А. В. Елисеев, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1895

Время на прочтение: 12 минут(ы)

А. В. ЕЛИСЕВЪ.
Страничка изъ воспоминаній.

I.

Жаръ только что свалилъ. Дачники, прятавшіеся по своимъ дачнымъ трущобамъ, выходили подышать свжимъ воздухомъ. Особенно много было публики на Муринскомъ проспект, около лтняго клуба, гд лтніе артисты давали спектакль. Я отправился въ театръ, чтобы въ антрактахъ подышать свжимъ воздухомъ въ клубномъ саду. Въ Лсномъ въ жаркіе дни и душно, и пыльно, а вечеромъ поднимается самая предательская сырость. Это не значитъ, что Лсное хуже другихъ дачныхъ мстностей въ окрестностяхъ Петербурга,— такая же сырость, духота и пыль везд.
Не помню, какая шла пьеса, но въ одинъ изъ антрактовъ знакомые указали на извстнаго уже тогда путешественника, д-ра Елисева, который гулялъ по алле вмст съ остальной публикой. Я читалъ его статьи въ ‘Встник Европы’ и какъ-то было странно видть этого смлаго изслдователя далекаго Востока въ какомъ-то Лсномъ, которое ни въ географическомъ, ни въ этнографическомъ, и ни въ какомъ вообще отношеніи не замчательно. Черезъ минуту мы были представлены другъ другу и сидли на садовой террас.
— Я никакъ не ожидалъ васъ встртить именно здсь,— удивлялся я, по привычк, наблюдая новаго человка.— Даже какъ-то странно…
— И я тоже удивляюсь, что встртилъ васъ въ Лсномъ. У меня здсь постоянное мстожительство…
— Да? А я нанялъ здсь дачу.
— Какъ дачное мсто, Лсное, пожалуй, неудобно. Очень много лтомъ набирается публики, а мы начинаемъ жить, когда дачники разъдутся, т.-е. поздней осенью. Главное удобство — безусловная тишина, а это самое важное при работ.
По своей наружности д-ръ Елисевъ ни чмъ особеннымъ не выдлялся. Средняго роста, блокурый, съ срыми глазами, съ русскимъ лицомъ — и только. Онъ былъ одтъ въ блый военный китель и походилъ на армейскаго офицера. На первый взглядъ нсколько поражала торопливость его движеній и какая-то особенная быстрота взгляда, точно онъ постоянно куда-то спшилъ. Наружность ‘извстныхъ людей’ рдко совпадаетъ съ тмъ представленіемъ о нихъ, какое составляешь о нихъ по ихъ сочиненіямъ. Такъ было и здсь. Первое впечатлніе меня, вообще, не удовлетворило, и я понялъ его, какъ типъ, только познакомившись съ нимъ ближе, въ его рабочемъ кабинет, среди его коллекцій, книгъ и разныхъ рдкостей, собранныхъ со всего свта. Только въ этой обстановк онъ длался самимъ собой, тмъ Елисевынъ, котораго я уже ране зналъ по книгамъ. Это былъ, если можно такъ выразиться, неисправимый путешественникъ, жертвовавшій всмъ для любимаго дла и десятки разъ рисковавшій для него собственной жизнью.
Кто изъ насъ въ дтств не зачитывался путешествіями и кто не мечталъ сдлаться знаменитымъ путешественникомъ? Дтскій умъ ршаетъ вопросы ‘очень просто’, и мы время отъ времени встрчаемъ въ газетахъ трагикомическія исторіи съ юными путешественниками, начитавшимися романовъ Майнъ-Рида, Густава Эмара и Купера. Эти милые мальчуганы, сбжавъ съ урока латинскаго языка, обыкновенно прямымъ путемъ отправляются въ Америку искать опасностей, приключеній и еще опасностей. Такія смлыя предпріятія заканчиваются обыкновенно путешествіемъ въ лодк или поздкой по желзной дорог, а затмъ путешественниковъ возвращаютъ по мсту жительства. Но и большіе люди очень часто мечтаютъ о путешествіяхъ. Отчего бы въ самомъ дл не махнуть куда-нибудь на Цейлонъ или на Огненную землю? Но эти мечты не осуществляются въ большинств случаевъ просто потому, что русскій человкъ и географію плохо знаетъ, и съ языками знакомъ изъ пятаго въ десятое, и необходимой подготовки не иметъ, да еще и страшно притомъ. Оно, конечно, отчего не попутешествовать, а какъ васъ заржетъ какой-нибудь хунгузъ, или, еще хуже, съдятъ людоды… Я именно съ этой точки зрнія и смотрлъ на Александра Васильевича. Вотъ человкъ, который осуществилъ то, о чемъ другіе едва смютъ мечтать. Кром спеціальной подготовки къ каждому путешествію, нужна еще смлость.
— Скажите, Александръ Васильевичъ, неужели вы не испытывали страха, забираясь въ глухую сибирскую тайгу или на охот за африканскими львами въ горахъ Атласа?— откровенно задалъ я вопросъ.
— И да, и нтъ… Все зависитъ отъ натуры, а затмъ отъ выдержки характера. Разв рабочій порохового завода, водоливъ, шахтарь, аэронавтъ, а больше всхъ врачъ — не рискуютъ каждую минуту? По моему мннію, можно себя пріучить и закалить… Въ этомъ вся штука. А главное, путешественниками родятся, а не длаются… Это какая-то мертвая тяга въ далекія неизслдованныя страны, даже тяга къ опасностямъ.
— Но, вдь, есть паническій страхъ, который вн воли человка?
— Право, не могу ничего сказать… Отчаяннымъ храбрецомъ себя не считаю, но особенно и бояться не приходилось. Вдь нтъ такого положенія, изъ котораго не было бы выхода… Все дло даже не въ какой-то храбрости или прямой отчаянности, а въ простомъ умньи разсчитать обстоятельства и сохранить во время опасности извстное хладнокровіе. Большинство, вдь, погибаетъ не отъ опасности, а отъ того, что люди теряютъ голову…
Для меня все-таки оставался неяснымъ вопросъ о храбрости, необходимой для каждаго путешественника. Истинно смлые люди, какимъ былъ покойный д-ръ Елисевъ, вроятно, не замчаютъ въ самихъ себ этого необходимаго достоинства, какъ здоровые не замчаютъ своего здоровья. Кстати, я припомнилъ очень трогательный разсказъ о какихъ-то франдузахъ-аэронавтахъ, которые перелетли на воздушномъ шар въ Швецію. Шаръ опустился въ окрестностяхъ какого-то маленькаго городка, и матери приводили дтей, чтобы смльчаки-аэронавты благословили ихъ. Описывая Уссурійскій край, Александръ Васильевичъ говоритъ: ‘Опасности, быть можетъ, потому и привлекаютъ человка, что он слишкомъ обаятельны’. Это уже поэзія опасностей…

