Наталия Шаховская-Шик
Наталия Шаховская-Шик
Аму-Дарья
Аму-Дарья
1.
2.
Аму-Дарья, Шаховская-Шик Наталия Дмитриевна, Год: 1930
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сережа писал своему отцу в Казахстан: ‘Мне больше всего хочется видеть тебя, папу, а потом верблюда’.
По правде сказать, Сережа сам еще не умел писать, а диктовал свои письма маме. Верблюда он видел раз в Зоологическом саду, но это был самый обыкновенный верблюд и просто стоял за перегородкой. А папа писал, что у него верблюд ходит и вертит огромное колесо с маленькими кувшинчиками, которые забирают воду из глубокой канавы и выливают в маленькие канавки, по которым она бежит на поля.
И еще папа писал, что у него по городу ходят маленькие ослики и на них можно ездить. Все это было очень интересно, и Сережа едва мог дождаться, когда он с мамой поедет к папе. Мама решила взять его с собой, потому что ему еще не было пяти лет: билета брать не нужно.
Путь был долгий. Ехали в поезде больше 5 суток. И хотя мама часто говорила: ‘Сережа, смотри, верблюды’, Сереже все-таки немножко надоело. Верблюды паслись далеко и смотреть на них из окон было не интересно. К городу Чарджую (Теперь — Чарджоу (ред.)) приехали под вечер и сейчас же поехали на извозчике в гостиницу. Мама жаловалась, что всю ночь не спала от клопов, а Сережа очень удивился: он ни одного клопа не видал.
Комната была странная: окно было посередине потолка и ничего из него не было видно.
После чаю пошли в контору пароходства и там оказалось, что пароход пойдет только через 10 дней. Мама очень огорчилась. Ждать так долго было нельзя. Она пошла в чайхану искать попутчиков. Сережа шел с ней, но все останавливался и его приходилось тянуть за руку: проехала арба на огромных колесах — спицы у колес в 2 метра, протрусили два ослика с узбекскими мальчиками, попадались навстречу узбеки в полосатых халатах и больших бараньих шапках.
— Неужели им не жарко? — думал Сережа.
Солнце палило нещадно. Реки нигде не было видно. Чайхана — это просто чайная. Только в ней нет ни столов, ни стульев, а сидят на полу на циновках и пьют чай из маленьких полоскательниц.
Попутчики нашлись: два молодых студента и сухенький старичок-агроном. Они сказали, что лодка есть, маленькая, как раз на 5 человек. Ехать можно уже сегодня, но выезжать надо вечером, когда стемнеет и потихоньку, чтобы не узнали другие лодочники.
— Почему? — удивилась мама.
— У них очередь, кому везти, а лодки очень большие, человек на 20, надо ждать несколько дней, пока соберется партия. А эти лодочники не здешние, русские, из Турткуля приехали по своему делу и едут назад, хотят захватить пассажиров.
Турткуль — это был город, где жил папа. Все было понятно. Но днем в гостиницу пришел человек и сказал маме, что она напрасно согласилась ехать — лодка очень плохая, а река капризная… да и лодочники злы.
— Вы не знаете, какая это река.
Мама волновалась. Ехать надо было 500 километров.
А Сережа все удивлялся: где же река?
Когда стало темнеть, появилась арба на огромных колесах, откуда-то из переулка попутчики тихонько снесли вещи, положили свои корзинки, на них тюки с подушками.
— Садитесь теперь вы с мальчиком наверх, — сказал студент, — а мы уйдем вперед, так будет незаметней. Да возьмите, пожалуйста, вот этот узелок.
Мама едва забралась на верхушку высокого воза и взяла на колени порядочный узлище. Сережа пристроился рядом. Арба тронулась.
— Сережа, ведь это кажется сырые яйца, — вдруг с ужасом сказала мама. Сережа не понял, чего мама боится. Разве это какие-нибудь особенные яйца и из них что-нибудь выведется — например, змеи? Но когда в узле захрустело и мама горестно посмотрела на свое светлое пальто, Сережа догадался, в чем дело.
Арба выехала за город и ехала скрипя и подпрыгивая по каким-то пустырям без дороги. Возчик — молодой узбек кричал на лошадь непонятные слова. Кругом не видно было не души. В узле хрустело, но мама уже не смотрела на пальто: она обхватила одной рукой Сережу, а другой держалась, видно было, что она боялась упасть. От ее страха, от сумерек и пустынности места Сереже стало немножко жутко.
И вдруг он увидел реку: прямо за ней всходила огромная красная луна. Вода казалась черной и другого берега не было видно. А поодаль тянулся поперек реки длинный бесконечный ряд огоньков.
— Это мост, Сережа, — сказала мама. — Помнишь, мы переезжали в Самаре мост через Волгу.
Тот был один километр с четвертью, а этот — без четверти два километра.
Арба качнулась на повороте, наклонилась, и что-то затрещало. Мама ахнула, возчик закричал на лошадь, и вдруг в тишину врезались другие нестройные крики. На берегу реки горел костер. Около него человек 10 в пестрых халатах и мохнатых шапках кричали и грозили, размахивая руками. Лошадь остановилась. К арбе подошел студент и помог маме сойти с воза. Она даже ничего не сказала про яйца и только спросила: ‘Где же лодка?’ Студент молча подошел к воде. У берега качалась маленькая четырехвесельная лодка. Сережа поскорее забрался на корму.
— Какая маленькая, — сказала мама. — Где же лодочники?
Студент молча указал на людей у костра. Вдруг от них отделился высокий узбек с черной бородой и безобразным шрамам через все лицо. Он заговорил что-то сердито и угрожающе, показывая на лодку. Но нельзя было понять, что он говорит. А студенты стали класть вещи в лодку, она села глубже в воду и по стенкам ее внутри побежали тоненькие струйки.
— Лодка худая? — спросила мама.
— Жарко, рассохлась, — ответил студент.
Сзади у костра все еще кричали. Казалось, что сейчас начнется драка. Сережа сидел и смотрел то на лодку, то на людей у костра. Он забыл, что это были лодочники, и думал, что это разбойники.
— Нет, — сказала вдруг мама, — я не поеду. У меня ребенок, я не могу рисковать.
— Как хотите. Вынимать ваши вещи? — спросил студент.
— Да, пожалуйста. Вылезай, Сережа, мы не поедем.
Сережа слышал, но не двигался. Он думал, что что-нибудь не понял. Не для того разве они ехали 5 суток в поезде, потратили столько денег, тряслись в арбе, чтобы ехать к папе? И теперь, когда он уже в лодке, вылезать? А мама оглянулась и увидела, что извозчик уж уехал. Должно быть, ей стало страшно остаться на берегу одной с вещами и кричащими узбеками. Она пошептала что-то и сказала: ‘Не надо вынимать вещей, я еду’.
Вдруг сзади все стихло. Подошли два лодочника и стали прилаживать весла. За ними подошел страшный узбек со шрамом: он кланялся и добродушно улыбался, держа шапку в руках, он желал счастливого пути. ‘Точно в сказке’, — подумал Сережа.
— Две четверти поставили, — сказал русский лодочник, — садитесь скорее, отъезжаем.
— Лодка течет, — сказала мама.
— Замокнет. Отъедем, камыша настелем. Садитесь.
Луна поднялась уже высоко и на воде колыхался от нее серебряный столб. Маленькая лодочка тихо плыла по течению тихой реки.
Гребцы сидели на веслах. Пассажиры лежали поперек лодки, ближе к корме на постланном камыше, лежали, головами врозь, ‘как карточные короли’ — думал Сережа. Ни одного самого маленького свободного местечка не было. Вода тихо плескалась о борт лодки.
Вода была цвета густого какао. Чтобы пить ее, мама с утра набирала целый бидон и давала ему отстояться. Тогда вода делалась прозрачной и на дне бидона оставался толстый слой песка.
Низкий берег порос камышом, а кое-где он поднимался песчаными обрывами. Нигде ни домика, ни человека. И на реке — ничего. Только выступают кое-где песчаные мели, и река, широкая, как море, катит через них коричневые волны.
Рядом с Сережей лежит старичок-агроном. У него седая бородка и молодые глаза. На руках и лице загар коричневыми пятнами. Он рассказывает: ‘Знаешь ли, Сережа, что здесь, по берегам Аму-Дарьи, водятся тигры. Ночью они приходят к реке пить. Вот когда мы пристанем к берегу на ночь — пойдем с тобой на них охотиться — может быть, одного застрелим’.
— А из чего мы будем стрелять? — спрашивает Сережа.
— Как из чего? А камыши? Ведь они пустые внутри, туда можно положить мелких камешков, курок приделать, вот и ружье. Пойдем! Ты не боишься?
— Нет, говорит Сережа, — с ружьем не страшно.
Скорее бы вечер! День тянется долго. Солнце жжет сквозь парусиновый зонтик, который раскрыла мама. Все время хочется пить. Только когда солнце совсем окунулось в реку, гребцы направились к берегу. И тогда Сережа почувствовал сильный сладкий запах.
— Что это пахнет? — спросил он.
— Это джидда — сказал агроном — видишь большие деревья на берегу. У них серебристые листья и маленькие желтые цветочки. Они цветут два раза в лето.
Лодка зашуршала по песку и толкнулась носом в берег. Все вылезли и сейчас же стали собирать сучья и палки для костра. Сережа, конечно, помогал. Скоро закипел на костре котелок с яйцами и потом в том же котелке сварили чай. Сережа пил его из своей кружки. Он был мутный и пахнул дымом. Сережа выпил и попросил еще, но больше не дали.
— Ложитесь скорее спать, — сказала мама, постилая на землю пальто. Сережа посмотрел на старичка.
— Ложись, Сережа, — сказал тот, — а я пока буду делать ружья. Я разбужу тебя, когда будет время.
Засыпая, Сережа слышал, как пахнет джидда, а просыпаясь, он услыхал мерные всплески весел. Сережа протер глаза и посмотрел кругом. Он лежал в лодке на своем месте, а старичок на своем.
— Дедушка, — спросил Сережа с великим удивлением, — а как же тигры?
Старичок засмеялся.
— Дедушка, — спросил опять Сережа, это… были шутки?
Голос его дрожал, а глаза были полны слез, но он улыбался.
— Ну, конечно, Сережа, это были шутки. Охота на тигров — это, брат, дело серьезное. С нашими ружьями от нас бы и косточек не осталось. Вот шакалы — другое дело, с ними мы, пожалуй, еще справимся. А их здесь множество. С ними и ружей не надо — их прямо ловят за хвосты. Мы их наловим, хвостами свяжем, да и пригоним к лодке, а потом запряжем, они нам лодку потянут. Хорошо будет? Пойдем сегодня ночью?
Сережа верит и радостно смеется. Скорее бы вечер! Но день еще длиннее вчерашнего.
Оригинал здесь