Американскій посланникъ при двор Николая I.
Американскій посланникъ при двор Николая I.
‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 7, 1896
Американский посланник при дворе Николая I, Николай Первый, Год: 1897
Время на прочтение: 17 минут(ы)
25 іюня исполнилось сто лтъ со дня рожденія императора Николая Павловича, царствованіе же его окончилось едва полвка тому назадъ, а потому, естественно, оно не стало еще достояніемъ исторіи. Съ одной стороны, многіе вопросы, волновавшіе умы при Никола I, не ршены окончательно до сихъ поръ и сохраняютъ всю жгучесть современности, съ другой стороны — мы располагаемъ пока еще незначительнымъ матеріаломъ для исторіи царствованія императора Николая. Въ виду этого обстоятельства каждый новый источникъ для этой эпохи представляетъ несомннный интересъ. Такое значеніе первоисточника имютъ мемуары Джорджа Миффлина Далласа, который былъ въ конц тридцатыхъ годовъ американскимъ посланникомъ въ Петербург и неоднократно имлъ случай бесдовать съ русскимъ императоромъ. Мемуары эти напечатаны въ журнал ‘Century’, и извлеченія изъ нихъ мы предлагаемъ вниманію нашихъ читателей.
Далласъ прибылъ въ Россію въ 1837 году. 29 іюля судно ‘Indepdence’, на которомъ халъ посланникъ — достигло Кронштадта. ‘Этотъ день,— разсказываетъ Далласъ,— остался для насъ навсегда памятнымъ, вслдствіе неожиданнаго посщенія императора Николая, который явился на судно инкогнито въ сопровожденіи графа Нессельроде, князя Меньшикова, кронштадтскаго коменданта и прочаго генералитета. Императоръ вообще любитъ подобные неожиданные визиты инкотнито и выдерживаетъ роль съ ловкостью и развязностью. Нашъ вице-консулъ въ Кронштадт, Леонарценъ, около одиннадцати часовъ утра халъ вмст съ капитаномъ ‘Independence’ въ его гичк сдлать визитъ кронштадтскому коменданту. Вдругъ на встрчу имъ попался катеръ съ императорской яхты, и въ числ пассажировъ его Леонарценъ узналъ самого царя, онъ немедленно повернулъ гичку назадъ, справедливо догадываясь, что Николай детъ на ‘Independence’. Однако царь сначала захалъ на датскій фрегатъ, стоявшій недалеко отъ насъ, и пробылъ на немъ съ полчаса, а затмъ уже постилъ насъ, въ роли простого адъютанта или вообще подчиненнаго князя Меньшикова, такъ что даже послднимъ поднялся на палубу. Такъ какъ онъ, во что бы то ни стало, хотлъ остаться неузнаннымъ и даже свита не обращала на него особаго вниманія, то съ нашей стороны было бы совершенно невжливо нарушить его инкогнито. Онъ скоро отдлился отъ своихъ спутниковъ, внимательно оглядлъ весь корабль, съ любознательностью разспрашивалъ многихъ матросовъ и, случайно встртившись съ моей малюткой-дочерью, схватилъ ее на руки, сталъ расхваливать ея красоту и засыпалъ ее поцлуями. Статная фигура царя и его проницательные глаза были, конечно, всми замчены, и никто изъ насъ ни минуты не сомнвался въ высокомъ сан гостя. Наконецъ онъ, держа подъ козырекъ, спросилъ князя Меньшикова, готовъ-ли катеръ къ отъзду, и, получивъ утвердительный отвтъ, поспшилъ на катеръ, предоставивъ другимъ распрощаться съ нами. Тогда нашъ капитанъ прекратилъ игру и салютовалъ гостей сорока однимъ пушечнымъ выстрломъ, что заставило императора, въ свою очередь, отказаться отъ инкогнито, онъ далъ русскому фрегату отвтить на салютъ и вмст выкинуть на мачт своего судна американскій флагъ и императорскій штандартъ. Появленіе послдняго вызвало громовые салюты со всхъ судовъ въ гавани и со всхъ кронштадтскихъ фортовъ. Картина была выше всякаго описанія и нашъ корабль казался центромъ, вокругъ котораго разыгрывалась одна изъ самыхъ блестящихъ и восторженныхъ сценъ, какія только можно себ представить’.
Во второй разъ Далласъ видлъ Николая Павловича 6 августа, когда представлялся ему въ Петергофскомъ дворц. Пріемъ американскому послу и его жен былъ назначенъ въ половин четвертаго. ‘Насъ привели,— пишетъ Далласъ,— въ роскошный вестибюль, откуда вверхъ шла широкая лстница съ стнами, расписанными изящными фресками. Церемоніймейстеръ проводилъ дамъ въ боковые покои, откуда видны были грандіозныя гидравлическія сооруженія, а я вступилъ въ оживленный разговоръ съ барономъ Николаи. Мы были первыми, явившимися въ пріемную, но вскор вся комната наполнилась блестящими военными и гражданскими сановниками, а также и дамами, которыя возбуждали изумленіе своимъ красивымъ, изящнымъ тлосложеніемъ. Нсколько времени мы разговаривали, поджидая, а затмъ меня провели въ внутренніе покои къ императору Николаю. Едва я вошелъ въ дверцу, какъ онъ быстро поднялся мн на встрчу, протягивая руки, и съ видимой искренной сердечностью поздоровался со мной.