II.

Все лто 1891 года мн пришлось провести въ Лсномъ, и мы встрчались съ Александромъ Васильевичемъ почти каждый день. Онъ особенно любилъ устраивать прогулки пшкомъ, причемъ отличался замчательной неутомимостью. Кстати, человкъ, который охотился на африканскихъ львовъ и амурскихъ тигровъ, какъ мн казалось, побаивался простыхъ дворовыхъ собаченокъ и поэтому постоянно ходилъ съ толстой японской палкой. Впрочемъ, это, кажется, уже область идіосинкразіи,— по преданію, Петръ Великій боялся черныхъ таракановъ, а кажется, человкъ былъ не изъ трусливаго десятка.
По вечерамъ Александръ Васильевичъ частенько завертывалъ ко мн посидть на садовой террас, поговорить, напиться чаю. У него только не было русской привычки засиживаться подолгу, завернувъ на одну минутку. Онъ самое большее могъ позволить себ свободный одинъ часъ — это былъ его законный отдыхъ. Было всегда жаль, когда онъ уходилъ, потому что онъ такъ хорошо разсказывалъ о своихъ странствованіяхъ по блу свту, такъ много видлъ и умлъ видть, такъ много зналъ по разнымъ отраслямъ разныхъ наукъ.
— Да останьтесь, Александръ Васильевичъ… Посидите.
— Ахъ, нтъ, не могу… Работа, работа, работа!..
— Готовитесь опять къ экспедиціи?
— О, да…
Послднее онъ говорилъ такимъ удивленнымъ тономъ, точно вс люди должны были готовиться къ какой-нибудь экспедиціи.
Всего рельефне обрисовывался Александръ Васильевичъ, конечно, у себя дома, въ той обстановк, которая создавалась такимъ неустаннымъ трудомъ. Было что-то даже нерусское въ этой систематизированной и выдержанной до послднихъ мелочей работ — не русское потому, что русскій человкъ съиспоконъ вковъ работаетъ какими-то взрывами, врне — не работаетъ даже, а страдуетъ. Александръ Васильевичъ выходитъ изъ дому только по необходимости — нужно сдлать визитъ больному, създить на засданіе ученаго общества, сдлать необходимый моціонъ для поддержанія мускульной энергіи, а тамъ опять въ свою скорлупу, за свое любимое дло. И такъ изо дня въ день, цлые года, пока этотъ неустанный трудъ не прерывался какой-нибудь новой экспедиціей.
Если обстановка, вообще, до извстной степени характеризуетъ своего хозяина, то Александръ Васильевичъ былъ весь въ этой обстановк, онъ жилъ ей, потому что каждая мелочь здсь напоминала ему то Японію, то Африку, то Аравію, то Цейлонъ, то тундры далекаго свера, сибирскую тайгу и т. д. Это былъ цлый музей, составленный не случайно, а съ строгимъ выборомъ — тутъ были и ботаническіе препараты, и коллекціи по энтомологіи, и зоологическіе раритеты и unicum’ы, и масса этнографическаго матеріала, и предметы ежедневнаго обихода разныхъ племенъ, ткани, матеріи, игрушки, артикли и такъ безъ конца. Все это было расположено въ самомъ строгомъ порядк и напоминало хозяину о его далекихъ путешествіяхъ. Особое мсто занимала спеціальная библіотека изъ книгъ на трехъ языкахъ. Здсь сосредоточивалась главная подготовительная работа, и здсь-то Александръ Васильевичъ реализировалъ результаты своихъ путешествій въ цломъ ряд статей. Онъ работалъ много, постоянно и упорно, не имя свободнаго времени для такъ называемыхъ удовольствій. Было величайшей рдкостью встртить его гд-нибудь на гуляньи или въ театр. Когда же гулять и отдыхать, когда работы такъ много, а жизнь такъ коротка. Вообще, по своей трудоспособности Александръ Васильевичъ представлялъ очень рдкій и крайне отрадный примръ.
