Анатомия и физиология человека, Ландау Георгий Александрович, Год: 1916

Время на прочтение: 33 минут(ы)

Библіотека ‘Новаго Сатирикона’.

Арк. Аверченко, Арк. Буковъ, Георгій Ландау, Н. А. Тэффи,

АНАТОМІЯ и ФИЗІОЛОГІЯ ЧЕЛОВКА

ПРИЛОЖЕНІЕ:
ПСИХОЛОГІЯ ЧЕЛОВКА.

Составлено по источникамъ и такъ.

ПЕТРОГРАДЪ.
Типографія ‘Грамотность’, 5-ая Рождественская, д. 44.
1916.

АНАТОМІЯ и ФИЗІОЛОГІЯ ЧЕЛОВКА

ОГЛАВЛЕНІЕ

Анатомія
Введеніе
Волосы
Глазъ
Ухо
Носъ
Полость рта
Человческія внутренности.
1. Почки
2. Печень
3. Сердце
4. Желудокъ
5. Кишки
Человческія вншности
Ноги

ВВЕДЕНІЕ.

Предлагая любезному и снисходительному вниманію русскаго читателя небольшую книгу подъ общимъ заглавіемъ ‘Анатоміи’, авторъ ея считаетъ себя обязаннымъ послать предварительно нсколько словъ по адресу тхъ свтилъ человческой мысли и науки, чьи труды послужили для него надежной опорой при составленіи этой книги.
Только при блеск немеркнущихъ лучей, исходящихъ отъ творенія людей, имена которыхъ встртить читатель, разсянными по всей книг, авторъ ея ршился обосновать свой скромный трудъ не на обычныхъ принципахъ, полагаемыхъ въ вид фундамента для составленія различныхъ ‘курсовъ’ Анатоміи и Физіологіи, но на совершенно новомъ представленіи о томъ, что боле всего нужно современному образованному читателю, когда въ немъ пробуждается потребность пытливо и быстро заглянуть въ тайну человческаго организма.
Цль этой книги совсмъ не въ томъ, чтобы насильственно сосредоточить вниманіе и интересъ читателя на той или иной точк многогранной, гармоничной и прекрасной призмы, которая носить названіе человческаго организма въ цломъ. Ея цль и задача бросить на эту призму пучекъ свта, который, хотя бы на одинъ только моментъ, освтилъ ее всю, заставилъ бы ее играть сразу всми цвтами и всми изломами ея сложной физической и психической структуры.
На ряду съ этимъ одной изъ главныхъ заботъ со стороны автора — было воздержаться отъ малйшей попытки давленія на свободный и свжій мозгъ читателя, ограничиваясь приведеніемъ различныхъ теорій, гипотезъ и методовъ, за стройность которыхъ лучше всего говорятъ, какъ имена творцовъ, такъ и несравненное мастерство ихъ развитія.
Лучшее, что можно было прибавить къ нимъ, это — нсколько иллюстрацій въ форм философской и беллетристической, способной смягчить кажущуюся сухость той или иной научной теоріи или оживить трактовку той или иной, слишкомъ, быть можетъ, спеціальной области.
Подавляющее большинство ссылокъ относится къ иностранной научной литератур, что вполн понятно, если принять въ разсчетъ молодой возрастъ, хотя бы и быстро шагающей впередъ, русской науки.
Послдовательность изложенія крайне проста, а именно: начатое сверху — съ волосяного покрова, оно окончено пяткой.

ВОЛОСЫ.

‘Волосы человка длятся на мужскіе и женскіе, первые называются обыкновенно лысиной, вторые — прической’.
Приведя эту цитату изъ классическаго труда Германа Баума, не знающаго соперниковъ въ искусств научнаго классифицированія, мы сразу перейдемъ къ другимъ источникамъ, боле легкимъ, боле отвлеченнымъ и боле, пожалуй, соотвтствующимъ той метод, какая была намчена нами въ предисловіи къ этой книг. А, кром того, разв вопросъ человческой шевелюры не лежитъ гораздо ближе къ области эстетики, чмъ чистаго естествознанія?
а. Мужскіе волосы. (Лысина).
Вотъ крайне интересныя и поэтическія мысли Франсуа Гобле (Fran&egrave,ois Gobelet), профессора анатоміи въ Сорбонн (‘Моя автобіографія’ — стр. 1819).
‘Мн семьдесятъ одинъ годъ, возрастъ, когда вс чувства и страсти находятся въ состояніи наивысшаго своего подъема, какъ будто предчувствуя недалекое приближеніе нжной, лиловатой меланхоліи осени.
Все ваше существо открыто и полно неясныхъ ожиданій, какъ цвтокъ проснувшійся на зар лтняго утра отъ жажды, чтобы солще и пчелы выпили его влагу.
На его лепесткахъ, на трепетномъ бархат тычинокъ горятъ капельки ароматной росы — вчно юный даръ первому поцлую втерка, улыбк луча, объятію бабочки.
Мимо моего стола мелькаетъ фигура двушки, я слышу за спиной легкое шуршаніе ея платья, вотъ что-то на мигъ коснулось моей головы и надъ ней взлетло облачко пыли.
Одно прикосновеніе пуховки и уборка моей шевелюры, гладкой, шелковистой и розовой, окончена.
Я слжу, разсянный, съ улыбкой на губахъ, какъ носится и порхаетъ ея пуховка надъ моимъ столомъ, вспугивая то тамъ, то тутъ такое-же облачко, то съ большой фарфоровой лампы, то съ чернильницы, то съ пресспапье собаки.
— Милая двушка…
Иногда я слышу ея серебристый голосъ:
— Мосье…Тряпкой прикажете протереть? Un coup de torchon?
Я съ улыбкой качаю головой.
Зачмъ?… Разв красота, даруемая человку полнымъ отсутствіемъ волосъ нуждается въ уход за ней тми средствами, что требуютъ эти грубые, спутанные паразиты, что получаютъ свое питаніе отъ остатковъ сохранившагося въ мужчин варварства? Волосъ на голов мужчины — что это? Слдъ клейма, наложеннаго на первобытнаго человка, обреченнаго, подобно зврю, на безсиліе прикрытъ свое тло отъ ночного холода, чмъ нибудь, кром брошенной ему природой, на вчное ношеніе, шкуры, или жалкая пародія на женщину — единое существо, которому идутъ волосы?
Однако, далеко не вс лучшіе люди раздляютъ подобный взглядъ на природу, назначеніе и эстетическія особенности мужского волоса.
Вотъ отрывки изъ незаконченнаго труда Самуэля Вита (Samuel Whit. 1874-1911), изданнаго недавно въ Англіи подъ общимъ названіемъ ‘Погоня за волосомъ’.
‘Бгство человка отъ лысины — какая химера! Какой жестокій, скорбный и нелпый самообманъ!!.
Безумцы, остановитесь!
Какъ бы быстро вы не бжали, на какихъ бы крыльяхъ вы не летли, она (лысина) сидитъ на вашей голов и будетъ сидть, совершая вмст съ вами пути въ пространств и времени, но, не покидая, ни на одну сотую секунды, своего трепещущаго основанія.
Безумные, вы напоминаете мн лошадь, что желая избавиться отъ наздника, все ускоряетъ и ускоряетъ свой бгъ, не будучи въ состояніи сообразить, что чмъ больше выбивается она изъ силъ, тмъ ближе и врне становится торжество ея мучителя.
Не тратьте напрасно силъ на безполезное сопротивленіе — это вамъ говоритъ человкъ, проведшій лучшіе десять лтъ своей жизни въ борьб съ абсентеизмомъ волосъ, или проще говоря, съ лысиной, въ борьб, отнявшей у него и силы, и вру во всемогущество человческаго генія.
Друзья мои, лысина на голов мужчины подобна капл воды, брошенной на листъ промокательной бумаги.
Сперва вы видите только небольшое пятнышко, потомъ оно начинаетъ роста и рости пока не приметъ своего максимальнаго размра, устанавливаема то запасомъ капли и свойствомъ бумаги. Когда на вашей голов появится такое пятнышко, отраженное внезапнымъ біеніемъ вашего сердца, или отброшенное легкой тнью на черты любимой женщины, или сосредоточенное въ искр торжествующаго злорадства въ зрачк соперника,— не теряйте драгоцнныхъ силъ и времени въ неравномъ поединк съ неизбжностью.
Вспомните эти слова великаго человка: ‘дайте мн точку опоры и я поверну землю’. Если есть такая точка, то она заходится на чьей нибудь лысин, ничто въ мір не въ состояніи заставить эту лысину покинуть, разъ ею излюбленное основаніе, ибо она — эмблема постояства, опущенная на голову человчества.
