Афрайя, герой лапландцев, Гофман Отто, Год: 1870

Время на прочтение: 17 минут(ы)

0x01 graphic

0x01 graphic

АФРАЙЯ ГЕРОЙ ЛАПЛАНДЦЕВЪ.

РАЗСКАЗЪ ИЗЪ ЖИЗНИ НА КРАЙНЕМЪ СВЕР ВЪ ПРОШЛОМЪ СТОЛТІИ.

ПЕРЕДЛАНЪ ДЛЯ ЮНОШЕСТВА

ОТТО ГОФМАНОМЪ

ИЗЪ РОМАНА

. МЮГГЕ.

ПЕРЕВОДЪ СЪ НМЕЦКАГО

О. Роговой.

СЪ 6 ХРОМОЛИТОГРАФИРОВАННЫМИ РИСУНКАМИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ. ИЗДАНІЕ А. Ф. ДЕВРIЕНА.

ОГЛАВЛЕHIЕ.

ГЛАВА I. Новый міръ
‘ II. Первая торговая сдлка
‘ III. Въ Эренес
‘ IV. У Бальсфіорда. Афрайя и Мортуно
‘ V. Поздка въ Бергенъ
‘ VI. Праздникъ Іула
‘ VII. Владлецъ Бальсфіордскаго гаарда
‘ VIII. Эгеде Вингеборгъ
‘ IX. Снжная вьюга. Гельгештадъ поднимаетъ забрало
‘ X. Колдунъ Афрайя. Гельгештадъ перехитрилъ
‘ XI. Рай Гулы
‘ XII. Смерть Мортуно. Серебряныя пещеры
‘ XIII. Нищенская ярмарка
‘ XIV. Заключеніе. Смерть Афрайи и спасеніе Генриха

ГЛАВА I.
Новый міръ.

