Анатолий Фиолетов (Шор) на страницах одесской периодики 1918-1919 гг, Фиолетов Анатолий Васильевич, Год: 2010

Об авторе
Время на прочтение: 26 минут(ы)
Скачать в PDF

Алена Яворская

Анатолий Фиолетов (Шор) на страницах одесской периодики 1918-1919 гг.

Фиолетов А. (Шор Н. Б.) Деревянные фаготы: Собрание стихотворений.
Б. м.: Salamandra P.V.V., 2017. — (Библиотека авангарда, вып. XXI).
В поэтической жизни Одессы 1914-1918 гг. одним из самых ярких участников был Анатолий Фиолетов. Вокруг его имени, как ни возле какого другого — легенды и версии, связанные с работой в уголовном розыске и гибели1.
Натан Беньяминович Шор (Анатолий Васильевич Фиолетов2) родился в Одессе. ‘Тысяча восемьсот девяносто седьмого года июля 21 дня у Брацлавского 2 гильдии купеческого сына Беньямина Хаимова Шора и жены его Куни родился 14 и обрезан 21 июля сын, нареченный именем Натан’3.
Сводная сестра Э. Д. Рапопорт вспоминала о семье: ‘Дед (по матери) был то ли ростовщик, то ли банкир. Он давал деньги взаймы морским офицерам.<...> Мать моя овдовела очень рано. Муж — Вениамин Шор — внезапно скончался от сердечного приступа, ему было тридцать лет. У матери остались двое мальчиков — двухлетний Осип (прототип Остапа Бендера) и четырехлетний Натан (будущий поэт Анатолий Фиолетов)’4.
До шестого класса Н. Шор учился в частной мужской гимназии М. М. Иглицкого, с шестого по восьмой — в частной гимназии И.Р. Раппопорта5. В 1916-м зачислен сверх еврейской нормы на юридический факультет Новороссийского университета (судя по документам, благодаря службе дяди в действующей армии)6.
Впервые псевдоним ‘Анатолий Фиолетов’ появляется в афише и программке ‘Вечера поэтов’ в 1914-м г.7 Вечер состоял из пяти отделений. В третьем — ‘Романтизм и футуризм’ выступали Э. Багрицкий со стихами ‘Летучий Голландец’ и ‘Дионис’ и А. Фиолетов со стихами ‘Городской сутолок’ и ‘Электрические сумерки’8. В дальнейшем их имена рядом упоминают критики: ‘Главная заслуга вечера, что он показал публике двух молодых, еще нигде не печатавшихся, но безусловно имеющих право на внимание поэтов — гг. Багрицкого и Фиолетова’9. Багрицкий и Фиолетов будут близкими друзьями, в рукописи поэмы Э. Багрицкого ‘Трактир’ посвящение А. Фиолетову10, первый опубликованный вариант начинался с обращения к нему же:
Печальной памяти твоей
Я строки посвящаю эти:
О нищете голодных дней,
О голодающем поэте.
Я знаю: ты стоишь за мной,
Тайком давая указанья:
Недаром слышу за спиной
Твое покойное дыханье11.
В 1914 г. в Одессе в типографии ‘Коммерсант’ выходит тиражом 500 экземпляров первая (и единственная прижизненная) книга стихов Анатолия Фиолетова ‘Зеленые агаты’. В нее вошло 25 стихотворений. С 1915 по 1917 гг. он был участником поэтических альманахов ‘Серебряные трубы’, ‘Авто в облаках’ (1915), ‘Седьмое покрывало’ (1916), ‘Чудо в пустыне’ (1917)12.
После Февральской революции студенты юридического факультета были призваны на службу в милицию. Из воспоминаний П. Ставрова: ‘Я состоял приставом Бульварного участка <...> Под началом у меня были в качестве надзирателей, что ли, лихой поэт Эдя Багрицкий, а также ‘вождь предутренних рассветов’13, тоже поэт, с тоненькой на кадыке шеей, Анатолий Фиолетов’14. Он же писал: ‘В эпоху Керенского студенты были мобилизованы, чтобы заменить старорежимную полицию. Я, например, был чем-то вроде околоточного надзирателя. Фиолетов стал инспектором уголовного розыска, да так там и остался при всяких сменах власти. Стал настоящей полицейской ищейкой. Но лирические стихи писать продолжал’15.
К этому времени женой А. Фиолетова стала поэтесса Зинаида (Зика) Шишова. Э. Рапопорт рассказывала семейную легенду, по которой Фиолетов оставался в уголовном сыске после демобилизации остальных студентов в пику родным, недовольным его романом с З. Шишовой16.
Фиолетов сочетал работу в сыске с выступлениями на литературных вечерах — он был в числе семи участников ‘кружка одесских поэтов’ в апреле 1918 г17. Последнее упоминание о нем в программе Студенческого литературно-художественного кружка18. 24 октября (по новому стилю) в здании юридического факультета на Преображенской, 24 состоялся второй четверг 1918-1919 гг. В третьем отделении выступали Валентин Катаев, Георгий Долинов, Зинаида Шишова и Анатолий Фиолетов.
После гибели Фиолетова издательство ‘Омфалос’ в перечне готовящихся к изданию книг указывало ‘посмертный сборник’ стихов19, но книга не вышла. Следующая книга стихов А. Фиолетова ‘О лошадях простого звания’20 была издана ‘Всемирным клубом одесситов’ в 2000 г. В этой книге были опубликованы три некролога 1918 гг. В 2003 в книге ‘Где обрывается Россия’ были опубликованы еще пять. Полный список сообщений о смерти, некрологов и вечеров памяти Анатолия Фиолетова публикуется впервые.

Примечания

1. И. А. Бунин в ‘Окаянных днях’ приписывал его убийство большевикам. В. П. Катаев в повести ‘Алмазный мой венец’ утверждал, что ‘молодого поэта’ спутали с братом Остапом и убили по ошибке. То же утверждал и сам О. В. Шор в разговоре с А. Ю. Розенбоймом.
2. Отчество ‘Васильевич’ упоминается в стихах Э. Багрицкого ‘Перед отъездом’.
Придет Анатолий Васильевич или нет?
Придет ли проститься с поэтом, на войну уезжающим?
3. ГАОО. — Ф. 39.— Оп. 5.— Д. 83. — Метрическая книга о рождении Одесского раввината. — Л. 235.
4. Рапопорт Э. На волнах памяти // Музей кино. Выставочный сериал ‘Жизнь моя — кинематограф’. — Москва, октябрь 1997.— С. 2.
5. ГАОО. — Ф 45. — Оп. 5. — Д. 15115.— Л. 3.
6. ГАОО. — Ф 45. — Оп. 5. — Д. 15115.— Л. 1, 2.
7. Вечер поэтов в 5-ти отделениях. Курзал Хаджибеевского лимана. Воскресенье, 15 июня 1914 г.— Собрание С. З. Лущика. Организовали вечер критик П.М. Пильский и поэт А. А. Биск. (См.: Биск. А. Одесская литературка // Дом князя Гагарина. — Вып. 1. — Одесса, 1997- С. 146). Среди участников были В. Катаев, Э. Багрицкий. Позднее в воспоминаниях В. Катаев опишет отбор участников и знакомство с Э. Багрицким, но без упоминания Фиолетова. (См.: Катаев В. Встреча // Э. Багрицкий: Альманах под редакцией В. Нарбута. — М., 1936 с неправильно указанной датой — 1915 г. В дальнейшем публиковалось с исправленной датой — 1914 — см.: Эдуард Багрицкий в воспоминаниях современников. — М., 1973.— С. 50-58.
8. Стихотворение ‘Электрические сумерки’ опубликовано в 1915 г.— Южная мысль. — No 1141, 22 марта (сообщено H.A. Богомоловым). ‘Городской сутолок’ вошел в книгу ‘Зеленые агаты’ (Одесса, 1914).
9. Вечер поэтов // Маленькие одесские новости. — 1914. — 17 (30) июня. — С. 4.
10. Багрицкий Эдуард. Стихотворения и поэмы. — М.-Л. — 1964.— С. 530-531.
11. Багрицкий Э. Трактир // Силуэты. — Одесса, 1922-23. — No 2, дек.-янв. — С. 5.
12. Подробнее об альманахах и участии в них А. Фиолетова см.: Лущик С. 3. Чудо в пустыне: Одесские альманахи 1914-1917 годов // Дом князя Гагарина. — Вып. 3. Ч. 1. — Одесса, 2004. — С. 166-237.
13. Правильно: ‘Глашатай солнечных рассветов’ — цитата из стихотворения А. Фиолетова ‘Клич к совам’ (1914).
14. Ставров П. Эдя Багрицкий и другие: (Одесса 1917-1918) // Дерибасовская-Ришельевская: Одесский альманах. — No 14. — Одесса, 2003.
15. Ставров Перикл. На взмахе крыла. — Одесса, 2003. — С. 60.
16. Сообщено И.В. Морозовой, Москва, 2004.
17. Программа. Студенческий Литературно-Художественный Кружок — II четверг 1918-1919 гг. — 24 октября н. с. Здание юридического факультета, Преображенская, 24.
18. Вечер ‘кружка одесских поэтов’ // Одесский листок. — 1918. — 10 апр. (28 март.). — С. 4.
19. Книгоиздательство Омфалос: Печатаются / Биск А. Разсыпанное ожерелье. — Одесса: Омфалос, 1919.
20. Фиолетов А. О лошадях простого звания / Сост. Е. Голубовский. — Одесса, 2000. — 96 стр.

