*) Статья эта, задуманная первоначально, какъ публичная рчь, появилась въ англійскомъ подлинник въ іюльской книжк ‘Contemporary Review’. Русскій текстъ доставленъ самимъ авторомъ. Пр. редакціи.
Всего трудне бороться съ международными предразсудками: они вытекаютъ, кром различія расы и темперамента, также изъ религіозныхъ и политическихъ разногласій. И въ особенности политика является источникомъ взаимныхъ непониманій. А когда въ какой-нибудь стран, національное чувство, сознаніе своего достоинства и силы длается въ извстныхъ направленіяхъ боле возбужденнымъ, другія націи могутъ легко не разглядть настоящей сути общественнаго мннія этой страны во всемъ, что касается ихъ самихъ. То-же случилось и съ Россіей въ послднія десять или двадцать лтъ. Оцнивая русское мнніе объ Англіи, всего необходиме брать въ расчетъ такого рода предубжденія. Во внутренней и вншней политик Россіи бывали моменты, встрчавшіе не рдко протесты въ Англіи, а иногда даже и взрывы негодованія. Со времени послдней турецкой войны тамъ возрастало тревожное чувство насчетъ русскихъ видовъ на Индію и Константинополь. Я не буду здсь изслдовать, въ какой степени такія опасенія были основательны: подобныя черныя точки въ, политик, во всякомъ случа, не вызываютъ взаимнаго дружескаго пониманія, но и среди внутреннихъ русскихъ вопросовъ есть одинъ, который возбуждалъ не малую долю негодованія въ Великобританіи. Я разумю положеніе русскихъ евреевъ. Объ этомъ деликатномъ вопрос я не буду опять-таки распространяться, не стану также входить въ т мотивы, которые вліяли всего больше на англійское общественное мнніе, къ невыгод Россіи. Такъ или иначе, по всмъ этимъ вопросамъ недовольство возникало въ Англіи, а не въ Россіи. Даже въ такъ называемой ‘патріотической’ московской пресс трудно было-бы найти прямыя попытки — воинственно возбудить общественное мнніе въ Россіи противъ британскаго владычества въ Индіи. Я отставлю этотъ вопросъ къ сторон, какъ принадлежащій къ области гаданій, смертныхъ страховъ, которые только боле или мене отдаленное будущее можетъ осуществить или разсять. Еврейскій вопросъ боле положительный, и суть англійскихъ протестовъ способна возбудить симпатію тхъ, кто сочувствуетъ человчности и цивилизаціи. Но общественное мнніе въ Россіи, по этому вопросу, вовсе не такъ единодушно, какъ обыкновенно принимаютъ это, и мры правительства не вполн соотвтствуютъ идеямъ того меньшинства, которое представляетъ собою самую развитую и либерально-мыслящую долю нашей публики. Но даже еслибъ мы и признали, что правительство и нація одинаково желаютъ обращаться съ евреями, какъ съ расой, достойной безпощаднаго преслдованія, то этотъ самый фактъ ничего-бы не доказывалъ въ вопрос о дйствительномъ отношеніи русскаго общества къ Англіи.
Франція и Россія, какъ извстно, въ настоящую минуту, сильно дружатъ. Это единеніе чрезвычайно популярно въ обихъ странахъ, и самый скептическій наблюдатель долженъ былъ-бы сознаться, что въ демонстраціяхъ Кронштадта, Тулона и Парижа было нчто большее — формальнаго обмна любезностей. Однако, положеніе евреевъ во Франціи, несмотря на новйшую анти-семитскую пропаганду, рзко различается отъ положенія той-же самой расы въ Россіи. Стало-быть, различіе во внутренней политик, по этому вопросу, въ двухъ странахъ согласимо не только съ признаніемъ взаимныхъ интересовъ и достоинствъ, но и съ искренними порывами симпатіи, несмотря на то, что оба государства не разъ вели между собою войны, какъ это случалось между Франціей и Россіей.
Моя цль — разсмотрть, каково дйствительное общественное мнніе въ Россіи объ Англіи, беря въ расчетъ, какъ я уже сказалъ, взгляды той доли русскаго общества, на которую съ полнымъ правомъ можно смотрть, какъ на самую развитую въ умственномъ и соціальномъ смысл. Съ этой цлью я сначала кратко очерчу ходъ знакомства съ Англіей и англійскими длами въ Россіи, начиная съ того періода, когда дв націи вступили другъ съ другомъ въ непосредственныя сношенія.
Со средины шестнадцатаго вка, въ царствованіе царя Ивана Грознаго, политическія и торговыя сношенія между двумя правительствами и обоими народами не только существовали, но и приняли довольно дружественный характеръ. Англійскіе купцы добились привилегій въ Россіи, какія не были даны другимъ иностранцамъ, и грозный царь такъ былъ привлеченъ силой и блескомъ англійской короны и благоденствіемъ ея подданныхъ, что добровольно вступилъ въ дипломатическую переписку съ королевой Елизаветой. Къ тому времени онъ былъ уже пожилой человкъ и нарушилъ нсколько браковъ, дйствуя по этой части такъ-же, какъ и король Генрихъ VIII. Онъ сдлалъ англійской королев предложеніе и, посл ея очень ловкаго отказа, задумалъ жениться на англійской принцесс, рекомендованной ему умной королевой. Московія и ея жители сдлались въ семнадцатомъ вк предметомъ довольно обстоятельныхъ описаній англійскихъ путешественниковъ, и весьма извстная книга Флетчера до сихъ поръ считается очень хорошимъ источникомъ для изученія домашней жизни, религіозныхъ обычаевъ, управленія и экономическихъ рессурсовъ стараго московскаго царства.
Въ реформахъ Петра Великаго преобладало голландское и нмецкое вліяніе и для умственной, и для матеріальной культуры нашей страны. Нмецкіе порядки, въ особенности, были въ ходу въ царствованіе императрицы Анны, но при императриц Елизавет, бывшей всегда политическимъ другомъ французской монархіи, языкъ, обычаи, вкусы и моды Франціи длались все популярне. Съ этой эпохи французскій языкъ сталъ языкомъ нашего двора и никогда не былъ вытсненъ какимъ-либо другимъ иностраннымъ языкомъ въ нашихъ высшихъ классахъ.
Императрица Екатерина II-я, во вншней политик, не была особенно наклонна къ союзу съ ‘Франціей, но воспиталась во французскихъ идеяхъ и вкусахъ. Она говорила и писала по-французски почти такъ-же, какъ на своемъ родномъ язык, изучала съ раннихъ лтъ знаменитыхъ французскихъ писателей съ большимъ интересомъ и симпатіей, стала сама русскимъ писателемъ подъ умственнымъ руководствомъ французскихъ свободныхъ мыслителей, вела переписку съ Вольтеромъ и Дидро, заимствовала свои политическія и нравственныя идеи у Монтескьё, какъ руководящіе принципы трактатовъ и статутовъ, которые сама обработывала. На ея внука, Александра І-го, можно такъ-же посмотрть, какъ на выученика французскихъ идей и литературныхъ вкусовъ восемнадцатаго вка. Его воспитатель былъ французъ Лагарпъ, и ежедневный языкъ — также французскій. Въ начал девятнадцатаго столтія, можно сказать, что при русскомъ двор и въ высшемъ дворянств французскій жаргонъ сдлался обязательнымъ для каждаго, кто желалъ играть какую-нибудь роль въ обществ.