‘Удержать волосы’… какъ это легко говорится и легко пишется.
Господа, не врьте! Можно ‘удержать за волосы’ кого угодно и отъ чего угодно, но ‘удержать волосы’ — мечта поэта или бахвальство мошенника.
Волосы, это птицы. Волосы, это — полевые цвты. Волосы, это — дыханіе втра. Волосы, это — любовь.
Какъ удержать волосы? Какъ?
— Мазью и спиртомъ,— слышу я тихій отвтный шопотъ.— Пиксафономъ.
Мазью и спиртомъ… Пиксафономъ….
Боже мой!..
Возродите опавшій цвтокъ, подвязавъ бичевкой его поблекшіе лепестки!
Удержите весенній втеръ, усявъ поле липкой бумагой для ловли мухъ!!..
Верните любовь мдными звуками алгебраическихъ формулъ!!!
Господа, когда тихо, тихо падаетъ, когда-то вашъ волосъ, шепните ему: прости.
Не цпляйтесь за него, не проклинайте, какъ тихаго вора, уносящаго съ собой часть вашей красоты, вашего богатства. Ваши мольбы будутъ напрасны, ваши проклятія будутъ несправедливы.
Потому что, скорбные, лысые мученики: волосъ, это — птица, волосъ, это — любовь, волосъ, это сонъ, снизошедшій на вашу усталую голову въ лтнюю, теплую ночь.
Есть ли въ міровой литератур строки боле вдохновенныя, поэтическія и скорбныя, посвященныя волосу мужчины?— спросимъ мы у читателя. Мы думаемъ, что нтъ.
Какъ ни странно, на первый взглядъ, но для полнаго ознакомленія съ природой и свойствами мужского волоса мы должны окунуться, на одну минуту, въ столь чуждую натуралисту область финансовыхъ операцій, подъ названіемъ отдла внутреннихъ займовъ. Всякому извстно, насколько распространено среди небогатыхъ волосами мужчинъ обращеніе, къ такъ называемымъ ‘внутреннимъ займамъ’. Вотъ какъ трактуетъ сущность такой операціи Джонъ Брайтъ, извстный англійскій экономистъ, признанный авторитетъ по вншнимъ и внутреннимъ займамъ какого бы то ни было характера.
‘Первое и необходимое условіе внутренняго волосяного займа, какъ и всякаго займа, состоитъ въ наличности извстнаго капитала, который бы допускалъ фактическую возможность черпанія изъ него суммы равной совокупной стоимости всхъ выпущенныхъ облигацій, считая по курсу’.
Наименьшимъ количествомъ волосъ на голов, неисключающимъ такой случай является одинъ волосъ, на одной сторон головы, обладающій достаточной длиной, чтобы его можно было перекинуть вершиной на другую сторону и тмъ создать, по возможности, полную иллюзію обильной шевелюры.
Совершенно понятно, что подобная операція возможна только подъ очень высокіе проценты, такъ какъ она лишаетъ подшедшую на заемъ сторону всякой дальнйшей кредитоспособности и силы.
Если тотъ же волосъ растетъ посредин головы, то, строго говоря, внутренняго займа сдлать невозможно, по крайней мр въ полномъ финансовомъ и банковскомъ смысл этого слова. Но это, конечно, не исключаетъ возможности, путемъ частаго перекидыванія волоса съ одной стороны на другую, кидать въ окружающихъ подобіе оптически-финансоваго обмана и въ конц концовъ убдить ихъ, что ваша голова перекрыта волосомъ полностью. Операція эта тмъ надежне, чмъ чаще перекладывается волосъ и вполн надежна, когда число такихъ перекладываній не мене шестнадцати въ секунду — что, какъ извстно, есть предлъ скорости отдльныхъ оптическихъ воспріятій.
При двухъ волосахъ и выше, реализація внутренняго волосяного займа, проходить обыкновенно, безъ всякихъ затрудненій обычнымъ порядкомъ, причемъ мняются только т или иные пріемы и формы, въ зависимости отъ нкоторыхъ частностей въ расположеніи суммъ’.
Заканчивая отдлъ ‘мужского волоса’, мы не можемъ не указать на одну особенность этого вопроса, вроятно, уже замченную самимъ читателемъ, а именно, что почти весь вопросъ о ‘мужскомъ волос’ сводится къ случаямъ его полнаго или частичнаго отсутствія.
Это вполн понятно: будь волосъ такою-же неотъемлемою принадлежностью мужчины, какъ, напримръ, его грудобрюшная преграда, то все его описаніе свелось бы, въ конц концовъ, къ стереотипной фраз: тонокъ, ненуженъ и держится на луковиц.
Не правда ли?
в). Женскіе волосы (прическа).
Женскій волосъ весьма отличается отъ своего мужского собрата не только вншне-значительно большей длиной, но и внутренне,— по физическому устройству.
Прежде всего онъ совершенно не нуждается для своего развитія и питанія, въ луковиц, требующей непремнно въ качеств почвы, голову человка.
Женскій волосъ растетъ обыкновенно на простой крпкой стк, натянутой на, такъ называемомъ, ‘болван’ — грубомъ подобіи человческой головы изъ обтянутаго краснымъ бархатомъ дерева или картона.
Единственно, что для него требуется, это побольше солнца, почему растущіе женскіе волосы чаще всего можно встртить за широкой витриной парикмахерскаго магазина.
Интересно, однако, что женскій волосъ, выросшій на свобод, весьма неохотно сживается съ женскимъ же волосомъ, но вырощеннымъ по мужскому способу, т. е. изъ луковицы и на голов самой женщины. Имемъ ли мы здсь дло съ обычнымъ антагонизмомъ существъ, выросшихъ при разныхъ условіяхъ, или какую-нибудь другую причину, только нтъ ничего трудне, какъ примирить, на одной и той же женской голов, об эти породы.
Если нормальный цвтъ ближайшихъ къ кож дамы волосъ черный, то оттнокъ свободныхъ пришельцевъ будетъ обязательно срый или рыжеватый. Если луковичный, домашній волосъ золотистъ и свтелъ, то волосъ со стороны желтъ и неопредлененъ.
Но рзче всего выявляется вся разница ихъ характеровъ, когда мстныя условія вынуждаютъ женщину сразу удлинить свои волосы въ два или четыре раза, чтобы составить косу. Срощеніе обоихъ видовъ волосъ (‘скрещиваніе’) происходитъ обыкновенно столь болзненно, что на его мстъ навсегда остается длинная темная тесьма, концы которой не поддаются никакому сокрытію или уничтоженію.
Рафаэлло Босси, соціологъ и профессоръ университета въ Болонь, знакомитъ насъ со слдующими разсужденіями по поводу ‘вторичныхъ’, какъ онъ называетъ, волосъ женщины:
‘Давъ возможность женщин добывать себ волосы на сторон, судьба сняла съ ея плечъ еще одно лишнее бремя — тратить свой досугъ и энергію на произрастаніе волосъ на собственной голов — еще одно лишнее доказательство въ пользу введенія закона, охраняющаго материнство. Еще одинъ лишній козырь въ рукахъ борцовъ за сохраненіе полнаго размра вознагражденія женщин, вынужденной прекратить на время работу, вслдствіе ожиданія ребенка.
Сама природа даетъ намъ примръ и указаніе, до какой степени надо беречь женщину! ‘
Наше знакомство съ человческимъ волосомъ было бы неполно, если бы мы не остановились немного на внутреннемъ его строеніи.
Волосъ, въ увеличенномъ вид, представляетъ собой подобіе полаго тла, трубы, наполненной красящей жидкостью, такъ называемымъ ‘пигментомъ’ (отъ англійскаго ‘pig’ — ‘свинья’ и ‘menthe’ — ‘мята’).
Присутствіе пигмента въ волосяномъ канал не обязательно и, во всякомъ случа, цвтъ его можетъ не имть ничего общаго съ цвтомъ самаго волоса, какимъ онъ представляется со стороны окружающимъ.
Одно изъ лучшихъ доказательствъ, насколько свободна воля человка, какъ бы ни были высоки управляющіе имъ законы.

ГЛАЗЪ.

Глазъ состоитъ изъ блка и желтка, называемаго въ отличіе отъ яйца, зрачкомъ.
Основное назначеніе этого, полезнаго во многихъ отношеніяхъ, органа — видть или, выражаясь понятне, такъ или иначе реагировать на то или иное дйствіе тхъ или иныхъ свтовыхъ лучей.
Побочныя функціи глаза — мигать, выдлять слезу, хлопать, пополнять недостатокъ питанія и нкоторыя другія.
Заимствуя, какъ всегда, наиболе цнныя научныя свднія изъ иностранной литературы, обратимся къ классическому труду о глаз Вильяма Флауера (William Flower), освщающему этотъ предметъ съ самыхъ различныхъ точекъ зрнія, отъ узко-научной до широко-общественной.
Вотъ, что пишетъ онъ, между прочимъ, о нкоторыхъ особенностяхъ глазного яблока среди народовъ Европы.
‘Наиболе своеобразнымъ народомъ въ смысл пользованія яблокомъ, какъ зрительнымъ аппаратомъ, безспорно, являются русскіе.
Самое поверхностное знакомство съ ихъ языкомъ, литературой и обычаями даетъ безконечный матеріалъ, равноцнный, какъ для натуралиста, такъ и психолога.
Возьмемъ, хотя бы этотъ, продиктованный чистовосточной, утрированной вжливостью, обычай апплодировать глазами, столь распространенный среди русской учащейся молодежи.
‘Сидлъ на лекціи и хлопалъ глазами’, часто услышите вы отъ русскаго студента.
Этотъ родъ безшумнаго апплодисмента вскрываетъ, какъ нельзя лучше, природную мягкость и деликатность натуры славянскаго юноши, не могущаго себ отказать въ выраженіи своего восторга передъ увлекшимъ его профессоромъ, но слишкомъ воспитаннаго, чтобы прервать торжественную тишину лекціи хлопками или топотомъ.
Не мене характерно русское выраженіе ‘глаза, какъ у мороженнаго судака’, то есть,— поскольку позволяетъ догадываться корень этого слова ‘суд’, какъ у мороженнаго члена суда, или вообще судебнаго чиновника.
Какія услуги оказываетъ наук сравнительное языковдніе! Достаточно иногда бываетъ знанія одного корня слова, чтобы по немъ возстановить цлую картину отношеній въ какой-нибудь области. ‘Глаза, какъ у мороженнаго судака’…
Почему именно у судака, а не у чиновника какого-либо иного вдомства? Отвтъ напрашивается самъ собой: положеніе чиновъ судебнаго вдомства въ Россіи, въ смысл ихъ матеріальнаго обезпеченія — одно изъ самыхъ плачевныхъ.
Такъ оно и есть на самомъ дл: помощникъ секретаря палаты, человкъ съ высшимъ образованіемъ, получаетъ восемьдесятъ три рубля въ мсяцъ жалованья. Секретарь палаты, обремененный почти непосильной работой, полтораста рублей. Кандидатъ на судебныя должности — пятьдесятъ!
Примите въ разсчетъ необычайную дороговизну жизни и топлива въ этой стран и вамъ станетъ ясно, что значитъ картинное выраженіе ‘глаза, какъ у мороженнаго судака’.
Довольно убдительной иллюстраціей къ бдственному положенію русскаго судебнаго чиновника является фактъ, что русскаго судака, сплошь и рядомъ, можно встртить въ ресторан или въ гостяхъ, скромно поглощающимъ принесенныя имъ же самимъ яйца. Въ такомъ случа хозяйка дома предупреждаетъ:
— Сегодня къ обду будетъ судакъ съ яйцами.
Строгій лингвистъ могъ бы, пожалуй, возразить, что производство слова судакъ отъ корня ‘суд’ не совсмъ правильно. Но въ виду того, что для прогресса науки гораздо мене важна устойчивость основной гипотезы, чмъ врность и жизненность сдланныхъ изъ нея выводовъ, мы оставимъ такое возраженіе безъ разсмотрнія.
Къ числу важнйшихъ функцій человческаго глаза принадлежитъ, какъ было упомянуто, выдленіе особой жидкости — слезы.
По содержанію въ слез соли можно судить о степени искренности и силы вызвавшаго ея появленіе чувства. Этимъ объясняется, между прочимъ, то поражающее спокойствіе и мирная мягкость, которыя часто наблюдаются въ характер химиковъ и лаборантовъ.
Въ качеств небезынтересной иллюстраціи приведемъ слдующій отрывокъ изъ мемуаровъ госпожи Мадлены Рибо, супруги крупнаго ученаго, профессора по органической химіи Жана Огюста Mo.
‘Есть ли боле несчастное существо, чмъ я?— Такъ начинаетъ одинъ изъ своихъ дневниковъ Мадлена Рибо.— Что еще остается женщин, лишенной самаго граціознаго и вмст съ тмъ самаго надежнаго своего оружія — слезъ?.. А я его лишена…
И не потому, что изсякъ источникъ слезъ, о нтъ, причина гораздо глубже и неизмримо печальне: мои слезы не дйствуютъ на Огюста.
То есть, он дйствуютъ, но только не такъ, какъ слезы другихъ женщинъ дйствуютъ на души и поступки обыкновенныхъ мужчинъ. Не прямо и непосредственно, а пройдя черезъ ужасныя пробирки, отвратительныя таблицы и ‘слезные графики’.
Вотъ что случилось однажды, когда я попробовала было разрыдаться въ его присутствіи, по поводу одной брошки. Это было у него въ кабинет.
Онъ посмотрлъ на меня очень серьезно и озабоченно, потомъ быстро взялъ со стола чистую пробирку и ловко на одинъ моментъ сунулъ ее между моимъ подбородкомъ и руками.
— Есть,— сказалъ онъ.— Сейчасъ мы узнаемъ результаты.
Съ минуту я слышала, какъ онъ возился около своего химичеекаго шкафчика, дловито и неторопливо позванивая сткляночками, что-то переливая, нюхая и перемшивая.
— Пустяки,— услышала я, наконецъ, его спокойный голосъ.— Всего: ноль, ноль… восемьдесятъ три сотыхъ процента. Все остальное вода, не считая примси всякой дряни. Соли въ теб ровно на грошъ!
— Что?— тихо спросила я.
— Поваренной соли не боле, чмъ на грошъ,— повторилъ онъ, указывая на мои мокрыя щеки.— Около восьмидесяти трехъ сотыхъ процента. Если хочешь знать боле подробную цифру, до десяти тысячныхъ долей включительно, то я могу поручить ее вычислить завтра студентамъ. Во всякомъ случа процентъ поваренной соли въ этихъ твоихъ слезахъ слишкомъ низокъ, чтобы онъ могъ повліять на мое ршеніе не покупать теб брошки’.
Этихъ строкъ достаточно, чтобы понять, какое могучее орудіе борьбы съ женскими слезами даетъ мужчин современная наука путемъ химической оцнки ихъ истиннаго удльнаго вса. Къ сожалнію, далеко не вс имютъ возможность прибгать къ этому средству, за что и платятся потерей значительной доли спокойствія и душевнаго равновсія.
Хозяйственное значеніе слезы, несмотря на довольно высокій процентъ заключающейся въ ней поваренной соли, весьма незначительно и, во всякомъ случа, не можетъ идти въ сравненіе съ той ролью, которую играетъ соль, добываемая механическими способами изъ морской воды или въ шахтахъ.
Причины — затруднительность эксплоатаціи, благодаря громадному числу слишкомъ мелкихъ источниковъ, какими являются глаза отдльнаго человка.
Единственное исключеніе изъ этого правила представляютъ повара и кухарки, имющіе возможность утилизировать свою слезу въ цляхъ хозяйственной экономіи тутъ же, на мст, плача непосредственно на сковородку и въ другую посуду.
‘Питательная’ функція глаза представляетъ собой явленіе, едва ли не самое интересное и разительное, въ смысл замчательной способности человческаго организма приспособляться къ окружающимъ условіямъ, извлекая изъ нихъ не тмъ, такъ инымъ способомъ все, что необходимо для поддержанія нормальнаго существованія.
Лучшее, что мы можемъ сдлать — это обратиться къ авторитету аббата Пьера Шикэ, автора книги ‘Объ отвращеніи къ пищ бднйшей части городского населенія въ конц семнадцатаго ч начал восемнадцатаго столтія’.
‘Существуетъ довольно распространенное мнніе,— пишетъ аббатъ Шикэ въ глав ‘Принятіе пищи черезъ глазное отверстіе’,— будто бы простое созерцаніе пищи, черезъ стекло, человкомъ испытывающимъ муки голода не въ состояніи, хоть сколько нибудь, замнить пріемъ той же пищи внутрь, это глубокое заблужденіе!’
Выраженіе ‘пожирать глазами’ пріобрло съ открытіемъ гальванопластики, и теоріи токовъ гораздо большій смыслъ, чмъ это предполагали прежде. Да и какъ объяснить постоянное и упорное стояніе мало-обезпеченныхъ людей передъ витринами гастрономическихъ магазиновъ, если не допустить, что, подъ вліяніемъ магнетической силы ихъ взгляда, на стнкахъ ихъ желудковъ отлагается тончайшій слой питательнаго вещества, подобный тому, что, благодаря перенесенію токомъ молекулярныхъ частицъ, отлагается на металлическомъ лист во время захватывающаго процесса гальванопластики?— Положеніе, которое, какъ нельзя лучше оправдывается тмъ фактомъ, что выставленныя въ витринахъ кушанія теряютъ, съ теченіемъ времени, извстную, хотя и малую, часть вса вмст съ весьма значительной долей ихъ питательности. (.!.)
Не видна ли въ этомъ высшая справедливость, отнимающая отъ избытка, у богача, дабы вознаградить обездоленнаго и насытить голоднаго, когда сердце одного брата слишкомъ очерствло, чтобы добровольно отказаться отъ частицы своихъ сокровищъ въ пользу другого?..
Вопросъ, надъ которымъ дйствительно не мшаетъ задуматься. Прежде чмъ закончить изученіе зрительнаго органа человка попробуемъ остановиться, на одну минуту, надъ чисто философской загадкой — почему глазное яблоко названо именно яблокомъ, а не какимъ либо инымъ фруктомъ.
Почему глазное яблоко, а не глазной апельсинъ, не глазная тыква, не глазной персикъ?
Вчная тайна. Да, тайна…
Но дерзнемъ приподнять край завсы и заглянуть въ тьму вковъ, въ темный міръ тысячъ упавшихъ крыльевъ. И мы увидимъ женщину,— женщину извчно соблазняющую мужчину все тмъ же яблокомъ, нтъ боле того — двумя яблоками.
Какая мрачная, величественная аллегорія!
Глазъ человка и плодъ, черезъ который ему вчно и вчно суждено вкушать отъ ядовитой чаши познанія добра и зла.
О, ядовитйшіе и прекраснйшіе изъ земныхъ плодовъ — глаза женщины — пара яблокъ, упавшихъ съ райскаго дерева, чтобы, отразивъ въ себ, однажды, свтъ неба, принести на землю великую тайну глубинъ безконечнаго паденія!
Вотъ почему глазное яблоко, а не глазная тыква. Вотъ почему глазное яблоко, а не глазной абрикосъ и не персикъ, хотя, по внутреннему своему устройству, они гораздо боле приближаются къ человческому глазу, чмъ вс яблоки, за исключеніемъ разв только антоновскаго.
Какъ часто философія выводитъ натуралиста на путь истины, направленіе которой иногда безсильна показать магнитная стрлка опыта и холоднаго въ своей безпощадной логик математическаго разума.

УХО.

Ухомъ называется слуховой аппаратъ, при помощи котораго человкъ воспринимаетъ вншніе звуки,— такъ опредляетъ значеніе этого органа профессоръ Фордъ (Persival Ford. XVI. 427).
Позднйшіе ученые, школы Уолтера и Фишера, прибавляютъ къ ‘вншнимъ звукамъ’ и внутренніе, когда таковые исходятъ изнутри самого человка и окружающихъ его особей, въ минуты голода или по другимъ причинамъ.
Вншняя часть уха, такъ называемая ушная раковина, чрезвычайно характерна въ своихъ отличіяхъ отъ всхъ прочихъ раковинъ, знакомыхъ человчеству, какъ въ области зоологіи, такъ и въ боле узкой сфер домашняго обихода.
Будучи неподвижно прикрпленной къ своему основанію подобно водопроводной раковин, она не только разнится отъ нея по форм, но и совершенно отличается по функціямъ.
Чтобы не возвращаться боле къ проведенію параллели между этими двумя видами мы приведемъ весьма интересный случай, отмченный въ своемъ классическомъ труд докторомъ Оппенхаймеромъ, гд онъ описываетъ исключительно рдкое явленіе смшенія этихъ двухъ разновидностей раковины.
Этотъ случай,— пишетъ профессоръ Оппенхаймеръ, директоръ ушныхъ клиникъ въ Марбург,— произошелъ въ одномъ изъ небольшихъ городковъ нижняго Рейна съ почтмейстеромъ Отто Мюллеромъ.
Ушная раковина этого индивидуума отличалась такимъ сходствомъ съ водопроводной, что многіе изъ постителей опускали въ нее окурки, за что нердко получали замчанія, какъ отъ самого Мюллера, такъ и отъ его подчиненныхъ. Въ конц концовъ, отверстіе раковинъ пришлось затянуть сткой.
Аналогическій случай произошелъ въ одной изъ городскихъ школъ въ Сан-Франциско, гд ученикъ перваго отдленія Гемфри Питтъ плюнулъ въ ухо учителю естествовднія, мотивировавъ свой поступокъ непрохожденіемъ полнаго курса зоологіи и смшенія нкоторыхъ разновидностей раковины.
Гораздо боле вншняго сходства съ ушной раковиной имютъ нкоторые виды морскихъ раковинъ, что иногда находитъ свое объясненіе въ явленіи ‘мимикріи’, а именно на широкихъ морскихъ пляжахъ, гд природа ‘поддлываетъ’ морскія раковины до полнаго сходства съ ушными раковинами купальщиковъ. Это спасаетъ раковины отъ охоты за ними со стороны дтей и самыхъ купальщиковъ.
Въ Бретани можно нердко наблюдать картины столкновеній между купальщиками на почв неудачныхъ попытокъ подобрать съ земли раковину, принадлежащую къ слуховому аппарату той или другой особы. Большей частью страдаютъ женщины, раковины которыхъ привлекаютъ вниманіе охотника не только изяществомъ формы, но и находящимися иногда въ нихъ жемчужинами.
Въ виду того, что назначеніе ушной раковины далеко еще не исчерпывается скромной ролью простого пріемника звука, мы, хотя и бгло, остановимся на нкоторыхъ особыхъ ея свойствахъ въ области эстетики, хозяйства и воспитанія.
Интересно мнніе доктора Кеннеди (Kennedy Daniel), извстнаго путешественника и изслдователя, который совершенно отрицаетъ за ушной раковиной какую либо служебную роль, какъ необходимой части слухового аппарата.
Что ушная раковина не нужна человку въ качеств звуко-собирателя, пишетъ Кеннеди,— это видно уже изъ того, что многія животныя, какъ, напримръ, птицы и зми, обладающія весьма и весьма острымъ слухомъ, совершенно лишены этого украшенія.
Тщательное изслдованіе этого вопроса, основанное на глубокомъ изученіи прошлаго и быта различныхъ народовъ, въ особенности нкоторыхъ племенъ австралійскихъ и средне-африканскихъ дикарей, показываетъ съ абсолютно неумолимой ясностью, что ушныя раковины даны были человку, чтобы закрывать ими лицо, когда руки и ноги заняты. Первобытный человкъ, вчно занятый борьбой съ природой, и дикими животными, то нападающій и преслдующій, то обороняющійся и ускользающій, былъ почти лишенъ возможности пользоваться ‘боевыми’ конечностями, чтобы закрывать ими лицо въ острые моменты отчаянія или стыдливости. На островахъ Мауи до сихъ поръ можно услыхать обрывки псни:
‘Ка halia ko aloha kai hiki mai
Ke hone ae nei i ku’u manawa’… и т. д.
— ‘Почему возлюбленная, закрываешь ты ушами пылающія щеки и тушишь сладкій огонь твоихъ глазъ’… (Nihuli’s Song).
Позже, по мр того, какъ человкъ все боле и боле эмансипировался отъ подавлявшей его власти природы, медленно и постепенно двигаясь вверхъ по культурной лстниц, по мр того, какъ неподвижный вначал мозгъ изобрталъ услужливыя орудія, совершенствуя средства защиты и нападенія, уши уступили свое мсто, частью освободившимся отъ вчной работы конечностямъ, частью-же боле или мене прозрачнымъ тканямъ, не потерявшимъ своего значенія и по настоящее время.
Мене категоричный въ своихъ сужденіяхъ профессоръ Керсдель пишетъ:
‘Первобытный человкъ пользовался ушами въ гораздо боле широкихъ размрахъ, чмъ послдующія поколнія. Воинамъ они помогали при бг, вліяя на его скорость и направленіе, подобно рулю или небольшому парусу, женщины обмахивали ими привязанныхъ за спиной дтей. Уши враговъ или освободившіяся за ненадобностью уши родственниковъ шли въ пищу, обычай, отголосокъ котораго мы и до сихъ поръ встрчаемъ среди населяющихъ пространство Россіи народовъ, подъ именемъ ‘супа съ ушками’—‘The Soup with the little Ears’.
Весьма интересно мнніе того же ученаго, одного изъ лучшихъ знатоковъ Россіи о пристрастіи русской массы къ ушнымъ раковинамъ маленькаго размра.
‘Русскіе такъ любятъ маленькіе, изящные уши, что называютъ ихъ не иначе, какъ ‘ушатами’ (‘Сравнительное языковдніе’. Вундтъ).
Посл долгаго пребыванія среди туземцевъ Россіи, мн удалось узнать, что ‘ушаты’ часто наполняются водой и оказываютъ не малую помощь въ баняхъ. За попытку воспользоваться чужими ушатами люди подвергаются истязанію ‘вникомъ’, производящій экзекуцію правительственный чиновникъ носитъ названіе ‘баньщика* и отличается отъ остальныхъ русскихъ короткимъ передникомъ, прикрывающимъ нижнюю часть туловища и необыкновенной физической силой. (The Governement of Russia)’.
Мы нарочно приводимъ эти слова маститаго ученаго, какъ перваго, серьезно остановившаго свое вниманіе на нкоторыхъ видахъ примненія ушной раковины къ хозяйственнымъ и инымъ цлямъ.
Вотъ нкоторыя изъ воспоминаній Томаса Кэна — пожизненнаго хранителя національной коллекціи среднихъ конечностей узко-желудчатаго голубого клопа въ Филадельфіи, получившаго въ 1878 году премію Паркера ‘за размръ и форму раковины лваго уха въ связи съ общими принципами морали’.
— Всякій разъ,— пишетъ Томасъ Кэнъ, уже будучи на склон лтъ,— когда я вспоминаю отца, я вижу его не иначе, какъ съ рукой, протянутой по направленію къ моему уху.
Я не помню дня, чтобы этотъ человкъ, пользовавшійся безграничнымъ уваженіемъ всхъ его близкихъ, не хваталъ меня за ухо, по рдкому стеченію счастливыхъ обстоятельствъ — за лвое.
Какъ старшій въ семь, я всегда занималъ мсто по правую его руку, чмъ, вроятно, и объясняется послднее обстоятельство, фактъ тотъ, что другое мое ухо такъ и осталось недоразвитымъ до конца жизни, едва достигнувъ размровъ средняго капустнаго листа.
Дергать меня за ухо отецъ началъ приблизительно съ четырехъ-лтняго возраста (моего возраста), когда я впервые обнаружилъ прискорбную наклонность ко лжи. Но позже это у него вошло въ привычку, особенно же при затрудненіяхъ денежнаго или какого либо иного характера.
Я никогда не забуду его перваго прикосновенія къ области моего уха, лтомъ 1859 года, одиннадцать лтъ спустя посл революціи сорокъ восьмого года.
Это случилось за обдомь, когда, къ мясному, разговоръ зашелъ о крысахъ.
— У насъ, въ подвал, невроятное количество крысъ,— сказала одна изъ маминыхъ сестеръ, Анни.— Надо завести еще пару кошекъ и поставить три или четыре хорошихъ, стальныхъ капкана.
— Есть гораздо лучшее средство,— громко сказалъ я,— которое я уже испробовалъ: морить крысъ голодомъ. Я уморилъ, за послднія дв недли, четырнадцать крысъ, каждый день по одной крыс.
— Какимъ образомъ?— съ интересомъ спросилъ отецъ, съ свойственной ему одному доброй улыбкой.
— Очень просто,— отвтилъ я.— Надо только взять зеркало и поднести къ нему вкусный кусокъ жаркого, а еще лучше зразу или пирожное.
Потомъ нужно отнести это зеркало въ подвалъ и поставить его около того мста, гд живетъ крыса. Когда крыса увидитъ въ зеркал жаркое, она сейчасъ же приметъ его за настоящее и будетъ всячески стараться его схватить и състь, пока, наконецъ, не умретъ съ голоду.
Въ тотъ же моментъ я почувствовалъ острую боль въ лвомъ ух и, легко отдлившись отъ сиднія, полетлъ на полъ.
Въ этотъ день я впервые понялъ, для чего человку дана ушная раковина, съ виду такой нелпый, и ненужный придатокъ.
Благодаря отцу, обладавшему вообще удивительной способностью утилизировать вещи, которыя другимъ кажутся совершенно ни на что негодными, я вполн постигъ сущность и назначеніе этого органа въ томъ возраст, когда большинство дтей едва только начинаетъ сознавать окружающее.
И теперь, всякій разъ, когда я вижу отраженіе своего уха въ зеркал или чувствую его, задвая имъ окружающіе предметы, я вспоминаю съ глубокой благодарностью, ту руку, что сумла сдлать изъ него самый надежный руль для направленія всей моей жизни по единому пути высокой нравственности.
Я — бездтенъ (это большое горе для меня и, вроятно, еще большее для человчества) и потому лишенъ возможности передать свою ушную раковину по наслдству, вмст съ развитыми пропорціонально ей исключительными духовными качествами. Но это не мшаетъ мн искренне радоваться, при встрч на улиц, съ юношами и мальчиками, чьи уши носятъ на себ слды чуткаго отношенія ихъ родителей къ воспитанію въ ихъ молодыхъ сердцахъ завтовъ правды, добра и красоты.
Розовое и мелкое ухо вызываетъ во мн только жалость и горестное удивленіе по поводу безпечности родителей, красное — во мн будитъ надежду, а синее — вливаетъ новую вру въ свтлое будущее всего человчества’.
Врядъ ли нужны боле вдохновенныя и сильныя строки въ защиту теоріи, ставящей на первое мсто воспитательныя функціи вншняго уха.
Наиболе интересное и своеобразное, что мы находимъ въ полости внутренняго уха это: молоточекъ, наковальня и стремечко — цлый ассортиментъ изящныхъ бездлушекъ, скоре напоминающихъ связку брелоковъ, чмъ группу дйствительно полезныхъ органовъ.
Металлическая природа этихъ предметовъ служитъ причиной того, непонятнаго, на первый взглядъ, явленія, которое въ общежитіи носитъ названіе ушного ‘звона’.
‘Звонъ въ ух’ принимаетъ иногда столь значительную громкость, что становится слышенъ окружающими.
Профессоръ Макъ приводитъ интересный примръ такой аномаліи, называя одну изъ своихъ паціентокъ, обратившуюся къ нему за лкарствомъ для своего мужа. По ея словамъ, ей сплошь и рядомъ приходилось вскакивать по ночамъ, благодаря несущемуся изъ уха ея мужа звону, который бдная женщина принимала за звонъ къ ранней обдн.

НОСЪ.

