После крушения символизма, еще недавно столь горячо и победоносно шествовавшего впереди всех других художественных направлений, наши молодые поэты очутились у распутья и некоторое время чувствовали себя без знамени.
Теперь это знамя найдено. Именуется оно — акмеизмом. Выкинул его цех молодых поэтов с Сергеем Городецким во главе, и в последней книжке ‘Аполлона’ мы находим уже нечто вроде символа веры или манифеста акмеистов.
Акмеисты — слово в достаточной степени жупельное. Когда говорили: ‘символизм’, ‘имирессионизм’, по самому смыслу слова можно было понять, о чем идет речь.
Но акмеизм требует пояснения.
И вот что говорит Городецкий: ‘Борьба между символизмом и акмеизмом, если это только борьба, а не занятие покинутой крепости, есть прежде всего борьба за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время, за нашу планету Землю… У акмеистов роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще… после всех ‘неприятий’ мир бесповоротно принят акмеизмом во всей совокупности красот и безобразий. Отныне безобразно только то, что безобразно, что недовоплощено, что завяло между бытием и небытием’.
Как видите, знамя не особенно новое, и за страшным, непонятным словом скрывается зов довольно-таки обычный.
Переводя слово акмеизм (акме — слово греческое и значит: высшая степень расцвета) на простой русский язык, можно будет сказать:
— Господа, бросьте символику. Пусть ею забавляются разного рода бурлюкающне футуристы или, как резко выразился в одной из своих статей Андрей Белый, разного рода ‘обозная сволочь’. А мы вернемся к Пушкину. Ей Богу, недурно писал Пушкин в свое время и напрасно о нем забыли.
Акмеисты точно прозревшие слепые. Прозрели и увидели вдруг, что мир прекрасен, что живая роза, полная цветов и ароматов, гораздо прекраснее розы стилизованной. Перегородка, отделяющая их от красоты подлинной жизни, перегородка, созданная символистами, оказывается, была настолько велика, что они не видели самой жизни, подлинной, настоящей жизни.
Как трогательно звучит эта фраза: ‘…Отныне безобразно только то, что безобразно’. ‘Отныне прекрасна роза сама по себе’…
‘Отныне’ — точно до этого времени было иначе. Точно мир покрыт какой-то серой пеленой, и сейчас акмеисты-Колумбы открыли Америку. Что же? Лучше поздно, чем никогда.
Во всяком случае, поворот интересный и хороший. Хороший, потому что жизненный. Акмеисты платят еще дань старому течению. Они не смогли обойтись без символа, без туманного, мертвого слова, которым назвали себя.
Нелегко сразу порвать с прошлым.
Но это, во всяком случае, ошибка чисто внешняя. Подлинная жизнь скоро заставит их забыть мертвое название, которое они себе неизвестно зачем присвоили. От души желаем успеха проснувшимся от символического сна поэтам.
Печатается по: Анчар. Акмеисты // Биржевые ведомости. 1913. Вечерний выпуск. No 13419 (26 февраля). С. 5. Под псевдонимом ‘Анчар’ скрылся критик-реалист Владимир Феофилович Боцяновский (1869—1943). Позднее он писал об акмеизме менее доброжелательно: ‘Не смешивайте ‘чемпионата поэтов’ с ‘Цехом поэтов’. Во главе ‘Цеха’ стоит С. Городецкий и прочие, именуемые для пущей важности ‘акмеистами» (Анчар. Обозная челядь // Биржевые ведомости. 1913. Вечерний выпуск. No 13832 (31 октября). С. 5). ‘Обозной сволочью’ Андрей Белый обозвал эпигонов символизма в статье ‘Вольноотпущенники’.