Сегодня ‘Новое Время’ празднует 50-летие литературной деятельности своего основателя, и сотрудники газеты не могут не почувствовать высокого удовлетворения в том, что множество кружков, обществ и учреждений сольются с читателями газеты в дружный хор приветствий лицу, которое треть века стоит в средоточии и во главе этих сотрудников. Значительная часть образованной, просвещенной России в этот день обернется в сторону А.С. Суворина и в той или иной форме, с тем или другим оттенком скажет или подумает о нем ласковое слово, скажет ему русское, хорошее ‘спасибо’ за то хорошее, крепко даровитое русское дело, которое он делал на протяжении полувека умственной своей жизни. Нет русской грамотной семьи, где тем или иным шрифтом — на формате газетного листа, на заглавии роскошно изданной иллюстрированной книги или на обложке книжки ‘Дешевой Библиотеки’ — не стояло бы имя ‘Суворин’. Он стоит и уже давно стал, в самом средоточии ‘печатных русских дел’, обнимая все то, что сюда примыкает, что с этим словом сближается, так или иначе к ним соотносится. Издательская деятельность Суворина, шедшая параллельно с его литературною и газетною деятельностью, огромна. И уже то, что он никогда не останавливал и не сокращал ее, говорит о безмерной его любви к книге, которая есть то же, что любовь к просвещению и к прогрессу.
Слово ‘прогресс’ в хорошем значении постоянного движения вперед, постоянного старания об улучшении, постоянной помощи просвещению выражает очень округленно многообразие деятельности, забот и грусти А.С. Суворина. Потому что о печалях родины он плакал не меньше лучших ее сынов, не давая только печали разрастаться в отчаяние и уныние, которые уже парализуют дело. Бодрость и борьба, вечно возобновляющаяся бодрость и неустанная борьба, были постоянными спутниками А.С. Суворина за весь полувек его работы. Без этих качеств он давно бы упал, сломился… Любя русского человека и будучи сам глубоким русским человеком, он возненавидел некоторые русские слабости всею силою органического ненавидения: русскую тоскливость, мизантропию, торопливый нервный подвиг и затем отчаяние и гибель. От этих слабостей он был свободен.
Живая личность, проницательный ум и чуткая отзывчивость были господствующею особенностью в душевном складе А.С. Суворина, и они не допустили его до отожествления себя с каким бы то ни было политическим или общественным направлением. Употребляя ходкое теперь слово ‘фракция’, можно сказать, что нельзя вообразить человека, который так мало способен был бы приписаться к какой-нибудь ‘фракции’, как он. Это был русский ум, а не ‘фракционный’ ум, это был русский характер, а не ‘фракционный’ характер. То, что он всегда стоял на своих собственных ногах и никогда не хотел думать чужою головою, как равно то, что он никогда, никому и ничему не отдавал в плен своего сердца, — было одною из главных причин той многолетней тайной и явной злобы, которая кипела вокруг него, но которая всегда была по своему происхождению ‘фракционной’.
Многие всяческою ценою готовы бы были купить свободную голову Суворина, но свободную голову Суворина никому не удалось купить. И эта свобода Суворина была главным источником ожесточения против него многочисленных и часто могущественных литературных течений и политических партий. Но он понимал, что Россия спрашивает от него таланта и труда и что это нужно и полезно России в гораздо большей степени, чем те мелкие перегородки, которыми перегородилось и искрестилось русское общество.
Впервые опубликовано: Новое время. 1909. 27 февр. No 11840.