Носа, какъ такового, въ природ, собственно говоря, нтъ. Носъ, какъ органъ для обонянія — фикція.
Дйствительно, попробуйте плотно закрыть или залить воскомъ дв дырки, называемыя ‘ноздрями’ и вы увидите, что тотъ придатокъ, который, въ общежитіи, называется носомъ, никакой роли при обоняніи не играетъ.
Насколько же можно серьезно смотрть на органъ( все значеніе котораго сводится къ нулю, стоитъ только изъ него вычесть дв дырки, т. е., въ сущности говоря, ничто, синонимъ полнаго отсутствія или тотъ же нуль?— Не будемъ, однако, торопиться съ отвтомъ.
Конечно, если бы вс функціи носа сводились къ одному обонянію, вопросъ былъ бы исчерпанъ, исчерпанъ не только нами, но еще раньше насъ, самой природой. Носъ былъ бы, по просту, стертъ съ лица земли, не сразу, но постепенно, до тхъ поръ, пока на лиц человка не остались бы одн ноздри, тотъ ‘экзистенцъ-минимумъ’, который, собственно, и обусловливаетъ воспріятіе человческимъ организмомъ того, что называется запахомъ.
Однако, въ томъ то и дло, что функціи носа, въ его цломъ, далеко не ограничиваются этой, сравнительно скромной, ролью.
Вотъ что пишетъ, между прочимъ, объ этомъ орган тотъ же профессоръ Оппенхаймеръ, котораго мы цитировали въ предыдущемъ отдл.
‘Едва ли не самое удивительное свойство человческаго носа составляетъ его необыкновенная чуткость къ колебаніямъ температуры, дающая возможность постоянно утилизировать его въ качеств термометра, несравненнаго по своей прочности и удобству при переноск.
При пониженіи температуры носъ, какъ извстно, краснетъ и тмъ самымъ даетъ весьма наглядное показаніе относительно состоянія и плотности атмосферы.
Т, кто почему либо не довряютъ собственному носу, могутъ пользоваться на улиц носами другихъ — едва ли не единственный примръ коммунистическаго пользованія предметами, составляющими, каждый въ отдльности, частную собственность.
Носъ, подобно обыкновенному термометру, бываетъ простой и спиртовой, хорошій спиртовой носъ, какъ и спиртовой термометръ, иметъ шарикъ и столбикъ синяго цвта, и особенно удобенъ при очень низкихъ температурахъ’.
Таковы, какъ мы видимъ, барометрическія функціи человческаго носа, мы говоримъ — человческаго, потому что, напримръ, у собакъ мы ничего подобнаго не наблюдаемъ.
Собачій носъ однообразенъ (черенъ) при всхъ температурахъ, какъ высокихъ, такъ и низкихъ, и сообразно ограниченному числу своихъ функцій обладаетъ весьма скромными размрами и однотипностью формы. Курносая собака, такъ же, какъ и собака съ греческимъ, римскимъ, или орлинымъ носомъ — почти исключительное явленіе.
Профессоръ Керсдель, заслуженно считающійся, за границей, однимъ изъ лучшихъ знатоковъ русскаго быта, учитъ насъ слдующему:
‘Русскіе и въ этомъ отношеніи побили рекордъ среди другихъ народовъ Европы. Нигд въ иномъ мст мы не встрчаемъ такой оригинальности и, вмст, такой практичности въ пользованіи носомъ, какъ въ Россіи.
Носъ въ Россіи давно уже сдлался ходячей монетной единицей, или, во всякомъ случа, тою полноправною движимостью, которую можно закладывать и перезакладывать какъ часы, столовое серебро, мебель, платье, посуду.
Часто вы можете наблюдать такую картину:
— Что это у васъ такой недовольный видъ?— спрашиваетъ одинъ господинъ другого.
— Носъ заложенъ,— раздается мрачный отвтъ.
И, не дожидаясь предложенія товарищеской помощи, неудачникъ грустно уходитъ, ломая голову, откуда достать денегъ, чтобы поскоре вернуть, временно утраченное имъ, право собственности.
Столь же любопытно и характерно для русскихъ высчитывать плату за квартиру не только по числу комнатъ, но еще и по количеству носовъ,— такъ называемую ‘сносную’ плату, или плату съ носа’.
Сообразно этому вы нердко услышите такое опредленіе:
— Сносная плата за квартиру въ четыре комнаты съ водопроводомъ и ванной — сто рублей.
Что слдуетъ понимать: двсти рублей съ двухъ носовъ, не считая носа кухарки, или горничной, триста — съ трехъ и такъ дале.
При такихъ условіяхъ необыкновенная высота квартирной платы въ Россіи становится боле или мене понятной’.
Вліяніе носа на человческія отношенія часто велико, въ особенности же его наружной ‘холостой’ части, или ‘собственно — носа’, въ отличіе отъ ‘казенной’ части или ноздрей. Обычное явленіе, когда находящійся постоянно на виду весьма поверхностный индивидуумъ оттираетъ на задній планъ другого — дйствительно полезнаго и дльнаго, но скромнаго сотоварища.
Дйствительно, если ‘собственно — носъ’ еще и нуженъ, какъ термометръ, въ холодныхъ странахъ, то въ другихъ, съ климатомъ мягкимъ и теплымъ, онъ совершенно излишенъ.
И тмъ не мене человчество не согласилось бы отказаться отъ него ни при какихъ условіяхъ — такова сила рутины и привычка къ замерзшимъ формамъ.
Правда, раскопки намъ показываютъ, что еще въ древности существовала довольно яркая тенденція — пріучить человчество къ боле совершенному, въ смысл цлесообразности, устройству человческаго лица, подавляющее большинство мраморныхъ статуй боговъ, богинь и героевъ было найдено подъ землей безносыми.
Боле того, есть весьма солидныя основанія предполагать, что и въ настоящее время существуютъ особыя лиги и тайныя сообщества,— своего рода ‘свободные каменьщики’, спеціально занимающіеся отбитіемъ носовъ у статуй, украшающихъ площади, скверы и вообще открытыя общественныя мста.
Однако осязательные результаты всхъ подобныхъ стараній покуда еще весьма и весьма слабы.
До сихъ поръ вы еще очень рдко встртите двушку, которая охотно пошла бы замужъ за человка, лишеннаго холостой части носа. Гораздо скоре она предпочтетъ жениха безъ казенной части, то есть совершенно безъ обонянія, если бы это даже грозило непроизводительными расходами по найму лица съ исправной казенной частью.
Холостая часть человческаго носа — наиболе уязвимая въ человческомъ организм, въ смысл уколовъ гордости и самолюбія, чмъ и объясняется большое число всевозможныхъ пословицъ и поговорокъ, въ которыхъ принимаетъ участіе носъ.
Одна изъ такихъ поговорокъ даетъ извстному шведскому руссофобу Свену Геддину не совсмъ основательный поводъ разразиться слдующей филиппикой по адресу русскихъ нравовъ.
‘Трудно себ представить что-нибудь боле отвратительное и дикое, чмъ русскій обычай ‘ущемлять носы въ театр’ людямъ, привлекаемымъ по обвиненію въ любопытств!
Обыкновенно такая экзекуція производится во время оперы, преимущественно вагнеровской, когда мдные звуки оркестра и голоса пвцовъ заглушаютъ стоны и вопли несчастныхъ. Если и этого бываетъ недостаточно, то сама публика заглушаетъ ихъ взрывами внезапныхъ апплодисментовъ и громкими криками, что заставляетъ иногда повторять цлыя партіи по два или три раза.
И съ такими пріемами эта страна еще продолжаетъ претендовать на почетное мсто въ единой семь западныхъ народовъ’.
Временное разстройство казенной части носа, вызывающее полную или частичную потерю обонянія, называется въ медицин ‘ностальгіей’ или ‘насморкомь’. Обыкновенно, оно возвщается особыми трубными звуками, связанными въ высшихъ классахъ съ усиленнымъ примненіемъ носового платка.
Нкоторые историки склонны даже приписывать насморку заслугу паденія Іерихонскихъ стнъ, вызваннаго будто бы сотрясеніемъ воздуха, которое произошло вслдствіе овладвшаго осаждавшими внезапнаго и остраго припадка простуды.
Если это такъ, то къ другимъ функціямъ носа приходится прибавить еще и военную, тмъ боле, что выраженіе ‘понюхать пороху’ даетъ намъ возможность строить кое-какія дальнйшія гипотезы.
Въ качеств заключенія укажемъ, что у дикихъ народовъ носы служатъ еще и затмъ, чтобы продвать кольца, германскіе студенты смотрятъ на нихъ, какъ на незамнимую цль для удара по кончику шпагой во время студенческихъ дуэлей.
Съ послднимъ примненіемъ носа можно согласиться только съ большими оговорками.

ПОЛОСТЬ РТА.

