Время на прочтение: 21 минут(ы)
Крушеніе корабля Невы у береговъ Ново-Архангельскаго порта.
Въ бытностъ мою въ Ситх, одинъ промышленникъ, посдвшій на служб Россійско-Американской Компаніи и бывшій очевидцемъ гибели корабля Невы, разбившагося y береговъ Ситхи, близъ сопки Этжкомъ, разсказывалъ мн слдующее:
Опредлившись на службу Россійско-Американской Компаніи, я вступилъ на корабль Неву, которому назначено было плыть изъ Кронштадта въ Ситху, и зайдти въ Камчатку и Охотскъ. Кораблю нашему уже былъ знакомъ этотъ дальній путь {Корабль Нева, построенный изъ лучшаго дуба и имвшій вс качества, необходимыя для дальняго путешествія, былъ купленъ въ Лондон, приведенъ въ Кронштадт, и въ томъ же году совершилъ самое счастливое путешествіе вокругъ свта. Прим. автора.}, ибо онъ собирался теперь во вторичную кругосвтную экспедицію. Первый походъ его ознаменованъ былъ заселеніемъ острова Ситхи. На немъ прибылъ въ т страны нашъ незабвенный Барановъ съ острова Кадьяка, и разбилъ, при Ситхинскомъ залвв, крпость дикихъ, которые три дни противоборствовали его сил и наконецъ бжали чрезъ горы, съ непримиримою враждою къ Русскимъ и съ мыслью изыскивать всв средства къ ихъ погибели.
Наступилъ день выхода. Это было въ Іюн мсяц 1810 года. Явился священнослужитель, отслужилъ молебенъ, окропилъ корабль святою водою, и вотъ онъ, уже совсмъ готовый, ждалъ приказа къ отплытію. На немъ находились пассажиры, слдовавшіе въ Камчатку и Охотскій Портъ. Множество шлюпокъ окружало корабль, на нихъ съхались родственники, друзья и знакомые отплывающихъ. Грустны были ихъ лица, и ихъ прощальные поцлуи смшивались съ слезами. Не на краткій срокъ прощались они съ близкими сердцу: нтъ, то была разлука на многіе годы, и путь измрялся пространствомъ нсколькихъ тысячь верстъ, и много бурь, много опасностей предстояло впереди.
По выкат якоря, раздалась команда:
— По реямъ! отдать паруса!
— Ура! раздалось на корабл.
— Ура! отвчали отплывавшіе на шлюпкахъ постители.
Салютные выстрлы огласили воздухъ, и Нева надолго простилась съ Кронштадтскими берегами.
Необозримое море открылось передо мною, и для меня настала совершенно новая жизнь. Я любовался быстрымъ ходомъ корабля и новыми перемнными видами. Мысль о будущемъ ни мало меня не тревожила. Съ свжими надеждами пускался я въ дальній и неизвстный мн путь.
Прекрасная погода удерживала многихъ на верхней палуб, и казалось, искреннія желанія счастливаго пути, которыми напутствовали насъ при отплытіи изъ Кронштадта, должны были вполн осуществиться, потому что все благопріятствовало нашему плаванію. Сколько обольстительныхъ плановъ для будущаго составлялъ въ ум своемъ каждый изъ насъ, не предчувствуя той роковой минуты, въ которую вс эти планы должны были рушиться предъ всемогущею волею неисповдимаго Провиднія, изрекшаго гибель кораблю нашему, въ самый тотъ день, когда, переплывъ дальнія моря, онъ уже находился близъ цли своего назначенія и готовъ былъ бросить якорь y желанныхъ береговъ.
Первоначальный заздъ нашъ былъ въ Копенгагенъ, гд мы дополнили грузу для Россійско-Американскихъ колоній, запасшись еще водою и провизіей для нашей потребности, и оттуда, пройдя Нмецкое море и проливъ Па-де-Кале, вошли въ Атлантическій океанъ. Сступя на экваторъ, мы весело отпраздновали вступленіе наше въ Южное полушаріе представленіемъ Нептуна, по обычаю всхъ мореплавателей, которые на экватор всегда даютъ праздникъ въ честь бога морей, какъ бы съ намреніемъ. задобрить его на предстоящій путь. Да, радостно, шумно провели мы этотъ день, — и кто бы могъ подумать тогда, что при вторичномъ вступленіи за экваторъ на Восточномъ океанъ, гордый корабль нашъ, который съ такою самоувренностью разскалъ знакомыя ему волны, ожидала влажная могила.
Предъ нами открылся богатый портъ Ріо-Жанейро {Въ числ ихъ находился Коллежскій Совтникъ Борноволоковъ. Онъ былъ опредленъ въ помощники къ правителю Американскихъ колоній, Коллежскому Совтнику Баранову, съ тмъ, чтобъ въ случа смерти, или вызда Баранова изъ Америки, занять его мсто. — Слдующій отвтъ вполн раскрываетъ душу и характеръ этого человка. Когда одинъ изъ друзей спросилъ его: какъ могъ онъ ршиться оставить свое семейство, состоявшее изъ супруги, пяти дочерей и четырсхъ сыновей.— ‘Любезный другъ!’ отвчалъ онъ ему: ‘теб извстно мое состояніе, ты знаешь, какое малое имніе оставляю я момиъ дтямъ. Любовь къ нимъ, истинная родительская нжность заставляютъ меня жертвовать собою. Десять лтъ жизни моей въ Америк обезпечатъ совершенно ихъ состояніе. Ежели я возвращусь, то буду наслаждаться съ ними благородно нажитымъ богатствомъ, если же нтъ, то они будутъ умть цнить мое пожертвованіе. Я прожилъ сорокъ лтъ, много видлъ, испыталъ нсколько разъ превратность судьбы человческой, я ду въ дикую Америку, ни мало не сожаля, что оставляю насъ съ вашимъ утонченнымъ просвщеніемъ.’ Замтьте, что Борноволоковъ былъ любятель всхъ изящныхъ наукъ, зналъ въ совершенств Французскій и Нмецкій языки, занимался химіей, ботаникой, медициною. Пр. авт.} здсь опять запаслись мы водой и провизіей и пустились дале къ югу. У мыса Горнъ, при поворот въ Восточный океанъ, мы встртили непродолжительный штормъ, съ крупнымъ градомъ, что всегда почти случается съ судами, проходящими мимо этого бурнаго мста, потомъ обогнувъ мысъ, приняли курсъ къ NW, и пошли лавировкою по причин противнаго втра, который постепенно отходилъ къ W, и наконецъ перешелъ въ полный пассатъ, сопровождавшій насъ въ продолженіе цлаго мсяца. Въ это время мы успли пройти далеко за экваторъ, и притомъ такъ спокойно, весело, беззаботно, что не имли почти надобности дотрогиваться ни до одной снасти. — На Сандвичевыхъ островахъ мы сдлали нужные запасы и пустились къ Камчатк. Тамъ мы прозимовали въ Петропавловскомъ порт, и получили приказъ идти въ Охотскъ для взятія груза, слдовавшаго для Американскихъ колоній, a также пассажировъ и промышленнвковъ, законтрактовавшвхъ себя на службу въ Россійско-Американской Компаніи. Прибывъ въ Охотскъ и сдлавъ тамъ нужныя распоряженія, Нева, 24 Августа 1812 года, при попутномъ втр вышла въ море. Когда берега Охотскаго Порта потерялись изъ виду, втеръ сдлался противный, и продлилъ наше плаваніе по Охотскому морю до того, что 23-го Сентября мы прошли только 4-й Курильскій проливъ. На открытомъ мор втръ снова сдлался попутнымъ, и мы постепенно проходили траверсы Атх, Увалашк, Кадьяка, и приближались къ острову Ситх.
