Когда молодые современные женщины и женщины завтрашнего дня уже знают наизусть все, что есть нежно-прекрасного в стихах Верлена, они любят отдаваться мечтам в ‘Саду Инфанты’. Несмотря на то, что он кое-чем обязан автору ‘Ftes galantes’ [‘Галантные празднества’ (фр., цикл поэм Поля Верлена, 1869)] (меньше, чем можно было бы думать), Альбер Самен принадлежит к самым оригинальным и обаятельным талантам. Это — наиболее тонкий и сладостный из поэтов:
В плаще сиреневом и с поясом развитым
Мечта приходит к нам, и рой неясных дум,
И душ касается туманный шлейфа шум
При звуке музыки старинном и забытом.
Прочтите целиком стихи, начинающиеся словами:
В медлительном плену последних вечеров.
Они чисты и прекрасны, как любой образец французской поэзии, и мастерство здесь соединяется с простотой, присущей произведениям глубокого чувства и долгих раздумий. Свободный стих, новая поэтика! Из этих стихов понимаешь, как тщетны старания просодистов и сколь неловки слишком искусные бряцатели на кифаре. Тут есть душа.
Искренность Самена изумительна. Мне кажется, он не решился бы переложить в стихи ощущения, им самим не изведанные. Но искренность не имеет здесь значения наивности, а простота не говорит о неловкости. Он искренен не потому, что признается во всем, что думает, а потому, что действительно продумывает все, в чем признается. И прост он оттого, что изучил свое искусство до самых его сокровенных тайн, которыми пользуется без усилия, с бессознательным мастерством.
Уж роз осыпалась вечерних вереница
И в бледном трепете закатных вечеров
Скамейка чудится меж вековых дубов,
Где юным я мечтал, торжествен, как вдовица.
Кажется, что эти строки принадлежат Виньи, но Виньи смягченному и снизошедшему до скромной, простой меланхолии, чуждой всякой торжественности. Самену не пришлось смягчаться, он мягок от природы, и, вместе с тем, сколько в нем страсти, сколько чувственности — нежной чувственности!
Ты, девственная, шла в виденьи небывалом,
А следом страстный фавн, покорен и космат,
Я вечером впивал твой чистый аромат,
Мечта, что женственным овита покрывалом.
Нежная чувственность — таково именно было бы впечатление от его стихов, если бы все они соответствовали его поэтике, о которой он мечтал:
О белокуром стихе, где текучие расплываются чувства,
будто косы Офелии под водою,
о молчаливом стихе, без ритма, без основы,
где, как весло, скользит бесшумно рифма,
о стихе, что как истлевшие ткани, как звук,
как облако, неосязаем,
о стихе, что ворожит в осенний вечер,
как печальные слова женского обряда,
о стихе вечеров любовных, опьяненных вербеной,
где блаженная душа еле чувствует ласку.
Но этот поэт, который так любит оттенки, оттенки в духе Верлена, иногда умел быть сильным колористом и мощным скульптором. Этот другой Самен, более давний, но не менее действительный, открывается нам в части сборника, которая озаглавлена ‘Evocations’ [‘Заклинания’ (фр., книга стихов, 1901)] . Это Самен — ‘Парнасец’, но неизменно индивидуальный, даже в своей высокопарности. Два сонета, озаглавленные ‘Clopatre’ [‘Клеопатра’ (фр., поэма, 1893)] , прекрасны не только по слову, но и по мысли. Это не только музыка и не только пластика. Поэма эта цельна и жизненна. Это мрамор странный и волнующий, живой мрамор, возбуждающий и оплодотворяющий все, вплоть до песков пустыни вокруг загоревшегося на минуту любовью сфинкса. Таков этот поэт: неотразимо обаятельный в своем искусстве будить созвучный отклик во всех колоколах и во всех душах. Все души очарованы ‘инфантой в праздничном наряде’.
—————————————————-
Первое издание перевода: Книгамасок. Лит. характеристики /Реми—де—Гурмон, Рис. Ф. Валлотона Пер. с фр. Е.М. Блиновой и М.А. Кузмина. — Санкт-Петербург: Грядущий день, 1913. — XIV, 267 с., портр., 25 см. — Библиогр.: с. 259-267.