На этотъ разъ, молодые друзья мои, вы послдуете за мною на самый сверъ Европы. Что за міръ страха и безмолвія сокрытъ здсь! Какъ трепещетъ отъ ужаса сердце одинокаго путешественника, блуждающаго въ пустынныхъ фіордахъ {Фіордами называются глубокіе, крутые овраги у береговъ Скандинавіи и ея острововъ.} и зундахъ, гд море теряется въ тысяч лабиринтовъ среди суровыхъ скалъ, увнчанныхъ снгами, въ непроходимыхъ расщелинахъ и пещерахъ. Удивленіе, смшанное со страхомъ, овладваетъ имъ, когда корабль его скользитъ между безчисленными обломками и гигантскими глыбами скалъ, между черными гранитными стнами, которыя ужаснымъ длиннымъ поясомъ тянутся по берегамъ Норвегіи на протяженіи многихъ сотенъ миль.
Правда, и въ этихъ страшныхъ пустыняхъ живутъ человческія существа, но они разсяны кое-гд. Они принуждены вчно скитаться по скаламъ и болотамъ, кочевать вмст съ оленемъ, который ихъ кормитъ, разрозненно и въ одиночеств живутъ они въ бухтахъ и береговыхъ расщелинахъ, занимаясь рыбною ловлею, перенося тысячу трудовъ и опасностей.
На берегу, же селится и купецъ, и рыбакъ-норвежецъ, а подл нихъ пріютились поселенія квеновъ {Квенами зовутъ въ Норвегіи финновъ.} и лапландцевъ.
Надъ ними, на снжныхъ вершинахъ, дикарь лапландецъ пасетъ своихъ коровъ-оленей съ втвистыми рогами, когда же онъ охотится за волкомъ или медвдемъ, звуку его выстрла вторитъ эхо суровыхъ морскихъ бухтъ.
Чмъ дальше на сверъ проникаетъ корабль, тмъ глуше и уединенне становится страна. На протяженіи цлыхъ миль ни дома, ни костра, ни встрчнаго паруса, ни лодки съ стями и удочками. Впереди корабля играютъ и барахтаются тюлени, китъ пускаетъ фонтаны воды на воздухъ, цлыя тучи чаекъ бросаются на плывущія стада сельдей. Съ утесовъ съ крикомъ прыгаютъ нырки и чистики, на пнистыхъ волнахъ трепещется гага, а въ вышин, въ ясномъ рзкомъ воздух, пара орловъ описываетъ круги около своего гнзда.
Сто лтъ тому назадъ, въ одно пасмурное мартовское утро, большое судно плыло между этими извилистыми скалами. Это была яхта изъ сверныхъ странъ, самой крпкой постройки. Такія яхты еще и теперь существуютъ на крайнемъ свер, он здятъ на югъ въ Бергенъ, отвозятъ туда рыбу или рыбій жиръ и возвращаются на родину, нагруженныя необходимыми жизненными припасами.
Посреди судна возвышалась тупая мачта, спереди выдавался носъ необычайной величины, сзади стояла каюта, тамъ же толстые столбы съ желзными кольцами прикрпляли уголъ крпкаго паруса, подъ напоромъ котораго яхта съ шумомъ разскала волны.
Приближался день, и холодный туманъ постепенно разсялся, по высокимъ глетчерамъ пробжалъ, наконецъ, слабый, сейчасъ же потухшій, солнечный лучъ. Со скалъ дунули порывы втра, подняли гребни волнъ и разбили ихъ въ цлый дождь мелкихъ брызгъ, яхта тяжело накренилась на бокъ и задрожала отъ посыпавшихся на нее ударовъ.
У руля стоялъ молодой человкъ, смотрвшій ясными голубыми глазами, какъ скользила яхта между безчисленными изгибами рифовъ и утесовъ.
Мускулистыя руки его твердо лежали на рул, онъ направлялъ тяжелое судно съ такимъ видомъ безпечности и веселаго ожиданія, съ такою силою и искусствомъ, что, казалось, будто оно признаетъ въ немъ своего повелителя и послушно повинуется его слову и взгляду.
Время отъ времени молодой штурманъ пристально смотрлъ вдаль, и выраженіе радостнаго ожиданія озаряло смлыя черты его лица, окаймленнаго длинными разввавшимися изъ-подъ черной глянцовитой шляпы волосами. Радостныя чувства вылились у него въ веселой псенк, но онъ скоро былъ прерванъ: отворилась дверь каюты, и на порог показался другой обитатель яхты. Новый пришелецъ былъ только немногимъ старше штурмана, но совершенно отличался отъ него и наружностью, и всею своею осанкою. Вмсто темной рыбачьей куртки и плаща, на немъ былъ надтъ тонкій камзолъ со множествомъ пуговицъ. Волосы его были зачесаны назадъ и связаны лентою, стройный и высокій, онъ имлъ видъ человка, привыкшаго къ изящнымъ манерамъ и свтскому обращеній
Этсьбылъ молодой господинъ Генрихъ фонъ-Стуре, отпрыскъ благородной семьи въ Копенгаген: все его имніе было прожито его предками при копенгагенскомъ двор. Отецъ его, каммергеръ короля Христіана VI, умеръ въ долгахъ, а сынъ, каммеръ-юнкеръ и офицеръ гвардіи, пережилъ много черныхъ дней и теперь халъ по пустынному полярному морю на яхт купца, жившаго въ глубин утесовъ, на самой границ Финмаркена. Сынъ и наслдникъ этого купца, Густавъ Гельгештадъ, стоялъ у руля.
