В хате, за облепленным жужжащими мухами столом, в кругу своих верных друзей сидел Иван Чернояров. Ворот его гимнастерки был расстегнут, костлявые, завалившиеся ключицы обнажены. На маслянистом от пота, землистом лице его лежала печать суровой замкнутости.
Обедали. [427/428]
Вдруг в полутемных сенцах послышался какой-то шум, потом, вполголоса, яростная ругань, грохот опрокинутой скамейки с пустыми ведрами, и в хату, шипя и отбиваясь палкой от вестового Миколы Пидопригора, впятился дюжий парубок.
— Что за война? — крикнул из-за стола Юхим Закора. — Кто такой?
— А нечиста сила его знает, что он за человек, — дребезжащим от обиды голосом затараторил Пидопригора. — Прет себе, як видмедь, напролом. ‘Мне, каже, до Чернояра’ да и все. Уж я ему, Иван Михайлович, всякие резоны приводил. — Он крутнулся к парубку и гаркнул: — А ну, бисова душа, гайда до коменданта. Я там тебя расшифрую.
— Погоди, Микола, — остановил Юхим Закора вестового и, не сводя глаз с незнакомца, опять спросил: — Кто таков?
— Андрей Порохня.
— Чьих родов, каких городов?
— С Мелитопольщины.
— Ну, какое же у тебя дело?
— А ты сам кто такой, шо меня допрашиваешь?
— Я? — Юхим оглянулся на своих. — Я эскадронный Юхим Закора.
— Я — Чернояров, — сказал он, — говори скорее, чего тебе надо и проваливай.
Незнакомец стоял у порога в вольной позе. Измазанные дегтем и лопнувшие по швам офицерские зеленые галифе его были забраны в шерстяные чулки. На ногах тяжелые чоботы, из коротких рукавов вылинявшей рубахи торчали здоровенные, в золотистой шерсти, ручищи.
— Хочу, товарищ Чернояр, послужить в твоем полку,— тяжко, со скрипом выговорил наконец он.
— А где ты до сего дня блукал?
— Да служил.
— Где служил?
— Да в банде у батьки Махна три месяца гулял.
— Ну?
— Ну, сбежал.
— А что? [428/429]
— Не по душе… Где чего награблють — все в свое село везут и там делят. Я совсем не из ихнего уезда.
— Где еще служил?
— В банде у Зеленого служил.
— Сбежал?
— Сбежал.
— А чего?
— Не по душе… Ни якого порядка нема. Явился к ним по-честному, привел своего коня, трех лет гнедой жеребчик, опять же и тачанку на полном ходу…
— Добре, хлопец, добре, — нетерпеливо перебил его Иван. — А у белых тоже служил?
— Обязательно.
— Сам пошел?
— Мобилизовали.
— Ну?
— Ну, сбежал… Фельдфебель, будь он проклят, где можно обойтись одной — влепит тебе две или три горячих защечины. Пороли меня у них за подрыв дисциплины, и шомполами.
— Куда же ты сбежал?
— К красным. В таганрогский полк, вторая рота.
— Ну, ну, ври дальше, — поощрил Семен Озеров. — И от таганрогцев сбежал?
— Сбежал.
— Не по душе?
— Ой, не по душе. Ночью в бою, а днем, где бы выспаться, политрук то на митинг тащит, то на лекцию, то книжку всучит с приказанием прочесть срочно. А пуще всего один жидок меня допек. Узнал, что я перебежчик, и вот ходит за мной с карандашом и бумажкой. ‘Дядька, говорит, расскажи, как тебя у белых мучили?’ — ‘Да я ж тебе рассказывал, говорю’. — ‘Да нет, ты мне расскажи в подробностях, мне нужно для газеты’. Я уж от него и бегал и прятался — найдет-таки проклятый и опять: ‘А ну, дядька, расскажи’. И так он мне надоел, собака, терпенья моего не стало — сбежал.
— Ээ, да ты пулеметчик! — воскликнул Чернояров.
— И на пулемете работал, — растерянно улыбнулся он, пораженный всезнайством командира.
— А ну, подойди, подойди сюда, ближе к свету… Я тебя рассмотрю хорошенько. Эге-ге-ге, гусь лапчатый, да я тебя [429/430] узнаю, — говорил меж тем Чернояров, не спуская с него глаз. — Ты полковника Толстопятова знавал?
— Ни. Ни якого Толстопята не знал, не знаю и знать не хочу.
— Брешешь! — загремел голос Черноярова, и он, вскочив, в мгновение ока выдернул из коробки маузер. — Становись к стенке! Смерть тебе, кадетский прихвостень!
Парень попятился.
Чернояров, следя за выражением его лица, поднял маузер и выстрелил два раза ему через голову, в стенку.
Потом Чернояров засмеялся и спрятал маузер:
— Ты, видать, не из робкого десятка… Служи мне да не журись. — Он повернулся к Шалиму. — Выдать ему коня, шашку и наган.
Юхим Закора налил новому бойцу стакан вина и сказал:
— Так и быть, беру тебя в свой эскадрон.
(1936)
Комментарии (Заяры Веселой)
Рассказ, подготовленный к печати в начале 1936 г., одновременно с рассказом ‘Степь да степь кругом…’ при жизни автора напечатан не был.
Впервые опубликован в журнале ‘Новый мир’, 1988, No 5.
В настоящем издании печатается по авторизованной машинописной копии.
Текст приводится по изданию А.Веселый. Избранное / Сост., вступ. ст. и ком. З.А.Веселой. —— М.: Правда, 1990.