А. С. Пушкинъ. Евгеній Онгинъ. Со вступительной статьей и примчаніями Иванова-Разумника. Спб. 1911.
А. С. Пушкинъ. Евгеній Онгинъ. Со вступительной статьей и примчаніями Иванова-Разумника. Спб. 1911.
Н. Лернеръ.
‘Современникъ’. Кн. IV. 1911
А. С. Пушкин. Евгений Онегин. Со вступительной статьей и примечаниями Иванова-Разумника. Спб. 1911, Лернер Николай Осипович, Год: 1911
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Однимъ изъ первыхъ номеровъ предпринятой г. Ивановымъ-Разумникомъ ‘Историко-Литературной Библіотеки’, каждый томикъ которой состоитъ изъ отдльнаго произведенія или цлой серіи ихъ, вступительной статьи и примчаній редактора, вышелъ ‘Евгеній Онгинъ’. Насъ это изданіе заинтересовало какъ своими недостатками, такъ и достоинствами.
‘Текстъ настоящаго изданія’,— говоритъ редакторъ,— ‘представляетъ, по сравненію съ другими изданіями, слдующія особенности: во-первыхъ, въ текстъ введены выброшенныя Пушкинымъ строфы, во-вторыхъ, выброшенная Пушкинымъ восьмая глава (‘Странствіе Онгина’) поставлена на свое первоначальное мсто, главнйшіе варіанты приведены въ примчаніяхъ, тамъ же данъ текстъ новооткрытыхъ отрывковъ изъ ‘десятой главы’ ‘Евгенія Онгина’. Самая важная сторона дла — исправность текста. Нечего и говорить, что въ наши дни не можетъ быть сохраняемо правописаніе пушкинской эпохи, чуждое ныншнему читателю, а въ особенности читателю учащемуся, котораго, главнымъ образомъ, иметъ въ виду ‘Историко-Литературная Библіотека’. Модернизація правописанія безусловно необходима въ подобномъ изданіи, но дальше ея не идутъ права редактора, и преимущественный голосъ принадлежитъ самому автору. Все написанное такимъ поэтомъ, какъ Пушкинъ, должно быть сохраняемо свято и нерушимо. Если же вспомнить, что онъ самъ печаталъ свой любимый романъ и отдльными главами, и двумя цльными изданіями, и, оставивъ намъ текстъ, лишь въ нсколькихъ, очень немногихъ, мстахъ вызывающій возраженія и кое-гд даже требующій замны, весьма, впрочемъ, легкой и удобной, то станетъ ясно, что дать читателю совершенно точный и непререкаемый текстъ ‘Онгина’ вовсе не такъ трудно. И тмъ не мене, современная публика не знаетъ настоящаго ‘Онгина’, вс послднія изданія,— и Морозова, и Ефремова, и Венгерова,— боле или мене гршатъ въ разныхъ отношеніяхъ, а изданіе г. Иванова-Разумника представляетъ собою еще боле ршительный шагъ въ сторону искаженія текста. Не имя досуга для такой неблагодарной и въ подробностяхъ даже ненужной работы, какъ проврка, строка за строкой, всего изданія г. Иванова, мы остановились на послдней глав ‘Онгина’, редактированной г. Ивановымъ такъ же, какъ и вс остальныя, различны могутъ быть только примры, но везд видны одни и т же пріемы. Слишкомъ широко понимая свои редакторскія права, г. Ивановъ счелъ своимъ долгомъ исправлять Пушкина и передлалъ плеча (стр. XV—Пушкинъ часто такъ писалъ, какъ ‘колна’ вмсто ‘колни’) въ ‘плечи’, ‘Эву’ въ ‘Еву’ (стр. XXVII), педанство (которое Пушкинъ произносилъ и писалъ безъ т) въ ‘педантство’ (стр. XXIII), многія формы именительнаго падежа на ‘ой’ передланы на ‘ый’, что искажаетъ риму и произношеніе. Другія звуковыя замны (опечатокъ вообще мы не замтили) еще смле, и отъ нихъ страдаетъ смыслъ. ‘Печаленъ страсти мертвой слдъ’,— говоритъ Пушкинъ (стр. XXIX), ‘мертвой’ можетъ быть въ данномъ случа разсматриваемо и какъ именительный падежъ, и согласуемо со слдомъ, и какъ родительный и согласуемо со страстью, второе предположеніе врне (такъ какъ въ ‘Онгин’ нсударяемое окончаніе именительнаго падежа на ‘ой’ встрчается обыкновенно тогда, когда отъ этого зависитъ богатство римы), и во всякомъ случа, долженъ быть сохраненъ авторскій текстъ этого мста,— но у г. Иванова передлка: ‘страсти мертвый слдъ’. Въ послдней строф Пушкинъ вспоминаетъ о прототип Татьяны и говоритъ о ней въ третьемъ лиц: ‘А та, съ которой образованъ Татьяны милый идеалъ’…. у г. Иванова поставлено вмсто ‘та’ — ‘ты’, и получилось обращеніе, котораго нтъ у Пушкина. Желая подчеркнуть презрительную холодность, съ которой встрчала Онгина Татьяна посл его страстныхъ писемъ, Пушкинъ употребилъ безличный оборотъ: ‘его не видятъ’, а г. Ивановъ, въ ущербъ оттнку смысла и чувства, исправилъ: ‘его не видитъ’. Столь же самовластно поступаетъ г. Ивановъ и съ пушкинской пунктуаціей. Когда взволнованный неожидаемой встрчей съ Татьяной на балу, Онгинъ спрашиваетъ князя, на комъ онъ женатъ, и тотъ отвчаетъ: ‘на Лариной’, Онгинъ восклицаетъ: ‘Татьян!’ (стр. XVIII) — Пушкинъ поставилъ здсь, какъ и слдовало, восклицательный знакъ, потому что Онгинъ не спрашиваетъ (онъ ее уже узналъ), а вскрикиваетъ, противъ воли,— по г. Ивановъ, замнивъ восклицательный знакъ вопросительнымъ, придалъ этому слову вопросительный смыслъ, котораго и не думалъ придавать ему Пушкинъ.
Слдуя дурному примру нсколькихъ другихъ издателей (въ этомъ отношеніи г. Ивановъ отнюдь не первый), редакторъ внесъ въ текстъ много строфъ и стиховъ, которые отбрасывалъ Пушкинъ.
Не указывая всхъ этихъ добавленій, мы остановимся лишь на нсколькихъ, чтобы показать, какъ вредно отражается на лучшемъ труд Пушкина такой редакторскій произволъ. Напримръ, изъ описаній имениннаго вечера у Лариныхъ Пушкинъ исключилъ одну строфу (5, XLIII), въ сравненіи съ другими, дйствительно, неудачную, гд есть такіе, достойные разв Бенедиктова, стихи: ‘Какъ гонитъ бичъ въ песку манежномъ на корд гордыхъ кобылицъ, мужчины въ округ мятежномъ погнали, дернули двицъ’… Для чего нужно было вставлять въ романъ стихи, отъ которыхъ отказался взыскательный художникъ не ради казенной цензуры, а ради цензуры собственнаго тонкаго и строгаго вкуса? Въ шестую главу г. Ивановъ вклеилъ отброшенную, даже не оконченную, оставленную безъ двухъ послднихъ стиховъ, строфу ХXXVIII и этимъ испортилъ впечатлніе великолпной антитезы, которое даютъ стоящія у Пушкина рядомъ дв строфы. Ленскій, можетъ быть, ‘для блага міра иль хоть для славы былъ рожденъ’ (XXXVII),— ‘а можетъ быть и то: поэта обыкновенный ждалъ удлъ’ (XXXIX), вставивъ между этими, полными щемящей грусти, строфами отброшенные поэтомъ двнадцать стиховъ и насильственно разъединивъ об части антитезы, г. Ивановъ ослабилъ силу удивительнаго, неожиданнаго перехода отъ высокаго къ ничтожному, отъ великаго къ смшному. Въ седьмую главу вставлены изъ неотдланныхъ черновиковъ строфы VIII и IX, въ VIII зачеркнуто первое слово, а IX даже на половину не окончена. Также далеко не отдланы стихи, внесенные г. Ивановымъ во вторую главу въ вид ‘строфы Х-й’. Подобныхъ мстъ еще немало, и единственное, хотя все-таки недостаточное, оправданіе для г. Иванова-Разумника — дурной примръ всхъ послднихъ изданій ‘Онгина’. Каждый редакторъ взялъ себ за правило включать въ романъ отброшенные поэтомъ строфы, варіанты и черновые стихи, и каждый старается въ этой погон за ‘новинками’ перещеголять своихъ предшественниковъ. Конечно, каждая строка Пушкина дорога и нужна, но только на своемъ мст. ‘Онгинъ дорисованъ’,— сказалъ поэтъ, лучшій редакторъ своихъ произведеній, прощаясь со ‘страннымъ спутникомъ’ своей молодости и съ любимымъ трудомъ,— и какъ же не считаться съ этими словами поэта?
Если мы удлили особое вниманіе тексту изданія г. Иванова-Разумника, то лишь для того, чтобы показать наглядно, какъ далеко отошли вс ныншнія изданія ‘Онгина’ отъ настоящаго пушкинскаго текста-канона. Въ изданіи г. Иванова искаженіе ‘Онгина’ зашло еще дальше, чмъ подъ перомъ другихъ редакторовъ въ послдніе годы. Не заслуживаетъ одобренія и вставка ‘не мсто’, между седьмой и восьмой главою ‘Странствія Онгина’, которое самъ Пушкинъ печаталъ лишь въ извлеченіяхъ (‘Отрывки изъ ‘Путешествія Онгина’) въ вид приложенія къ роману. Возстановленный впослдствіи боле полный текстъ ‘Странствія’ долженъ быть помщаемъ въ отдл примчаній. Вдь въ этотъ отдлъ, а не въ текстъ, внесъ г. Ивановъ недавно открытые отрывки изъ десятой, сожженой Пушкинымъ главы. Такая непродуманность отношенія къ изданію лучшаго произведенія величайшаго поэта никакъ не вяжется ни съ блестящей, талантливой вступительной статьей, разсматривающей связь романа съ русской жизнью послднихъ двухъ вковъ и съ міровоззрніемъ поэта, ни съ вдумчивыми, но, къ сожалнію, слишкомъ малочисленными, примчаніями г. Иванова-Разумника.