За три дня до нашего разбитія, утромъ небо было ясно, втеръ дулъ ровный, пассатный, ничто не предвщало опасности, a опытность командировъ и знаніе штурмановъ отстраняли всякую мысль объ ней. До Ситхи оставалось 260 миль, и каждый изъ насъ мечталъ уже скоро увидать берегъ и отдохнуть посл столь продолжительнаго пути. Къ вечеру въ тотъ же день на SO съ горизонта медленно подымалась темная полоса, она постепенно росла, не измняясь въ цвт, и все боле и боле закрывала небо, усъянное звздами, которыя многимъ уже не суждено было видть въ другой разъ. Втеръ дулъ ровный, потомъ немного пріутихъ, казалось, онъ отдыхалъ, чтобъ собраться съ новыми силами. Капитанъ, предчувствуя неблагопріятную погоду и видя, что уже наступаетъ ночь, приказалъ убрать лисели и закрпить бомъ-брамсели.
Къ полуночи втеръ отошелъ къ S и постепенно увеличивался. Мы шли въ Фордевиндъ. На небъ уже не было ни одной звздочки, туча обложила почти весь горизонтъ, только на N нсколько яснло, наконецъ исчезъ и этотъ свтлый клочекъ.
Капитанъ приказалъ убрать одинъ брамсель. Корабль имлъ ходу 8 узловъ (14 верстъ въ часъ), и каждый изъ насъ радовался скорому приближенію земли. Нева быстро неслась по волнамъ, которыя время отъ времени становились все выше и выше.
За два дня до разбитія, къ полудню, корабль, по счисленію, отстоялъ на 148 миль отъ берега. По небу ходили густые слои тучъ, но втеръ дулъ ровный, безъ порывовъ, по 9 узловъ. Пробило дв стклянки {Стклянка — песочные часы, состоящіе изъ двухъ стеклянннхъ сосудовъ, соединеняыхъ между собою узкями горлышками. Въ извстный промежутокъ времени песокъ пересыпается изъ одного сосуда въ другой. Стклянки бываютъ четырехъ-часовыя и получасовыя. Приставленный къ стклянкамъ часовой поворачиваетъ стклянку, когда она выйдетъ, о чемъ дается знать на корабл ударами въ колоколъ, что и называется: битъ стклянки, каждый ударъ оавачаетъ полчаса. Пробило дв стклянки значитъ ударяло чась. Чрезъ каждые четыре часа начинается новый счетъ стклянокъ, слдовательно, боле осьми стклянокъ не бьютъ.}. Капитанъ приказалъ убрать остальные брамсели и взять одинъ рифъ y гротъ-марселя.
Въ 6 часовъ корабль былъ приведенъ въ бейдевиндъ, съ зарифленными марселями, съ однимъ гротомъ, стакселемъ и форъ-триселемъ.
Втеръ часъ отъ часу свирплъ, гигантскія волны, облитыя сдою пной, разсыпались подъ килемъ. Матросы выпили по чарк и беззаботно стояли кучками на бак, y кампуза и на ют. Они вели между собою разговоръ, по временамъ прерываемый смхомъ. Наступавшая буря не страшила ихъ. Не въ первый разъ приходилось. имъ встръчать ее, они давно свыклись съ нею и спокойно стояли надъ бездной, зная, что нтъ такой продолжительной бури, посл которой не настало бы яснаго дня.
Капитанъ не сходилъ съ палубы, и часовые, въ ожиданіи, не откроется ли берегъ, неутомимо напрягали зрніе сквозь густой туманъ, смшанный съ дробящимися брызгами волнъ. По счисленію, къ 8-ми часамъ утра послдняго дня земля находилась въ 78 миляхъ. Не имя полуденной обсерваціи вблизи береговъ, довольно трудно опредлить съ врностью мсто плаванія по одному хронометру, ибо теченіе, бывающее всегда сильне y береговъ, обманываетъ самыхъ лучшихъ и опытныхъ мореходовъ.
Втеръ не умолкалъ, но дулъ съ возрастающею яростію и выгонялъ насъ изъ парусовъ, которыхъ оставалось только марсель и форъ-марсель, и то подъ последнимъ рифомъ.
Корабль нашъ вертло какъ легкую щепку, варить было ничего не возможно, безпрестанно повторявшіеся удары волнъ потрясали все наше пловучее зданіе, и съ ревомъ отступали отъ него, оставляя по себ шипящую пну.
Съ самаго утра внутри корабля никого не было, какое-то безотчетное, томительное предчувстніе вызвало всхъ на верхъ, жены и дти пассажировъ смиренно сидли на ют y гакъ-борта, и робко жались другъ къ другу, въ боязливомъ ожиданіи чего-то непонятнаго, но близкаго и страшнаго. Волны безпрестанно окачивали ихъ соленой водой, но имъ страшнй казалось быть внизу, въ каютахъ и въ кубрик, и слышать вокругъ себя скрипъ перегородокъ, въ трюм — глухой стукъ бочекъ, ударявшихся одна объ другую отъ сильной качки, a надъ головою частые раскаты буруновъ, которые, перекатывалсь черезъ палубу, еще громче отдавались во внутренности опуствшаго пространства.
Об вахты матросовъ дружно работали на палуб, вытаскивали цпи, приготовляли на всякій случай якоря.
— Важная буря, — говорили промежъ себя старые матросы.
— Да, — сказалъ одинъ изъ нихъ, наморщивъ брови, Много сдлалъ я походовъ, a такой Богь не приводилъ видть.
Стклянки пробили полдень, но день, казалось, вечерлъ отъ темныхъ тучь, низко ходившихъ по небу. Наступило обденное время. Никто не хотлъ сть, не исключая и дтей. Два грудные младенца, одинъ сынъ штурмана, другой прикащика, шедшаго въ Ситху, бывало надодали намъ своимъ крикомъ. Они плакали теперь молча и тихо. Бдняжки, они не понимали, что такое передъ ними длалось, но эти громады волнъ, этотъ шумъ бури, эти тревожныя лица окружающихъ, вероятно, наводили на нихъ непонятный страхъ, котораго выразить они были не въ состояніи, и въ инстинктивномъ предчувствіи близкой смерти крпко прижимались къ материнской груди, даже капитанская собака не сходила съ юта и жалобно выла, когда ее гнали внизъ.
Прошелъ и полдень. Втеръ продолжалъ свирпствовать. Вотъ на S показался новый шквалъ, темне прежнихъ, онъ быстро приближался къ намъ и рзко отдлялся на обложенномъ тучами неб. Сверкнула молнія, и громъ далекимъ перекатомъ пронесся въ густыхъ облакахъ.
Гроза усиливалась. День клонился къ вечеру. Вдругъ лопнулъ марсель, и парусина начала хлопать, подобно частымъ ружейнымъ выстрламъ.
— Берегъ! — крикнули съ баку.
Но это радостное слово превратилось въ смертный приговоръ, когда блеснувшая молнія освтила огромнуіо скалу, находившуюся, повидимому, въ разстояніи полумили отъ нашего корабля. Въ оцпенніи мы смотрли на нее, какъ на преддверіе могилы. Весь берегъ былъ усянъ утесами, отлавировать отъ него безъ парусовъ не было никакой возможности, a имть паруса не позволяла жестокая буря, которая, въ противномъ случаъ, стала-бы опрокидывать и зарывать въ вагнахъ судно.
— Отдай якоря! — скомандовалъ капитанъ.
Цпи загремли, но тутъ была глубина, и якоря въ бездйствіи замотались на цпяхъ, потомъ за что-то зацпили и сорвались, чувствительно было, какъ они тащились по каменистому грунту. Прижимный втеръ и сила теченія несли корабль бортомъ прямо къ утесу, далеко простиравшемуся въ глубь. Начали очищать шлюпки, въ надежд найти въ нихъ спасеніе, жечь фальшфейеръ, пускать ракеты, палитъ изъ пушекъ, давая тмъ знать о своемъ несчастіи Ново-Архангельскому Порту, который, по нашему предположенію, долженъ былъ находиться въ 50-ти миляхъ отъ видимаго нами утеса, но на сигналы наши не было отвта: вроятно, шумъ бури заглушалъ пушечные выстрлы, a ракеты, уносимыя втромъ въ косомъ направленіи, исчезали въ густомъ туман.
Вдругъ корабль нашъ высоко подняло набжавшею волною и всею массою ударило о каменистый рифъ. Передняя часть корабля разломилась, лопнулъ штагъ съ вантами, мачты зашатались и стеньги рушились въ волны, таща за собою рангоутъ. Во всю жизнь не забыть мн этого невыразимо страшнаго мгновенія, поглотившаго въ себ вс мысли, вс чувства. Я помню, какъ жена лейтенанта, съ младенцемъ сыномъ, въ отчаяніи просила спасти ее, предлагая кошелекъ съ золотомъ. Сорвавшійся гафель раздробилъ ей голову, и вкатившаяся волна сдернула трупъ ея въ проломленный бортъ вмст съ другими жертвами. Многіе въ безпамятств бросались внутрь корабля, но тамъ ожидала ихъ неизбжная смерть, ибо трюмъ и кубрикъ наполнялъ ихъ водою, которая съ ревомъ лилась въ проломленныя мста и высокимъ каскадомъ била изъ люковъ, таща съ собою доски разломанныхъ перегородокъ, бочки, сундуки, ящики, тюки и трупы людей. Лейтенантъ не терялъ присутствія духа, его оторвало волной отъ шпиля и онъ уже былъ въ мор, но съ сверхъестественнымъ усиліемъ схватился за руслень и вскарабкался на палубу. Несчастный думалъ найти на корабл жену и сына, не зная, что они давно уже были жертвою мучительной смерти, и что чрезъ минуту долженъ былъ и онъ соединиться съ ними. Оторванная съ баканцевъ шлюпка опять была внесена волною на корабль, и ударившись объ то мсто палубы, гд держался онъ, раздробилась въ щепки, съ осколками ея былъ унссенъ въ море и обезображенный трупъ лейтенанта.
Капитанъ {Калининъ. — Въ Охотск командиромъ на Неву былъ назначенъ штурманъ Васильевъ, который, похавши въ ялик къ принятому подъ команду кораблю, былъ опрокинутъ на бар и утонулъ. Мсто его заступилъ Подушкинъ. На траверс Кадьяка, Подушкина, по распоряженію Борноволокова, смнилъ Калининъ. Прим. авт.} мужественно стоялъ, держась одною рукою за штурвалъ. Съ отчаяніемъ видлъ онъ, какъ минута отъ минуты рдла его команда. Эта страшная картина безпрерывно освщалась молніей, при свт ея мы видли влво за мысомъ отлогій берегъ, на которомъ кой-гд представлялись песчаныя лайды, тамъ волненіе было нсколько тише, но корабль нашъ находился въ довольно далекомъ разстояніи отъ этого мста, гд могъ бы значительно облегчить свою участь.
Быстро катился громадный валъ, послдній губитель оставшихся на корабл. Онъ приподнялъ полуразбитое судно, толкнулъ его ближе къ утесу и ударилъ почти y caмой подошвы скалы. Палуба треснула и отдлилась отъ корпуса, въ то же мгновеніе капитанъ упалъ въ проломъ ея и исчезъ въ кипучей бездн.
Теперь каждый долженъ былъ спасаться, кто какъ могъ. Люди были разбросаны по морю, иные изъ нихъ захлебывались соленою пною, другіе гибли подъ ударами плавающаго рангоута и обломковъ корабля, или разбивались о скалы. Морскія свинки сбирались стадами и съ жадностью хватали раздробленные человческіе трупы.
Меня сорвало съ рея, на которомъ я сидлъ верхомъ, и увлекло отъ рифа на просторъ шумящихъ волнъ. Силы мои ослабвали, руки костенли отъ холодной воды, темнота не позволяла найти какой-нибудь отломокъ, за который бы можно было ухватиться, чтобъ продлить жизнь хотя на минуту. Безъ всякой надежды иа спасеніе, я уже чувствовалъ, что начинаю тонуть. Вс мысли мои сосредоточились въ одной, послдней, искренней молитв къ Богу. Вдругъ что-то ударило меня по голов, то была нога человка, державшагося за плавающій обломокъ корабельнаго руля. Вскарабкавшись на поверхность руля, я увидлъ возл себя жену коммиссіонера. Долго мы плавали вмст, но предъ разсвтомъ судьба разрознила насъ: какой-то осколокъ сшибъ ослабвшую женщину съ руля и увлекъ въ пнящіяся волны. Я остался одинъ, и крпко уцпился за оба края обломка. Поверхность волнъ подергивалась фосфорическимъ свтомъ. Вокругъ все шумло, стонало, гибло: великолпная картина бури во всемъ торжественномъ ея величіи открывалась передъ моими глазами, но мысль о смерти подавляла во мн вс прочія чувства. Минутъ черезъ пять что-то мягкое навалилось мн на спину, потомъ скатилось на край руля, и я увидалъ трупъ человка съ оторванною ногою.
‘Ты разсчелся съ жизнью,’ подумалъ я, глядя на него, ‘а меня чтл ждетъ впереди? какой конецъ готовитъ мн судьба?’
Огромный валъ несъ прямо на меня сломленную стеньгу. Она со всею силою стремлнія зацпила за руль и перевернула его кругомъ. Обезпамятвъ отъ удара, я только смутно чувствовалъ, что меня бросало изъ стороны въ сторону, потомъ обо что-то ударило, и я совершенно лишился чувствъ. Не знаю, долго-ли пробылъ я въ этомъ состояніи, близко походившемъ на смерть, но пришедъ въ себя, я почувствовалъ, что гд-то лежу, и что волны перестали колыхать меня. Рука моя ощупала землю, но я не врилъ себ и никакъ не могъ привести мыслм мои въ ясность. Вдругъ протяжный стонъ поразилъ слухъ мой, кто-то неподалеку отъ меня произнесъ: ‘Господи!’ Я вспомнилъ послднія минуты гибельнаго событія, открылъ глаза, и не имя силъ встать на ноги, съ большимъ трудомъ приподнялъ голову. Новая и совершенно неожиданная картина открылась передо мною: то былъ отлогій берегъ, на которомъ мстами возвышались скалы, на нихъ разбросаны были товары и кой-гд висли обезображенные человческіе трупы. Ящики, бочки, тюки, корабельные обломки грудами лежали на отлогой лайд. Втеръ гудлъ по рифу, море яростно кипло: тамъ видны были остатки разбитой Невы, перепутанные снастями. Примыкавшая къ рифу гигантская скала мужественно выдержввала стремнительный напоръ волнъ, съ воемъ и ревомъ ударявшихся объ ея каменистую грудь. Я видлъ, какъ буруны выбрасывали на отлогій берегъ живыхъ и мертвыхъ, пересилилъ себя и сталъ на ноги.
Возл меня вторично послышался голосъ:
— Господи, прости меня!
Я пошелъ въ ту сторону, откуда доносились до меня эти слова, съ трудомъ перелзъ черезъ бугоръ, и что же?— передо мною лежалъ помощникъ Правителя, истекавшій кровью, которая струилась изъ его проломленной груди. Помочь ему было не чмъ. Въ послдній разъ онъ открылъ глаза, хотлъ что-то сказать, но смерть сковала языкъ его.
Помяни Господи усопшаго раба Твоего! произнесъ я, сотворивъ крестное знаменіе, и пошелъ искать, не встрчу ли кого изъ живыхъ. Саженяхъ въ двадцати отъ меня сидли на камняхъ два матроса. Радость придала мн силы, и чрезъ минуту я стоялъ уже возл нихъ. Они не совсмъ еще опомнились и дрожали отъ холода. Морская пна еще не исчезла съ ихъ разорваной одежды и разъдала раыы, которыми во многихъ мстахъ было покрыто ихъ тло. Но Провиднію угодно было спасти ихъ, какъ спасло Оно меня. Вблизи протекалъ небольшой горный ручей, я кой-какъ подвелъ къ нему обоихъ страдальцевъ, обмылъ раны прсною водою и перевязалъ ихъ клочками одежды. Къ намъ приближалась еще человческая фигура, это былъ канониръ, крпкій, здоровый мужчина, славившійся y насъ на корабл необыкновенною силою, онъ очень ослабъ, во имлъ еще довольно свлы, чтобъ идти ровнымъ шагомъ.
Такимъ образомъ, время отъ времени мы встрчали или находили живыхъ. Силы наши мало по малу возстановлялвсь. Теперь насъ было девять человкъ. Мы разсыпались по лайд для поданія помощи тмъ, которые боролись еще съ волнами, ибо буруны, выбрасывая нкоторыхъ на недалекое разстояніе отъ берега, снова увлекали ихъ за собою въ море. Иныхъ мы откачивали и приводили въ чувство, другіе сами имли смлу и удерживалвсь на берегу. Вблизи меня смерть какъ будто играла своею жертвою. Море трижды выбрасывало на берегъ человка, и всякій разъ опять уносило его съ собою. Онъ былъ живъ, но ослабвшія силы не позволяли ему удерживаться. Наконецъ въ четвертый разъ бурунъ откинулъ его далеко на берегъ и раздробилъ ему голову объ камень. Намъ удалось спасти нкоторыхъ и вмст быть свидтелями смерти многихъ. На одномъ большомъ осколк прибило къ берегу женщину, въ окостеневшихъ рукахъ ея былъ крпко стисвутъ младенецъ. Мы двое бросились къ ней, въ надежд застать еще въ живыхъ несчастную, но она уже кончила жизнь свою, и, вроятно, въ невыразимыхъ мукахъ, потому что длинный болтъ глубоко вонзился ей въ спину и удерживалъ ее на осколк. Въ этоть день, разгнванная судьба какъ будто нарочно хотла показатъ намъ, до какой степени уметъ она разнообразить свои жертвы. Корабельные остатки безпрестанно рдли, разбрасываемые на далекіе берега, или уносимые въ глубину моря.
Изъ 186 человкъ только 28 оставались въ живыхъ, и т были изнурены до крайности. Ужасъ нашего положенія еще увеличенъ былъ двумя неожиданными обстоятельствами. Спасшійся отъ кораблекрушенія боцманъ {Григорьевъ.}, которому было около 55 лтъ, вдругъ пришелъ въ бшенство, сталъ на всхъ кидаться и кусать сидвшихъ возл него. Люди, неуспвшіе еще собрать истощенныя силы, могли съ трудомъ защищаться отъ неистоваго боцмана, къ счастію, изступленіе его было непродолжительно. Онъ пробылъ въ такомъ положеніи около получаса, посл чего упалъ на землю, сталъ страшно кричать и испустилъ послдній вздохъ. То же самое случилось и съ однимъ изъ офицеровъ, который однако-же остался въ живыхъ.
Найдя спасеніе отъ свирпости волнъ на пустынномъ берегу, въ стран дикой и неизвстной, мы ужасались при одной мысли о предстоящей намъ будущности. Передъ нами возвышался громадный Этжкомъ, съ провалившеюся вершиною отъ волканическихъ изверженій, онъ былъ покрытъ до половины глубокимъ снгомъ. Дале тянулись цпи горъ, поросшихь лсомъ. Казалось, нога человческая еще никогда не пролагала пути по этой дикой рустын. Кто бы сталъ насъ отыскивать посреди сихъ неприступныхъ скалъ? Мы не знали, въ какой сторон и въ какомъ разстояніи находится отъ насъ Ново-Архангельскій Портъ. Какимъ образомъ достигнуть до него? какъ выбраться изъ этихъ страшныхъ мстъ? вотъ объ чемъ думали мы, перебирая въ ум т и другія средства, и видя, что исполненіе каждаго изъ нихъ сопряжено было съ тысячами препятствій. Голодная смерть со всми ея ужасами угрожала намъ, на чью-либо постороннюю помощь нечего было и надяться, и мы въ безсиліи нашей человческой мудрости, во всемъ положились на Творца, въ твердомъ упованіи, что Тотъ, Который далъ намъ эту новую жизнь, дастъ намъ и средства къ ея продолженію.
Между разбросанными бочками, ящиками, тюками, мы, къ неописанному счастію нашему, нашли мшки съ размокшими сухарями, куски солонины изъ разбитыхъ бочекъ, мшокъ гороху, три сумы крупы, два боченка масла, и, что всего боле обрадовало насъ и вмст удивило, анкерокъ рому, который, въ теперешнемъ нашемъ положеніи, былъ очень кстати для подкрпленія нашихъ смлъ.
Собравъ парусину, холсты, сукна, разбитыя втромъ и волнами, мы пошли въ лсъ, отыскали ровное мсто и стали устроивать себ шалаши. Найденный тесакъ замнялъ для насъ топоръ и ножъ. Намъ трудно было достать огня треніемъ дерева, но мы наконецъ достали его, и пламя огромнаго костра обогрло наши члены, оцпенвшіе отъ холода, ибо тогда была уже поздняя осень. Такъ провели мы нсколько двей. Собранная нами провизія начала убывать, a добыть свжей мы не имли средствъ, потому что y насъ не было ни ружья, ни пороху. Чтобъ взбаввть себя оть голодной смерти, которая неминуемо должна была постигнуть насъ въ теперешнемъ бездйственномъ положеніи, нам ничего боле не оставалось, какъ дать себ извстіе въ портъ. По всмъ вроятіямъ, онъ находился отъ насъ недалеко. Но какимъ образомъ привести въ исполненіе этотъ планъ, остававшійся единственнымъ средствомъ къ нашему спасенію? Идти всмъ было невозможно, потому что двадцать человкъ, по слабости силъ, находились въ совершенной невозможности пуститься въ эту незнакомую и, какъ предполагать надлежало, очень трудную экспедицію. Отправиться остальнымъ семи значило бы оставить прочихъ больныхъ товарищей совершенно безъ всякой помощи и, такъ сказать, обречь ихъ на медленную погибель. Изъ семи надлежало идти одному, или двумъ, но каждый страшился попасться въ руки дикихъ, зврство которыхъ было уже извстно намъ по разнымъ разсказамъ объ нихъ, еще во время нашего похода.
Я первый объявилъ, что готовъ одинъ предпринять этотъ опасный походъ. По мн было все равно, здсь ли умирать голодною смертью, тамъ ли, отъ руки дикихъ. Притомъ же ободряла меня и надежда, что Богъ, избавившій меня оть явной смерти, поможетъ мн и теперь достигнуть желанной цли.
Отважность моя возбудила и въ канонир охоту быть моимъ сопутникомъ. И такъ, на другой день посл нашего совщанія, рано утромъ, мы запаслись небольшимъ количествомъ сухарей и, простившись съ нашими товарищами, пустились въ путь, для спасенія себя и ихъ. Планъ нашъ былъ слдующій: взойти сперва на какую-нибудь высокую гору, и съ вершины ея осмотрть всю мстность, въ надежд, не увидимъ ли порта. Такимъ образомъ, углубясь въ лсъ, заваленный валежникомъ, мы подошли къ подошв горы, до половины покрытой сосновымъ лсомъ, дале котораго, къ вершин, возвышались острые утесы съ большими трещинами. Этотъ горный путь приводилъ насъ въ отчаяніе, ибо срывавшіеся съ утесовъ огромные камни ежеминутно угрожали намъ смертію. Мысль увидать портъ придавала намъ силы. Кой-какъ добрались мы до вершины и увидли оттуда обширный заливъ, покрытый островками, вправо возвышалась сопка Этжкомъ, губительница нашего корабля, влво тянулись огромнымъ полукружіемъ сплошныя горы, a впереди, противъ насъ, виднелась въ туманной синев равнобедренная гора, которая съ обоихъ сторонъ имла при своемъ основаніи большія отлогости. ‘Можетъ быть, на самыхъ этихъ отлогостяхъ находится портъ,’ сказалъ я, но он были отдлены отъ насъ широкимъ заливомъ, который надлежало намъ обходить, какъ мы предполагали, лайдою. Позади насъ шумлъ океанъ, прибой волнъ его громко раздавался въ пустынныхъ горахъ. Мы стали спускаться къ заливу, какая-то безотчетная мысль влекла насъ туда. Трудно было намъ взбираться на вершину горы, но еще труднй сходитъ съ нея. Не разъ срывались мы съ утесовъ, но Божій перстъ хранилъ насъ для спасенія другихъ. Наконецъ, мы достигли лса, покрывавшаго гору, и благополучно спустились къ ея подошв. Наступающая ночь не позволяла намъ продолжать путь, и мы остались ночевать въ глубокомъ овраг, усталость перемогла наши силы, и сонъ овладлъ нами до самаго утра. Пробудввшись, мы вылзли изъ оврага и лсомъ продолжали путь. Проливной дождь пробивалъ насъ до костей, колючіе кустарники царапали тло, наконецъ, къ полудню, мы успли выбрaться къ заливу. Тутъ представился намъ совершенно невозможный путь. Лайда далеко простиралась влво, потомъ упиралась въ утесистый, глубоко вдавшійся въ заливъ отрубистый мысъ, частыя волны, ударяясь объ него, разсыпались серебристыми брызгами. Въ какомъ-то непонятномъ раздумь мы смотрли на нашу дорогу, и по острому каменнику медленно побрели къ утесу, въ надежд перелзть черезъ него. Подойдя къ нему, мы увидли, что онъ не такъ былъ крутъ, какъ казался издали, удачно влзли на его голую поверхность и спустились на широкую песчаную лайду. По лвую ея сторону простирались сплошные дикаго цвта утесы, на которыхъ замтно было, что въ прибылую воду основаніе ихъ затопляется аршина на два, — значитъ, вода была малая, и мы поспшили до ея прибытія пройти утесы. Путь нашъ былъ спокоенъ, изрдка приходилось намъ обходить большіе мысы, не глубоко вдававшіеся въ воду. По замчанію нашему, намъ оставалось идти еще довольно далеко. Наконецъ наступавшая прибыль воды начала постепенно сгонять насъ съ лайды, и намъ ничего боле не оставалось, какъ взобраться на утесы, съ тмъ, чтобъ продолжать путь по ихъ вершинамъ, но для этого надлежало отыскать такое мсто, которое бы позволило намъ удобно и безопасно исполнить наше намреніе. Съ этою цлью мы пошли впередъ, но поиски наши были напрасны, между тмъ вода прибывала все боле, и боле и брызги волнъ уже начинали долетать до насъ. Боясь быть увлеченными водою, мы кой-какъ взобрались въ разслину скалы. Втекавшая въ нее вода затопляла насъ до самыхъ колнъ. Въ такомъ положеніи мы пробыли до тхъ поръ, пока вода начала убывать и лайда осушилась, для чего потребно было довольно много времени, которое провели мы въ самомъ мучительномъ ожиданіи. По убытіи воды наступила ночь — новое препятствіе къ продолженію пути. Мы решились провести ее въ лсу, до котораго вскор дошли. Усталость наводила на насъ сильную дремоту, но мы боялись предаться ей и въ полусонномъ, въ полубодрственномъ состояніи дождались разсвта. Едва прояснло на неб и намъ уже не трудно было различать предметы, мы опять поспшили въ путь, который, представляя глазамъ нашимъ разнообразные, иногда довольно живописные виды, сопровождался неимоврными трудностями. Около полудня мы подошли къ быстрой и глубокой рк, имвшей въ ширину саженей до 40. Теперь предстояла намъ задача: какъ переправиться на противоположную сторону? Идти къ верховью рки было бы безразсудно, потому что мы не знали, на какое протяженіе она простирается, и могли бы зайдти Богъ знаетъ куда, a пуститься вплавь мшали сухари, которые были теперь для насъ дороже всего на свтъ. Счастлввая мысль помогла намъ выпутаться изъ затруднительнаго положенія. Забраввшсь подале къ верховью рки, мы спустили въ воду толстую валежину, сли на нее верхомъ, и подпираясь длиннымв сучьями, пустились вдаль по теченію. Насъ далеко унесло вверхъ, но все-таки мы счастливо переправились на противный берегъ. Выйдя на него и перешедъ небольшую гору, мы очутились близъ бухты, далеко простиравшейся внутрь. Намъ надлежало обойдти ее, но кто опишетъ нашу радость, когда мы увидли на берегу пустой батъ. Мы подбжали къ нему, но вдругъ остановились, внезапная мысль охладила нашъ восторгъ. Батъ этотъ, вроятно, принадлежалъ дикимъ, которые пріхали сюда для ловли яшановъ. Они оставили свой батъ на берегу, a сами ушли въ лсъ. Мы не знали, сколько ихъ было числомъ и далеко-ли они отъ насъ находились. Благоразуміе повелвало намъ быть осторожными. Мы притаились за большой камень и внимательно прислушивались, не достигнутъ ли до нашего слуха въ ближнемъ разстояніи звуки человческихъ голосовъ, или трескъ въ сосднемъ лсу. Прошло довольно времени, все было тихо, и лишь плескъ волнъ, разсыпавшихся по лайб, нарушалъ безвмолвіе окружавшей насъ пустыни.
‘Нечего терять время понапрасну’, сказалъ я канониру, и мы мигомъ очутились у бата, сдернули его въ воду и торопливо отчалили отъ берега. Въ бату находился одинъ гребокъ и еще длинная палка, которая замнила намъ другой гребокъ. Мы собрали послднія силы, чтобъ придать бату какъ можно боле ходу. Въ непродолжительное время онъ присталъ къ островку, покрытому лсомъ. Тутъ мы свободно вздохнули, потомъ оба влзли на высокую сосну, чтобъ посмотрть, гд находится гора съ двумя отлогостями, на которыхъ, какъ мы предполагали, стоитъ портъ. Желаніе наше исполнилось. Гора возвышалась немного вправо отъ насъ и отдлялась обширнымъ заливомъ. Не теряя времени, мы оставили островокъ и направили путь прямо къ заманчивой гор. Долго мы плыли, миновали много островковъ и наковецъ — о, какъ сильно забилось въ насъ отъ радости сердце! — увидли маякъ Ново-Архангельскаго Порта. Мы напрягли вс силы и уже почитали себя дома, но предположенія наши нердко бываютъ несбыточны, и часто, чмъ ближе подходимъ мы къ нимъ, темъ боле она удаляется отъ насъ.
Провиднію угодно было послать на насъ новое испытаніе.
Повернувъ за мысъ небольшаго продолговатаго островка, мы увидли до десятка Калюжскихъ батовъ. Въ нихъ сидли Калюжи и ловили въ заливъ сельдей. Мы хотли вернуться назадъ и спрятаться на островк, но уже было поздно.
Дикіе увидали насъ, и съ батовъ послышался крикъ:
— Кускакванъ! Кускакванъ! (что означало на ихъ нарчіи: Русскій! Русскій!)
Въ одну минуту насъ окружили баты. Раскрашенныя, страшныя лица дикихъ не предвщали ничего добраго.
Они громко разговарввалв между собою, и по временамъ обращалвсь къ намъ, но мы ничего не отвчали, потому что не понимали ихъ языка.
Калюжи взяли y канонира гребокъ, a y меня палку, и знаками показывали намъ, чтобъ мы пересли въ одивъ изъ ихъ больших батовъ. Упорство съ нашей стороны не принесло бы никакой пользы, притомъ же мы полагали, что Калюжи сами хотятъ отвезтв насъ въ портъ, въ надежд получить за эту услугу плату, но мы жестоко ошиблвсь въ своемъ предположеніи. Батъ, въ который мы сли, повернулъ не въ ту сторову, гд виднъ былъ маякъ. Онъ плылъ гораздо лве, и тутъ мы догадались, что Калюжи везутъ насъ въ свое селеніе. Съ нами сидло 8 человкъ, и бать нашъ окруженъ былъ еще нсколькими батами, для того, чтобъ изъ порта не могли насъ ввдть.
‘Слушай,’ сказалъ я кановиру, ‘ни за какія общанія, ни за какія муки не открывай, что мы съ разбитаго корабля. Если разсказать имъ о нашемъ несчастіи, то они непремнно захотятъ воспользоваться выброшенными товарами, отправятся на мсто разбитія, умертвятъ оставшихся тамъ нашихъ товарищей, и чтобъ скрыть все это отъ Баранова, не оставять въ живыхъ и насъ.’
Вотъ показались барабары дикихъ, расположенныя вдоль берега, позади ихъ тянулся въ гору лсъ, простиравшійся вплоть до того мста, гд мы видли маякъ. Гд-то далеко въ лсу шумлъ водопадъ и вытекалъ рчкою по лвую сторону селенія. Когда батъ нашъ остановился y берега, насъ повели въ большую барабару, по средин которой дымился огонекъ, вокругъ стнъ ея были настланы на тоненькихъ бревешкахъ доски, покрытыя цирелами (тонкими рогожами). Въ барабар сидли Калюжи, съ раскрашенными лицами и почти полунагіе. Немногіе были завернуты въ одяла, или въ накидк изъ звриныхъ шкуръ. Насъ посадили возл огня, и привели какого-то толмача, который довольно понятво объяснялся по-Русски.
Толмачъ этотъ, какъ узнали мы впослдствіи, былъ взятъ Барановымъ для наученія говорить по-Русски, чтобъ служить потомъ переводчикомъ при сеошеніяхъ съ Калюжами. Сначала овъ велъ себя очень тихо, во втайн питалъ врожденную ненависть къ Русскимъ. Находясь при Баранов, онъ подмтилъ y него ключь отъ пороховаго погреба. Адская мысль блеснула въ голов дикаря. Онъ ночью укралъ ключь, засвтилъ свчку въ фовар и, скрывъ фонарь подъ одеждою, шелъ уже къ погребу, съ тмъ намреніемъ, чтобъ оставить тамъ свчку, a самому убжать въ то время, пока будетъ она догорать до конца. Преступникъ былъ схваченъ, приведенъ къ Баранову, и тотъ жестоко выскъ его кошками и выгналъ изъ крпости. Слдовательно, отъ подобнаго допросчика намъ нельзя было ожидать снисходительности.
— Откуда вы? — былъ первый вопросъ.
— Изъ порта, — отвчали мы смло.
Толмачь перевелъ нашъ отвтъ.
— Клекъ! клекъ! (нтъ! нтъ!) закричала вся толпа, a толмачь, обратясь къ намъ, сказалъ:
— Мы не видали Русскяхъ y острововъ, гд нашли насъ. И зачмъ y васъ нашъ батъ?
— Барановъ вчера еще послалъ насъ четверыхъ въ шлювк къ Этжкомъ отыскивать мачтовый лсъ. Пріхавъ мы привязали шлюпки, a сами ушли въ лсъ, когда воротились, шлюпки уже не было. Мы хотли было идти берегомъ, но увидали два пустые бата. Дожидаться хозяевъ было некогда, притомъ же мы думали, что они не дадутъ намъ батовъ, a свезтя насъ въ портъ не согласятся, мы сли въ порожніе баты и поплыли въ портъ. На пути y насъ сломался гребокъ. Мы подъхали къ островку, и тамъ вмсто сломленнаго гребка взяли палку, товарищи не хотли насъ дожидаться, ухали впередъ, и теперь уже врно находятся въ порт.
Послднимъ отвтомъ мы хотли испугать дикихъ, но толмачь спросилъ насъ:
— Почему же мы не видали вашихъ товарищей? Мы съ самаго разсвта въ залив.
— Мы не знаемъ, почему вы не видали вашихъ товарищей. Можетъ быть, они успли прохать островъ въ ночь.
Тутъ одинъ дикарь вытащилъ y насъ сухари.
— A это что? — спросилъ толмачъ увидавъ ихъ. — Русскіе не берутъ изъ порта сухарей, они берутъ хлбъ.
Этотъ неожиданный вопросъ смутилъ насъ, и дикари поняли нашу ложь.
— А! продолжалъ толмачь,—вы пришли судномъ изъ тхъ мстъ, откуда привозите къ намъ товары. Прошлая буря разбила ваше судно, a вы не хотите сказать намъ, гд? Не хотите отдать товары въ наши руки. Скажите лучше теперь, гд ваше судно, a то мы будемъ насъ мучить, много мучить. Гд судно, говорите!
Мы молчали. Шумъ дикихъ боле и боле увеличивался въ барабар. Насъ раздли донага, и Калюжи раздлили между собою лоскутья нашей одежды. Желая выпытать тайну мучительными истязаніями, они стали прикладыватъ къ нашимъ ногамъ горящія головни. Крики наши были заглушены пснями. Они длали это для того, чтобъ отклонить отъ себя всякое подозрніе Русскихъ, которые въ это время могли-бы откуда-нибудь хать барказами, a также и опасаясь Калюжъ сосднихъ селеній. Такъ какъ вс Калюжскія селенія находятся между собою во всегдашней вражд, то и въ теперешнемъ случаъ, сосди, изъ мщенія, довесли-бы обо всемъ Баранову, или бы постарались сами воспользаваться остатками разбитаго корабля.
Отнявъ головни отъ пятокъ, Калюжи спалили намъ волосы, при чемъ досталось и темени.
Во время этихъ истязаній, нсколько Калюжъ вышли изъ барабары и вскор потомъ воротились назадъ. Изъ среды ихъ выступило что-то похожее и на человка, и на звря. Лицо его было черно, на голов былъ обручь, съ прикрпленными къ нему яманьими рогами, туловище покрывала медвжья шкура, руки и ноги были голыя. Это былъ шаманъ. Дикіе хотли колдовствомъ вывдать вашу тайну и потому прибгнули къ шаману, какъ такому лицу, которому, по ихъ мннію, духи открываютъ все, что сокрыто для другихъ.
Онъ долго ходилъ вокругъ насъ съ страшными кривляньями, ударялъ въ бубенъ и плъ, или лучше сказать, вылъ дикимъ голосомъ, потомъ началъ прыгать черезъ огонь остановился въ изнеможеніи, обратился къ намъ, сталъ описывать руками круги по воздуху, приговаривая какія-то слова, и упалъ на землю, отъ которой въ судорожныхъ конвульсіяхъ привскакивалъ всмъ тломъ, какъ будто невидимая сила поднимала его. Наконецъ онъ всталъ и долго что-то говорилъ дикимъ, которые, выслушавъ его, связали намъ руки лычными веревками, вытащили насъ вонъ и бросили въ пустую барабару, полъ которой состоялъ ршительно изъ одной грязи. Къ барабар приставили часоваго изъ каюръ.
Ночь была темная, дождь пробивался сквозь крышу, холодный втеръ свисталъ въ щели нашей темницы. Каюръ дрожалъ вмстъ съ нами. Видя насъ связанвыми и измученными до крайности, онъ началъ дремать, въ увренности, что мы не въ силахъ будемъ уйдти. Вскоръ сонъ овладлъ имъ, и мы услышали его храпніе.
Минуты были дороги. Надлежало на что-нибудь ршиться. На другой день ожидала насъ мучительная смерть, a до разсвта, воспользовавшись темнотою ночи и сномъ безпечнаго каюра, мы могли еще кой-какъ спастися. Для этого нужно было пуститься вплавь по заливу. Предпріятіе опасное, но если бы и суждено намъ было потонуть въ волнахъ, то все-таки послдняя смерть была бы легче первой. И такъ изъ двухъ золъ надлежало взбрать меньшее. Канониръ перегрызъ y меня веревку, я развязалъ ему руки, и мы тихо подкрались къ каюру, спавшему крпкимъ сномъ. Въ одно мгновеніе товарищь мой схватилъ его обими руками за горло, a я зажалъ ему ротъ. Чрезъ минуту каюръ уже былъ для насъ неопасенъ. Затаивъ дыханіе, мы добрались до залива. Ползти берегомъ вдоль селенія пугали насъ камни, которые могли-бъ произвести шумъ, оставалось одно средство пуститься вплавь: ршено, и холодная вода залива заструилась подъ нами. Страхъ придалъ намъ силу и легкость. Мы скоро миновали ceленіе, вышли на берегь, и поднявшись въ гору, стали пробираться лсомъ къ тому мсту, гд виднъ былъ маякъ. Невыразима была наша радость, когда услышали мы лай собакъ, доносившійся изъ порта. Вскориувидли мы стну.
— Крпость! закричалъ я — и мы очутились y стны.
— Кто тутъ? — послышался окликъ часоваго.
— Русскіе, съ разбитаго корабля Невы.
Часовой немедленно далъ знать обходному, который отперъ крпоствую калитку, и мы стояли уже въ крпости.
Насъ привели къ Баранову. Онъ посмотрлъ на насъ, и слезы навернулись на его глазахъ. Въ одну минуту весь портъ пришелъ въ движеніе. Военные катера и барказы, въ полвомъ вооруженіи, были посланы къ мсту разбитія.
Баравовъ приказалъ зарядить вс крпостныя орудія боевыми зарядами и удвоить посты часовыхъ. Послднимъ приказано было какъ можно внимательне смотрть на заливъ — не поплывутъ ли баты съ дикими къ сопк Этжкомъ.
Начало разсвтать и посланныя гребныя суда уже были за островками. Вдругъ въ отдаленности показался батъ, другой, третій, и наконецъ множество батовъ направили путь вслдъ за нашими судами. Выстрлъ съ крпости ядромъ остановилъ стремленіе дикихъ, выстрлъ картечью повернулъ баты назадъ. Барановъ не позволилъ ни одному Калюжскому бату быть въ это время въ залив, но алчность побудила дикихъ принять другія мры. Они незамтно прокрались близъ берега къ извстному имъ перешейку, перетащили свои баты и выхали къ Этжкомъ съ приморской стороны, къ самому тому мсту, гд виднлся еще на рифу разбитый остовъ нашего корабля. Но и здсь встртила ихъ неудача. Военные барказы не подпустили ихъ къ разбросаннымъ по берегу товарамъ. Дикіе съ досады рвали на себ волосы, они явно говорили: ‘людей бы мы всхъ перерзали, a выкинутымъ грузомъ завладли бы такъ, что Барановъ во вкъ бы этого не узналъ.’
Къ полуночи гребныя суда возвратились съ полуживыми людьми и остатками товаровъ, выкинутыми сердитымъ моремъ, поглотившимъ въ кипучей бездн своей нашъ гордый, красивый корабль, который съ береговъ Кронштадта перенесъ насъ къ угрюмымъ берегамъ Ново-Архангельскаго Порта, и, почти достигнувъ цли своего назначенія, встретилъ погибель.
Прочитали? Поделиться с друзьями: