M. Павлов.
A. Ахматова. Anno Domini MCMXXI
M. Павлов.
A. Ахматова. Anno Domini MCMXXI
Комментарии
Комментарии
A. Ахматова. Anno Domini MCMXXI, Павлов M., Год: 1922
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Анна Ахматова. Pro et contra
Антология. Том 1
Серия ‘Русский путь’
С.-Пб., Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2001
Самый чистый, самый волнующий из всех голосов современной поэзии — и может быть самый человеческий — это голос Анны Ахматовой. ‘Лица’ не надо искать в ее книгах, но зато смотрит на нас прекрасное, опаленное, гордое и горькое женское лицо. Ахматова зорко вглядывается в мир, подмечая его мелочи, но она умеет слышать и шум сталкивающихся стихий. И война, и революция обожгли ее лицо, но нам рассказывается не о самом пожаре, а о том, как языки пламени легли на каждую вещь, на каждый день современности.
Но вся сила и вся слабость Ахматовой в том, что она замкнута в круг женских переживаний.
В дни революции брат сказал ей:
. . . . . . . .настали
Для меня великие дни,
Теперь ты наши печали
И радость одна храни.
Как будто ключи оставил
Хозяйке усадьбы своей…
Мужчина пошел делать ‘великое’ дело, женщина осталась хранительницей. Этот женский консерватизм живет во всех Ахматовских стихах.
Женщине оставлена молитва и колыбель ребенка.
Долетают редко вести
К нашему крыльцу.
Подарили белый крестик
Твоему отцу…
Было горе, будет горе,
Горе без конца,
Да хранит святой Егорий
Твоего отца.
Ахматовой досталась горькая и высокая доля быть русской женщиной XX века.
Ей пришлось узнать, что
Любит-любит кровушку
Русская земля…
что наш век
к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не смог.
И пусть ей кажется порой, что ‘мир больше не чудесен’, из этой голодной окровавленной земли она не хочет уйти. Самая речь об уходе кажется ей ‘недостойной’. С горьким упреком она говорит отступнику:
Так теперь и кощунствуй, и чванься,
Православную душу губи…
Для Ахматовой характерен эпитет ‘православную’. Она любит устой во всем. Ей жаль отлетающего от русской церкви ‘сурового духа византийства’.
В поэме: ‘У самого моря’ девушка говорит царевичу:
Боже, мы мудро царствовать будем,
Строить над морем большие церкви
И маяки высокие строить.
Будем беречь мы воду и землю…
За последнее время много говорили об Ахматовой, как о схимнице русской поэзии, и проглядели за крестами и поклонами — прирожденную бережливую хозяйку земли. Отсюда (хозяйский глаз зорок) и необыкновенное уменье поэта подмечать всякую мелочь, всякую вещь, знать место вещи.
Но все вещи приобретают настоящую жизнь только тогда, когда приближается ‘царевич’. Женщина у Ахматовой раба любви. Она принимает любовь как что-то изначальное, непреложное:
Из ребра твоего сотворенная,
Как могу я тебя не любить.
Такая любовь заставляет быть ‘смиренной’, такая любовь не может быть счастливой, т. к. весь мир закрывается лицом любимого.
Не случайно поэт выбрал эпиграф из Гумилева:
Мир — лишь тень от лика друга,
Все иное — тень его.
Женщины должны особенно нежно и благодарно любить стихи Ахматовой: она сказала за них — безъязыких — об их темной пассивной муке.
Но Ахматова указала женщине и путь освобожденья. Это путь творчества. Невольница делается царицей.
А я иду владеть чудесным садом,
Где шелест трав и восклицанья муз.
И тогда мир открывается, мир сам начинает говорить прямо с душой, а не через ‘лик друга’:
Черный ветер меня успокоит,
Веселит золотой листопад.
Обе последние книги Ахматовой не вносят нового в ее сложившийся облик.
Только все строже и строже делаются черты когда-то ‘дерзкой, злой и веселой’.
Жаль только, что в нескольких местах замечается у поэта небрежность рифм при строгом строе стиха, например:
А сим распутницам, сим грешницам любезным
Неведомо объятье рук железных…
Есть это и в ‘Колыбельной’ (огромном — темной). Обе книги изданы хорошо, особенно приятен формат Аппо Domini MCMXXI.
Впервые: Книга и революция. 1922. No 3. С. 72.