С. Р-ский [Райский]

Вечер ‘кружка одесских поэтов’

Мысль — создать кружок одесских поэтов в те дни, когда мы отрезаны <...> заслуживает всякого внимания <...>
Поэтов, которые читали на вечере свои стихи, было семеро <...>
Душа Ан. Фиолетова — душа мальчика, заблудившегося в большом городе, очень радостного и очень удивленного пальчика, для которого на свете так много прекрасных вещей: животные и весна, груши и сказки <...>

Одесский листок. — 1918. — 10 апр. (28 март.). — С. 4.

Из альбома пародий
Наши поэты
Пародировал Петр Сторицын

<...>
6. Анатолий Фиолетов
Смешным солдатикам так хорошо лежать
На травке и внимать игрушечным раскатам
Мортир, расставленных по изумрудным скатам
Где так мне нравится блаженно засыпать.
Конечно, холодно бывает вам зимой,
И я жалею вас с улыбкою усталой
Мои солдатики! Из тучек покрывало
Мне хочется вам сшить, народец мой смешной.
<...>

Бомба. — Одесса, 1918. — No 28 [осень].

Леонид Ласк

Венок эпиграмм

<...>
Анат. Фиолетову.
Узнав, что на Парнас сумел ты протесниться,
Что в ‘боги’ ты попал,
Я отомстил: я перестал молиться
И в Бога верить перестал.
<...>

Там же.

Убийство двух чинов уголовно-розыскного отдела

Жертвами злоумышленников сделались вчера инспектор уголовно-розыскного отделения студент Анатолий Шор, 22 л. и агент того же отделения Войцеховский.
Днем по делам службы Шор и Войцеховский находились около Толкучего рынка и вошли в одеяльную мастерскую Миркина в д. No 100, по Б[ольшой]-Арнаутской ул., как передают, поговорить по телефону.
Вслед за ними в мастерскую вошли три неизвестных субъекта. Один из них быстро приблизился к Шору и стал с ним о чем-то говорить.
Шор опустил руку в карман, очевидно, желая достать револьвер. В это мгновение субъекты стали стрелять в Шора и убили его. Агент Войцеховский бросился бежать из мастерской в комнату, но пули негодяев настигли и его. Войцеховский был также убит. Грабители выбежали из мастерской.
Стоявший невдалеке вартовой открыл по ним стрельбу, но они скрылись.
В мастерской был легко ранен компаньон Миркина Бонаркуян, которого отправили в еврейскую больницу.
На место случая прибыл отряд вартовых и агентов уголовного отделения, по словам которых, из ближайшего дома была открыта по ним стрельба. Отряд обстрелял дом, а затем произвел тщательный обыск в квартирах, но никого не обнаружил.
Весь район был окружен большим отрядом.
Офицерским и студенческим патрулем по подозрению арестоваваны трое мужчин.

Одесские новости. — 1918. — 28 (15) нояб., No 10853. — С. 4.

Убийство инспектора уголовно-розыскного отделения

Большую тревогу вызвала вчера в городе перестрелка, завязавшаяся на углу Б.-Арнаутской ул. и Треугольного переулка недалеко от Толкучего рынка.
Весь этот район был окружен вартовыми и отрядом добровольческой армии.
Среди испуганных обывателей усиленно передавалась версия о каком-то выступлении и в одно мгновение все магазины и ворота домов оказались закрытыми.
Выяснилось следующее:
Около 4-х часов дня инспектор уголовно-розыскного отделения, студент 4-го курса Шор в сопровождении агента Войцеховского находясь по делам службы на ‘Толкучке’, куда они были направлены для выслеживания опасного преступника, решили поговорить по телефону. Для этой цели Шор вошел в одеяльно-матрацную мастерскую Миркина.
Едва он очутился в мастерской, как туда вслед за ним вошло трое каких-то субъектов. Шор, войдя в магазин, опустил руку в карман, чтобы по-видимому, достать револьвер. Но не успел он этого сделать, как один из неизвестных выхватил револьвер и произвел в него выстрел. Вслед затем другой из компании неизвестных произвел выстрел в агента Войцеховского, который успел выбежать на улицу.
Выстрелами Шор и Войцеховский были убиты. Убийцы, воспользовавшись суматохой, быстро скрылись.
На место кровавого происшествия были высланы отряды вартовых и офицеров. Как передают, из одного из ближайших домов по вартовым была открыта стрельба. Дом этот был обстрелян.
Весь район в течение долгого времени представлял собой поле сражения. В результате по подозрению в убийстве агентов чинами варты задержаны трое молодых людей, один из которых бьш одет в форму гимназиста.
Полагают, что инспектор Шор и агент Войцеховский пали жертвой мести со стороны преступников, которых они выследили на ‘Толкучке’.
Во время перестрелки ранен прохожий, который доставлен в еврейскую больницу.

Одесская почта. — 1918. — No 3478, 28 (15) нояб. — С. 4.

Зинаида Шишова
извещает о смерти дорогого
АНАТОЛИЯ ФИОЛЕТОВА

‘Зеленая лампа’, ‘Одесский кружок поэтов’ и ‘Студенческий литературно-художествен [ный] кружок’ извещают о трагической смерти ПОЭТА АНАТОЛИЯ ФИОЛЕТОВА

Одесские новости. — 1918. — 29 (16) нояб., No 10854. — С. 1.

Анатолий Фиолетов

Третьего дня при трагических обстоятельствах погиб от руки злодеев поэт Анатолий Фиолетов (Шор), служивший в Одесск. Варте инспектором уголовно-розыск, отделения (см. заметку ‘Убийство чинов уголовно-розыск. отделения’ во вчер. No).
Покойный принимал участие в многих сборниках, издававшихся в Одессе и провинции, в последнее время был ближайшим сотрудником харьковского литературно-художественного журнала ‘Камена’, а также состоял членом одесских поэтических кружков.
Среди литературной молодежи Анатолий Фиолетов выделялся большим дарованием и стихи его были отмечены столичной критикой.

Там же, С. 4.

К убийству чинов уг.-роз. отделения

Убитый инспектор уголовно-розыскного отделения Анатолий Шор до поступления на службу в отделение работал в столичных юмористических журналах под псевдонимом ‘Фиолетов’. Он попал в отделение в революционные дни и оставался там до последнего времени, считаясь одним из опытных сотрудников по уголовному розыску.
Убитый агент Войцеховский — поручик.
Очевидцы жестокой расправы злоумышленников с Шором и Вой-цеховским передают, что за агентами следили бандиты. Как только агенты очутились в мастерской Миркина, они ворвались туда и учинили жестокую расправу.

Там же, с. 4.

А. Иновин

Два слова о Шоре-Фиолетове

Убит Анатолий Шор.
Его застрелил неведомый нам преступник, может быть, профессиональный убийца — с низким заросшим лбом, приподнятым заостренным подбородком и почти прозрачными большими, петлистыми ушами, застрелил в ту минуту, как Шор опустил руку в карман, очевидно, желая, в свою очередь, достать револьвер…
Все дело какой-нибудь секунды — спасся тот, кто опустил раньше курок…
Шору было всего 22 года.
Он был поэт, и он был — инспектор уголовно-розыскного отдела!.. Какая дикая, чудовищная антитеза…
Мы уверены, что нигде в Европе нет во главе уголовного сыска — студентов и уверены в том, что нигде люди, выслеживающие убийц и поджигателей, охотящиеся за ними по ночам, посещающие, по делам службы, все гнойные ямы разврата и преступлений, не сочиняют трогательно-нежных и детски-наивных песенок. Нелепая наша, спутанная, злая жизнь!
Я знал Шора еще ребенком, учеником младших классов гимназии. Вижу его теперь перед собою мальченком <так!>, очень застенчивым, но неподатливым и упрямым. Он был добрым товарищем, прилежным школяром — но чувствовалось, что душа эта заперта для посторонних, даже для родных, близких, тяжелым замком, что уста эти не скажут, что надумала большая, вся в вихрах голова…
Он стал писать стихи очень рано — стихи, на мой взгляд, неуклюжие по форме, но искренние, трогательные по настроению. В них встречались образы самые неожиданные… Его деревня, пути, луны и девушки страдали от какого-то космического холода, для них давно истощилась солнечная энергия, и они жили в веках столь далеких от нас, накануне неминуемой планетной катастрофы.
Самому Фиолетову-Шору было холодно в жизни, и, чтоб сердце 22-летнего юноши не застыло, он стал искать опасностей и жгучих ощущений. Видеть за собою постоянно чужую тень, чувствовать на шее своей дыхание врага, следить из щели старого заброшенного лабаза за малейшими движениями грабителей, приближающихся к дому, расположенному на противоположной, яркой стороне, наблюдать блеск ножей и револьверных дул — для Шора значило бороться со скукой, с подкрадывающейся дремотой…
В какую семью попал этот нежный поэт, представляющий себе, что в лунные ночи зреющие фрукты хотели бы укрыться от мороза белых лучей легким и тонким атласным одеяльцем!
Над ним, над его временем и над его думами приобрели власть алкоголики и эпилептики, преступники-хроники и преступники-истерики: одни с преобладанием страстей, другие — с преобладанием холодной осмотрительности…
Спуститься в этот мрак антиобщественных чувств, смешанных в танце тел, созданных для развлечения палача — страшнее, мучительнее, чем живому и чувствующему спуститься в ад!
И теперь, когда я узнал, что Фиолетов — поэт таинственных намеков, поэт жалоб, похороненных в застенчивой душе, убит и убит Шор, инспектор уголовного сыска, убиты все сущности в одном лице — я так ясно представляю мальчика-гимназиста, который раз сказал мне в мае, потирая свои большие красивые руки: ‘Холодно!’
Есть ли на свете тяжесть большая, чем это вечное, не проходящее ощущение жестокой тишины смертельных морозов!
Ал. Иновин — настоящее имя Бархин Константин Борисович (1879-1938) — преподаватель русского языка в частной мужской гимназии M. M. Иглицкого, сотрудник газеты ‘Одесские новости’, журналист, автор поэтических сборников.

Одесские новости. — 1918. — 29 (16) нояб., No 10854. — С. 4-

Ал. Соколовский

Памяти поэта Анатолия Фиолетова

La mort nons fait dormir une ternelle nuit.
P. de Ronsar

La mort a des rigueurs a nul autre pareilles.
Malherbe.

Злой рок тяготеет над нами. Год тому назад, выстрелом в рот, покончил с собой молодой поэт Юрий Адлер, оставив на полях книжки Маяковского записку: ‘Жить скучно!’ Месяца два тому назад от воспаления легких умер совсем еще юный, подававший надежды поэт Анатолий Гамма. Ныне, с глубокой грустью приходится примириться с трагической смертью 22-летнего Анатолия Васильевича Фиолетова.
Покойный как будто предчувствовал свою трагическую смерть.
Друзьям его известны эти строки из последнего его стихотворения:
Не скорбя и не ликуя,
Ожидаю смерти милой,
Золотого аллилуйя
Над высокою могилой.
Фиолетов был немного авантюристом. Авантюрист, в высоком смысле этого слова, знаменующем любовь к ярким приключениям и непримиренность с тусклой повседневностью. Помню, как он мечтал о странствии в Индию — пешком! Не это ли стремление к неизведанному толкнуло его на опасную службу в милиции и заставило брать на себя самые рискованные поручения?
Четыре года тому назад он сказал в одном из альманахов:
— Знаешь, я уезжаю,
Закономерно, что ты со мной расстаешься.
Но тонкий, как палец, понял, что я рыдаю
И спросил нахмуренно: чего ты смеешься?
Мы не смеемся. Нам больно, нам страшно… Закономерность!.. Разве такая смерть — закономерна?
Соколовский Александр Саулович (1895 — после 1941). Поэт. Родился и жил в Одессе. Студент Новороссийского университета. Уехал из Одессы в Крым в конце 1919 — начале 1920 г. Один из организаторов альманаха ‘Ковчег’ (Феодосия, 1920), где были опубликованы, наряду со стихами М. Волошина и О. Мандельштама, стихи одесских поэтов. Эмигрировал, жил в Бухаресте, Нью-Йорке.

Там же, с. 4.

К убийству чинов розыскного отделения

Вчера закончено дознание об убийстве на Б.-Арнаутской чинов угол.-розыскного отделения студента Шора и поручика Войцеховского.
Убитый Шор работал в уголовно-розыскном отделении с первых дней революции. До этого покойный работал в юмористических журналах, писал под псевдонимом ‘Фиолетов’.

Одесская почта. — 1918. — No 3479, 29 (i6) нояб. — С. 4

И. З-горов [Златогоров].

Памяти поэта

Убит молодой поэт Анатолий Фиолетов.
Труп его отправлен в морг при университетской клинике…
Лаконичное сообщение, которое вчера вечером узнали знакомые убитого. А сегодня утром в газетах, в отделе происшествий, пространно и подробно было напечатано об убийстве злоумышленниками инспектора уголовно-розыскного отделения Анатолия Шора, 22 лет.
Какая злая, чудовищная ирония судьбы: — поэт Анатолий Фиолетов вынужден был служить в розыскном отделении как Анатолий Шор…
Преследуя уголовных преступников, Анатолий Фиолетов в то же время упорно занимался, готовясь окончить юридический факультет.
Молодой поэт выпустил небольшую книжечку стихов, печатался в местных изданиях и литературных сборниках, читал свои произведения на литературных вечерах в клубе лит.-артист. общ.
В последнее время он состоял постоянным сотрудником литературного журнала ‘Камена’ (Харьков).
В серый осенний день погиб, так нелепо и дико молодой даровитый поэт.

