюткой смотреть, как Мишка ест, и стоял довольно близко к нему, но медведь его не почуял.
Возвратись, папа рассказал нам следующее:
— Подошла Анютка к старой каменоломне и хлопнула в ладоши. Послышался рёв, и через некоторое время выполз оттуда огромный бурый медведь. Я очень испугался и замер, не шевелясь, за кустом. Медведь сел на задние лапы, и Анютка похлопала его по шее, Мишка издал не то рычание, не то стон какой-то. Жутко как-то стало! Но девочка, не торопясь, развязала узел и дала ему сначала хлеба, — куски у неё были уже наломаны, — потом пирога с мясом и говядины, а под конец, не торопясь, вылила из бутылочки в чашку водки и поднесла своему другу, чашку медведь взял в лапы и ловко вылил водку себе в рот. Пока он ел, Анютка сидела против него и ласкала его, трепала по шее, по голове. Когда Мишка поел и выпил, он начал было плясать, но потом раздумал, неуклюже заковылял, схватил платок, в который был завязан обед, бросил им в Анютку, опять как-то весело зарычал и ушёл в каменоломню. Анютка пошла назад, и я — за ней и догнал её у пруда.
Папа велел нам держать это ото всех в секрете, а то он боялся, чтобы кто-нибудь из наших охотников, узнав о том, что медведь лежит недалеко, не убил бы его.
Мы никому ничего не сказали, даже няне, и никто не узнал нашего секрета.
На Рождество за мной приехала мама и после Крещения увезла меня в институт в Москву. Анна Карловна уехала с нами.
Папа остался на зиму в деревне, и к нему приехал дядя Жак.
Анютка очень плакала, расставаясь с нами. Папа обещал о ней заботиться, а она собиралась писать нам. Я подарила ей все свои книжки.
На первой неделе поста папа говел, и вот, вернувшись в одно утро из церкви, он ещё не успел снять шубы, как вбежала к нему Анютка со страшным рёвом и криком:
— Убили, убили!
— Кого убили? — спрашивал испуганный папа.
— Мишку убили!
Она схватила папу за руку и потащила за собой. Всю дорогу до каменоломни она тащила его, не давая ему опомниться. Наконец, они добежали, и Анютка заставила папу спуститься туда. У входа в логово на сухих листьях лежал медведь, папа видел, что он ранен в голову. Анютка бросилась на шею своему другу и так и замерла, не спуская с него глаз. Медведь не шевелился, но тихо стонал.
— Затем, — рассказывал папа, — Мишка поднял голову, лизнул Анютку, заревел протяжно и затих. Медведь околел.
Папа подошёл, взял Анютку на руки и принёс её насильно домой. Кто убил Мишку, так и не узнали. Вероятно, он выходил подышать весенним воздухом и наткнулся на охотника. Но раненный Мишка всё-таки ушёл в своё логово, где и застала его Анютка, которая по обыкновению принесла обед.
После того, как убили медведя, Анютка очень тосковала и по целым дням сидела на берегу пруда или в лесу.
— Совсем диким зверьком стала! — жаловался папе Алексей.
Нам она с того времени не писала.
В первый день Пасхи Анютка утонула в пруду.
Она была у заутрени и у обедни с семьёй Алексея.
Похристосовавшись с папой и с няней, она, выйдя из церкви, не пошла домой, а, вероятно, побежала на старую каменоломню. Лёд ли не выдержал её тяжести, — он был очень непрочен, — или же в темноте она попала в прорубь, — неизвестно.
Молодёжь из соседней деревни, возвращаясь домой по берегу, услыхала крик и всплеск воды. Бросились за баграми. Вытащили Анютку, но уже не могли вернуть её к жизни.
С тех пор этот пруд зовётся у нас Анюткиным прудом, — в нём ни рыбы не ловят, ни купаются, и его совсем затянуло илом.
Папа сказал мне, чтобы я не забыла эту трогательную и правдивую историю и когда-нибудь, когда вырасту, рассказала бы её детям.
Вот я и исполняю его желание.
Источник: Балобанова Е. В. Рассказы старой бабушки. — СПб.: Издание Е. В. Лавровой и Н. А. Попова, 1900. — С. 38.
Распознание, подготовка текста, современная орфография: Евгений Зеленко, июль 2014 г.
Оригинал здесь: Викитека.