1912 и 1812 годы
1912 и 1812 годы
Богатыри — не вы.
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
1912 и 1812 годы, Розанов Василий Васильевич, Год: 1912
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
Новый, 1912-й и ушедший в вечность 1911 год, в их встрече-прощанье, незаурядные годы. И минувшее, и грядущее напряжено, полно интереса, полно многозначительности. От того, как мы проживем 1912 год, как будем вести себя ближайшие 366 дней, сумеем ли выдержать гору труда, и может быть, угроз, страданий, какие на нас надвинет этот год, — от этого будет зависеть, по всему вероятию, вся остающаяся половина первой четверти XX века. Ответственность большая, огромная. Это — призывный год. Он зовет наше мужество, рассудительность, осмотрительность. Дремать невозможно ни одного дня: уже 2 января все в России должно быть начеку, насторожено, внимательно. Бокалы шампанского, которые разольются 1 января, к вечеру должны быть убраны и накрепко заперты на целый год. 1912 год должен быть годом величайшей трезвости и ясности ума, свежести ума. Он должен быть стариком по сообразительности и юношею по готовности к борьбе.
Рост народного самосознания, который попытались остановить убийством главы правительства, но вместо остановки — еще выше подняли волну государственного и исторического чувства: таков главный смысл и господствующая мелодия 1911 года.
Конец и итоги 3-й Г. Думы и предстоящие выборы в 4-ю Г. Думу — вот на чем будет сосредоточена внутренняя жизнь 1912 года, ее, так сказать, ежедневная лихорадка и горячечность.
Но это — именно ежедневное. Это наше обывательское внутреннее дело. Именно в 1912 году оно отступает на задний фас перед громадными явлениями международной жизни, которые слагаются и будут развиваться уже помимо нашей воли и нашего определения, в которые мы волею-неволею будем вовлечены, и вот здесь хорошо провести свой государственный корабль без качаний, без ушибов, без потерь и к возможному приобретению и укреплению своей исторической ситуации — это составит самую важную, первейшую задачу 1912 года. Как и 1812 год, наступающий год будет по преимуществу внешнеполитическим, международно-политическим, военно-дипломатическим. Именно здесь мы не должны дремать ни минуты. Ошибки Думы могут быть поправлены Думою же. Но ошибки дипломатии вообще не поправимы ничем. Как бы мы ни сознавали их ‘задним умом’, поздним умом, — другие державы уже не допустят нас поправлять раз испорченное дело.
Китай и Персия, облегающие почти всю нашу азиатскую границу, границу неизмеримую, — разлагаются, распадаются или находятся в состоянии никогда не бывалой анархии. Около стран этих сомкнуты интересы держав всего мира. И следовательно, с каждою из держав мы можем оказаться в опасном трении, грозящем изломом. Отношения здесь — не только прямые, но и косвенные, отношения зависимые, отражательные, в узел которых в конце концов все вовлечены. Здесь столько скрытого и непредвиденного, столько обусловленного ‘секретными статьями’ договоров, что всегда можно натолкнуться на неожиданность не только неприятного, но и опасного свойства. Тайные подводные мели здесь гораздо тревожнее, нежели торчащие над поверхностью воды грозные скалы. Наше министерство иностранных дел входит в годину величайшей проверки своей опытности и своего ума. ‘Мы от вас ждем’, — может сказать г. Сазонову вся Россия.
Наше отношение к кардинальным точкам Запада — Германии, Франции и Англии и к главной точке Востока — Японии, по-видимому, удовлетворительно, в этом смысле мы, кажется, вправе думать, что события в Персии и Китае не застали нас неподготовленными. За прошлое, за ‘предисловие’ к драме, может быть ‘раздирательного содержания’, Россия может сказать спасибо своему иностранному ведомству. Не будем постоянно готовы к гневу и раздражительности: гневаться вовремя получает право только тот, кто умел вовремя благодарить.
И наконец, сюда вмешивается великая память 1812 года: это — третье содержание, третья тема 1912 года. Но век назад все задачи были проще, и в этом одном смысле были легче. Не было той ухищренности, с одной стороны, и какой-то внутренней измены, внутренней изломчивости людей и отношений — с другой, какая омрачает наши более темные времена. Тогда против величайшего военного гения всей всемирной истории Русь поднялась как один человек: и сломила его верностью своею, единством своим, преданностью вере и земле своей. Вот это-то единство поколебалось в Руси: и от этого ослабела Русь. Поколебалась в ней верность, крепость. Измена точит ее в разных местах, в разных кусках: и кровь, по каплям вытекающая постоянно, в долгих годах, — не дает полноты сил и сердцебиения в нужный грозный час. Вот что омрачает Русь 1912 года. Вот исцеления против чего мы хотели бы найти в воспоминаниях великого 1812 года. В 1812 г. перед великими задачами стояли лучшие люди, нежели мы, стояли тогда, говоря словами Лермонтова:
Вот в чем горе… Тот народный рост, крепость и прямота, в которую мы всего-то года три-четыре начали входить, еще далеко не достигла должной высоты, не получила того абсолютного господства и признания, которые принадлежат ей по праву истинного первородства. Русские в России — перворожденные, и им не многое, но все принадлежит. Прочие только соучаствуют русским в русской жизни, прочие, послерожденные — лишь допущенные, и не более. Между тем посмотрите на положение дела хотя бы в печати, да и не в одной печати: чухонец, которого истории числится всего один век, поднял голову над русскими, кичась какою-то ‘культурою’, состоящею в штиблетах на поваре, и находятся поистине презренные русские, поистине предатели русские, живущие здесь же, в Петербурге, которые захлебываются от этой штиблетно-поварской ‘культуры’ Финляндии и тычут ее в пример русским, у которых тысяча лет истории за плечами. Вот явлений такого печатного позора и такого общественного позора не было в России 1812 года. Да: если бы не измена за плечами, и сейчас Русь была бы непобедима.
Да взойдет над нами солнце 1912 года под осенениями 1812 года. День за днем, во всех уголках России, будем работать все над истощением этой измены, над укреплением единства Руси, слитности Руси. Пусть она будет как живая литая бронза, несокрушимая и вечная.
Рост народного сознания скажется и в выборах в четвертую Г. Думу. Партии, в которых нет ничего русского, которые представительствуют не русский народ, а представительствуют разные газетные и журнальные кружки, в несколько десятков и сотен лиц величиною, — были отброшены последние пять лет в сторону, и будем надеяться, что они никогда не вернутся к тому неестественно нелепому положению, какое заняли в 1-й и во 2-й Думе, явившись с видом каких-то господ России. Журналисту место в журнале, а не в законодательном учреждении. Русский народ будет выбирать в Думу людей земли, людей реальной работы, а не говорунов, с переходом их в болтунов. Всего этого довольно наслушалась Россия, и все это никого более не удивляет и не восхищает.
Пусть же солнца 1812 и 1912 годов сольются в одно и осветят нашу Родину благородным светом. Пусть 1912 год не померкнет перед делами и доблестью векового своего пращура-деда.
С Новым годом, добрая, славная Русь!
НВ. 1912. 1 янв. No 12861. Б. п.
…убийством главы правительства… — Речь идет об убийстве П. А. Столыпина 1 сентября 1911 г.
…предстоящие выборы в 4-ю Г. Думу… — Выборы в IV Государственную Думу проходили в сентябре — октябре 1912 г.
Богатыри — не вы. — М. Ю. Лермонтов. Бородино (1837).