Антуан Матье, Гези Поль, Год: 1872 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 35 минут(ы)

АНТУАНЪ МАТЬ.

ИЗЪ КНИГИ ПОЛЯ ГЗИ: ‘УГОЛОКЪ ЖИЗНИ БДНЯКОВЪ’.

I.

Улица Слпыхъ въ Лютих — маленькая, узкая, темная, она ведетъ къ берегу Мааса и оканчивается съ обихъ сторонъ домами. Ширина ея не боле четырехъ аршинъ, а изо всхъ этажей окаймляющихъ ее домовъ перекинуты веревки, на которыхъ сушатся рваныя юпки, панталоны и другое блье. Дневной свтъ проникаетъ сюда. Только обрывками, на сколько позволяютъ разввающіяся рубища и остроконечности крышъ. Это вообще улица грязная, вонючая, вредная для здоровья, лужи въ ней не просыхаютъ и есть холодные, сырые углы, куда солнце даже лтомъ не проникаетъ.

Съ давнихъ поръ тутъ живутъ бдные рабочіе, привлекаемые дешевизной квартиръ. Цлое семейство помщается въ одной комнат, гд спятъ, дятъ, стряпаютъ и стираютъ блье.

Однажды утромъ, въ январ 184… года, изъ второго этажа одного изъ домовъ этой улицы неслись жалобные полузаглушенные стоны, перескаемые по временамъ рзкими криками отъ невыносимой боли. Жена работника Мать рожала.

Она мучилась часа три и, наконецъ, Антуанъ появился на свтъ.

При больной не было ни акушера, ни бабки. Сосдка исполняла должность и того и другой. Бдняки только въ крайности прибгаютъ къ помощи, за которую надо платить. Къ тому же въ народ вс женщины привыкли обращаться съ родами.

Антуанъ былъ седьмымъ ребенкомъ у жены Мать. Остальные шестеро находились вс въ той-же комнат: четыре дочери и два сына. Младшіе беззаботно играли передъ маленькой желзной печкой, съ дырявой крышкой, подъ которой тлло нсколько кусковъ шлака, выброшенныхъ изъ завода, а дв старшія дочери, осьми и девяти лтъ, смотрли молча, съ любопытствомъ вытянувъ шею, на странную сцену, происходившую передъ ними. На улиц стоялъ зимній холодъ, а квартира Мать не имла другой комнаты, куда можно было бы удалить дтей. Впрочемъ, можетъ быть, объ этомъ никто и не подумалъ. Бднякамъ не время думать о приличіи и стыдливости. Приличіе и стыдливость принадлежатъ роскоши.

Новорожденнаго ребенка поспшно умыли и завернули въ ка кія-то невозможныя разношерстныя лохмотья. Потомъ сосдка ушла на работу и поврила малютку старшимъ сестрамъ, которыя, по прежнему, молча услись подл его постели. Мать впала въ то безчувственное забытье, которое всегда слдуетъ за родами, а малютка спалъ своимъ первымъ сномъ живаго существа въ тяжелой атмосфер маленькой, низкой комнаты, среди удушливаго зловонія отъ блья родильницы, брошеннаго въ углу. Отъ времени до времени, двочки заставляли молчать своихъ братьевъ и сестеръ, которые на секунду и хранили безмолвіе, нарушаемое только громкимъ дыханіемъ матери и легкимъ, едва слышнымъ — малютки.

Къ двнадцати часамъ, къ обду, пришелъ Мать.

— А! промолвилъ онъ, увидавъ ребенка, нагнулся къ нему, долго смотрлъ на него и мрачно прибавилъ:— еще одного придется кормить, жена.

— Да, отвчала родильница тмъ же тономъ.

И только.

II.

Жозефъ Мать былъ поденщикъ. Онъ выработывалъ то тамъ, то сямъ около двухъ франковъ въ день, т. е. когда была работа на заводахъ. Но не всегда нужны поденщики. Жена его не могла работать вн дома: дти требовали ея постояннаго присутствія. Она открыла у входа въ улицу Слпыхъ, близь Батской набережной, ларь съ яблоками и грушами, раздляя свое время между домашними хлопотами и мелочной торговлей. Старшія дочери ей помогали. Такимъ образомъ, она выручала тридцать пять сантимовъ въ день, даже до пятидесяти, по воскресеньямъ, въ хорошую лтнюю погоду, когда по набережной много гуляло народа.

На эти средства надо было накормить, одть и обуть восемь душъ, вскор девять, изъ которыхъ шестеро дтей были вчно голодны. Поэтому и хлба, сраго, черстваго, дурно пропеченнаго, купленнаго съ большой уступкой, не было вволю, такъ что, по большей части, весь обдъ состоялъ изъ очень скудной порціи картофеля, только въ рдкихъ случаяхъ смазаннаго жиромъ. Въ семь Маті вставали изъ-за стола не съ полнымъ желудкомъ.

Легко себ представить ихъ жилище: комната въ пять метровъ длины и четыре ширины. Свтъ проникалъ черезъ единственное окно изъ узкой, темной улицы, какъ что всегда было сумрачно, туманно. Все убранство состояло изъ трехъ низкихъ, плоскихъ кроватей, одной большой и двухъ маленькихъ, замасленнаго стола и двухъ сломанныхъ стульевъ.

Что же касается до одежды, то она состояла изъ невозможныхъ лохмотьевъ: мать ходила въ юпк и кофт, до того изношенныхъ, что сквозь матерію проглядывалъ свтъ, отецъ — въ поблвшихъ, нкогда синихъ полотняныхъ панталонахъ и въ блуз, испещренной заплатками, дтей же еле прикрывали тряпки, и зимою ихъ посинвшія маленькія тла судорожно трепетали отъ жгучаго прикосновенія мороза.

Вотъ почему появленіе на свтъ Антуана не было привтствовано шумной радостью.

Краткій разговоръ Мать и его жены вполн характеризовалъ ихъ положеніе и отношеніе къ ребенку.

Однако, они его не бросили. Ни въ первую минуту, ни въ послдствіи онъ никогда не слыхалъ горькой жалобы на свое рожденіе. Онъ былъ принятъ въ семью съ пассивной покорностью судьб. Это былъ новый привсокъ къ ежедневно тяготившему ихъ бремени, которое было уже такъ тяжело, что прибавка была едва замтна. Сгорбленная подъ ярмомъ спина склонится еще немного ниже — вотъ и все. Притомъ, всякое ощущеніе притупляется при близкомъ знакомств съ бдностью, а бдность уже давно была полнымъ хозяиномъ у домашняго очага Мать и его жены. Какъ далеко ни восходили въ прошедшее ихъ воспоминанія, они вчно видли бдность неотъемлемой принадлежностью ихъ жизни.

III.

Антуанъ взросъ въ этой сред.

Вскормленный исхудалою грудью, на улиц, подъ дождемъ и снгомъ, дыша зловонной атмосферой бднаго жилища, онъ, повидимому, былъ обреченной жертвой недуговъ, преслдующихъ дтство, однако, онъ ихъ избгъ. Какъ только мать спустила его съ рукъ, онъ сталъ валяться и бгать но улиц вмст съ братьями и сестрами. Такъ же, какъ они да и вс сосднія дти, онъ дрожалъ отъ холода зимою и пекся на солнц лтомъ, чесался и скребъ себ голову ногтями, обмакивалъ сухую корку хлба въ позеленвшей луж стоячей воды. Полусгнившая кочерыжка капусты, найденная въ груд остатковъ, казалась ему самымъ взысканнымъ лакомствомъ. Въ младенчеств вс дти равны и съ одинаковымъ беззаботнымъ легкомысліемъ относятся къ самымъ роскошнымъ и самымъ грубымъ предметамъ. Имъ еще незнакома человческая суетность. Дитя бдняка и дитя богача — два родные брата, съ одинаковымъ удовольствіемъ играющіе на одной груд песку.

Изъ улицы Слпыхъ Антуанъ перешелъ на Батскую набережную. Тамъ воздухъ былъ лучше, небо свтле, солнце ярче блестло. Антуанъ проводилъ тутъ дни, полные исгиннаго счастья. Онъ бросалъ камни въ воду и съ любопытствомъ слдилъ за разбгавшимися по поверхности кружками. Онъ съ удивленіемъ любовался пароходами, сновавшими по Маасу. Но величайшее удовольствіе доставляли ему громадныя лошади, тащившія на бичев тяжелыя барки и онъ слдовалъ за ними подпрыгивая, прислушиваясь къ стуку подковъ и старательно наблюдая за мрными движенія и лошадиныхъ головъ. Иногда онъ глубокомысленно удилъ рыбу съ помощью длинной палки, на которой висла веревка безъ крючка.

Онъ не всегда лъ до сыта, но бгалъ, прыгалъ, рзвился въ сласть. О, какъ онъ весело игралъ въ чехарду съ сосдними мальчиками! Онъ физически съ каждымъ днемъ все боле и боле развивался. Въ шесть лтъ онъ былъ краснощекимъ, ловкимъ, проворнымъ мальчуганомъ.

IV.

Около этого времени онъ сталъ приносить пользу своимъ родителямъ.

Они приказывали ему собирать на мостовой лошадиный пометъ, который потомъ продавали огородникамъ. Семья отъ этого выручала нсколько сантимовъ, очень для нея пригодныхъ. Девять или десять разъ въ день, Антуанъ съ корзинкой въ рукахъ отправлялся на набережную и занимался сборомъ помета, ползая по камнямъ.

Его не посылали въ школу и онъ не учился ни читать, ни писать.

Поздне, онъ уже не ограничивался пометомъ, а сталъ собирать и остатки каменнаго угля. Въ предмстіяхъ Люттиха есть большія пустыя пространства, куда сваливаютъ груды шлака и золы съ заводовъ. Не успетъ телега вывалить это добро въ кучу, какъ цлая стая бдныхъ женщинъ, стариковъ и дтей налетаетъ со всхъ сторонъ, отыскивая палками и крюками остатки угля, сохранившіе еще какую нибудь цнность. Антуанъ игралъ энергичную роль въ этихъ группахъ, толкаясь и толкаемый изъ стороны въ сторону, среди криковъ и брани, однако, онъ всегда, благодаря упорству, ловкости и быстрот, успвалъ наполнить свою корзину.

Воспитанія онъ не получилъ никакого, кром того, какое могло дать подобное существованіе. Онъ рано созналъ необходимость ежедневнаго, тяжелаго, безконечнаго труда. Онъ понялъ, безъ посторонней помощи, какъ трудно достается кусокъ хлба. Царапины на колняхъ отъ камней и шлака каждый вечеръ напоминали ему объ этомъ. Дале онъ ничего не видлъ. Встртивъ случайно ребенка своего возраста, роскошно одтаго и весело бгающаго по скверу или по набережной, онъ и не думалъ сравнивать его съ собою.

V.

Двнадцати лтъ Антуана отдали въ каменноугольную копь.

Съ той минуты, какъ онъ ступилъ ногою въ шахту, всмъ его существомъ, какъ умственнымъ, такъ и физическимъ, овладла глубокая ночь.

Вншняя жизнь полна уроками, которыми пользуются бдняки. Все, люди, вещи, солнце, природа внушаютъ смотрящимъ на нихъ дльныя мысли. Рабочіе на фабрикахъ не выпускаютъ изъ вида ничего совершающагося вокругъ нихъ, они шутятъ и смются съ своими товарищами.

Но въ угольныхъ копяхъ дло совершенно иное. Тамъ работаютъ въ темнот, молча, по одиночк. Утромъ, прежде чмъ опуститься въ шахту, работники еще мняются нсколькими торопливыми словами, даже слышится между ними смхъ, но когда, посл общей молитвы, они исчезаютъ во мрак шахты, то прекращается всякій говоръ и наступаетъ гробовая тишина. Такъ продолжается до самаго вечера.

Рудокопъ, работающій въ глубин копи, плотникъ, ставящій стойки, поддерживающія галлереи, ребенокъ, который возитъ въ тележкахъ уголь по корридорамъ — никто не иметъ съ кмъ промолвить слово и постепенно перестаетъ ощущать необходимость въ разговор.

Антуанъ не жаловался на происшедшую въ его жизни перемну. Онъ также пассивно подчинился своей новой судьб, какъ безропотно переносилъ вс лишенія прежней жизни. Мало по малу кругозоръ его ума, и дотол довольно узкій, все уменьшался, хотя онъ этого самъ и не сознавалъ.

Его обязанности состояли въ перевозк угля изъ копи къ выходному колодцу, въ тележкахъ, которыя тащили по рельсамъ маленькія коренастыя лошади. Въ продолженіи цлаго дня Антуанъ ходилъ взадъ и впередъ по низменнымъ галлереямъ, шлепая въ черной мягкой грязи. Сверху, съ потолка и стнъ, постоянно падали ему на плечи капли воды, а тяжелая кожанная шляпа рудокопа предохраняла его отъ сыпавшихся иногда обломковъ. Ни на минуту, съ утра до вечера, не прекращалось Это однообразное, скучное хожденіе, кром краткихъ роздыховъ для ды. Никакое развлеченіе не нарушало мрачной, безмолвной скуки.

Его глаза видли только мерцающій блескъ фонаря, прикопленнаго къ тележк и его отраженіе въ окружающей угольной масс, въ лужахъ воды, стоящей между рельсами и въ хомут маленькой лошади, его уши слышали только глухой скрипъ тележекъ, отдаленный гулъ заступовъ въ глубин копи и звяканіе цпи, подымавшей и опускавшей тележки черезъ выходной колодецъ. Иногда онъ покрикивалъ на свою лошадь и она отвчала ему, мотая головой. А по временамъ, мастеръ, повстрчавшись съ нимъ, грозно восклицалъ: — ‘Ну, ну, лнтяй, поворачивайся), Если онъ перерзывалъ дорогу знакомому мальчику съ тележкой, выходившему изъ поперечныхъ галлерей, то рдко они мнялись словами и никогда имъ не входила въ голову какая нибудь шутка или дтская продлка. Они только молча смотрли другъ на друга.

Конюшни лошадей, употребляемыхъ въ копяхъ, находятся также подъ землею. Въ подобной конюшн завтракалъ и обдалъ Антуанъ. Пока лошадь ла сно, онъ, сидя въ углу на мшк, уплеталъ свой черный хлбъ и запивалъ его изъ фляжки холоднымъ кофе. Потомъ онъ съ удовольствіемъ заснулъ бы на нсколько минутъ и, дйствительно, иногда забывался, прислонившись головой къ стн, но почти тотчасъ его будилъ голосъ мастера: ‘На работу! на работу!’ Онъ вскакивалъ, поправлялъ хомутъ у лошади и снова начиналось безконечное хожденіе съ тележкой,

Мастеръ былъ очень грубъ съ Антуаномъ, но онъ такъ обращался со всми рабочими, старыми и молодыми. Онъ ни для кого не длалъ исключенія. Постоянно имя дло съ хозяевами, онъ перенялъ у нихъ убжденіе, что рабочіе были вьючнымъ скотомъ, для котораго необходимы ругательства и удары. Соотвтственно этому онъ и велъ себя.

Выходя по вечерамъ изъ шахты, Антуанъ съ минуту былъ какъ пьяный и начиналъ скакать по двору, но вскор усталость брала верхъ и онъ успокоивался. Онъ мирно возвращался къ своимъ родителямъ, снималъ грязную одежду, умывался и жадно съдалъ свой ужинъ, состоявшій изъ супа и картофеля. Потомъ, онъ бросался на постель и тотчасъ засыпалъ тяжелымъ сномъ.

На слдующій день та же жизнь начиналась съизнова.

VI.

Прошло нсколько лтъ, Антуанъ лишился отца и одного изъ братьевъ. Другой братъ его поступилъ въ армію. Дв старшія его сестры работали на фабрик, а младшія чинили семейныя лохмотья и помогали по хозяйству матери, которая продолжала торговать яблоками.

Вся семья существовала на скудную выручку Антуана и его сестеръ работницъ. Мать, дочери и сынъ любили другъ друга по своему, безъ всякихъ нжностей. Ласки между ними были рдкостью. Никогда они не вели дружеской, откровенной бесды. Грубая жизнь притупляетъ сердце и лишаетъ его утонченной воспріимчивости. Необходимы очень сильныя потрясенія, чтобы возбудить истинное чувство.

Старшія дочери были очень грубы на словахъ и въ манерахъ, он постоянно кричали, бранились и употребляли дурныя, неприличныя выраженія, занесенныя съ фабрикъ, и даже иногда дрались между собою. Он не щадили и матери, когда послдняя длала имъ замчаніе, но во время ея болзни, об продали свои бронзовыя серьги, которыми очень гордились, и купили для матери вина.

Одна изъ нихъ, Франсуаза, имла ребенка и онъ жилъ въ семь. Ему было отведено мсто за столомъ, но когда онъ капризничалъ, то его безъ церемоніи называли: ‘выбросокъ’. Если же, напротивъ, какая нибудь сосдка осмливалась назвать ребенка этимъ эпитетомъ или хоть косвенно намекнуть на его незаконное происхожденіе, то бабушка и тетки принимали это за личное оскорбленіе и осыпали сосдку дождемъ самыхъ избранныхъ ругательствъ, причемъ не былъ забытъ никто изъ ея родственниковъ.

VII.

Поздне, игра, пьянство и веселыя женщины поочередно пополняли свободныя минуты въ жизни Антуана.

Игра иметъ могучую, притягательную силу для нкоторыхъ образованныхъ, развитыхъ людей, пользующихся всми удобствами жизни. Какъ же должна она привлекать несчастныхъ, и невжественныхъ? Для этихъ послднихъ игра — сонъ во-очію. Отъ своего ежедневнаго труда они могутъ ждать только удовлетворенія и то неполнаго самыхъ необходимыхъ физическихъ потребностей. Дале, ихъ кругозоръ не идетъ. На что имъ надяться, какъ не на случайный выигрышъ? Онъ одинъ можетъ улучшить ихъ положеніе и осуществить сокровенныя надежды, озаряющія ихъ отуплые умы среди безсонной ночи. Вотъ почему, если женщины въ рабочемъ класс, поклоняясь той же судьб, но въ иной форм, ставятъ свчи Мадонамъ, и ходятъ на богомолье, то мужчины жадно бросаются на игру. И т и другіе ищутъ покровительства тайной, невдомой силы. Члены жокей-клуба и нищіе въ лохмотьяхъ, стоя передъ рулеткой, врятъ одинаково въ скрытое произволеніе, вертящее стрлку.

Рудокопы, можетъ быть, боле всхъ рабочихъ склонны къ игр. Безмолвная тишина шахтъ развиваетъ и поддерживаетъ мечтательность.

По воскресеніямъ рабочіе угольныхъ копей собираются въ кабачкахъ и играютъ въ кегли. При этомъ употребляются огромные тяжелые шары, требующіе отъ играющихъ силы и ловкости, что не мало увеличиваетъ прелесть игры. Выигравшій гордится двояко — и своимъ счастьемъ, и своей ловкостью.

Обыкновенно партіи начинаются скромно, он очень продолжительныя и ставка ничтожная. Но вскор нетерпніе начинаетъ терзать играющихъ и горячка быстро развивается. Ставку увеличиваютъ и начинаютъ держать пари отдльно на тотъ или другой шаръ. Тснясь вдоль узкой, планированной полосы земли, гд стоятъ кегли, играющіе пристально слдятъ за движеніями того, кто бросаетъ шаръ. Шаръ катится и разбиваетъ кегли, причемъ всегда слышны крики, восклицанія. Каждый обсуждаетъ ударъ, кто хвалитъ, кто порицаетъ.,Вс въ волненіи Пульсъ бьется сильне обыкновеннаго, глаза блестятъ. Тутъ возрастъ не иметъ никакого значенія. И старые и молодые оди наково возбуждены.

Антуану были знакомы треволненія игры, такъ же какъ и самозабвеніе пьянства.

Въ первый разъ, когда онъ напился, то имъ руководило боле желаніе слдовать примру другихъ и быть ‘человкомъ’, чмъ страсть въ водк. Въ семнадцать лтъ, на всхъ ступеняхъ общественной лстницы, человкъ кичится своимъ распутствомъ. Въ послдствіи, въ Антуан развилась уже склонность къ водк, но онъ все-таки никогда не былъ горькимъ пьяницей.

Къ тому же у него, какъ у большей части его товарищей, страсть къ водк проявляется только въ минуту получки, которая производится на копяхъ разъ въ дв недли.

Въ послдніе дни до получки, у рабочихъ карманы пусты. Они страдаютъ жаждой, обыкновенной, естественной, вполн законной, но они не могутъ ея утолить и вотъ она становится жгучей, пламенной, ничмъ неутолимой. Денегъ ждутъ съ лихорадочнымъ нетерпніемъ. Какъ только он въ рукахъ и пересчитаны, рабочіе бросаются въ кабаки, длинный рядъ которыхъ окружаетъ копи со всхъ сторонъ. Но еще прежде, каждый останавливается передъ ларемъ съ колбасой, сосисками и печенкой. Конечно, колбасы не свжи и печенка лошадиная не свжа, жестка, но вдь все же это мясо, что для рабочаго рдкость. Онъ покупаетъ за пять сантимовъ большой кусокъ печенки или колбасы, намазанной горчицей, и жадно его съдаетъ. Потомъ онъ спшитъ въ кабакъ. Стаканъ водки слдуетъ за стаканомъ. Вс молчатъ, никто не чувствуетъ необходимости въ разговор. Вс хотятъ пить. Черезъ полчаса вс пьяны.

Когда жажда была слишкомъ сильна, то животный инстинктъ, слишкомъ долго сдержанный, мститъ за себя. Очень немногіе могутъ ему противостоять. Но кто же изъ проповдниковъ трезвости могъ бы поручиться за себя посл долгаго періода насильственнаго воздержанія?

Нетолько пьянство плнило юное воображеніе Антуана, но и другая, боле соблазнительная страсть овладла имъ.

Сладострастіе развивается очень рано въ народ, благодаря ежедневнымъ соблазнамъ жизни сообща, и постояннымъ зрлищамъ, которыя невольно возбуждаютъ животные инстинкты. Двушки поддаются этому вліянію среды такъ же, какъ и юноши. Весною, по вечерамъ, т и другія выходятъ на бульвары и садятся рядомъ на скамейки. Воздухъ теплый, ароматный проникаетъ въ жилы, растягиваетъ мускулы. Молодые люди прижимаются другъ къ другу, съ улыбкой вспоминая, какъ зимой въ нетопленной комнат они дрожали отъ холода. Наступаетъ ночь. Страсти просыпаются. Слышны взрывы хохота… Молодая жизнь вступаетъ въ свои права.

Но тяжелое самозабвеніе пьянства и минутные восторги, доставляемые ласками легкихъ женщинъ, не могутъ развить умъ человка, который работаетъ только мускулами.

VIII.

Антуанъ достигъ девятнадцати лтъ.

Онъ уже боле не возитъ тележки, а самъ добываетъ уголь въ глубин копи.

Лежа на боку на подмосткахъ, ибо тамъ нельзя стоять даже на колняхъ, онъ ударяетъ изо всей силы заступомъ по стн и большіе куски угля падаютъ внизъ въ галлерею, гд поденщикъ поднимаетъ ихъ и нагружаетъ тележки.

Потъ крупными каплями выступаетъ на его лиц и ше, струясь по черной пыли, густо покрывающей ихъ. Его глаза, блки которыхъ составляютъ блестящее, пятно среди окружающей ихъ черноты, наливаются кровью. Каждые полчаса онъ сходитъ внизъ и потягивается. Его полотняная куртка дымится отъ пропитавшей ее испарины. Онъ выпиваетъ глотокъ холоднаго кофе изъ своей фляжки и снова поднимается наверхъ.

Съ утра до вечера и съ понедльника до субботы все одно и тоже: удары заступа по глыбамъ каменнаго угля, капли пота на почернвшемъ лиц и неутомимая, вчная жажда.

IX.

Но однажды случилось необыкновенное происшествіе.

Какой то мальчикъ, возившій тележку, изнемогая отъ усталости, уснулъ на минуту, прислонясь къ стн, пока нагружала углемъ его тележку. Мастеръ, замтивъ это, ударилъ его ногой изо всей силы. Ребенокъ проснулся съ громкимъ крикомъ. Антуанъ услыхалъ этотъ жалобный вопль и понялъ въ чемъ дло. Онъ вдругъ вспомнилъ, какъ его мальчикомъ и за той же работой одолвалъ сонъ. Кровь бросилась ему въ голову. Онъ соскочилъ съ своихъ подмостковъ и, бросившись на мастера, оттолкнулъ его отъ ребенка.

— Что? въ чемъ дло? спросилъ мастеръ съ удивленіемъ.

— Разв вы не видите, что этотъ мальчикъ еле стоитъ? воскликнулъ Антуанъ, съ трудомъ произнося каждое слово и размахивая руками.— Я вамъ запрещаю бить его, или вы будете имть дло со мною.

— Хорошо, хорошо, стоитъ ли шумть изъ-за мальчишки! отвчалъ мастеръ, чувствуя, что онъ виноватъ, и благоразумно удалился.

Антуанъ успокоилъ плакавшаго ребенка и снова принялся за свою работу. Но негодованіе не исчезло изъ его сердца. Онъ находился весь день подъ его впечатлніемъ.

Въ его голов какъ будто вдругъ просвтлло. Смутныя мысли тснились одна за другою. Прежде он никогда не приходили ему на умъ, да и теперь онъ къ нимъ прислушивался съ удивленіемъ, не вполн отдавая себ отчетъ. Онъ самъ изумлялся своему поступку. Не разъ подобныя сцены случались на его глазахъ и онъ никогда не обращалъ на нихъ вниманія. Но теперь крикъ ребенка перевернулъ все его существо, и онъ чувствовалъ, что еслибы мастеръ не послушался, то онъ убилъ бы его на мст.

Среди обуревавшихъ его мыслей, одна все боле и боле брала верхъ надъ другими, именно мысль объ угнетеніи рабочихъ. ‘Хозяева и мастера обходятся съ нами, какъ съ вьючнымъ скотомъ’, думалъ онъ. И въ подкрпленіе этой мысли, тысяча мелкихъ, дотол незамчанныхъ обстоятельствъ вставали въ его памяти, принимая неожиданный оттнокъ. Онъ вспоминалъ, какъ пожимали плечами, выслушивая каждую жалобу…

Съ этого времени Антуанъ не терялъ ни на минуту болзненнаго сознанія, что онъ существо униженное, и начиналъ по временамъ думать, разсуждать.

Онъ сталъ съ удовольствіемъ разговаривать съ старикомъ Бланшаромъ, башмачникомъ въ улиц Слпыхъ. Семидесяти-пяти лтъ и уважаемый всми, Бланшаръ умлъ читать и писать, а потому къ нему обращались вс за совтами въ крайнихъ случаяхъ, и его совты всегда приносили большую пользу. Однако, его нетолько почитали, но немного и боялись. Онъ видывалъ многое въ жизни и такъ просто, безцеремонно говорилъ о всхъ людяхъ, даже самыхъ высокопоставленныхъ, что кумушки не могли придти въ себя отъ удивленія.

Антуанъ разсказалъ ему о случившемся съ нимъ происшествіи.

— Ты хорошо поступилъ, сынъ мой, сказалъ Бланшаръ: — никогда не надо дозволять дурно обращаться съ дтьми.

Между молодымъ человкомъ и старикомъ вскор возникла самая тсная дружба. Каждый вечеръ у нихъ происходили безконечныя бесды. Бланшаръ разсказывалъ о прошедшемъ, о тхъ событіяхъ, которыя онъ самъ видлъ и о которыхъ ему въ свою очередь передавали другія. Юный работникъ слушалъ его съ восторгомъ.

Между тмъ сердце Антуана заговорило.

X.

Катерина Пенсаръ работала въ той же угольной кони, какъ и Антуанъ. На двор, близь выхода изъ шахты, она отдляла отъ кусковъ угля маленькіе камешки, попадавшіе вмст съ углемъ въ тележки, Это была рослая молодая двушка, лтъ восемнадцати, широкоплечая, съ мускулистыми руками, черными волосами, съ развитымъ роскошнымъ бюстомъ и розовыми щеками. Она охотно смялась, и пріятно было видть ея блые зубы, окаймленныя пунцовыми губами среди почернвшаго отъ угля лица. Я присягну, что она не знала прелести своего смха, и что не изъ кокетства такъ часто смялась: даже злые языки ничего объ ней не разсказывали. У нея была старая мать, разбитая параличемъ. Часто совтовали ей отдать старуху въ больницу, но она ни за что не хотла на это согласиться. Она содержала мать своей работой и естественно, что он жили плохо, хотя честная двушка выбивалась изъ силъ, чтобы заработать боле. Однако, въ маленькой комнатк Нижне-Везской Улицы, гд он об жили, никогда не слышно было жалобъ. Катерина распространяла вокругъ себя веселость беззаботной юности.

Выходя по вечерамъ изъ шахты, Антуанъ видлъ прежде всего блые зубы Катерины, работавшей у самаго отверстія, Эти зубы, блестящіе, влажные и какъ бы освщенные недавнимъ смхомъ, сначала не произвели на него впечатлнія. Но однажды, ихъ необычайный блескъ поразилъ его. Онъ посмотрлъ на молодую двушку пристально, съ удивленіемъ и вернулся домой очень за думчивый. То, что онъ вдругъ почувствовалъ, вовсе не походило на обычное ощущеніе при вид другихъ двушекъ. Ему не хотлось сжать ее въ своихъ объятіяхъ, онъ только подумалъ, что былъ бы очень счастливъ, еслибы она посмотрла на него съ своимъ веселымъ смхомъ.

Въ слдующіе дни, поднимаясь вечеромъ изъ шахты, Антуанъ былъ взволнованъ и не могъ спокойно стоять на платформ.

— Что съ вами, Антуанъ? спрашивали его товарищи.

— Ничего, отвчалъ онъ сердито.

И какъ только они приближались къ земл, онъ быстро выпрыгивалъ первый. Если Катерина находилась на своемъ обычномъ мст, то онъ едва могъ удержаться отъ восклицанія радости, а если ея не было — вдругъ измнялся въ лиц. Въ первомъ случа, онъ произносилъ нсколько ничего не значившихъ словъ, на что Катерина отвчала тмъ же. И тмъ все кончалось.

Молодая двушка вскор замтила, что Антуанъ обращалъ на нее вниманіе и, въ свою очередь, начала смущаться. Теперь, она съ нетерпніемъ ожидала минуты, когда рудокопы поднимались изъ шахты, и лихорадочно дрожала, увидавъ пламенный взглядъ Антуана.

Наконецъ, недли черезъ дв, Антуанъ предложилъ ей пойти съ нимъ погулять въ воскресеніе и она охотно согласилась. Въ назначенный часъ, она явилась на Амеркерскій Мостъ и влюбленная парочка отправилась по берегу Мааса вдоль равнины, простирающейся отъ Люттиха до Жюпиля.

Они шли рядомъ маленькой тропинкой у самой воды. Отъ времени до времени, они пожимали другъ другу руки. Потомъ Антуанъ останавливался и смотрлъ на Катерину, она молча смялась. Продолжая прогулку, они разговаривали о своей ежедневной жизни, о дороговизн хлба, о цн юпки или блузы, и находили особую прелесть въ этомъ разговор. Затмъ наступало молчаніе и они не пытались его нарушить. День былъ прекрасный, почти на каждомъ шагу имъ встрчались прохожіе, но они не видли никого. Они были одни во всемъ свт. Они шли тихо, какъ люди, которые не торопятся. Они подвигались почти машинально и едва-ли думали о чемъ-нибудь. Ими всецло овладло невдомое, сладостное чувство блаженства.

— Какъ хорошо! произносилъ иногда Антуанъ.

— Да, отвчала просто Катерина.

Дойдя до конца равнины, они обернулись и пошли въ обратный путь той же тихой, спокойной поступью.

Съ тхъ поръ каждое воскресеніе они предпринимали подобную прогулку. Кром того, ежедневно посл работы Антуанъ отправлялся къ Катерин и, сидя на порог двери рядомъ съ нею, курилъ свою длинную трубку до ночи, заволакивавшей мракомъ безмолвную, опуствшую улицу.

XI.

Катерина забеременила. Тогда молодые люди стали думать о свадьб, чтобы жить всецло другъ для друга.

— Есть свободная комната рядомъ съ нашей, сказалъ Антуанъ:— мы ее наймемъ и твоя мать будетъ жить съ нами.

Такъ дло и поршили.

Мать Антуана немного поворчала, услыхавъ о намреніи сына, во не сказала ни слова противъ. Это должно было случиться рано или поздно, подумала она, и только жаловалась сосдкамъ, что никогда нельзя разсчитывать на дтей.

Старики въ улиц Слпыхъ, говорили, качая головой:

— Вотъ и еще будутъ распложать бдняковъ.

Бланшаръ, напротивъ, поздравилъ Антуана.

— Ты правъ, сынъ мой, произнесъ онъ:— человкъ не долженъ жить одинъ. Вдвоемъ легче переносится бдность.

Сбереженія невсты и жениха составляли вмст не боле пятнадцати франковъ, но у Катерины было достаточно мебели и гардероба, только приходилось купить новую юпку. Что же касается до Антуана, то онъ еще недавно купилъ себ блузу и панталоны. Такимъ образомъ, по покрытіи всхъ расходовъ, оставалось еще три франка на свадебное угощенье.

Антуанъ занялся подготовкой всхъ необходимыхъ для свадьбы бумагъ. Добытіе каждой изъ нихъ стоитъ много труда. Его посылали изъ одной канцеляріи въ другую. Онъ, но ошибк, попадалъ не туда, куда слдовало, и его грубо прогоняли. Наконецъ, онъ отыскалъ подлежащую канцелярію, и его тамъ держали нсколько часовъ. Выправивъ, посл долгихъ стараній, одну бумагу, онъ узналъ, что надо еще другую. Потомъ оказалось, что тутъ не было подписи, тамъ недоставало печати.

— Вамъ надо придти въ другой разъ, говорили ему.

Когда, повидимому, вс формальности были исполнены, все еще находились новыя. А время шло и Антуанъ терялъ день за днемъ. Грустно размышляя объ этихъ прогулахъ, благодаря которымъ значительно уменьшился его двухнедльный заработокъ, онъ спрашивалъ себя, не лучше ли отказаться отъ брака? Если онъ и Катерина согласны жить вмст, то почему бы этого не сдлать?

Но эти мысли мгновенно входили ему въ голову и такъ же мгновенно исчезали.

XII.

День свадьбы наступилъ.

Гостями были: старикъ Бланшаръ, который долженъ былъ замнить покойнаго отца Антуана, Катерина и нсколько сосдей, необходимыхъ въ качеств свидтелей. Они явились ране назначеннаго часа и ждали въ улиц Слпыхъ появленія невсты. Наконецъ, она сошла внизъ и открыла шествіе подъ-руку съ Бланшаромъ. Потомъ слдовалъ Антуанъ съ своей матерью. Наконецъ, выступали его сестры, братъ и свидтели, останавливавшіеся на каждомъ шагу, чтобъ закурить трубки.

Въ ратуш процессія останавливается на лстниц. Ей объявляютъ, что чиновникъ, ведущій книгу свадебныхъ записей, находится у бургомистра и не вернется ране четверти часа. Вс садятся на ступени, но вскор свидтели, молча, какъ бы сговорившись, встаютъ и отправляются въ сосдній кабачекъ выпить рюмку. Бланшаръ приводитъ ихъ оттуда, когда приставъ объявляетъ, что церемонія тотчасъ начнется.

Вс входятъ въ залу. Будущіе супруги и гости переглядываются. Блестящій паркетъ и золоченныя украшенія ослпляютъ ихъ и, сильно спотыкаясь, они достигаютъ приготовленныхъ мстъ.

Секретарь читаетъ списокъ именъ. Потомъ приступаютъ къ обычнымъ формальностямъ. На вопросъ: кто гранатный? откликается одинъ Бланшаръ. Чиновникъ открываетъ какую-то книгу и читаетъ изъ нея что-то, но никто его не слушаетъ. Антуанъ и Катерина произносятъ ‘да’, потому что приставъ ихъ толкнулъ, говоря: ‘скажите: да’. Чиновникъ надваетъ, наконецъ, шляпу и уходитъ. Вс стоятъ въ недоумніи. Приставъ тогда говоритъ: ‘все кончено, можете идти’

Церковная церемонія была очень коротка и никто изъ брачной процессіи не понялъ въ ней ни слова. Потомъ вс отправились въ кабачекъ на свадебный завтракъ.

Онъ состоялъ изъ двухъ рисовыхъ тортовъ, громадныхъ, какъ колеса, по замчанію одного изъ гостей, и чернаго кофе, въ который брошена здоровая щепотка соли. Каждый изъ присутствовавшихъ сълъ по нскольку кусковъ торта и выпилъ безчисленное число чашекъ кофе. Одинъ ломоть торта завернули въ бумагу для матери молодой, которая, по болзни, осталась дома. Потомъ мужчины выпили водки, а женщины — сладкаго ликера, и свадьба была окончена.

XIII.

На слдующій день они оба пошли на работу.

Въ первое время, они были очень счастливы. Они любили другъ друга просто, но пламенно. Катерина была очень опрятна и чисто держала семейную комнату, а чистота, по несчастью, большая рдкость въ жилищахъ рабочаго класса. Антуанъ за работой думалъ съ удовольствіемъ о своей опрятной комнат и расторопной хозяйк.

Съ своей стороны, Катерина была ему благодарна за то, что онъ сдлалъ ее замужней женщиной. Она не совсмъ понимала значеніе этого титула, но смутно чувствовала, что онъ окружалъ ея благодтельнымъ ореоломъ.

Антуанъ пересталъ играть и ходить въ кабаки. По вечерамъ, онъ, возвратясь съ женою изъ копи, помогалъ ей по. хозяйству. Онъ приносилъ воду, дрова, уголь, пока она чистила картофель. Посл ужина, жена штопала одежду, а мужъ курилъ трубку.

Семья жила безъ особыхъ лишеній. Мать Катерины не была требовательна, вс сестры Антуана теперь работали на фабрик и старуха Мать мене нуждалась въ его помощи.

Однако, роды Катерины приближались и она, по временамъ, клала руку мужа себ на животъ, чтобъ онъ почувствовалъ, какъ шевелится ребенокъ.

— Это очень странно, задумчиво произносила она.

Она родила сына, названнаго Пьеромъ. Увидавъ красное тло своего ребенка, Антуанъ поблднлъ и не могъ удержаться отъ рыданія.

Въ день родовъ жены, онъ не пошелъ на работу. Безпокойный, взволнованный, онъ ходилъ взадъ и впередъ между постелью жены и импровизированной люлькой ребенка.

— Посиди тихо, просила слабымъ голосомъ Катерина.

— Хорошо, отвчалъ Антуанъ, но черезъ минуту снова начиналъ свои прогулки.

XIV.

Съ этихъ поръ въ бдной комнат воцарилась новая благодатьМаленькій Пьеръ былъ безконечнымъ предметомъ удивленія и восторга родителей, а съ тмъ вмст, служилъ поводомъ къ умственному ихъ развитію. Сколько мыслей можетъ возбудить ребенокъ! Для невжественныхъ существъ, какъ Антуанъ и Катерина, маленькій Пьеръ былъ самымъ краснорчивымъ учителемъ. Всякое его движеніе, жестъ, крикъ, лепетъ имли для нихъ воспитательное значеніе.

Катерина на каждомъ шагу приходила въ восторженное умиленіе. Она чувствовала какое-то гордое презрніе ко всему, что не касалось ея маленькаго Пьера. Онъ былъ ея гордостью, богатствомъ, жизнью, всмъ. Кормленіе грудью доставляло молодой женщин цлый міръ неописанмыхъ впечатлній, полуфазическихъ и полу-нравственныхъ, которымъ она сладостно предавалась. Чтобъ не испортить своего молока, она умряла обычныя грубыя движенія и громкій, рзкій голосъ. Она вдругъ, безъ всякихъ усилій, сдлалась безконечно терпливой. Въ глубин своего сердца, она чувствовала, что стала лучше, и это ее очень радовало.

У Антуана родительское чувство выражалось трогательными нжностями и неловкими выходками. Ему хотлось придать своимъ рукамъ особую округленность и мягкость, чтобъ безбоязненно прикасаться къ ребенку. Онъ боялся, что Катерина слишкомъ грубо съ нимъ обращалась. Но послдняя, съ материнской самоувренностью, смялась надъ его опасеніями, говоря: ‘Не бойся’. Ночью, каждый вздохъ малютки будилъ Антуана, и онъ долго прислушивался къ едва слышному его дыханію.

Спустя три дня посл рожденія Пьера, Катерина вышла на работу. Конечно, ей было очень грустно, и она завидовала животнымъ, которыя никогда не разстаются съ своими дтнышами. Но длать нечего, это было необходимо.

Об бабушки ухаживали за ребенкомъ. Люльку ставили подл кресла старухи Пенсаръ, которая не могла встать съ мста, и она своими еще здоровыми руками вынимала ребенка и брала его себ на колни, если онъ плакалъ. А мать Антуана два раза въ день носила маленькаго Пьера къ Катерин, которая кормила его грудью, сидя на бревн, подл выхода изъ шахты. Легко себ представить, какіе поцлуи и ласки ожидали его каждый разъ.

Это путешествіе совершалось ежедневно и во всякую погоду. Пока длилось лто, оно было скоре полезно, чмъ вредно ребенку. Свжій воздухъ румянилъ его щеки и ускорялъ кровообращеніе въ его юныхъ жилахъ, но осенью, въ сильный втеръ, какъ тепло его ни закутывали въ самые толстые платки, имвшіеся въ дом, Катерина со слезами ощупывала его холодныя ножки. Весь день посл этого она безпокоилась и только немного утихала вечеромъ, когда, вернувшись домой, отогрвала бднаго малютку на своей груди.

XV.

Среди зимы, однажды ночью, Антуанъ и Катерина вскочили съ ужасомъ съ постели. Маленькій Пьеръ кашлялъ. Увы, этотъ хриплый, раздирающій кашель былъ хорошо знакомъ всмъ обитателямъ улицы Слпыхъ. Недлю передъ тмъ, онъ унесъ въ могилу двухъ сыновей плотника, жившаго на углу. Катерина соскочила съ кровати въ одной рубашк и, схвативъ ребенка, крпко прижала его къ груди вн себя отъ страха.

— Скоре доктора! воскликнула она.

Антуанъ выбжалъ на улицу въ блуз, съ обнаженной головой. Земля была покрыта густымъ слоемъ снга, такъ что ноги каждую минуту проваливались, а сверху снгъ продолжалъ падать хлопьями. Но Антуанъ, не замчая ни холода, ни снга, мочившаго ему голову и ноги, бросился къ доктору бдныхъ. Его не было дома.

Бдняки рдко ршаются просить помощи у другихъ докторовъ. Антуанъ съ минуту колебался, но въ ушахъ у него раздавался кашель ребенка и, припомнивъ, что докторъ Б. жилъ въ сосдней улиц, онъ побжалъ туда и позвонилъ у крыльца,

Дверь не отворилась, но, полуоткрывъ окно, служанка спросила:

— Кто тамъ?

— Я пришелъ за докторомъ.

— Кто вы? спросила снова служанка и, высунувшись, пристально взглянула на Антуана.

— Мой сынъ боленъ, сказалъ Антуанъ, избгая прямого отвта.

— Г. докторъ не можетъ выйти изъ дома, произнесла служанка, замтивъ, что съ нею говорилъ 5дно одтый человкъ съ обнаженной головой.

И окно съ шумомъ затворилось.

Антуанъ ничего не отвчалъ. Но сердце его болзненно сжалось и онъ пошелъ по улицамъ искать докторовъ.

У второго доктора онъ тщетно звонилъ, никто не откликнулся. У третьяго отперла дверь служанка и подвергла Антуана длинному допросу:

— Далеко ли вы живете? Серьзно ли боленъ вашъ сынъ? Господинъ докторъ никогда не здитъ ночью иначе, какъ къ своимъ кліентамъ.

Антуанъ со слезами на глазахъ умолялъ служанку сжалиться надъ нимъ. Тронутая его отчаяніемъ, она пошла разбудить доктора и вернулась съ отвтомъ, что онъ тотчасъ придетъ къ больному.

Антуанъ отправился домой. По дорог онъ злобно думалъ:

— Еслибъ я былъ богатъ, меня не гнали бы.

И зависть, горькая, жестокая зависть овладла его сердцемъ.

Поднимаясь по лстниц въ свою квартиру, онъ предавался самымъ мрачнымъ мыслямъ, полнымъ ненависти и дикой злобы. Но снова наверху раздался убійственный кашель и онъ все забылъ.

— Докторъ сейчасъ придетъ, крикнулъ онъ жен, входя въ дверь.

Катерина, между тмъ, кое-какъ разожгла угольки въ печк и сидла передъ нею, убаюкивая больного ребенка. Услыхавъ утшительную всть, она вздохнула свободне. Ожиданіе показалось ей невыносимо долгимъ и тяжелымъ.

Антуанъ слъ и впился глазами въ малютку. Въ промежутки между припадками кашля, онъ дышалъ очень громко и съ видныымъ трудомъ, схватываясь рученками за горло, какъ бы желая вырвать изъ груди что-то душившее его.

Прошло полчаса. Отецъ и мать считали каждую секунду, но молча, не смя произнести ни слова.

Наконецъ, явился докторъ. Онъ осмотрлъ ребенка, приказалъ Катерин, все еще остававшейся въ одной рубашк, лечь въ постель и прописалъ рецептъ.

— Ступайте поскоре въ аптеку, сказалъ онъ, обращаясь къ Антуану, и не могъ удержаться, чтобъ не прибавить:— поздненько вы пришли ко мн.

Антуанъ не посмлъ объяснить причины этой проволочки. Онъ бгомъ спустился съ лстницы и черезъ минуту былъ уже въ ближайшей аптек. Онъ громко позвонилъ. Дверь тотчасъ отворилась.

— Я не аптекарь комитета для бдныхъ, сказалъ хозяинъ аптеки и хотлъ возвратить рецептъ Антуану.

— Сколько стоитъ? спросилъ рзко Антуанъ.

— Два франка.

— Вотъ они.

Аптекарь поспшно приготовлялъ лекарство и молча подалъ его.

XVI.

Маленькій Пьеръ былъ три дня между жизнью и смертью.

Антуанъ провелъ эти дни въ самыхъ ужасныхъ страданіяхъ, не дававшихъ ему ни минуты покоя. Онъ не могъ позволить себ прогула и, по обыкновенію, каждое утро отправлялся на работу, не зная наврно, застанетъ ли въ живыхъ сына, возвратясь вечеромъ. Пока онъ работалъ _t заступомъ въ глубин копи, образъ бднаго ребенка, съ пунцовыми щеками, лихорадочно дрожавшаго всмъ тломъ, не покидалъ его ни на секунду. Какъ только умолкалъ шумъ заступа объ угольную массу, въ ушахъ его раздавался хриплый кашель ребенка. Онъ озирался со страхомъ. Это былъ звукъ воды, капавшей на землю съ потолка галлереи. Онъ съ новою яростью принимался за работу, но вс его старанія заглушить горе были тщетны.

Вмст съ тмъ, злоба, возникшая въ его сердц во время неудачныхъ поисковъ за докторами, среди снга и ночного мрака, снова овладла имъ. Слова доктора: — ‘Поздненько вы пришли за мною’ — преслдовали его. Неразвитой его умъ не могъ дать себ яснаго отчета въ обуревавшихъ его смутныхъ сложныхъ идеяхъ. Роковой вопросъ о пролетаріат представлялся ему въ такой темной, необъяснимой форм, что бдность казалась какимъ-то позорнымъ пятномъ и онъ только произносилъ въ глубин своей души: — ‘Это чортъ знаетъ что такое!’ Но черезъ минуту снова передъ его глазами возставалъ образъ маленькаго Пьера и онъ едва не рыдалъ.

Однако, на третій день докторъ объявилъ, что ребенокъ будетъ живъ. Катерина поблагодарила его взглядомъ, полнымъ такой радости и восторженной благодарности, что докторъ, несмотря на свое обычное хладнокровіе, былъ глубоко тронутъ.

Антуанъ узналъ эту добрую всть, возвратясь вечеромъ съ работы. Онъ взялъ ребенка на руки и сказалъ нсколько разъ: ‘Молодецъ! Молодецъ!’ Боле онъ ничего не могъ произнести. Радость душила его.

XVII

Спустя нсколько времени, случилось происшествіе, имвшее очень печальныя послдствія.

Сдлавшись матерью, Катерина, какъ это часто случается, очень похорошла. Ея очертанія, нсколько грубыя, стали мягче, женственне. Ея щеки, сохранивъ свою свжесть, сдлались нжне. Вся ея фигура, боле округленная и пластичная, невольно обращала на себя вниманіе.

Одинъ изъ служащихъ въ контор, завдовавшей копями, замтилъ молодую женщину. Она показалась ему лакомымъ кусочкомъ. Онъ не сомнвался ни на одну минуту, что она съ радостью согласится на его предложеніе. Вниманіе начальника было честью для простой работницы. Къ тому же эта интрига ему тмъ боле улыбалась, что она была замужней женщиной, а потому ему нечего было бояться непріятныхъ послдствій. Минутный капризъ и чувство эгоизма были бы одинаково удовлетворены. Его звали Гюберъ Легро, и онъ тотчасъ принялся за дло.

Онъ началъ постоянно слдовать за Катериной и, останавливая ее, говорилъ ей любезности, т. е. грубые комплименты о красот ея груди, бедръ и такъ дале. Молодая женщина не обижалась и со смхомъ проходила, не придавая важности его словамъ. Но потомъ онъ сталъ позволять себ вольности. Она перестала смяться и серьзно осердилась. Преслдованія его не имли конца. Вскор это ей надоло и она пожаловалась мужу.

Антуанъ на слдующій день подошелъ къ Гюберу Легро и сказалъ ему просто, но ршительно:

— Господинъ Легро, моя жена честная женщина, прошу васъ, оставьте ей въ поко

Вмсто отвта, Легро пожалъ плечами и презрительно улыбнулся. Въ тотъ же день онъ позволилъ себ еще боле приставать къ Катерин, смялся надъ ея мужемъ и давалъ ей понять, что Антуанъ находится у него въ рукахъ и онъ можетъ легко его проучить.

Молодая женщина быстро удалилась, со слезами на глазахъ. Возвращаясь вмст съ нею съ работы, Антуанъ замтилъ, что она была очень встревожена и спросилъ, что съ нею. Не ожидая ничего хорошаго отъ этой исторіи, она съ удовольствіемъ промолчала бы, но мужъ такъ настоятельно требовалъ отвта, что она должна была сказать ему всю правду.

— Подлецъ! воскликнулъ Антуанъ, вн себя отъ злобы и дрожа всмъ тломъ, но, замтивъ безпокойный взглядъ жены, поборолъ свое волненіе.

Они дошли до дома молча. Катерина не смла продолжать этого разговора и не ршалась говорить о чемъ нибудь другомъ, а Антуанъ думалъ о томъ, что въ глазахъ Гюбера Легро онъ былъ ничто. Эта мысль всецло овладла имъ и жгла его, какъ раскаленнымъ желзомъ.

За ужиномъ онъ былъ, повидимому, совершенно спокоенъ и игралъ, по обыкновенію, съ маленькимъ Пьеромъ. Потомъ онъ закурилъ трубку и хладнокровно сказалъ, что пойдетъ нодышать чистымъ воздухомъ. Но, очутившись на улиц, онъ прямо побжалъ къ кофейной, которую обыкновенно посщалъ Легро и, спрятавшись за угломъ сосдняго дома, сталъ ждать его появленія. Прошло два часа. Наконецъ, изъ двери кофейной вышелъ Легро. Антуанъ бросился на него, сжавъ кулаки и громко крича:

— Подлецъ! грязный развратникъ (онъ употребилъ слово гораздо рзче)! ты не хотлъ понять меня утромъ, поймешь ли — теперь?

И тяжелые удары градомъ посыпались на голову, шею и плечи Легро, который былъ такъ пораженъ неожиданностью нападенія, что не могъ даже защищаться. Лица, сидвшія въ кофейной, услыхавъ шумъ, выбжали на улицу и отбили Легро.

Пользуясь суматохой, Антуанъ удалился безъ всякаго труда. Онъ теперь шелъ медленно, спокойно, въ душ онъ былъ доволенъ.

Возвратясь домой, онъ уже засталъ Катерину спящей. Онъ тихонько раздлся и легъ въ постель подл нея, она даже не проснулась.

XVIII.

Черезъ два дня, мужа и жену, прогнали изъ угольной кони. Спустя недлю, Антуанъ былъ вызванъ въ исправительный судъ,

У него не было адвоката. Онъ не запирался, и на вопросъ, почему онъ нанесъ побои Легро, разсказалъ всю правду, именно, что подлецъ Легро, какъ онъ его прямо назвалъ, длалъ грязныя предложенія его жен, что онъ просилъ его оставить жену въ поко, но видя, что Легро продолжаетъ свои преслдованія, закиплъ гнвомъ и ршился проучить его хорошей потасовкой.

— Есть у васъ свидтели, которые могли бы подтвердить эта факты? спросилъ предсдатель.

— Нтъ, только моя жена…

— Ваша жена не свидтельница. Садитесь.

Легро обстоятельно разсказалъ, со всми мельчайшими подробностями, возмутительное насиліе, которому онъ подвергся, а на вопросъ о преслдованіяхъ жены Антуана, дерзко отперся отъ всего, замтилъ съ презрніемъ, что никогда не унижался до такихъ женщинъ и объяснилъ, что, вроятно, рабочій имлъ противъ него злобу, по причин какого нибудь взысканія, наложеннаго на него за неисполненіе обязанностей.

Прокуроръ одобрительно кивалъ головой во время показанія Легро и въ своей обвинительной рчи развилъ его главныя положенія, назвалъ гнусной клеветой предлогъ, придуманный Антуаномъ въ свою защиту, съ негодованіемъ указалъ на то, что обвиняемый осмлился оскорбить судъ, называя передъ нимъ Легро подлецомъ, распространился о добродтеляхъ Легро и, наконецъ, потребовалъ самаго строгаго наказанія.

Антуана приговорили къ тюремному заключенію на годъ и предсдатель замтилъ ему, что если судъ не назначалъ ему еще боле строгаго наказанія, то лишь въ виду его прежней безупречной жизни.

Онъ вышелъ изъ залы суда смущенныя. Слова прокурора странно звучали въ его ушахъ. Онъ тщетно старался понять окружавшій его мракъ.

Катерина, находившаяся въ публик, горько зарыдала при произнесеніи приговора, но потомъ отерла глаза, и подойдя къ мужу, сказала нжнымъ, ласкающимся голосомъ:

— Ничего, Антуанъ, годъ скоро пройдетъ.

Вмсто отвта, Антуанъ взялъ маленькаго Пьера, котораго она держала на рукахъ и судорожно поцловалъ его.

XIX.

Антуана посадили въ тюрьму въ четверкъ, этотъ день навсегда запечатллся въ его памяти. Прежде всего его провели въ контору, гд какой-то чиновникъ записалъ его имя, нумеръ, примты и ростъ, а потомъ въ баню. Тамъ онъ долженъ былъ снять свое платье, которое свернули въ узелъ и положили въ уголъ, а Антуанъ надлъ панталоны и куртку изъ сраго полотна. Кром того, ему выдали такой же полотняный колпакъ съ двумя отверстіями для глазъ, который онъ долженъ былъ надвать на голову и лицо при проход черезъ корридоры. Одинъ изъ сторожей повелъ его черезъ длинную галлерею, но обимъ сторонамъ которой находились кельи арестантовъ, и остановился передъ No 47. Это былъ нумеръ Антуана. Онъ повторялся на каждомъ отдльномъ предмет его одежды.

Немногія занятія возможны для заключеннаго въ тюремной кель. Антуанъ не былъ ни портной, ни башмачникъ, а потому ему дали склеивать бумажные мшки, которые доставляла какая-то торговая фирма готовыми, свернутыми, такъ что оставалось только смазать края клейстеромъ. Каждое утро, въ его келью приносили груду этихъ мшковъ и клейстеръ, а вечеромъ ихъ уносили уже готовыми. Его работа прерывалась только пищей, т. е. тарелками супа, поспшно проглоченными и прогулками въ продолженіи часа утромъ, если можно назвать прогулкой хожденіе взадъ и впередъ по небольшему пространству двора, окруженному высокими стнами, и имющему въ длину пять метровъ, а въ ширину три.

Дни шли ужасно тихо и однообразно. Ничто не измняло однажды заведеннаго монотоннаго порядка. Антуанъ машинально работалъ. Онъ ни о чемъ не думалъ. Одиночество въ тюремной кель, изъ матоваго окна которой ничего не видно, притупляло его умъ. Дятельность мозга боле, чмъ всякаго другого органа требуетъ подготовительной работы и развитія. Можно двигать руками по приказанію, но думать по приказанію нельзя. Онъ впалъ въ какое то животное оцпенніе. Ему надо было сдлать большое усиліе, чтобъ сосчитать число дней, протекшихъ со времени его заточенія. Если иногда въ голов его и мелькала смутная мысль, то почти немедленно и исчезала.

Среди этой безусловной умственной пустоты, онъ ясно, отчетливо сознавалъ только, что Катерина и маленькій Пьеръ страдаютъ отъ нищеты.

Разъ въ недлю они посщали его. Онъ видлся съ ними въ пріемной при сторож въ продолженіи получаса. Мужъ и жена мало говорили между собою. Присутствіе сторожа ихъ стсняло.

Въ одно изъ первыхъ посщеніи, Антуанъ спросилъ:

— Чмъ вы живете?

— Я продала одинъ стулъ, заложила твою одежду, свои лишнія тряпки, выработала одинъ франкъ, помогая разгрузить барку съ черепицей. До сихъ поръ малютка и старуха имли кусокъ хлба каждый день.

— А ты?

— И я такъ же… почти каждый день. Впрочемъ, я мъ картофель и безъ хлба.

— Бдная жена! произнесъ Антуанъ едва слышнымъ голосомъ.

Въ эту минуту сторожъ объявилъ, что полчаса прошли и разговоръ прекратился.

На слдующій разъ, Катерина сказала, что она пошла къ посыльныя и надялась этимъ ремесломъ пробиться кое-какъ.

Въ Литтих посыльными называютъ женщинъ, которыя съ корзинкой за плечами исполняютъ обязанности комиссіонеровъ какъ въ город, такъ и между окрестными селеніями. Он такъ же приготовляютъ густую массу изъ угольной пыли и глинистой земли, изъ которой длаютъ кружки для топлива. Эта работа очень тяжелая. На землю кладутъ слой угольной пыли, потомъ бросаютъ на нее глину и поливаютъ водой, а женщины въ тяжелыхъ деревянныхъ башмакахъ топчутъ эту грязь, пока она не составитъ густую массу.

Вотъ какимъ ремесломъ занялась Катерина. Рано утромъ, она отправлялась на площадь св. Ламбера и тамъ, съ корзиной за спиной, ждала нанимателей. Но этой работой многаго нельзя нажить и часто цлый день приходилось стоять даромъ. Поэтому Катерина попрежнему питалась только картофелемъ.

Антуанъ это очень хорошо понималъ. Посл каждаго посщенія жены, хотя они по какому то безмолвному уговору избгали говорить объ этомъ предмет, онъ возвращался въ свою кельи мрачне и отчаянне прежняго. Его всего боле терзало сознаніе своей безпомощности. Чувствовать, что у тебя сильныя, здоровыя руки и не имть возможности работать ими для пропитанія дорогихъ существъ, страдающихъ отъ голода — какая ужасная пытка!

И онъ терзался этими муками, пока снова имъ не овладвало полное оцпенніе.

XX.

Однако, и самый продолжительный годъ когда-нибудь да кончается. Антуанъ вышелъ изъ тюрьмы. Катерина съ маленькимъ Пьеромъ пришли къ нему навстрчу. Онъ увидалъ ихъ на тротуар сквозь ршетку двора. Маленькій Пьеръ протягивалъ къ нему свои рученки. Подойдя къ нимъ, онъ не промолвилъ ни слова, языкъ у него прильнулъ къ гортани. Онъ прижалъ жену къ своей груди и, поднявъ ребенка, посадилъ его къ себ на плечи. Подъ грубой рубашкой сердце его судорожно билось. Ребенокъ, какъ бы понимая, что происходило вокругъ него, облилъ шею отца своими маленькими ручками. Катерина плакала.

Сдлавъ нсколько шаговъ, Антуанъ остановился. Въ продолженіи цлаго года онъ видлъ жену и ребенка только въ полутемной комнат. Онъ хотлъ взглянуть на нихъ при свт солнца. Маленькій Пьеръ, несмотря на ихъ нищету, очень развился, его щеки были немного блдны, но глаза блестли, кожа была здоровая, твердая, вообще онъ былъ молодцомъ. Но Катерина, напротивъ, очень похудла и опустилась. Черныя полосы подъ глазами придавали имъ болзненный блескъ. Она шла сгорбившись, словно чувствовала ярмо корзинки. Грудь ея ввалилась. Она не была прежней Катериной.

‘Это несправедливо’, подумалъ Антуанъ.

— Я немного устала, сказала молодая женщина, замчая тревожные взгляды мужа- — но я скоро поправлюсь. Ты теперь со мною и мн не надо столько работать.

Однако, Катерина не тотчасъ могла уменьшить свои рабочіе часы, въ продолженіи нсколькихъ недль Антуанъ не могъ достать работы. Узнавъ, что онъ только что вышелъ изъ тюрьмы, хозяева не хотли о немъ и слышать. Имъ не надо было арестанта. Катерин пришлось еще работать за всхъ. Она возвращалась домой по вечерамъ, совершенно изнемогая отъ усталости. Красныя пятна начали показываться на ея щекахъ. Каждое утро она кашляла и этотъ кашель былъ сухой, сиплый.

Когда, наконецъ, Антуанъ досталъ работы у одного хозяина боле человчнаго или боле нуждавшагося въ рабочихъ, Катерина слегла въ постель.

Въ начал ея болзни, она вставала на нсколько часовъ каждый день и занималась хозяйствомъ, съ трудомъ двигаясь изъ угла въ уголъ. Но вскор она уже не была въ состояніи подняться съ постели. Маленькій Пьеръ молча игралъ между кресломъ разбитой параличомъ старухи и кроватью больной женщины. Повременамъ, онъ смотрлъ съ грустнымъ удивленіе’ то на одну, то на другую. Мать Антуана часто предлагала взять его съ собою на улицу, гд она, по прежнему, торговала яблоками, но онъ такъ жалостно смотрлъ на нее, что она всегда его оставляла.

— Онъ мн не мшаетъ, говорила Катерина:— онъ не шумитъ.

Дйствительно, со времени болзни матери, онъ не дотрогивался ни до барабана, ни до трубы. Только увидавъ отца, онъ вскакивалъ отъ радости и бросался къ нему на встрчу.

Вечера теперь для Антуана проходили очень грустно. Онъ не отходилъ отъ постели жены и ясно видлъ, что она чахла,

— Это несправедливо, повторялъ онъ про себя все чаще и чаще.

Онъ ни мало не сомнвался въ исход болзни. Докторъ слишкомъ многозначительно качалъ головой, чтобъ сохранять иллюзіи. Впрочемъ, съ каждымъ днемъ приближеніе смерти все становилось ясне. Глаза молодой женщины длались больше, щеки вваливались, плечи и шея высыхали, руки, прежде грубыя, красныя, какъ у всякой работницы, стали блыми, прозрачными, словно у великосвтской барыни.

Антуанъ уменьшалъ насколько возможно свою порцію, мужественно голодалъ и отказывалъ себ въ табак, чтобъ отъ времени до времени купить жен вина, или лучше сказать красной бурды, которую лавочникъ называлъ виномъ. Но все было тщетно, силы больной ежедневно уменьшались. Тогда мрачное отчаяніе овладвало имъ, ему приходила въ голову мысль докончить съ своей жизнью, но одного взгляда на маленькаго Пьера было достаточно, чтобъ отрезвить его.

— Что сдлается съ нимъ безъ меня? думалъ Антуанъ, и, посадивъ ребенка къ себ на колни, молча ласкалъ его.

XXI.

Катерина умерла въ средин зимы. Два мсяца спустя, скончалась и мать ея. Антуанъ остался одинъ съ маленькимъ Пьеромъ.

На другой день посл похоронъ старухи Пенсаръ, Бланшаръ, неперестававшій питать дружескія чувства къ Антуану, сказалъ ему.

— Еслибы я былъ на вашемъ мст, то искалъ бы работы въ деревняхъ. Сельскій воздухъ былъ бы полезенъ ребенку. Эи улица напоминаетъ вамъ слишкомъ много горя. Не хорошо вчно жить съ мрачными мыслями. Ваши сестры будутъ ухаживать за матерью, и къ тому же вы всегда можете ей помогать издали.

— Вашъ совтъ хорошъ, отвчалъ Антуанъ:— я ему послдую.

Вскор посл этого, рудокопъ поселился въ одномъ изъ селеній, окружающихъ Люттихъ, подл угольной копи, гд онъ досталъ себ работы. Вдова рабочаго, убитаго годъ передъ тмъ, во время несчастья на желзной дорог, держала трактиръ для рудокоповъ при вход въ селеніе. Антуанъ нанялъ у нея себ и маленькому Пьеру комнату на чердак, изъ окна которой открывался видъ на поля, луга и протекавшій вдали Маасъ. Хотя зрлище природы рдко производитъ сильное впечатлніе на невжественный умъ, но для Антуана было очень отрадно смотрть на веселый деревенскій пейзажъ. Былъ апрль. Рожь и пшеница всходили на поляхъ, деревья и кусты зеленли. Невольно сравнивая сельскую природу съ грязной, темной улицей Слпыхъ, онъ ощущалъ хотя и смутное сознаніе красоты.

Что же касается до маленькаго Пьера, то онъ подружился съ деревенскими мальчишками, и съ утра до вечера бгалъ по полямъ и лугамъ. Потому, вскор онъ сталъ краснощекъ, кровь съ молокомъ, и отецъ любовался его здоровымъ, веселымъ видомъ.

XXII.

Прошло нсколько лтъ въ тишин. Маленькій Пьеръ сталъ посщать школу и по вечерамъ показывалъ отцу свои книги и тетрадки, объяснялъ ему съ дтскимъ энтузіазмомъ все, чему его учили. Антуанъ слушалъ его съ восторгомъ и нкоторой завистью. Такимъ образомъ, онъ, къ величайшему удовольствію ребенка, мало-по-малу, научился читать, конечно, долго длая самыя уморительныя ошибки, заставлявшія Пьера весело смяться.

Каждый вечеръ, уложивъ сына, Антуанъ сходилъ внизъ въ общую комнату трактира, гд сидли вдова Брюнель и ея другіе жильцы. Разговоръ шелъ обыкновенно о погод, но иногда одинъ изъ рабочихъ читалъ вслухъ старую газету, въ которой была завернута какая-нибудь привезенная изъ города вещь. Въ 10 часовъ вс расходились спать.

Но по временамъ, Антуанъ и вдова Брюнель оставались одни, вс остальные жильцы уходили въ кабакъ, куда уже давно не показывался Антуанъ. Въ эти вечера бесда между вдовцами становилась интимне, одинъ говорилъ о своей покойной жен, другая о своемъ покойномъ муж. Вдова Брюнель, маленькаго роста, толстая, съ рябоватымъ лицомъ и хриплымъ голосомъ, казалось, не могла никого прельстить. Но, благодаря этимъ интимнымъ разговорамъ, и ея доброму обращенію съ маленькимъ Пьеромъ, Антуанъ мало по малу пересталъ замчать ея физическіе недостатки. Онъ видлъ въ ней только женщину, къ которой обращался въ т минуты, когда его сердце просило сочувствія или когда мгновенно разыгривались въ немъ страсти.

Ихъ связь продолжалась долго безъ горечи, но и безъ энтузіазма. Ни тотъ ни другой не придавалъ ей большого значенія. Привычка ее создала и привычка поддерживала. Ничто не измнилось въ ихъ жизни. Вдова Брюнель оставалась хозяйкой дома, а Антуанъ, попрежнему, былъ у нея жильцомъ. Ни интересы не сливались въ одно, онъ не зналъ ея длъ и она получала отъ него только уплату за занимаемую имъ комнату, Ихъ отношенія были чисто физическія.

Другіе жильцы вскор замтили ихъ связь, но имъ до этого не было ни какого дла. Подобныя отношенія встрчаются такъ часто, что никто не обращаетъ на нихъ вниманія.

Однако, сельскій патеръ, наконецъ, вздумалъ заняться этни дломъ и посовтовался съ двумя членами Общины св. Франциска. Цль этаго религіознаго общества заключается въ томъ, чтобы узаконивать положеніе мужчинъ и женщинъ, живущихъ вмст вн брака, оно беретъ на себя исполненіе всхъ формальностей и подготовку необходимыхъ бумагъ. При этомъ ревность членовъ общества къ достиженію своей цли не останавливается ни передъ какой неловкостью и не брезгуетъ никакими средствами. Они не заботятся о томъ будутъ ли счастливы повнчанныя ими пары, только состоялась бы свадьба, все остальное въ ихъ глазахъ вздоръ.

Патеръ и два его пріятеля энергично принялись за ди, первый дйствовалъ на вдову Брюнель, послдніе на Антуана.

Женщину уговорить было нетрудно. Религіозныя увщанія патера, пересыпанныя указаніями на свтскія выгоды брака, легко убдили вдову Брюнель въ необходимости выйти замужъ за Антуана. Но послдній упорно противился всмъ убжденіямъ членовъ Общины св. Франциска. Онъ инстинктивно понялъ, какш послдствіями для маленькаго Пьера грозилъ этотъ бракъ. Хотя вдова Брюнель не обращалась съ нимъ дурно, но, конечно, она предпочла бы ему своихъ собственныхъ дтей. Поэтому онъ не хотлъ даже обсуждать этого вопроса, и отвчалъ рзки’ категорическимъ отвтомъ. Замчанія, укоры — ничто не помогло. Наконецъ, когда къ нему стали очень приставать, онъ воскликнулъ:

— Оставьте меня въ поко. Я самъ знаю свои дла и не прошу у васъ совта.

Члены общины св. Франциска оскорбились и отложили попеченіе обратить этаго упорнаго рабочаго на истинный путь.

Но съ того времени, отношенія между вдовою Брюнель и Антуаномъ измнились. Согласіе, царившее между ними, исчезло. Мысль о брак, которымъ прельщалъ ее патеръ, была тмъ для нея привлекательне, что она сама отчасти сознавала свою физическую непривлекательность. Разочарованная въ этой надежд, она стала капризной, ворчливой. Всякой бездлицы было достаточно, чтобъ вывести ее изъ себя. Каждое слово Антуана ее сердило, а отъ его молчанія она приходила въ бшенство. Каждую минуту она ссорилась и бранилась. Она не убирала комнаты Антуана, оставляла въ лохмотьяхъ его одежду и старалась ему мстить, какъ многія женщины, дурной пищей. Можетъ быть, она надялась, что этимъ путемъ заставитъ Антуана отказаться отъ своей ршимости. Но онъ былъ твердъ и ничто не могло его принудить жениться, когда онъ этого не хотлъ.

Сначала, онъ только пожималъ плечами при непріятныхъ выходкахъ вдовы Брюнель. Но чмъ дальше шло, тмъ его положеніе становилось нестерпиме. Онъ, ршился, наконецъ, покинуть трактиръ и искать себ другого жилища. Но открывшаяся въ угольной копи стачка помшала ему привести въ исполненіе свой планъ.

XXIII.

Въ угольной копи, гд работалъ Антуанъ, былъ смотритель по имени Ландренъ, который исполнялъ вмст обязанность мастера и кассира. О немъ уже давно ходили дурные слухи. Его прямо обвиняли въ томъ, что онъ задерживаетъ часть заработной платы, приходившейся рабочимъ. Нсколько разъ, рудокопы, пересчитавъ выданныя имъ деньги, находили, что сумма была не полна. Они жаловались, но Ландренъ отвчалъ на вс ихъ протесты крупной бранью и угрозами.

Однажды, въ субботу, его мошенничество было доказано воочію. Двое рудокоповъ, работавшихъ въ одной галлере, получаютъ жалованіе. Оно оказывается неполнымъ, у одного недостаетъ двухъ франковъ, у другого трехъ. Они хорошо знаютъ сколько имъ слдуетъ, потому что записывали ежедневно свой заработокъ. Имъ извстно до мельчайшей подробности, до вершка сколько они вырубили угля. Они ошибиться не могутъ.

Они тотчасъ возвращаются къ Ландрену и объявляютъ, что онъ имъ заплатилъ не сполна. Ландренъ выходитъ изъ себя. Они настаиваютъ на своемъ, представляютъ доказательства. Ландренъ начинаетъ браниться и, видя, что они упорствуютъ, велитъ придти въ слдующій понедльникъ.

Рабочіе разсказываютъ свою исторію товарищамъ. Въ воскресенье, во всхъ кабачкахъ только объ этомъ и говорятъ. Справедливость ихъ требованій для всхъ совершенно ясна. Прошедшія обвиненія противъ Ландрена вспоминаются и движеніе ростетъ.

Въ понедльникъ утромъ, Ландренъ, стоя у двери конторы, поджидаетъ этихъ двухъ рабочихъ и, завидвъ ихъ издали, грубо кричитъ имъ, что они получили все имъ слдуемое, и что имъ боле не будетъ ни гроша. Они хотятъ возражать, но Ландренъ ничего не хочетъ слышать и уходитъ въ контору, захлопнувъ имъ передъ носомъ дверь.

Въ это время остальные рудокопы стоятъ у отверстія шахты, готовясь спуститься въ копи. Они издали видятъ сцену между Ландреномъ и ихъ двумя товарищами, но не слышатъ словъ его. Рабочіе передаютъ имъ его отказъ. Въ толп слышится смутный неопредленный ропотъ.

— Это подлость! восклицаетъ Антуанъ, смло выражая чувства всхъ рабочихъ:— намъ надо поддержать товарищей!

Словно электрическая искра пробгаетъ по толп. Вдругъ всми овладваетъ одна мысль, одна ршимость. Вс, по едино, гласному, безмолвному согласію, отказываются идти внизъ на работу.

— Мы хотимъ говорить съ директоромъ! Онъ долженъ отказать Ландрену! Мы не станемъ работать прежде, чмъ ему откажутъ!

Вотъ что слышится отовсюду.

Директоръ еще лежитъ въ постел. Одинъ изъ его слугъ, проходя мимо и замтивъ, что толпа направляется къ директорскому дому, находившемуся въ пяти стахъ футахъ отъ шахты, предупреждаетъ объ этомъ своего господина. Директоръ поспшно одвается и прежде, чмъ навести справки, въ чемъ дло, посылаетъ нарочнаго за жандармами. Потомъ, онъ велитъ сказать рабочимъ, что черезъ два часа приметъ отъ нихъ депутацію изъ четырехъ лицъ, но ни одного боле.

Рудокопы ждутъ, сначала терпливо, потомъ, мало по малу, страсти разыгрываются. Приходятъ жены и сестры узнать, въ чемъ дло. Поднимается говоръ, шумъ.

Обиженныхъ двухъ рабочихъ, Антуана и еще четвертаго рудокопа выбираютъ депутатами.

Въ назначенное время ихъ проводятъ въ кабинетъ директора, который принимаетъ ихъ сидя, очень холодно, но не враждебно. Стоя передъ нимъ и снявъ шапки, депутаты начинаютъ объяснять дло вс вдругъ, путаясь въ словахъ.

— Я не могу ничего понять, говорите кто нибудь одинъ, произноситъ хладнокровно директоръ.

— Говори, Гильомъ! восклицаютъ рабочіе.

Гильомъ былъ одинъ изъ жалобщиковъ. Поборовъ свое смущеніе, онъ разсказываетъ подробно всю исторію.

Потомъ Антуанъ прибавляетъ, что вс рудокопы просятъ, чтобъ съ Ландреномъ было поступлено по всей строгости, ибо это не первый случай его несправедливыхъ дйствій.

Директоръ вступаетъ въ переговоры. (Жандармы еще не прибыли). Онъ не даетъ никакого отвта, общаетъ разсмотрть дло и приказываетъ придти вторично посл обда.

Депутаты выходятъ. Товарищи окружаютъ ихъ. Глаза у всхъ блестятъ. Причина проволочки понятна каждому. Никто не позволяетъ себ ни малйшаго насилія, но толпа остается на улиц. Женщины болтаютъ. Мужчины мрачно молчатъ, отъ времени до времени нкоторые уходятъ въ сосдній кабачекъ выпить рюмку, но четыре депутата не трогаются съ мста.

Вскор являются изъ Люттиха жандармы, прежде двое, потомъ четверо, т и другіе пшіе, наконецъ, шестеро верхомъ. Они выстраиваются передъ домомъ директора.

Однако, наступаетъ минута объясненія. Депутаты проходятъ мимо жандармовъ въ домъ директора. Ландренъ, скрывавшійся весь день, теперь сидитъ въ кабинет директора, рядомъ съ нимъ.

На этотъ разъ директоръ не входитъ въ переговоры. Онъ повелительно требуетъ, чтобы вс рабочіе немедленно принялись за работу. Жалобщики виноваты. Ландренъ правъ.

Депутаты хотятъ отвчать.

— Всякое возраженіе излишне! кричитъ презрительно директоръ:— я все знаю.

Онъ искренно былъ того мннія, что рабочіе обязаны слпо повиноваться и что хозяинъ не долженъ унижаться до разсужденія съ ними.

Депутаты переглянулись.

— Вы такомъ случа, сказалъ ршительно Антуанъ:— мы объявляемъ, что не станемъ работать, пока вы не прогоните ландрена.

— Что! угрозы! восклицаетъ директоръ, смотря на Ландрена:— зонъ!

Депутаты выходятъ къ толп. Ихъ разсказъ, встрчается криками негодованія.

Жандармы обнажаютъ сабли, которыя блестятъ на солнц. Одинъ изъ нихъ выходитъ впередъ и требуетъ, чтобъ толпа разошлась. Никто не двигается съ мста. Конные жандармы идутъ въ атаку и врзываются въ толпу. Она разбгается и снова собирается въ группы по ту и по другую сторону. Одна женщина падаетъ…

Стачка продолжалась десять дней, потомъ рудокопы, истощивъ вс свои средства, возвращаются на работу, съ отчаяніемъ въ сердц. Ландренъ боле, чмъ когда дерзкій и надменный, цинически продолжаетъ удерживать въ свою пользу часть жалованія рабочихъ.

Но, спустя два мсяца, ему вдругъ отказываютъ. Онъ запустилъ руку и въ кассу директора.

XXIV.

Просидвъ три недли подъ предварительнымъ заключеніемъ, Антуанъ преданъ суду и приговоренъ, за сопротивленіе жандармамъ, въ тюрьму еще на мсяцъ.

Юный товарищъ прокурора, поддерживавшій обвиненіе, напомнилъ предъидущую судимость рабочаго, съ благороднымъ негодованіемъ клеймилъ его незаконную связь съ трактирщицей и въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ распространялся о несчастномъ положеніи предпринимателей, вс благія начинанія которыхъ разбиваются объ упорство рабочихъ.

Между тмъ, вдову Брюнель еще разъ постилъ патеръ и общалъ ей пособіе отъ благотворительнаго комитета, если она прекратитъ свои сношенія съ Антуаномъ. Чтобы доказать свою готовность вступить на истинный путь, она выгнала изъ дома маленькаго Пьера.

Ребенокъ провелъ дв ночи подъ открытымъ небомъ. На третій день, одинъ изъ товарищей Антуана встртилъ его близь входа въ шахту. Онъ былъ очень блденъ, съ заплаканными глазами и едва держался на ногахъ.

— Что ты тутъ длаешь? спросилъ рабочій.

— Ничего, отвчалъ маленькій Пьеръ.

— Отчего ты плачешь?

— Меня прогнали изъ дома.

— Кто?

— Тетка Брюнель.

— Когда?

— Два дня тому назадъ.

— Что ты длалъ съ тхъ поръ?

— Ходилъ по полямъ.

— Ты не былъ въ школ?

— Я не смлъ. Тетка Брюнель сказала, что мой отецъ въ тюрьм. Я боялся.

— Что ты лъ?

— Почти ничего. Я… Я сорвалъ морковку въ огород, сказалъ ребенокъ въ полголоса.

— Гд ты спалъ?

— За изгородью. Мн было очень холодно, особливо въ эту ночь, шелъ сильный дождь.

— Ты голоденъ?

— О, да! промолвилъ ребенокъ, заливаясь слезами.

— Не плачь, пойдемъ со мною, сказалъ работникъ, котораго также душили слезы:— ты будешь сть и спать вмст съ моимъ маленькимъ Жаномъ, пока не вернется твой отецъ. Онъ скоро придетъ. Онъ въ тюрьм, но онъ не злой человкъ. Ты это поймешь, когда выростешь.

— Я знаю, что мой отецъ не злой человкъ! воскликнулъ ребенокъ, отирая себ глаза:— онъ меня слишкомъ любитъ, чтобъ быть злымъ.

Въ тотъ же день работникъ пошелъ съ маленькимъ Пьеромъ въ тюрьму къ Антуану. Онъ просто разсказалъ, что случилось’ и что онъ пріютилъ ребенка у себя.

— Благодарю, отвчалъ Антуанъ, крпко пожимая ему руку, такъ что кости захрустли.

Выйдя изъ тюрьмы, Антуанъ прямо пошелъ за своими вещами къ вдов Брюнель и только сказалъ ей мимоходомъ:

— Злая самка!

Трактирщица не нашлась ничего ему отвтить и онъ прошелъ дале къ товарищу за сыномъ.

Теперь настало для Антуана самое тяжелое время. Ни въ одной угольной копи не хотли принимать рабочаго, замшаннаго въ стачк. Его родственники были слишкомъ бдны, чтобъ помочь ему. Онъ искалъ работы повсюду и не находилъ никакой. Только изрдка ему удавалось поработать денекъ. Онъ брался за все и ни на что не былъ годенъ. Онъ умлъ только работать лежа на боку, какъ въ угольныхъ копяхъ. Стоя, выпрямившись, онъ не имлъ никакой силы. Иногда ночью въ темнот онъ протягивалъ руку и просилъ милостыню, чтобъ купить кусокъ хлба маленькому Пьеру.

Наконецъ, старикъ Бланшаръ посовтовалъ ему отправиться въ Генегау.

— Тамъ есть угольныя копи, прибавилъ онъ: — и тамъ васъ никто не знаетъ.

— Но на какія деньги я туда поду? Откуда ихъ достать?

— Пойдите пшкомъ, отвчалъ Бланшаръ:— вы по дорог можете что-нибудь выработать, какъ поденщикъ или носильщикъ.

Антуанъ отправился въ путь съ маленькимъ Пьеромъ. Переходя изъ города въ городъ, изъ селенія въ селеніе, то выработывая нсколько сантимовъ на хлбъ, то голодая, проводя ночи подъ чистымъ небомъ или на солом въ какой-нибудь конюшн, они помаленьку добрались до Генегау.

Вскор Антуанъ поступилъ рудокопомъ въ одну изъ угольныхъ копей близь Монса и ему казалось, что теперь жизнь его потечетъ мирно, спокойно. Маленькій Пьеръ имлъ каждый день кусокъ хлба и началъ снова ходить въ школу.

XXV.

Спустя годъ, въ Монской Газет было напечатано:

‘Вчера было наводненіе въ угольной копи М. Двадцать рудокоповъ погибло. Одинъ изъ нихъ, по имени Антуанъ Мать, могъ бы спастись, еслибъ захотлъ. При первыхъ симптомахъ приближенія воды, вс рабочіе бросились къ лстницамъ, но Антуанъ Мать воскликнулъ:— ‘Надо помочь товарищамъ’. И онъ побжалъ къ тмъ галлереямъ, гд уже показалась вода. Это благородное самопожертвованіе стоило ему жизни’.

Маленькій Пьеръ поступилъ на работу въ эти же угольныя копи, онъ возитъ тележки съ углемъ.

‘Отечественныя Записки’, No 1, 1872