‘— Мистеръ Далласъ,— были его первыя слова,— очень радъ видть васъ въ Россіи. Благодарю васъ за милую гостепріимную встрчу, которую оказали вы мн на вашемъ корабл. Никогда не видывалъ я боле славнаго судна. Я знаю, что, когда я удалился, то вы узнали меня, но догадался-ли кто-нибудь, пока я былъ еще на судн? Я видлъ вашъ корабль въ моментъ его прибытія, на обыкновенной походной ног,— мн не хотлось осматривать его прибраннымъ. Дивное судно! Я намренъ послать нсколько своихъ офицеровъ въ Соединенные Штаты для обученія корабельной техник и попрошу васъ снабдить ихъ письмами, чтобы облегчить имъ успхъ въ наук. Не уговорите-ли вы капитана Никольсона отложить свой отъздъ до слдующей пятницы, когда въ нашемъ адмиралтейств спустятъ новый двадцати-пушечный корабль? Мн пріятно было бы, если бы онъ присутствовалъ при этой церемоніи и высказалъ свои замчанія.
‘Я старался отвчать на вс вопросы, которыми онъ засыпалъ меня. Потомъ онъ спросилъ, какъ обстоитъ дло съ волненіями въ Канад, и замтилъ, что, когда правительство начинаетъ притснять и забываетъ свои обязательства относительно колоніи, то онъ считаетъ вполн законнымъ возстаніе и отпаденіе отъ метрополіи. Я отвчалъ, что мало врю въ пресловутое стремленіе канадцевъ къ независимости, что недовольство давно уже ростетъ тамъ, но что, по моему мннію, населеніе мало обнаруживаетъ энергіи и единенія, такъ что врядъ-ли пойдетъ на ршительныя дйствія.
‘Въ конц разговора онъ снова пожалъ мн руку, а я поклонился и вышелъ. Въ перерывъ разговора я передалъ ему свои кредитивныя грамоты, но онъ положилъ ихъ на столъ, даже не открывая. На мои увренія, что Соединенные Штаты желаютъ утвердить дружеское согласіе между обоими правительствами, онъ отвтилъ, что вполн увренъ въ искренности такого заявленія и не останется въ долгу передъ нашимъ правительствомъ въ доказательствахъ истинной дружбы. Немедленно посл этого меня провели къ императриц, которая, между прочимъ, замтила, что наше правительство иметъ обыкновеніе очень часто мнять своихъ представителей въ Петербург, и желала знать, такъ же ли мы поступаемъ относительно другихъ странъ, и не представляетъ-ли это особаго принципа нашей политики. Я отвчалъ, что такое явленіе совершенно случайно.
‘— Хорошо, замтила она,— надюсь, вы будете исключеніемъ, что Россія вамъ понравится и вы долго останетесь здсь’.
Посл представленія императору и императриц Далласъ получилъ приглашеніе на обдъ во дворц. За столомъ Александра еодоровна, которая довольно хорошо знала англійскій языкъ, много бесдовала съ Далласомъ объ американской литератур и особенно о Фенимор Купер, романами котораго въ то время зачитывалась вся Европа. Вс эти знаки вниманія, въ значительной степени обусловленные дипломатической учтивостью, произвели сильное впечатлніе на простодушнаго американца, который выросъ на своей демократической родин въ полномъ невдніи придворнаго этикета и потому придавалъ слишкомъ большое значеніе всмъ словамъ своихъ царственныхъ собесдниковъ. Русская императорская чета своей обходительностью сразу покорила сердце Далласа, и вс его отзывы о Никола Павлович и его супруг звучатъ неподльной симпатіей. Не мене поразила Долласа широкая, роскошная жизнь и блестящій декорумъ русской аристократіи. Съ большими подробностями и съ искреннимъ изумленіемъ описываетъ онъ балы, на которыхъ ему постоянно приходилось бывать. Но мы пропустимъ вс эти въ сущности мало интересныя детали и сосредоточимъ вниманіе лишь на отношеніяхъ Далласа къ императорской семь.
Разъ, уже въ декабр 1837 года, Далласъ здилъ по Нев, закованной въ ледяной покровъ, и съ любопытствомъ смотрлъ, какъ масса народа расчищала широкій ледяной путь среди рки. Онъ уже возвращался домой по Англійской набережной, какъ вдругъ навстрчу ему промчались небольшія сани, запряженныя одной лошадью. Въ нихъ сидлъ, повидимому, простой офицеръ, закутанный въ синюю шинель, въ шляп съ перомъ. ‘Я,— говоритъ Далласъ,— прямо не замтилъ сидвшаго въ саняхъ. Но вотъ онъ сдлалъ рукой обычный жестъ, — поднесъ ее къ шляп, — и нсколько разъ кивнулъ мн головой, улыбаясь, какъ бы заставляя меня узнать его. Я усплъ еще снять шляпу и съ почтеніемъ повернуться къ нему: это былъ Императоръ Всероссійскій! Онъ быстро прохалъ дальше, и я замтилъ, что вс, попадавшіеся ему по дорог, какъ бы инстинктомъ чуяли его приближеніе и быстро снимали свои шляпы’. Дней черезъ десять посл этой случайной встрчи Николай снова увидлъ Далласа на балу у графа Воронцова и, ласково пожимая ему руку, замтилъ:
— Полторы недли тому назадъ я встртилъ васъ, и вы меня не узнали. А вотъ я никогда не забываю лицъ, хотя бы видлъ человка всего пять минутъ!
Воронцова Николай заране предупредилъ, что будетъ у него на балу, и просилъ, чтобы гости собрались къ девяти часамъ.
— Боюсь, что это будетъ невозможно, ваше величество!
Однако императоръ, дйствительно, пріхалъ къ девяти часамъ и оставался единственнымъ гостемъ до одиннадцати. ‘Свтская условность оказалась могущественне его’, замчаетъ по этому поводу Далласъ. Отъ Воронцова императоръ похалъ въ театръ, гд въ тотъ день шелъ балетъ съ участіемъ знаменитой Тальопи. Но досмотрть спектакль до конца Николаю Павловичу не пришлось: ему доложили о страшномъ несчастіи,— горлъ Зимній дворецъ. Немедленно поскакалъ онъ на пожаръ, и засталъ дворецъ уже объятый пламенемъ. ‘Подобнаго зрлища,— пишетъ Далласъ,— я никогда не видывалъ. Императоръ приказалъ, чтобы прекратили вс рискованныя усилія потушить или локализировать огонь, и пышный дворецъ, со всми сокровищами и произведеніями искусства, собранными въ немъ, былъ предоставленъ въ жертву пламени. Кругомъ расположились колонны войскъ въ полной парадной форм. Вся сцена напоминала торжественныя похороны такого-то мощнаго монарха. Ходитъ много слуховъ и догадокъ относительно причины несчастія, но лишь одинъ слухъ похожъ на правду, и вс ему врятъ. Говорятъ, что нсколько человкъ занимались въ аптек химическими опытами и нечаянно подожгли сосудъ съ легковоспламеняющейся жидкостью, огонь разлился и скоро принялъ страшные неукротимые размры… Этотъ громадный пожаръ нимало не потревожилъ спокойствія въ город. Не было ни набата, ни гама, по улицамъ не гремли пожарныя машины, народъ не сбгался толпами. Наблюденіе за огнемъ было поручено войскамъ и полиціи, а они сдлали все дло безъ шума, быстро и въ полномъ порядк, чмъ вообще отличаются эти дв корпораціи’.
‘Всть о пожар,— пишетъ Далласъ черезъ два дня,— быстро распространилась и завладла теперь всеобщимъ вниманіемъ. Количество человческихъ жертвъ опредляютъ различно, одни доводятъ цифру до двухсотъ, другіе останавливаются на восьмидесяти, но одинъ генералъ, бывшій на самомъ мст несчастій, прямо говорилъ мн, что погибъ только одинъ человкъ. Между тмъ разсказываютъ, что нсколько гренадеровъ поплатились жизнью, такъ какъ провалился полъ, когда ихъ послали спасать тронъ. Говорятъ еще, что императоръ не терялъ надежды потушить огонь, пока надъ дворцомъ разввался еще императорскій штандартъ, но, когда штандартъ исчезъ въ пламени, государь ршилъ, что такова воля Божія, и не пожелалъ боле рисковать жизнью своихъ офицеровъ и солдатъ. Одно время свита вдругъ потеряла изъ глазъ императора, и поднялось сильное безпокойство, но оказалось, что онъ отправился въ свой рабочій кабинетъ собрать и спасти свои бумаги и вскор снова появился изъ дворца съ большой связкой въ рукахъ. Около четырехъ тысячъ человкъ жили въ этомъ колоссальномъ зданіи, и многіе изъ нихъ вс свои средства къ существованію получали отъ дворца. Много молодыхъ двицъ, состоявшихъ при двор въ качеств фрейлинъ или въ другихъ подобныхъ званіяхъ, сразу лишились всхъ своихъ драгоцнностей и прочаго имущества и были совершенно раззорены. Нкоторыя изъ нихъ до такой степени перепугались, что убжали съ пожарища и были разысканы лишь черезъ двое сутокъ у знакомыхъ. Все-таки самые драгоцнные предметы удалось отстоять. Эрмитажъ остался нетронутымъ. Замчательная портретная галлерея, украшавшая стны исторической залы полководцевъ, была спасена солдатами, самоотверженно бросившимися въ огонь. Государственныя регаліи также были во-время вынесены. Императрица, вернувшись изъ театра, сама отправилась въ свои покои и позаботилась о своихъ драгоцнностяхъ. Замчательная малахитовая ваза, считавшаяся однимъ изъ самыхъ цнныхъ предметовъ, оказалась настолько тяжелой и громоздкой, что шестьдесятъ человкъ не въ силахъ были сдвинуть ее, и она погибла. Что касается до яшмовыхъ колоннъ, которыя украшали стны въ покояхъ императрицы, то ихъ даже и не пытались спасти, и они превратились въ порошокъ. Предполагаемые убытки простираются до пятидесяти милліоновъ рублей. Отданъ уже приказъ приступить къ реставраціи зданія, и императоръ заявилъ, что желаетъ въ сентябр слдующаго года снова переселиться въ Зимній дворецъ’.
Вслдствіе этого пожара, происшедшаго ночью съ 17 на 18 декабря 1837 года, императорская чета принимала новогоднія поздравленія въ Эрмитаж. Вотъ какъ Далласъ описываетъ эту церемонію, которая, очевидно, произвела на него сильное впечатлніе. ‘Для поздравленія съзжаются вс придворные, вс гражданскіе сановники, вс офицеры. Я прибылъ къ подъзду какъ разъ въ назначенный часъ и сразу замтилъ, что возведеніе фундамента для Зимняго дворца подходитъ уже къ концу. Возл дверей Эрмитажа стояли шеренги слугъ въ ливреяхъ, на лстниц тоже толпилась масса людей. Когда доложили мое имя, то къ намъ подошелъ назначенный нашимъ провожатымъ свитскій офицеръ въ мундир конвоя его величества и, раздвигая густую толпу, тснившуюся на дорог, провелъ насъ мимо двухъ шеренгъ богато разодтыхъ сановниковъ и офицеровъ, вдоль длиннаго корридора, увшаннаго рдчайшими картинами, наконецъ, мы пришли въ залъ, назначенный для иностранныхъ министровъ. Вдругъ широко распахнулась створчатая дверь въ противуположномъ конц зала и изъ нея высыпалъ цлый цвтникъ фрейлинъ въ богатыхъ и великолпныхъ національныхъ костюмахъ. Съ полной непринужденностью двигалисьон по обширному и пышному залу, причемъ выдлялись ихъ стройныя фигуры и изящные туалеты… Мы размстились полукругомъ, по старшинству, съ австрійскимъ посланникомъ во глав, анаши секретари въ почтительныхъ позахъ стали позади. Скоро почувствовалось приближеніе императора и императрицы изъ внутреннихъ покоевъ дворца. Первыми показались камеръ-юнкеры въ шитыхъ золотомъ мундирахъ, блыхъ лосинныхъ панталонахъ, чулкахъ и башмакахъ, съ буклями, въ шляпахъ и перчаткахъ, ихъ было около двухсотъ. Потомъ вышли церемоніймейстеры, Литта, Лаваль, Нарышкинъ и другіе съ знаками своего сана. Вслдъ за ними шли великія княгини и княжны, ставшія въ рядъ направо отъ насъ, затмъ послдовали великіе князья Михаилъ и цесаревичъ, которые отошли немного въ сторону и оставили свободный широкій проходъ для императора и императрицы. Когда вошли ихъ величества, мы вс поклонились сначала государын, а потомъ государю. Императрица подошла сначала къ австрійскому послу, по обычаю, дала ему поцловать руку и нсколько моментовъ поговорила съ нимъ. Одта она была ослпительно. Когда она отошла отъ австрійскаго посланника, къ нему обратился императоръ, отъ души пожалъ ему руку и оживленно заговорилъ. Затмъ они пошли вдоль всей линіи, останавливаясь возл каждаго. Когда наступила моя очередь, я также поцловалъ руку императрицы и выразилъ радость по поводу того, что лтнее путешествіе принесло пользу ея здоровью.
‘— Да, я совсмъ было поправилась, отвчала она,— но теперь опять чувствую себя совсмъ скверно. Я не успла еще оправиться отъ неожиданнаго потрясенія во время пожара и не знаю, какъ вынесу сегодняшній день. По утвердившемуся обычаю мн приходится поздороваться и поговорить почти съ четырьмя тысячами человкъ. Ужь и теперь я еле стою на ногахъ отъ усталости,— что же будетъ дальше?
‘Я сказалъ, что ея видъ совсмъ не выдаетъ ея самочувствія и выразилъ искреннее сожалніе.
‘— Но, быть можетъ,— прибавилъ я,— радость, которую возбуждаетъ во всхъ ваше появленіе, благотворно подйствуетъ на васъ и дастъ вамъ силы и мужество перенести церемонію.
‘Императоръ пожалъ мн руку и спросилъ, почему я не былъ въ четвергъ у графа Воронцова.
‘— Я видлъ тамъ мистриссъ Далласъ и вашихъ дочерей, но васъ тщетно искалъ глазами.
‘— Къ несчастію, ваше величество, я пріхалъ слишкомъ поздно. Я былъ сильно занятъ почти до одиннадцати часовъ. Но, конечно, никакія дла не могли бы меня удержать, если бы я зналъ, что встрчусь съ вашимъ величествомъ.
‘— По просту говоря,— отвчалъ государь съ улыбкой,— вы больше соблюдаете правила свтскаго тона, чмъ я.
‘Императрица говорила со мной по англійски, а императоръ по французски. Обойдя весь полукругъ, они оба повернулись, поклонились всему дипломатическому корпусу вообще и покинули комнату въ сопровожденіи всей свиты. А вслдъ за ними длинной, блестящей вереницей удалилась и толпа фрейлинъ, соперничавшихъ одна съ другой красотою и костюмами. Когда дверь затворилась, мы могли ухать, я поспшилъ къ своей карет, торопясь домой, чтобы скинуть тсный мундиръ’.
Повидимому, Далласу удалось снискать искреннее расположеніе императора Николая. По крайней мр, онъ чуть не при каждой встрч милостиво бесдовалъ съ американскимъ посланникомъ и высказывалъ ему свои симпатіи передъ всми. Такъ, разъ на балу у графа Нессельроде онъ громко обратился къ Далласу:
— Вы первый человкъ, который заставилъ меня при публик затоворить по англійски. Надюсь, что вы не откажетесь почаще бесдовать со мной и учить меня этому языку.
— Съ полной готовностью,— отвчалъ Далласъ, — хотя вы говорите по англійски такъ хорошо, что мн почти нечему учить васъ. Однако, я все же принимаю ваше предложеніе, чтобы почаще пользоваться вашимъ вниманіемъ.
Черезъ нсколько минутъ къ Далласу подошелъ наслдникъ и, поздоровавшись съ нимъ, замтилъ:
— Третьяго дня я, прозжая въ саняхъ, встртилъ васъ на Англійской набережной, а вы и не узнали меня.
— Ваше высочество!— отвчалъ американецъ,— какъ могу я, иностранецъ, узнать васъ, когда вы здите безъ всякой свиты, какъ частный человкъ, крпко закутавшись въ шинель и пряча лицо отъ холода? Если бы вы открыли лицо, то, надюсь, убдились бы, что я знаю ваше высочество.
— Конечно, конечно! Но, по правд говоря, я предпочитаю обходиться безъ конвоя. Кажется, мы единственный царствующій домъ въ Европ, который отваживается на это…
Черезъ недлю посл бала у Нессельроде Далласъ снова встртилъ государя у княгини Блосельской и напомнилъ ему про уроки англійскаго языка. Николай Павловичъ подтвердилъ свое намреніе воспользоваться услугами Далласа и завелъ съ нимъ разговоръ о длахъ въ Канад. Американецъ выразилъ мысль, что Англія поступила бы вполн благоразумно, если бы признала независимость Канады.
— Но откуда тогда англичане брали бы себ строевой лсъ?— спросилъ императоръ.
— Съ Балтійскаго моря.
— Да, это возможно. Только врядъ-ли такой превосходный и такой дешевый.
Затмъ рчь перешла на проектъ Николая послать русскихъ моряковъ для выучки въ Америку.
— Жаль только,— замтилъ государь,— что мои подданные — великолпные солдаты, но плохіе моряки.
— Дайте имъ возможность побывать въ дальнемъ плаваніи, побороться съ сдымъ океаномъ, и вы увидите, — они исправятся,— возразилъ Далласъ.
Возвращаясь къ Канадскимъ волненіямъ, императоръ замтилъ, что онъ никогда не стремился извлечь для себя выгоду изъ затруднительнаго положенія другой державы, а между тмъ вс обвиняютъ его въ политик насилія.
— Вы такъ могущественны, что вполн естественно внушаете зависть,— сказалъ Далласъ.
— Да,— подтвердилъ Николай,— мы могущественны, но намъ сила нужна для обороны, а не для нападенія.
Эту мысль онъ, очевидно, хотлъ особенно внушить своему собесднику и, не полагаясь на свое знаніе англійскаго языка, еще разъ повторилъ ее по французски.
Слдующій урокъ англійскаго языка произошелъ на балу у Бутурлиной, гд были императоръ, наслдникъ и Михаилъ Павловичъ, два послдніе танцовали. И Николай Павловичъ самъ сдлалъ одинъ туръ. Далласъ замтилъ, что Государь танцуетъ очень легко.
— Какое легко!— улыбнулся императоръ,— старъ ужь я!
— Не очень ужь стары, ваше величество,— отвчалъ американецъ, — вдь вы на нсколько лтъ моложе меня. Вдь у меня вся голова въ сдыхъ волосахъ, а у васъ нтъ ни одной сдины.
— Да,— возразилъ государь, — волосъ-то у меня немного, да и т сдые. А вдь это у меня парикъ, — пояснилъ онъ, проводя рукой по голов.
Вотъ еще нсколько интересныхъ отрывковъ изъ воспоминаній Далласа.
‘4 декабря 1838 г. Салтыковъ разсказывалъ мн слдующій случай съ императоромъ Александромъ I въ Париж. Разъ онъ очень быстро халъ въ Мальмэзонъ повидать бывшую императрицу Жозефину. По дорог его карета, запряженная четверней, встртила французскаго офицера въ богатомъ экипаж на пар рысаковъ. Французъ не хотлъ сворачивать въ сторону и только кричалъ:
‘— Дорогу! дорогу!
‘Вслдствіе этого экипажи столкнулись, и пролетка француза, опрокинувшись, разлетлась въ дребезги. Лошади были сбиты съ ногъ и изувчены, а ихъ владлецъ пришелъ въ совершенную ярость. Императоръ выскочилъ изъ коляски и попросилъ у офицера извиненія, выражая надежду, что онъ не раненъ, и приписывая вину безпечности своего кучера.
‘— Нтъ,— вскричалъ французъ,— вы, безъ сомннія, одинъ изъ покорителей нашей столицы и думаете, что вамъ все позволено. Но я не намренъ безропотно сносить подобныя обиды и оскорбленія. Я, какъ оскорбленный дворянинъ, требую удовлетворенія и жду васъ завтра въ одиннадцать часовъ.
‘— Прекрасно,— сказалъ государь,— вы будете удовлетворены.
‘Утромъ на слдующій день онъ послалъ къ французу генерала Киселева съ роскошной пролеткой и парой превосходныхъ бгуновъ, прося офицера принять ихъ взамнъ попорченной наканун. Но французъ надменно отказался отъ подарка и заявилъ, что желаетъ имть дло лично съ другомъ генерала Киселева и получить отъ него извиненіе или дуэль. Отвтъ Киселева поразилъ его какъ громомъ:
‘— Это невозможно: мой другъ — его величество Императоръ Всероссійскій.
’15 января 1839 г. Маркизъ Клэрникэрдъ описывалъ мн королеву Викторію. Это женщина небольшого роста, съ красивыми, большими срыми глазами, очень выразительными, съ особенными своеобразными манерами, которыя выдвигаютъ ее во всякомъ обществ. Когда она веселится, то напоминаетъ прямодушную двушку, но сразу же можетъ перейти къ серьезному настроенію: уголки рта опускаются, глаза широко раскрываются и смотрятъ внимательно. Она прекрасно поетъ и великолпно декламируетъ, причемъ голоса у нея безъ всякаго напряженія хватаетъ на очень большой залъ, а произношеніе отчетливое и красивое.
’27 февраля 1839 г. Князь Гогенлоэ разсказалъ мн слдующій анекдотъ. Лтъ десять или двнадцать тому назадъ Жеромъ Бонапартъ на вечер у себя съ большимъ азартомъ игралъ въ карты. Онъ проигралъ вс деньги, какія имлъ при себ, проигралъ кольца и, наконецъ, положилъ на столъ часы. Они были не велики, сдланы изъ золота и съ глухой крышкой. Одна изъ дамъ, смотрвшихъ на игру, заинтересовалась этими часами и взяла ихъ въ руки. Но когда она хотла открыть ихъ, Жеромъ поспшно выхватилъ часы у нея изъ рукъ и воскликнулъ:
‘— Этого нельзя!
‘Жена его, стоявшая тутъ же, настойчиво пожелала узнать, какой секретъ кроется въ часахъ, но, не добившись своего, разсердилась и вышла изъ комнаты. Тогда Жеромъ открылъ часы и показалъ всмъ присутствующимъ, что въ нихъ находится прелестная миніатюра его первой жены, Бэтси Патерсонъ.
‘— Вы видите,— пояснилъ онъ,— я никакъ не могъ показать ей этого.
‘Князь Гогенлоэ говоритъ, что Жеромъ долго еще посл развода сохранялъ привязанность къ своей первой жен.
‘4 апрля 1839 г. Тутъ много ходитъ анекдотовъ объ обыкновеніи здшняго почтамта вскрывать корреспонденцію. Разскажу два случая. Не такъ давно одинъ изъ иностранныхъ министровъ жаловался самому графу N, что получилъ съ почты пачку денегъ перемятыми, испачканными и явно распечатанными.
‘— Это, надо полагать, вышло по недосмотру,— равнодушно отвтилъ графъ.— Хорошо, я распоряжусь, чтобы впредь были аккуратне.
‘Въ другой разъ шведскій посолъ, встртившись съ директоромъ почтъ, посовтовалъ ему, чтобы его подчиненные поосторожне читали корреспонденціи изъ Швеціи. Директоръ горячо утверждалъ, что ничего подобнаго не могло случиться.
‘— Я и самъ не считалъ это возможнымъ,— отвчалъ шведъ, — но они по разсянности посылаютъ мн стокгольмскія депеши за печатью голландскаго министра иностранныхъ длъ…
‘— Какъ же это такъ?..— забормоталъ директоръ, растерявшись.
‘2 мая 1839 г. Вчера императоръ встртилъ на бульвар молодого Мейлидорфа съ товарищемъ. Онъ халъ верхомъ, они шли. Долго проживъ за границей, молодые люди не узнали государя и потому не поклонились ему. Его величество соскочилъ съ лошади, подошелъ къ нимъ и строго сдлалъ имъ замчаніе. Тщетно они извинялись, — онъ веллъ имъ слдовать за собою до ближайшаго караула и приказалъ дежурному офицеру отвести ихъ въ тюрьму. Страшно перепуганные, молодые люди просидли нсколько часовъ на гауптвахт, ожидая всевозможныхъ бдъ. Затмъ имъ сообщили, что императоръ приказалъ отвести ихъ въ Аничковъ дворецъ. Во дворц ихъ посадили въ отдаленную комнату и оставили однихъ. Къ великому изумленію ихъ отъ времени до времени въ дверяхъ комнаты показывались лица молодыхъ фрейлинъ, которыя, бросивъ на узниковъ взглядъ, со смхомъ прятались. Наконецъ, явился императоръ и, подойдя къ нимъ, сказалъ:
‘— Молодые люди, теперь вы достаточно проучены. Надюсь, что посл этого вы узнаете меня, когда мы снова встртимся. А теперь, чтобы забыть тяжелыя впечатлнія сегодняшняго дня, пожалуйте отобдать со мной и моей семьей’.
Далласъ пробылъ въ Россіи всего два года: въ іюл 1839 года онъ уже ухалъ обратно въ Америку. Вотъ какъ описываетъ онъ впечатлнія послднихъ дней, проведенныхъ имъ въ Петербург.
’29 іюля 1839 года. Графъ Воронцовъ сообщилъ мн, что императоръ ожидаетъ меня въ кабинет, чтобы дать прощальную аудіенцію. Вчно буду я съ гордостью и радостью вспоминать объ этомъ послднемъ разговор, онъ доказалъ мн, что я исполнилъ въ Россіи свой долгъ гражданина и достигъ репутаціи, которой добивался.
‘Императоръ принялъ меня сердечно, былъ ласковъ и говорилъ отъ души. Онъ пожалъ мн руку и обратился съ такими словами:
‘— Зачмъ вы узжаете въ Соединенные Штаты въ тотъ самый моментъ, когда вс мы научились цнить васъ и вашу семью, и когда весь мой дворъ безъ исключенія утвердился въ самомъ искреннемъ расположеніи къ вамъ?
‘Я объяснилъ ему съ полной откровенностью, что меня заставляютъ распроститься съ Петербургомъ дла частнаго характера: воспитаніе дтей и ограниченность средствъ, и что я самъ испытываю глубокое сожалніе, но подчиняюсь необходимости, съ которой не могу бороться.
‘Онъ снова взялъ меня за руку и сказалъ, что мои слова опечалили его, но онъ надется, что, если со временемъ судьба улыбнется мн, то я снова посщу Россію, гд меня будетъ ожидать самый сердечный пріемъ. Я съ своей стороны отвчалъ:
‘— Я почерпаю нкоторое утшеніе въ той мысли, что оставляю васъ на верху благополучія. Въ счастливомъ брак вашей дочери (которая недавно вышла за герцога Лейхтенбергскаго) я предвижу для васъ источникъ неисчерпаемыхъ радостей. Все, что я имлъ счастіе слышать о герцог Лейхтенбергскомъ, убждаетъ меня, что вашъ выборъ оправдаетъ ожиданія.
‘— Я увренъ,— сказалъ Николай, которому, видимо, понравились мои слова,— я увренъ, что это превосходный молодой человкъ, который окажется достойнымъ того, что я для него сдлалъ. Онъ съуметъ составить счастіе моего дитяти. Вы совершенно правы, въ настоящій моментъ я вполн счастливъ, какъ только можетъ быть счастливъ отецъ.
‘Тогда я замтилъ, что государь переживаетъ теперь періодъ внутренняго довольства, но философія говоритъ намъ, что именно въ такіе періоды мы должны помнить о непрочности земного счастія и быть готовыми къ печалямъ и горестямъ. Эта мысль, казалось, совпадала съ мыслями государя. Радостное выраженіе его лица смнилось грустнымъ и онъ отвтилъ:
‘— Да, плохое состояніе здоровья моей жены внушаетъ мн тяжелыя опасенія. Я не могу уговорить ее, чтобы она отказалась отъ того, что считаетъ своимъ долгомъ, и отдохнула отъ утомительныхъ пріемовъ и выздовъ. Со дня на день она становится все слабе и слабе, а между тмъ даже теперь она настойчиво желаетъ принимать участіе во всхъ свадебныхъ торжествахъ, подвергаться духот, давк и прочимъ неудобствамъ, какъ будто ея здоровье совершенно крпко.
‘Потомъ императоръ перешелъ къ нашимъ политическимъ отношеніямъ.
‘— Я счастливъ,— замтилъ онъ,— убдившись, что между Россіей и Соединенными Штатами существуютъ и могутъ существовать лишь отношенія самаго дружественнаго характера. Надюсь, что и вы узжаете въ той же самой увренности.
‘— Внимательно приглядываясь къ этому вопросу, — отвчалъ я,— я пришелъ къ убжденію, что важнйшіе интересы нашего народа, какъ великой націи, вполн совпадаютъ съ интересами Россіи.
‘— Не только наши интересы совпадаютъ,— горячо подтвердилъ государь,— но и враги у насъ одни и т же.
‘Мы заговорили о томъ, что политическія учрежденія обихъ странъ радикально разнятся въ самой ихъ сущности.
‘— Но,— замтилъ онъ,— и наше, и ваше правительство одинаково стремится къ счастію и благополучію населенія. Я въ настоящее время занятъ мыслью о введеніи нкоторыхъ либеральныхъ реформъ, особенно по министерству юстиціи, и надюсь, что достигну успшно своей благой цли.
‘— Однако, ваше величество,— прибавилъ я,— необходимо, чтобы ваше око бдительно слдило за всми отраслями управленія.
‘— Да,— подтвердилъ онъ,— при современномъ состояніи Россіи это самая существенная и жизненная необходимость.
‘Я вручилъ императору письма моего правительства, отзывавшія меня въ Америку, и онъ положилъ ихъ на столъ, не вскрывая печати. Мы снова пожали другъ другу руки, и я оставилъ его. Графъ Воронцовъ впопыхахъ бросился мн на встрчу, говоръ, что императрица также желаетъ принять меня. Мистриссъ Далласъ и об мои дочери только что вышли отъ нея. По всему дворцу шли торопливыя приготовленія къ празднику, назначенному на сегодняшній вечеръ по поводу свадьбы, и я поэтому не засиживался у ея величества.
‘Посл пріема я поспшилъ снять шпагу, надвъ венеціанское домино и отправился на костюмированный балъ. Врядъ-ли гд можно встртить боле огромную и пеструю толпу людей различныхъ поколній, званій, одяній, физіономій, манеръ, причесокъ. Жара въ зал стояла нестерпимая. Немедаенно начался полонезъ. Въ первой пар шли ихъ величества. Передъ ними густая толпа почтительно разступалась, оставляя широкую дорогу для блестящаго кортежа придворныхъ и офицеровъ въ блестящихъ костюмахъ. Тснясь, чтобы расчистить путь для танцующихъ, толпа притиснула меня, и я очутился сжатымъ между двумя киргизскими ханамъ, нсколькими китайцами и кучкой русскихъ крестьянъ. Выбиваясь изъ давки, я встртился глазами съ императоромъ, который, видя мое затруднительное положеніе и усилія, воскликнулъ громко на чистйшемъ англійскомъ язык:
‘— Прошу у васъ извиненія, сэръ!
‘Я не имлъ возможности отвтить на эти слова и ограничился поклономъ и улыбкой. Нсколько минутъ спустя я замтилъ, что государь подошелъ къ мистриссъ Далласъ и вжливо спросилъ ее по французски:
‘— Смю просить васъ на полонезъ?
‘Затмъ предложилъ ей руку и повелъ по залу. Онъ радовался, что она скоро будетъ въ Париж, говорилъ, что это великолпная столица, и что много лтъ тому назадъ онъ самъ былъ тамъ и до сихъ поръ вспоминаетъ про одинъ тамошній балъ. Затмъ онъ выразилъ сожалніе, что не можетъ хать съ нами.
‘Около девяти часовъ былъ сервированъ роскошный ужинъ. Посл ужина вс мы сли въ экипажи и похали по лабиринтамъ петергофскаго парка любоваться на иллюминацію и на дивные фонтаны, какихъ я никогда прежде не видывалъ. Картина была совершенно волшебная и напоминала чудеса Алладиновой лампы. Горло не мене 500.000 шкаликовъ, расположенныхъ причудливыми фигурами. Было свтло какъ днемъ, огни отражались въ гладкихъ озерахъ, сверкали изъ-за каскадовъ, тянулись безконечными линіями вдоль аллей, длиною въ четверть, мили, группируясь то въ высочайшіе обелиски, то грандіозныя арки по нашему пути. Самый большой фонтанъ, Сампсонъ, со всхъ сторонъ окруженный безчисленными фонтанами поменьше, сверкалъ и мелодично шумлъ, а ликующая двухсоттысячная толпа, наполнявшая вс дорожки парка, разступалась передъ нашей кавалькадой и тснилась къ балаганамъ, разставленнымъ на открытыхъ мстахъ для увеселенія народа… Но совершенно невозможно хотя бы приблизительно передать вс чудеса этого необычайнаго зрлища. Для меня и моей семьи оно было настоящимъ очарованіемъ и не только осуществляло, но даже превосходило все, что мы читали или о чемъ слышали.
‘Мы вернулись домой въ четверть второго, поспшно переодлись въ дорожное платье, уложили вс вещи, распрощались съ друзьями и похали изъ Петергофа въ Петербургъ. По дорог насъ ждалъ новый безпрерывный источникъ удивленія и развлеченія. Весь путь отъ Петергофа до столицы былъ переполненъ экипажами всевозможныхъ родовъ, которые образовывали три или четыре непрерывныхъ цпи и мстами останавливались неподвижно отъ страшнаго скопленія дущихъ. Дрожки, кибитки, телги, омнибусы, коляски, кареты, громадные дилижансы окружали насъ со всхъ сторонъ безъ конца, набитые мужчинами, женщинами, дтьми въ пестрыхъ одеждахъ, но со всми признаками полной усталости посл шумнаго веселья. Мы отъ души все время смялись надъ подпившими путниками, которые то клевали носами, то бушевали. Такъ какъ у насъ на козлахъ сидлъ придворный егерь, то наша карета хала свободно и всегда находила свободный путь. Дома мы были около четырехъ часовъ утра, сильно утомленные, но все-таки не ложились спать, оканчивая упаковку сундуковъ и чемодановъ, чтобы въ полдень отправиться въ далекій путь’.