Если заглянуть въ полость рта, то первое, что невольно обращаетъ на себя вниманіе, это языкъ и зубы.
Языкъ представляетъ собой мягкое, подвижное тло, свободно вращающееся въ полости рта, но выходящее наружу по первому требованію медицинскаго осмотра, равно какъ и въ случа всякой иной серьезной надобности.
Отрасль анатоміи, посвященная спеціально изученію устройства и функцій языка, называется ‘языковдніемъ’. Языковдніе, въ свою очередь, длится на простое, или чистое, и ‘сравнительное’.
Предметомъ сравнительнаго языковднія является изученіе человческаго языка не самого по себ (чистое языковдніе), но въ сравненіи его съ другими языками, какъ, напримръ, коровьимъ, рыбьимъ и прочими. Только при параллельномъ пользованіи обоими методами возможно достигнуть полнаго освщенія вопроса, не теряясь въ лабиринт обманчивыхъ сходствъ и кажущихся противорчій.
Только путемъ сравненія одного языка съ другими вы сможете установить боле или мене точную картину всхъ его свойствъ, качествъ и недостатковъ.
Вотъ нсколько боле чмъ поучительныхъ размышленій знаменитаго голландскаго философа и лингвиста Корнеліуса ванъ-Бирла (Cornlius van Bearle — 1799—1886).
‘Какъ странно и какъ обидно для людского самолюбія, что самыя лучшія качества языка, какъ такового, принадлежатъ не языку человка, а языку животныхъ…’
Въ самомъ дл: существуетъ ли для языка высшая похвала, чмъ опредленіе — ‘свободный’, ‘красивый’? ‘Свобода’ и ‘красота’ языка — идеалъ и предлъ достиженія лучшихъ писателей, лучшихъ поэтовъ міра.
И что же? Можетъ ли какой-нибудь человческій языкъ сравниться въ смысл свободы хотя бы съ языкомъ коровы, обладающимъ свойствомъ жить вдали и совершенно независимо отъ самого животнаго.
Коровій языкъ, въ его естественномъ конченомъ вид вы встртите сплошь и рядомъ за сотни миль (!) отъ самой коровы.
Есть ли что нибудь подобное у человка? Назовете ли вы хотя бы одного поэта, оратора, мастера слова, прославленнаго ‘свободой’ языка, который бы ршился отпустить его отъ себя хоть на полчаса и дальше, чмъ на полъ-аршина? Конечно, нтъ, потому что свобода человческаго языка одностороння. Даже наиболе приближающійся къ коровьему языку, въ смысл подвижности и продажности, языкъ адвокатскій, лишенъ возможности передвигаться въ пространств, не увлекая за собой все основаніе.
Посмотримъ теперь какова же его красота и гд ея предлы?— Увы!
Видлъ ли кто-нибудь Гете, Байрона, Флобера, разгуливающими съ языкомъ на выпускъ въ публичномъ мст?
Даже эксцентричный Бодлеръ, сумасбродный Верленъ и увренные въ себ Гюго и Бальзакъ не ршались носить этотъ органъ открытымъ, то есть высунутымъ, не говоря объ Уайльд, помшанномъ на всемъ красивомъ и оригинальномъ.
Значитъ что-то было, что удерживало ихъ отъ этого соблазна, несмотря на единодушное преклоненіе передъ красотой и граціей ихъ языковъ со сторбны современниковъ.
А между тмъ любая собака можетъ позволить себ эту роскошь, безъ малйшаго страха кого нибудь скомпромметировать или быть осмянной. Ея врный животный инстинктъ подсказываетъ ей, что ей дано это право высшими законами эстетики, тми же законами, что запрещаютъ ношеніе языка наружу человку, овц, лошади, таракану’.
Интересно, какъ тотъ же ученый представляетъ себ имвшій мсто въ отдаленной древности фактъ смшенія языковъ.
‘Единственный разъ, когда люди позволили себ дать волю языкамъ, въ полномъ смысл этого слова, закончился весьма и весьма печально — смшеніемъ языковъ.
Расхватанные второпяхъ и плохо прилаженные языки отказались покорно повиноваться новымъ владльцамъ и вс попытки ихъ разобраться и сговориться рушились съ самаго же начала. Люди перестали понимать другъ друга.
Если одинъ изъ нихъ, названный позже нмцемъ, требовалъ, напримръ, стаканъ — (Glas), то другой, русскій, доврчиво протягивалъ ему собственный глазъ, а французъ устремлялся за льдомъ (glace), когда же англичанинъ, показывая на свой глазъ говорилъ — ‘ай’ (eye), нмецъ совалъ ему вареное яйцо, которое было тоже ‘ай’ (Еі)… И такъ дале.
Естественно, что при такихъ условіяхъ трудно было найти общее дло и люди разошлись въ разныя стороны, съ досадой на душ и злобой въ сердц. Началась вчная вражда націй’.
Не лишне будетъ мимоходомъ коснуться того религіознаго культа языка, отъ котораго получила свое названіе цлая масса людей, именуемыхъ ‘язычниками’.
‘Обрядъ поклоненія языку,— пишетъ знаменитый путешественникъ Лордъ Доринкоуртъ,— состоитъ въ слдующемъ: приблизительно за часъ до захода солнца туземцы выбгаютъ на поляну, и по знаку верховнаго жреца-шамана, высовываютъ языки.
Посл того, какъ языкъ каждаго установленъ въ воздух неподвижно, владлецъ его отступаетъ натри шага и падаетъ передъ нимъ лицомъ въ землю. Исключеніе составляетъ шаманъ, который падаетъ послднимъ, вмст съ языкомъ, посл чего язычники расходятся’.
Неоднократно цитированный нами профессоръ Кёрсдель, знатокъ и большой поклонникъ Россіи, называющій ее, безъ всякаго стсненія, страною будущаго, такъ касается ‘одного изъ трогательнйшихъ остатковъ древне-языческаго обычая, когда славяне жили еще въ лсахъ и питались преимущественно грибами и ягодами’:
‘Обычай русскаго человка крпко держать языкъ за зубами во время обрядоваго вкушенія имъ отъ такъ называемаго ‘пирога съ грибами’ рисуетъ, какъ нельзя лучше, всю врность и уваженіе этого народа будущаго къ наивнымъ традиціямъ предковъ.
О настоящей д при такихъ условіяхъ, конечно, не можетъ быть и рчи, да она и не требуется, такъ какъ главное назначеніе русскаго пирога — красить имъ стны деревенскихъ домиковъ или ‘избъ’.
‘Не красна изба углами, а красна пирогами’ — говоритъ русскій крестьянинъ, съ неизмнной добродушной улыбкой.
Кром своего главнаго чисто человческаго назначенія, какъ органа рчи, языкъ служитъ людямъ и для воспріятія всевозможнаго рода ощущеній вкуса.
Послднимъ свойствомъ объясняется, напримръ, то невольное и одобрительное прищелкиваніе языком со стороны мужской особи, которое часто раздается слдомъ за появленіемъ того или иного экземпляра женской. Высовываніе языка одной особью по направленію къ другой — представляетъ вкусовую реакцію обратнаго свойства.
Какъ было сказано выше, полость человческаго рта содержитъ, кром языка, такъ называемые зубы.
Зубъ человка, независимо отъ занимаемаго имъ во рту положенія и формы, невольно и прежде всего напоминаетъ о зубномъ врач.
Зубной врачъ — такая же неотъемлемая и равноправная часть зуба, какъ его корень, нервъ и коронка, хотя лучшая часть его жизни и проходитъ въ неустанной борьб съ этими элементами.
Количество зубовъ, существующихъ самостоятельно, очень незначительно,— нормальный зубъ живетъ и работаетъ вмст съ врачемъ, питаясь отъ одного корня, страдая общими нервами и завершаясь общей коронкой.
Врные своему методу — обращаться за помощью къ лучшимъ свтиламъ мысли и науки, мы заимствуемъ слдующій отрывокъ изъ капитальнаго труда знаменитаго русскаго ученаго, члена академіи наукъ Іоганна-Фридриха фонъ Цвибель-Рауха.
‘Зубы человка въ отношеніи ихъ классификаціи, раздляются, прежде всего, на пломбированные и непломбированные. Пломбированные зубы, какъ показываетъ само ихъ названіе, снабжены пломбой, самовольное удаленіе которой влечетъ за собой отвтственность, въ подлежащемъ порядк, сообразно законамъ каждой страны.
Пломба налагается зубнымъ врачемъ и притомъ только на природные зубы, чмъ они лишаются возможности и права свободнаго передвиженія, предоставляемаго исключительно стороннимъ, т. е. вставнымъ зубамъ.
Никакимъ особымъ государственнымъ сборамъ сама пломба не облагается, за исключеніемъ пошлины на матеріалъ, оплачиваемый косвеннымъ путемъ законнымъ владльцемъ зуба, одновременно съ уплатой имъ зубному врачу за труды и хлопоты при наложеніи пломбы.
Непломбированные человческіе зубы ничмъ особенно не отличаются отъ зубовъ большинства животныхъ, представляя собой только матеріалъ боле пестрый, какъ въ смысл формы, такъ и въ смысл способовъ примненія.
Въ зависимости отъ формы зубы человка длятся на коренные, благопріобртенные, клыки и рзцы.
Тщательное изученіе формы отдльныхъ зубовъ позволяетъ довольно точно опредлить происхожденіе человка, какъ вида.
Подобно тому, какъ строеніе человческаго черепа убждаетъ насъ, съ абсолютной ясностью, въ томъ, что человкъ произошелъ отъ обезьяны, такъ устройство нижнихъ поверхностей коренного зуба заставляетъ насъ догадываться, что мы произошли отъ жвачныхъ, т. е. овцы, лошади или коровы.
Весьма существенный штрихъ въ общую картину далекаго прошлаго вносятъ ‘клыки’, довольно ясно намекающіе на тсное сродство человка съ собакой или кошкой, и вполн заканчиваетъ ее ‘рзецъ’, характерное наслдіе человческаго предка — грызуна, крысы или зайца.
Какъ на хорошую иллюстрацію для послдняго положенія можно указать на людей-скульпторовъ, которые и до сихъ поръ не отскаютъ мраморъ, спеціальными инструментами, но обгрызаютъ его при помощи рзца.
Недаромъ въ чертахъ лучшихъ ваятелей человчества, какъ Фидія, Микель-Анджело, Кановы и другихъ всегда было нчто крысиное’.
На томъ мы пока и остановимся, несмотря на то, что въ міровой научной литератур имются богатйшіе источники, посвященные спеціально полости че ловческаго рта, среди которыхъ далеко не послднее мсто занимаетъ изслдованіе Герберта Твинклера, проводящее рядъ захватывающихъ параллелей между человческой и медвжьей полостью.
Размры нашей книги заставляютъ насъ, хотя и съ сожалніемъ, перейти къ дальнйшему.

ЧЕЛОВЧЕСКІЯ ВНУТРЕННОСТИ.

I. Почки.

Какъ показываетъ само названіе этого органа, онъ представляетъ собой едва-ли не самую поэтическую часть всего человческаго организма.
Въ одномъ слов почки уже слышится что-то весеннее, напоминающее зарожденіе и первый расцвтъ молодого чувства, и, словно нарочно, ихъ форма — точная копія увеличеннаго до небывалыхъ размровъ зерна душистой фасоли.
Сходство живого существа съ растеніемъ нигд, быть можетъ, не выявляется боле гармонично и боле выпукло, чмъ въ почк.
Не потому-ли мы люди, такъ остро и сладко ощущаемъ приближеніе весны, что внутри насъ живетъ и томится органъ-почка, навкъ лишенный свтлой возможности впитывать въ себя солнечные лучи, какъ это дано всмъ вншнимъ его братьямъ?
И не потому-ли, когда она, наконецъ, вырывается наружу, посл долгаго и безумнаго блужданія внутри организма (‘блуждающая почка’), мы встрчаемъ ее не иначе, какъ опьяненной (‘почка въ мадер’), подобно вакханк, упившейся посл долгаго воздержанія ароматнымъ, винограднымъ сокомъ.
Недаромъ же древніе считали, что истиннымъ мстомъ зарожденія чувства любви и симпатій была почка, одна изъ двухъ близнецовъ, доврчиво расположившихся подъ снью веселаго ‘позвоночнаго’ столба, какъ пара влюбленныхъ въ ласковой тни деревенской колокольни.
И недаромъ доктора, спеціалисты по почкамъ, сохраняютъ обычно такую жизнерадостность до конца жизни, такую ясную вру въ силу порыва.
Авторъ этихъ строкъ никогда не забудетъ маститаго старика-профессора, который пользовалъ его престарлую тетку.
Когда онъ использовалъ ее насколько это позволили ея довольно скромныя средства, то пергой его мыслью, посл долгаго общенія съ ея почками, было пріобрсти на полученный гонораръ билетъ пяти съ половиной процентнаго государственнаго займа. Къ сожалнію, голоса другихъ органовъ, боле разсудочныхъ, заставили профессора отказаться отъ этого юношески-патріотическаго порыва, и помстить данныя средства подъ вторую закладную одного дома.
Подобную борьбу молодыхъ чувствъ можно встртить только у никогда не старющихся спеціалистовъ по внутреннимъ болзнямъ, а именно по болзнямъ сердца и почекъ.
Спеціалисты по печени, или такъ называемые печенги обладаютъ уже совершенно инымъ характеромъ и гораздо мене способны отдаваться безкорыстнымъ весеннимъ порывамъ, чмъ ихъ, посвятившіе себя почкованію, коллеги.

