Николай Александрович БЕРДЯЕВ
Николай Александрович БЕРДЯЕВ
А. Н. ГИЛЯРОВ, ПРОФ. УН. СВ. ВЛ. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ? ЧТО ОНА МОЖЕТ И ЧЕГО НЕ МОЖЕТ ДАТЬ?
Киев. 1899 г. Стр. 30
(‘Мир Божий’, 1900, No 11, ноябрь, с. 106-107, подпись: Б. К-ский)
А. Н. Гиляров, Проф. Ун. Св. Вл. что такое философия? что она может и чего не может дать?, Бердяев Николай Александрович, Год: 1900
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Автор этой брошюры говорит как в заглавии, так и в тексте, главным образом, о философии. Между тем всякий, более близко знакомый с предметом читатель сейчас же заметит, что речь идет больше об истории философии, чем о философии в строгом смысле слова. Многие решат, что это вопрос чисто формальный, и стоит заменить одно выражение другим, чтобы устранить всякое недоразумение. Но в действительности здесь затронут принципиальный вопрос. Начиная с середины нашего столетия, долго господствовало убеждение даже в среде общепризнанных представителей философии, что вся философия сводится к истории философии. Представителями этого направления до сих пор являются Куно Фишер и отчасти Целлер.
У нас, где умственные течения Западной Европы часто переживаются с большим опозданием и притом, так сказать, в официально-искаженном виде, это направление отчасти отразилось на новом университетском уставе. По его первоначальному плану философия сводилась даже не к истории философии вообще, а к истории древней философии. Многим приходилось прослушивать курсы как истории философии, так и истории философии права, в которых Гоббсу, Монтескье, Руссо, Канту и Гегелю посвящались лишь последние пять часов.
Гиляров принадлежит к профессорам уже реформированного университета, и это не могло не отразиться на характере его ответа на поставленный в заглавии брошюры вопрос. Целый ряд философских систем он излагает не в том виде, в каком они являются теперь, а так, как они были сформулированы когда-то. ‘Материализм в его крайнем выражении, по его мнению, рассматривает материю как совокупность атомов качественно безразличных, но отличающихся один от другого фигурой, положением, величиной и весом…’ (с. 4). Но материализм этого рода имел своих представителей только в досократовской философии, в настоящее же время нельзя найти его защитников. Если автор в данном случае рассматривает систему, которая уже окончательно устранена научным развитием, то в другом случае он впадает в противоположную ошибку. Так, напр[имер], на скептицизме он не считает нужным останавливаться, ибо скептицизм сам убивает себя своим основным положением, как автор брошюры доказывает, силлогизмом, высказанным еще древними: ‘если не может быть достоверного знания ни о чем, то, очевидно, не может быть такого знания и о том, что ни о чем не может быть достоверного знания’ (с. 11). Но, по нашему мнению, для характеристики современных философских течений особенно интересно остановиться на скептицизме. Дело в том, что античный, т. е. более научный, чем философский скептицизм, который автор единственно имеет в виду, также безвозвратно сошел со сцены, как и вышеупомянутый материализм. Сменившие его течения — позитивизм и материализм, соединенные с метафизическим агностицизмом, отличаются в сфере решения научных вопросов даже чрезмерным самомнением и самоуверенностью. Но для современного скептицизма характерно то, что он направил свои усилия не столько на познание (науку и метафизику), сколько на нравственность. Не менее односторонне, чем скептицизм, автор характеризует мистицизм, когда он утверждает, что мистицизм усматривает ‘путь к безусловной истине не в разумной деятельности, но в особого рода безумии, когда в экстазе разум выходит из себя и, соединяясь с божеством, непосредственно вмещает в себя истину’ (с. 14). Ясно, что автор имеет здесь в виду лишь гностический мистицизм александрийской эпохи, развившей учение об экстазе, и совсем не принимает но внимание немецкий пантеистический мистицизм и особенно заслуживающий внимания самобытный русский нравственный мистицизм. Наконец, говоря о новейших системах философии, автор возбуждает вопросы, которые уже решены последующею разработкой этих систем. Так, например, критической философии он делает упрек, что, ‘критикуя чистый разум, она не поясняет, какой разум она критикует, единичный ли, принадлежащий критическому философу, или общечеловеческий’ (с. 11). Между тем, неокантианская литература неопровержимо доказала, что в критической философии Канта речь идет не о единичном и индивидуальном, а об общечеловеческом сверхиндивидуальном разуме.
Все перечисленные странности в брошюре проф. Г[иляро]ва можно объяснить только тем ненормальным положением, в которое поставлена наша официальная наука. Искусственно создавая преувеличенный интерес к одной эпохе или области известной науки, оно способствует тому, что утрачивается перспектива по отношению ко всем остальным областям, а вследствие этого давно прошедшее и исчезнувшее принимается за настоящее и существующее. Если однако не требовать от произведения г. Г[иляро]ва полного ответа на поставленный им вопрос, а рассматривать его лишь как ответ на то, что можно вынести для расширения философского кругозора и знакомства с философией из изучения истории философии, то выполнение её надо признать очень хорошим. Автор сам говорит в начале, что он хочет ‘на основании всего многовекового философского опыта выяснить сжато и определенно, что такое философия’ (с. 2), а в конце он излагает, в каких отношениях может быть плодотворно изучение истории философии (с. 26-27). Автору следовало бы последовательнее провести эту точку зрения и сузить тему, и тогда никто не мог бы сделать ему тех упреков, которые мы высказали выше, так как в истории все имеет смысл, даже уже отжившее.
Однако, несмотря на эти недочеты, брошюра г. Г[иляро]ва несомненно представляет выдающийся интерес, и мы считали бы необходимым рекомендовать её и желать ей возможно большего распространения, даже если бы наша философская литература не была так бедна. Изложение автора при поразительной сжатости чрезвычайно доступное, ясное и выпуклое, некоторые же страницы и отдельные характеристики и определения, как напр[имер], определение сущности и границ познания (с. 9-10), противопоставление творческих элементов в философии простой специализации (с. 25-26) отличаются глубиной и продуманностью.