Но съ этой эпохи замчается нкоторая перемна въ умственныхъ и нравственныхъ стремленіяхъ высшихъ классовъ въ Россіи. Интересъ къ англійскому языку и жизни началъ проявляться, вопреки общему увлеченію всмъ тмъ, что было французское. Война 1812 г. содйствовала этому повороту мнній. Англійскіе авторы — романисты, публицисты, критики, моралисты — стали переводиться, дтей аристократическихъ фамилій (боле двочекъ, чмъ мальчиковъ) часто учили англійскому языку и, къ концу царствованія Александра І-го, англійскій стиль сдлался очень ‘faschionable’ въ большомъ свт Петербурга и Москвы. Такъ называемые англійскіе клубы заводились въ обихъ русскихъ столицахъ, такіе писатели, какъ Вальтеръ-Скоттъ и Байронъ, затмили на извстное время обаяніе французскихъ поэтовъ и романистовъ. Въ нашей лучшей сатирической комедіи, относящейся къ концу этого періода, въ ‘Горе отъ ума’, мы находимъ намеки и нападки, обращенные противъ англомановъ, которые обезьянятъ англійскіе фасоны — явный признакъ того, что англійское вліяніе достаточно уже проникло въ русскую великосвтскую жизнь. Нсколько поздне, въ теченіе первыхъ пятнадцати лтъ царствованія Николая, образованный средній классъ вовлеченъ былъ также въ извстнаго рода англоманію подъ руководящимъ вліяніемъ русскихъ періодическихъ изданій, гд англійскіе авторы были очень въ ходу. Посл Вальтеръ-Скотта и Байрона симпатіи публики раздляли Бульверъ, Куперъ и, поверхъ всего, два большихъ романиста — Диккенсъ и Тэккерей. Цензура, бывшая очень строгой во все царствованіе Николая І-го, сдлалась еще сурове посл французской революціи 1848 года и почти не допускала переводовъ англійскихъ книгъ, написанныхъ въ дух политическаго и философскаго свободомыслія. Въ этомъ отношеніи царствованія Екатерины ІІ-Й и ея старшаго внука были мягче и, какъ я сказалъ, большая часть англійскихъ философовъ, политическихъ мыслителей и моралистовъ были переведены въ то именно время. Англійскій писатель Бентамъ — представитель европейскаго движенія нравственныхъ идей въ. начал девятнадцатаго столтія — былъ одинъ изъ любимыхъ авторовъ самаго Александра І-го, вплоть до перемны въ сторону мистицизма, овладвшаго душой этого государя къ концу его царствованія. Идеи Бентама преобладали во многихъ кружкахъ Петербурга и Москвы, довольно долго. Философскія произведенія Бэкона и Локка, а также шотландская психологическая школа находили себ послдователей между образованными русскими журналистами, студентами, даже свтскими людьми — мужчинами и женщинами.
Мы подходимъ къ тому моменту, въ которомъ можно видть демаркаціонную линію между двумя эпохами, когда, посл крымской войны и смерти Николая І-го, русское общество отдалось прогрессивнымъ идеямъ, движимое глубокимъ сознаніемъ тхъ пороковъ, злоупотребленій и язвъ, какіе разъдали общественную жизнь и домашній бытъ нашей страны. Самое высшее зло стараго уклада въ Россіи — крпостное право — было уничтожено въ 1861 г., и мы можемъ признать въ этомъ событіи гарантію и символъ всхъ остальныхъ элементовъ и умственнаго, и нравственнаго освобожденія.
Немного боле четверти вка назадъ, въ 1868 г., я напечаталъ, во время моего пребыванія въ Лондон, краткій этюдъ подъ названіемъ ‘Нигилизмъ въ Россіи’. Эта работа была предложена мн тогдашнимъ главнымъ редакторомъ ‘Fortnightly review’ Джономъ Морлэй, впослдствіи министромъ по ирландскимъ дламъ. Онъ находилъ, что тогда англійская публика не имла никакого яснаго представленія о такъ называемомъ нигилизм. А нигилизмъ, какъ разъ къ тому времени, заставилъ уже говорить о себ въ западной Европ по поводу волненій среди русской молодежи въ обихъ нашихъ столицахъ и даже въ провинціи, подъ вліяніемъ русской революціонной прессы, руководимой политическими эмигрантами. Въ этомъ этюд я старался опредлить философское и научное происхожденіе нигилизма, въ первый періодъ его развитія, и показать, что, въ нкоторыхъ направленіяхъ въ этомъ развитіи преобладало вліяніе англійскихъ писателей. Книга Бокля открыла собою серію произведеній, сдлавшихся, для русскаго юношества, источникомъ возрождающихъ идей и упованій. Чарльзъ Дарвинъ, Гербертъ Спенсеръ, Маудсли, Льюисъ, Джонъ Стюартъ Милль — въ соціальныхъ и экономическихъ вопросахъ — вотъ кто были настоящіе иниціаторы движенія, въ которомъ можно различать два теченія: одно боле серьезное и умренное, другое съ преувеличенной пропагандой отрицательныхъ и матеріалистическихъ доктринъ. Мы остановимся только на первомъ. Въ теченіе послдней четверти текущаго столтія самая образованная и либерально-мыслящая доля нашей публики не переставала быть въ постоянномъ умственномъ соприкосновеніи съ англійской литературой, интересуясь, нисколько не меньше, чмъ въ какой-либо другой стран, англійской жизнью въ разныхъ смыслахъ.
И теперь, посл этихъ предварительныхъ соображеній, я поставлю главный вопросъ: русское общественное мнніе въ девятнадцатомъ вк (исключая періоды войнъ и политическихъ столкновеній) было-ли враждебно англійской націи или равнодушно къ соціальному движенію Великобританіи и къ произведеніямъ ея изящной литературы, науки и философіи? Утверждаю, что на этотъ вопросъ долженъ быть данъ отрицательный отвтъ каждымъ русскимъ, или англичаниномъ, кто не желаетъ быть обвиненнымъ въ пристрастіи. Это можно легко доказать фактами, и самымъ лучшимъ способомъ доказательства было-бы — набросать сравнительную картину развитія русскаго общественнаго мннія объ Англіи и тхъ колебаній, какія нмцы и французы вызывали въ нашемъ образованномъ обществ за тотъ-же періодъ времени.
Нмцы — наши ближайшіе сосди — не перестаютъ до сихъ поръ производить вліяніе на русскую культуру, во всхъ направленіяхъ. Они были и теперь еще могутъ считаться посредствующимъ элементомъ между Россіей и западной Европой. Но эти продолжительныя и постоянныя сношенія съ нмцами, то боле или мене добровольное подчиненіе, какое мы оказывали имъ, какъ нашимъ преподавателямъ и воспитателямъ — все-таки же не помшали русскому общественному мннію проходить черезъ большія неровности въ смысл взглядовъ и симпатій. Нмцевъ у насъ не любятъ, не только крайніе ‘патріоты’, но даже и весьма космополитически настроенные люди, въ добавокъ обязанные нмецкой культур значительной долей своего развитія. Это можно отчасти объяснить положеніемъ двухъ странъ, ихъ ближайшимъ сосдствомъ, хотя нмцы и русскіе не воевали между собою, какъ извстно, съ самой Семилтней войны. Тотъ фактъ, что балтійскія провинціи, гд высшіе классы нмецкаго происхожденія, были присоединены къ имперіи, въ царствованіе Петра Великаго, а, впослдствіи, императрицы Екатерины II, способствовалъ также извстному антагонизму между двумя расами, вопреки постояннымъ сношеніямъ и общимъ интересамъ всякаго рода.
На счетъ французовъ и Франціи наше общественное мнніе прошло также чрезъ разнообразныя и противорчивыя полосы. Увлеченіе французскимъ языкомъ и модами не было у насъ никогда до такой степени преобладающимъ въ среднемъ класс, какъ въ высшемъ сословіи, но даже въ дворянскихъ сферахъ, между крупнымъ чиновничествомъ и помщичествомъ, гд иностранный стиль жизни чрезвычайно въ ходу — боле проницательный наблюдатель, быть можетъ, не нашелъ-бы настоящей политической или нравственной солидарности между существенными качествами современной французской націи и тми ріа desideria, какія мы видимъ въ нкоторыхъ членахъ высшаго класса въ Россіи. Современная Франція — демократическая и свободомыслящая республика. Она обладаетъ уже учрежденіями, обезпечивающими ей въ будущемъ соціальный прогрессъ, между тмъ какъ большинство нашихъ патріотическихъ ‘франкомановъ’ проникнуты до сихъ поръ абсолютными принципами, склонны защищать кастовыя чувства и привилегіи и врядъ-ли способны дйствительно оцнивать все то, что Франція создала великаго въ политик, наук, искусств и передовыхъ идеяхъ, даже ясно оцнивать крупныя черты французской исторіи. А съ другой стороны, мы находимъ, и въ писательскихъ, и въ университетскихъ кружкахъ Россіи, на протяженіи всего девятнадцатаго столтія, періоды, когда французскія симпатіи бывали вполн или значительно затемняемы нмецкими. Мало развитая публика, конечно, продолжала читать популярные французскіе романы, но авторитетъ французской литературной и философской мысли бывалъ иногда сильно колебленъ. Даже великіе французскіе писатели на долгое время впадали въ немилость подъ вліяніемъ нмецкихъ и англійскихъ идей и вкусовъ.