2. Печень (По Огюсту Бранкаръ).

Среди дружнаго семейства человческихъ внутренностей едва-ли найдется органъ, боле замкнутаго и мрачнаго характера, чмъ печень.
Сумма житейскихъ радостей, приносимыхъ ею человку, до крайности ничтожна, за то горе бываетъ очень и очень значительно.
Въ самыхъ тяжелыхъ условіяхъ по отношенію къ печени, какъ физическихъ, такъ и моральныхъ, находятся архитектора и подрядчики, чья вчная возня съ камнемъ приводитъ, въ конц концовъ, къ полному засоренію этого весьма чувствительнаго органа всякими остатками строительныхъ матеріаловъ.
Камни въ печени — бичъ этихъ людей, трудолюбію и таланту которыхъ человчество обязано лучшими образцами промышленнаго и иного зодчества.
У знаменитаго строителя каменной громады Дворца Правосудія въ Брюссел было найдено въ печени, посл его смерти, такое количество камня и цемента, что его память удалось увковчить постройкой изъ нихъ небольшого павильона, названнаго его именемъ, съ надписью ‘Profession de Soie’ что значитъ ‘Печеночная профессія’.
Помимо того, что подобный недугъ разрушительно дйствуетъ на организмъ человка, каково-же должно быть моральное состояніе такого индивидуума, вся жизнь котораго вншне представляетъ олицетвореніе самаго раціональнаго одухотворенія камня, а внутренне таитъ въ себ цлыя залежи украденнаго у человчества матеріала.
Интересно, что не только въ печени человка встрчаются разныя постороннія примси и вещества но и въ печени многихъ животныхъ.
Вотъ, напримръ, результаты цлаго ряда химическихъ и всякихъ иныхъ анализовъ, произведенныхъ императорской академіей наукъ въ Берлин, по просьб Всемірной Ассоціаціи Ученыхъ Учрежденій надъ печенью полугодовалаго теленка:
Одна ложка масла 1,0
Дв ложки сметаны 2,0
Четыре желтка 4,0
Три зерна перца 3,0
Полтора грамма соли 1,5
Дв унціи мускатнаго орха 2,0
Одна мелко изрубленная луковица 1,0
Половина французскаго хлба 0,5
Откуда, спрашивается, могла попасть въ телячью печенку такая масса совершенно разнородныхъ вещей?— Одна изъ тхъ загадокъ, которыя, будучи встрчены однажды натуралистомъ, не даютъ ему покоя, пока и разсется окутывающая ихъ тайна.

3. Сердце (По Жану Депюи).

Сердце долгое время считалось имющимъ форму сердца, какъ оно изображается на картинахъ и въ картахъ, что и натолкнуло, впервые, человка на мысль считать его мстомъ зарожденія самаго великаго человческаго чувства — любви.
Суровая дйствительность вскор доказала человчеству полную ошибочность его представленія о форм человческаго сердца, а также заставила призадуматься надъ вопросомъ, доподлинно-ли оно. представляетъ единый центръ чувства, называемаго любовью, или сфера вліянія въ области зарожденія и питанія этого чувства раздляется имъ съ нкоторыми другими органами.
Въ отдл ‘Человческихъ Вншностей, слдующимъ за отдломъ ‘Внутренностей’, мы будемъ еще имть случай коснуться при изученіи области живота, такъ называемой животной любви, или животнаго чувства человка. Пока же мы ограничимся разсмотрніемъ функцій самого сердца, какъ физическихъ, такъ и духовныхъ.
Такъ какъ чисто физическія функціи сердца не подлежатъ никакому сомннію ни въ смысл ихъ правильнаго отправленія, ни въ смысл ихъ важности, то мы, минуя нкоторыя аномаліи, прямо перейдемъ къ разряду духовно-физическихъ и чисто-духовныхъ функцій.
Полость человческаго сердца раздлена, какъ извстно, перегородками на четыре части — два желудочка и два предсердія. И вотъ, въ зависимости отъ того, гд появляется зародышъ того или иного чувства, опредляется и характеръ этого чувства.
Если такой зародышъ появится гд нибудь внутри одного изъ предсердій, развившееся изъ него чувство любви или дружбы будетъ чисто духовнымъ, и свободнымъ отъ всякихъ матеріальныхъ разсчетовъ. Если онъ оснуется въ области одного изъ желудочковъ,— то же чувство будетъ грубаго, эгоистическаго чистожелудочнаго характера, какой, напримръ, носятъ вс такъ называемые ‘браки по разсчету’.
Въ виду того, что объемъ желудочковъ гораздо больше объема предсердій, и, слдовательно, боле благопріятствуетъ свободному развитію зародыша,— ‘бракъ по любви’ встрчается гораздо рже, чмъ бракъ по разсчету’, что, впрочемъ, находится въ полной гармоніи съ печальной истиной — природной склонностью человка въ сторону дурного.
Весьма интересенъ законъ, управляющій степенями такъ называемаго родственнаго чувства,— чувства симпатіи или тяготнія однихъ родственниковъ къ другимъ, открытый Кеплеромъ и развитый Ньютономъ:
‘Сила взаимнаго тяготнія между родственниками прямо пропорціональна квадрату разстоянія и обратно пропорціональна ихъ масс’.
Крайне поучительно, насколько факторъ одушевленности предмета способенъ исказить смыслъ закона, построеннаго на принцип неодушевленности. Неодушевленныя тла подчиняются какъ разъ обратной формулъ.
Опытъ Кеплера состоялъ въ томъ, что онъ послдовательно то приближалъ, то удалялъ массу своихъ родственниковъ, подобно тому, какъ это длается съ двумя намагниченными шарами, большимъ и малымъ.
Варьируя, то разстояніе, то число родственниковъ, Кеплеръ дошелъ до принципа указанной прямой и обратной пропорціональности, но разработать его вполн математически и точно удалось только Ньютону (1642—1727).
Размры сердца опредляются въ анатоміи но величин кулака.
‘Человческое сердце приближается по своему объему къ кулаку,— пишетъ германскій ученый Гуго фонъ-Гальвицъ.— Мы, нмцы,— люди большого сердца’, Атлеты, обладающіе чудовищными размрами кулака, почти всегда страдаютъ гипертрофіей, то есть увеличеніемъ сердца.
Кто хочетъ просто и наглядно себ представить, какую громадную безпрерывную физическую работу совершаетъ среднее человческое сердце въ процесс кровообращенія, пусть вообразитъ находящійся въ постоянномъ ходу водяной насосъ системы Фильма и Браге съ діаметромъ цилиндра въ три восьмыхъ дюйма, съ ходомъ поршня въ три и семь шестнадцатыхъ дюйма, съ коэффиціентомъ полезнаго дйствія 0,82314 и плюсъ поправка на густоту и удльный всъ крови (1,055).
Картина получится столь же ясная, сколь и поражающая.
Составъ крови опредляется числомъ красныхъ и блыхъ шариковъ, причемъ ея качество, а вмст съ нимъ и качество всего человческаго организма вполн зависятъ отъ результатовъ баллотировки. Если человкъ проходитъ большинствомъ красныхъ, его дло обезпечено, если большинствомъ блыхъ — проиграно. Баллотировка, какъ видимъ, происходитъ закрытой, подсчетъ шаровъ производится при помощи микроскопа.
Человкъ средняго здоровья проходитъ приблизительно тысячью кратныхъ противъ одного б іаго, изъ этого можно заключить, что къ голосу меньшинства человческій организмъ прислушивается весьма внимательно.
Такимъ образомъ, сама природа даетъ человку указаніе, какимъ путемъ слдуетъ ршать вс насущные вопросы, а именно:
Закрытой баллотировкой, при уваженіи къ голосу меньшинства.

4. ЖЕЛУДОКЪ. (По Фишеру).