Южная мысль. — Одесса, 1918. — No 2340, 29 (16) нояб. — С. 2.

Убитые горем мать, отец, брат и сестра извещают о трагической
кончине их дорогого, любимого сына студента
Анатолия Шора,
похороненного 29 ноября с.г. на втором еврейском кладбище.

Семья Чертковых, Городецких, Койфман и Бергер
глубоко скорбят о трагической кончине их дорогого племянника
и внука, студента
Анатолия Шора

‘Одесские новости’. — 1918. — 30 (17) нояб., No 10854. — С. 1.

Ал. Ш. [Александр Шапиро]

Памяти Анатолия Фиолетова

Уже второй талантливый поэт в течение короткого срока преждевременно сходит в могилу… Прежде Анатолий Гамма, теперь Анатолий Фиолетов.
Покойный поэт начал писать еще на гимназической скамье. Тогда же им была выпущена первая книжка ‘Зеленые агаты’, сразу поставившая его в ряды самых талантливых местных поэтов. Позже он участвовал в вечерах Одесского Литературного клуба, в альманахах ‘Серебряные трубы’, ‘Авто в облаках’ и ‘Седьмое покрывало’ и в других местных изданиях.
Среди других местных поэтов А. Фиолетов выделялся несомненной оригинальностью своего творчества, самостоятельностью и отсутствием подражательности. Это был поэт не только много обещавший, но и много сделавший!
Любовь к приключениям побудила его поступить на службу, побуждавшую и заставлявшую его рисковать собой. И она действительно оказалась для него роковой!

Мельпомена. — Одесса, 1918. — 30 нояб., No 35. — С. 13.

Пер Гюнт

Впечатления

Инспектор розыскного-уголовного отдела при державной варте, Анатолий Шор, убитый при исполнении им служебных обязанностей, оказался никем иным, как поэтом Анатолием Фиолетовым.
Поэт — в роли сыщика при державной варте, раньше это называлось проще: Агент сыскного отделения.
Воля ваша, в моем мозгу не умещается это соединение двух профессий:
Сыщика
И поэта.
И напрасно газеты усматривают в этом какую-то романтику, что-то от мятущегося духа неугомонной и ищущей души.
Эта ‘романтика’ больше похожа на психическую эпидемию.
Вспомните:
В прошлом году указывали на одного молодого, подающего надежды, ныне бесследно исчезнувшего поэта, и говорили:
— Он — вымогатель, посылает подметные письма.
Покойный Мамонт Дальский состоял в партии анархистов-коммунистов и производил налеты на клубы и притоны.
Об этом писали все газеты.
Другой поэт, тоже молодой и тоже талантливый, оказался просто охранником.
И был разоблачен {Цагарели (Цагарейшвили) Георгий Константинович (1893-1955), поэт, переводчик, участник всех пяти одесских альманахов. Летом 1917 года в газете ‘Южная мысль’ за и июля в статье И. З-горова [И. Златогоров] ‘Кошмар: (о Георгии Цагарели (он же Цагарейшвили)’: ‘давал сведения о грузинском землячестве в высших учебных заведениях’ — А. Я.}.
А поэт Анатолий Фиолетов не нашел другого применения своим силам, как служба в сыскной полиции.
Есть, конечно, разница между службой в охранке и работой по уголовному сыску.
И в службе по розыску грабителей и уголовных преступников есть большой элемент гражданской доблести и мужества.
Но вряд ли такая служба в какой-либо мере соприкасается со служением Музам.
И не ближе ли душе поэта другая формула поэтической души, формула, возвещенная поэтом А. С. Пушкиным.
Зависеть от властей,
Зависеть от народа,
Не все ли вам равно.
Поэт должен быть независим, но, очевидно, есть эпохи, когда эта независимость, в силу давящего массового психоза, переходит в другую крайность, и тогда поэт становится рабом и этих масс и своих собственных страстей.
И увлеченный общим течением он из восторженного служителя красоты, из певца вечности превращается в последнего из последних, падает так низко, как не падет ни один из средних, уравновешенных, мещански-мыслящих людей.
Он ходит по притонам, разыскивает воров и убийц и подвергает свою драгоценную жизнь самой страшной опасности.
И гибнет.
Анатолий Фиолетов погиб именно такой смертью.
Жаль юноши.
И пусть его смерть будет последней жертвой безвременья.
И предостережентем для тех, кто не ввергся еще в пучину незадачливой и жестокой жизни наших дней.

Театральный день. — Одесса, 1918. — No 185, 17 (30)-18 (l дек.) нояб. — С. 4-5.

С. [Ставропуло]

О мальчике, который любил Андерсена
(Памяти Анатолия Фиолетова)

Эта смерть вызвала общее сочувствие. Он был поэт. Он был молод и, несомненно, талантлив. И оказалось так, что служил он инспектором уголовно-розыскного отделения, а убили его грабители из-за угла.
Когда началась революция, все общественное и прогрессивное бросилось создавать из участков — комиссариаты и заменять полицию — милицией. Я был тогда заместителем комиссара и управлял одним из центральных районов. Моим непосредственным начальником был профессор, а в качестве помощника, вместе с другими студентами, был прислан и Фиолетов. Я покинул комиссариат через две недели, Фиолетов остался. Впоследствии я узнал, что он служит в уголовно-розыскном отделении.
Что побудило его заниматься шерлок-хольмством? Жажда опасностей? Тайна, которой облечены преступления и преступники? Не будем отгадывать и объяснять. Вряд ли этого хотел бы сам Фиолетов. Отгадки, объяснения, как все, что относилось к разуму, пугали его при жизни.
Его идеалом было казаться ребенком, ласковым и потерянным в большом городе мальчиком. Оттого писал он о лошадях, об яблонях и грушах, о звездах и месяце, обо всем, что пленяет взор заблудившегося среди странных и страшных людей — кроткого и тихого мальчика.
Оттого он очень любил Андерсена и китайцев. Фраза из андерсеновского ‘Соловья’: ‘В Китае живут китайцы, и их император — тоже китаец’, — приводила его в восторг, который он радостно и неуклюже пытался выразить. Эти увлечения были понятны: в китайцах он чувствовал нежных и хрупких детей, а в Андерсене — доброго и опытного в этом запутанном мире любящего детского ‘дядю’.
Почему-то мне кажется, что если бы Фиолетова спросили о надгробной эпитафии, которую он желал бы, он ответил бы: ‘Напишите на моей могиле: ‘Это был добрый мальчик, который очень любил Андерсена». А подумав, прибавил бы: ‘И лошадей’.
Был он в этой жизни, ‘в канаве’ этой жизни тем ‘угрюмым колокольчиком’, о котором писал: были у него печальные глаза, и морщинистый лоб, и его странное молчание, и его безнадежные порывы убеждали каждого, кто знал его:

‘Мне все равно, вы видите — больной я’.

Свою ночную смерть от пули грабителя, я думаю, он встретил спокойно. Когда он упал на тротуар с запрокинутой головой, она, должно быть, приблизилась к нему приветливо и участливо. И ласково, и вежливо, как говорят с хорошо воспитанными мальчиками, наклонившись к раненому, тихо-тихо прошептала смерть: ‘Я тушу вас’…

‘Я тушу вас, не пугайтесь, — вам пора ложиться спать’.

И усталый, послушный мальчик уснул навеки.

Одесский листок. — 1918. — No 258, 1 дек. (18 нояб.). — С. 5.

Лит-Арт.

О-во Литерат[урный] кружок ‘Среда’

Состоявшееся в среду 4 декабря собрание кружка ‘Среда’ было особенно многолюдным. Кружок посетили и многие приезжие литераторы, как И.А. Бунин, граф А. Н. Толстой и др.
Председательствовавший A.A. Биск сделал краткое сообщение о трагически погибшем поэте Анатолии Фиолетове и прочел несколько его стихотворений. Память Фиолетова была почтена вставанием <...>

Одесские новости. — 1918. — No 10860, 7 дек. (24 нояб.). — С. 4.

Памяти Анатолия Фиолетова

В понедельник, 16 декабря, в малом зале литературно-артистич. о-ва состоится вечер поэтов памяти трагически погибшего поэта Анатолия Фиолетова. Вступительное слово сделает Л. П. Гроссман, сообщение о творчестве Фиолетова сделает Г. О. Гершенкройн. Поэты Эд. Багрицкий, Исидор Бобович, Ал. Соколовский, С. Кесельман, Елена Кранцфельд, Вера Инбер, Вл. Фон-Дитрих-штейн и мн. друг, прочтут свои стихи.

Одесский листок. — 1918. — No 269, 12 дек. (29 нояб.). — С. 3.

Вечер поэтов

Сегодня в зале литературно-артистического о-ва (Греческая, 48) состоится вечер поэтов памяти Анатолия Фиолетова. В вечере примут участие Л. П. Гроссман, Г. О. Гершенкройн, Ел. Кранцфельд, Ал. Соколовский, Ю. Олеша, Э. Багрицкий, В. Инбер, Адалис, И. Бобович, С. Кесельман, А. Горностаев, В. Катаев и друг, лучшие поэты. Начало ровно в 5 часов веч. Билеты продаются в литер.-артист, о-ве.

Южная мысль. — Одесса, 1918. — No 2359, 25(12) дек. — С. 2.

Вечер памяти Ан. Фиолетова

Он прошел тепло, просто и очень удачно. Это был вечер, где одесские] поэты чтили память убитого собрата своего. Подробности о вечере в одном из ближайших номеров.

Одесский листок. — 1918. — No 282, 25 (12) дек. — С. 4.

Вечер поэтов

Соединенный вечер поэтов устроенный вчера в память Анатолия Фиолетова привлек в малый зал литер.-артист. о-ва. очень много публики, преимущественно молодежи. Открыл вечер Л. П. Гроссман, который в кратком вступительном слове охарактеризовал творчество Фиолетова.
Доклад о поэзии А. Фиолетова сделал Г. О. Гершенкройн. Затем местные поэты читали свои произведения.

Южная мысль. — Одесса, 1918. — No 2360, 26 (13) дек. — С. 3.

Д. Тальников

Вечер поэтов

Вечер молодых поэтов, устроенный во вторник 24 с. м. в помещении лит-арт клуба был посвящен памяти трагически погибшего А. Фиолетова. На вечере выступили со своими стихами почти все местные поэты и поэтессы: В. Инбер, Ал. Биск, Ел. Кранцфельд, Ю. Олеша, А. Горностаев, Л. Астахов, Аддалис [так!], В. Дитрихштейн, Лопато и мн. др.
Приятно то, что почти не было на этом вечере того отталкивающего ломания и гримасничанья стихотворной позой, которое обычно ожидаешь встретить на вечерах ‘модернистов’. Конечно, было много незрелого — ведь в большинстве это все молодежь, ищущая своих путей — чувствовались неизменные книжные влияния современных главарей модернизма, перенятые готовые формы, были, конечно, неизбежные аксессуары новой поэзии — и экзотика, и геральдика, виссон и Пресвятая Дева, тамплиеры и рондо, и египетские ночи и рядом ‘детская’ наивность, и претенциозность, жеманство, но чувствовалась и искренность, интерес и любовь к искусству, и это примиряло. И чувствовалась кое-где свежесть, талантливость…
Большинство молодых поэтов, выступавших на вечере, напоминало ‘стариков’, щеголяя формальными достижениями школы, ловкостью стихотворной техники, которая стала теперь обычным явлением, благодаря, между прочим, и особому строению стихотворной речи ‘модернизма’: у многих из них очень искусная имитация литературных образцов, и внешне все так гладко, ловко, хорошо, что подчас и обманывает, но хочется иного: пусть будет неуклюже, пусть будет незрело, но пусть вспыхнет свое слово, свой трепет.
Хотелось бы, чтобы вошло в сознание этих искренно-увлеченных своим делом молодых поэтов, что не в чисто-формальных внешних заданиях весь смысл творчества, что содержание поэтического произведения не ограничивается искусной техникой, что смысл главный — в ‘душе’ поэта, в его творческих самостоятельных переживаниях, в его психике, настроенной на высокий лад, в особом строе его душевной жизни. Посмотришь, иной раз в 20 лет так ловко и легко укладывается весь в рамки уже найденных другими форм, найденных после упорного долгого труда. И льются красивые слова, рифмы, музыка стиха — и проходит мимо, не задевая чего-то самого главного и ценного, не оставляя следа. Вот ‘муки слова’, муки творчества и радостей его, его крыльев так мало чувствуются у многих за этими внешне удачными, вылощенными, стилизованными, красивыми, но по существу банальными стихами.
И как дрогнет сердце, когда скользнет за этим нарядным блеском слов вдруг неожиданно-свежее, непосредственное, молодое и талантливое. Уловил я это, несмотря на всю внешнюю напыщенность чтения у г. Багрицкого (в его своеобразном ‘Сне Игоря’ или военном рассказе в духе Лермонтовского ‘Валерика’, к сожалению, уснащенного чисто географическими подробностями), у г. Вал. Катаева (у которого чувствуется влечение к изобразительности и простоте) и у других, которых здесь перечислять не буду по очень простой причине.
Трудно было уследить за большинством прочитанных пьес благодаря тому, что прочитаны они были весьма плохо, неумело и бледно, и не дошли до аудитории. Пусть бы не авторы читали их, а люди, умеющие хорошо передавать публично стихотворную речь, — что, как известно, особенно трудно (нужно здесь отметить просто хорошее чтение своих стихов г-жей В. Инбер).
И еще одно замечание: банальность и штампы, которые я отмечал выше в творчестве большинства выступавших, проявляется и в особой, просто убийственной для читаемой пьесы манеры чтения — непременно нараспев в монотонном скандировании, в каком-то однообразном подчеркивании внешней звуковой музыки стиха, совершенно скрадывающей его поэтическое содержание. Какое тут проникновение в творческий мир автора, когда с трудом удерживаешься от предательского смеха?..
Возьмите те же пропетые, напр[имер], стихи Фиолетова и прочитайте их просто тепло, душевно стараясь уловить переживания поэта, и они тронут, произведут совсем иное, более выгодное впечатление. С музой Фиолетова на этом вечере нас мало ознакомили, и это жаль. На ее примере многое в модернизме могло бы уясниться аудитории.
Вот его маленькая поэма о лошадях:
О, сколько самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования!..
Конечно, это вовсе не поэзия, а самая простая проза, только рифмованная, но и в этой шуточной как будто, но такой грустной по существу пьеске, как и в других его стихах, чувствуется какое-то свое, искреннее человеческое переживание, жалость человеческая, что притягивает к себе, что может затронуть в душе читателя какую-то струнку — не смешивайте только эту струнку с элементами поэтического восприятия, и вот этим именно своим идейным содержанием (не Бог весть какой глубины, элементарным, конечно, как элементарны так увлекающие публику ‘цыганские романсы’) нравятся публике, которая не очень-то разбирается в вопросах поэзии наиболее искренние поэты ‘молодой школы’. Нравится именно их искренность, боль их душевная, раскрывающаяся в прозаических стихах, их житейские переживания но здесь нет преодоления прозы, нет подъема творческого, нет того высокого искусства, что только оправдывает существование поэта. Это — в лучшем случае, человеческие документы, но не документы поэтические.
О Фиолетове два кратких слова сказали тепло, просто и содержательно гг. Гроссман и Гершенкройн.

Одесские новости. — 1918. — No 10875, 26 (13) дек. — С. 3-

Вечер поэтов

Южная мысль. — Одесса, 1918. — No 2360, 26 (13) дек. — С. 3.

Стони [Станислав Радзинский]*

* Расшифровка Б. Скуратова — А. Я.

Венок поэтов
(Вечер памяти Ан. Фиолетова)

Итак мы не увидим его больше, молчаливого, с японским разрезом глаз, с странной и чуточку прыгающей речью.
Стихи Фиолетова были стихами большого ребенка, заблудившегося в большом городе, доброго мальчика, чья усмешка ласкова, чьи глаза печальны, глаза мальчика, жалеющего груши, которым очень холодно, и лошадок, которым очень тяжело.
Но в душе у этого мальчика звучали струны, которых не было слышно у других. И эта исключительность, эта самобытность Фиолетова бросалась в глаза.
Оно было приятно и благородно, слово Леонида, которое произнес Гроссман о Фиолетове. О, если бы его слышал Фиолетов! Если бы он мог узнать, что его стихи ‘о лошадях простого звания’, у которых ‘так много самообладания’, привели в восторг маленькую девочку, которой прочел эти стихи взрослый дядя. Как бы он был счастлив этим успехом у пятилетней девочки, — поэт, который хотел походить на десятилетнего мальчика.
Но он не обрадуется. Впрочем не будем его жалеть. Прав был докладчик, говоря, что к могиле молодого поэта так применимы забытые стихи забытого Кюхельбекера:

‘Блажен кто пал, как юноша Ахилл’.

Может быть, Фиолетов и счастлив. И это к лучшему. Может быть, он может сказать нам: ‘Не нужно меня жалеть. Нужно мне завидовать. Грешно жалеть тех, кто ушли чистыми. Ваш мир меня никогда особенно не привлекал и всегда казался мне серым и холодным. Я и не жил в этом мире. Я предпочитал находиться в маленьком китайском царстве теней, улыбок, доброго дяди Андерсена, нежных лошадок, добрых художников. Может быть, для того, чтобы остаться таким же чистым, нежным и далеким от вас, люди, я предпочел сделать так, чтобы рано уйти от этой жизни. Я ушел молодым, но зато ушел от жизни поэтом и праведником. А вы — книжники и фарисеи’…
Но вернемся к вечеру.
После доклада Л. Гроссмана слово сказал Г. О. Гершенкройн. И друзья поэта стали возлагать свои венки.
Каждый принес тот венок, который мог. Были венки из орхидей и были венки из незабудок, пышные и скромные. Нужно ли еще говорить, что эти венки были из ритмических строк, не расплетенных рифмою.
Пришло целых семнадцать поэтов. Как много поэтов! — с трепетом подумаете вы. — И как хорошо! — добавлю я, и буду, несомненно, прав. Когда многие трудятся над стихами, это значит, что стихи любят, что над ними работают. А, ведь, после таланта — любовь и труд — любимые дети творчества.
Среди тех, что выступали, были такие, которые уже добились известного признания, как Вера Инбер, А. Биск, А. Горностаев. Об их творчестве по поводу случайного выступления на вечере говорить, конечно, не приходится.
После этого малого списка ‘больших’ следует большой список ‘меньших’. Здесь и нежный Олеша, и мечтательный ф.-Дитрихштейн, и так чувствующий природу В. Катаев, и задумчивый Ставропуло, перед чьим взором проносится мрачные и необузданные видения, и простой, лирический и трогательный Л. Астахов.
Две поэтессы: Эрна Ледницкая, ее стихотворение, где кофе, трубка, сигара, папироса, мечтающих трое, царица кафе — одна, — все это в стихах, право же, напоминает прозу Петра Альтенберга: а подобное сходство, конечно, похвально.
У Елены Кранцфельд — странное сочетание, которое заставляет задуматься: рядом со строками порой незавершенными — другие, вполне законченные по отделке, шлифованные, отточенные. В одном стихотворении — недочеты ритма и рядом с этим баллада, совершенная баллада с соблюдением всех классических традиций с такой посылкой, с таким ‘envoi’, которое так редко удается нашим поэтам, и которое в стихотворении молодой поэтессы нельзя не процитировать:
‘Envoi: Влюбленные всех времен.
Как тусклы ваши вереницы
Пред тем, кто страстью опален
Ночей египетской царицы’.
Особо поставлю Эд. Багрицкого и Ал. Соколовского. Это настоящие поэты. Стихи первого как удар топора: он резок, подчеркнут, пламенен и груб, этот поэт кровавых зорь и первобытных степей Востока. Соколовский же культивирует размеры Запада и достиг в них значительных успехов. Иные из его стихотворений о старой Франции времен христианнейшего короля и лилий бурбонских напоминают старинные гравюры и положительно прекрасны…
Вот и о всех, кто, по моему, заслуживает быть отмеченными. Знаю: меня могут упрекнуть в снисходительности и идеализации. Что же делать? Я люблю стихи и я рад, когда люди стремятся сделать их лучше. Я рад тому, что в Одессе есть поэты, что несмотря ни на что не умирает искусство и живет любовь к красоте. К тому же меня успокаивает сознание, что, прочтя написанное об его друзьях, ласковый, благожелательный Фиолетов остался бы, по всей вероятности, мною доволен.

Одесский листок. — 1918. — No 284, 27 (14) дек. — С. 4.

Просперо

Вечер памяти Анатолия Фиолетова

На вечер, посвященный памяти погибшего А. Фиолетова собрались почти все местные поэты. Произошло не совсем обычное единение ‘старых’ и ‘молодых’ поэтов, обеспечившее вечеру настоящий художественный успех.
Прочувствованное и теплое вступительное слово произнес г. Л. Гроссман, характеризовавший Фиолетова как человека и непосредственно нежного поэта.
С более подробной характеристикой творчества покойного поэта выступил г. Гершенкройн, указавший, что стихи Фиолетова были чужды литературных влияний и имя его останется дорого ценителям поэзии.
После этих 2 докладов одним из участников вечера были прочитаны стихи А. Фиолетова, отличающиеся ‘углубленной наивностью’, по прекрасному слову г. Гершенкройна, пушкинской прозрачностью и легкостью.
Этим закончилась часть программы, связанная с именем преждевременно ушедшего поэта.
Два последних отделения объединили выступление поэтов, ознакомивших публику с собственным творчеством.
Поэт Багрицкий читал отрывки из своей новой поэмы, отличающейся чеканным стихом.
Прекрасный перевод из А. де Ренье прочел г. Биск.
Стихи, прочитанные Ал. Соколовским, поэтом, уже установившимся, со своим ‘ликом творчества’, еще раз подчеркнули его, уже знакомый нам, ‘лик’.
В своей обычной манере написанные стихи прочла В. Инбер.
Но из среды всех участвующих резко выделилась еще неизвестная, но безусловно, очень талантливая, прекрасная молодая поэтесса — Аддалис [так!]. Можно только пожалеть, что в вечере вместе с ней не приняла участие другая поэтесса — талантливая Зинаида Шишова.
На вечере выступил так же петербургский поэт М. Лопатто.
Остальные поэты, уже знакомые публике, ничуть не обновили своих устоявшихся репутаций.
В общем, прекрасный вечер, заслуживающий повторения и без такой печальной побудительной причины.

Мельпомена. — Одесса, 1918. — No 38-39, 28 дек. — С. 13.

E. M.

Вечер памяти поэта Ан. Фиолетова

Дружная семья молодых одесских поэтов устроила в лит-арт. Обществе вечер, посвященный произведениям трагически погибшего поэта Анатолия Фиолетова, память которого была почтена вставанием. Г. Леон[ид] Гроссман во вступительном слове и г. Гершенкройн в небольшом докладе отметили своеобразие творчества Фиолетова, свободного от влияния богов поэзии наших дней. В программу вечера вошло чтение собственных стихов нашими поэтами, стихов светлых, молодых и в большинстве талантливых. Заслуживают быть отмеченными стихи В. Инбер, А. Биска, Ел. Кранцфельд, Э. Багрицкого, Ю. Олеши, А. Соколовского.

Огоньки. — Одесса, 1918. — No 33, 28 (15) дек. — С. 14.

Бор. Бобович

Памяти Анатолия Фиолетова

Как избежать вас, путы смерти?
Как обойти вас, дни утрат?

Газетная заметка говорит, что в тот самый момент, когда Анатолий Шор (Фиолетов) опустил руку в карман, очевидно, пытаясь вынуть револьвер для защиты, злоумышленник стал в упор стрелять, и Фиолетов был убит наповал. И я себе очень ясно представляю, каким белым и бледным стало его худое лицо, как широко и испуганно раскрылись его большие ясные глаза и как, закачавшись, рухнулся на землю бездыханным трупом поэт…
Для нас, его друзей, он был только поэтом! Инспектор сыска? Не знаю… Но, может быть, и тут он искал вдохновенья, вдохновенья и только вдохновенья…
Фиолетова считали футуристом. Но это не так. Фиолетов был просто поэт. В его наивных, немножко детских, немножко иронических стихах такая бездна художественной утонченности, такая гармонизирующая волна хорошего вкуса и благородного чутья, такая очаровательная ласковость ритмического содержания, что не о футуризме должна была быть речь, а о настоящем, радостном даровании, должно было быть представление о будущем, которое дико и нелепо оборвала смерть…
Чахоточный, угрюмый колокольчик,
Качаясь на зеленой хрупкой ножке,
Развертывал морщинистый чехольчик,
Протягивал навстречу солнцу рожки.
Глаза его печальные линяли.
Чехольчик был немодного покроя.
Но взгляды безнадежные кричали:
‘Мне все равно: вы видите — больной я!…’
Или:
Есть нежное преданье на Нипоне
О маленькой лошадке, вроде пони,
И добром живописце Канаоко,
Который на дощечках, крытых лаком,
Изображал священного микадо
В различных положеньях и нарядах…
О самых обыкновенных вещах Фиолетов умел говорить каким-то бесконечно душевным языком, языком тихой поэтической мягкости и доброты…
Как холодно розовым грушам!
Из незначащего он делал некую образную и аллегорическую картину:
Месяц очерчен отлично
В небе, как будто кисейном,
Месяц с улыбкой приличной
В обществе чисто семейном
Нескольких звезд, видно — теток,
Прелесть, как вежлив и кроток…
Стройным и гордым трувером шел Анатолий Фиолетов по скучной дороге жизни. Шел и пел. Творил свою молодую, певучую сказку… И улыбался проникновенно и заботливо:
Ах, как я вас, груши, жалею…
Да, он жалел груши, чьи ‘щеки в узорах румянца’!..
А его не пожалели — выстрел, и холодный, бледный труп…

Жизнь. — Одесса, 1918. — No 28, декабрь.

Елена Немировская

Памяти Анатолия Фиолетова

Так вот он, странный паладин,
С душой, измученной нездешним.
Н. Гумилев

Ты больше не будешь средь синих батистов
В качуче сверкать огневой.
Но странно наш круг утомленных артистов
Запомнит глаза с синевой.
Запомнит Иньесы холодные пальцы
И твой одинокий камин,
Где шелком мечтаний опутал скитальца
Причудливо-томный Кузмин.
За круглым столом опустошено место,
Ушел паладин голубой,
И молится Муза, чужая невеста,
С Евангельем снов над тобой.
Такой еще наш, неостывший, вчерашний…
И мнится, открытый, наивный твой рот
Поет о принцессе, заброшенной в башне,
Где много железных ворот!

Григорий Владимирский

Памяти Фиолетова

Если смерть его была нелепа, то похороны были мучительны. Нельзя вспомнить без какого-то колючего ужаса, как худенькое тело валялось на полу грязного морга, как грубо хватали могильщики его тонкие руки, которые он любил заламывать на коленях, при чтении излюбленного Кузмина.
Боясь, по-видимому, мести бандитов, родные и друзья скрыли день погребения, и проводить погибшего собралась небольшая кучка близких людей… Тело без савана сложили в некрашеный ящик и гробовщики быстро понесли его на кладбище, так быстро, что нельзя было за ними успеть. Засыпали еще быстрее…
Ушел в землю агент уголовного розыска, но вместе с ним случайно захватили томно-нежного поэта, писавшего изысканно-простые стихи. И невольно вспоминаю другие похороны, которыми навсегда опозорил себя Старый Свет.
Похороны парижского бродяги Стефана Мельме, чье имя раньше было так упоительно-нежно: Оскар Уайльд. Такой же серый день, некрашеный гроб, и могильщики, спешащие отделаться от бесплатного клиента.
В обоих похоронах какой-то мучительный символ, будто выхваченный из Эдгара По или Пушкинского пира.
Его еще нельзя осмыслить и оттого так тягостно и больно.

Гр. Владимирский

Цыганская кровь

‘Настоящий бродяга — всегда в душе поэт’ — пошутил Джек Лондон. И если бы он еще обернул эту фразу, то острие какого-то странного соответствия снова потревожило бы наш успокоенный эстетизм и заставило бы вздрогнуть невольно перед захватанным именем жреца Аполлона.
Вспоминаются имена тех, которых, как Синдбада-морехода, увлекла какая-то смутная тоска вперед.
‘Мы путники ночи беззвездной,
Искатели смутного рая’.
Франсуа Вийон, чистокровный висельник и бретер, оставил нам золотое наследие своей цыганской крови в десятках прелестных стихотворений. Артюр Рембо, любивший золото, как стих и бросивший нам стих, полновесный, как золото, погиб в далекой Африке. Верлен, замешанный в делах революций, пел о Каспере Гаузере, который сам его бросил и ушел неведомо для нас откуда и куда. Детлеф фон Лилиенкрон и Оскар Уайльд, одевший темную личину Стефана Мельме, Александр Блок, схвативший кровавое знамя коммунара — все они были отравлены смутной жаждой ‘постичь рай в ночи беззвездной’ и шли в ночь, где глухо притаилась вражеская засада — и все гибли до боли нелепо.
Чем острей и напряженней была поэзия, тем грубей и проще был конец.
У всех одесситов на памяти гибель поэта Вольского, которого утомил ‘шлейф четырех фамилий’.
А теперь новая жертва своей же цыганской крови — Анатолий Фиолетов. И если не громкое имя и если не сверкающий талант, то все-таки новое подтверждение какого-то опасного соответствия и близости двух слов: поэт—бродяга!

Универсальная библиотека. — Одесса, 1918. — No 3. — С. 17-18.

Хроника

<...> Книгоиздательство ‘Омфалос’ готовится к выпуску ряда новых сборников стихов Максимилиана Волошина, Наталии Крандиевской, Р.-М. Рильке (в переводе А. Биска), поэму Тургенева ‘Помещики’ и посмертные стихи Анатолия Фиолетова.