Ничего подобнаго мы не наблюдаемъ въ отношеніяхъ русскаго либеральнаго общества къ Англіи: ни колебанія мнній, ни контрастовъ симпатій и враждебности, ни періодовъ равнодушія или упадка. Напротивъ, мы видимъ постоянный и увеличивающійся ростъ во всхъ направленіяхъ. Философія, наука, литература, политика, техническія усовершенствованія британскаго происхожденія — и въ настоящую минуту нисколько не мене оцниваются въ нашей стран, чмъ это было десять и двадцать лтъ назадъ. Въ русской критической литератур такія имена, какъ Бэконъ, Локкъ, Юмъ, Милль, Бокль, Дарвинъ, Шекспиръ, Байронъ, Шелли, Тэккерей, Диккенсъ, Маколей, Джоржъ Эліотъ — никогда не были предметомъ нападокъ со стороны либеральнаго лагеря, который, отъ времени до времени, становился довольно страстно враждебнымъ къ нкоторымъ нмецкимъ и французскимъ писателямъ. Въ техническомъ и профессіональномъ дл, въ области спорта, фешенебельнаго изящества и комфорта англійское торговое клеймо занимаетъ несомннно первое мсто. Не только британскіе товары и произведенія высоко цнятся, но также и т, кто представляетъ собою англійское умнье и трудолюбіе въ Россіи: директора фабрикъ, механики всякаго рода, инженеры, моряки, спеціалисты, завдующіе промышленными и торговыми обществами. Если британскія артистическія произведенія до сихъ поръ не цнятся въ Россіи какъ-бы слдовало — это происходитъ единственно отъ недостатка прямого знакомства съ артистами, которые прославили, въ своемъ отечеств, живопись и другія области изящныхъ искусствъ.
Было-бы, по моему, излишнимъ допытываться — въ какой степени характеръ англичанъ, ихъ особенности вообще, симпатичны русскому народу? До сихъ поръ прямыя сношенія съ англичанами очень ограничены въ предлахъ Россіи, чтобы ршить подобный вопросъ въ томъ или иномъ смысл. Правда — извстнаго рода опытъ былъ сдланъ во время крымской войны. Т, кто присматривался къ сношеніямъ непріятелей, находили, что съ французами мы ладили больше, чмъ съ англичанами, что легко объясняется боле живымъ характеромъ французовъ. Но не нужно забывать, что мы изслдуемъ истинный уровень современнаго общественнаго мннія объ Англіи, а не то, что могло-бы быть. Спросите какого угодно образованнаго русскаго въ Россіи, какъ тхъ, кто составилъ себ мнніе только изъ англійскихъ книгъ, такъ и тхъ, кто имлъ прямыя сношенія съ англичанами — и вы, конечно, услышите отзывы, которые сводятся къ слдующему: англичане — народъ серьезный, честный, добросовстный, энергическій, выносливый въ каждомъ дл и очень гостепріимный — у себя дома.
Разумется, такую оцнку не подтвердятъ безусловно вс т русскіе, какіе сталкивались съ англичанами въ своихъ заграничныхъ поздкахъ. Мы знаемъ, что есть разница между англичаниномъ дома и заграницей, въ особенности когда мы встрчаемся съ извстнаго рода путешественниками въ дешевыхъ поздахъ и въ дешевыхъ табльдотахъ. Вдь и мы, русскіе, не особенно пріятны, когда съ нами сталкиваются въ вагонахъ или на палуб пароходовъ. Такія запинки національнаго темперамента нельзя серьезно брать въ соображеніе. Русскіе прекрасно понимаютъ разницу между истинными качествами и второстепенными или случайными слабостями. Они знаютъ, что англичане, являющіеся изучать нашу страну, длаютъ это обыкновенно съ большой искренностью, въ дух терпимости и съ яснымъ пониманіемъ нашего характера и всего того, что нашъ простой народъ и образованные классы имютъ хорошаго въ обычаяхъ, чувствахъ и стремленіяхъ.
Изъ новйшихъ книгъ путешествій, посвященныхъ Россіи, лучшая — безъ всякаго сомннія — книга сэра Мекензи Уоллеса, который употребилъ семь лтъ на изученіе нашего отечества. Онъ, по крайней мр, былъ способенъ самъ убдиться — въ какой степени русскіе, съ кмъ онъ ни сталкивался,— враждебны всему тому, что Англія выработала самаго лучшаго. Онъ могъ-бы также засвидтельствовать и то: считалъ-ли онъ себя до такой-же степени отчужденнымъ, когда попадалъ въ образованную русскую среду: онъ, самъ по себ, настоящій коренной англичанинъ. А его экскурсіи по Россіи были въ высшей степени интересны даже и для насъ.
Русскіе всхъ классовъ, и особенно наши крестьяне, долго не забудутъ, что въ годину голода англо-саксонская раса выказала себя самой великодушной. Добровольныя приношенія зерномъ и деньгами, прибывшія изъ Англіи и Америки, были замчательнымъ доказательствомъ того, какъ два народа саксонской расы понимаютъ настоящее единеніе между цивилизованными народами.
Какія заключенія можно вывести изъ этого краткаго, но существеннаго анализа?
Во-первыхъ, то, что совсмъ неразумно смшивать тенденціи правительствъ и офиціальныхъ сферъ съ независимымъ общественнымъ мнніемъ, особенно въ такой стран, какъ Россія. Ничто возможное въ политическихъ комбинаціяхъ и даже столкновеніяхъ не измнитъ идей и симпатій, которыя лучшее русское общество вырабатывало себ относительно Англіи въ послдніе годы.
Во-вторыхъ: Великобританія, соціальныя и политическія условія страны, обычаи частной и публичной жизни, ея философія, наука, литература, экономическое благосостояніе и т. д.— были и въ настоящую минуту не перестаютъ быть предметомъ самого серьезнаго интереса въ образованныхъ сферахъ Россіи. Въ послднія десять лтъ эти умственныя и нравственныя связи были еще закрплены въ силу быстраго развитія въ Англіи общей заботы о рабочемъ люд, искренняго желанія высокообразованныхъ классовъ подвинуть культуру народной массы. Ирландскій вопросъ, въ которомъ значительная часть націи проявила такія великодушныя стремленія, способствовалъ также, не въ малой мр, созданію добрыхъ чувствъ между либерально мыслящими русскими. Имя ‘великаго старца’, сдлавшаго изъ этого вопроса высшій моментъ своей политической карьеры, такъ-же популярно среди насъ, какъ и въ какой-бы то ни было чужой стран, а живая симпатія всхъ передовыхъ русскихъ къ высокому идеалу этого государственнаго человка и патріота является результатомъ долгаго и молчаливаго процесса, происходившаго въ ндрахъ русскаго общества въ теченіе девятнадцатаго вка.
Такого рода связь — самая твердая основа для взаимнаго уваженія двухъ великихъ народовъ. Безъ нея нтъ просвта въ сторону истиннаго человчнаго прогресса, какой неминуемо переживетъ всякія временныя столкновенія и ложныя толкованія такъ называемаго патріотическаго чувства и международнаго соперничества.