Адские чары
Адские чары
Оккультный роман
Глава первая
Глава первая
Глава вторая
Глава вторая
Глава третья
Глава третья
Адские чары, Крыжановская Вера Ивановна, Год: 1910
Время на прочтение: 132 минут(ы)
В. И. Крыжановская
…Ненастный, холодный осенний день. Дождь шёл с утра, покрывая мостовую и тротуары скользкой грязью. По одной из улиц Песков, завернувшись в непромокаемую накидку, торопливо шагала по лужам продрогшая девушка. У подъезда деревянного одноэтажного домика, сохранившегося в этой части столицы, она остановилась и позвонила.
— Что, Настя, мама вернулась? — Спросила она у отворившей дверь горничной.
— Нет, барыня. Мамаша сказала, что вернется не раньше, как к обеду, — ответила Настя. Снимая с неё мокрую накидку и кофточку, принимая зонтик.
— Какая, прости Господи, погода собачья, — болтала Настя, идя за барышней.
— Да, погода ужасная, а ветер просто ледяной, я совсем окоченела, — ответила та.
Разговаривая, они прошли отделанную со вкусом столовую, освещенный лампой коридор и вошли в большую, красивую, уютную, обставленную кретоновой мебелью комнату. Кровать под белым кисейным пологом и затейливые безделушки дополняли обстановку.
— Не прикажете ли, барышня, чаю подать? — спросила горничная, развешивая на стуле мокрые перчатки для сушки и пряча в картонку шляпу.
— Да, Настя, я с удовольствием выпью чашку горячего чая. Только давай скорее.
Оставшись одна, девушка села с глубокое кресло и, откинув голову, погрузилась в неприятное раздумье, о чем можно было предположить по сдвинутым бровям и злому, горькому выражению лица.
Кира Викторовна Нагорская была хорошенькая, двадцатитрехлетняя блондинка, стройная, с большими темными глазами и чудным цветом лица, черные ресницы и гордый взлет пушистых бровей придавали её лицу смелое, оригинальное выражение.
Кира выросла в роскоши. Отец её, генерал, занимал видное положение в военном мире и жил широко.
— С помощью своей супруги, очень светской женщины и большой мотовки, он спустил все состояние, а когда умер — лет пять тому назад — то и вдове и детям ничего не оставил, кроме пенсии, довольно значительной, чтобы обеспечить им безбедную жизнь. Но, разумеется, это было не то положение, к которому они привыкли.
Кира получила блестящее внешнее воспитание в одном из модных пансионов, но её душой, собственно, никто не занимался. Никто не потрудился вселить в неё религиозно-нравственные начала и убеждения, вложить в её душу то нечто, которое руководит и поддерживает человека в прихотливых и сложных жизненных испытаниях. Вместо этого Кира приучилась с детства наряжаться по последней моде, кокетничать и гоняться за удовольствиями.
Подобное воспитание принесло, конечно, свои плоды, и в восемнадцать лет Кира, несмотря на врожденный практический склад ума, была уже легкомысленной девушкой без всяких иллюзий.
На жизнь она смотрела как на сплошной праздник, которому не суждено окончиться: быть вне дома возможно чаще, веселиться, наряжаться и побеждать сердца — вот в чем она видела цель существования.
А для достижения этой цели стесняться в средствах, по её мнению, не стоило. Она настойчиво взыскивала полезные знакомства, не доверяла подругам и упорно стремилась сделать блестящую партию, которая обеспечила бы ей все блага земные.
Будет ли тот человек, который даст ей положение в обществе и богатство, молод или стар, красив или урод — для неё было безразлично. С раннего детства она наслушалась и насмотрелась столько, что ничего уже больше её не коробило и не радовало. Поэзия умерла в её молодой душе, она не мечтала уже о любви и искала только прочного положения в жизни, которое дало бы ей возможность свободно развернуться.
Заручившись ‘приличным’ мужем, можно было развлечься потом маленькой интрижкой, конечно, ловко пряча концы.
— Потому что, — говорила её мамаша, тоже много ‘развлекавшаяся’ в свое время, — одни дуры попадаются. Только приличия были бы соблюдены, а остальное никого не касается, кроме Господа Бога.
Смерть отца нанесла тяжелый удар её планам и ожиданиям. Необходимость сменить привольную жизнь на скромное ‘мещанское’ прозябание причинила ей большое огорчение.
В тот день, когда начинается наш рассказ, Кира вернулась домой в отвратительном расположении духа. Надежда на хорошую партию рушилась и притом совершенно неожиданно.
В доме одной из подруг она встретила очень состоятельного молодого человека, занимавшего довольно уже видное место в министерстве.
Алексей Аркадьевич Басаргин был увлечен, по-видимому, красотой и кокетством Киры, сделал визит Нагорским и стал частым гостем на их вечеринках.
Всё шло, как по маслу, и Кира готовилась торжествовать победу.
Басаргин очень ей нравился, и Кира даже начала думать, что такому мужу, как он, она, пожалуй, не изменит. Не изменит, конечно, пока не ощутит настоятельной потребности ‘развлечься’. По французским романам, которые так любила Кира, выходило, что такого рода похождения необходимы для поддержания женской красоты и свежести темперамента.
И вдруг что-то порвалось…
Алексей Аркадьевич перестал бывать, а сегодня, от одной из подруг, Кира узнала, будто в обществе заговорили о том, что Басаргин женится на одной из дочерей министра, девушке некрасивой, но зато очень богатой. Затаив в душе злость и отчаяние, Кира вернулась домой.
На что ей её красота, изящество и тонкое кокетство, если любая дурнушка с туго набитой мошной может её заменить? Ах, бедность, какое это проклятие! Неужели ей суждено всю жизнь влачить такое же, как теперь, жалкое существование, работать в редакциях, таскаться пешком во всякую погоду, и, прожив так свои лучшие годы юности, пристроиться, под конец, за какого-нибудь бедного чиновника, чтобы только не сидеть старой девой!
Вот о чем думала она, полулежа в кресле. И вдруг такая горечь и тоска защемили ей сердце, что она закрыла лицо руками, и из глаз полились горькие слёзы.
