Одна изъ задачъ Общества Защиты и Сохраненія въ Россіи Памятниковъ Искусства и Старины — знакомить публику съ произведеніями русскихъ художниковъ и этимъ путемъ развивать интересъ къ нашему искусству. Выставка работъ Венеціанова — первый опытъ такого рода и опытъ весьма поучительный. Если нельзя признать, что Венеціановъ на этой выставк кажется замчательнымъ мастеромъ живописи, то во всякомъ случа, наконецъ, подведенъ итогъ его значенію въ русскомъ искусств и выяснена его личность, не только какъ основателя новой школы, но и какъ художника. Видъ до сихъ поръ творчество Венеціанова знакомо, главнымъ образомъ, по тмъ образцамъ его живописи, что хранятся въ большихъ общественныхъ музеяхъ. Въ Третьяковской галере, въ музеяхъ Александра III и въ Московскомъ собраніи И. Е. Цвткова Венеціановъ представленъ холстами бытового характера, въ нихъ ярко отразились его исканія новыхъ принциповъ въ живописныхъ темахъ и то значеніе, какое имлъ онъ на всю русскую живопись XIX вка. И поскольку задача музеевъ — отражать роль художника въ общественной эволюціи искусства, постольку ‘Помщица занятая хозяйствомъ’, ‘Лто’, ‘Снокосъ’, ‘Спящій пастушокъ’ и множество другихъ картинъ характеризуютъ Венеціанова, какъ ‘отца русскаго жанра’. Но отршившись отъ точки зрнія историческихъ изслдованій и сравненій, всякій кто любитъ живопись изъ за живописи и искусство изъ за искусства, захочетъ посмотрть на Венеціанова не только какъ на новатора его времени и родоначальника бытовой живописи, но и какъ на порта жизни и красокъ. Не столько какъ на ‘бытописателя’, какъ на ‘портретиста природы’. И множество изображеній людей его времени, членовъ его семьи и его друзей — вс вмст составляютъ тотъ тсный семейный кругъ, въ которомъ личность Венеціанова пріобртаетъ еще большее обаяніе и своеобразную прелесть. И даже хочется простить ему его промахи, его подчасъ небрежную живопись и неряшливый рисунокъ, когда видишь, какимъ подлиннымъ живописцемъ былъ авторъ портретовъ Бибиковыхъ, ‘Крестьянки’ собранія П. С. Остроухова или романтической ‘Дамы въ бломъ’. И при этомъ лишній разъ вспоминается неспособность русскаго человка создать какой либо опредленный свой стиль, — свою школу, будь то хотя бы бытовая живопись, — и огромный даръ непосредственно черпать изъ жизни ея яркія краски и слова. Эта поэзія лучше всего, выразилась русскими художниками въ портретной живописи, и нельзя не сознаться, что даже ‘отецъ русскаго жанра’ сильне всего какъ портретистъ, особенно въ пастельныхъ работахъ. Вслдствіе того, что вс оффиціальные холсты мастера находятся въ музеяхъ, а семейные портреты его кисти хранятся еще у потомковъ тхъ, кого онъ писалъ, — на выставк вырисовывается еще мало извстная сторона творчества Венеціанова. Портреты Путятиныхъ, Бибиковыхъ, Вороновыхъ, дтей Панаевыхъ и дочерей художника — такіе превосходные ‘живописные куски’, какихъ мало во всемъ русскомъ искусств. Тмъ досадне смотрть рядомъ съ этимъ на несомннно подлинныя и несомннно скверныя жанровыя картины мастера, какъ напримръ ‘Двушка съ гармоникой’ или ужасающая картина ‘Предстательство Богородицы за воспитанницъ Смольнаго института’.
Если прослдить развитіе Венеціанова отъ начала его дятельности до конца жизни, то приходится отмтить три періода въ его живописной манер. {Я не говорю о его работахъ очень ранняго времени, какъ, напримрь, портретъ матери художника (1801 г.), гд Венеціановъ кажется еще самоучкой и не можетъ быть разсматриваемъ, какъ завершенный мастеръ.} Первый — подражаніе Боровиковскому, ученикомъ котораго онъ былъ съ 1807 года и который, несомннно, имлъ на него огромное вліяніе еще до поступленія Венеціанова въ его мастерскую. Пастельные портреты, принадлежащіе С. С. Хрулеву св. Андрей и портреты Путятиныхъ — особенно пейзажные фоны ихъ — свидтельствуютъ объ этомъ. Можетъ быть, самая ранняя картина художника это — ‘Старикъ и молодой», находящаяся у В. Б. Хвощинскаго въ Рим. На первый взглядъ трудно предположить, что этотъ коричнево-срый холстъ съ явными признаками академическихъ вліяній могъ быть написанъ Венеціановымъ. Но если внимательне всмотрться въ живописный пріемъ художника, то вполн ясно видишь родственныя черты со св. Андреемъ и съ той картиной ‘Зима’, что въ Румянцевскомъ музе приписана Боровиковскому, а на мой взглядъ именно ранняя работа Венеціанова. Обратите вниманіе на маленькую подробность: въ картин Хвощинскаго, въ св. Андре и въ ‘Зим’ одинаково нарисована и написана столь характерная рука съ растопыренными пальцами. Очень схожи и вс три картины по коричневому густому тону, напоминающему Боровиковскаго только на первый взглядъ и очень типичному для Венеціанова, у котораго онъ иногда проглядываетъ даже въ послднихъ его работахъ. Разъ признавъ эти три картины за работы Венеціанова и сличивъ ихъ съ портретами членовъ семьи Путятиныхъ — приходится предположить, что и ‘Петръ Великій подъ Прутомъ’ — его кисти. Эта картина академическая программа 1804 года, но которая исполнилась русскими художниками и три года спустя, т. е. тогда, когда Венеціановъ пріхалъ въ Петербургъ и поступилъ ученикомъ къ Боровиковскому. Можетъ быть, учитель задалъ ему, въ вид опыта, написать картину на академическую тему. Насколько въ это время Венеціаіювъ былъ еще мало ‘націоналистъ’ и еще всецло подъ вліяніемъ иностранныхъ традицій академической школы, видно не только по его живописнымъ пріемамъ, но и по маленькой подробности. Портретъ Родзянко, помченный 1806 годомъ, подписанъ по французски: Venetianoff, латинскими буквами, которыхъ уже не увидишь на изображеніяхъ разныхъ ‘Машенекъ’, ‘Пелагей’ и ‘Захарокъ’, что будетъ писать Венеціановъ въ глуши своего Тверского ‘Сафонкова’. Но и на картин ‘Петръ подъ Прутомъ’ видны уже индивидуальныя черты художника въ поз плачущихъ сентиментальныхъ фигуръ второго плана. Однако, историческіе сюжеты мало привлекали вниманіе художника и, такъ же какъ и его учитель, Венеціановъ скоро отдался портретной живописи и создалъ въ этой области прекрасныя произведенія. Таковы изображенія романтичнаго Бибикова и его жены (1807—09 гг.), два портрета Вороновыхъ и г-жи Балкашиной, написанные столь остро и проникновенно, совемъ съ нерусской изысканностью. Второй періодъ дятельности Венеціанова (1810—23 гг.) долженъ считаться эпохой его исканій. Въ это время пишетъ онъ столь разныя по духу и настроенію картины, какъ ‘Автопортретъ’ (1810 г.), портретъ ‘К. И. Гловачевскаго’ (1812) и дивный, къ сожалнію нсколько поздно попавшій на выставку, портретъ Философовой, на которомъ находится знаменательная надпись рукой художника: ‘Венеціановъ 23 марта 1823 году симъ оставляетъ свою портретную живопись’. Причиной этому было увлеченіе художника бытовой живописью, интимнымъ intrieur’омъ, впечатлніе, которое произвела на него выставленная въ Петербург въ 1820 г. картина Грапе. {} Однако, это ршеніе художника подверглось, повидимому, измненію, такъ какъ намъ извстны его боле поздніе портреты Н. М. Карамзина (1828). Трескиныхъ (1830) и, неизвстно гд находящійся, портретъ (1825) Алекся Марковича Полторацкаго, представляющій его въ саду, распоряжающимся при посадк кедра на память одного важнаго семейнаго событія. Наконецъ, восхитительный портретъ дтей Панаевыхъ (1841 г.) показываетъ, что даже на склон лтъ Венеціановъ еще писалъ портреты, впрочемъ придавая имъ характеръ бытовой картины. Въ этотъ послдній періодъ (1823—47) дятельности художника имъ исполнены произведенія очень неравнаго достоинства, въ красно-коричневой гамм, легкими мазками, а не густыми пластами, какъ въ первое время. Въ эту эпоху имъ, вроятно, написана ‘Балерина’, ‘Мальчикъ въ красной рубашк’, ‘Спящая двушка’, столь непріятная по слащавой живописи ‘Двушка съ гармоникой’ и, наконецъ, случайно не попавшая на выставку, находящаяся въ Московскомъ Мщанскомъ училищ огромная картина ‘Петръ Великій’ (1838 г.). Отдавшись педагогической дятельности, обучая множество своихъ учениковъ, Венеціановъ съ меньшимъ жаромъ занимался живописью, но, судя по портретамъ дтей Панаевыхъ, онъ въ это время могъ еще прекрасно писать. Вроятно къ тому же, довольно позднему, періоду надо отнести и ту любопытную картину ‘Купальщица’, которая поступила на выставку уже посл открытія ея изъ собранія П.В. Деларова. Эта картина ‘русскаго Курбэ’ — очень любопытный документъ въ исторіи зарожденія у насъ реализма, и надо отдать справедливость Венеціанову за его смлость такъ безцеремонно-правдиво для его времени подойти къ исполненію темы. Реализмъ трактовки женскихъ фигуръ и подчеркнутая уродливость ихъ необычайно смлы для автора ‘Пастушка’, ‘Отправленія’ и ‘Возвращенія солдата’. И если бы Венеціановъ всегда такъ правдиво, не угождая времени, писалъ бы свои картины, то быть можетъ его личность въ исторіи русскаго искусства и сохранила бы тотъ ореолъ, который создала ему ‘Помщица, занятая хозяйствомъ’ и который такъ меркнетъ отъ безвкусныхъ и прямо слабыхъ по живописи многихъ другихъ его работъ. Венеціанову, какъ и большинству русскихъ художниковъ, нехватало ‘единства стиля’, у него не было не только художественной традицій (ею онъ намренно пренебрегъ), по и своего вполн индивидуальнаго міропониманія, яснаго и твердаго сознанія правоты своихъ взглядовъ на искусство и жизнь. Въ этой робости, въ отсутствіи непреклонной вры характерно выразился русскій духъ, не способный на послдовательную, систематичную и закономрную работу. Но можетъ быть, именно потому и интересенъ, и даже отчасти дорогъ намъ этотъ ддушка {Находится въ Императорскомъ ЭрмитажR.} русскаго реализма, такъ ярко отразившій вс наши національныя слабости?