Эхо. — Одесса, 1919. — No 2, апр. — С. 15.

Театральные негативы

Налаживаются литературные среды. Один из таких вечеров посвящается памяти умерших поэтов Анатолия Гаммы и Анатолия Фиолетова.

Вечерний час. — Одесса, 1919. — No 63, i6 сент. — С. 2.

Вечер поэтов

В понедельник 2 декабря в зале Литер.-Артистического О-ва (Греческая, 48) состоится вечер поэтов памяти А. В. Фиолетова.
Будут прочтены неизданные стихи покойного, доклад о его творчестве прочтет Л. Р. Коган, кроме этого свои стихи прочтут поэты Аддалис, А. Биск, Э. Багрицкий, С. Кесельман, Ю. Олеша, Ал. Соколовский, Георгий Шенгели и др.
Продажа билетов — в магазине ‘Од. Новости’ (Дериб.)
Вечеру обеспечен несомненный успех среди публики, интересующейся новым искусством.

Театр. — Одесса, 1919. — No 16, 30 нояб. — С. 7.

Вечер стихов Фиолетова

В понедельник, 2 декабря, в Лит-Арт. клубе состоится вечер памяти покойного поэта Ан. Фиолетова. Слово о творчестве Фиолетова скажет Л. Р. Коган. Затем будут прочитаны неизданные стихи Фиолетова. Свои стихи прочтут поэты: Адалис, Э. Багрицкий, Ис. Бобович, Ал. Биск, А.Горностаев, Вл. Ф.-Дитрихштейн, Вал. Горянский, Вера Инбер, С. Кесельман [так!], Елена Кранцфельд, Ал. Соколовский, Г. Шенгели, 3. Шишова и др. Нач. в 7 1/2 час.

Одесский листок. — 1919. — No 194, 1 (14) дек. — С. 3.

С.

Литературный вечер памяти Ан. Фиолетова

Завтра в 7 ч. в. в помещ[ении] Лит-Артистич. о-ва состоится литер[атурный] вечер памяти Ан. Фиолетова. В вечере примут участие местные поэты.

Одесские новости. — 1919. — No 11076, 1 (14) дек. — С. 4.

Хроника

2-го декабря в залах Литературно-Артистического Общества состоится вечер поэтов, посвященный памяти поэта А. В. Фиолетова в годовщину его смерти.
Будет прочитан доклад Л. Р. Когана ‘О творчестве А. В. Фиолетова’, а также стихи погибшего поэта. Со своими произведениями выступят и члены кружка поэтов.

Театр. — Одесса, 1919. — No 17, 1-2 дек. — С. 8.

Вечер памяти А. Фиолетова

Год назад погиб юноша-поэт, много обещавший А. Фиолетов.
Одесские молодые поэты за этот год хранили свято ‘культ Фиолетова’.
Есть что-то бесконечно трогательное в этом ‘культе’, какая-то милая детскость, обвитая нежностью и любовью.
И вчерашний ‘вечер памяти Фиолетова’ отмечен теплом этой нежной дружбы. Было приятно забыть на час-другой все сокрушающие ‘Новости дня’ и восторгаться живой радостью этих милых юношей и девушек, влюбленных в поэзию и красоту.
Сначала о поэтессах.
Игрива в своей шаловливой наивности Вера Инбер, ее упрощение всего трагического звучит милой шуткой. Совсем не до шуток поэтессе Шишовой, суров ее ритм и слышен в нем трагический пафос. Елена Кранцфельд в своей музе заключает элементы шаловливости Веры Инбер и трагизма Шишовой. Есть что-то у нее от того, что Ницше называет пессимизмом силы. Хотя бы в том месте, где она грозится завоевать ‘нас’ не обликом девушки и кафе, а силой и девичьей чистотой. Хороша и Адалис. Что-то эллинское от Дионисова начала в поэзии.
Из поэтов выделяются Багрицкий и Шенгели. Есть у них размах, знают они хорошие образцы поэзии и, главное, они чувствуют и любят.
По-юношески оригинальничает Ал. Соколовский, но чувствуется и у него ‘изюминка’.
В общем, бранить некого. Приятно, что юноши в это жестокое время умеют еще предаваться радостям жизни, игривым мечтам и звонким рифмам.

Одесский листок. — 1919. — No 197, 4 (17) дек. — С. 4.

Вечер поэтов

Молодые поэты собрались в Литературно-Артистическом обществе на вечер в память Фиолетова. Вечер начался с доклада Шенгели, потом поэты читали стихи Фиолетова. Во втором отделении поэты читали свои оригинальные стихи.
Очень милы стихотворения В. Инбер, особенно ‘Адам и Ева в раю’. Адам и Ева (голенькие) катаются на коньках, на скамеечке сидит ангел с крыльями, обсыпанными снегом, на небе светит синяя луна…
Очень смешит стихотворение о свадьбе кошки и фокс-терьера, напоминающее веселые картинки кошек в шляпках и собак в куртках с трубками во рту из английских детских книжек.
У В. Инбер несомненный вкус и стиль.
Багрицкий талантлив, но слишком многословен.
Великолепные стихи читал Шенгели, уже созревший и даровитый поэт.
Елена Кранцфельд прочла два стихотворения, из которых первое очень ярко и напоено лирическим пафосом.
Соколовский интересный и способный поэт.
Биск читал переводы из Ст. Георгия, в которых ничего не осталось от ритмических и звуковых нюансов немецкого подлинника.

Театр. — Одесса, 1919. — No 19, 5-6 дек. — С. 7.

Георгий Шенгели

Анатолий Фиолетов

У каждой литературной школы есть безвременно погибший юноша. У пушкинцев — Веневитинов.
У символистов — Коневский.
У северянинцев — Игнатьев.
У футуристов — Божидар.
У акмеистов — Лозино-Лозинский.
Южно-русская школа поэтов, столь отчетливо запевшая в последние годы в Одессе, так же имеет жертву утреннюю — Анатолия Фиолетова.
Когда содружество молодых поэтов распадается… Когда каждый идет своим путем, отражая удары и сам поднимая руку на бывших друзей… — то ‘память об ушедшем друге’ единственно отрадна и единственно миротворна.
Она — как воспоминание о детстве, о елке и картонных звездах, о сказках и вечернем уюте.
И как замечательно, что сами стихи Фиолетова, годовщину смерти которого друзья тепло вспоминали на днях, — насыщены дыханием детских забот, капризов и радостей.
Что стихи эти сами как воспоминания о елках и картонных звездах.

Театр. — Одесса, 1919. — No 23, 12-13 дек. — С. 7.

КОММЕНТАРИЯ

Впервые: Мория. Одесса, 2010. No 11. С. 80-102. Публикация существенно дополнена специально для настоящего издания.
Фиолетов Анатолий Васильевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Материалы уголовного дела, Казанский Порфирий Алексеевич, Год: 1938
  2. Показания Магницкого, Магницкий Михаил Леонтьевич, Год: 1829
  3. Альбом М. Л. Огаревой, Огарев Николай Платонович, Год: 1846
  4. Завещание, Кантемир Антиох Дмитриевич, Год: 1744
  5. Приветствия тов. А. С. Серафимовичу, Серафимович Александр Серафимович, Год: 1933
  6. Телеграммы и письма полученные после кончины Н. Ф. Анненского его семьей и редакцией ‘Русского Богатства’, Анненский Николай Фёдорович, Год: 1912
  7. Дела и дни Григория Ефимовича Грумм-Гржимайло, Грумм-Гржимайло А. Г., Год: 1947
  8. Некрология, Эмин Федор Александрович, Год: 1814
Электронная библиотека