Была еще одна особенность этой обстановки, точно неодушевленныя вещи требовали живого голоса, движенія, вообще живой иллюстраціи. Въ квартир Александра Васильевича цлая комната была отведена птицамъ. Центръ занимала громадная проволочная клтка, гд жили маленькія птицы, а затмъ отдльныя клтки съ экземплярами покрупне. Тутъ-то на подставкахъ бормотали какаду и срые попугаи. Однимъ словомъ, цлый птичникъ, напоминавшій опять о далекихъ странахъ. Эта живая зоологія трещала, пла, свистала на вс лады, и Александръ Васильевичъ находилъ время ухаживать за своими любимцами. Въ этомъ скромномъ занятіи сказывалась страстная любовь къ живой природ, къ постоянной привычк наблюдать эту живую природу и, такъ сказать, научнымъ развлеченіямъ.
— Это мои друзья,— объяснялъ онъ не безъ гордости.— Обратите вниманіе вонъ на эту чету зеленыхъ африканскихъ попугайчиковъ… Самая трогательная супружеская пара. Какъ говорятъ, они не переживаютъ другъ друга — умретъ одинъ, и другой умираетъ отъ тоски. А вотъ эта парочка кардиналовъ? А японскія чечотки съ красными хохолками на голов?..
Къ числу друзей принадлежалъ и рыжій сеттеръ, и жирный котъ, ласково поглядывавшій на клтки съ птицами, и охотничья двустволка, и неизмнная спутница во всхъ путешествіяхъ винтовка.
Именно въ этой обстановк какъ-то особенно хорошо велись разговоры о предстоящей экспедиціи, къ которой готовился Александръ Васильевичъ. Онъ почти бредилъ Суданомъ и махдистомъ.
— Непремнно проберусь туда,— повторялъ онъ съ мягкой улыбкой.
— И опять въ единственномъ числ?
— Какъ всегда… Я, вдь, путешествую всегда на свои личныя средства и не имю возможности взять съ собой даже русскаго проводника.
Кстати, характерно то, что Александръ Васильевичъ, не смотря на свои многочисленные печатные труды и доклады въ разныхъ ученыхъ обществахъ, не могъ добиться какой-нибудь командировки съ спеціальной цлью. Живя въ Лсномъ, онъ заработывалъ опредленную сумму тяжелымъ трудомъ вольнопрактикующаго врача, отказывалъ себ во всемъ и на самыя скромныя средства отправлялся въ экспедицію за свой личный рискъ и страхъ. Это служило вчной помхой для послдовательности его изслдованій, отнимало напрасно много дорогого времени и составляло больное мсто. По своей скромности, Александръ Васильевичъ не могъ добиться никакой оффиціальной командировки, потому что такія командировки доставались другимъ… Онъ не ропталъ, не завидовалъ боле счастливымъ путешественникамъ и продолжалъ съ завидною настойчивостью длать свое дло.
— Все это только подготовительныя работы,— объяснялъ онъ.— А можетъ быть, когда-нибудь и добьюсь посторонней помощи… Конечно, жаль, когда приходится тратить столько времени буквально на собираніе грошей. Что же, у каждаго человка своя орбита, по которой онъ движется.
Дйствительно, у Александра Васильевича была своя собственная орбита, и онъ двигался по ней съ большимъ упорствомъ. Кстати, меня интересовало, почему онъ остановился на центральной Африк, а не на Индіи или другихъ малоизслдованныхъ странахъ.
— Чорный материкъ теперь перевиваетъ самое боевое время,— объяснялъ Александръ Васильевичъ.— Европейцы рвутъ его по частямъ, и, по моему, въ недалекомъ будущемъ ему предстоитъ громадная роль, о которой сейчасъ можно только догадываться… Во всякомъ случа, здсь есть серьезная работа.
Но прежде, чмъ попасть въ Суданъ, Александръ Васильевичъ получилъ казенную командировку на голодный тифъ, свирпствовавшій въ Челябинскомъ узд, Пермской губ., въ 1892 г. и въ томъ же году на ревизію врачебныхъ заведеній Западнаго края, а въ 1893 г. въ Бессарабію съ той же цлью.

III.

Свои путешествія Александръ Васильевичъ началъ еще будучи гимназистомъ, когда длалъ продолжительныя экскурсіи по Новгородской и Псковской губерніямъ, а затмъ пшкомъ обошелъ часть Финляндіи, пробравшись черезъ Кояну въ Улеаборгъ. Это было въ 1875 г. Въ слдующемъ 1876 году мы его встрчаемъ уже въ Западной Европ, которую онъ объхалъ почти всю, за исключеніемъ Англіи и Балканскаго полуострова. Въ 1877 г. онъ опять цлыхъ три мсяца провелъ въ Финляндіи и Кореліи, все лто 1878 г. провелъ въ губерніяхъ Олонецкой, Вологодской и Архангельской, въ 1879 г. пробрался на сверный Уралъ и въ верховья Печоры. Лто 1880 года занимался въ дебряхъ новгородскихъ лсовъ изслдованіемъ мстныхъ кургановъ. Въ 1881 году, будучи студентомъ медико-хирургической академіи, въ первый разъ отправился на Востокъ,— былъ въ Египт, доходилъ до Сіута, а затмъ, черезъ Каменистую Аравію прошелъ на верблюд въ Палестину. Въ 1882 году совершилъ поздку въ Скандинавію и Лапландію, а въ 1883 году опять отправился въ Египетъ, дошелъ до первыхъ пороговъ на Нил, перешелъ пустыню отъ Кеннэ до Коссейра, объхалъ берега Краснаго моря, опять прошелъ черезъ Синайскую пустыню. Въ 1884 году онъ опять былъ въ Палестин, по порученію Палестинскаго Общества изслдовать положеніе русскихъ паломниковъ, отсюда отправился въ Триполи, чтобы пробраться въ Феццанъ, но послднее не удалось, и онъ, объхавъ Тунисъ и Алжиръ, совершилъ двухмсячную экскурсію въ Сахару до Гадамеса. Въ 1886 году перешелъ поперекъ Малую Азію, въ 1889 году совершилъ поздку на дальній Востокъ, причемъ объхалъ Южно-Уссурійскій край, пробылъ полтора мсяца въ Японіи и на обратномъ пути экскурсировалъ на Цейлонъ. Послдней экспедиціей Александра Васильевича была его попытка пробраться въ 1894 году въ Суданъ, занятый махдистами, это предпріятіе закончилось полнымъ разгромомъ. Смлый путешественникъ едва спасся.
— Если бы не хорошій верблюдъ — я и самъ не ушелъ бы живъ,— разсказывалъ онъ мн прошлымъ лтомъ въ Лсномъ,— онъ получилъ рану въ голову и ходилъ въ черной шелковой шапочк.— А тутъ добрался до Нила, бросилъ верблюда и переправился на лодк на другой берегъ… Вс вещи, коллекціи и деньги погибли. Это была моя первая неудача…
Эта неудача однако не остановила Александра Васильевича и онъ въ прошломъ году опять отправился въ страну махдистовъ, и опять неудача — его постигъ солнечный ударъ и онъ долженъ былъ вернуться въ свое Лсное, гд долго лчился. Но, немного оправившись, онъ въ томъ же 1894 году, осенью, предпринялъ новую экспедицію въ Африку, вмст съ г. Леонтьевымъ и вернулся въ Петербургъ только весной ныншняго года. Преждевременная смерть застала его въ приготовленіяхъ къ новой африканской экспедиціи, которая должна была осуществиться осенью ныншняго года.
Къ этимъ многочисленнымъ путешествіямъ нужно еще прибавить его службу въ качеств военнаго врача въ Туркестан и на Кавказ. Однимъ словомъ, покойный путешественникъ въ теченіе своей короткой жизни — онъ умеръ всего 36 лтъ — исколесилъ почти весь Старый Свтъ по всмъ направленіямъ. Онъ точно предчувствовалъ роковой конецъ и ловилъ каждую минуту.
Родился докторъ Елисевъ въ Свеаборг въ 1858 году и, въ качеств сына армейскаго офицера, съ ранняго дтства привыкъ къ скитальческой жизни, полной всевозможныхъ лишеній. Вроятно, благодаря этому, сложилась его неутомимая энергія и страсть къ путешествіямъ. Первоначальное образованіе онъ получилъ въ кронштадтской гимназіи, а затмъ поступилъ въ петербургскій университетъ, на физико-математической факультетъ. Закончилъ онъ свое образованіе въ медико-хирургической академіи. По окончаніи курса онъ долгое время служилъ военнымъ врачемъ, путешествовалъ и работалъ надъ своими статьями, помщенными, большею частью, въ разныхъ спеціальныхъ изданіяхъ. О каждомъ своемъ путешествіи онъ давалъ читающей русской публик подробный и обстоятельный отчетъ. Изъ его работъ назовемъ: ‘Къ археологіи и антропологіи Ильменскаго бассейна’ (‘Журн. Мин. Нар. Просв.’), ‘Обитатели каменистой Аравіи ‘ (Ibid.), затмъ въ ‘Изв. Географ. Общ.’ имъ напечатаны: ‘Антропологическія замтки о финнахъ’, ‘Антропологическія экскурсіи поперекъ Малой Азіи’, отчетъ о путешествіи на далекій Востокъ, ‘Магдизмъ и современное положеніе длъ въ Судан’, въ ‘Трудахъ антропол. отд. Общ. люб. естеств.’ статья ‘Борьба Великаго Новгорода со шведами и финнами по народнымъ сказаніямъ’. Въ общихъ журналахъ имъ напечатанъ цлый рядъ статей: въ ‘Встп. Евр.’ описанія путешествія по берегамъ Краснаго моря, въ ‘Св. Встн.’ — ‘Положеніе женщины на Восток’, ‘Среди поклонниковъ дьявола’, въ ‘Историч. Встн.’ — статья ‘Значеніе малой Азіи для Россіи’. Особое мсто занимаютъ его статьи: ‘Опытъ раціональной географіи’ и ‘Къ вопросу о хвостатыхъ людяхъ’. Мы перечислили только небольшую часть его работъ, разбросанныхъ въ десятк изданій. Только незадолго до своей смерти Александръ Васильевичъ сдлалъ сборникъ своихъ путешествій подъ общимъ заголовкомъ: ‘По блу свту’, два компактныхъ, прекрасно иллюстрированныхъ тома. Ко всему этому слдуетъ прибавить еще доклады въ ученыхъ обществахъ, отчеты по казеннымъ командировкамъ, публичныя лекціи и цлый рядъ газетныхъ статей. Все это доказываетъ, какъ покойный поработалъ въ такой короткій срокъ своей молодой жизни..
Подводя итоги всему сказанному, намъ больно было читать напечатанную въ одной газет выдержку изъ автобіографіи Александра Васильевича, написанной имъ въ альбомъ пріятеля въ 1894 году: ‘Не много лтъ хватитъ моихъ силъ на этотъ безпрестанный каторжный трудъ, лишенный всякой поддержки, не только матеріальной, но и нравственной… Съ каждымъ годомъ чувствую, что силы начинаютъ измнять и нельзя безнаказанно злоупотреблять даже богатыми запасами, данными природою, не давая организму и недли полнаго отдыха безъ труда и безъ заботъ’. Это было роковое предчувствіе, разршившееся роковой катастрофой… Отдыхъ былъ уже близокъ.
Каждый авторъ отдаетъ лучшую часть самого себя своимъ произведеніямъ, которыя такимъ образомъ являются его лучшей характеристикой. Поэтому не могу удержаться, чтобы не привести довольно длиннаго описанія далекой уссурійской тайги, которое всего лучше характеризируетъ покойнаго Александра Васильевича, какъ человка съ чуткой душой, тонкаго наблюдателя, окрыленнаго всесторонними знаніями, какъ, наконецъ, страстнаго и глубокаго любителя природы, понимавшаго самыя тончайшія проявленія ея многосложной жизни и находившаго въ нихъ отвтъ на глубокіе запросы изъ другого міра. Вотъ это описаніе, которое можетъ служить лучшимъ портретомъ автора: ‘Великолпная снаружи, тайга еще боле поражаетъ въ своей таинственной глубин. Въ глухихъ ндрахъ этого лсного океана, какъ подъ сводами древняго величественнаго храма, царитъ вчная торжественная тишина. Подъ снью вковыхъ великановъ, подъ защитой непроницаемыхъ стнъ заросли, за прочными баррикадами старыхъ пней и стволовъ поваленныхъ деревъ, перевитыхъ виноградомъ и плющемъ — творятся незримо и беззвучно вс жизненные процессы тайги. Атмосфера тутъ пропитана дыханіемъ лса, испареніями почвы, своеобразнымъ ароматомъ тайги, запахъ хвои, перегнившей листвы, свжей зелени, благовонія позднихъ цвтовъ и особый, свойственный лишь глухому лсу, недоступному прямымъ лучамъ солнца, одуряющій ароматъ — наполняютъ глубину тайги. Тутъ любятъ гнздиться лишь мхи, лишайники и грибы, избгая солнца, они прячутся подъ снь растеній, тянущихся къ теплу и свту. Здсь, въ недоступной глубин, помщается настоящая лабораторія природы, изъ ничего создающей жизнь и чудеса, таинственные процессы жизни, круговоротъ превращенія матеріи, рожденіе и смерть, разрушеніе и созиданіе,— вс тайны природы, лишь отчасти доступныя человку, совершаются въ этихъ мрачныхъ уголкахъ, гд такъ пахнетъ сыростью и грибами. Весною и осенью особенно дятельно идутъ эти процессы жизни, лабораторія природы работаетъ тогда энергичне, чтобы усвоить и обработать матеріалъ, изъ котораго родится и выростаетъ тайга. Если весною идетъ усиленное созиданіе жизни изъ накопленной энергіи солнца, то осенью тутъ подводятся итоги, заготовляется матеріалъ для будущаго обновленія жизни — радостнаго воскресенія природы посл временнаго успокоенія и сна. Сюда, въ эти тихіе и безмолвные, мрачные, какъ могила, уголки, приходи искать разршенія своихъ жизненныхъ загадокъ и сомнній, человкъ!.. Тутъ ясне, чмъ во всхъ книгахъ міра, можно познавать тайны мірозданія, понимать т мудрые законы, по которымъ движется, живетъ и обновляется міръ. Тутъ нтъ мста для мрачнаго пессимизма, природа сама — великій оптимистъ, излишними и смшными кажутся предъ лицомъ ея стенанія праздныхъ людей о міровомъ гор, будто бы парализующемъ ихъ геніальныя силы. Борьба, движеніе и трудъ разлиты въ самой природ, они созидаютъ и міръ, и жизнь, и самого человка въ благороднйшемъ смысл этого слова. Къ чему плакать, скорбть и отчаяваться, когда нужно работать, не покладая рукъ, когда искомое человчествомъ счастье заключается въ его коллективномъ, разумно направленномъ труд. Природа сама указываетъ человку его счастье… Тотъ не мудрецъ, кто, понадявшись на одну творческую силу своего особаго одиночнаго ума, не уметъ наблюдать природы, понимать ея тайнъ или по крайней мр читать въ той великой, полной тайнъ и загадокъ, книг, которую представляетъ сама природа… Призывъ къ жизни, а не къ смерти несется изъ каждаго уголка зеленаго царства, жажда жизни и наслажденія ею слышатся въ каждомъ звук, раздающемся въ тысячеголосой тайг, шумъ лса, ревъ бури, журчаніе веселыхъ лсныхъ ручейковъ, вой дикихъ зррей, псни птицъ — все это различные призывы въ жизни… Даже тамъ, въ тхъ таинственныхъ лабораторіяхъ, гд беззвучно совершаются жизненные процессы лса обновленіе беретъ верхъ надъ разрушеніемъ, жизнь царитъ надъ смертью, временами совершенно заглушая ее. Не успетъ упасть одинъ изъ великановъ лса, не успетъ сорваться отжившій листокъ, не успетъ погибнуть въ борьб за существованіе одно изъ самыхъ ничтожныхъ существъ лса, какъ на трупахъ ихъ уже начинаетъ теплиться искорка новой жизни, словно разрушеніе одного организма есть возрожденіе многихъ другихъ. На труп крошечнаго наскомаго, на обломк отжившаго листка, въ кусочк гніющей древесины копошатся уже безчисленныя юныя существа, которыхъ все назначеніе — служить посредниками въ великомъ круговорот жизни’.
Полагаемъ, что это чудное описаніе не нуждается въ комментаріяхъ…

IV.

Смерть застигла Александра Васильевича совершенно неожиданно, точно порвалась туго натянутая струна. Еще 10 мая онъ длалъ докладъ въ географическомъ обществ о своей послдней поздк въ Абиссинію, хотя и чувствовалъ нкоторое недомоганіе, которое приписывалъ легкой форм ангины. Но оказалось впослдствіи, что именно въ этотъ день на его рукахъ умеръ ребенокъ отъ круппа, слюна котораго попала ему прямо въ ротъ. Сначала Александръ Васильевичъ не обращалъ вниманія на свое недомоганіе, а когда обратился за помощью къ товарищамъ по профессіи, оказалось уже поздно — круппозный процессъ заполонилъ уже вс бронхи. Больной все время былъ на ногахъ и только слегъ въ самый день смерти. Умеръ онъ въ полномъ сознаніи. Надежда на выздоровленіе покинула его только за 10 минутъ до смерти, когда онъ сказалъ: ‘Теперь все кончено’…
Умеръ Александръ Васильевичъ 22 мая, а 26 похороненъ на Смоленскомъ кладбищ. Самая смерть такихъ людей является живымъ примромъ, какъ надо жить… Скажемъ послднее прости этому неутомимому труженику и смлому изслдователю, который могъ еще такъ долго и много работать на общую пользу, въ чемъ видлъ все счастье, смыслъ и цль жизни! Онъ умеръ, какъ солдатъ, на своемъ посту…

Д. Маминъ-Сибирякъ.

‘Міръ Божій’, No7, 1895

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека