Виктор Ирецкий
Виктор Ирецкий
Агасфер
Агасфер
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
———————————————————
Агасфер, Ирецкий Виктор Яковлевич, Год: 1934
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Я действительно начну с одного старинного итальянского астролога по имени Гвидо Бонати, который утверждал, что в 1223 г. он встретил человека, бывшего современником Христа…
Так начал мой сосед по скамейке, стоявшей у самого озера.
Откровенно говоря, у меня не было ни малейшего желания выслушивать эту навязанную мне лекцию, но я попался: необдуманный кивок головы и внимательный взгляд в сторону моего соседа мгновенно вдохновили его. Между тем, я очутился у озера вовсе не для того, чтобы с кем-нибудь беседовать.
Я пришел сюда наблюдать весеннее пробуждение природы, что я делал почти каждый день, на несколько часов покидая суетливый Берлин. В загородной тишине я как бы возвращался к склонностям своих молодых лет, когда я любил бродить по весенним дорогам, мимо пашен и лесов. На этот раз я был в пустынном Целендорфе и сидел — повторяю — на скамье перед озером, прислушиваясь, как в прибрежных деревьях весело гомозились птицы.
Внезапно, точно в самом деле из-под земли, показался сутулый старик, опиравшийся на грубую самодельную палку, напоминавшую посох. Пристально и недружелюбно он посмотрел на меня, сухо поклонился и сел рядом. Так просидел он неподвижно и молча минут десять, а затем подошел к озеру, собираясь стать на доску, изображавшую нечто вроде пристани для лодок.
Я давно заметил, что доска была гнилая, и она вряд ли выдержала бы тяжесть грузного старика.
— Будьте осторожны, — поторопился я предупредить его. — Доска гнилая.
Он обернулся, удивленно посмотрел на меня, словно я сказал нечто совершенно неуместное и — высокомерно улыбнулся.
— Мне бояться нечего, — заметил он беспечным тоном, но все-таки доской не воспользовался. Посмотрев вдаль, он вернулся к скамье, снова уселся и только тогда добавил: — Я не боюсь смерти.
Мне не хотелось поддерживать разговор, и я промолчал. Но, должно быть, на моем лице он успел уловить достаточное недоумение и поспешил объясниться:
— Я действительно не боюсь смерти, потому что знаю наперед, что она минует меня. По крайней мере, здесь.
Я презрительно подумал: ‘Астролог, составитель гороскопов?..’.
И из вежливости спросил:
— Вы, вероятно, астролог? Или верите в астрологию?
— О, нет, — ответил он недовольно. — Избави Бог! Этим я не занимаюсь. Астрология — либо шарлатанство, либо ребячество. И то и другое мне совершенно чуждо. Но, чтобы у вас не оставалось недоумения от только что сказанного мною, я могу пояснить свои слова. Полагаю, это будет вам интересно.
Я кивнул головой.
Старик подумал немного, затем внимательно посмотрел на меня сумрачными глазами и начал рассказывать.
— Я действительно начну с одного старинного итальянского астролога по имени Гвидо Бонати, который утверждал, что в 1223 году он встретил человека, бывшего современником Христа. Этого человека, по его словам, звали Буттадеус, что значит ‘ударивший Господа’. А получил он свое позорное прозвище за то, что, когда Христос шел на Голгофу, Буттадеус в фанатичной ярости приверженца старины ударил Его по лицу. И вот, за это Буттадеус будто бы был осужден на вечные скитания. Но я должен сказать, что это неправда. Это клевета. И прежде всего клевета на Самого Христа. Ибо кроткий Христос не мог быть столь мстительным и жестоким, чтобы обречь кого-то на вечную муку. И Данте поступил совершенно правильно, что в своей ‘Божественной Комедии’ поместил обманщика Бонати в один из девяти кругов ада. Но все же неправда продолжалась много столетий, и много почтенных людей прибегали к этой лжи, чтобы вызывать сугубую жалость к Христу и ненависть к Его противникам. Так поступали английский монах Роджер Вендуэр, путешественник Ян Мехельн, епископ Шлезвитский Эйцен, Филипп Муске и другие. Даже такой ученый, как монах Сент-Альбанского монастыря Матвей Парижский, который любил говорить, что ‘лгать значит оскорблять Господа’, — и тот прибегал к упомянутой небылице, переиначив имя Буттадеуса в Картафила, не замечая того, что это имя означает по-гречески ‘очень любимый’. Как же может человек, осужденный Христом на вечную муку, называться ‘очень любимым’!.. Когда нравы становились более жестокими, уже недостаточно было рассказывать, что кто-то ударил Христа, пришлось снабдить этого дерзкого человека железной перчаткой. Но опять-таки: я утверждаю, что и это неправда. Дело обстояло не так, и можете мне поверить, что я лучше других знаю, как это случилось, потому что… потому что я и есть этот человек, именуемый Вечным Жидом. Вы меня слушаете?
Я был тогда совсем молодым и стоял на пороге своего дома, наблюдая проходившую мимо меня толпу. С криками и насмешками она сопровождала Христа, шедшего на Голгофу. Я видел Его впервые, но знал, что Он объявил Себя Сыном Человеческим и обещал воскреснуть после смерти, чтобы войти в Царствие Свое. В нашей религии ничего об этом не говорилось, и я считал, что Христос лжепророк, каких было немало в те времена. И поэтому, когда, изнемогая под тяжестью креста, Иисус остановился, чтобы отдохнуть, я насмешливо закричал ему: ‘Чего же ты медлишь? Тебе ведь смерть не страшна!’. Христос с улыбкой посмотрел на меня и сказал: ‘Я пойду. Но ты будешь ждать Моего возвращения, чтобы убедиться в истине всех Моих слов’. Я вернулся в свой дом, где жил мой отец-плотник и моя мать-портниха, шившая платья для левитов. Очень скоро я забыл о Христе, как и многие из моих соплеменников, и вспомнил о Нем только через много лет, когда уже был стар. К тому времени император Тит Веспасиан разрушил Иерусалим, моя семья вынуждена была бежать из Палестины в Александрию, один за другим умирали мои сверстники, а я, немощный, убогий и пресыщенный годами, еще не чувствовал приближения смерти и испытывал худшее, что может испытывать человек, ибо я видел смерть своих детей и пережил всех своих внуков. Вот тогда я вспомнил о словах Иисуса из Назарета и рассказал о них кому-то из окружающих. Мой необычный рассказ дошел до людей, называвших себя христианами, и они стали толпами приходить к моему дому, чтобы упрекать меня за ошибку, содеянную в молодости и по неразумению. И я бежал от них. Бежал сначала на остров Кипр, оттуда в Рим, чтобы, подобно капле, попавшей в море, затеряться среди множества разноплеменных людей, населявших этот великий город.
Но слух обо мне неотступно сопровождал мои скитания. Где бы я ни появлялся, до меня тотчас же доходил рассказ о блуждающем по свету еврее, от которого отворачивается даже смерть. Мне приписывали разные чудодейства, утверждали, что по ночам у меня на лбу горит крест, что старикам я могу возвращать молодость, что я узнаю судьбу по созвездиям и что, спознавшись с дьяволом, я из навоза умею делать полноценное золото. Все это неправда. Правда лишь то, что я не умираю и каждые семьдесят лет возвращаюсь на прежние места… В своих скитаниях я питался подаянием, которое давали мне мои единоверцы, но чаще всего я зарабатывал хлеб свой советами житейского опыта, мелкой торговлей и рассказами про старину. Вся история человечества прошла перед моими глазами, и вряд ли кто-нибудь другой мог так легко сопоставлять настоящее с прошлым. К тому же Господь одарил меня памятью, и в ее архивах сохранилось все. Но дар этот поистине двусторонний, ибо, сохраняя воспоминания о хорошем, он сохраняет и воспоминания о злом, и так как доброты всегда было мало на земле, — боль преобладала. Оттого я сутул и согбен, и в глазах у меня люди видели печаль тысячелетий. И хотя других внешних признаков на мне не было, но меня действительно часто узнавали, точно Господь в самом деле наложил на меня нестираемый знак, пугавший людей. К тому же смерть упорно избегала меня, что повергало в изумление окружающих и еще более отмечало мое избранничество. Вот почему, чуждаясь пристальных взглядов и переходя с места на место, я стал менять свое имя, дабы скрыть свои следы. Я выбирал имена простые, обычные, ничем не желая выделяться, но людская молва именовала меня вычурно-звучно, называя то Буттадеусом, то Фалсатом, то Малком, то Родуином, то Картафилом, то Агасфером. Только один раз — это было в Брабанте в 1640 г. — я избрал для себя имя Исаак Лакедем, что означает ‘человек древнего мира’, но когда меня узнали, я снова переменил свое прозвище на простое, незначительное и с тех пор никогда не поступаю иначе. Легенда обо мне пронеслась по всему миру, но в этом я повинен разве только тем, что, спасаясь от указующих перстов, я неустанно блуждал по всей земле — по югу Франции, по Рейну, в Нидерландах, по Богемии и Польше — и запечатлевался в памяти людей, склонных к таинственному и необычному. И разумеется, всегда находились тщеславные и корыстные люди, умело пользовавшиеся этими слабостями окружающих, чтобы пленить их воображение тайным признанием, что они, как и я, никогда не умирают и помнят Христа. Так говорил о себе Калиостро, так поступал граф Сен-Жермен, тоже выдававший себя за Вечного Жида, вдобавок будто бы знавшего составы жизненного эликсира. Он действительно был еврей, но из Эльзаса, по фамилии Эймар, и на вечность не был обречен. Он был просто обманщик.
Я уж говорил, что время от времени возвращаюсь на прежние места. Но есть страна, которую я некогда покинул, но которую я больше не видел, предназначив ее для последнего убежища, как предел моих блужданий по земле. И вы догадываетесь, конечно, что я говорю о той самой стране, где я родился и откуда я начал свой долгий путь. После многих веков отсутствия сейчас я впервые направляюсь туда и на пороге своего старого дома буду трепетно поджидать возвращения Иисуса с Голгофы, который обещал мне вернуться и принести с Собою царство не от мира сего, изгоняющее всякую неправду и несправедливость. Он обещал это! И если действительно так будет, моим странствиям наступит конец и из мучительной необычности я перейду к обыденному и успокоюсь, как и все другие.
Он вздохнул и замолчал. Потом вдруг тревожно засуетился, быстро застегнул пальто, поставил воротник и, поклонившись, зашагал, грузно опираясь на палку. Я с изумлением смотрел ему вслед, стараясь объяснить себе, что это за человек, проникновенно искренним голосом рассказавший мне неправдоподобную историю, и поэтому не заметил, как с противоположной стороны появилась женщина с испуганно-озабоченным лицом.
— Не видали ли вы здесь старика с палкой? — спросила она.
Я ответил утвердительно и показал ей, в какую сторону он только что ушел.
— А кто это такой? — полюбопытствовал я. — Он рассказывал такие странные вещи.
Она на мгновение запнулась и смущенно объяснила:
— Это профессор университета. Историк. Из-за еврейского происхождения его лишили кафедры. Это так подействовало на него, что он психически заболел и почти каждый день улучает момент, чтобы уйти в Палестину. Часами мне приходится разыскивать его. Я состою при нем в качестве сиделки. Нелегкое занятие ухаживать за душевнобольным.
И кивнув мне головой, она торопливо ушла, чтобы догнать Агасфера, мечтающего о покое.
Источник текста: газета ‘Сегодня‘ (Рига). 1934. No 97, 8 апреля.