Кира была так поглощена горем, что не заметила, как в комнату вошла горничная, неся на подносе чашку чая и тарелку с сандвичами.
Настя была свежая, добродушная деревенская девушка, преобразившаяся в столице в франтоватую горничную. Она любила свою барышню, которая была к ней добра и снисходительна и нередко делала подарки.
Увидав, что Кира плачет, она остановилась в нерешительности, с сожалением глядя на нее. Сметливая и наблюдательная Настя угадала причину слез и огорчения.
Она заметила, конечно, что нарядный барин, приезжавший всегда на собственных рысаках, вдруг перестал у них бывать. Поняла она также, что исчезновение такого богатого обожателя, а может быть и жениха, жестоко огорчило барышню.
Ещё с минуту Настя раздумывала, кусая губы, а затем решительно поставила поднос на стол, подошла к Кире и тронула её за руку.
— Барышня, милая, не плачьте. Коли захотите сходить к одной ворожее, которую я знаю, так она выдаст Вас замуж за кого только Вам вздумается.
Эти слова она подчеркнула.
Кира выпрямилась и покраснела, видимо, недовольная.
— Какие глупости ты говоришь! Моему горю никакая колдунья не поможет, потому что и колдуний-то не существует, а есть одни только обманщики, которые обирают глупых. Подай мне чай.
Настя покраснела в свою очередь.
— Ах Такая Вы умная барышня и не верите в колдовство, — неодобрительно качая головой, сказала Настя. — Сомневаться в том, что каждому доподлинно известно! А только моя колдунья, заверяю Вас, уж не обманет и все может. Я знаю, потому что сама её испытала.
Кира не могла удержаться и рассмеялась:
— Это другое дело. Расскажи, что с тобою было, тогда я, пожалуй, и поверю.
— Ах, барышня, Вы моя милая! Да я Вам всё, как на духу, скажу, потому, я Вам добра желаю, а уж Вы меня не выдайте, особливо барыне не говорите.
— Нет, нет. Говори, не бойся.
— Вот как всё вышло. В трактире напротив служит лакей, который мне больно приглянулся. Уж очень он красив из себя, да и нарядный такой, настоящий франчик, к тому же он мой земляк. У него, знаете, восемьсот рублей в сберегательной кассе прикоплено, да дома землицы порядочно есть. Зовут его Викентием Маковкиным. Задумала я за него замуж выйти, а он, мошенник, за всеми, что ни на есть кругом ухаживает, особенно за сенатора, что вот в том доме проживает. Такое это было для меня огорчение, что и сказать не могу. Была я как-то раз у кумы, городовихи, и сказала ей про своё горе. А Аксинюшка-то мне, значит, и говорит: ‘Будь покойна, ты за него, своего Викентия, замуж выйдешь, я только тебя к одной женщине свожу. Она бо-о-льшую силу имеет: пропажу и краденое сыскивает, ссорит, мирит, привороты делает и может всякого жениться заставить, а то кого угодно и на тот свет тоже отправить может, да так, что никому и невдомёк будет. Вот этой ночкой побываем у неё, и дело будет в шляпе. Конечно, она не для всякого будет колдовать, потому полиции опасается, ну а со мной да с мужем моим она дружит’…
— И ты была там?
— Да, да. Живёт она у Волкова кладбища, и жутко же там, особливо в полночь… А что она делает — тоже до ужаса страшно, а только помогает это. Одним словом, когда она все, что следует, сделала, дала мне бутылку с водой и говорит: ‘Завтра, мол, сама вскипяти воду, а не более как через двое суток он придёт и тебя замуж просить будет’. Сделала я это, как она сказала, и что Вы думаете? В тот же день, вечером, пришёл это сюда Викентий, принёс мешок с апельсинами и конфетами, да и замуж стал за себя просить, потому уж очень он меня полюбил. Недели две, значит, как мы жених и невеста, а после Нового года и свадьбу сыграем.
Кира слушала её с недоверием, но в то же время удивлена была до глубины души.
— Да ведь это может быть простой случай, а Викентий и так бы на тебе женился.
— Нет, он и не думал про то. А только женщина, которая силу над упокойниками имеет, может, значит, и живыми распоряжаться.
— Подумай, что ты городишь! Ну какую силу она может иметь над покойниками?!
— А она, видите ли, ловит души ихние и замыкает их в большие бутылки, а эти бутылки особенные, она их на фабрике заказывает.
Кира громко рассмеялась.
— Не смейся, барышня, — горячо затараторила Настя. — Аксиньюшка божилась, что самолично видела бутылки с душами у старухи в погребе. Как кого хоронят, его душенька выходит это из могилы, а колдунья, значит, сейчас её и ловит. Потому-то она у самого кладбища живает.
Кира не возражала и задумалась. Любопытство её было возбуждено. Во всяком случае, интересно посмотреть на такую колдунью. Если даже она и не ловит души умерших, — Кира чуть было снова не расхохоталась, то может быть, все-таки поможет ей какими-нибудь средствами. Не раз уж она слышала про любовные напитки. Кира находилась в эту минуту в таком именно настроении духа, когда человек, не будучи в силах противится искушению, бывает особенно податлив на все дурное.
Кире вспомнились презрительные усмешки подруг, рассказавших ей о том, что Алексей Басаргин женится на дочери министра, и это воспоминание подействовало на неё, как удар хлыста. Последние сомнения исчезли.
Она решительно подняла голову:
— Знаешь, Настя, а я съезжу к твоей ворожее. В первый же раз, как только мама поедет в оперу, мы с тобой слетаем на Волково и успеем назад вернуться раньше её.
— Ах, барышня! Вот будет хорошо, и всё сладится по Вашему желанию. Надо только будет закупить для Малейнен, — это колдунья, значит, — кофию, сахару да коньяку, она это любит…
Резкий звонок у входной двери прервал её.
— Должно, барыня, — пробормотала Настя, убегая.
Минуты через две она вернулась с письмом в руках.