Судно выхало изъ Трондгейма раннею весною, и везло соль и жизненные припасы на Лофоденскіе {Группа острововъ у береговъ Норвегіи, на сверъ отъ полярнаго круга.} острова, гд рыбная ловля была въ полномъ ходу.
Молодой баронъ былъ принятъ въ качеств пассажира, въ карман его лежала королевская дарственная запись на большой участокъ земли, простиравшійся далеко въ неизмримой пустын сверной Европы, тамъ, гд нтъ ни владльцевъ, ни рабовъ. Когда Генрихъ фонъ-Стуре вышелъ на палубу, онъ оглянулъ голыя скалы и пнящееся море довольно сумрачнымъ взглядомъ. Сырой туманъ такъ безцеремонно обдалъ дождемъ его лицо и платье, что онъ съ дрожью плотне застегнулъ свой камзолъ, потомъ кивнулъ своему товарищу, стоявшему у руля, въ отвтъ на его громкое привтствіе. Когда онъ подошелъ ближе, штурманъ началъ веселую болтовню.
— Ну, — сказалъ онъ съ гордымъ, вопрошающимъ взглядомъ,— что ты теперь скажешь? Разв тутъ у насъ не чудесно? Посмотри налво, ты можешь заглянуть въ глубину страшнаго фіорда и увидишь громадные гекули {Гекуль норвежское названіе глетчера.}, которые цлыми ледяными пирамидами сбгаютъ къ самому морю. Когда ихъ освщаютъ утренніе лучи, они кажутся растопленнымъ серебромъ. Тамъ идетъ путь въ Зальтъ, а здсь, по другую сторону низкихъ скалъ, ты скоро увидишь Вестъ-фіордъ. Вестъфіордъ! Слышишь ли, пріятель, великій фіордъ съ его рыбами! Ура! Что ты на это скажешь? Видалъ ли ты когда либо подобную красоту?
— Глупый Густавъ!— съ насмшливою улыбкою воскликнулъ Генрихъ,— ты, кажется, воображаешь, что мы демъ прямо въ рай, что на этихъ печальныхъ, покрытыхъ снгомъ скалахъ цвтутъ миндальныя деревья, что твое ледяное бурное море обввается теплымъ южнымъ втромъ, я же въ дйствительности ничего не вижу, какъ только ужасъ, только мракъ, туманъ, вихрь, скалы и бушующее море!
— Если теб здсь такъ не нравится, — сердито отвчалъ Густавъ, — ты бы остался тамъ, гд ты былъ!
Но въ эту минуту молодой штурманъ уже раскаялся въ своихъ жесткихъ словахъ: меланхолическое безмолвіе Генриха, закрывшаго свой лобъ руками, достаточно показывало, какъ трудно было ему ршиться искать счастія въ этой пустын.
— Не предавайся слишкомъ мрачнымъ мыслямъ,— ласково продолжалъ Густавъ,— теб здсь кажется хуже, чмъ это есть въ дйствительности. Какъ придетъ лто, и въ Тромзое созрваетъ ячмень, въ садахъ цвтутъ цвты, а фіельды {Фіельды -пустынныя плоскогорья, образующія главную массу Скандинавскихъ горъ.} на цлыя мили кругомъ покрываются клюквою, какъ пурпуромъ. Теб надо познакомиться со страною, гд ты будешь жить, и научиться любить ее. Я бы не промнялъ ее ни на какую другую страну въ мір, потому что нтъ ничего на земл лучшаго и боле прекраснаго.
Онъ еще не кончилъ, какъ вдругъ изъ густыхъ облаковъ побдоносно выступило блестящее солнце и. какъ бы но мановенію волшебства, сразу освтило безчисленныя скалы, бухты, утесы и острова. Вестъ-фіордъ открылся передъ изумленными взорами датчанина, земля и море разстилались во всемъ ихъ величіи и красот. Съ одной стороны лежали берега Норвегіи съ ихъ скалами, увнчанными снгомъ: къ нимъ прислонился Зальтенъ съ игольчатыми скалами, гладкія вершины которыхъ неприступно смотрятся въ небо со своими глетчерами, оврагами и пропастями, потонувшими во мрак. По другую сторону, на разстояніи шести миль, занимаемыхъ Вестъ-фіордомъ, терялась далеко въ мор цпь острововъ, какъ гранитная стна, о которую уже многія тысячелтія разбиваются ужасныя волны океана. Безчисленныя отвсныя скалы, черныя, обвтрившіяся, разрозненныя, возвышались надъ кучею острововъ, длинное покрывало облаковъ окутывало ихъ смлыя вершины, а изъ блестящихъ снжныхъ равнинъ, какъ чудныя голубыя очи, глядлись гекули въ пнящіяся воды фіорда.
— Видишь теперь, какъ это прекрасно!— воскликнулъ Густавъ съ радостною гордостью.— Это Лофодены! На двадцать миль кругомъ можешь ты обозрвать и землю, и море! Смотри, какими серебряными столбами всползаетъ приливъ на вс утесы: взгляни теперь на этотъ громадный поясъ изъ скалъ, которыхъ еще никто не мрялъ, на которыхъ не можетъ держаться ни одна человческая нога, куда взлетаютъ только орелъ, да морской воронъ, да ястребъ съ чайкою. А на верху небо такъ сине и спокойно, воздухъ свжъ, рзокъ и возбуждаетъ силы. Разв здсь не прекрасно, разв не величественно и не неизмримо?
— Да, это прекрасно, это безпредльно прекрасно!— сказалъ Генрихъ Стуре, увлекшись чуднымъ величіемъ сверной природы.
— Взгляни теперь туда, на множество черныхъ точекъ на волнахъ,— продолжалъ Густавъ.— Это лодки рыбаковъ. Три тысячи лодокъ съ двадцатью тысячами храбрыхъ мужей, а въ бухт Вагое {Остъ- и Вестъ-Вагое — два острова Лофоденскаго архипелага.} ты уже можешь различить вымпелы и мачты яхтъ, принадлежащихъ купцамъ. Тамъ мы найдемъ моего отца, онъ распоряжается двадцатью лодками. Онъ теб, наврное, понравится и охотно поможетъ, насколько это будетъ въ его силахъ.
— Какъ теб извстно, у меня къ нему письмо отъ трондгейхмскаго губернатора, генерала Мюнтера,— сказалъ Стуре.
— Э, что тамъ! ты для насъ хорошъ и самъ по себ,— возразилъ Густавъ, — въ Лингенфіорд, гд мы живемъ, мало значатъ письма твоего генерала. Мн въ теб то нравится, Генрихъ, что ты умешь хорошее слово сказать, что рука твоя всегда готова помочь въ бд, вотъ, это у насъ любятъ, за это я и хочу быть твоимъ другомъ.
Онъ снялъ руку съ руля, протянулъ ее Генриху и сильно пожалъ ему правую руку, тотъ отвтилъ также не мене сильнымъ рукопожатіемъ.
Стуре чувствовалъ себя одинокимъ въ этой новой сред, и грубая сердечность его новаго друга была ему гораздо боле по душ, чмъ вжливыя рчи участія, которыя ему прежде такъ часто приходилось выслушивать.
Въ то время, когда друзья мирно разговаривали, яхта поспшно продолжала свой путь и быстро приближалась къ рыбачьимъ стоянкамъ на другомъ берегу фіорда. Маленькія черныя точки, плававшія въ вод, мало-по-малу увеличивались и оказались, наконецъ, большими шестивесельными лодками, въ которыхъ кипла хлопотливая дятельность. Надъ шумными волнами перекатывался тысячеголосый окликъ, сти и удочки безпрестанно то поднимались, то погружались въ воду, лодки съ быстротою молніи спшили къ берегу и снова возвращались въ море, все это соединялось въ такую разнообразную картину, что не могло не произвести впечатлнія на чужестранца: онъ почувствовалъ мало-по-малу непреодолимое желаніе тоже окунуться въ этотъ пестрый водоворотъ. Горячій интересъ къ длу, возбужденный въ немъ кипучею дятельностью, заставилъ его забыть о холодныхъ втрахъ, разгуливающихъ по морю, не смотря на солнечные лучи, о дикихъ ледяныхъ вьюгахъ, которыя здсь въ полярномъ пояс могутъ явиться въ нсколько минутъ и уничтожить людей вмст съ ихъ лодками. Ему представлялось на первый разъ только веселое зрлище: рыболовы, разввавшіеся пестрые флаги, дома и хижины, увшанные вымпелами… Какъ истый рыболовъ-сверянинъ, съ крикомъ присоединился онъ къ общему веселью, когда увидлъ поднятую сть съ извивающеюся въ каждой петл трескою.
Онъ подбросилъ свою шапку, какъ и вс рыбаки, когда яхта ихъ съ надписью: ‘Прекрасная Ильда изъ Эренеса’ появилась между сотнею рыбачьихъ лодокъ, которыя ее радостно привтствовали, она обогнула утесы, направилась къ гавани и тамъ бросила якорь между множествомъ другихъ большихъ и маленькихъ яхтъ, бриговъ и шкунъ.
У Густава теперь оказались полныя руки дла, такъ что пассажиръ его надолго былъ предоставленъ самому себ: онъ воспользовался этою свободою и пробрался на заднюю часть судна, откуда могъ наблюдать за рыбною ловлею во всхъ ея подробностяхъ.
При выход изъ бухты, около голаго скалистаго острова видно было особенное оживленіе. Пятьсотъ или шестьсотъ лодокъ съ тремя, четырьмя тысячами сидвшихъ въ нихъ рыбаковъ занимались здсь ловлею трески. Съ веселыми пснями и криками закидывали они одни невода и вытаскивали другіе: пойманныхъ рыбъ, было такъ много, что приходилось ихъ вынимать изъ воды осторожно, освобождая понемногу изъ петель, чтобы не порвать нитей. Во многихъ другихъ мстахъ въ воду погружали громадныя бичевы, на которыхъ сидло боле тысячи удочекъ, тогда ловля на удочки была гораздо въ большемъ употребленіи, чмъ теперь. Потомъ рыбаки спшили съ полными лодками въ бухту, въ которой возвышалось много красныхъ каменныхъ утесовъ. Туда свозили рыбу, тамъ ее хватали окровавленными руками и бросали на столы, гд и потрошили. Острыми ножами распарывали брюхо, однимъ взмахомъ пальцевъ вынимали внутренности, еще взмахъ ножа, и голова валилась въ одну бочку, а жирная печень — въ другую, черезъ минуту то, что сейчасъ было живымъ существомъ, висло уже распластанное и покачивающееся на сушильномъ шест. Съ ужасною быстротою исполняли эти люди свое кровавое дло, жадно выбирали они самыя большія и сильныя жертвы, съ особымъ наслажденіемъ выполняли надъ ними обязанность палачей и насмхались надъ страданіями сильно бьющихся несчастныхъ нмыхъ осужденныхъ. Стуре скоро почувствовалъ отвращеніе къ этой бойн. Онъ отвернулся и сказалъ про себя: ‘Это ужасное, жалкое побоище, я не могу больше, видть этого. Такъ вотъ зачмъ прізжаютъ на эти голые утесы двадцать тысячъ человкъ, вотъ почему они радуются и ликуютъ какъ полуумные, и борятся съ бурями полярнаго моря? Какой грубый, ужасный народъ! Впрочемъ, нтъ,— поспшилъ онъ прибавить,— я несправедливъ къ нимъ, наврное, они бы избгали этихъ негостепріимныхъ утесовъ и предпочли бы сидть дома, въ четырехъ стнахъ, еслибы ихъ не гнала сюда нужда. И разв со мною не тоже самое? Разв не гонитъ и меня борьба за существованіе, чувство самосохраненія въ этотъ міръ льдовъ и снговъ!— прибавилъ онъ тихо.— Но я не хочу ловить рыбу, да будетъ проклято это грязное, кровавое дло!’.
Размышленія его въ эту минуту были прерваны легкимъ ударомъ по плечу, онъ быстро обернулся и очутился лицомъ къ лицу съ Густавомъ Гельгештадомъ, который громко воскликнулъ:
— Ты ужъ опять въ мрачномъ настроеніи? Я не понимаю, какъ это можно, когда вокругъ такое веселое зрлище. Мн самому такъ весело, какъ будто бы мн принадлежали вс рыбы въ Вестъ-фіорд. Сестра Ильда пріхала съ отцомъ. Смотри, вонъ они сидятъ въ той лодк.
Онъ увлекъ за собою Генриха Стуре на-встрчу лодк, которая только-что подъхала къ судну. Въ нее спустили веревочную лстницу. Крпкій мужчина въ синемъ сюртук изъ грубаго сукна помогалъ выходившей изъ лодки двушк съ роскошными, темнорусыми косами.
— Держись за лстницу, Ильда,— закричалъ старикъ.
Черезъ минуту двушка стояла уже на нижней ступени, медленно, но съ полною увренностью влзла по лстниц и протянула руку брату, который и помогъ ей взобраться на палубу.
— Ну, вотъ и я,— ласково воскликнула она,— радъ ты или нтъ, что нашелъ меня тоже въ Вестъ-фіорд, Густавъ?
— Я почти разсчитывалъ на то, что отецъ возьметъ тебя съ собою,— нжно отвчалъ онъ.— Благослови тебя Господи, Ильда! Счастливо дохала?
— Да, хорошо: а ты — тоже, братъ?
— Все благополучно, Ильда. Я вижу, рыбная ловля въ полномъ ходу?
— Удивительно богатая ловля, Густавъ. Вс сушильни полны. Вчера былъ день на рдкость: вс это говорятъ. Жирныя, большія рыбы, такъ что сти рвались: просто веселье, Густавъ, я не могу вдоволь насмотрться.
Тутъ она оглянулась, и ея улыбающееся лицо приняло боле серьезное выраженіе при вид чужого человка. Она была высокая, полная двушка, истый типъ норвежки и очень походила на своего брата: у обоихъ были т же правильныя черты лица, тотъ же твердый, широкій лобъ и ясные, блестящіе глаза. Генрихъ Стуре едва скрылъ добродушно-насмшливую улыбку при вид этой двушки въ ея грубомъ наряд, вспоминая, какія похвалы расточалъ ей ея братъ, въ честь ея то красоты и яхту назвали ‘Прекрасною Ильдою изъ Эренеса’.— ‘Сверная красавица, родившаяся между китами, трескою и оленями, конечно, должна быть немного не въ нашемъ вкус’, сказалъ онъ про себя, ‘но эта двушка въ своихъ толстыхъ кожаныхъ башмакахъ, въ мховой кофт и кожаномъ передник, въ блыхъ шерстяныхъ перчаткахъ на сильныхъ, хоть и красивыхъ рукахъ, иметъ слишкомъ ужъ медвжій, полярный видъ’.
Густавъ, между тмъ, прошепталъ что-то своей сестр и прибавилъ громко:
— Я привезъ друга, Ильда, который хочетъ у насъ поселиться. Это Генрихъ Стуре. Дай ему руку, сестра.
Двушка вскользь окинула пришельца серьезнымъ, испытующимъ взглядомъ своихъ ясныхъ глазъ, прежде чмъ исполнить приглашеніе брата, но потомъ поклонилась ему и съ непринужденною лаской проговорила:
— Привтъ теб въ этой стран, господинъ. Да будетъ надъ тобою благодать Божія.
— Очень благодаренъ за прекрасное пожеланіе, Ильда, — отвчалъ Генрихъ Стуре, вжливо наклоняя голову.
Она обернулась къ отцу, которому Густавъ отъ всего сердца жалъ руки.
— Ты снова здсь, молодецъ?— воскликнулъ купецъ изъ фіордовъ.— Привтъ теб! Все ли благополучно на судн?
— Все исправно, отецъ, — возразилъ сынъ съ достоинствомъ,— ты будешь доволенъ.
Старикъ одобрительно кивнулъ головой.
— Ну-у, — ухмыльнулся онъ любимымъ норвежскимъ восклицаніемъ, выражающимъ удовольствіе, — ты проворный малый, Густавъ, и у тебя легкая рука. Такъ, что ли? Но что это?— прервалъ себя купецъ, полу оборотивъ свое длинное, желтое, суровое лицо къ Стуре, котораго онъ смрилъ сметливымъ, пытливымъ взоромъ.— Ты никакъ привезъ съ собою пассажира, Густавъ? Это кто-нибудь, кто хочетъ посмотрть нашу мстность, или совсмъ остаться жить у насъ. Не такъ ли?
— Думаю, что такъ, отецъ.
— Ну-у!— снова протянулъ старикъ, и вокругъ его рта заиграла улыбка, которая быстро исчезла. Онъ подошелъ къ Стуре и протянулъ ему свою грубую ладонь.
— Привтствую васъ, господинъ мой, на Яофоденахъ, — проговорилъ онъ: вы принесли съ собою хорошую погоду. Она бы намъ и раньше была кстати: но и то хорошо. Вы пріхали какъ разъ къ концу удивительно счастливаго улова, какого цлые годы не бывало.
— Я прежде всего счастливъ, что нахожу здсь васъ, — учтиво отвчалъ Стуре, — такъ какъ нуждаюсь въ вашемъ совт и помощи. Я пріхалъ сюда попытать счастья и привезъ письмо изъ Трондгейма, которое васъ ближе познакомитъ со мною.
— Ну-у!— воскликнулъ старикъ,— всякому желаю счастья. Можно было ужъ догадаться, что у васъ на ум. Вы не первый къ намъ залетли изъ Даніи въ надежд, что на лапландскихъ фіельдахъ растетъ золото: стоитъ только протянуть руку, да и набрать его. Только ничего изъ этого не выйдетъ, сами увидите. Мягкія руки и ноги здсь мало годятся: я ужъ видлъ многихъ, кто не могъ вынести тяжелаго труда и погибъ.
При послднихъ словахъ онъ бросилъ на молодаго датчанина взглядъ, полный предостереженія и состраданія. Стуре хорошо его понялъ. Потомъ Нильсъ Гельгештадъ взялъ письмо, распечаталъ его, прислонился къ болверку и сталъ читать, поглядывая время отъ времени то на своего гостя на палуб, то на рыбную ловлю. Наконецъ, онъ скомкалъ бумагу и, пряча ее, сказалъ:
— Теперь знаю все, чего вы хотите: зналъ уже и безъ исписанной бумажки. Сдлаю честно все по, что можетъ сдлать человкъ, чтобы помочь своему собрату. Что вы думаете теперь начать, господинъ Стуре?
— Прежде всего я бы хотлъ предъявить судь въ Тромзое мою дарственную запись и выбрать участокъ, дарованный мн королевскою милостью.
— Очень прекрасно!— насмшливо возразилъ старикъ.— Ну, а если судья, дйствительно, скажетъ вамъ: тамъ, на верху, лежатъ фіельды, господинъ Стуре, соблаговолите пойти и выбрать себ по желанію! Что вы думаете тогда предпринять?
— Тогда, — сконфуженно сказалъ Стуре, — я думаю, не трудно было бы выбрать самую плодородную почву.
— Плодородную почву!— со смхомъ вскричалъ купецъ. Да благословитъ васъ небо, господинъ! Кто вамъ разсказалъ сказки о плодородіи здшней почвы? Не думаете ли вы построить здсь житницы и собирать ячмень и пшеницу? Нтъ, изъ этого ничего не выйдетъ,— продолжалъ онъ спокойне, когда замтилъ смущеніе своего гостя,— вы незнакомы съ пустынею, которая лежитъ тамъ, за скалами. Тмъ не мене, глазъ умнаго человка можетъ отыскать, съ помощью вашей записи, такой клочекъ земли, который принесетъ свои серебряные плоды.
Нсколько времени онъ критически разсматривалъ пришельца и тогда спросилъ:
— Привезли вы денегъ съ собою?
— Я не совсмъ безъ средствъ, возразилъ Стуре.
— Ну-у, сухо сказалъ купецъ, много-то у васъ не будетъ, были бы у васъ деньги, такъ вы бы спокойно сидли дома и жили бы какъ другіе ваши собратья по сословію. Значитъ, говорите прямо: сколько денегъ привезли вы съ собой?
— Тысячу ефимковъ {Ефимокъ равняется четыремъ маркамъ съ половиною.}, немного больше, отвчалъ молодой дворянинъ, покраснвъ и запинаясь.
— Тысячу ефимковъ, повторилъ Нильсъ Гельгештадъ и прибавилъ посл краткаго размышленія:
— Для начала этого довольно, если только вы хотите послушать моего совта, господинъ Стуре.
— Мн было бы всего пріятне узнать вашъ совтъ, отвчалъ этотъ послдній.
— Кто хочетъ жить здсь и зарабатывать деньгу, многозначительно началъ купецъ, усаживаясь на край судна, тотъ долженъ заняться торговлею, иначе ничего изъ него не выйдетъ. Изъ вашей дарственной записи пора извлечь то, что въ ней есть хорошаго, все зависитъ отъ перваго удачнаго хода и теперь какъ разъ къ тому время. Кто бы сталъ здсь жить, если бы не море съ его рыбами? Но море неисчерпаемо, господинъ Стуре. Каждый годъ въ март мсяц треска заплываетъ въ Вестъ-фіордъ, чтобы метать икру, сколько бы ея ни ловили и не истребляли, она снова вернется, и, что главное, никогда не убудетъ. Знаете ли вы, сколько въ этомъ году было поймано въ теченіи четырехъ недль? Больше пятнадцати милліоновъ. Вс сушильни обвшены такъ, что ломятся отъ избытка, вс яхты наполнены соленою рыбою и печенью. Тресковый жиръ вздешеветъ, господинъ Стуре, рыбу можно будетъ получить по пол-ефимку за вогу, а вога ровно тридцать шесть фунтовъ. Что вы на это скажете?
— Я ничего не понимаю въ рыбномъ промысл, сказалъ Стуре, потому врядъ ли ршусь на это. И кто мн ихъ продастъ, если прибыль такъ значительна? прибавилъ онъ. замтивъ, что лицо купца нахмурилось при первыхъ его словахъ.
— Вы говорите, конечно такъ, какъ вы понимаете, возразилъ этотъ послдній. Но знайте, что только теперь и можно дешево купить рыбу, потому что каждый охотно уступитъ кое-что отъ обильнаго улова, если увидитъ чистыя денежки. Вы незнакомы со страною, сударь, не знаете ея правокъ и обычаевъ. Здсь все мновая торговля, деньги рдкость. Рыбакъ норвежецъ, и квенъ, и лапландецъ, вс берутъ у купца въ долгъ, онъ цлый годъ даетъ имъ то, въ чемъ они нуждаются, они ему за то отдаютъ все. что попадется въ ихъ сти. Купецъ же занимаетъ, въ свою очередь, у крупныхъ торговцевъ въ Берген, посылаетъ имъ полныя яхты сушеной и соленой трески и тресковаго жира. Вс люди, которыхъ вы здсь видите, состоятъ на служб и записаны въ долговыя книги береговыхъ купцовъ. Каждая рыба оплачивается и оцнивается, когда она виситъ на шест, попадетъ она въ Бергенъ, и цна ея возрастетъ втрое или вшестеро, смотря по обстоятельствамъ — поняли, сударь?
Стуре стоялъ задумчивый и нершительный.
— Такъ какъ ловля была очень обильная, возразилъ онъ наконецъ, то, думаю я, это всей этой спекуляціи нельзя ожидать чрезмрнаго барыша. Въ Берген легко будетъ удовлетворить вс текущіе заказы, но при избытк вс магазины будутъ все-таки переполнены, вслдствіе чего, естественно упадутъ и цны.
Въ первый разъ со времени ихъ знакомства купецъ оглянулъ молодаго дворянина съ видимымъ удовольствіемъ.
— Не предполагалъ такой способности къ торговому длу, проговорилъ онъ, кивнувъ головой, это рдкость въ вашемъ сословіи, сударь, и все-таки, съ дломъ вы незнакомы, можетъ случиться совсмъ иначе, чмъ вы ожидаете. Сегодня у насъ день Св. Гертруды, нехорошо, что солнце такъ свтитъ. Посл придетъ бурная погода, это такъ же врно, какъ слдуетъ приливъ за отливомъ. Теперь смотрите: рыбы остаются тамъ на утесахъ висть на шестахъ до мсяца іюня, а мы вс удемъ домой добывать жиръ и доставлять его въ Бергенъ. Когда въ іюн яхты воротятся оттуда, то сейчасъ же приплывутъ сюда, чтобы нагрузить уловъ, но многіе найдутъ при этомъ, вмсто ожидаемой прибыли, только обманутыя надежды и многіе раскаятся, что не построили свои сушильни повыше. Рыбаки безпечный, легкомысленный народъ, не думаютъ о томъ, что можетъ случиться, жалютъ труда и хлопотъ. До мая мсяца мы здсь не ограждены отъ снжныхъ вьюгъ, и если шесты не окажутся достаточно прочными, то зачастую эти вьюги погребаютъ ихъ вмст съ рыбою, тогда пріхавшіе за рыбою рыболовы находятъ только червей и гніющее мясо. Они должны тогда похоронить въ мор свои мечты о нажив и терпть горе и нужду. Часто такъ бывало, господинъ Стуре, и опять можетъ такъ быть.
Хитрая усмшка играла на его губахъ, а въ сердц датскаго каммеръ-юнкера явилось внезапное желаніе торговать и довріе къ рыбному промыслу. Онъ взглянулъ на обоихъ дтей купца, стоявшихъ подл и слышавшихъ, конечно, каждое слово изъ ихъ разговора.
Двушка смотрла на него равнодушнымъ взоромъ, изъ котораго нельзя было уловить, интересуется ли она переговорами или нтъ: но Густавъ доврчиво кивалъ ему. и на лиц его виднлось выраженіе нкотораго удивленія, вызваннаго откровенною и прямою рчью отца.
Генрихомъ Стуре овладла непонятная для него самого внезапная ршимость, не смотря на то. чти надо было рискнуть послднимъ имуществомъ.
— Хорошо, сказалъ онъ. я ршусь торговать: конечно, я надюсь, что вы поможете мн заключить сдлку.
— Можете разсчитывать на Нильса Гельгештада, отвчалъ тотъ и крпко пожалъ руку юнош. Значитъ, условіе между нами заключено, а слово мужчины крпкое слово, таковъ ужъ обычай въ Норвегіи. Сегодня мн съ разныхъ сторонъ предлагали большое количество рыбы, но я отказался, мн довольно и собственнаго улова. Теперь я осмотрюсь, и думаю, что заключу выгодную сдлку.
— Оле, крикнулъ онъ за бортъ яхты, приготовь лодку, малый. Вы сударь, останетесь на судн съ дтьми моими, пока я вернусь, а ты, Густавъ, ставь-ка на столъ, что у тебя есть въ твоей кладовой. Ильда теб поможетъ, а я самъ пришлю сейчасъ свжей рыбы.
Съ этими словами онъ спустился но лстниц и, когда лодка отчалила, можно было заключить но выраженію его лица о его хорошемъ расположеніи духа.

ГЛАВА II.
Первая торговая сд
лка.

Проводивъ отца, Густавъ Гельгештадъ, тоже въ веселомъ настроеніи, подошелъ къ своему гостю.
— Другъ Генрихъ, сказалъ онъ, теперь, когда отецъ мой взялъ въ руки твое дло, можно поручиться за его успхъ. Обыкновенно онъ идетъ своею дорогою и мало смотритъ направо и на-лво, что предпринимаютъ другіе, но ты ему, должно быть, понравился, и онъ взялъ твои заботы на свои плечи, а они довольно широки и могутъ нести эту новую ношу. Будь же веселъ и спокоенъ, Генрихъ, и пойдемъ къ столу, который для насъ приготовила Ильда. Да, сестра моя, — воскликнулъ онъ,— двушка, которая твердо стоитъ на своихъ ногахъ и гордо держитъ голову на плечахъ. Ты долженъ танцовать съ нею въ Оствагое, сегодня вечеромъ балъ въ тардгауз. Ты увидишь, какъ она проворно поворачивается.
Когда они вошли въ каюту, Ильда уже занималась приготовленіями къ обду. Она двигалась медленно и задумчиво, но, тмъ не мене, все у нея спорилось подъ руками, увренно и не колеблясь ходила она взадъ и впередъ по кораблю, который покачивался на безпокойныхъ волнахъ, вносила посуду и приводила въ порядокъ все находившееся въ тсной кают.
Наконецъ, столъ былъ накрытъ и на немъ красовалось національное блюдо, овсянка съ черносливомъ и солеными сельдями. У Густава просіяло лицо.
— Вотъ это хорошо, сестра, — воскликнулъ онъ, — что ты привтствуешь насъ любимымъ норвежскимъ блюдомъ. Храбро берись за дло, другъ Генрихъ, принимайся, ты, врно, тоже голоденъ.
Послднее предположеніе было, конечно, справедливо относительно молодаго дворянина, но Стуре удерживало внутреннее отвращеніе къ этому сладкому супу съ соленою приправою, только уваженіе къ хозяину перемогло это отвращеніе: онъ взялся за ложку и погрузилъ ее въ миску, рука Ильды удержала его руку прежде, чмъ онъ усплъ поднести ее ко рту. Она серьезно посмотрла на него и также серьезно сказала:
— Прежде чмъ вкусить пищи, слдуетъ помолиться.
— Это врно, Ильда, помолимся, — возразилъ Густавъ и прибавилъ, какъ бы извиняясь: — я совсмъ объ этомъ позабылъ, слишкомъ долго не былъ дома и пожилъ между дикими моряками.
Когда Ильда окончила молитву, Густавъ обратился къ Генриху.
— Надо теб знать,— сказалъ онъ,— что сестра моя набожная двушка и не пропуститъ ни одной поздки въ церковь, какова бы ни была погода. А, между тмъ, не шутка зимою хать по фіорду дв мили въ церковь, въ открытой лодк, да еще при снжной вьюг, которая гонитъ ледъ по морю. Тутъ и мужчина предпочитаетъ запереть дверь на засовъ, развести огонь на очаг и удовольствоваться библіею, предоставляя пастору держать свою проповдь для самого себя. Зато, конечно, иногда спускаются въ церковь лапландцы съ фіельдовъ, слушаютъ проповдь и не понимаютъ въ ней ни слова.
— Ты судишь неврно и несправедливо, Густавъ,— сказала Ильда съ неудовольствіемъ.
— Ну, хорошо,— смясь продолжалъ братъ,— я ужъ знаю, что ты хочешь сказать. Я теб объясню, что Ильда думаетъ. У насъ здсь есть пасторъ, Клаусъ Горнеманнъ, онъ вбилъ себ въ голову обращать въ христіанство и крестить язычниковъ финновъ и оленьихъ пастуховъ лапландцевъ изъ фіельдовъ, кочующихъ взадъ и впередъ по неизмримой пустын. Сестра моя усердно помогаетъ ему въ этомъ трудномъ дд. Она упросила отца, чтобы онъ позволилъ ей взять къ намъ въ домъ дочь одного злаго старика, который владетъ тысячами оленей и слыветъ между своимъ народомъ чмъ-то врод князя и мудреца, или даже чернокнижника и колдуна. Старый Афрайя согласился на это очень неохотно, онъ длалъ такія гримасы, какъ волкъ, попавшій въ западню, они, вдь, чувствуютъ къ намъ такое же отвращеніе, какъ женщины къ паукамъ, согласіе его отпустить къ намъ двушку стоило порядочной порціи табаку, водки и жестокихъ угрозъ на прибавку. Она теперь у насъ въ дом, и Ильда ее приручила, выучила читать, вязать и всякимъ искусствамъ. Ты увидишь ее, Генрихъ, она способная двушка, которая понимаетъ дло, да это они могутъ и вс, Богъ имъ не отказалъ въ разум. Двушка эта отвыкла отъ недостатковъ своего племени, она не воруетъ, не лнится, не терпитъ грязи, стала добра и привтлива, вотъ потому-то Ильда и думаетъ, что вс соотечественники ея пріемной дочери также способны къ воспитанію и одарены хорошими задатками, она меня упрекаетъ въ несправедливости къ этимъ лапландцамъ, до которыхъ не дотронется ни одинъ норвежецъ, которыхъ каждый оттолкнетъ ногою.
— Ученіе Христа — любовь, — сказала Ильда, и глаза ея ярко заблестли.— Поэтому ты долженъ почитать своего ближняго, какъ брата, и протягивать ему руку всюду, гд бы ты его ни нашелъ.
— Лапландецъ мн не ближній и не братъ, — сердито воскликнулъ Густавъ,— онъ грязное животное, или еще того хуже!
— Стыдись, братъ|—сказала Ильда строго,— ты точно также говоришь, не подумавши, какъ и вс они. Но,— продолжала она, и выраженіе лица ея смягчилось, —
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека