Алексей Михайлович Ремизов
Аленушка
Алексей Михайлович Ремизов
Аленушка
Из цикла ‘Свет немерцающий’
Комментарии
(Обатнина Е. Р.)
Комментарии
(Обатнина Е. Р.)
Аленушка
————————————————————————-
Аленушка, Ремизов Алексей Михайлович, Год: 1912
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Родятся на свет такие дети, из тысячи заметишь: из глаз их, в их улыбке глядит сам свет Божий.
С ребятами трудно, надо все умеючи, но с такими… эти никогда не в тягость. Ну, закапризничает Аленушка на минутку, кажется, станет самым обыкновенным ребенком, каких не мало, за которым и смотреть надо и терпеливо переносить дела всякие зверька малого, но только на одну минуту, и уж снова смотрит, и опять эта улыбка — сам свет Божий играет на ней.
У Аленушки две коски, две белые коски с красненькой ленточкой, она маленькая с розовым носиком, шесть лет ей, шесть вёсен. Не знает она ни читать, ни писать, знает она только песни петь.
Однажды осенью в слякотный туманный петербургский день ко мне, в мою комнату вошла Аленушка.
— Здравствуй! Здравствуй, Аленушка!
— Здравствуй! — и Аленушка повела как-то носиком, почуяла! — да прямо к игрушкам.
Вся стена моя в игрушках. Правда, их не так много, много о них разговоров разных, много живет в них чувств и моих и тех, кто меня любит, вот и кажется много, и не настоящие они, игрушки, мало настоящих, покупных, они сами ко мне приходят, — я нахожу их или мне их находят, а то тетя Аня делает — тетя не моя, Димы, Олега, Разбойничка, Козы Козловны тетя, им она и делает, а мне заодно, очень страшные игрушки.
— Я это знаю что, — Аленушка показала на подкову: подкова на стене под игрушками, я повесил ее для счастья, и вот она первая, счастливая, бросилась в глаза Аленушке.
— Ну, скажи, Аленушка.
— Копыто! — Аленушка смотрела уверенно: конечно, копыто… но, заметив, должно быть, мою улыбку, почувствовала, что не так сказала, и поправилась, — копыто у коней на подковах! — сказала Аленушка и смеется.
Я снял со стены обезьянку, но этого мало, все снимай, все хочет Аленушка поглядеть поближе, а главное, потрогать. Я подал ей лягушку, слона, медведя, белку, куринаса — остроносого зверя серого с короткими лапками, и лютого зверя, лисицу, единоуха-зайца, доромидошку-трехпалого, черного длинного с черным долгим хвостом скакуна, стракуна, змею-скоропею да белого зайца.
Все, всех забрала Аленушка, на диван разложила, игрушки к ней льнули, как звери к Адаму, когда давал Адам имена зверям.
Аленушка давала всему свои имена, и все оживало. Голубая подушка сделалась крышей, вишневый платок мои — ночью.
И полегли звери спать, — заснули игрушки. К ним под платок просунула свою мордочку и Аленушка, тоже спать. Шла долгая темная ночь и, конечно, прошла.
Первая — Аленушка, первая поднялась Аленушка, подвинула стул к дивану, на стул поставила корзинку из-под бумаг. Тут проснулись и наши звери.
Корзинка сделалась клеткой, а под стулом стал дом. И пошли звери друг к дружке в гости ходить да разговаривать.
Белка — в клетке, смотрит белка на улицу через окошко, веселит дом. А дом лягушки-квакушки. В доме слон, куринас да медведь. Стучит в гости заяц с лисою. Приняли гостей, пошел разговор. Подглядывала в домик змея-скоропея.
— Лягушка-квакушка… — вела Аленушка игрушечный свой разговор, — лягушка молоденькая, умеет прыгать по деревам всё-таки. Слон… старый слоненок катает людей, живет в лесу, детей нет. Медведь на поле живет, может лисицу катать, жена — медведиха. Обезьянка умеет на деревах лазить, умеет чихать. Куринас-зверь никого не катает, не лазает, просто он ходит по лесам, грибы ест. Лютый зверь — горничная у лисы, служила прежде зайцев. Вермидошка — великан-зверь, мама зверей, у него губки есть, руки есть, как у обезьянки. Белка-кухарка, иприт орешки, пушистенькая. Скакун-прыгун по кустам в жаркой стране. Стракун-кузнечик, чик-чик…
Находились друг к другу звери, надоело по гостям ходить, настал у зверей вечер, задремали звери, заскучала Аленушка.
— Аленушка, а песенку? — трогаю, глажу ей коски. И опять так весело смотрит, и опять засмеялась.
Ветер по морю гуляет
И корабель подгоняет…
Поет Аленушка свою песенку.
— Аленушка, когда ты смотришь, весь мир через тебя смотрит с пригорками, с елочками, с березками, а когда улыбаешься, сам праздник, ясный день горит в твоей улыбке, васильки там, кашка, колокольчики там, и кукует кукушка!
Мы сидим на диване, так — я, так — Аленушка, рядом. Аленушка рассказывает мне о какой-то Надежде Сергеевне, которую она знает, о каком-то Варельяне Сервестовиче, над которым долго бьется, выговаривая мудреное имя, и о каких-то детях, о Тане, Юре, Оле, Наде, Кильке, и о какой-то Лидии Васильевне, которая знает много сказок, а сама она, Аленушка, знает только одну.
— Какую?
— О Дедке Морозе, — говорит Аленушка, — ‘Тепло ли тебе, девица, тепло ли, красная?’ ‘Тепло, дедушка!’ — Аленушка смотрит, и видит, и светит.
— Аленушка, я очень люблю игрушки, я разговариваю с ними, как сейчас с тобою, и я их тебе все отдам, если хочешь. И самые любимые мои: лебедя, коня, петушка, красного слоника, мышку, все тебе дам, хочешь? Только одну, оставь мне одну, заветную, эту — оленя-золотые рога. Я, Аленушка, задумал большую думу и мне без оленя никак нельзя, он ночью рогами золотыми посветит дорогу, оставь мне оленя!
Ни оленя, ничего не взяла Аленушка, только посмотрела на игрушки.
Аленушке одна белка понравилась, белка-кухарка, и с белкой на минутку скрылась Аленушка. А когда вернулась, стала с белкой у окна и долго, молча, все ее тискала, потом разговаривала с ней, потом… хвостик у белки отпал.
Оторвала Аленушка хвост, любя, конечно.
Пришло время домой уходить, прощаться.
Стали мы прощаться. И уж как целовала Аленушка белку и хвост, а взять и ее не взяла, и хвост не взяла.
Пеструю ленточку из-под конфет подарил я Аленушке, поцеловал ее в лобик, поцеловал и коски ее, и ту и другую, с красненькой ленточкой.
1912 г.
Впервые опубликован: Заветы. 1913. No 3. С. 112—115 (под общим загл. ‘Свет немерцающий’, с порядковым номером 5).
Прижизненные издания: Дни. 1923. 6 мая. No 156 (вместе с рассказом ‘Звезды’ под общим загл. ‘Человек человеку свет’),
Дата: 1912.
Прототипом маленькой героини рассказа, вероятно, стала племянница Иванова-Разумника Аленушка (Елена Николаевна Оттенберг, 1906—1965), которая в одном из писем критика к Ремизову, относящихся к лету 1913 г., упоминается, как давняя знакомая писателя (См.: Иванов-Разумник И. С. 81).
Вся стена моя в игрушках. — Примечательной деталью интерьера рабочего кабинета писателя (независимо от многочисленных переездов) была коллекция игрушек, которой отводилось специальное место. О первых экземплярах, положивших начало собранию, Ремизов вспоминал: ‘Игрушки появились у меня с ‘Посолони’. Московский психиатр доктор Певзнер затеял ‘Посолонью’ вернуть душевный покой одной здравомыслящей, впавшей в ‘изумление ума’: на нее нападала тоска, перед ней копошились и мучили ее чудища. По предписанию доктора она должна была сделать куклы упоминаемых в ‘Посолони’ сверхъестественных существ. За несколько месяцев увлекательной работы образы ‘Посолони’ обернулись в чудища-куклы. Видения, мучившие больную, ушли, и тоска рассеялась. С игрушек сделана была копия, и со стены перед моим столом глянул — весь мир ‘Посолони» (Кодрянская, С. 119). Описание ремизовской коллекции игрушек см.: Кожевников. С. 2, Измайлов. С. 10—11.
Я подал ей лягушку, слона, медведя, белку, куринаса … скакуна, стракуга, змею-скеропею да белого зайца — здесь перечислены игрушки из коллекции писателя, историю которых он охотно раскрывал в беседах со знакомыми и друзьями. ‘Медведь (папье-маше) с овсяным колосом и веретеном, если об него уколешься, то заснешь навеки’ (Кожевников. G 2). ‘На желтых кожаных переплетах старопечатных книг сидят две белки-мохнатки ‘и орешки щелкают» (Волошин М. Алексей Ремизов. ‘Посолонь’. Изд. ‘Золотого Руна’. 1907 г. // Русь. 1907. 5 апреля. Ха 95, цит. по: Волошин. С. 510). ‘Три ‘Мудрых зверя’ (картонные игрушки), — ‘мои советчики в делах’: ‘Заяц-одноух’, ‘Лютый зверь’ и ‘Певун-лиса» (Кожевников. С. 2). ‘…длинная, несуразная, сухая, точно вяленая, черная фигурка, с мягкой, доброй мордочкой, вроде лошадиной. Это — ‘Доромидошка [так! — Е. О.], прости Господи». ‘Живет он в старых усадьбах. Ходит там по дорожкам, когда подойдет желтая осень. Все молодое уедет из усадьбы, останутся одни старики, да вспоминают про покойников. Раз при мне зашуршал за печкой. Спрашиваю старую няньку: ‘Кто это там?’ — ‘А это, говорит, Доромидошка — прости Господи!’ Вы не думайте, он совсем добрый, никому ничего злого не учинит. Называют его нечистью, а какая он нечисть, — что он сделает? Его увидевши, и креститься не стоит’ (Измайлов. С. 10). Леший Доромидошка экспонировался на выставке старинных игрушек, устроенной художником Бартрамом. Змея-скоропея — скорпион, ‘кустарная игрушка, с красной разинутой пастью, из которой капает ‘яд» (Кожевников. С. 2).
Источник текста: Ремизов А.М. Собрание сочинений. М.: Русская книга, 2000. Том 3. Оказион. С. 125—128.