— Посыльный принёс, — доложила Настя. Письмо было от матери. Кира вскрыла конверт и прочла: ‘Дорогая. Мы только что решили с Марьей Андреевной поехать на вечер к баронессе Штаде, в Царское Село. В карты заиграются, вероятно, довольно, а потому мы там и переночуем, о чём она давно уже просила. В город я вернусь завтра с двенадцатичасовым поездом’.
Кира сложила письмо и улыбнулась. Она была довольна. По-видимому, сама судьба покровительствовала её затее.
— Слушай, Настя, мама ночует в Царском и вернется только завтра. Стало быть, мы можем воспользоваться её отсутствием и сегодня же съездим к твоей колдунье. Вот тебе три рубля: иди купи сахару, кофе, кренделей и полбутылки коньяку. А Маше скажи, чтобы подавала на стол, как только поспеет обед.
— У нас времени, барышня, хватит. Ведь она только в полночь колдовство-то свое разводит. Так я побегу в лавку за подарками.
Оставшись одна, Кира вынула из шкатулки, в которой хранила деньги, две двадцатипятирублевые бумажки. Она решила пожертвовать, в случае надобности, эту сумму. Впрочем, она надеялась, что и половины будет достаточно.
Около десяти часов вечера к сторожке Волкова кладбища подъехал извозчик. Дождь к этому времени прошёл и сквозь редкие туманные облака лился бледный лунный свет, окутывая все предметы какой-то таинственной дымкой. Чернели и белели кресты и памятники этого огромного поля вечного упокоения да кое-где, словно блуждающие огоньки, мигали горевшие на могилах лампады.
Картина была мрачная, и Киру охватила нервная дрожь. Она сошла с извозчика и шла за сторожем Матвеем, позванным Настей. Щедрые чаевые сделали его чрезвычайно любезным и предупредительным.
Взятый по часам извозчик должен был дожидаться возвращения приехавших.
Сторож вел по аллее на окраину кладбища. Дойдя до старой покосившейся избёнки, которая некогда тоже, вероятно, была сторожкой, старик несколько раз постучал. Дверь открылась и на пороге показалась закутанная в клетчатый платок женщина.
Пошептавшись с Матвеем, она впустила гостей, а сторож зашагал обратно.
Стараясь казаться спокойной, Кира вошла всредней величины комнату, гораздо более уютную, чем можно было предполагать снаружи. В большой русской печи пылал яркий огонь и распространял приятную теплоту. В воздухе витал запах кофе, на чистом деревянном столе стояла чашка, а рядом лежали большую ломоть хлеба и колбаса.
Хозяйка оказалась худощавой женщиной высокого роста, с острыми чертами лица, совершенно определенного финского типа. Её тёмные, глубоко сидящие глаза странно блестели и горели дикой волей. На ней была толстая шерстяная полосатая юбка и ситцевая цветастая кофта, обшитая внизу бахромой. Из-под красного платка, покрывавшего голову, выбивались густые пряди седых волос.
Она узнала Настю и улыбнулась ей, обнажив ряд здоровых зубов, белизна которых шла как-то в разрез с её темным, точно бронзовым, морщинистым лицом.
Киру она оглядела испытующим взглядом, сняла с неё пальто и пододвинула табурет, на который та села.
А Настя в это время развязывала и выкладывала на стол сахар, кофе, коньяк и большой мешок с сухарями и кренделями. При виде провизии на лице старухи засияла довольная улыбка. Она низко поклонилась, поблагодарила и сказала, что готова все сделать для дорогих гостей. Говорила она с сильным чухонским акцентом.
Видя, что растерявшаяся гостья не знает, с чего начать и как объяснить своё желание, старуха позвала Настю и стала шептаться с ней в углу.
Переговоры длились долго, а Кира зябко куталась в свой оренбургский пуховый платок и вздрагивала всякий раз, как пронизывающий жесткий взгляд ворожеи обращался на неё, ей становилось жутко. Наконец старуха подошла и сказала:
— Хорошо, я всё сделаю, как Вы хотите, и замуж выйдите за того кавалера, которого себе выбрали. Только вы мне заплатите за это двадцать пять рублей.
— Я с радостью заплачу вам, а в день моей свадьбы Вы получите ещё двадцать пять, — ответила Кира, подавая ей деньги.
— Вот спасибо. Все будет сделано, и послезавтра вечером Вы уже будете невестой, — ответила Малейнен, жадно схватывая деньги.
— А теперь, — продолжала она, взглядывая на стенные часы, — мне надо кое-что приготовит. Да и рано ещё начинать-то. — И она вышла в соседнюю комнату.
Через несколько минут, показавшихся Кире целой вечностью, старуха вернулась и поманила её. Кира схватила за руку Настю и потащила с собой, на что колдунья не возражала.
Очутились они в соседней комнате, несколько просторнее первой. Ситцевая занавеска разделяла её надвое и скрывала угол. Здесь тоже была русская печь, у окна стояли два крытых цветным ситцем старых кресла для посетителей, на деревянном некрашеном столе разместились колода обтрепанных и засаленных карт, вилка, темный глиняный, несколько бутылок и большой стакан.
Перед печкой была жаровня с горящими углями. Старуха бросила сверху несколько щепок, сушёных трав и толченой серы. Повалил густой дым, распространявший едкий неприятный запах. Тогда Малейнен стала перед печкой, нагнулась к очагу и принялась нараспев бормотать что-то непонятное. Почти тотчас же в трубе зловеще завыл ветер.
Когда завыванья ветра стихли, она достала из шкафа семирожковый подсвечник с чёрными восковыми свечами и зажгла их, а в чёрный глиняный горшок налила воды, затем она исчезла за занавеской, захватив с собой подсвечник и горшок. Вернулась она назад с зажжённой свечёй в руках и прошла в первую комнату, где подняла у печки подполину и спустилась вниз.
У Насти зубы стучали, и она прижалась к своей барышне, дрожа как осиновый лист. В душевном состоянии Киры разобраться было трудно.
Суеверный ужас боролся в ней с скептицизмом и сомнением, но твердое решение довести до конца свою затею не ослабевало.
В эту минуту снизу, из подполья, донёсся страшный шум, точно там гудел ветер вперемешку с желобными стонами и криками сов, вслед за этим по лестнице застучали грузные мужские шаги.
В голове Киры шевельнулась мысль, что она попала в притон мошенников, но подозрение это быстро исчезло, так как за колдуньей, к величайшему изумлению Киры вышли следом священник с дьяконом в облачении и высокого роста человек во фраке и белом галстуке.
Взглянув на последнего, Кира чуть не упала в обморок и едва сдержала готовый сорваться крик.
Шедший сзади человек оказался Басаргиным. Он был страшно бледен, и глаза горели фосфорическим светом, дышал он тяжело и прерывисто.
Но долго раздумывать обо всём увиденном ей не пришлось.
Малейнен закрыла дверь в первую комнату и отодвинула занавесь, за которой оказался аналой, а на нём горел семирожковый подсвечник.
На посланный перед аналоем коврик встали священник с дьяконом, а Басаргин, схватив Киру за руку, потащил её с собой на ковёр, и служба началась.
Невыразимое чувство апатии овладело Кирой. Руки и ноги её точно свинцом налились, вместе с тем, она вполне отдавала себе отчёт в том, что происходило вокруг.
Её поразило злобное, глумливое выражение глаз человека, одетого священником, и его бледное, истощённое лицо, чёрная свеча, которую он подал, дрожала в её руке. От этих людей исходило ужасное тошнотворное зловоние. Ледяной холод от кольца, которое надел ей Басаргин, бросил её в дрожь.
Венчание происходило в мертвенной тишине, нарушал её лишь гнусавый голос колдуньи, читавшей вполголоса непонятные заклинания по какой-то древней книге в чёрном переплёте.
Мало-помалу одуряющая вонь стала так сильна, что у Киры закружилась голова, и она начала задыхаться. Она чувствовала, что теряет силы, и вглядывалась в Алексея. Да, это был он, а пожалуй, и не он…
Вдруг ей показалось, что всё вокруг задрожало, затрещало, заходило, бурный порыв ветра распахнул окно, а священник с дьяконом и новобрачные, подхваченные вихрем, поднялись на воздух, подлетели к окну и исчезли в ночной тьме.
Порыв холодного ветра опрокинул Киру, и она полетела в какую-то бездну…
Когда Кира открыла глаза, то увидела, что лежит у открытого окна, а Настя трёт ей водкой виски и руки.
— Очнитесь, барышня, все кончено, — утешала горничная.
— Кажется, я была в обмороке?.. Какой ужасный кошмар!.. — слабым голосом сказала Кира, с трудом поднимаясь и боязливо оглядываясь.
Всё здесь было в прежнем виде: занавесь задернута, подсвечник исчез и подполье закрыто.
Старуха стояла перед ней с горшком в руках и блаженно улыбалась.
— Ваше счастье, барышня с Вами. Не забудьте меня в день свадьбы, — угодливо сказала она, провожая посетительниц в первую комнату.
— Воду не забудь, Настя, — прибавила старуха, переливая в бутылку из горшка.
Лишь на свежем воздухе Кира избавилась от мешавшего ей соображать оцепенения и вздохнула полной грудью.
Её приключение казалось ей тяжёлым кошмаром, но она все-таки воздержалась говорить о нём с Настей на обратном пути, боясь, как бы извозчик их не подслушал.
Но чем больше она думала, тем загадочнее и подозрительнее казалась ей вся эта история.
Вернувшись домой, Кира спросила раздевавшую её Настю:
— Слушай! Нет ли тут какого-нибудь обмана? Одного я не понимаю, откуда она привела Алексея Аркадьевича? Предположим, что поп с дьяконом сидели у неё в подполье, но как туда попал Басаргин? Ведь это же, бесспорно, был он?
Горничная вздрогнула.
— Ах, барышня Вы моя золотая. Да неужели Вам невдомёк, что люди-то были не заправские, а нечистые. Иначе, разве могли бы они через окно улететь? Господи Боже, как я напугалась в первый раз! Кума-то моя, Аксиньюшка, мне и растолковала, значит, по какой причине от них смрад такой идёт. Поглядите сами, и от Вашего платья тоже мертвечиной несёт. Надо его будет хорошенько проветрить, чтобы кто не приметил чего. А сами-то Вы, барышня, в ванночке помойтесь, просила Машу, чтобы она к нашему приезду ванну нагрела.
Кира побледнела, и невыразимое чувство страха и отвращения охватило её.
Когда она принялась затем раздеваться в ванной, то невольно вскрикнула. Она с ужасом увидела, что у неё на пальце надето кольцо, украшенное рубином. Это кольцо она сотню раз видела на пальце Басаргина. Вместе с тем, она не досчиталась одного из своих колец.
На этом дело не кончилось, и её ещё более смутило новое открытие — цепочка от креста на шее была оборвана, а сам крест исчез… Это обстоятельство не укрылось от Насти, и бледная, с трясущимися руками, она молча раздела и уложила свою барышню.
На другое утро Кира проснулась поздно. Она проспала всю ночь глубоким сном и чувствовала себя бодрой.
При дневном свете её вчерашние похождения казались менее мрачными, а в душе все настойчивее назревало сознание, что она была жертвой наглого обмана.
Особенно подозрительным ей казалось кольцо Басаргина. Потерял ли он его, или кольцо у него украли? Как знать? Может быть, Настя нашла его и отдала старухе, а возможно, что они обе участвовали в надувательстве.
Такое объяснение казалось ей наиболее подходящим, потому что верить в сверхъестественное казалось ей смешно и глупо. Это соображение настолько укоренило в её голове, что, увидав бутылку с водой, данную ей вчера чухонкой, Кира хотела сперва её выбросить, но потом передумала. Обман это или нет, а следовало дело довести до конца.
Поэтому, когда Настя принесла ей бензинку и новую кастрюльку, Кира добросовестно вскипятила волшебную воду и затем спрятала её в шкаф, чтобы угостить ею Алексея Аркадьевича, долив её в чай ‘жениху’, если он действительно к ним придёт.
Прибывшая из Царского Села генеральша была в самом радушном настроении. Счастье ей улыбнулось, и она выиграла в карты, в общем, она весело провела время и привезла кучу свежих новостей.
Самым интересным было известие о помолвке одной известной баронессы Штаде, жених которой получил назначение в Персию, и свадьба была назначена недели через две.
— Но раньше баронесса даёт бал, а потому, Кира нам надо подумать о платьях. Я думаю сделать себе серое атласное, или золотистое, а то моё бархатное все уже знают и совестно его надевать. И тебе надо заказать два свежих туалета. Сегодня уже поздно, да я и устала, мы ведь легли в половину пятого. А завтра, с утра, мы отправимся в Гостиный двор за покупками, — деловым тоном закончила генеральша.
Вечером у Нагорских собралось несколько человек гостей, а перед чаем явился Басаргин. Его появление очень смутило Киру. Стало быть, чары подействовали. Не сомневаюсь более, она влила заколдованную воду в его стакан, который Настя подала ему. Басаргин, казавшийся перед этим озабоченным и смущенным, выпив свой чай, оживился. Он глаз не сводил с Киры, а когда все перешли в гостиную, стал за нею ухаживать. В его глазах читалась страсть, и он нетерпеливо искал случая поговорить с ней без свидетелей.
Но, словно нарочно, то генеральша, то другие гости мешали молодым людям остаться с глазу на глаз, и лишь при прощании Алексей Аркадьевич нашёл возможность шепнуть Кире:
— Могу ли я надеяться застать Вас завтра дома около двух?
Кира утвердительно кивнула головой, и взгляды, которыми они обменялись, были равносильны объяснению в любви.
На следующее утро, когда Кира была ещё в постели, сияющая Настя подала ей доставленную посыльным роскошную корзину роз, ландышей и белых лилий, в цветах была визитная карточка Басаргина.
— У меня так болит голова, что я не в силах бегать за покупками. А у тебя, мама, изысканный вкус, и я полагаюсь на твой выбор, — сказала она, целуя мать.
И та уехала, ничего не подозревая. Кира хотела одна принят своего суженого, чтобы объявить матери о своей помолвке как о свершившемся факте.
Она позаботилась о своём туалете и надела красивое домашнее платье, потом уселась в кабинете, из окна которого была видна улица, и принялась дорисовывать вазу для благотворительного базара.
Была ещё только половина второго, а уж экипаж Басаргина подлетел к дому Нагорских. Пока он, выйдя из коляски, что-то приказывал кучеру, Кира задумчиво его разглядывала.
Он не был красавцем, но его свежее приветливое лицо с добрым прямодушным выражением было крайне симпатичным.
‘Постараюсь полюбить его, привязаться к нему’, — решила Кира, встречая гостя и любезно приглашая его садиться.
Таинственное кольцо с рубином она спрятала между другими кольцами, чтобы Басаргин его не заметил, но с ужасом увидела на мизинце Басаргина своё собственное кольцо с бирюзой. Чтобы завязать разговор, она показала вазу, которую разрисовывала, а затем речь зашла о благотворительном базаре, для которого предназначалась эта самая ваза. Алексей Басаргин похвалил работу.
— Я не решаюсь звать Вас помогать мне в продаже, но, как покупатель, Вы придёте к моему столику, не правда ли? — Улыбаясь, сказала она.
Басаргин нагнулся и странно взглянул ей в глаза.
— Я буду всем, чем Вы пожелаете, Кира Викторовна, потому что я Ваш раб, на всю жизнь… Разве Вы не видите, что я вас люблю…
Он схватил её руку.
— Скажите, хотите ли Вы быть моей женой, моим добрым гением? Клянусь Вам, что я посвящу свою жизнь, чтобы сделать Вас счастливой.
Кира густо покраснела и дрожащим от волнения голосом ответила:
— Я давно люблю Вас, Алексей Аркадьевич, и с радостью принимаю Ваше предложение. Я постараюсь оправдать Ваш выбор.
Растроганный и счастливый, Басаргин привлёк её к себе и запечатлел на полураскрытых губах поцелуй.
Завязался весёлый, оживлённый разговор. Молодая хозяйка приказала подать чай, и жених с невестой радостно смеялись, строя планы на будущее.
Вдруг, взглянув в окно, Кира нахмурилась.
— Какая, право, досада, — с недовольным видом сказала она. — Только что прошли мимо Лили Верфельден и Даша Паутина. Они, наверное, идут к нам, а найдя Вас здесь, в отсутствие мамы, эти две сороки разнесут разные сплетни.
— Есть о чём волноваться, — смеясь, заметил Басаргин. — Вы скажите им, что я Ваш жених, вот и всё. Пусть себе болтушки разносят эту новость потом на здоровье.
Пока шёл разговор, в передней раздался звонок, и через минуту в комнату влетели две миловидные, со вкусом одетые барышни. Зоркими, любопытными глазками они оглядели насмешливо гостя и накрытый стол.
— Мы за тобой, Кира, чтобы вместе идти в Летний сад. Нас соберётся большая компания: Мери, Клавдия, её брат моряк, оба кузена Нины и мой брат со своими приятелями, атташе германского посольства, будет превесело. Но ты в таком приятном обществе, что может быть, и не захочешь идти с нами, — тараторила Даша с добродушным видом.
— А где твоя мама? Надо бы с ней поздороваться, — спросила Лили.
— Мамы дома нет, но она вернётся с минуты на минуту. А в Летний сад я действительно не пойду. Вы угадали, я нахожусь в самом престижном для меня обществе, о котором могла только мечтать. Но я вам глубоко благодарна, что вы зашли за мной, это даёт мне случай представить вам, моим лучшим подругам, Алексея Аркадьевича Басаргина как моего жениха.
Кира улыбнулась, внутренне наслаждаясь изумлением и едва скрытой завистью своих ‘лучших’ подруг.
Последовали горячие поздравления, сопровождавшиеся поцелуями, и Кира пригласила их на свадьбу.
Беседа велась весёлая, но Лиза с Дашей, видимо, не сиделось, и они скоро распрощались, говоря, что надо идти в Летний сад, и что им не ловко заставлять себя ждать.
— Новость их подгоняет, и они разнесут её по всем знакомым, а к вечеру на нас посыплется град поздравлений, — смеясь заметил Басаргин.
Он взял руки невесты и стал их целовать. Но в этот момент смрадный запах, который мучил Киру у колдуньи, пахнул ей в лицо.
Она побледнела, и сердце тревожно забилось, но волнение и радость победы быстро изгладили тягостное впечатление, тем более в эту минуту у входной двери снова раздался звонок.
На этот раз приехала сама Нагорская. Можно себе представить её удивление и радость при известии, что Кира — невеста.
Смеясь и плача, она обняла жениха и невесту.
Когда первый порыв радости улёгся, заговорили о делах. Свадьба была единогласно назначена после Нового года.
Алексей Аркадьевич предложил Кире путешествовать по Италии, но Кира ответила, что лучше отложить заграничную поездку до лета, когда Басаргину легче получить двухмесячный отпуск, и жених откровенно высказал своё удовольствие по поводу этого решения.
По совести говоря, он не любил путешествий с их неизбежным перекочёвками из гостиницы в гостиницы, хлопотами и суетой. Ему более улыбалась перспектива провести медовый месяц в собственной уютной квартире. Повар у Басаргина был отличный.
При этом он сообщил невесте, что в его доме, на Знаменской, в первых числах ноября освобождается красивая, большая квартира, которую можно будет отделать по собственному желанию. За первым днём помолвки настало оживленное время — шили приданое и устраивали квартиру.
Советские развлечения также очень занимали Киру, да и вообще она чувствовала себя совершенно счастливой.
Ожидавшая её привольная, весёлая жизнь и удовлетворённое тщеславие ослабили и почти заглушили робкие упреки совести. Кира забыла о том, каким путём она достигла благополучия. И всё таки бывали минуты, когда её блаженство омрачалось. Случалось это всякий раз, когдаей казалось, что от жениха исходит отвратительный трупный запах. Тогда она вспоминала о том, что произошло на Волковском кладбище.
Иногда и сам Алексей Аркадьевич казался странным. Настроение его вдруг изменялось, совершенно непонятно почему, из веселого, оживленного влюбленного он становился мрачным, нервным и, по-видимому, с трудом сдерживал неприятные чувства, которые его волновали.
Как-то раз вечером жених был особенно сильно раздражён. Кира участливо его спросила, здоров ли он. Он подсел к ней на диван, порывисто схватил её руку и сжал до боли.
— Ах, я и сам не знаю, что со мной происходит… Я совершенно здоров, а между тем, меня точно мучает что-то до смешного странное, чего я не могу понять. Это началось с того кошмара или обморока, который был у меня приблизительно месяца два тому назад…
— Расскажите, что же с Вами случилось? Может быть, это нервная болезнь, которую надо лечить? — тревожно спросила Кира, охваченная вдруг смутным страхом.
— Да вы будете смеяться, когда услышите эту галиматью. Но всё равно я Вам расскажу. В самом деле надо будет полечить свои нервы. А случилось со мной вот что. Как раз накануне нашей помолвки я был зван на бал к знакомым, у которых часто играл в карты. В этот день у меня была работа, и я рассчитывал выехать из дома в одиннадцать, но я задержался и стал одеваться уже в половине двенадцатого. Вдруг мне сделалось дурно: голова отяжелела, и я почувствовал тошноту. Затем меня охватило невыразимое противное чувство, точно из меня вытягивают душу, иначе своего ощущения определить не могу. Я выпил стакан вина и прилёг на кушетку в надежде, что болезненное ощущение пройдёт.
Заснул ли я, или у меня была галлюцинация — не знаю, но я чувствовал, что болезненное ощущение сменяется тоской. Ноги и руки отяжелели, точно налились свинцом, какая-то ледяная рука сжимала мне горло. Затем всё моё существо стало как будто расплываться, и во мне что-то рвалось. Вдруг мне почудилось, что я вышел из моего тела, которое неподвижно лежало на кушетке, и я с ужасом глядел на смертельно бледное лицо моего двойника. Но тут внезапно раздался страшный треск в камине, и оттуда выскочила тощая морщинистая старуха — чистая ведьма, она схватила моё тело в охапку и скрылась в камине.
Я хотел последовать за ней и не мог, я бился, как муха в паутине, и со мной творилась какая-то дьявольщина, как будто меня всего резали на части. Вдруг снова появилась старуха, и её пристальные, как угли, глаза, парализовали меня. В ту же минуту я почувствовал страшный удар под ложечку и… открыл глаза.
Я чувствовал себя совершенно разбитым, и меня душил ужасный запах.
Я позвонил и спросил лакея, откуда идёт такая вонь. Он удивился и потом сказал, что пахнет мертвечиной. Тут, увы, я сам убедился, что трупный запах идёт от моего платья.
Я разделся, надушился и решил принять ванну, но ничего не помогло, запах продолжал меня преследовать, и выходя из ванной, я упал в обморок.
— Это должно был просто кошмар, вызванный нервным состоянием, — сказала побледневшая Кира.
— Конечно. Но одно обстоятельство в этом приключении мне непонятно. Вообразите, что в этот вечер у меня на руке очутилось кольцо, которого раньше не было. А самое ужасное, это то, что трупный запах преследует меня и теперь, хотя не всегда. Иногда целые дни проходят — его не бывает, а потом вдруг он появляется снова, раздражает нервы и приводит в бешенство. Это невыразимо меня мучает.
Кире стоило больших усилий скрыть охвативший её ужас. Она стала спокойно говорить о том, что надо лечиться. Историю эту она объяснила своему жениху его болезненно-нервным состоянием. Но ночью лёжа в постели, она в первый раз испугалась того, что сделала.
Очевидно, случилось нечто таинственное и роковое, затронуты были какие-то неведомые силы.
Ощущаемый и ею самой время от времени запах разложения возбуждал в ней отвращение к Басаргину, а страсть, горевшая в его глазах, её просто пугала. На следующий день она послала к колдунье Настю с богатыми подарками с просьбой уничтожить этот запах. Настя, вернувшись, сообщила, что старуха обещает сделать всё от неё зависящее. И в самом деле, с этого дня трупный запах стал точно реже и меньше чувствоваться.
Уже некоторое время она замечала, что её смазливая горничная грустна и встревожена. Как-то вечером, заметив, что глаза Насти заплаканы, она спросила:
— Что с тобой, Настя? Ты идёшь замуж за человека, которого сама выбрала, я тебе даю хорошее приданое, Алексей Аркадьевич подарил тебе пятьсот рублей, скажи, пожалуйста, чего тебе не хватает.
К её великому удивлению Настя разрыдалась:
— Ах, барышня дорогая, что мы с Вами наделали! Ведь мы с дьяволом связались. А теперь я вижу, что в Викентия-то нечистый вселился. Боюсь я его. Подчас он становился такой злющий да страшный, и запах от него идёт такой нехороший. Я его, почитай что, разлюбила. Ничего я больше не хочу, как только от него отделаться. Потому у меня есть другой. Желанный, богатый и…
Кира от души расхохоталась:
— Но если ты не любишь больше Викентия, то отчего же ты не сходишь к Малейнен? Она тебе его сосватала, она же тебя избавит от него. Ну, а кто же такой, этот новый твой желанный? Однако быстро же ты шагаешь!
— Ах, не смейтесь, барышня, не до смеху мне, — грустно заметила Настя. — Была я уж у Малейнен, да вот беда: старухи-то и след простыл. Старый Матвей сказывал, что будто полиция начала её теснить, вот она в три дня пожитки свои уложила, да и была такова. А куда она уехала, никому неизвестно. Деньжищ-то у неё куры не клюют. Только, слышно, она говорила, что через год, либо два непременно вернётся: когда, значит, об ней позабудется. А теперь-то и нет её, а что делать, я и ума не приложу. Новый жених мой такой нежный, добрый да ласковый. Он у Алексея Аркадьевича в дому старшим дворником, как Вы меня с вещами на новую квартиру посылали, а на этих днях он сам сватал меня. Сказывала я ему, что мол просватана, а Иван Петрович, это он-то, в глаза мне только рассмеялась да и говорит:
— Пока ‘Исаия ликуй’ не споют, всякого жениха можно сменить.
— Разумеется. Раз ты разлюбила Викентия, так он не может тебя принудить выйти за него замуж.
— То-то и оно, что он силком хочет меня за себя взять и свадьбу на январь назначил, а мне грозился, что зарежет, как курёнка, ежели я его обману. Ужасть, как я его боюсь, он теперь ровно тигр лютый, — с рыданиями закончила Настя решительно объявила барышня, что спровадила Викентия и обручилась с дворником, она была очень воинственно настроена и радоваться тому, что покончила с нечистым, как она прозвала первого жениха.
Два дня спустя, часов около десяти вечера, Нагорские и Басаргин кончили пить чай, как вдруг из кухни донеслись шум и крики.
Дамы в испуге вскочили, а через минуту в столовую влетела кухарка и портниха. Обе они, мертвенно-бледные от ужаса, размахивая руками, кинулись к генеральше.
— Убил!.. Убил!.. — вопили они.
— Кто кого убил? — спросила испуганная Нагорская.
— Викентий… Настю убил, — прокричала кухарка.
Кира ещё раньше, не дожидаясь ответа, бросилась в кухню, а мать и жених последовали за ней. Страшная картина представилась их глазам.
На полу, ничком, в луже крови лежала Настя, дверь на чёрную лестницу была открыта настежь, а на площадке дворник и ещё кто-то держали бледного, как мертвец, человека. Он был взъерошен, растерзан, глаза точно налиты кровью, и на него страшно было смотреть, платье и руки в крови. Это и был лакей из трактира. Увидав господ, он дико крикнул:
— Зачем она меня обманула?.. В Сибирь поеду.
Кира упала в обморок.
Придя в себя, она увидела, что лежит на диване в кабинете. Мать терла ей одеколоном виски и руки, Алексей Аркадьевич, нагнувшись над ней, давал нюхать английскую соль.
— Ах, дорогая, как ты нас напугала, — сказала генеральша, целуя дочь. — Твои нервы не выдержали этого ужасного зрелища.
— Настя убита?.. Какое чудовище этот Викентий, — пробормотала с дрожью в голосе Кира.
— Нет, нет! Успокойся, она не убита. Сейчас был доктор и сказал, что рана, хотя и опасна, но не смертельная. Доктор надеется, что она будет жива, и Насте делают теперь первую перевязку, а затем её отвезут в больницу, — успокаивала генеральша.
— Кто мог бы предположить такую дикую страсть в простом мужике? — прибавила она, качая головой.
— Страсть остаётся страстью, что у барина, что у мужика, Анна Антоновна. Всегда было опасно дразнить это могучее чувство, которое ослепляет и порабощает человека, — заметил Басаргин, страстно глядя на бледное и очаровательное личико невесты.
Вдруг он нагнулся и с каким-то странным выражением прошептал:
— Кто знает, что сделаю я, если Вы перестанете любить меня и предпочтёте мне другого…
— Ради Бога, Алексей Аркадьевич, не говорите про такие ужасы, — испуганно ответила Кира, отнимая руку, которую жених покрывал поцелуями, и чувствуя, как мурашки забегали по коже.
Через несколько минут Кира стала жаловаться на головную боль и изъявила желание лечь в постель. Жених уехал.
В эту ночь она не сомкнула глаз, её охватил панический ужас.
Что она наделала? Во власть какой злой силы отдала она себя?
С дрожью вспоминала она слова Алексея Аркадьевича. Он тоже не может отвечать за себя в случае, если бы она ему изменила. Она вспомнила взгляд, сопровождавший эти его слова.
В добрых и обыкновенно откровенных глазах жениха блеснула на этот раз какая-то дьявольская злоба, и в лицо ей пахнуло трупным запахом.
Просвещенные убеждения интеллигентной барышни, а также скептицизм, привитый воспитанием и духом времени, восставали против мысли, что это чёрт замешан в это дело, и в то же время, было до очевидности ясно, что произошло нечто таинственное, и какая-то роковая страшная сила связала её с невидимым и неведомым миром. Влияние этого мира она несомненно чувствовала, но пока не знала, до каких пор, пределов эта власть простирается.
Поздно ночью генеральша, продолжавшая беспокоиться за дочь, пришла к ней в комнату и, найдя Киру в слезах, стала её расспрашивать.
Под гнетом страха взволнованная Кира открыла матери истину и рассказала про свою поездку к колдунье.
— Мне уж очень захотелось богатой партии, а тут ещё издательство и злорадство Даши. Она мне сплетничала про флирт Алексея Аркадьевича с дочерью министра. Это меня окончательно взбесило, — закончила она свой рассказ просвою поездку к колдунье.
— Мне уж очень захотелось богатой партии, а тут ещё издевательство и злорадство Даши. Она мне сплетничала про флирт Алексея Аркадьевича с дочерью министра. Это меня окончательно взбесило, — закончила она свой рассказ и спрятала в подушке мокрое от слёз лицо.
В первую минуту генеральша испугалась, но вдруг её испуг прошёл. Недаром она была неисправимо легкомысленной и ни во что не верившей женщиной.
— Конечно, нехорошо, что ты послушалась такой глупой мужички, как Настя, и поехала к колдунье!.. С другой стороны, просто не вериться. Ха-ха-ха! Чтобы интеллигентная девушка, как ты, могла верить во вмешательство чёрта! Неужели ты не понимаешь, дитя моё, что эта чухонка просто-напросто вас загипнотизировала. Вот вы и увидели всю эту чертовщину. Одно я ещё, пожалуй, допускаю: в воду, данную, она могла подмешать какую-нибудь настройку, которая возбуждает чувства, а может быть, она и Алексею Аркадьевичу гипнотическим путём внушила сделать тебе предложение. Но, слава Богу, ты достаточно хороша собою, чтобы вызвать любовь и без всякого колдовства. А теперь успокойся и не порть разным глупостям своего счастья. Ты должна торжествовать! Намедни я чуть было не умерла со смеху, глядя на завистливые рожи Маруси и Даши, когда ты им показывала горностаевую отделку и рубиновое колье, подаренное тебе женихом. Теперь наш черёд смеяться над беззубой завистью людской.
— Ну, а перемена колец, мама?
— Кольца, душа моя, разумеется, были гораздо раньше украдены Настей, и я ни минуты не сомневаюсь, что она была в сговоре с чухонкой. А своё кольцо ты спрячь хорошенько, чтобы жених не увидел. Надо это дело покончить. Переходи в эту ночь спать ко мне, ты не будешь одна в комнате, и это тебя успокоит.
Настал день свадьбы.
Весело и беззаботно одевалась Кира. Утешение матери и хлопоты последних дней вернули Кире самообладание, тем более, что трупный запах за последнее время не был слышен, и здоровье Насти поправлялось.
Самодовольство оглядывала она в зеркале свой чарующий образ: атласное, точно искрившееся на свету платье, великолепно украшавшие его кружева и длинную воздушную фату. Всё это к ней шло, и она подумала, что, может быть, хорошо сделала, обратясь к колдунье, во всяком случае, колдунья ускорила её победу…
Вера у Киры едва теплилась, а потому в церкви она не молилась, и во время венчания без стеснения глядела по сторонам. И вот она заметила в толпе присутствующих молодого человека, который смотрел на неё с восхищением, да таким нескрываемым, что она была поражена и, в свою очередь, внимательно его оглядывала.
Он был высокого роста, худощав и хорошо сложен, лицо нерусское, с чёрными густыми, курчавыми волосами, с острым подбородком, чувственные губы складывались в гордую, презрительную усмешку, и в больших чёрных глазах видна была энергия, в нём сразу сказывалась страстная натура.
Красивым его нельзя было назвать, но в общем, лицо было приветливое и выразительное.
На Киру взгляд незнакомца произвёл странное впечатление, она не могла припомнить никого, кто бы ей так сильно нравился, и невольно, по временам, взглядывала на него. Когда же кончилось венчание, и он, в числе прочих, подошёл её поздравить, Кира до того разволновалась, что даже не расслышала имени, которое назвал ей муж, представивший ей незнакомца.
Тот, однако, настолько её заинтересовал, что едучи с мужем из церкви домой, она не утерпела спросить, кто был этот господин, его она раньше никогда не видела в обществе.
— Высокий брюнет с бородкой?.. А, это мой большой приятель и прекрасный малый, маркиз Керведек. Весь прошлый год он провёл за границей, а теперь причислен к французскому посольству, — равнодушно ответил Басаргин.
‘Ах, зачем сегодня, именно в день свадьбы, а не раньше встретила я такого привлекательного человека!’ — Подумала Кира вздыхая.
В ту же минуту в лицо пахнул порыв смрадного воздуха, и ей опять стало страшно.
Охваченная смутной тревогой, вступила Кира в новый дом. Что бы ни говорила её мать, а что-то зловещее, действительно соединилось с ней.
Как-то утром маркиз засиделся у Басаргина, и тот позвал его завтракать.
Перед этим Кира видела маркиза всего два раза, но мельком, и его присутствие всегда тайно волновало её. Так и теперь. Сердце усиленно застучало в груди, но она подавила своё волнение и весело поддерживала разговор. На этот раз она подметила, что мнимая беспечность, любезность и даже угодливость маркиза скрывали изрядную долю пресыщенности и глумливого презрения к женщинам вообще.
Слова Алексея Аркадьевича, подтрунивавшего над его любовными похождениями и победами в свете, подтвердили наблюдения Киры.
— А ты, по-прежнему, так же милостив, что не мучаешь долго хорошеньких женщин? Не заставляешь их понапрасну вздыхать? — со смехом спросил Басаргин.