А. Н. Серов, Баскин Владимир Сергеевич, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 53 минут(ы)

А. Н. Сровъ.
(Біографическій очеркъ.)

‘Муза инкогнито бродитъ по земному шару
и избираетъ себ любимцевъ въ тхъ рдкихъ
существахъ, которыя въ изящномъ видятъ
абсолютную цлъ человческаго бытія’.
(‘Письма Срова’. 1842 года.)

Кому неизвстенъ авторъ ‘Юдии’, ‘Рогнды’ и ‘Вражьей силы’? А между тмъ много ли найдется такихъ, ‘которые если не подробно знакомы съ біографіей этого замчательнаго таланта, то по крайней мр знаютъ ее въ общихъ чертахъ? И не удивительно: до сихъ поръ у насъ не появилось ни одной обстоятельной біографіи Александра Николаевича Срова. Правда, посл его смерти появлялись въ газетахъ разныя свднія о его жизни, но, во-первыхъ, эти свднія крайне неполны, отрывочны и составлены на скорую руку, во-вторыхъ, не вся читающая публика иметъ возможность прослдить органы, въ которыхъ были напечатаны эти краткія свднія, въ-третьихъ, большею частью свднія эти крайне неврны,— можно смло сказать, что многіе факты составляютъ плодъ досужей фантазіи, наконецъ, въ-четвертыхъ, за двнадцать слишкомъ лтъ времени, которое прошло съ момента его смерти, многое уже успло улетучиться изъ памяти. Въ видахъ этого, смемъ надяться, что нашъ очеркъ, какъ первый опытъ боле или мене полной біографіи, не будетъ лишенъ нкотораго интереса для читающей публики, желающей познакомиться съ жизнью и дятельностью нашего знаменитаго композитора.

Мсто, занимаемое А. Н. Сровымъ въ нашей музыкальной литератур, по мннію всхъ критиковъ и цнителей отечественнаго искусства, крох одного (но вдь извстно, что ‘одинъ въ пол не воинъ’),— безспорно первое посл Глинки и Даргомыжскаго. Но Александръ Николаевичъ, кром того, что былъ первокласснымъ композиторомъ, былъ еще замчательнымъ музыкальнымъ критикомъ, и въ этомъ отношеніи, даже по мннію того ‘одного’, онъ не иметъ себ равныхъ и до сихъ поръ въ нашей музыкально-критической литератур. Что еще боле достойно удивленія въ дятельности Срова, какъ композитора и критика, это то, что ни по той, ни по другой дятельности онъ никогда не имлъ ни учителей, ни руководителей, а до всего дошелъ своими собственными трудами, перерабатывая въ горнил своего разума вс почерпнутыя свднія изъ самыхъ разнообразныхъ источниковъ человческаго знанія. Жизнь его служитъ нагляднымъ доказательствомъ извстной поговорки: ‘терпніе и трудъ все перетрутъ’. И дйствительно, онъ многаго желалъ, много трудился и многаго достигъ.

Но прежде, чмъ начнемъ изложеніе фактовъ, позволимъ себ оговориться, что статью эту мы составили, главнымъ образомъ, на основаніи писемъ самого Срова къ В. В. и Д. В. Стасовымъ, г-ж Анастасьевой и другимъ,— писемъ, сообщенныхъ В. В. Стасовымъ и помщенныхъ въ Русской Старин за 1875—78 гг. въ тъ XIII—XXII, кром, разумется, разныхъ газетныхъ свдній и рецензій о его дятельности. Также позволимъ себ выразить нашу глубокую признательность и благодарность сестр композитора, Олимпіад Николаевн Баниге, за сообщенныя ею воспоминанія и свднія о покойномъ брат и за поправку неточностей, вкравшихся въ разныя ‘біографіи Срова’, особенно много погршностей было въ краткой ‘біографіи’, помщенной въ Нив за 1878 г., No 29.

Имя А. Н. Срова извстно въ качеств музыкальнаго критика, еще боле — въ качеств композитора и автора трехъ названныхъ оперъ, во оно, какъ намъ кажется, мало извстно какъ имя ‘человка’,— человка, выходящаго изъ ряда вонъ по своимъ взглядамъ и убжденіямъ,— человка, если можно такъ выразиться, влюбленнаго въ идею, пожертвовавшаго своею жизнью ради достиженія разъ поставленной себ задачи и цли,— словомъ, человка-мыслителя. Вотъ почему смемъ думать, что предлагаемый нами біографическій очеркъ, направленный, главнымъ образомъ, на обзоръ жизни и дятельности Срова съ точки зрнія его ‘человческо-артистической’ стороны, при всхъ своихъ несомннныхъ недостаткахъ, какъ ‘біографія’ такого извстнаго дятеля, не покажется безынтереснымъ нашимъ читателямъ.

Вся жизнь Александра Николаевича продолжалась 51 годъ. Если отбросить первыя тридцать лтъ, которыя онъ употребилъ на образованіе и приготовленіе себя къ общественной дятельности, то въ сумм останется двадцать одинъ годъ работы, какъ критической (10 лтъ), такъ и композиторской (11 лтъ). Конечно, такое дленіе будетъ только приблизительное, потому что рядомъ съ критическою дятельностью у него идетъ и композиторская. Сообразно этому, мы и раздлимъ всю его дятельность на три періода: 1) отъ 1820 до 1850 г.— періодъ образованія и приготовленія, 2) отъ 1850 до 1860 г.— періодъ литературно-критической дятельности и 3) отъ 1860 до 1871 г.— періодъ композиторскій и творческій.

I.
(1820—1850 г.).

Александръ Николаевичъ Сровъ родился въ Петербург, на Лиговк, въ дом своего дда по матери, 11 января 1820 года. Отецъ его, Николай Ивановичъ, родомъ изъ Москвы, былъ человкъ замчательныхъ способностей, тонкаго сатирическаго ума, серьезнаго образованія (оставилъ посл себя громадную библіотеку) и большихъ практическихъ знаній,— успвшій достичь замтнаго положенія въ обществ и высокихъ чиновъ по служб. Такъ, онъ занималъ значительную должность въ министерств финансовъ при граф Канкрин. Будучи человкомъ прянаго, но крайне крутого характера, онъ не могъ и не хотлъ никому подчиняться. Это послужило одной изъ причинъ, почему Николай Ивановичъ оставилъ службу, другая причина заключалась въ томъ, что онъ былъ подверженъ хронической болзни сердца. Благодаря этимъ обстоятельствамъ, Николай Ивановичъ, вышедши въ отставку, сталъ заниматься адвокатурой.

Мать композитора, Анна Карловна, урожденная Таблицъ, была очень добрая и умная женщина. Вс, помнящіе ее, отзываются о ней какъ о женщин съ большимъ тактомъ и съ горячимъ сердцемъ. Любимыми ея дтьми были: первенецъ Александръ, Софья, отличавшаяся большими умственными способностями, и самый младшій сынъ, Сергй, кром этихъ дтей, у Сровыхъ еще было трое: Юрій, Елизавета и Олимпіада. Ни отецъ, ни мать Александра Николаевича не только не были артистами, но даже не чувствовали особеннаго расположенія къ музык.

Александръ Николаевичъ Сровъ чрезвычайно рано сталъ обнаруживать блестящія способности. Такъ, на четвертомъ году жизни онъ уже свободно читалъ книги. Артистическая его натура стала уже сказываться въ этомъ слишкомъ раннемъ возраст: онъ до страсти любилъ драматическія представленія, чему особенно способствовало то обстоятельство, что его весьма рано стали брать въ театръ. Объ этомъ факт Сровъ говоритъ между прочимъ въ своихъ ‘Воспоминаніяхъ о И. И. Глинк’, гд онъ разсказываетъ о первомъ впечатлніи, произведенномъ на него оперой ‘Жизнь за Царя’: ‘…Въ театръ,— пишетъ онъ,— меня стали брать съ моего трехлтняго возраста и весьма часто’ (Искусства 1860 г., сентябрь, No 1). Учился онъ вообще всему. весьма бойко и быстро. Пяти-шести лтъ Сровъ, пристрастившись къ естественной исторіи, прочелъ всего Бюффона. На седьмомъ году жизни онъ поступилъ въ пансіонъ г-жи Командеръ, гд и пробылъ три года. Кром чтенія книгъ, не только русскихъ, но и нмецкихъ и французскихъ, Сровъ въ это время особенно пріохотился къ рисованію, цлые дни, разсказываютъ, проводилъ онъ, рисуя зврей, птицъ, комнаты, садики и вообще окружавшіе его предметы. Судя по страсти, съ какой онъ предавался рисованію, вс предсказывали въ немъ будущаго знаменитаго живописца. Удивительно, что Сровъ, по словамъ супруги его, Валентины Семеновны, съ самаго ранняго дтства питалъ отвращеніе къ математическимъ наукамъ. Хотя родители Срова обратили вниманіе и на музыкальное его образованіе, но будущій композиторъ такъ мало выказывалъ любви къ музык, что ничто не могло предвщать въ немъ знаменитости именно на этомъ поприщ. Онъ до того не любилъ играть, что его, по разсказамъ сестры, Олимпіады Николаевны, ‘силой заставляли садиться за рояль, рдкій урокъ музыки проходилъ безъ слезъ и причитаній’. Первоначальные уроки игры на фортепіано стала ему давать извстная учительница музыки, Олимпіада Григорьевна Жебелева, на восьмомъ году его жизни. Благодаря замчательнымъ природнымъ способностямъ,— а не любви въ музык,— Сровъ длалъ большіе успхи въ игр, и уже на десятомъ году жизни игралъ сонаты съ аккомпаниментомъ скрипки или віолончели.

Въ 1830 году онъ поступилъ въ первую гимназію, гд пробылъ до декабря 1835 года, когда онъ перешелъ въ Училище Правовднія и поступилъ сразу въ четвертый классъ. Только къ эпоху времени, или врне говоря — къ тринадцатилтнему его возрасту, въ немъ начинаетъ пробуждаться интересъ и любовь къ міру звуковъ, сильнымъ импульсомъ послужили игранныя имъ пьесы Моцарта, ‘Фрейшюцъ’ Вебера и въ особенности ‘Робертъ’ Мейербера, чудная музыка котораго не давала ему покоя. Съ этого времени онъ сталъ тщательно приготовлять уроки музыки и уже съ любовью относиться къ нимъ, но съ теоріей музыки никто его не знакомилъ. Слдуетъ замтить, что въ Училищ Правовднія обращалось особенно серьезное вниманіе на музыку, каждый ученикъ долженъ былъ играть на какомъ-нибудь инструмент. Сровъ выбралъ, кром фортепіанной игры, віолончель. Первымъ учителемъ игры на віолончели былъ нкій Кнехтъ, а впослдствіи его мсто заступилъ Карлъ Шубертъ, о которомъ Сровъ отзывался, впослдствіи, какъ о ‘высокомъ музыкант’ (письмо къ В. В. Стасову отъ 24 августа 1840 года). Шубертъ въ скоромъ времени пришелъ къ заключенію, что ‘въ отношеніи музыкальнаго смысла, выразительности и фразировки, Сровъ въ учителяхъ не нуждается’,— столь велики были успхи, достигнутые юнымъ віолончелистомъ. Но чмъ боле учитель восторгался успхами ученика и чмъ большіе успхи ученикъ въ самомъ дл оказывалъ въ игр на віолончели, тмъ больше послдній приходилъ къ убжденію, что онъ ‘не родился быть виртуозомъ’, причина была чисто вншняя — физическій недостатокъ, состоявшій въ томъ, что пальцы были слишкомъ толсты и коротки.

Въ Училищ Правовднія Сровъ пробылъ пять лтъ, и въ 1840 году, когда былъ первый выпускъ учениковъ, онъ окончилъ его съ медалью и вышелъ съ чиномъ IX класса. Въ этомъ же году, т. е. на двадцатомъ году его жизни, благодаря стараніямъ отца, непремнно желавшаго видть своего сына на юридическомъ поприщ и ‘карьеристомъ’, что вполн гармонировало съ его практическимъ взглядомъ на жизнь, Александръ Николаевичъ поступилъ на службу въ канцелярію правительствующаго сената по пятому (уголовному) департаменту и прослужилъ пять лтъ, до 1845 года, когда, по распоряженію министерства юстиціи, былъ перемщенъ въ Крымъ на должность товарища предсдателя симферопольской уголовной палаты. Здсь онъ пробылъ три года, посл чего вернулся въ Петербургъ въ 1848 году. Но отецъ, упорно преслдуя свою цль и не предвидя въ сын не только будущей знаменитости на музыкальномъ поприщ, а просто считая занятія послдняго ‘пустымъ бездльемъ’, выхлопоталъ Александру Николаевичу мсто на ту же должность, но на боле выгодныхъ условіяхъ, во Псков. При этомъ слдуетъ упомянуть объ одномъ обстоятельств, сильно безпокоившемъ отца композитора: это, именно, сближеніе Срова съ нкоей Анастасьевой въ Крыму, которая до того завлекла молодого артиста, что не давала ему служить. Желая отвлечь его отъ вліянія пожилой кокетки (ей уже было около сорока лтъ), отецъ и хлопоталъ о мст, которое было бы подальше отъ Крыма и отъ южной поэзіи… Нужно однако замтить, что эта Анастасьева имла весьма хорошее вліяніе на Срова и въ особенности на его музыкальную карьеру. Тмъ не мене, повинуясь желанію отца, Сровъ немедленно отправился въ Псковъ, гд и пробылъ два года, т. е. до 1850 года.

Такова его частная жизнь за разсматриваемый періодъ времени.

Но хронологическій перечень фактовъ изъ тридцатилтней жизни Срова не даетъ еще никакихъ данныхъ для выводовъ о его характер и способностяхъ, о цли и желаніяхъ, о взглядахъ и убжденіяхъ, объ ум и сердц,— словомъ, о внутренней сторон его жизни. Мы до сихъ поръ только видли, что онъ отлично учился и служилъ. Но служба и канцелярская работа, какъ легко замтить и понять, не были конечною цлью его существованія: подъ чиновничьимъ мундиромъ жили и крпли иныя стремленія и иныя цли, тутъ ключомъ била артистическая натура, мысли, роившіяся въ его голов, не давали ему покоя,— он жаждали простора и свта. Если справедливо изреченіе древнихъ: ‘potae nascuntur, non filmt’,— то намъ кажется, что подъ общее понятіе ‘potae’ можно подвести и артистовъ, и композиторовъ въ особенности: жажду творческой дятельности, которая кипитъ въ нихъ, и силу таланта, потовомъ стремящуюся къ вншнему выраженію этой дятельности, ни подъ какимъ покровомъ не утаишь,— раньше или позже он найдутъ себ исходъ и форму выраженія. Проявятся ли он въ образ статуи или картины, или же въ вид литературнаго произведенія и музыкальной пьесы, это — другой вопросъ, несомннно только то, что не сегодня-завтра он явятся въ свтъ и заявятъ міру о своемъ существованіи. Мало того, куда бы ни направляли эти способности, къ какой бы дятельности ихъ ни примняли,— естественный ихъ ходъ, такъ-сказать природный даръ, всегда возьметъ верхъ надъ искуственно привитымъ направленіемъ. Въ исторіи жизни нашихъ выдающихся дятелей такихъ примровъ не мало. Припомнимъ хотя бы біографіи Ломоносова, Крылова, Шевченка, Лермонтова и другихъ, которыхъ прочили совсмъ не туда, гд они впослдствіи заняли такое высокое и выдающееся положеніе.

А. Н. Сровъ принадлежитъ къ типу этихъ лицъ, жизнь и обстоятельства толкали его въ другую сторону, крайне противоположную той, куда стремилась его душа, его желанія и помыслы,— и нужно было не мало усилій употребить, чтобы, идя въ разрзъ съ требованіями обстоятельствъ, очистить дорогу для своей творческой силы и дятельности. Поэтому намъ кажется любопытнымъ прослдить, какъ постепенно развивалась въ немъ эта сила таланта, какими путями достигалась имъ цль, къ которой онъ стремился, и какихъ усилій, какой борьбы она ему стоила. На разные вопросы, которые могли бы быть предложены намъ по поводу Срова, мы найдемъ отвты у самого же Срова, т. е. въ его переписк съ друзьями и въ особенности съ Владиміромъ Васильевичемъ Стасовымъ.

Разсматривая эту переписку, насъ поражаетъ въ Сров одна черта,— черта, свойственная, впрочемъ, большинству великихъ талантовъ,— крайнее недовольство собой, являющееся, обыкновенно, прямымъ послдствіемъ, съ одной стороны, сомннія въ своихъ силахъ, а съ другой стороны — строгаго отношенія къ себ, критическаго разбора своего ‘я’, своихъ дйствій и мыслей, анализа своихъ способностей, стремленій, понятій и проч.,— словомъ, послдствіемъ того состоянія, когда человкъ какъ бы безсознательно предлагаетъ себ вопросы въ дух философа Монтэня: ‘Qui suis-je? Que sais-je?’ — и, не находя въ себ прямого отвта на нихъ, старается чмъ-нибудь удовлетворить это недовольство, пріискиваетъ средства и возможность исправить себя, загладить эти недостки, восполнить эти проблы, найти боле прочную опору,— старается пересоздать и перевоспитать свое ‘я’. И это мы видимъ у Срова на каждомъ шагу. Убдиться не трудно,— отбитъ только припомнить его письма за этотъ періодъ времени. Вотъ что мы читаемъ въ нихъ:

‘Иногда мн приходитъ въ голову,— пишетъ онъ къ В. В. Стасову,— съ чего ты взялъ, что я могу быть композиторомъ? Иногда какой-то внутренній голосъ преубдительно мн нашептываетъ, что во мн довольно силъ быть всмъ, чмъ я пожелаю!… Еслибы мн какое-нибудь благодтельное существо могло однимъ разомъ ршить эту задачу,— о, какъ былъ бы я ему обязанъ! Иногда мн опять кажется, что разршить этотъ вопросъ никто въ мір кром меня самого не можетъ, и я изнываю въ тоск’ (20 ноября 1840 года).

Строго-критическій разборъ своего ‘я’, о которомъ мы выше упомянули, рельефно выступаетъ въ письм его, писанномъ за пять мсяцевъ до приведеннаго нами письма. Разсуждая о значеній музыки, онъ приходитъ къ слдующему небезынтересному заключенію:

‘Я увренъ, что успхъ музыки никакъ не меньше подвигаетъ человчество, чмъ паровыя машины и желзныя дороги. Но, чтобы быть достойнымъ этой музы, надобно родиться съ музыкальнымъ призваніемъ, а если этого нтъ, manquez de vocation,— о, это ужасно!… А мн двадцать слишкомъ лтъ! И еще nihil, omnino nihil!’ (ничего, ршительно ничего) (12-го іюля 1840 года).

Или, если мы возьмемъ его письмо къ тому же г. Стасову, написанное черезъ мсяцъ, то и здсь найдемъ фразы, рисующія вполн его недовольство собой, выражающія какое-то отчаяніе за себя, за свое призваніе, чувство непреодолимаго желанія и стремленія къ лучшему. Это ‘желаніе лучшаго’ и есть слдствіе недовольства. Такъ, въ этомъ письм мы находимъ:

‘Я досадую на себя ужасно, что у меня слишкомъ мало энергіи. Была бы она,— было бы все! Я желаю только одного: произвесть много, создать что-нибудь такое, на что бы прежде всего я самъ могъ порадоваться, а тамъ — что будетъ, то будетъ. Поймутъ — хорошо, а не поймутъ — Богъ съ ними’ (24 августа 1840 года).

Слова его: ‘на что бы я самъ могъ порадоваться’ — ясно указываютъ, по нашему мннію, на то душевное состояніе, въ которомъ находился въ то время Сровъ. Ему нужно самоуспокоеніе, онъ не только не ищетъ славы, но даже пренебрегаетъ мнніемъ тхъ, которые его ‘не поймутъ’, ему необходимо уничтожить это недовольство, это мучительное состояніе, не дающее ему покоя, средство онъ находитъ ‘въ желаніи’ ‘произвести много, создать’. Но чтобы ‘произвесть, создать’, да еще ‘много’, нужны силы, нуженъ талантъ, а въ присутствіи ихъ въ себ онъ сомнвается, отсюда цлый рядъ новыхъ мученій: невыносимый страхъ за будущность, незнаніе, въ чемъ найти спасеніе, неувренность въ возможности чего-либо достичь,— сомннія въ своихъ силахъ и т. п. Позволимъ себ привести еще одинъ отрывовъ изъ того письма, въ которомъ это настроеніе ярко рисуется:

‘Великихъ твореній я отъ себя не ожидаю, или по крайней мр сомнваюсь въ ихъ возможности для моихъ силъ… Правда, при этомъ изученіи (онъ говоритъ о великихъ твореніяхъ) рождается un dsir vague, indtermin (темное, неопредленное желаніе) производить самому, но это какіе-то образы безъ лицъ, что-то мучительное! Мучительное и потому, что я не хочу, да и не могу уже быть превосходнымъ исполнителемъ чужого, а своего нтъ, да и врядъ ли будетъ!.. Жалкое существованіе!…’ (20-го февраля 1841 года).

Такого рода состояніе духа у такихъ натуръ, какова Срова, не рдкость, и не разъ еще въ письмахъ его мы сталкиваемся съ нимъ. Такія мученія обыкновенно продолжаются довольно долго, что, впрочемъ, зависитъ отъ импульса, дающаго наконецъ извстное направленіе къ выходу изъ этого состоянія и въ свту, но пока этотъ импульсъ является, ‘существованіе’ этихъ натуръ дйствительно ‘жалкое’.

Такъ, перебирая его письма за 1842 годъ, мы видимъ, что это мучительно-сомнительное состояніе не только не успокоилось, но, напротивъ, все больше и больше возрастаетъ. Доказательствомъ можетъ служить письмо отъ 3 марта, въ которомъ, между прочимъ, находимъ:

‘Пока онъ (отецъ) увидитъ настоящее мое значеніе, много воды утечетъ, а можетъ-быть ему и не суждено видть, или… мн не суждено быть чмъ-нибудь!.. О, сомнніе, сомнніе!… Неужели цлая жизнь моя такъ пройдетъ? Неужели никто никогда не скажетъ мн: ‘Александръ, вотъ твоя дорога, теперь ужь — чуръ — не сбиваться!’ Но нтъ, этого не будетъ: я тогда былъ бы слишкомъ счастливъ, а полнаго счастья, кажется, нтъ на земл’.

И дале въ этомъ письм онъ говоритъ:

‘Ты какъ-то все щадишь меня, ожидая,— не знаю, на какомъ основаніи,— чего-то большаго. А это большее что-то не является. Казалось бы, пора: Александръ Македонскій четырнадцати лтъ смирилъ Буцефала, а нкоторый теб извстный Александръ, 22 лтъ, не можетъ хорошенько распознать, на какого коня онъ посаженъ и куда детъ… Горькая участь!… Иногда, какъ я теб уже тысячу разъ высказывалъ, мн дйствительно кажется, что во мн много, очень много силъ, что он только еще не вс проснулись, что поприще моей дятельности ясно открыто предо мной, что впереди многое манитъ меня… Зато иногда я самъ себ жалокъ, предо мною туманъ, а въ душ горькое чувство нищеты. Эта отчаянная альтернатива ясно отражается въ моихъ слабыхъ попыткахъ’.

Эта ‘альтернатива’ — сознаніе, съ одной стороны, возможности стать тмъ, чмъ желаешь, а съ другой стороны — мучительное сомнніе въ своихъ способностяхъ,— сомнніе, терзающее и щемящее его душу,— дйствительно ‘отчаянная’. Ужь одно сопоставленіе себя съ Александромъ Македонскимъ, обуздавшимъ на четырнадцатомъ году Буцефала, ясно показываетъ, во-первыхъ, цль, въ которой стремился Сровъ, чмъ онъ желалъ стать,— быть чмъ-нибудь посредственнымъ для такихъ натуръ немыслимо: ему нужно создать нчто удивительное, выходящее изъ ряду вонъ, а во-вторыхъ — то безсильное состояніе, когда человкъ готовъ какъ бы мстить себ же, иронизируя и подсмиваясь надъ собой и своими дйствіями. Это саркастическое отношеніе къ себ ярче выступаетъ дальше въ томъ же письм. Такъ, мы читаемъ:

‘Ха-ха-ха!… Ей-богу, не могу удержаться отъ смху… Кто это такъ важничаетъ?’ (Это письмо служить отвтомъ на письмо В. В. Стасова, въ которомъ послдній предлагаетъ ему написать оперу. Выше Сровъ высказывалъ свои требованія отъ либретто для оперы.) — ‘Человкъ, который не слыхалъ ни единой ноты своей,— человкъ, который никогда не учился ни генералъ-басу, ни контрапункту, который бродитъ на-пропалую, какъ слпецъ, по рвамъ и косогорамъ’ и т. д.

Такія мысли роятся въ голов его очень и очень долгое время. Желаніе быть тмъ, чмъ онъ впослдствіи сдлался, нашло себ наконецъ исходъ въ познаніяхъ, неустанномъ труд и въ критической обработк всего добытаго. А чмъ онъ желалъ стать, видно изъ письма его къ тому же В. В. Стасову отъ 30 іюля 1843 г.:

‘Ты не повришь, какъ меня радуетъ мысль, что и ты не отказываешься отъ идеи видть меня ‘оперистомъ’. Постараюсь оправдать твои желанія хоть нсколько’.

Еще недавно смявшійся надъ собой при мысли о композиторств, онъ теперь серьезно начинаетъ подумывать объ этой ‘иде’, съ которой мало-помалу свыкается, становится его необходимой принадлежностью и постепенно охватываетъ все его существованіе, и онъ, въ конц концовъ, ей предается весь: для достиженія ея жертвуетъ всмъ, все свое время посвящаетъ ей,— словомъ, онъ весь сливается съ этой ‘идеей’. Онъ работаетъ дни и ночи надъ разными ‘опытами’, о которыхъ мы ‘кажемъ ниже, и главное вниманіе обращаетъ на восполненіе въ музыкальномъ образованіи тхъ пробловъ, которые неминуемы при изученіи какого-либо предмета безъ всякой системы и метода, руководствуясь единственно своимъ чутьемъ и при полномъ отсутствіи руководителей. Убдившись въ недостатк свдній въ теоріи музыки, гармоніи и контрапункт, Сровъ всмъ пыломъ своей артистической натуры предается изученію этихъ предметовъ. Но то, что другимъ дается легко при помощи преподавателя и указаній, Срову достается съ большими затрудненіями, потому что ‘до всего,— говоритъ онъ,— надо добираться самому тяжелымъ опытомъ’ (16 ноября 1845 г.).

‘Некому,— жалуется онъ въ этомъ письм,— меня учить ни контрапункту, ни органу… Я надюсь скоро сдлать большіе успхи, хотя, къ сожалнію, никто не можетъ руководить меня’.

Чтобы судить о томъ рвеніи, съ какимъ онъ занимался не только вышесказанными предметами, составляющими conditio sine qua non для композитора, но и такими предметами, которые входятъ въ районъ общеобразовательныхъ, или, врне, спеціальныхъ знаній,— стоитъ прочесть письмо его отъ 5 января 1846 г., въ которомъ онъ отвчаетъ В. В. Стасову по поводу выраженнаго послднимъ удивленія, что Сровъ сталъ заниматься ‘Френоменологіей’ и ‘Логикой’ Гегеля:

‘Для чего?— Отвтъ простой: я не люблю упускать случаи познакомиться съ какой угодно наукой, въ полной увренности, что если она мн не принесетъ прямой пользы, то на сколько-нибудь расширитъ кругъ мышленія, а это ни въ какомъ случа не вредно’.

И дале онъ продолжаетъ на эту тему:

‘Диллетантизмъ для меня смшонъ, если онъ избираетъ одинъ предметъ, безъ способности сдлать въ немъ что-нибудь, но имя въ виду постоянную цль — приводить къ ней нити съ совершенно разныхъ, быть-можетъ очень далекихъ, сторонъ: это — несомннно, когда въ голов есть способность дйствительная сводить вс эти нити во едино‘.

Если столь велика была его жажда образованія и знаній вообще, то нетрудно себ представить, насколько онъ былъ преданъ своимъ предметамъ, избраннымъ и излюбленнымъ, т. е. изученію гармоніи и контрапункта. Указанія на это мы находимъ въ письмахъ его за 1847—48 г.:

‘Все мое вниманіе, вс усилія сосредоточены на контрапункт, который хочу завоевать во что бы то ни стало,— безъ этого вдь и шагу сдлать нельзя. Жаль только одно, что я лишился руководителя. За дв тысячи верстъ нельзя имть учителя, когда надзоръ его нуженъ тутъ каждый часъ…’ (Дло въ томъ, что профессоръ контрапункта, г. Гунке, нын состоящій библіотекаремъ при с.-петербургской консерваторіи, посылалъ ему время отъ времени разныя задачи и указанія къ ихъ ршеніямъ.) ‘Жажда моя заниматься контрапунктомъ не знаетъ границъ’ (15 декабря 1847 г.).

Послднія слова — не фраза въ устахъ Срова. Не разъ онъ подумывалъ бросить службу, чтобы спеціально посвятить все время изученію контрапункта. Такъ, въ письм отъ 2 февраля 1848 г., онъ между прочимъ говоритъ:

‘Нтъ, я ни за что не останусь больше въ нашемъ министерств, а то — просто убійство!’

Дйствительно, положеніе ужасное: человкъ, который ‘готовъ забыть все на свт, чтобы сидть и обдумывать контрапунктическія сочетанія’ (18 января 1848 г.), для котораго ‘контрапунктъ такъ привлекателенъ, что онъ готовъ дни и ночи просиживать надъ нимъ, не вставая съ мста’, который удивляется, ‘какъ могутъ люди называть эти занятія сухими и скучными’ (1 апрля того же года),— заброшенъ судьбой за дв тысячи верстъ отъ источниковъ знанія, осужденъ заниматься ради существованія предметомъ, нисколько его не интересующимъ, и ко всему этому лишенъ всякой возможности пользоваться чьими бы то ни было указаніями по избранному и дорогому его сердцу предмету!… Но такія натуры, какова Срова, чувствуютъ въ себ силы превозмочь вс невзгоды, перенести всякія лишенія, претерпть всевозможныя неудачи ради достиженія ‘цли’, всякая преграда къ ‘ней’ является новымъ импульсомъ къ боле энергической дятельности, а всякія препоны — ступенями, по которымъ он взбираются на тронъ славы. То же мы видимъ у Срова. Онъ нисколько не теряетъ надежды на достиженіе цли. ‘Богъ дастъ,— оканчиваетъ онъ вышеприведенное письмо,— не все еще потеряно. Буду догонять всми стами то, что чуть-чуть отъ меня не ускользнуло’.

Еще въ 1847 г. онъ хотлъ оставить службу, но два обстоятельства заставили его отречься отъ этой желанной мысли, а именно: вчный вопросъ — чмъ существовать. На отца, который не особенно благосклонно смотрлъ на ‘попытки’ сына и на хладнокровное отношеніе послдняго въ служб, надяться нечего было, да къ тому же онъ былъ обремененъ большимъ семействомъ. Другое обстоятельство его еще боле безпокоило: это — боязнь превратить ‘музу’,— эту богиню, которую онъ мысленно лелялъ, составлявшую для него настоящее profession de foi,— въ источникъ кормленія, въ ремесло. Стать ремесленникомъ онъ боялся пуще всего.

‘Писать музыку для денегъ,— разсуждаетъ онъ,— c’est toujours une bien triste chose: кром проф, огорченій и всего надодательнаго нельзя ничего ожидать’ (27 іюля 1847 г.).

Пришлось мириться съ обстоятельствами и снова приняться, скрпя сердце, за службу, чтобы быть хоть боле или мене обезпеченнымъ и такимъ образомъ имть возможность посвящать все остальное время, свободное отъ обязанностей по служб, избранному искусству. А работать приходилось много, что видно изъ слдующаго мста переписки его съ В. В. Стасовымъ. Въ слову сказать, способъ его работъ аналогиченъ со способомъ занятій нашего знаменитаго историка Карамзина. Не припомню, гд я это вычиталъ, что когда Карамзина однажды спросили: гд онъ беретъ такой гладкій слогъ,— онъ отвтилъ: ‘въ печк’. Нчто подобное мы находимъ и у Срова:

‘Я ничмъ не доволенъ (онъ говоритъ о своихъ трудахъ и ‘попыткахъ’): завтра все брошу въ печь, что написалъ сегодня, и въ цлую недлю вырабатываю иногда только нсколько строкъ’ (30 августа 1846 г.).

Этотъ способъ кристаллизаціи своихъ мыслей оставилъ свой глубокій слдъ, работая такимъ образомъ нсколько лтъ, онъ дошелъ до философіи: ‘познай самого себя’,— другими словами, онъ убдился въ томъ, чего ему недостаетъ въ композиторств. Въ этомъ отношеніи достойно вниманія заключеніе, къ которому онъ пришелъ, спустя годъ:

‘Разсматривая себя какъ можно строже, я убдился, что въ техник композиторства мн недостаетъ двухъ чрезвычайно важныхъ условій: 1) manier le contrepoint (владть контрапунктомъ), о чемъ ты уже знаешь подробно, въ чекъ для пеня трудность и какъ я стараюсь атому пособить, и 2) умть согласить чисто-музыкальную основу сочиняемой вещи съ поэтическимъ ея смысломъ, т. е. умть совладать съ техническимъ скелетомъ пьесы, le plier volont’ (гнуть по вол) (12 іюня 1847 г.) Дйствительно, онъ достигъ того, что ему нужно было: онъ восполнилъ эти два пробла, какъ мы увидимъ это въ третьей глав, но какъ?— Усидчивымъ трудомъ, работая безустанно надъ контрапунктическими сочетаніями, прочитывая все, что попадалось ему подъ руку по его спеціальности, критикуя и перерабатывая каждую мысль по-своему, анализируя каждую вещь и себя въ то же время самымъ добросовстнымъ образомъ и изводя нотную бумагу для выработки музыкальнаго стиля: ‘Чтобы развязать себ руки,— говоритъ онъ,— надо писать бездну и притомъ боле негоднаго, чмъ годнаго’ (13 августа 1846 г.).

Придя къ такому убжденію, онъ заключаетъ:

‘Вотъ мой планъ: я буду трудиться постоянно надъ оперой, буду ею спшить au risque mme d’en faire un avorton’ (рискуя произвести выкидышъ) (тамъ же).

Теперь ужь намъ понятно будетъ, почему Сровъ, не заявившій себя въ качеств композитора ни однимъ выдающимся произведеніемъ, вдругъ появился въ свтъ своей громадной пятиактной оперой — ‘Юдиью’, но прежде, чмъ онъ ршился на этотъ шагъ, онъ двадцать лтъ постоянно работалъ, не щадя ни своихъ физическихъ и умственныхъ силъ, ни времени, ни средствъ — ради ‘цли’. Поэтому намъ кажется особенно любопытнымъ заглянуть въ его мастерскую, посмотрть его приготовительные матеріалы,— т матеріалы, изъ которыхъ онъ себ создалъ впослдствіи пьедесталъ безсмертія.

Въ разсматриваемомъ нами період его дятельность, изъ которой впослдствіи образовались дв самостоятельныя отрасли, критическая и композиторская,— что составитъ содержаніе двухъ послдующихъ главъ нашего очерка,— находилась, если можно такъ выразиться, въ эмбріональномъ состояніи: ни въ той, ни въ другой отрасли Сровъ въ разсматриваемое время не является цльнымъ, законченнымъ. Въ этомъ період обнаруживаются только зачатки и критической, и композиторской дятельности.

Что касается первой, то о ней, судя по письмамъ за это время, можно сказать весьма немного. Его особенно интересуютъ классики: Моцартъ, Бахъ, Бетховенъ, Веберъ и др., которыхъ онъ изучаетъ со свойственнымъ ему рвеніемъ. Черта, которая съ особенною силой и яркостью выступаетъ въ его критической дятельности: это — крайнее непостоянство въ своихъ мнніяхъ. Будучи артистомъ, говоря словами Лира, ‘съ ногъ до головы’, а слдовательно и дйствуя подъ вліяніемъ впечатлнія и минутнаго увлеченія, Сровъ такъ же часто мнялъ свои искреннія убжденія, какъ часто его артистическая натура увлекалась тою или другою стороной дла. Къ чести его слдуетъ отнести искренность убжденій, напускного, театральнаго въ немъ ничего не было, онъ всегда былъ увренъ въ томъ, что онъ говорилъ, хвалилъ ли онъ кого-нибудь или что-нибудь, или порицалъ,— онъ въ эту минуту глубоко врилъ въ истинность своего слова и въ свою правоту. Для примра стоитъ прослдить его отношенія хотя бы къ знаменитому Мейерберу. Вотъ что онъ писалъ о немъ въ 1840 г.:

‘Мн кажется, что Мейерберу еще слишкомъ мало удивляются,— онъ чрезвычайно близокъ къ Боже мой!… Что это (‘Гугеноты’) за прелесть, что за мотивы, что за мастерская обработка!… Несравненный Мейерберъ!’

Или возьмемъ его мнніе о ‘Роберт’:

‘Вс оттнки переданы Мейерберомъ неподражаемо… Просто надо пасть предъ нимъ на колна… Кажется, камень — и тотъ растаетъ при этихъ звукахъ’ (20 февраля 1841 г.).

Въ другомъ мст, говоря о немъ, онъ спрашиваетъ:

‘Кто изъ всхъ композиторовъ, старыхъ и новыхъ, est le favori de mon me?— Конечно, Мейерберъ’ (17 марта 1841 г.).

‘Для меня,— пишетъ онъ черезъ мсяцъ,— первый композиторъ все-таки Мейерберъ’ (21 апрля того же года).

Казалось бы, что человкъ, относящійся съ такимъ благоговніемъ къ Мейерберу, творцу ‘Роберта’, ‘Гугенотовъ’, ‘Пророка’ и ‘Африканки’, котораго онъ иначе не называетъ, какъ ‘мой Мейерберъ’, ‘несравненный Мейерберъ’ и т. п. эпитетами,— казалось бы, что это заслуженное уваженіе и мнніе о немъ боле или мене прочны и основаны на незыблемыхъ началахъ, но нтъ, напрасно стали бы мы такъ думать: такія, крайне увлекающіяся, натуры не держатся однихъ взглядовъ, хотя бы и ими же выработанныхъ, они ихъ мняютъ, и очень даже часто, и чмъ больше они увлекаются, тмъ больше это отражается на ихъ мнніяхъ, и тмъ мене можно отъ нихъ ожидать безпристрастнаго сужденія. Доказательство мы видимъ на Сров въ его отношеніяхъ къ Мейерберу. Вотъ что онъ писалъ, пять лтъ спустя, о ‘своемъ Мейербер’:

‘Ты знаешь, какъ я смотрю теперь на этого жида-шарлатана… Въ ‘Гугенотахъ’, гд вся задача была историчность, Мейерберъ не съумлъ сдлать въ этомъ отношеніи ровно ничего‘ (22 октября 1846 года). Или:

‘Мейерберъ до-нельзя бденъ идеями въ музыкальномъ смысл‘… ‘Онъ арранжеръ чужого: у него почти нтъ собственной своей музыкальной жилки‘ (15 декабря 1847 года).

И этотъ отзывъ даетъ о Мейербер тотъ самый Сровъ, который по поводу біографіи Мейербера, написанной Шиллингомъ (‘Lexicon der Tonkunst’), гд первый упрекается въ заимствованіи мотива изъ какой-то сонаты для сцены искушенія (‘Робертъ’, 3-е дйствіе), громилъ филиппиками ненавистниковъ Мейербера la Цицеронъ: ‘pecora, non homines’ (скоты, не люди). ‘Да что и говорить: нелпо и подло, вотъ и все тутъ!…’ (20 февраля 1841 года).

Можно было бы привести еще много примровъ крайняго увлеченія Срова то въ одну, то въ другую сторону, но намъ кажется, что приведенные факты достаточно убждаютъ въ правот нашей мысли. Такія ‘увлеченія’ были бы непростительны кому-нибудь другому, но не Срову, артисту, мыслящему и живущему подъ вліяніемъ минуты и впечатлнія и руководящемуся симпатіями и антипатіями.

Если таково впечатлніе, которое производитъ его критическая дятельность, то этого никоимъ образомъ нельзя сказать о его композиторской дятельности. Напротивъ, здсь мы видимъ одно: желаніе выработать изъ себя композитора, желаніе преодолть вс трудности, встрчаемыя въ технической сторон дла. Съ этою цлью онъ вырабатываетъ свой музыкальный стиль, пробуя различные роды композицій, или, говоря его словами, ‘длая попытки’. Такъ, мы встрчаемъ ‘попытки’ и романсовъ, и оркестровыхъ вещей, и даже оперъ.

Къ самымъ первымъ его произведеніямъ относятся пьесы для віолончели и для голоса, о чемъ свидтельствуетъ его письмо отъ 21 апрля 1841 года, гд мы между прочимъ читаемъ: ‘Скоро пришлю теб (В. В. Стасову) совершенно изготовленныя: ‘Cantique pour le violoncelle’ (который, какъ первйшій мой опытъ, съ вашего позволенія, вамъ посвящается), потомъ еще маленькую балладу для голоса на слова Гте: ‘Der Rattenfnger’, потомъ еще: ‘Une fantaisie en forme de valse pour violoncelle et piano’.

Къ этому времени относится его ‘Майская ночь’, псня (на слова Гте) въ голосахъ ‘canto и violoncello’ (1 іюля 1841 г.).

Два года спустя онъ уже мечталъ объ опер:

‘Я горю нетерпніемъ сыскать молодчика, чтобы скропать мн либретто для оперы въ трехъ актахъ, сюжетъ которой я недавно встртилъ въ одномъ журнал. Мн кажется, что если я начну надъ этимъ работать, то должно что-нибудь выйти порядочное, какъ слдуетъ. А то вдь, ей-богу, пора! Шутка ли, завтра мн 24-й годъ’ (10 января 1843 года).

И вотъ В. В. Стасовъ предлагаетъ ему, какъ хорошій сюжетъ для оперы, ‘Басурмана’ Лажечникова, Сровъ забываетъ о задуманномъ и пишетъ слдующій отвтъ:

‘Какъ мн тебя благодарить за ‘Басурмана’! Мысль объ этой опер уже совершенно слилась со всмъ моимъ существомъ, вошла въ жизнь мою и какъ будто для нея я себя готовилъ’ (18 августа того же года).

Однако ‘Басурманъ’ написанъ не былъ, причина понятна: автору недоставало теоретическихъ свдній, вмсто этого онъ берется за арранжировки классическихъ вещей, хотя мысль объ опер, какъ мы сейчасъ увидимъ, его не оставляетъ. Въ письм отъ 23 августа 1844 года мы находимъ слдующее свдніе о ход его работъ:

‘О, еслибы меня сподобилъ Богъ совершить, какъ слдуетъ, трудъ арранжировки этой мессы (вторая Бетховена), я уже могъ бы считать себя сдлавшимъ нчто!… Вмст съ этимъ я трудился эти дни весьма прилежно и надъ ‘Idomeneo’ Моцарта’.

Не можемъ удержаться, чтобы не привести мнніе Срова объ идеал въ опер. Въ письм къ В. Р. Зотову, по поводу отказа послдняго сочинить для него либретто на текстъ ‘Виндзорскія кумушки’ Шекспира (на этотъ сюжетъ ему также указалъ В. В. Стасовъ), онъ пишетъ:

‘Шекспиръ можетъ быть выраженъ только такой музыкой, гд съ красотою формъ постоянно сливается истинность выраженія, и именно татя музыка (до сихъ поръ существующая въ операхъ одного Моцарта) мой идеалъ’ (17 сентября 1844 года).

Къ этому году относится знакомство Срова съ А. С. Даргомыжскимъ. Когда послдній постилъ Срова и разсматривалъ его работы, то далъ о нихъ слдующій отзывъ: ‘Видна неопытность, но талантъ несомннный’,— и при уход, на прощаньи, сказалъ ему по-французски: ‘Je vous conseille de travailler fortement’ (октябрь того же года).

Совтъ компетентнйшаго судьи не только былъ принятъ Сровымъ, но и выполненъ со стараніемъ, достойнымъ Срова: онъ съ удвоенной энергіей принимается за работу, не взирая ни на какія трудности и препятствія.

Въ письмахъ его за 1846 годъ находимъ указанія на романсовыя его ‘попытки’. Такъ, онъ сообщаетъ:

‘На прошедшей недл я написалъ русскій романсъ на слова Тургенева: ‘Отрава горькая слезы послдней’ {Изъ поэмы ‘Андрей’, помщенной въ ‘Отеч. Зап.’, январь 1846 г.}. Музыка вышла преплохенькая’ (1 апрля).

Небезъинтересно заключеніе, къ которому онъ приходитъ по поводу послднихъ словъ,— заключеніе, показывающее, насколько ему дорога была его музыка:

‘Это показываетъ или какую-то глупость моей натуры, или отсутствіе настоящаго… Тогда к чему мн самое лучшее на земл счастье?’ (Тамъ же.)

Черезъ нсколько дней онъ опять говоритъ объ опер ‘Мельничих’ въ такомъ дух:

‘Ты видишь (онъ разсуждаетъ о томъ, какъ опера будетъ принята), что мысль о ‘Мельничих’ сильно меня занимаетъ опять’ (4 апрля 1846 года).

Насколько онъ былъ тщеславенъ и самолюбивъ, съ какой недоврчивостью онъ относился къ своимъ ‘попыткамъ’ и ‘опытамъ’,— ясно видно изъ его отвта на предложеніе В. В. Стасова выпустить въ свтъ его арранжировки:

‘Моихъ арранжировокъ,— пишетъ онъ,— нельзя напечатать, какъ назначенныхъ только для нашего собственнаго употребленія… Я знаю, что и теперь мои арранжировки по всему отличаются отъ обыкновенныхъ арранжировокъ Черни и В, но знаю также, что до Листа еще далеко, далеко!’ (19 января 1847 года.)

Везд и во всемъ онъ избираетъ себ идеалъ, къ которому онъ неутомимо стремится: такъ, въ опер, какъ мы видли, идеаломъ его является Моцартъ, въ арранжировкахъ предъ его глазами стоитъ другой корифей — Листъ, и покуда онъ — если не достигнетъ, то по крайней мр не приблизится къ идеалу, не ршается выступить въ свтъ, только ужь когда онъ сознаетъ, что его работа не заурядная, т. е. хотя боле или мене приближается въ идеалу, онъ ршается на что-нибудь. Такъ было съ арранжировкой увертюры Бетховена ‘Коріоланъ’, объ этомъ онъ свидтельствуетъ:

‘Увертюра Бетховена ‘Коріоланъ’ арранжирована la Liszt и ему посвящена’ (16 августа 1847 года).

Листъ остался очень доволенъ этой работой, что видно изъ его письма въ отвтъ Срову, въ которомъ онъ ‘хвалитъ ее’. Письмо это помщено В. В. Стасовымъ въ стать: ‘Музыкальные автографы Императорской Публичной библіотеки’ (Отечеств. Записки, декабрь 1856 года).

Однако и въ это время у него нтъ-нтъ и прорываются мысли, обнаруживающія т же мучительныя сомннія, съ которыми мы уже раньше познакомились, такъ, въ письм еще отъ 25 августа этого же (1847) года, мы между прочимъ находимъ:

‘На каждомъ шагу вижу въ себ только диллетантскія желанія, а не настоящую художническую дятельность. Быть-можетъ недостатокъ серьезнаго ученія тому причиной, а можетъ-быть и не то…’

И еще долгое время онъ не довряетъ себ и вслдствіе этого не ршается что-либо издать изъ своихъ многочисленныхъ трудовъ и работъ по композиціямъ. Для нашей цли нтъ надобности перечислять вс его арранжировви и ‘опыты’ композиторскаго пера, тмъ боле, что многіе изъ этихъ юношескихъ трудовъ растеряны. Для насъ важно только то, что онъ, несмотря на похвалы разныхъ компетентныхъ лицъ, все-таки не выпускаетъ ничего до тхъ поръ, пока самъ не находитъ, что его трудъ этого достоинъ. До этого же времени онъ занятъ самоприготовленіемъ къ такому труду, а пока выступаетъ въ качеств музыкальнаго критика, посвящая вс свои часы досуга толкованіямъ и распространеніямъ въ масс свдній о произведеніяхъ выдающихся музыкальныхъ дятелей, какъ иностранныхъ, такъ и русскихъ. Этотъ періодъ его общественной дятельности занимаетъ приблизительно около десяти лтъ, къ нему мы теперь и приступимъ, но прежде скажемъ нсколько словъ о его curriculum-vitae за это время.

II.
(1850—1860.)

Нтъ ничего печальне того факта, когда художникъ, въ силу обстоятельствъ, становится ‘дловымъ’ человкомъ, или, точне говоря, чиновникомъ. Каждому изъ насъ вроятно приходилось встрчать въ обществ эти два типа, и при наблюденіи, вроятно, каждый замтилъ, что эти лица питаютъ другъ къ другу какую-то тайную непріязнь: художникъ видитъ въ неутомимыхъ трудахъ длового человка какое-то непонятное стремленіе къ чему-то неопредленному, которое, по его мннію, никакихъ усилій во всякомъ случа не стоитъ, дловой человкъ, съ своей стороны, считаетъ вс возвышенныя стремленія художника какою-то несбыточной мечтой, какимъ-то витаніемъ въ эмпиреяхъ, если не совсмъ безплодною тратой времени, которая не дастъ никакого матеріальнаго результата и отъ которой ‘толку’ нечего ожидать. Если таковы отношенія между этими двумя лицами, то нетрудно себ представить, какая борьба должна произойти въ душ артиста, силой обстоятельствъ вынужденнаго быть чиновникомъ. Именно на долю Срова и выпала такая двойственность положенія: будучи артистомъ въ полномъ смысл слова, онъ, къ несчастію, долженъ былъ bon gr—mal gr сдлаться дловымъ человкомъ, съ опредленными занятіями и обязанностями, съ инструкціей, которой онъ долженъ былъ подчиняться, при работ, требовавшей отъ него опредленныхъ часовъ времени, при отчетности въ своихъ однообразныхъ дйствіяхъ, установленныхъ по извстнымъ правиламъ и формамъ, несоблюденіе которыхъ влечетъ за собой извстнаго рода отвтственность,— словомъ, при всхъ тхъ атрибутахъ, съ которыми неизбжно связана служба. Не удивительно, что художническая натура, требующая полнйшей свободы дйствія, отсутствія всякой отчетности и стсненій въ выбор формъ для вншнихъ выраженій своихъ мыслей и безграничнаго произвола и власти, не подчиненныхъ никакимъ правиламъ, а тмъ боле разъ навсегда установленнымъ по извстному шаблону,— не могла ужиться съ обязанностями чиновника, артистъ долженъ былъ покорить чиновника и свобода должна была взять верхъ надъ узкой, монотонной и стсненной формой.

Дйствительно, занятія по служб, какъ мы ужь это отчасти и замтили, Срова не только не привлекали и не дались, но надоли ему, опротивли, и онъ ршился бросить службу: не вытерпла его артистическая натура чиновничьяго гнета и канцелярскаго формализма, душа его жаждала широкой и свободной дятельности, онъ искалъ простора и арены дятельности для своей мыслящей головы. Несмотря на вс предстоявшія затрудненія относительно добыванія средствъ къ существованію, Александръ Николаевичъ ршился выйти въ отставку и лишиться такимъ образомъ и послдняго источника къ жизни, боле или мене обезпечивавшаго его, лишь бы заниматься ‘своимъ’ дломъ и всецло предаться его служенію. Вообще нужно замтить, что разсматриваемый нами періодъ жизни Срова относится къ самому печальному времени его жизни: разрывъ съ родителями, о которомъ скажемъ ниже, лишеніе мста на служб и связанное съ нимъ отсутствіе какихъ бы то ни было средствъ (постоянныхъ, разумется) къ существованію, неопредленное положеніе въ обществ, неизвстность (для него лично) ‘береговъ’, къ которымъ онъ стремился, постоянныя его душевныя терзанія, съ которыми мы уже отчасти познакомились, сомннія за будущее, которое для него было еще вполн неопредленно — все это вмст сильно вліяло на его артистическую натуру и заставляло его побороть весьма много невзгодъ, переносить много непріятностей, пережить много горькихъ минутъ, но онъ героически стремился къ цли и не обращалъ вниманія, насколько это было въ человческихъ силахъ, на вс препятствія, мшавшія ему заниматься своимъ предметомъ. Мстомъ, наиболе выгоднымъ для занятій, оказался, конечно, Петербургъ, какъ музыкальный центръ и какъ пунктъ, гд находились его родные и близкіе знакомые, каковы гг. Стасовы, Глинка, Даргомыжскій и другіе.

И вотъ въ 1850 году Сровъ прізжаетъ изъ Пскова въ Петербургъ уже вышедшимъ въ отставку. Такого рода дйствія Александра Николаевича чрезвычайно не понравились отцу, который съ нимъ окончательно разошелся и даже запретилъ ему являться къ нему въ домъ. Характерна фраза, которую Николай Ивановичъ обыкновенно употреблялъ въ разговорахъ съ сыномъ: ‘живя такимъ образомъ (то-есть не на служб), ты умрешь на рогожк гд-нибудь возл кабачка…’ Вотъ до чего доходило ослпленіе отца относительно способностей сына! И это явленіе типичное: родители часто ослплены относительно способностей своихъ дтей,— они видятъ въ нихъ геніевъ и феноменовъ или же абсолютныхъ идіотовъ. Но Сровъ, чувствуя въ себ громадныя духовныя силы, не могъ придавать слишкомъ большого значенія словамъ отца, фанатически убжденнаго въ врности своихъ взглядовъ, и еще съ большей энергіей продолжалъ свое дло. Къ этому приблизительно времени относится начало его литературно-критической дятельности. Два года онъ провелъ въ крайней нищет, работая то надъ статьями, которыя онъ приготовлялъ къ печати, то надъ своимъ ‘музыкальнымъ слогомъ’. Но нужда, эта постоянная и неизмнная спутница всхъ почти выдающихся людей,— заставила его опять обратиться къ служб, какъ къ единственному, постоянному, мало-мальски обезпечивающему источнику въ матеріальномъ смысл.

Вроятно, при стараніяхъ отца, онъ снова занялъ прежнюю должность въ Крыму, то-есть въ Симферопол. Здсь онъ пробылъ три года (1852—1855), откуда вернулся въ Петербургъ вмст съ Марьей Павловной Анастасьевой. Со времени послдняго прізда вплоть до 1860 года Сровъ на служб не состоялъ. На эти пять лтъ выпадаетъ наибольшее количество его литературныхъ трудовъ. Только въ 1860 году Сровъ, при содйствіи министра почтъ и телеграфовъ, О. И. Прянишникова, нкогда служившаго вмст съ Николаемъ Ивановичемъ, былъ помщенъ цензоромъ иностранныхъ газетъ и журналовъ при почтовомъ департамент. Чрезъ нсколько лтъ онъ былъ назначенъ при немъ чиновникомъ особыхъ порученій, въ этой должности онъ оставался до 1869 года, когда окончательно вышелъ въ отставку съ чиномъ дйствительнаго статскаго совтника. Любопытенъ эпизодъ, передаваемый Валентиной Семеновной Сровой, женой композитора, по поводу послдней его должности: когда Александръ Николаевичъ пожелалъ узнать, въ чемъ будутъ состоять ‘порученія’, онъ получилъ лаконическій, но весьма характерный отвтъ: ‘пишите оперы’. Съ послднимъ выходомъ въ отставку навсегда прекращается служебная карьера Срова.

Между тмъ въ 1856 г. умеръ Николай Ивановичъ — скоропостижно, отъ разрыва сердца (28 октября). Это обстоятельство произвело на Александра Николаевича весьма сильное впечатлніе, тмъ боле, что онъ не получилъ прощенія отъ отца: Николай Ивановичъ такъ и умеръ въ убжденіи, что изъ старшаго сына ‘ничего путнаго не выйдетъ’. Любопытныя подробности передаетъ объ этомъ факт сестра композитора, Олимпіада Николаевна. Наканун смерти отца Сровъ пришелъ просить позволенія у матери переночевать у нихъ, такъ какъ у него въ квартир (по Бассейной, въ д. Яхонтова) было весьма холодно и сыро. Дома никого не было, кром Олимпіады Николаевны. Въ ожиданіи матери, которая была въ театр съ дочерью, Софьей Николаевной (въ замужств Дю-Туръ),— имвшей, къ слову сказать, весьма сильное вліяніе на своего брата, какъ нжно-любимая сестра и какъ человкъ одаренный отъ природы большими умственными способностями и музыкальнымъ талантомъ,— Сровъ задремалъ въ креслахъ. Утромъ дали знать изъ участка, что ночью поднятъ на улиц трупъ Николая Ивановича, котораго отправили въ пріемный покой, хотя при немъ находились визитныя карточки съ точнымъ обозначеніемъ адреса. Александръ Николаевичъ тотчасъ побжалъ въ участокъ, гд и нашелъ мертваго отца. Онъ до того рыдалъ надъ гробомъ непримирившагося съ нимъ отца, что его насилу оторвали отъ его гроба. Онъ его искренно и горячо любилъ.

Каково было житье-бытье Срова за эти десять лтъ, т. е. до 1860 г., каково было настроеніе духа его, чмъ онъ занимался, что онъ сдлалъ для себя и для искусства, и многіе другіе вопросы — найдутъ правдивый отвтъ въ его письмахъ къ Дм. Вас. Стасову, М. П. Анастасьевой и отчасти въ Владиміру Васильевичу Стасову.

Мы уже сказали, что за этотъ періодъ Сровъ пріобрлъ себ извстность своими критически-литературными произведеніями, но не слдуетъ думать, что Александръ Николаевичъ, увлекшись своими громадными успхами на этомъ поприщ, совершенно забываетъ о своей музыкально-композиторской дятельности. Напротивъ, онъ много длаетъ въ этой области и даже, какъ увидимъ ниже, ршается показать свту нкоторые свои труды, которые, по его мннію, этого заслуживаютъ.

Первая статья, появившаяся въ свтъ, была, по словамъ В. В. Стасова, ‘Музыка и виртуозы’, помщенная въ 1856 году въ Библіотек для чтенія. Съ этой статьи начинается цлая плеяда музыкально-критическихъ статей, напечатанныхъ въ разныхъ періодическихъ изданіяхъ — газетахъ и журналахъ. Такъ, онъ сотрудничалъ въ Библіотек для чтенія, Пантеон, Современник, Сын Отечества, Театральномъ и Музыкальномъ Встник и во многихъ другихъ изданіяхъ, поздне самъ издавалъ органъ — Театръ и Музыка. Съ какой осторожностью онъ выступаетъ на общественную дятельность, не вслдствіе незнанія предмета, а исключительно вслдствіе безграничнаго самолюбія и тщеславія,— качества, которыми Сровъ обладалъ въ высшей степени,— можно судить по слдующему факту: въ 1841 г. онъ между прочимъ писалъ къ В. В. Стасову: ‘А propos, у меня теперь въ голов довольно серьезный замыселъ — написать, можетъ -быть, публичную статью о Моцартовомъ ‘Донъ-Жуан’ (28 сентября)’. Вотъ что мы читаемъ въ письм къ Дм. В. Стасову отъ 14 янв. 1853 г.:

‘Въ субботу я отправилъ къ теб статью о ‘Донъ-Жуан’, страницъ въ 40 печатныхъ: это — первая статья, другая будетъ такая же, если не больше’.

Итакъ, Сровъ двнадцать лтъ не ршался привести свой планъ въ исполненіе, только спустя 12 лтъ появилось въ свтъ (Пантеонъ за 1853 г.) то, что онъ задумалъ еще въ 1841 г. Чмъ инымъ можно себ объяснить это обстоятельство, какъ не самолюбіемъ и тщеславіемъ? Никакія мннія и никакіе авторитеты въ глазахъ такихъ натуръ не играютъ роли, единственнымъ критеріемъ для оцнки своихъ дйствій является свое ‘я’. Эта черта характера Срова ярче выступаетъ впослдствіи, мы съ ней встртимся ниже, при обзор его композиторской дятельности.

Одновременно съ сотрудничествомъ въ разныхъ органахъ, Сровъ занимался и композиторствомъ. Такъ, къ этому времени относится его опера ‘Майская ночь’ на сюжетъ Гоголя. Первая мысль о ней относится въ 1852 г., какъ видно изъ письма въ Дмитрію Васильевичу Стасову:

‘Дорогой, ‘im freien Nachdenken’, какъ говорятъ нмецкіе артисты, я много кое-чего придумалъ для оперы ‘Майской ночи’, надо написать объ этомъ моей либреттиств’ {Прасковья Михайловна Бакунина, въ Москв.} (27 октября 1852 г.).

Все письмо отъ 22 того же мсяца посвящено планамъ и подробностямъ о ‘Майской ночи’. Что эта опера была почти вся окончена, видно изъ слдующаго письма отъ 28 января 1854 г.: ‘Мн кажется, что въ паос будетъ главный элементъ моей музыки. Сегодня я внутренно еще боле убдился, что совладаю съ какимъ бы то ни было трагическимъ сюжетомъ и incesamment примусь за дло (есть и сюжетецъ въ виду),— благо ‘Майская ночь‘ въ этомъ году непремнно будетъ же на сцен‘.

Однако же она никогда поставлена не была. ‘Майская ночь’ была имъ уничтожена, по разсказанъ Валентины Семеновны, благодаря недружелюбному отношенію къ этому произведенію со стороны В. В. Стасова. И въ этомъ факт нельзя не видть черты, свойственной нкоторымъ великимъ художникамъ: стоитъ только кому-нибудь не похвалить, или тмъ боле осудить ихъ твореніе, чтобъ оно опротивло имъ и предано было уничтоженію.

Недовольство собой — коренная черта его характера (на что мы обратили особенное вниманіе въ первой глав) — не оставляетъ его и въ этомъ період, несмотря на то, что онъ ужь обратилъ на себя вниманіе всего русскаго музыкальнаго міра и пользовался громаднымъ именемъ въ качеств музыкальнаго критика. Такъ, въ письм къ В. В. Стасову отъ 14 іюля 1857 года мы слышимъ т же жалобы на свое положеніе, какія выступили и тамъ: ‘Вообще, какъ подумаю, скверно. На плечахъ малому сорокъ лтъ (шутка!!!), а что сдлано?… Неужели только и будетъ, что арранжировки да статеишки въ журналахъ?! А приходится рукой махнуть, потому что, не въ примръ прежняго, я самъ начинаю терять вру во что-нибудь ‘.

Но эта ‘потеря вры’ вскор замняется полной увренностью, которая ужь больше его не покидаетъ никогда и которая все возрастаетъ и доходитъ до своего апогея:

‘Меньше, чмъ когда-либо,— пишетъ онъ,— имю я право колебаться и сомнваться въ своемъ артистическомъ призваніи. Я доставилъ себ нкоторую извстность, составилъ себ имя музыкальными критиками, писательствомъ о музык, но главная задача моей жизни будетъ не въ этомъ, а въ творчеств музыкальномъ’ (9 ноября 1860 года).

Если онъ раньше говорилъ: ‘…теперь вопросъ ‘быть или не быть’ для меня ршенъ, теперь я на каждый день смотрю какъ на блый листъ, на которомъ я непремнно долженъ что-нибудь написать’ (18 мая 1841 года),— то только черезъ девятнадцать слишкомъ лтъ эти слова были приведены въ дло только съ этого времени онъ дйствительно ‘употребляетъ каждый день на должное’, работая и не боясь за себя, потому что его внутренній голосъ, его ‘я’, разршилъ ему вс сомннія, сказалъ ему, выражаясь его же словами: ‘Александръ, вотъ твоя дорога, чуръ — не сбиваться!’ И онъ дйствительно не сбивался, какъ мы это ниже увидимъ, но пока онъ себ пріобрлъ популярность и извстность въ качеств критика.

Разобрать вс его критическія статьи намъ не позволяетъ объемъ нашего очерка, да такой трудъ нисколько не входитъ въ нашу задачу, а скоре составляетъ предметъ отдльнаго сочиненія съ спеціальнымъ музыкальнымъ содержаніемъ, перечислить же просто, когда, въ какомъ орган и подъ какимъ заглавіемъ была имъ написана та или другая статья — мы не беремся, потому что такой перечень кажется намъ слишкомъ сухимъ и едва ли интереснымъ для читателей. Поэтому считаемъ боле удобнымъ ограничиться нсколькими мнніями представителей нашей прессы о его критической дятельности, желающихъ же ближе познакомиться со статьями Срова и вмст съ тмъ проврить, насколько справедливо приведенное нами то или другое мнніе, отсылаемъ къ тмъ органамъ, гд печатались его произведенія. Съ этою цлью прилагаемъ въ концу нашего очерка боле или мене подробный ‘Списокъ критическихъ статей А. Н. Срова, составленный имъ самимъ лтомъ 1869 года’ (съ подлинной рукописи), заимствованный нами изъ Музыкальнаго Сезона (1871 года, No 17), издававшагося г. Фаминцынымъ при сотрудничеств Срова.

Но прежде позволимъ себ сказать два слова по поводу 1859 года, когда въ дятельности Александра Николаевича случились два обстоятельства, имвшія общественное значеніе.

Въ этомъ году Сровъ предпринимаетъ, какъ намъ кажется, неслыханное до него дло, а именно: чтеніе публичныхъ лекцій о музык и о значеніи въ этомъ отношеніи М. И. Глинки, а чрезъ годъ (т. е. въ 1860 году) — такія же лекціи о Рихард Вагнер. Къ сожалнію, публика не очень благосклонно отнеслась къ этимъ предпріятіямъ, какъ легко Можно убдиться изъ письма его къ М. П. Анастасьевой отъ 7 апрля 1859 года. Это письмо для насъ особенно важно еще и потому, что оно намъ ярко рисуетъ картину его матеріальнаго благосостоянія,— картину, которая едва ли вроятна повидимому, а между тмъ она говоритъ о факт, повторяющемся, къ сожалнію, почти съ каждымъ нашимъ выдающимся талантомъ. Позволимъ себ привести отрывокъ:

‘Обстоятельства мои отвратительны! Съ половины курса (съ 9-й лекціи) слушателей только сорокъ человкъ! (Онъ читалъ свои лекціи въ университетскомъ зал.) Дохода ни гроша!!… Я статьями плачу за лампы на лекціяхъ!… Вотъ Петербургъ! У меня буквально по цлымъ недлямъ трехъ копекъ не случается!… На извощика беру иногда взаймы!… Иногда приходится хоть въ петлю’.

Вотъ при какихъ обстоятельствахъ живутъ наши первоклассные таланты! Дло доходило до того, что онъ серьезно подумывалъ искать счастья за границей. И какъ было не озлобляться, видя такое равнодушіе со стороны публики къ такому предмету,— и гд?— въ Петербург, центр русскаго музыкальнаго міра, гд на разныя бездлицы и глупости, лишь бы на нихъ была мода, сыпятся десятки тысячъ рублей,— въ Петербург, гд стоитъ только появиться бенефисной афишк какой-нибудь бездарной французской актрисы, въ род Дика-Пти, чтобы десятки тысячъ являлись по подписк для поднесенія ей подарковъ въ вид поощренія ея таланта (?!) отъ поклонниковъ! (Поклонницъ обыкновенно у такихъ артистокъ не бываетъ.) Или припомните, читатель, что происходило въ лагер нашихъ ‘европейцевъ’ во время пребыванія наиэксцентричнйшей Сарры Бернаръ… Неудивительно, что это озлобленіе у Срова доходило до такихъ размровъ, но за то вполн достойна удивленія и уваженія цль, которую преслдовалъ онъ во время предполагавшагося пребыванія за границей, о ней мы узнаемъ изъ того же письма, т. е. отъ 7 апрля 1859 года:

‘… Если ужь удастся мн,— продолжаетъ онъ,— ухать въ конц мая,— кончено, ршено: Россія меня долго не увидитъ! Я улепетываю, чтобы, выйдя въ отставку, жить въ Германіи ‘корреспондентомъ русскихъ журналовъ’, жить не въ анаемскомъ Петербург, гд со стороны любви къ искусству ничего никто знать не хочетъ… У Маркса буду заниматься фугами и прочимъ для того, чтобы получить въ Берлинскомъ университет дипломъ доктора музыки‘.

Такого же приблизительно содержанія и письмо къ этой же Анастасьевой отъ 19 марта 1860 года:

‘Начиная съ Пасхи я открываю небольшой курсъ (восемь лекцій) полупублично, т. е. по подписк, собственно о Вагнер (авось за то удастся сганашить копйку, а то совсмъ ‘обтрепался’, хуже нищаго! Платья нтъ! Сапогъ нтъ! Срамота, о которой говорить совстно)’.

Кстати замтимъ, что Сровъ души не чаялъ въ Вагнер, о чемъ онъ не разъ говоритъ въ своихъ письмахъ и доказалъ это на дл, т. е. въ своихъ операхъ, гд онъ является ярымъ послдователемъ его направленія. Стоитъ только припомнить его письма о Вагнер, чтобъ убдиться въ томъ, до чего Сровъ возноситъ его. Такъ, въ томъ же письм онъ говоритъ:

‘Я только и брежу Вагнеромъ. Его играю, изучаю, о немъ читаю, говорю, пишу, проповдую. Я горжусь тмъ, что могу быть его апостоломъ въ Россіи, и апостольство это будетъ сильне, когда я буду кричать изъ-за моря’.

Или раньше онъ говорилъ о немъ же: ‘Какъ въ критика, я въ него просто влюбленъ’ (13 августа 1853 года).

Еще рельефне выступаютъ его отношенія къ Вагнеру, какъ къ композитору, въ слдующемъ письм. По поводу ‘Фиделіо’ Бетховена, говоря о второмъ дйствіи, онъ между прочимъ пишетъ М. П. Анастасьевой: ‘… онъ (т. е. Бетховенъ) въ своемъ род не хуже Вагнера (?!),— это, ты знаешь, по моимъ понятіямъ, необыкновенная похвала’ (27 іюня 1859 года).

Намъ думается, что и этихъ фактовъ достаточно, чтобъ убдиться въ отношеніяхъ Срова къ Вагнеру.

Мы позволили себ нсколько подробныхъ свдній объ этомъ предмет, а вмст съ тмъ и немного уклониться отъ нашей задачи, потому что Вагнеръ игралъ весьма важную роль, какъ мы ужь отчасти видли, въ творческой дятельности Срова, какъ критической, такъ и композиторской.

Однако Александръ Николаевичъ за границу не ухалъ и въ скоромъ времени получилъ приглашеніе сотрудничать по ‘Энциклопедическому Словарю’. Во глав этого предпріятія въ матеріальномъ отношеніи стоялъ А. А. Краевскій, вся музыкальная частъ была отдана Срову съ гонораромъ въ сто рублей за печатный листъ. По этому поводу онъ пишетъ къ М. П. Анастасьевой:

‘Il faut faire un travail qui reste. А то я до шестидесяти лтъ только ‘собираться’ буду сдлать что-нибудь путное по искусству’ (19 марта 1860 года).

Итакъ, первое обстоятельство состояло въ публичномъ толкованіи произведеній Глинки и Вагнера. Второе обстоятельство заключалось въ томъ, что Сровъ ршился въ этомъ году (т. е. въ 1859-мъ) дебютировать предъ публикой въ качеств композитора. А именно: въ одномъ изъ концертовъ Русскаго Музыкальнаго Общества былъ исполненъ его ‘Рождественскій гимнъ’,— хоръ и терцетъ для однихъ женскихъ или дтскихъ голосовъ, въ совершенно духовномъ характер,— написанный въ томъ же 1859 году. Пьеса имла большой успхъ и произвела сильное впечатлніе.

Обращаясь къ критической дятельности Александра Николаевича, невозможно, прежде всего, не проникнуться чувствомъ глубокаго уваженія къ нему, какъ къ человку, который первый своими публичными лекціями и статьями въ разныхъ органахъ печати обратилъ вниманіе публики на музыку, какъ на предметъ, достойный серьезной, научной критики. И эту честь приписываютъ ему вс безъ исключенія. Къ этому слдуетъ прибавить другое качество — талантливое, мастерское изложеніе предмета, обнаруживающее глубокое знаніе музыкальной литературы, основательное изученіе предмета, убдительный слогъ рчи и прекрасныя формы выраженія. И въ этомъ отношеніи вс критики его также соглашаются. Начнемъ съ тхъ, которые не особенно дружелюбно относятся къ нему, т. е. съ мнній гг. Стасова и Кюи.

‘Критическія статьи этого періода (1850—1860 г.),— говоритъ В. В. Стасовъ,— блещутъ энергіей, остроуміемъ, дкостью и полемическимъ задоромъ, привлекавшими массу и часто способствовавшими общему музыкальному развитію, он всегда доказывали громадное знакомство съ музыкальной литературой и музыкальными созданіями, но мало заключаютъ глубины и игнорируютъ или не понимаютъ почти все созданное посл Бетхевена’ (Русская Старина 1875 г., т. XIII).

Почти такое же мнніе высказалъ Ц. А. Кюи:

‘Онъ былъ одаренъ богаче всхъ нашихъ остальныхъ музыкальныхъ критиковъ: съ прекраснымъ образованіемъ, начитанностью, огромнымъ запасомъ свдній, большими музыкальными техническими способностями, онъ соединялъ много остроумія, дкости, языкъ его былъ бойкій, живой, выраженія — очень мткія, изложеніе — ясное’ (Петербургскія Вдомости 1871 года, No 41).

Однако, резюмируя результатъ, котораго достигъ Сровъ своей критическою дятельностью, г. Кюи находитъ, что онъ успха не имлъ,— и затмъ, доискиваясь причинъ неуспха, онъ приходитъ къ слдующему небезъинтересному заключенію:

‘… неуспхъ надо искать въ ‘артистическомъ увлеченіи’ Срова, въ отсутствіи твердыхъ музыкальныхъ мнній, въ слишкомъ частомъ руководств исключительно личными мнніями’ (тамъ же).

Приблизительно въ такомъ же дух высказался и г. Незнакомецъ (г. Суворинъ), мнніе котораго (хотя онъ не спеціалистъ по музык) заслуживаетъ вниманія по врности взгляда. Онъ говорить слдующее:

‘Ему недоставало настоящей выдержки и спокойнаго анализа. Будучи человкомъ чрезвычайно живымъ, подвижнымъ, нервнымъ, страстнымъ, онъ часто увлекался своей впечатлительностью, своей нервностью, и является не столько критикомъ, сколько горячимъ полемистомъ. Но то, что было недостаткомъ въ немъ, какъ въ критик, явилось достоинствомъ, какъ въ оперномъ композитор’ (Петерб. Вдом. 1871 г., No 45).

Это мнніе намъ боле всего нравится, какъ по своей основ (критика требуетъ спокойнаго анализа), такъ и потому, что. оно исходитъ отъ такого человка, который не можетъ быть заподозренъ ни въ какихъ личныхъ интересахъ къ Срову: ихъ дятельности совершено различныя, слдовательно, ни о какихъ слабостяхъ человческой натуры, отъ которыхъ не въ силахъ отречься даже самые цивилизованные люди, здсь рчи быть не можетъ.

Если таково мнніе о Сров, какъ о критик, представителей ‘новаторской школы’, то легко себ представить мнніе противниковъ ея. Приведемъ на выдержку два изъ нихъ, доказывающія то уваженіе, которымъ Сровъ такъ заслуженно долженъ пользоваться. Вотъ мнніе г. Столыпина:

‘Критическую свою дятельность Сровъ началъ раньше композиторской, т. е. приблизительно съ 1852 года. До 1863 г. Сровъ совершаетъ четыре крупные подвига: 1) Критическими статьями и популярными лекціями въ университетскомъ зал онъ первый внушаетъ русскому образованному обществу сознательную необходимость и желаніе не только слушать, но и понимать музыку,— словомъ, первый въ Россіи установляетъ правильную, научную музыкальную критику и знакомитъ общество съ настоящимъ направленіемъ и положеніемъ искусства на Запад. 2) Первый (курсивъ везд г. Столыпина) сознаетъ и выясняетъ значеніе Глинки и блестящимъ образомъ защищаетъ его противъ космополитическихъ посягательствъ мнимыхъ поклониковъ ‘Руслана’,— посягательствъ, направленныхъ противъ пониманія Глинки, какъ новаго элемента въ искусств,— элемента

3) Первый достигаетъ такого глубокаго пониманія Бетховена, что наталкивается на открытіе монотематизма девятой симфоніи,— открытіе, которое одно ужь можетъ выдвинуть человка изъ толпы. 4) Четвертый его подвигъ — ‘Юдиь’ (Мнніе о ней ниже приведенъ при обзор его композиторской дятельности.) (Всемірная Иллюстрація 1871 г., No 128).

Въ этому же лагерю относится и Ростиславъ (. Толстой), музыкальный рецензентъ Голоса:

‘… Невозможно отрицать услугъ, оказанныхъ г. Сровымъ даже въ качеств музыкальнаго критика. Самая запальчивость тона и дкая, жолчная діалектика, возбуждая любопытство читателей, не мало способствовали развитію кружка людей, интересующихся серьезными музыкальными вопросами’ (Голосъ 1865 г., No 357).

Таковы въ общихъ чертахъ мннія о Сров, какъ о критик. Если въ этомъ отношеніи почти вс сходятся во мнніи, то этого никоимъ образомъ нельзя сказать о мнніяхъ о немъ же, какъ о композитор. Напротивъ, здсь мы видимъ полную рознь между критиками: одни воздаютъ ему должную честь и дань восхищенія, другіе же, въ Особенности нкоторые представители ‘новаторской школы’, такъ называемой ‘могучей кучки’, отводятъ ему мсто, котораго онъ во всякомъ случа не заслуживаетъ. Впрочемъ, наша задача — не входить въ оцнку справедливости того или другого мннія, не полемизировать съ тмъ или другимъ критикомъ, а констатировать факты, передать все, насколько это въ нашихъ силахъ, касающееся жизни и дятельности Срова. Въ слдующей книг перейдемъ въ фактамъ.

III.
(1860—1871.)

Извстное изреченіе древнихъ: ‘tempora mutantur et nos mutamur in illis’ — невольно приходитъ на память, если сопоставить Срова до 1860 г. съ Сровымъ посл этого времени. Вс черты характера, выплывавшія съ такою силой въ разсмотрнныхъ нами періодахъ, какъ-то: нершительность, сомннія, стремленія къ какимъ-то ‘невдомымъ берегамъ’,— словомъ, все, что мучило и терзало его до сихъ поръ, въ этомъ період уступаетъ мсто качествамъ противуположнымъ, здсь мы видимъ уже полную увренность въ себ, сознаніе своего ‘я’, какъ нчто самостоятельное, самобытное, смлыми и твердыми шагами приближается онъ къ ‘цли’, ни на минуту не сомнваясь въ томъ, что все, совершаемое имъ, сдлано основательно, сознательно и какъ слдуетъ. Напрасно стали бы мы искать здсь тхъ выраженій, которыми такъ богата его переписка до этого періода, напротивъ, въ это время ярко выступаютъ самосознаніе и самоувренность. Какъ контрастъ съ предыдущими письмами, позволимъ себ привести отрывокъ изъ его письма, относящагося въ этой эпох дятельности. Вотъ что мы находимъ въ письм къ М. П. Анастасьевой:

‘Въ поощреніи я вовсе не нуждаюсь, зная, что свое дло умю получше другихъ и судей надо мной въ Россіи вовсе и нтъ‘ (5 февраля 1861 г.).

Или нсколько позже онъ писалъ по поводу ‘Юдии’ той же М. П. Анастасьевой:

‘А что все это (рчь идетъ о его ‘Майской ночи’ и романсахъ) предъ моей ныншней партитурой?! И толкъ, и блескъ, и драматизмъ, и нга, и страстность, и святые восторги — все это, скажу безъ ‘ложной скромности’,— все это есть въ моей ‘Юдии’. ‘Юдиь’ моя въ общемъ ни мало несерьезне (т. е. не скучне) ‘Роберта’ или ‘Гугенотовъ’, не говоря уже о ‘Тангейзер’ и ‘Лоэнгрин’ (29 августа 1862 года).

Вотъ какимъ тономъ заговорилъ Сровъ. Причины намъ кажутся понятными, если принять во вниманіе двадцать лтъ его трудовъ надъ собой, за это время онъ обогатилъ себя громадными познаніями, пріобрлъ громкое имя и, убдившись, ‘на какомъ Пегас и куда онъ детъ’, съ сорокалтняго своего возраста окончательно предалъ себя служенію возлюбленной музы. Хотя онъ еще нкоторое время не оставляетъ и критической дятельности, но главное вниманіе обращаетъ на композиторскую.

Вс страхи, сомннія и колебанія насчетъ ‘будущности’ его оставили, не оставила его лишь одна спутница — непрошенная и крайне надодливая гостья — бдность, нужда. Она его преслдуетъ чуть ли не до послднихъ дней его жизни и часто онъ жалуется на эти преслдованія. Вотъ что мы читаемъ:

‘Затялся журналъ Искусства, отъ котораго я имлъ трудовой копйки въ мсяцъ боле двухсотъ рублей, но, увы, лопнулъ! И вотъ я опять на нищенскомъ положеніи тридцати ‘канареекъ’ (жалованья), которыя я до гроша долженъ вручить матери, а у самого нтъ и на по дв, по три недли’ (5 февраля 1861 г.).

Или ниже въ томъ же письм онъ говоритъ:

‘…Самое ремесло музыкальнаго критика и неразлучныя перебранки наскучили, надоли мн до-нельзя. Хотлось бы писать только партитуры, но тутъ опять бда. Откуда же пекунію взять?’

Ужасно положеніе русскихъ талантовъ! Надо имть сровскія силы, чтобы выйти, какъ онъ, побдителемъ изъ этой крайней нужды, погубившей у насъ не одинъ талантъ. Но Сровъ, разъ онъ попалъ на настоящую дорогу, ужь не отступаетъ назадъ и идетъ прогрессивно по этому пути. Мы уже знаемъ, что онъ дебютировалъ въ качеств композитора. Удачный дебютъ усиливаетъ его жажду дятельности, и онъ съ этого времени ежегодно выпускаетъ въ свтъ свои произведенія, которыя боле и боле упрочиваютъ за нимъ имя композитора.

Такъ, въ 1860 году исполнялась его ораторія на латинскій текстъ ‘Отче нашъ’, и уже въ 1861 году онъ приступилъ къ своей опер ‘Юдиь’. Вотъ что мы читаемъ въ письм его отъ 10 сентября 1861 года:

‘Юдиь’ несравненно лучше всего, что я до сихъ поръ написалъ, лучше и романсовъ (‘Полумаска’, ‘Ангелъ’, ‘Сонъ’) {Къ крайнему сожалнію, мы не можемъ точно указать время появленія этихъ романсовъ.}, лучше и прошлогоднихъ произведеній — ‘Рождественскаго гимна’ и ораторіи на латинскій текстъ ‘Отче нашъ’.

Въ атому времени относится и другой его трудъ, о которомъ онъ разсказываетъ такимъ образомъ въ письм отъ того же числа и года:

‘Работалъ на гауптвахт (на которую онъ попалъ вслдствіе скандала, учиненнаго имъ въ зал дворянскаго собранія, на концерт Лазарева, и пріобрвшаго себ печальную извстность) много, хотя безъ фортепіано,— арранжировалъ на оркестръ малороссійскіе хоры, которые исполнялись въ концерт 27 апрля’, устроенномъ въ память поэта Т. Г. Шевченка, и произвели сильное впечатлніе, авторъ былъ награжденъ многократными и единодушными вызовами и аплодисментами. Но одновременно съ этимъ онъ уже трудился надъ своей громадной пятиактной ‘Юдиью’. Такъ какъ о ней самъ Сровъ даетъ очень много свдній, то, чтобы не повторяться, позволимъ себ привести его собственныя слова по поводу произведенія, выдвинувшаго его сразу на первый планъ. Вотъ какимъ образомъ онъ описываетъ происхожденіе этой оперы:

‘Я началъ свою ‘Юдиь’ только въ январ ныншняго года. Мысль писать оперу на этотъ сюжетъ явилась во мн вслдствіе итальянской драмы, гд такъ великолпна Ристори’ (10 сентября 1861 года).

Онъ уже ‘въ прошломъ году замышлялъ совсмъ иную оперу: ‘Ундину’ (тамъ же), какъ на его артистическую натуру произвела глубокое впечатлніе своей талантливой игрой Аделаида Ристори, дававшая въ то время свои представленія въ Петербург,— и онъ бросаетъ ‘Ундину’ и всецло предается ‘Юдии’, надъ которой онъ работалъ всего полтора года. Въ письм его отъ 25 іюля 1862 года мы находимъ слдующее:

‘Юдиь’ моя окончена. Я самъ себ либретто состряпалъ {Какъ видно изъ предисловія къ опер ‘Юдиь’, либретто ея было исправлено нашимъ поэтомъ Аполлономъ Николаевичемъ Майковымъ, передлавшимъ во многихъ мстахъ текстъ, переложенный Сровымъ изъ итальянской драмы.} и при моей медлительности (?!) въ артистическихъ трудахъ написать все въ полтора года — подвигъ, право, невроятный’.

И дале въ этомъ же письм онъ продолжаетъ:

‘Я долженъ буду пройти чрезъ бездны мытарствъ и страданій, но если преодолю, если опера пойдетъ на сцену, за ея дальнйшую судьбу я заране совершенно спокоенъ: упасть, сдлать фіаско она положительно не можетъ’.

Уже послднія слова цитированной фразы указываютъ на мнніе автора о своемъ произведеніи- но это мнніе еще ярче выступаетъ въ слдующемъ мст:

‘Не могу же не видть, что моя опера нчто совсмъ самостоятельное, ни на какую другую на свт не похожее’ (29 августа 1862 г.).

Тутъ же говоритъ онъ и о направленіи оперы, именно: ‘Тамъ (рчь идетъ о постановк ‘Юдии’ за границей, въ Германіи, куда Сровъ надялся провести ее при помощи Франца Листа) привыкли уже къ ‘Вагнеровскому’ направленію, которому я не могу же не слдовать’.

Изъ этого письма мы получаемъ еще два свднія, которыя весьма цнны для нашей задачи. Во-первыхъ, то, что Срову не особенно долго пришлось возиться съ ‘мытарствами’, которыхъ онъ такъ опасался. Благодаря счастливому стеченію обстоятельствъ, Срову покровительствовалъ графъ Адлербергъ, объ этомъ факт Сровъ говоритъ въ этомъ же письм:

‘Графъ Адлербергъ общалъ взять мою ‘Юдиь’ подъ свое покровительство’.

Слдствіемъ было то, что ‘Юдиь’ весьма скоро посл окончанія появилась на сцен. Во-вторыхъ, изъ этого же письма легко заключить, какъ относился Сровъ къ своему труду, какъ онъ не допускалъ и мысли о составленіи себ имени посредствомъ рекламъ, такъ часто практикуемыхъ у насъ, а еще боле за границей. По этому поводу онъ писалъ слдующее:

‘Мн всякія рекламы противны до-нельзя. Дло должно само за себя постоять и, надюсь, постоитъ’.

Дйствительно, его надежды оправдались: ‘Юдиь’ не только постояла за себя, но доставила автору громкое имя. Она была поставлена въ первый разъ 16 мая 1863 года съ г-жей Біанки (Юдиь) и Саріотти (пріобрвшимъ себ славу созданіемъ роли Олоферна) въ главныхъ роляхъ. Объ успх оперы можно судить ужь по тому фанту, что Александръ Николаевичъ удостоился Монаршаго вниманія и милости: онъ получилъ въ подарокъ брилліантовый перстень. Любопытно свдніе, сообщенное сестрой композитора, Олимпіадой Николаевной: онъ до того нуждался въ деньгахъ, что просилъ о замн этого драгоцннаго подарка деньгами. Просьба его была удовлетворена и онъ получилъ взамнъ перстня 500 рублей. Эта опера давалась и продолжаетъ даваться и быть украшеніемъ репертуара всхъ нашихъ оперныхъ сценъ, только одна блокаменная Москва недружелюбно приняла на первыхъ порахъ первое дтище Срова, но здсь, можетъ-быть, причина заключалась въ исполнителяхъ, отъ которыхъ дйствительно многое требуется для этой оперы, такъ какъ однимъ пніемъ здсь мало возьмешь, тутъ требуется еще полная драматизма артистическая игра. А вдь извстно, какъ наши ‘пвцы’ обращаютъ на нее вниманіе.

Вся пресса въ одинъ голосъ воздавала даровитому автору должную дань, вс единогласно привтствовали новое произведеніе Срова, сразу выдвинувшее его.

‘Юдиь’ — разительный примръ тому, какъ человкъ одной лишь мыслительною силой и запасомъ теоретическихъ познаній въ состояніи творить ‘крайне интересную и даже оригинальную новую музыку‘ (Столыпинъ. Всемірная Иллюстрація 1871 г., No 28).

‘…оперы его, особенно ‘Юдиь’ задуманы серьезно, въ нихъ не мало художническихъ задачъ, есть музыкальный интересъ, есть мстами весьма удачная хорошая‘ (*** Петербургскія Вдомости 1871 г., No 41).

‘Вс пишущіе о музык привтствовали появленіе ‘Юдии’, какъ замчательное явленіе, чреватое, такъ сказать, будущностью‘ (Ростиславъ. Голосъ 1865 г., No 311).

‘Разбирая первую оперу Срова (т. е. ‘Юдиь’), мы уже имли поводъ замтить, что онъ замчательный мыслитель въ дл композицій, глубоко обдумывающій и колоритъ, и характеръ сочиняемой имъ музыки. Притомъ же мы не упустили изъ вида живописную, мастерскую его оркестровку‘ (Ростиславъ. Голосъ 1865 г., No 335).

Приблизительно таковы вс отзывы о ‘Юдии’. Считаемъ небезъинтереснымъ привести и мнніе нашего извстнаго критика — Аполлона Григорьева, хотя онъ и не спеціалистъ, высказанное имъ автору ‘Юдии’:

‘Есть, братецъ, вещи, которыя сразу прошибаютъ’.

Этотъ же критикъ, когда рчь зашла объ искусств, сказалъ однажды у Достоевскихъ:

‘Герценъ вретъ, что искусство въ наше время умерло. Хороша смерть искусству, когда пишутся такія вещи, какъ драмы Островскаго и какъ ‘Юдиь’ Срова’ (25 іюля 1862 года).

Таковы отзывы о первой опер нашего талантливаго композитора.

Далеко не единогласны отзывы о второй его опер — ‘Рогнд’ (въ пяти дйствіяхъ и семи картинахъ), появившейся ровно чрезъ, два года, т. е. въ 1865 году. Но пока авторъ работаетъ эти два года надъ ‘Рогндою’, доставившей ему большую извстность, чмъ ‘Юдиь’, заглянемъ въ его частную жизнь за это время, тмъ боле, что это время ознаменовалось для Срова двумя важными событіями. Александръ Николаевичъ въ 1864 г. женился на двиц Валентин Семеновн Бергманъ. Отъ этого брака у Срова было двое дтей: сынъ Валентинъ и дочь Александра, но послдняя вскор умерла и нжный отецъ ‘долгое время не могъ вспоминать и говорить о ней безъ горькихъ слезъ’. Сынъ же его унаслдовалъ отъ отца талантъ къ рисованію, весьма много общающій въ будущемъ. Валентина Семеновна родилась въ 1846 году и вышла замужъ на 18 году жизни. Она обладаетъ композиторскимъ талантомъ и написала уже дв оперы: ‘Уріель Акоста’, на сюжетъ трагедіи Гуцкова, и ‘Хай-двка’, на сюжетъ извстной повсти нашего драматурга и беллетриста Алекся Антиповича Потхина, того же названія. Слыхавшіе оперу ‘Уріель Акоста’ отзываются о ней какъ о произведеніи заслуживающемъ серьезнаго вниманія. Насколько намъ извстно, у насъ еще не было женщины-оперистки, и Валентина Семеновна является въ этомъ отношеніи первымъ примромъ оперной композиторши. Въ нкоторыхъ петербургскихъ музыкальныхъ кружкахъ поговариваютъ о скорой постановк этихъ произведеній въ Большомъ театр, куда теперь, какъ извстно, перенесена русская опера.

Другой фактъ, совершившійся въ это время и произведшій сильное, глубокое и неизгладимое впечатлніе на Срова, былъ крайне противуположнаго свойства, если первый относится къ радостнымъ явленіямъ жизни, то второй — въ печальнымъ: 24 января 1865 г. Александръ Николаевичъ потерялъ свою нжно и горячо любимую мать, умершую также, какъ и отецъ, скоропостижно. Мы уже видли, насколько Сровъ ее любилъ, изъ того факта, что онъ ей отдавалъ все свое жалованье ‘до гроша’, не трудно себ представить его отчаяніе, причиненное этою смертью. Анна Карловна (имя матери) въ послднее время своей жизни состояла начальницей богадльни у Калинкина моста, но жалованье ея было столь ничтожно, что ее не на что было похоронить, разумется, похоронилъ Сровъ на свои крохотныя средства.

Опера ‘Рогнда’ была поставлена въ первый разъ 27 октября 1865 г., съ г-жей Бруни въ главной роли. Дирекція не поскупилась на постановку русской оперы и она ей обошлась около 30 тысячъ рублей. ‘Рогнда’ была поставлена посл 28 репетицій. Явленіе у насъ довольно рдкое при безцеремонномъ отношеніи со стороны театральныхъ заправилъ къ искусству. Успхъ ‘Рогнда’ имла громадный, о чемъ можно судить и по тому факту, что она до сихъ поръ не сходитъ съ репертуара и даетъ везд громадные сборы. Слова Ростислава по поводу этой оперы: ‘Какъ въ продолженіе 30 лтъ вели у насъ лтоисчисленіе (въ музыкальномъ мір, разумется) съ ‘Жизнь за Царя’, такъ отнын будутъ вести его съ ‘Рогнды’ (Голосъ 1865 г., As 311),— если и являются немного преувеличенными, то во всякомъ случа имютъ за собой ту заслугу, что сопоставляютъ оба эти великія произведенія, и въ самомъ дл какая оперная сцена, не ставящая оперъ: ‘Жизнь за царя’, ‘Русалки’ и ‘Рогнды’,— можетъ считаться національной, русской?

Любопытна судьба этого произведенія, не имющаго себ равнаго въ лтописяхъ нашей музыкальной литературы. Она обратила на себя Монаршее вниманіе. Объ этомъ Сровъ писалъ въ 1866 г. (11 января и 1 февраля) въ слдующемъ дух:

‘Государь Императоръ 10 декабря, прійдя на сцену, веллъ позвать въ себ автора и говорилъ со мной очень любезно минутъ съ десять’.

При этомъ ему на память конечно приходитъ нжное, любимое существо, котораго въ живыхъ ужь больше не было, а именно: мать автора,— и онъ продолжаетъ:

‘Не могу не вспомнить безъ слезъ о комъ-то, кому именно вниманіе Царской Фамиліи ко мн было бы высокимъ, искреннимъ счастьемъ. Я говорю о мой бдной мам, которой мы лишились скоропостижно, неожиданно, 24 января 1865 года’.

Но царская малость этимъ не ограничилась, до чего она дошла, мы находимъ въ томъ же письм:

‘Сію минуту получилъ бумагу отъ своего министра, министра почтъ и телеграфовъ, Ивана Матвевича Толстого, съ приложеніемъ къ ней подлинной бумаги отъ министра Двора слдующаго содержанія’:

‘Государь Императоръ, во вниманіе къ отличному таланту ‘и замчательнымъ музыкальнымъ произведеніямъ композитора ‘Александра Срова, всемилостивйше повелть соизволилъ: производить ему въ пансіонъ по тысяч рублей въ годъ изъ Кабинета Его Величества’.

‘Надо было,— поясняетъ Сровъ,— приравнять мой случай въ какому-нибудь примру поощренія писателей. Нашелся одинъ примръ: Гоголь получалъ изъ Кабинета по тысяч рублей въ годъ. Меня къ тому и пріурочили. Сосдство не обидное’.

Это у насъ первый примръ поощренія композитора,— небывалое явленіе!

Однако нельзя сказать, чтобы Сровъ былъ вполн доволенъ своей оперой, судя по крайней мр по этому письму, невольно придешь къ такому заключенію. Вотъ что онъ говоритъ:

‘Какъ художникъ, я еще недоволенъ ни ‘Юдиью’, ни ‘Рогндой’, несмотря на невроятный успхъ второй оперы. Я знаю, что въ лтописяхъ русскаго искусства мн ужь отведена весьма важная роль, еслибъ я умеръ хоть завтра, я кое-что уже сдлалъ’.

Несмотря на восторженный пріемъ этой оперы публикой, на громадные сборы, которые она длала, и на почести, выпавшія на долю автора посл каждаго представленія, представители прессы отнеслись къ ней далеко не одинаково. Да иначе и быть не можетъ: всякое великое твореніе вызываетъ различные толки и мннія, въ особенности подверглась она нападкамъ со стороны ‘новаторской школы’, которая,— нужно отдать ей справедливость,— не въ мру усердствовала въ своемъ порицаніи. Если она хоть ‘кое-что’ признавала за авторомъ ‘Юдии’, то она и это ‘кое-что’ отрицала въ автор ‘Рогнды’.

Вотъ какой отзывъ далъ о ней г***:

‘Вообще все 2-е дйствіе — апоеозъ пошлаго и площадного‘.

О дуэт странника и Руальда г*** такъ говоритъ:

‘Это одинъ изъ самыхъ слабыхъ нумеровъ, хотя написанъ съ огромными претензіями’.

И дале:

‘Въ ‘Рогнд’ каждый актъ слабе предыдущаго, такъ что въ 4-мъ дйствіи мало о чемъ придется говорить, а о пятомъ можно и вовсе умолчать‘.

И въ заключеніи приходитъ къ такому выводу:

‘Въ ‘Рогнд’ Сровъ доказалъ свою неспособность къ музыкальной драм… и въ инструментовк нтъ тхъ художественныхъ тонкостей, того дйствительнаго изящества, которыми отличается ‘Юдиь’. Сровъ — художникъ крайне свдущій, славный гармонистъ и инструментаторъ, но творящій безъ творческихъ способностей‘ (Петербургскія Вдомости 1865 г., No 292).

Чтобы покончить съ этимъ мнніемъ, какъ однимъ изъ самыхъ крайнихъ отзывовъ, приведемъ слова г***, сказанныя посл смерти Срова, нчто, такъ сказать, въ вид итога дятельности Александра Николаевича: ‘какъ композиторъ, Сровъ не подлежитъ сравненію съ Глинкой и Даргомыжскимъ и вовсе не иметъ ихъ значенія въ искусств, но во всякомъ случа принадлежитъ къ разряду весьма видныхъ второстепенныхъ нашихъ композиторовъ (какъ Маршнеръ, Шпоръ у нмцевъ) и его оперы немало оживили русскую оперную сцену. При бдности творчества, при грубости музыкальныхъ мыслей (въ этой грубости Сровъ усматривалъ ширину кисти), при тяжелой безсодержательности, оперы его задуманы серьезно’, и т. д.

Конечно, въ нашу задачу нисколько не входитъ полемизировать съ г*** по поводу оперъ Срова, но въ видахъ того, что едва ли всякій изъ читающей публики знакомъ съ мнніями нмецкихъ критиковъ о своихъ композиторахъ (хотя нмцы вообще крайне пристрасны во всему своему національному), мы позволимъ себ привесть мнніе нмца о нмц, то-есть весьма пристрастное въ хорошую сторону,— съ тмъ, чтобы составить себ понятіе о томъ композитор, съ которымъ г*** сопоставляетъ рядомъ и Срова,— именно, приведемъ мнніе Шлютера о Мартчнер:

‘Его оперы, интересныя для музыканта, мрачныя и утомительныя для пвцовъ, нашли мало участія въ публик‘. И дале: ‘Истинно драматическаго дйствія мы не находимъ у Маршнера’ и такъ дале (‘Обозрніе всеобщей исторіи музыки’ Шлютера, стр. 184 и слд.).

Не правда ли, то же самое можно сказать и о Сров? И его оперы также ‘утомительны для пвцовъ’ и не находятъ ‘участія въ публик’?… Но наше дло, повторяемъ, излагать факты, а потому переждемъ къ другимъ мнніямъ о Сров.

Крайнюю противоположность взгляду г*** представляетъ мнніе Ростислава: насколько первый уничтожаетъ въ Сров всякое значеніе, настолько второй, наоборотъ, возноситъ его до небесъ, и въ этомъ отношеніи, какъ мы ужь отчасти видли, ударяется въ другую крайность:

‘… огромное преимущество ‘Рогнды’ (предъ ‘Юдиью’) заключается въ томъ, что здсь почти уже не замтно вагнеровскаго вліянія… Со 2-й картины 1-го дйствія положительно чувствуется, что подобную музыку могъ написать только русскій человкъ, и притомъ композиторъ, изучившій до тонкости вс тайны не только германскаго, но и универсальнаго механизма… ‘Рогнда’ изобличаетъ въ автор талантъ сильный, самобытный, отличающійся въ особенности энергіей и глубокимъ знаніемъ музыкальнаго дла’ (Голосъ 1865 г., J6 335).

‘Финалъ 5-го акта,— говоритъ Ростиславъ въ противуположность г***‘,— внецъ всего произведенія‘ (тамъ же, и 297).

Отстаивая Срова отъ нападокъ ‘новаторовъ’, тогдашній рецензентъ Голоса (Ростиславъ) продолжаетъ:

‘Какое вамъ дло до личности г. Срова? Ненавидьте его, сколько душ угодно, но не топчите въ грязь глубоко задуманное произведеніе, долженствующее сдлаться въ скоромъ времени драгоцннымъ достояніемъ всей Россіи’ (тамъ же, No 320).

Да и самъ Сровъ не мало удивлялся перемн отношеній къ нему ‘новаторовъ’, вотъ что онъ писалъ посл того, какъ ‘Рогнда’ имла такой успхъ:

‘Когда меня по музык никто въ Питер еще не зналъ, Владиміръ Стасовъ распластывался предъ моимъ дарованіемъ и предъ каждой строкой моихъ полуребяческихъ попытокъ и никуда негодныхъ арранжировокъ. Теперь, когда меня знаютъ вс русскіе, слдящіе за музыкой, когда я уже гораздо больше чмъ извстность, В. С. окончательно отъ меня отвернулся, признавая во мн не талантъ, а какую-то способность къ оркестру и къ ловкому шарлатанскому воспользованію удачными обстоятельствами’ (1 февраля 1866 года).

Между второю и третьей его оперой прошелъ довольно значительный промежутокъ времени — около семи лтъ. Дло въ томъ, что авторъ двухъ названныхъ оперъ хотлъ создать произведеніе съ современнымъ содержаніемъ, непохожее ни на первое, основанное на библейскомъ сказаніи, ни на второе, отодвигающее насъ назадъ, ко временамъ нашего язычества, ему хотлось воспроизвесть въ музык нчто близкое намъ, современное, и притомъ чисто-русское, народное. Онъ ужъ обратилъ свое вниманіе на Гоголевского ‘Тараса Бульбу’ и ‘даже написалъ нсколько сценъ’, какъ сообщаетъ г. Фаминцынъ (Музыкальный Сезонъ 1871 г., No 17), но вскор оставилъ ату работу, увлекшись ‘Кузнецомъ Вакулой’ того же Гоголя, какъ прекраснымъ матеріаломъ для фантастическаго балета, который онъ хотлъ назвать ‘Ночь на Рождество’. Въ томъ же году, то-есть въ 1866, уже написаны были: ‘Гречанники’, ‘Гопакъ’ и ‘Запорожская пляска’, изъ которыхъ первыя дв вещи были исполнены оркестромъ въ Павловск и въ Александринскомъ театр, однако и это произведеніе не было доведено до конца. къ этому году между прочимъ относится романсъ его, посвященный г. Кондратьеву: ‘Какъ небеса твой взоръ блеститъ’, которымъ и заключается романсовая дятельность Срова.

Только въ 1867 г. нашъ композиторъ остановился въ выбор своемъ на одномъ изъ извстныхъ произведеній А. Н. Островскаго — ‘Не такъ живи какъ хочется’, на этотъ сюжетъ указалъ ему критикъ Аполлонъ Григорьевъ. Мысль эта до того понравилась Срову, что онъ тотчасъ же принялся за работу со свойственнымъ ему рвеніемъ. Вскор первые три акта переложены были въ стихи и въ продолженіе четырехъ мсяцевъ (отъ мая до августа включительно) написана была музыка. Но желаніе передлать развязку драмы заставило его оставить на время ату работу.

Между тмъ онъ занялся изданіемъ новаго органа подъ названіемъ Музыка и Театръ. Напрасно увщевалъ его Ростиславъ не браться за это дло, указывая, что настоящее призваніе Срова — композиція, а не критика, послдній остался непоколебимъ. ‘Нельзя,— отвчалъ ему Александръ Николаевичъ:— если я буду молчать по части критики музыкальной, то ревуны (то-есть новаторы) восторжествуютъ’. Казалось бы, что имя Срова, какъ одного изъ извстнйшихъ нашихъ музыкальныхъ критиковъ и автора двухъ оперъ, доставившихъ ему еще большую извстность, должно было привлечь вниманіе читающей публики и поддержать существованіе почти единственнаго органа, спеціально-посвященнаго музык, но случилось нчто невроятное: органъ просуществовалъ только до начала слдующаго 1868 г., когда онъ былъ закрытъ за отсутствіемъ подписчиковъ.

Разсматриваемое время было самымъ тяжелымъ въ жизни Срова: отсутствіе средствъ къ существованію и полное равнодушіе со стороны публики къ его органу, съ одной стороны, а съ другой — нападки критики на него — сильно повліяли на его и безъ того изнуренное здоровье, съ нимъ стали длаться нервные припадки. Благодаря ходатайству Великаго Князя Константина Николаевича предъ Государемъ Императоромъ, Срову была ассигнована значительная сумма въ 1869 г. для совершенія поздки за границу. Онъ постилъ Италію, Швейцарію, Баварію, гд въ послдній разъ видлся съ Листомъ, и Парижъ. Мы говоримъ ‘въ послдній разъ’ потому, что Сровъ хотя и былъ за границей еще разъ, а именно въ 1870 г., когда онъ былъ приглашенъ почетнымъ членомъ на юбилей Бетховена въ Вн, но съ Листомъ ужь боле не встрчался. Всего онъ совершилъ четыре поздки за границу, изъ которыхъ первая относится въ 1858 году, когда онъ близко сошелся съ Листомъ. Имя его, какъ музыкальнаго критика, было извстно за границей еще въ 1857 году, когда онъ обратилъ на себя вниманіе музыкальнаго міра полемикой по поводу книги Улыбышева о Бетховен, выразившейся въ цломъ ряд статей: въ Berliner Musikzeitung (одна статья) и въ Neue Zeitschrift fr Musik (три статьи), послдняя въ свою очередь вызвала извстную статью Листа, помщенную также въ Zeitschrift fr Musik, подъ названіемъ: ‘Kritik der Kritik: Ulibiclieff und Seroff’.

Здоровье его значительно поправилось и по прізд въ Россію онъ снова принялся за свои труды. Въ описываемое время Патти стала входить въ славу и, разумется, Сровъ не могъ равнодушно отнестись въ ней, какъ къ музыкальной див, не имющей и до сихъ поръ себ равной,— и вотъ въ этомъ же году онъ написалъ для нея ‘Ave Maria’, которое было исполнено ею тотчасъ посл его смерти въ одномъ концерт. По поводу этого произведенія мы находимъ рецензію въ Биржевыхъ Вдомостяхъ за 1871 г., No 33, гд рецензентъ приходитъ къ такому резюм:

‘Это (Ave Maria) — вещь грандіозная по концепціи и по фактур, особенно 1-я часть отличается возвышеннымъ стилемъ, но вообще стиль этотъ не строго католически-церковный и въ цломъ выступаетъ рельефне кисть музыкальнаго художника-драматурга, чмъ композитора религіозной музыки, вторая часть — весьма колоратурна’.

Но этимъ твореніемъ не ограничилась дань Срова дарованію дивы: въ слдующемъ 1870 г. онъ написалъ для нея ‘Stabat mater’ (для двухъ женскихъ голосовъ) и уже замышлялъ оперу на сюжетъ извстнаго романа Жоржъ-Зандъ ‘Consuelo’, въ чисто-итальянскомъ стил, въ которой Патти играла бы главную роль, но его вниманіе отвлекла неоконченная ‘Вражья сила’ (драма Островскаго ‘Не такъ живи, какъ хочется’).

Работа по либретто для нея не клеилась и онъ уже сталъ приходить въ отчаяніе, однако 4-й актъ былъ имъ оконченъ въ 1870 году, а пятый, посл прізда изъ Вны, въ 1871 г. Болзнь сердца стала его мучить все чаще и чаще. Но люди ‘дла’, какъ Сровъ, не обращаютъ вниманія на свои физическія силы, какъ только онъ чувствовалъ себя немного лучше, то тотчасъ же принимался за работу. Онъ уже составилъ себ планъ новой комической оперы, планъ балета, о которомъ просилъ его директоръ Императорскихъ театровъ, планъ большой драматической оперы ‘Гусситы’, какъ вдругъ неумолимая смерть оторвала его отъ искусства навсегда. Онъ умеръ, какъ и родители его, внезапно, отъ разрыва сердца, 20 января 1871 г., спустя нсколько дней посл окончанія оперы ‘Вражья сила’. Послднее дйствіе онъ не усплъ инструментовать и это было довершено г. Соловьевымъ, профессоромъ гармоніи въ С.-Петербургской консерваторіи.

Считаемъ небезъинтереснымъ напомнить читателямъ описаніе послднихъ минутъ жизни Срова, принадлежащее перу г. Славинскаго. Послдній за нсколько часовъ до смерти композитора нашелъ его за книгой Баумана: ‘Die Tonkunst in der Culturgeschiclite’. Разсказавъ г. Славинскому о полученномъ приглашеніи сотрудничать въ Augsburger Allgemeine,

Сровъ сказалъ слдующее:

‘Подумайте С., какъ много мн дла, и какого, и чмъ дальше, тмъ больше… До ‘Гусситовъ’ — ‘Вакула’, до ‘Вакулы’ — ‘Вражья сила’, а до постановки ея у меня должны быть готовы три статьи: въ Встникъ Европы (о Берліоз), въ Бесду и въ Музыкальный Сезонъ… А ‘Девятая симфонія’, а ‘Фригійская секунда…’

Кстати замтимъ, что послднею литературно-критическою статьей Срова была статья (третья) о русской псн (Музыкальный Сезонъ 1871 года, No 13). За обдомъ онъ шутилъ съ сыномъ, разсказывая ему разные анекдоты, посл обда опять заговорилъ о книг Наумана, но ‘тутъ лицо его внезапно вытянулось съ какою-то необыкновенной улыбкой, за этимъ, быстро исказилось и тотчасъ приняло свое обыкновенное выраженіе, глаза были закрыты, ноги подкосились, онъ медленно, дугой, опустился на землю… Смерть постигла его отъ разрыва сердца, онъ умеръ моментально, предсмертной агоніи не было ни секунды…’

Такъ скончался боецъ за русское искусство, полный вдохновенія и плановъ о будущей дятельности, съ книгой въ рукахъ, подобно воину, сражающемуся за отечество.

‘Смерть завидная!’ — скажемъ мы вмст съ г. Незнакомцемъ.— ‘Далеко отъ васъ мысль о смерти, нтъ около васъ ни раздирающихъ сценъ, ни заплаканныхъ лицъ, старающихся улыбаться, чтобы не обезкуражить васъ, нтъ батареи аптечныхъ пузырьковъ, нтъ глубокомысленнаго лика ученаго эскулапа, провожающаго васъ на тотъ свтъ но всмъ правиламъ искусства, напротивъ, вы вс отдались любимымъ занятіямъ, интересному разговору, радужнымъ надеждамъ на будущее и вдругъ — хлопъ!— главная пружина въ человческомъ организм оборвалась и механизмъ разомъ прекратилъ свои дйствія’ (Петербургскія Вдомости 1871 г., No 45).

Но такова только его смерть физическая, его же произведенія живутъ и будутъ еще долго жить, имя Срова остается безсмертнымъ въ исторіи нашей музыки, съ его именемъ связаны честь и слава нашей оперной сцены, подобно именамъ Глинки и Даргомыжскаго. Такія свтлыя личности, какъ А. Н. Сровъ, не умираютъ въ памяти людей. Вотъ что мы читаемъ въ письм Рихарда Вагнера къ г. Висковатому посл извстія о внезапной кончин Срова,

‘Для меня Сровъ не умеръ, для меня онъ живетъ ясно и отчетливо… Чмъ онъ былъ, тмъ онъ остается и останется — однимъ изъ благороднйшихъ, высокихъ людей, какихъ можно себ представить. Его нжная душа, его чистое чувство, его свтлый, исполненный этихъ качествъ, умъ длаютъ для меня дружбу, которую онъ искренно питалъ ко мн, счастливйшимъ подаркомъ моей жизни’ (Музыкальный Сезонъ 1871 г., No 17).

Но ‘пророкъ, говорятъ, въ своей стран не признанъ’, не такъ отнеслись къ нему соотечественники — наши цнители искусства. Даже посл его смерти, когда появилась ‘Вражья сила’, инструментованная, какъ мы уже сказали, профессоромъ Соловьевымъ, они не могли удержаться, чтобы не втоптать въ грязь посмертное произведеніе безсмертнаго композитора. Брань и ругань и тутъ посыпались на него, въ увренности, что ужь некому сговорить по части музыкальной критики’, некому дать отпоръ ‘ревунамъ’.

Для полноты нашего очерка позволимъ себ привесть два мннія объ этой опер, какъ мы это длали при обзор его первыхъ произведеній, эти мннія — также крайне противуположны: г*** и Ростислава.

Опера ‘Вражья сила’ шла въ первый разъ на Маріинской сцен въ бенефисъ г. Направника, съ участіемъ г-жъ Леоновой, Лавровской, г. Саріотти и др. 19 апрля 1871 г. Посл постановки ея на сцену Ростиславъ написалъ въ Голос четыре фельетона о ней, а г*** только одинъ въ Петербургскихъ Вд. (No 111). Вотъ резюм послдняго:

‘Драматическая музыка Срова во ‘Вражьей сил’ ниже всякой критики, она хуже драматической музыки г. Вашперова или г. Аанасьева. Мало того, что она ничтожна и на, она почти сплошь представляетъ музыкальную чепуха... Въ цломъ,— заканчиваетъ г***,— ‘Вражья сила’ опера слабая и замчательно-безобразная… По безобразію своей драматической стороны ‘Вражья сила’ дйствительно замчательная, подобно которой нигд и никогда не бывало и — нужно думать — нигд и никогда не будетъ’.

Вотъ до чего можно дойти въ увлеченіи своими личными симпатіями и антипатіями! Не таково мнніе Ростислава (. М. Толстой), который, несмотря на десятилтнюю полемику съ Сровымъ, судилъ боле спокойно о произведеніяхъ своего противника. Вотъ что мы находимъ у него между прочимъ по поводу ‘Вражьей силы’, говоря о первомъ дйствіи, въ противуположность г ***, совтующему этотъ актъ совершенно пропустить и пріхать прямо во второму, онъ говоритъ, что ‘тутъ каждый звукъ на своемъ мст’ (Голосъ, 112).

Еще рельефне выступаетъ контрастъ ихъ мнній по поводу типа Еремки. Въ то время, какъ г*** не признаетъ и тни талантливости въ созданіи въ музык этого живого лица, Ростиславъ говоритъ о немъ:

‘Композиторъ ничего не могъ придумать лучшаго (въ созданіи типа Еремки, разумется) и боле своеобразнаго’ (Голосъ 1871 г., No 119).

Мы, конечно, ограничиваемся самыми краткими и сжатыми цитатами, чтобы не утомить читателей слишкомъ длинными выписями, тмъ боле, что для нашей цли вполн достаточно одного заключенія того или другаго мннія.

——

‘Поэтовъ кормятъ камнями’,— сказалъ одинъ изъ величайшихъ умовъ нашего столтія, Гейнрихъ Гейне. Это великое изреченіе оправдалось у насъ на Сров: при жизни, какъ мы это видли, онъ крайне нуждался, былъ лишенъ самаго необходимаго для существованія, не имлъ возможности създить въ Павловскъ, чтобы послушать въ первый разъ исполнявшееся его сочиненіе, нуждался по временамъ въ трехъ копйкахъ на булку, по цлымъ недлямъ ходилъ въ рваныхъ сапогахъ,— и не нашлось ни одного благодтельнаго человка, ни одного благотворительнаго общества, которые подержали бы этого замчательнаго художника-артиста въ нужд, за то, когда онъ умеръ, вс стали сожалть о погибшемъ талант, воздавать должную дань уваженія заслугамъ, оказаннымъ имъ вашему искусству и развитію его въ обществ, восхищаться его произведеніями, оцнивать ихъ по достоинству. Мало того, то самое Русское Музыкальное Общество, которое никакъ не хотло имть его своимъ директоромъ, посл его смерти какъ будто стало раскаяваться въ своихъ грхахъ и поспшило загладить свои проступки тмъ, что похоронило Срова на свой счетъ. Онъ похороненъ невдалек отъ Глинки и Даргомыжскаго въ Александро-Невской лавр. По крайней мр посл смерти отвели ему подобающее мсто на ряду съ нашими первыми композиторами.

Можно смло сказать, что еслибы Сровъ, при его любви къ искусству, при его постоянныхъ и неустанныхъ занятіяхъ своимъ дломъ, при томъ увлеченіи и страстности, съ которыми онъ работалъ надъ искусствомъ и для него, былъ въ матеріальномъ отношеніи боле обезпеченъ и не тратилъ бы столько времени на добываніе средствъ къ существованію, и не былъ бы вынужденъ жертвовать своей фантазіей и богатыми мыслями обыденной проз, состоящей въ нахожденіи источниковъ къ ежедневному пропитанію,— словомъ, еслибы Сровъ находился въ лучшей жизненной обстановк, отъ его ума, таланта и пера можно было бы ожидать еще очень многаго, онъ бы обогатилъ нашу музыкальную литературу еще многими произведеніями, которыя украшали бы наши сцены, а можетъ-быть и иностранныя. ‘Гусситы’, ‘Кузнецъ-Вакула’ и ‘Комическій балетъ’ уже роились въ его голов за часъ до смерти. Кто знаетъ, чмъ могъ бы онъ одарить насъ, еслибы преждевременная смерть не похитила его такъ рано?

Вотъ уже двнадцать лтъ прошло посл его смерти и за это время онъ все-таки остается незамненнымъ. И вроятно еще много лтъ пройдетъ и много воды утечетъ, пока у васъ народится другой Сровъ. Мы этимъ нисколько не желаемъ умалить достоинство и значеніе для нашего музыкальнаго искусства тхъ немногихъ композиторовъ, которыми наградила насъ судьба, мы только намекаемъ на то обстоятельство, что мы какъ-то не умемъ цнить, или по крайней мр не по достоинству оцниваемъ нашихъ выдающихся дятелей и талантовъ. Нечего грха таить, мы дйствительно имемъ какую-то особенную склонность унижать, а нердко и просто втоптать въ грязь все свое выдающееся. Въ этомъ послднемъ обстоятельств во многомъ виновата наша критика, представители которой усвоили себ весьма легкій и дешевый способъ оцнки, выражающійся въ ругани и брани, а нердко еще вдобавокъ и въ неприличныхъ для литературнаго и печатнаго слова выраженіяхъ. Нтъ сомннія, что подобнаго рода оцнка труда производитъ сильное впечатлніе и вліяніе, въ особенности на людей нервныхъ, какимъ былъ Сровъ.

Отсутствіе у насъ серьезной критики сильно сказывается въ особенности въ области театральной и музыкальной. Въ самомъ дл, что мы находимъ въ ежедневно появляющихся рецензіяхъ? Бюллетень о состояніи театра: такой-то провалился, такую-то вызвали столько-то разъ, а такой-то былъ поднесенъ букетъ ея поклонниками а почитателями таланта, нердко къ этому примшиваются свднія о частной, домашней жизни, до которой никому никакого дла нтъ. Слдствіемъ такого положенія дла является то, что артисты не обращаютъ никакого вниманія на критику и ею нисколько не интересуются. То же самое отношеніе, только въ нсколько измненномъ вид, существуетъ между критиками и авторами. Пусть появится какая-нибудь новая пьеса (драматическая или музыкальная, безразлично), автору ея предстоитъ вкусить вс сладости площадной брани.

Удивительне всего то, что пусть, напримръ, умретъ этотъ самый авторъ или артистъ, и посыпятся диирамбы на разные лады, и откопаютъ всевозможныя хорошія стороны, и пойдутъ сожалть о погибшемъ во цвт лтъ (если онъ молодой) талант, и начнутъ вычислять вс надежды и упованія, которыя возлагались на его дарованіе, и постараются загладить т грхи его, которые всегда обнаруживались на ‘всенародныя очи’ при его жизни,— словомъ, тогда наступаетъ какъ бы обратная дятельность рецензентовъ: всякая ругань чуть не обращается въ похвалу и всякое порицаніе въ достоинство. въ этомъ отношеніи вполн оправдывается извстная поговорка: ‘русскій человкъ заднимъ умомъ крпокъ’: мы цнимъ достоинство нашихъ талантовъ, когда ихъ ужь нтъ въ живыхъ, пока же они существуютъ, кром непріятностей и униженій имъ ожидать нечего ни отъ современныхъ критиковъ, ни отъ обществамъ большинств случаевъ довольствующагося рецензіей и составляющаго себ понятіе о произведеніи или объ исполненіи по газетнымъ отзывамъ, но нисколько не интересующагося личностью автора или артиста, кром, разумется, той стороны его жизни, которая общества вовсе не касается.

Да, жалко положеніе нашихъ даровитыхъ людей, большею частью они не доходятъ до полнаго разцвта, падая подъ гнетущимъ бременемъ нужды, не дающей имъ возможности всецло предаться избранному длу, заставляя или отречься отъ предпринятаго, если у кого не хватаетъ сровскихъ силъ, чтобы бороться съ нуждою, или же продолжать стремиться къ цли, пока человческія силы въ состояніи устоять противъ подавляющаго вліянія нужды, въ первомъ случа получаются ‘неудачники’, во второмъ — преждевременно погибшія дарованія. И т, и другія — плодъ того положенія, въ которое поставлены наши даровитые люди… Сровъ принадлежитъ во второй категоріи,— онъ работалъ и трудился до послдней минуты своей жизни надъ искусствомъ, которому съ честью служилъ, и завоевалъ себ честь принадлежать къ семь нашихъ первыхъ композиторовъ.

——

Переходя къ ‘списку критическихъ статей’ А. Н. Срова, считаемъ нелишнимъ замтить, что число органовъ, въ которыхъ онъ сотрудничалъ, равняется двадцати восьми, наибольшее количество статей выпадаетъ на долю русскихъ періодическихъ органовъ (22), наименьшее — нмецкихъ (только 2), остальные четыре органа — французскіе.

Списокъ критическихъ статей А. Н. Срова, составленный имъ самимъ лтомъ 1869 года (съ подданной рукописи). Наиболе замчательныя отмчены имъ самимъ NB.

1851 г. Библіотека для чтенія (въ начал года): ‘Музина и виртуозы’.

‘ ‘ Современникъ (въ начал года и въ август): Нсколько фельетоновъ объ опер итальянской и русской.

1852 ‘ Пантеонъ (январь и лтніе мсяцы): ‘Спонтини’, три письма къ Улыбышеву о Моцарт и Бетховен.

1853 ‘ Пантеонъ (лтніе мсяцы): ‘Моцартовъ Донъ-Жуанъ’ (три статьи).

1864 ‘ Москвитянинъ (мартъ и апрль,: Разборъ статей Ростислава о ‘Жизнь за Царя’. NB. Первая полемика.

1855 ‘ Пантеонъ: Нсколько фельетонныхъ обзоровъ итальянской оперы.

1858 ‘ NB. Музыкальный и Театральный Встникъ (Раппапортъ): Вступительная статья: ‘Музыка и толки объ ней’, двнадцать статей о ‘Русалк’ Даргомыжскаго (NB. съ историческимъ обзоромъ русской оперы вообще), ‘Сверная Звзда’ Мейербера, полемика съ Ростиславомъ, много фельетонныхъ статей, лекціи Глинки объ инструментовк въ моей редакціи.

1857 ‘ Музыкальный и Театральный Встникъ: Много статей во второй половин года.

‘ ‘ Сынъ Отечества (Старчевскій): Некрологъ Глинки, нсколько фельетоновъ о русской опер.

‘ ‘ Московскія Вдомости (апрль): Отзывъ о книг Улибышева противъ Бетховена.

‘ ‘ Нмецкія статьи: Berliner Musikzeitun (одна статья) и Leipziger Neue Zeitschrift fr Musik (три статьи). NB. Статья Листа: ‘Kritik der Kritik: Ulibicheff and Seroff’.

‘ ‘ Французская статья въ Le Nord противъ Фетиса: ‘Ftis et Michel Glinka’.

1858 ‘ Музыкальный и Театральный Встникъ: Много статей, въ томъ числ первыя объ операхъ Вагнера и объ Лист въ письмахъ изъ Дрездена и Веймара (первая поздка заграницу съ кн. Юр. Голицинымъ). NB. Планъ перваго моего публичнаго курса.

‘ ‘ Иллюстрація (Зотовъ): Нсколько мелкихъ статей.

1859 ‘ Музыкальный и Театральный Встникъ: Много статей. Вторая поздка за границу.

‘ ‘ Русское Олово (Кушелевъ-Безбородко): Опера и новйшее ея направленіе въ Германіи (дв или три большія статьи въ лтніе мсяцы).

1860 ‘ Много мелкихъ статей по музыкальной части для Энциклопедическаго Словаря (Краевскій, потомъ Лавровъ).

‘ ‘ Русскій Міръ (августъ): Первая статья противъ статьи Владиміра Стасова въ Русскомъ Встник: ‘Многострадальная опера’.

‘‘ Искусства (осенніе мсяцы). NB. ‘Рихардъ Вагнеръ’, ‘Воспоминанія о М. И. Глинк’.

1861 ‘ Библіотека для чтенія (Писемскій) (февраль или мартъ): Статья противъ Рубинштейна и Русскаго Музыкальнаго Общества.

1862 ‘ (… ‘Юдиь’ ..)

1863 ‘ Якорь (Аполлонъ Григорьевъ): ‘Нибелунговъ перстень’ Вагнера и обзоръ предыдущихъ оперъ и всего вагнеровскаго значенія.

‘ ‘ Сверная Пчела (Усовъ) (августъ): ‘Музыкальный Гумбольдъ’ (т. е. Фетисъ).

1864 ‘ (… ‘Рогнда’ ..) Третья поздка за границу. Весной, по случаю Бюлова, первая полемика противъ Кюи.

1864 г. Эпоха (статьи): Лекціи.

1865 ‘ Русская Опека (Михно): Статьи.

1867 и 1868 ‘ Театръ и Музыка (Сровъ, издательница В. С. Срова): NB. ‘Русланъ и русланисты’ (апрль).

‘ ‘ Современная Лтопись: Статьи о девятой симфонія Бетховена.

‘ ‘ Москва: Статья о русскихъ псняхъ.

‘ ‘ NB. Journal de St. Ptersbourg (октябрь): Письмо къ Вагнеру о ‘Лоэнгрин’.

‘ ‘ Новое Время: Статья о ‘Лоэнгрин’.

1869, Journal de St. Ptersbourg: ‘Alexandre Dargomijsky’ (одна статья), ‘Rossini’ (дв статьи). NB. Первые отзывы о Балакирев: ‘Hector Berlioz’ (три статьи), четвертая поздка за границу.

‘ ‘ Chronique Musicale (въ начал и конц года).

‘ ‘ Голосъ (весною): О Промбергер и Балакирев: ‘Наши музыкальныя дла’.

——

1870 ‘ Journal de St. Ptersbourg: Нсколько фельетоновъ въ начал года.

‘ ‘ Monde Musicale: Мелкія статьи.

‘ ‘ Голосъ: Нсколько фельетоновъ въ конц года.

1869—1870 и 1870—1871 Музыкальный Сезонъ (четыре статьи): ‘Великое слово великаго художника’ (одна статья) и ‘Русская народная псня, какъ предметъ науки’ (три статьи).

В. Баскинъ.

‘Русская Мысль’, NoNo 8—9, 1883

А. Н. Сровъ.(Біографическій очеркъ.)

I.(1820—1850 г.).

II.(1850—1860.)

III.(1860—1871.)

Читайте также:

А. Н. Сровъ.
(Біографическій очеркъ.)

I.
(1820—1850 г.).

II.
(1850—1860.)

III.
(1860—1871.)