Муратов Павел Павлович.
Антонио Франческо Граццини.
Краткая справка.
Антонио Франческо Граццини, Муратов Павел Павлович, Год: 1913
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Тесен был жизненный круг флорентийского новеллиста Антонио Франческо Граццини. За все восемьдесят лет своего существования он ни разу не выезжал из Флоренции. Здесь он родился в 1503 году и здесь держал лавку аптекарских товаров. Говорят, ещё лет пятьдесят тому назад можно было видеть эту лавку под вывеской ‘Негра’ напротив Сан Джованни.
Жизнь Граццини была небогата событиями. Он провел ее в небольшом кружке таких же любителей литературы и злых шутников, каким был он сам. Друзья почитали его талант и боялись его острого языка. Граццини был основателем первой флорентийской ‘академии’, академии ‘Мокрых’ (Gli Umidi). Каждый из участников её должен был носить какое-нибудь ‘мокрое’ прозвище, и Граццини получил в ней прозвище пескаря, — ‘il lasca’. Это прозвище сделалось его литературным именем. ‘Ласка’ писал комедии, сатиры, новеллы. Каждый вечер заставал его в кругу сотоварищей по академии, соратников пера и бутылки. Граццини никогда не был женат. Избегая домашних распрей, он не избежал, однако, распрей ‘академических’. ‘Мокрые’, в конце концов, изгнали Ласку. Он основал тогда вместе с другими новую академию, получившую впоследствии громкую славу хранительницы и защитницы чистой тосканской речи, — академию ‘Отрубей’ или ‘della Crusca’. В этой академии участники носили прозвища, имевшие отношение к изготовлению доброкачественной и чистой муки. Только Ласка сохранил прежнюю кличку, ссылаясь на то, что пескарь, прежде чем быть изжаренным, должен быть хорошо обсыпан мукой.
Монотонное существование Граццини, разделенное между аптекарской лавкой и ночными сборищами педантов, прервалось в 1583 году. Оно не кажется привлекательным, и не кажется привлекательным сам характер Граццини. Едва ли он мог вызвать такую симпатию, какую внушали Мольца, Банделло, Фиренцуола. Вместе с тем Граццини был самым замечательным флорентийским новеллистом после Боккаччо и одним из самых одаренных вообще. Его ‘Вечери’ являются очень цельной и значительной книгой, выдерживающей сравнение с ‘Декамероном’ Боккаччо и ‘Новеллином’ Мазуччо. Чрезвычайно определенный и выдержанный характер присущ этому сборнику новелл.
‘Если Банделло оказался продолжателем романтизма Боккаччо, — пишет Д. А. Симондс, — то Граццини был привлечён комическими элементами ‘Декамерона’. Сюжет большинства его новелл составляет комедия или, вернее, та ‘beffa’ и ‘burla’, которую так любила Флоренция. Трудно перевести эти два слова на русский язык. Конечно это шутка, но не совсем простая и безобидная шутка. Это проделка, ценная проявленной в ней смелостью, изобретательностью, быстротой, иногда приносящей осязательную выгоду, иногда удовлетворяющая чувство мести и всегда заключающая презрение к слабости и глупости жертвы. Не слишком доброй кажется эта флорентийская шутка даже в ‘Новелле о столяре’. Но в новеллах Граццини она положительно разверзает перед нами бездну жестокости, которую скрывало за собой флорентийское, чинквеченто.
‘Литература такого рода могла бы позабавить Калигулу и его гладиаторов’, — восклицает с негодованием Д. Симондс. В самом деле, иные ‘beffe’, которые проделывают излюбленные герои Граццини — Скеджа, Пилукка, Монако и Зороастро, — можно с полным нравом назвать бесчеловечными. Эти шутки приводят одну из их жертв в больницу, другую — к изгнанию, третью — на кладбище. Восхищавшиеся ими читатели Граццини были людьми жестокого сердца. Как прекрасно сказал тот же Д. Симондс: ‘Когда мы читаем новеллы Ласки, мы невольно вспоминаем лица, написанные Бронзино или изваянные Бенвенуто Челлини. Флорентинцы шестнадцатого столетия были тверды и холодны, как сталь’.
Многое здесь можно отнести на счёт личных склонностей самого Граццини. Что-то мрачное чудится иногда в его весёлых историях. Этот одинокий человек, так жестоко смеявшийся над простаками, верившими в дьявола, иной раз радуется чужой беде чисто дьявольской радостью. Не всегда, впрочем, является он таким в своих новеллах. Им написаны прекрасные страницы вступления к ‘Вечерам’, которое затмило все другие вступления к новеллам, уступая разве только вступлению к ‘Декамерону’. Антонио Франческо Граццини был наделен ярким воображением и большими изобразительными способностями. Он был прирожденным рассказчиком, умея отлично управлять вниманием слушателей и читателей. Резкая и пронзительная откровенность его рассказов доставила ему славу тогда, когда были уже забыты все другие новеллисты. XVIII век читал ‘Вечера’ и переводил их на французский язык, пораженный дикой энергией этих ‘галантных’ историй. Италия гордилась бы Граццини, как одним из своих крупнейших писателей, если бы только чинквеченто было в силах предложить ему иную литературную форму для выражения его душевной энергии.
1913 г.
Источник текста:
‘Новеллы итальянского Возрождения’. Ч. 3: Новеллисты чинквеченто (XVI века). М., ‘Некрасов’, 1913 г. С. 22 — 25.