Наука, изучающая спеціально права и требованія человческаго желудка, носитъ имя ‘Политической Экономіи’, наша задача несравненно скромне.
Оставивъ въ сторон вопросъ о моральной цнности притязаній этиго органа на степень наполненія его пищей того или иного качества, независимо отъ соціальнаго положенія собственника, мы прямо перейдемъ къ разсмотрнію основныхъ и характерныхъ его чертъ.
Главное назначеніе желудка, въ связи съ цлой серіей связанныхъ съ нимъ кишекъ (наука, къ сожалнію, еще не изобрла другого, боле приличнаго слова) — состоитъ въ перевариваніи пищи. Само это выраженіе показываетъ, насколько должна быть высока температура этихъ органовъ, коротко говоря, не мене 100о по Цельсію — температура кипнія воды, при которой обыкновенно развариваются мясо и овощи.
Чтобы предохранить отъ ожоговъ и брызгъ другіе органы, кухня эта отдлена отъ остального помщенія при помощи такъ называемой ‘грудобрюшной’ или, какъ утверждаютъ нкоторые, ‘градобрюшной’ преграды, быть можетъ единственной преграды, которую никогда не преступала нога самаго своевольнаго человка.
Происхожденіе слова ‘градобрюшный’ (грудобрюшный) пока еще не совсмъ точно установлено, хотя большинство лингвистовъ склоняются видть въ немъ сочетаніе двухъ словъ — ‘градъ’, т. е. городъ и ‘брюхо’, т. е. брюхо. ‘Градобрюхами будто бы назывались, въ прежнее время, городскіе правители, среднее между позднйшими ‘градскими головами’ и ‘градоначальниками’.
Въ качеств помощниковъ ‘градобрюхамъ’ давались ‘градобрехи’, на обязанности которыхъ лежало говорить съ выборщиками, а также объясняться съ ‘народомъ’. (‘Русская Исторія’ фонъ-Блоха).
Градобрюхи и градобрехи чинили населенію всякія препятствія, ставили всякія преграды, отсюда и явилось выраженіе ‘градобрюшная преграда’, которое перешло потомъ въ русскую науку.
Замтимъ, что это далеко не единственный примръ обогащенія научной терминологіи словомъ, родившимся на почв критическаго отношенія нашихъ русскихъ предковъ къ заслугамъ городскихъ самоуправленій.
Такъ, напримръ, терминъ ‘сонная артерія’ — ничто иное, какъ испорченное ‘сонная артель’, насмшливое прозвище, данное въ начал прошлаго вка столичной городской дум. Того же происхожденія различныя названія кишекъ — толстая, прямая, тонкая, слпая и прочее.
— Прямая ты, братъ, кишка,— сплошь и рядомъ слышимъ мы и до сихъ поръ среди простого люда.
Или:
— Эй ты, слпая кишка! Не видишь, куда править надо!?
Или иначе:
— Кишка у тебя, братецъ, тонка, напередъ становиться… Вамъ бы, барышня, при вашей селезенк, поскромне держаться.
И такъ дале, и такъ дале. Русская литература пестритъ подобными выраженіями, свидтелями интенсивнаго обмна между наукой и бытомъ.
Несмотря на свою нсколько грубую поваренную роль, желудокъ, какъ органъ, обладаетъ удивительной чуткостью ко всякимъ духовнымъ воспріятіямъ и переживаніямъ. Ничто такъ остро не реагируетъ, напримръ, на чувство робости, какъ желудокъ, въ этомъ отношеніи онъ настоящая ‘красная двица’.
Стоитъ только, какъ говорится, ‘упасть сердцу’, какъ за нимъ валится и желудокъ.
Вотъ характерное признаніе одного молодого русскаго ученаго:
‘Первый мой романъ кончился весьма печально. Я долженъ былъ разстаться съ любимой двушкой, потому что мой желудокъ ршительно не могъ переваривать взгляда ея матушки.
Всякій разъ, какъ строгіе глаза этой достойной женщины пронизывали меня насквозь, доходя, казалось, до самыхъ глубинъ моихъ внутренностей, мой желудокъ совершенно терялся, не будучи въ силахъ растворить въ своемъ сок ея блковъ, которые обычно съ такой легкостью претворяются имъ въ пептоны и затмъ всасываются стнками.
Убдившись, что пепсинъ моего желудочнаго сока слишкомъ слабъ для безболзненнаго превращенія въ пептоны блковыхъ веществъ моей будущей тещи, я долженъ былъ поставить крестъ надъ своимъ чувствомъ и прекратить посщеніе дома’.
Нельзя въ заключеніе не остановиться съ крайнимъ прискорбіемъ на одномъ изъ человческихъ предразсудковъ, который до сихъ поръ лишаетъ этотъ почтенный во всхъ отношеніяхъ органъ правъ на автономію и самоопредленіе.
Говорить въ обществ о разстройств желудка считается почему-то неудобнымъ. Разстройство желудка какъ мотивъ опозданія на свиданіе съ двушкой или дамой, не подлежитъ никакому уваженію и относится къ разряду шокирующихъ и зазорныхъ и такъ дале, и такъ дале.
Подобное ненормальное положеніе существовать дале не должно и не можетъ. За органомъ, несущимъ столь важныя обязанности, какъ желудокъ, должны быть признаны вс права, какъ физическія, такъ и духовныя.

5. КИШКИ.

Кишки представляютъ собой слишкомъ мало отраднаго, чтобы говорить о нихъ доставляло хотя бы скромное удовольствіе.
Разговоръ на кишки переходитъ только тогда, когда вс другія темы исчерпаны.
Въ виду того, что самой популярной является ‘слпая кишка’ съ неизмннымъ ея спутникомъ и креатурой — червеобразнымъ отросткомъ, мы на ней о остановимся.
Вотъ интересная для насъ выдержка изъ нсколько сухого, но обстоятельнаго курса хирургіи, извстнаго русскаго спеціалиста, профессора Подракова:
‘Операція червеобразнаго отростка слпой кишки для человка, имющаго лишнихъ триста — четыреста рублей, вещь вполн доступная, безопасная, а иногда и очень пріятная. Послднее зависитъ немало отъ оператора.
Что касается меня, то, кром обычнаго удаленія отростка, я всегда стараюсь по мр возможности принести добавочную пользу паціенту, не зашивая его посл операціи наглухо, а оставляя подобіе маленькаго кожанаго кармана, примнительно къ размру среднихъ карманныхъ часовъ.
Это даетъ неоцнимыя преимущества при пользованіи всякими ваннами и морскими купаньями.
Такъ, напримръ, одинъ изъ моихъ паціентовъ, тайный совтникъ, который былъ выброшенъ голымъ изъ ванны въ Эссентукахъ за несоблюденіе какихъ-то формальностей, спасъ свои прекрасные часы только потому, что они были при немъ въ плотномъ, изъ собственной кожи, карман, который былъ предусмотрительно оставленъ мною посл операціи отростка.
Червеобразный отростокъ посл операціи не выбрасывается, но помщается въ сосудъ со спиртомъ и, за извстное вознагражденіе, вручается прежнему собственнику. Употребленіе такого бывшаго органа въ качеств орудія шантажа противъ паціента, карается по соотвтствующей стать и параграфу уголовнаго судопроизводства.
Полоскать кишки слдуетъ чаемъ’.
Имя въ виду широкое распространеніе этой книги и щадя повышенную стыдливость молодежи, мы закончимъ наше ознакомленіе съ темнымъ бытомъ человческихъ кишекъ настоятельной рекомендаціей смотрть на все, здсь изложенное, только какъ на введеніе къ другому боле спеціальному курсу.

ЧЕЛОВЧЕСКІЯ ВНШНОСТИ.

Среди человческихъ вншностей первое мсто безспорно занимаетъ такъ называемый ‘животъ’ — самая монументальная часть человческаго фасада.
Декоративное значеніе этого органа не поддается учету какъ его вліяніе ршительно на вс виды человческихъ отношеній.
Лишь крайняя ограниченность мста вынуждаетъ автора отдать ему только сотую долю должнаго вниманія и удовлетвориться однимъ краткимъ перечисленіемъ его главныхъ функцій.
Первая и самая высокая изъ нихъ, которая скоре заслуживаетъ названія мысли, обнимаетъ собой наиболе прекрасную форму патріотическаго порыва, граничащаго съ жертвоприношеніемъ, а именно — актъ положенія живота на алтарь отечества.
Объектомъ этой, къ счастью, безкровной жертвы, являются чаще всего купцы или чиновники, должность не ниже пятаго класса — желательное условіе для подобающаго благолпія обряда.
Большая поверхность этой вншности въ связи съ мягкой и гармоничной окружностью ея формы допускаетъ безконечное разнообразіе въ выбор орнаментовъ и украшеній, изъ которыхъ самое употребительное — золотая цпь съ группой брелоковъ на одномъ конц и золотыми часами на другомъ.
Смыслъ подобнаго сочетанія живота, часовъ, брелоковъ и цпи вполн ясенъ: пространство, время, суета и воздержаніе — одна изъ красивйшихъ аллегорій всей сущносіи человческой жизни.
Такой же свободный подходъ къ возвышенному заключается и въ естественномъ расположеніи человческаго живота подъ линіей орденовъ, хотя только при наличности должныхъ пропорцій можно получить истинное представленіе о томъ, какъ дологъ, гористъ и возвышенъ путь, ведущій къ звзднымъ вершинамъ славы и почестей.
Уже одного этого достаточно, чтобы постигнуть все великолпіе замысла истиннаго бельэтажа того прекраснаго зданія, имя которому человческое тло.
Однако, и этого еще мало.
Танецъ живота — ядовитое, сладкое, томящее и гршное откровеніе востока, срываетъ еще одну завсу, за которой таится новое очарованіе, новый міръ власти этого единственнаго, окутаннаго измнчивыми цвтами жилета существа-органа.
Но оторвемся, какъ это ни трудно, отъ дурманящихъ образовъ и спустимся одной ступенью ниже въ область ‘конечностей’.

НОГИ.

Утверждать, что ноги созданы для ходьбы было бы равносильно уподобленію человка собак или кошк.
Ноги созданы для танца, но избгать ихъ услугъ при ходьб было бы столь же нелпо, какъ отказываться отъ обда подъ потолкомъ, украшеннымъ безсмертными фресками художниковъ Возрожденія.
И все таки авторъ не можетъ посвятить ногамъ боле страницы, чтобы не шагнуть ими далеко за предлы задачи, положенной въ основаніе этой книги, и не потерять той научной строгости изложенія, которая обезпечиваетъ человческимъ останкамъ почетное мсто въ Пантеон.
Полное и наглядное представленіе о ног можетъ дать лишь посщеніе балета и вообще знакомство съ областью искусства, находящейся подъ патронатомъ св. Витта — пляской.
Что же касается этого труда, то въ немъ читатель найдетъ только самыя короткія и сухія свднія изъ области чистой анатоміи.
Американскій профессоръ Генри Крауфордъ, которому принадлежитъ честь открытія ходячей теперь въ медицин формулы ‘сосать подъ ложечкой и сосать съ ложечки-не одно и то же’, длится слдующими свдніями, почерпнутыми имъ изъ обширной практики.
‘Едва ли есть врачи-профессіоналы, боле подверженные вчному соолазну выкинуть какое-нибудь колно, чмъ хирурги, спеціалисты по ампутированію нижнихъ конечностей.
Каждая дюжина разбитыхъ колнныхъ чашекъ составляетъ одинъ разбитый колнный сервизъ, дв дюжины — два сервиза и такъ дале — цнное руководство для начинающихъ молодыхъ врачей-практиковъ въ томъ період ихъ дятельности, когда въ понятіяхъ голень и голенище они видятъ только количественное различіе, служащее для обозначенія размровъ’.

——

Весьма возможно, что читатель уже приготовился перейти въ область переднихъ конечностей — человческихъ рукъ.,
Къ глубокому сожалнію автора, онъ самъ находится въ полной зависимости отъ пишущей, правой его руки, которая не вдаетъ, что длаетъ лвая, и въ то же время слишкомъ скромна, чтобы описывать свою дятельность.
Но,— скромно полагаетъ авторъ,— ея роль и безъ того достаточно опредлилась, на всемъ протяженіи этого труда, несовершеннаго, какъ и большинство созданій человческой кисти.
Но, какъ бы ни были многочисленны и велики недостатки его работы, авторъ позволяетъ себ надяться, что каждый изъ нихъ будетъ сочтенъ читателемъ за Ахиллесову пятку, ту самую пятку, которая, согласно введенію къ книг, должна закончить это произведеніе.

Георгій Ландау.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека